Елена Арифуллина
Жил-был такс
Жил-был такс.
И звали его Макс.
Он был маленький, ростом с тапок.
У него были братья и сестры. Когда они все вместе лежали на подстилке, то походили на пестрый коврик, черный с рыжим. Их звали: Крупный, Шкодина, Малявка, Задохлик и Задира. Макса называли Этот – потому что он постоянно вылезал из угла, где лежала подстилка, и отправлялся путешествовать. А когда путешественник величиной с тапок, то его трудно найти, если он заплутает.
— Где Этот? Куда Этот опять делся?
Но про себя Макс точно знал, что зовут его не Этот, а Макс. Однажды ему приснилось, что кто-то зовёт : «Макс, ко мне!» Он бросился на зов, добежал к какому-то большому, очень важному и нужному существу – и проснулся. А утром у него открылись глаза. Так он стал Настоящей Собакой и получил имя. Только об этом никто не знал, потому что время не пришло.
Маму звали Джильда. Она была рыжая, тёплая и вкусно пахла молоком.
А папу Макс никогда не видел – у собак это часто бывает. Хозяева говорили, что он Чемпион Породы. Макс не знал, что это значит. Ему было не до того. Мир оказался огромным, и его нужно было срочно попробовать на зуб — мелкий, но острый. Макс уже сгрыз три носка и кухонное полотенце. А про перчатку ещё никто не знал. Макс утащил её под кушетку и запихал между ножкой и плинтусом. Там никто не мешал грызть перчатку в своё удовольствие. Хозяева были слишком большие и под кушеткой не помещались. Малявка и Задохлик не отходили от мамы Джильды – боялись. Задира, Крупный и Шкодина то играли, то дрались – им было некогда. А Макс – хозяева называли его Этот — был смелый путешественник. Он уже побывал в Коридоре и на Кухне. Каждый раз хозяева брали его под брюшко и относили к маме Джильде.
— Опять Этот! Джильда, ты что за парнем не смотришь? Все завязки у фартука обгрыз!
Мама виновато виляла хвостом. «Ну разве за ним, за сорванцом, углядишь?» — говорила она взглядом, ушами и всей усталой мордочкой. Но Хозяева её не понимали. Они вообще были странные. Кто угодно сразу нашёл бы перчатку под кушеткой – по запаху. А они не могли. Только лазили по углам в Прихожей, искали — и ничего, конечно не нашли. Глупые они, но с этим ничего не поделаешь. Максу было не до них. Дел невпроворот: есть, спать, делать лужицы, грызть всё вокруг, играть с Крупным, покусывать за уши Малявку, драться с Задирой. А ещё где-то ждали Спальня, Гостиная и Балкон. Они даже снились Максу, и тогда во сне у него мелко подёргивались все четыре лапы. Как подумаешь, что где-то есть Гостиная, в которой можно грызть Ковёр, так сразу делается хорошо на душе. А пока можно грызть перчатку…
В дверь позвонили. Хозяева засуетились: вытащили маму Джильду за ошейник из комнаты и заперли в Спальне, а сами пошли в Прихожую. Малявка и Задохлик захныкали и прижались друг к дружке. Задира, Шкодина и Крупный вырывали друг у друга тряпку и ни на что не отвлекались. А любопытный Макс взял перчатку в пасть и вышел из-под кушетки.
Этих двоих Макс раньше не видел. Они походили на хозяев, но было в них что-то особенное… Макс покрепче закусил перчатку и принюхался. Пахло чем-то непонятным. Макс принюхался повнимательней и вдруг почувствовал, как хвост сам собой вильнул.
Это были они — настоящие Хозяева. От них пахло Домом и самостоятельной, взрослой собачьей жизнью. Макс бросился навстречу со всех лап, наступил на перчатку и шлёпнулся.
— Этот негодник! Вот куда перчатка делась!
— Ой, какой хорошенький!
— Таня, подожди. Давай всё делать как сказано.
Перед носом у Макса появилась связка ключей. Связка загремела. Сзади в два голоса заскулили Задохлик и Малявка. Макс выплюнул перчатку и заворчал.
— Так, молодец. Теперь дальше…
Хозяин с ключами отошел к кушетке, сел на корточки и похлопал в ладоши. Макс подбежал, сел рядом и стал принюхиваться изо всех сил. Нос говорил: «Всё правильно!»
— Правильно, — сказал Хозяин и погладил Макса по спине.
Макс прыгнул на него и попытался лизнуть в нос, но не достал – шлёпнулся на пол, пискнул и тут же замолк.
— Костя, давай Этого возьмём!
— Не мешай, Таня.
Хозяин встал и пошёл к двери. Макс бросился следом. Он спешил изо всех сил, но не догнал бы – лапы коротки – если бы тот не остановился.
Хозяин погладил его и неожиданно перевернул на спину. Какой уважающей себя собаке это понравится! Макс стал яростно выворачиваться из-под сильной руки. За дверью скреблась и лаяла мама Джильда. Малявка и Задохлик замолчали – устали, наверно. Максу было не до них. Он боролся, но укусить руку почему-то не мог. Когда на него сверху наваливались Крупный или Шкодина, зубы сами собой шли в ход, а вот сейчас пасть не открывалась, да и только…
Внезапно Макс повис над полом – точно на высоту своего роста в холке. Его держали под передние лапы, а он продолжал вырываться. Он не сдастся, он будет вертеться и изворачиваться, до тех пор, пока….
Тут его поставили на пол, погладили и сказали:
— Этого мы и возьмём.
— Да вы хоть других-то посмотрите!
Хозяин подошёл к подстилке. Задохлик с Малявкой полезли друг под дружку – прятаться. Задира и Крупный давно уже дрались и ничего вокруг не замечали. Шкодина упоённо грызла тряпку и только из вежливости вильнула хвостом. Сердчишко у Макса упало прямо в пятки – благо до них было совсем недалеко. Неужели возьмут кого-нибудь другого? Ведь это его Хозяева! Его собственные!
От огорчения сама собой получилась лужица.
— Ой, Костя, смотри!
— Ну, а что ты хотела? Он же ещё совсем маленький. Спасибо, щенки все хорошие, но возьмём мы Этого. Таня, давай коробку.
Коробка была картонная, большая, но Макс её не испугался. За свои два месяца одну такую он уже разгрыз. И сейчас побежал к коробке со всех коротких лап, залез внутрь и свернулся клубочком.
— Надо же… Ну, раз так, берите Этого.
Опять! Сколько можно! Макс гневно тявкнул из коробки. Его зовут Макс, неужели не понятно!
— Вот, тряпку возьмите. Это ему в приданое. Первые несколько ночей скулить будет, плакать, а с тряпкой легче привыкнет, она мамой пахнет. И перчатку берите. Хорошие были перчатки, итальянские… Да ладно, что уж теперь, вторую только выкинуть. Ну, по рукам?
— По рукам!
— Только в коробке дырки прорезать надо, чтобы не задохнулся.
Макса под пузо достали из коробки и опустили на пол — поскуливать от нетерпения. Как только продырявленная коробка оказалась рядом, он тут же забрался внутрь, на тряпку, пахнущую мамой Джильдой и родной подстилкой. Для храбрости вцепился зубами в перчатку.
— Кличку-то выбрали?
— Конечно. Была бы девчонка, назвали бы Ваксой. А кобелёк – Макс.
— Ну да, вы же и хотели черно-подпалого мальчика. Алиментный такой же был, только побольше. Дело ваше, конечно… Девчонок две: рыжая и черно-подпалая.
— Нет, своего уже нашли. Ну, мы поехали.
— Счастливо!
Макс слушал всё это из коробки, настораживая уши-пельмешки, и был счастлив. Его нашли Хозяева. Он выбрал Хозяев и стал Настоящей Собакой.
Новый дом
Ехали долго. Макса укачало, и он стал скулить. Даже перчатка не утешала.
— Ой, бедный, замучился совсем. Костя, долго ещё?
— Достань его из коробки, положи на колени. Только полотенце подстели.
Хозяйка оказалась рыжая — как мама Джильда. Пахло от неё совсем иначе, но Макс быстро принюхался, потом угрелся и заснул. А проснулся от того, что его положили на пол, подстелив тряпку.
— Всё, побежали, опаздываем. Дверь закрой.
— Ты записку написала?
— Вот. Скотч на тумбочке в прихожей.
Это явно была Кухня, только незнакомая. Здесь тоже вкусно пахло едой, но Макс был совсем один, и ему стало страшно. Со страху он стал поскуливать. Хорошо, что никто не слышит, ведь Настоящие Собаки не скулят – только рычат и лают….
Тут снаружи заскреблись. Под дверь просунулась когтистая лапа, вцепилась в дерево. Макс вспомнил, что он теперь Настоящая Собака, перестал скулить, поставил шерсть на загривке и оскалился. Это его Дом, а Дом надо защищать.
Дверь приоткрылась, и в кухню вошли двое – не собаки и не люди. Макс так и сел на хвост от удивления.
— Вы кто? – только и смог он спросить.
— Живём мы здесь. Это ты кто такой и откуда взялся?
— Я такс по имени Макс. Меня Хозяева привезли.
— А-а-а… Ну, ладно. Они говорили, что таксу хотят завести. Думали, не слышу. А я, между прочим, слышу, как этажом ниже хомяк деревяшку грызёт. Кошка я, Маврой звать. А это Маврик, сынок мой. Со стола слезь, обалдуй, мало тебя полотенцем гоняли? Ну, что уставился, Макс? Кошек никогда не видел?
— Не видел, — честно признался Макс и чихнул.
Мавра была серая в полоску, с зелеными глазами и такая мохнатая, что походила на меховой шар. Маврик — меньше и толще, такой же мохнатый, но чёрный, как Макс, только без коричневых подпалин.
— Ты чё такой лысый? – Маврик стал нахально вылизываться, разбирать шерсть.
— Не лысый, а гладкошёрстный. Так полагается.
— А лапы кривые и хвост как у крысы тоже полагаются?
— И ничего не кривые. Это ты ещё кривых не видел.
— Не видел и видеть не хочу. И на тебя-то смотреть тошно.
— Ну и не смотри! – Макс сморщил нос, показывая зубы.
— Кто ты такой, чтобы мне указывать? Куда хочу, туда и смотрю!
— А ну, замолчали оба! Маврик, постыдись! Что ты к маленькому привязался? — Мавра бесшумно спрыгнула с подоконника и залепила сыну пару оплеух. – Забыл, из какой ты семьи, из какого питомника? Сибирский, а ведёшь себя как гопота! Малышей не обижают! Ещё раз увижу – пеняй на себя!
— Что за шум, а др-р-раки нету?
В Кухню влетел кто-то ярко-синий, с длинным хвостом. Прицепился к занавеске и заявил:
— Р-р-рома хар-р-роший!
— Хороший, хороший, — нетерпеливо сказала Мавра, — только залезь повыше, а то я вся на нервах. Цапну ненароком, и отращивай новый хвост. Сам знаешь. Хищник я или кто?
— Хищник, хищник. Умница ты у нас, Мавр-р-руша.
Синий залез чуть не под потолок, ловко перебирая лапами, наклонил голову, глянул хитрым черным глазом-бусинкой и сказал:
— Пр-р-редставь нас, пр-р-рошу!
— Тоже мне, лорд в перьях… Рома, это Макс. Макс, это Рома, попугай.
— Волнистый, — уточнил Рома. – Ну ладно, я полетел, а то Мавр-р-руша нер-р-рвничает.
— Лети, лети, пер-р-р-рнатый… — передразнил Маврик.
— А Мавр-р-рик – дур-р-рак! – добавил сверху Рома и улетел.
— Сам дурак!
— Цыц! После поговорим! Макс, ты не обижайся. Мы все здесь давно живём, притёрлись, а тут ты появился. Не бойся, уживёмся. У Маврика переходный возраст. И так с ним трудно, да ещё телевизора насмотрелся. Сериал, «У нас на раёне» называется. Ну, я ему пропишу… Совсем от лап отбился. Тебе условие: в наши миски не лезть – да ты всё равно не достанешь, они на подоконнике – и в лотке не копаться. Понятно?
— Понятно, – сказал ошарашенный Макс.
— Маврик, за мной!
Мавра ушла, высоко неся хвост. Противный Маврик шёл сзади, на ходу обернулся и взъерошил усы, прижал уши – дразнил. Макс в ответ сморщил нос, показывая клычки.
Кошки просочились в приоткрытую дверь, Макс остался один.
Только он собрался грызть ножку у табуретки, как в прихожей раздался шум. Похоже, пришли Хозяева, бросили у двери что-то тяжелое и стали разуваться, пыхтя и бурча неразборчиво:
— А ты!...
— Ты тоже!...
Макс принюхался. Пахло похоже на Хозяев, да не совсем. Настоящая Собака сразу подняла бы тревогу, и Макс тявкнул.
В прихожей завизжали. По коридору кто-то промчался, топая, и остановился у двери в кухню.
— Смотри, записка! «Заходите осторожно, а то раздавите»… Ура-а-а-а-а!
— Ура-а-а-а!
Дверь открылась, просунулись две физиономии: одна сверху, другая снизу.
— Где, где?
— Вон, под батареей!
На кухню они ворвались как ураган и рухнули перед Максом на четвереньки.
— Ой, какой маленький!
— Такса, настоящая такса!
— Не хватай! Руки убери!
— Сама убери!
Похоже, это были ещё Хозяева, только поменьше. Макс это понял не сразу, но хвост разобрался быстрее: завилял изо всех сил.
— Смотри, смотри, что хвостом делает!
— Признал!
Макс хотел сказать, что хвост сам знает, что и как делать, но не успел. Его подхватили с пола, принялись гладить, чесать за ушами, и стало ясно, что хвост был прав.
Поздно вечером Макс лежал на подстилке – своей собственной, пахнущей пока чем-то незнакомым – и обдумывал всё, что произошло. Он стал Настоящей Собакой, получил Дом и Хозяев. Их оказалось много: Папа-Костя, Мама-Таня и Дашка-Сашка. С Дашкой-Сашкой надо ещё разбираться. Дашка повыше, с чёрными волосами, как у Папы-Кости. Сашка – поменьше, рыжий, как Мама-Таня, и в очках. Дашка его звала Профессор, а он её – Коза. Мама-Таня из-за этого бранилась, почти как кошка Мавра. Она вообще была на неё похожа. И на маму Джильду тоже. Наверно, все мамы чем-то похожи друг на друга, независимо от цвета шерсти и количества лап…
Макс положил голову на тряпку, пахнущую мамой Джильдой, принюхался и уснул. Снилось ему, что он выдрал клок шерсти у Маврика из хвоста. Пусть знает…
Среди ночи Макс проснулся и заскулил. Он был совсем один на подстилке. Конечно, тряпка пахла мамой Джильдой, но мамы здесь не было. Никого не было: ни Задиры, ни Крупного, ни Малявки. Сейчас Макс обрадовался бы всякому, кто пахнет тем запахом, знакомым с первых, ещё слепых щенячьих дней. Но он был один. Как он ни старался помнить, что стал Настоящей Собакой, и держаться, ничего не получалось. Макс забился под батарею и заплакал.
Вдруг стало светло, и появился сонный Папа-Костя.
— Ты чего хнычешь, Максик? Место! Иди на место!
От Папы-Кости пахло вожаком – силой и уверенностью. Макс заторопился к нему, оступился и упал.
— Эх, ты… Ну, давай сюда. Что ж с тобой делать. Посидим, поработаем, всё равно вставать уже скоро.
Макса подняли с пола и посадили за пазуху – под толстовку. Там было тепло, уютно и надежно. Он покопошился немного и уснул, слыша, как прямо в ухо ему стучит Папы-Костино сердце.
Макс играет в футбол
Утром Макс проснулся у себя на подстилке.
— Ну, как спалось на новом месте?
Мавра устроилась на подоконнике, посматривала сверху зелеными глазами, жмурилась таинственно.
— Мама снилась, — честно ответил Макс.
Мавра только мяукнула в ответ и стала вылизываться.
Неподалёку стояла мисочка , а в ней — творог и овсянка. Когда миска оказалась чисто вылизана, Макс осмотрелся. Таксичья душа говорила: «Залезь везде, куда просунется нос, и разгрызи всё, что сможешь!» Хвост помалкивал, а в коридоре кто-то топал и скакал. Для храбрости Макс прихватил перчатку и отправился в путешествие.
Навстречу выкатился мяч — маленький, красный — , а за ним пронёсся Маврик: глаза горят, шерсть дыбом. Нагнал мячик, ухватил и давай его драть всеми четырьмя лапами, завалившись на бок. Вот здорово! Максу стало завидно.
— Привет! А у меня перчатка есть, — сказал он для затравки.
— Подумаешь! Толку от твоей перчатки! За ней не погоняешься.
От огорчения Макс даже перчатку выронил. И правда, её только грызть можно…
— Ну и что! А твой мячик не погрызёшь, вот.
— Нам, кошкам, грызть не очень нравится. Когтями драть – это да. Видал, какая когтеточка?
Когтеточка была куда больше Макса, и он совсем сник.
— Мальчики, не ссорьтесь! Каждому своё, это ещё мой дедушка Иннокентий говорил! — Мавра бесшумно прошла по коридору на мягких лапах и уселась, обернувшись хвостом.
Прошелестели крылья, сверху спланировало синее пёрышко.
— Мудр-р-рая ты у нас, Мавр-р-руша! Давайте поигр-р-раем, р-р-ребята? Спор-р-р-рим, Мавр-р-рик пр-р-роигр-р-рает?
— Это я проиграю? Ты что — давно не линял, хочешь без хвоста остаться?
— Рома, ты объясни, о чём речь, а Маврик пусть сам думает, играть или нет.
— Люди тоже в мячик игр-р-рают – футбол называется. Один стоит в вор-р-ротах, др-р-ругой мячик катит.
— Какие тебе здесь ворота?
— Двер-р-рь! Пусть один стоит в пр-р-роёме – это вр-р-ратар-рь называется — , а др-р-р-ругой мячик туда попр-р-робует закатить – это фор-р-рвар-р-рд. Закатит – вр-р-ратар-рь пр-р-риграл.
— А на что играть будем? – усы у Маврика встопорщились.
— На пр-р-роигр-р-равшем я пр-р-рокачусь!
— Идёт! Ну что, Макс, играем или слабо?
— Играем! – Макс попробовал поставить уши, чтобы выглядеть побольше, но уши не ставились. Так и висели пельмешками.
— А я буду р-р-рефер-р-ри и комментатор-р-р, мне свер-р-рху хор-р-рошо видно! А ты, Мавр-р-руша, будешь публикой! Мавр-р-рик, становись на вор-р-рота!
— А чё сразу я?
— Маврик! Что за выражения!
— Хор-р-рошо, бр-р-росим жр-р-ребий! Кто моё пёр-р-рышко не поймает, тот на вор-р-рота становится! Потом меняетесь местами, поняли?
Пёрышко полетело вниз, Макс честно попытался его поймать, да куда там! Маврик взвился, как подброшенный, сцапал пёрышко и приземлился с ним в зубах.
— Ну, кто на воротах?
Макс молча поплёлся к двери на кухню. Рома перепорхнул с дверного косяка на светильник, вцепился покрепче коготками и заорал:
— Вбр-р-расывание!
— Давай, Маврик! Давай, не позорь фамилию!
Маврик прижал уши, хищно прищурился и кинулся в атаку, перебрасывая мяч с лапы на лапу.
— Др-р-риблинг! Какой др-р-риблинг! – откомментировал Рома сверху. — Удар-р по во-р-ротам!... Го-о-ол! Один – ноль! Блестящий успех фор-р-рвар-р-рда!
— Что, съел, криволапый? Давай, подставляй спину!
— Маврик! Откуда такие словечки! Слышал бы тебя прадедушка Иннокентий!
— Фор-р-рварду выносится пр-р-редупр-р-реждение! В следующий р-р-раз дисквалифицир-р-рую за оскор-р-рбление пр-р-ротивника!
— Ага, в Сибири, небось, ещё и не то услышишь… — буркнул в усы Маврик и уселся наблюдать, как Макс повёз Рому на спине – от двери до двери.
Максу и так было тошно, а тут ещё Рома ущипнул клювом за ухо. Только собрался гавкнуть от обиды, как попугай шепнул:
— Не др-р-рейфь, пар-р-рень! Дер-р-ржись! – и взмыл под потолок.
Устроился на светильнике и закричал:
— Втор-р-рой тайм!
Макс так и не понял, что произошло, но мячик оказался у него в пасти. На вкус мячик был так себе.
— Вр-р-ратар-р-рь защитил вор-р-рота! Р-р-реванш взят! Счёт один – один! Мавр-р-рик, пр-р-рошу!
— Ну, погоди, криволапый! – прошипел Маврик, подставляя спину. – Осторожнее с когтями, ты, чучело синее!
Мавра в один прыжок очутилась рядом и залепила сыночку по морде.
— Последний раз говорю! Играй по правилам!
Дальше играли по правилам. Попугай охрип на счёте десять – восемь в пользу Макса. Тут в двери зацарапался ключ. Мавра свернулась клубком и прикинулась спящей, Рома улетел в клетку, а Маврик с Максом, взъерошенные и запыхавшиеся, так и остались в прихожей. Мячик закатился в угол и лежал там, будто и дело не его.
— Ой, Профессор, смотри, они нас оба встречают! Подружились!
— Не подрались, и то ладно. Мавруша, они тут себя хорошо вели?
— Мр-р-р-р-р, мр-р-р-р, мур-р-р-р…
Макса накормили, он добрёл до подстилки, рухнул на неё и мгновенно уснул. Сквозь сон успел услышать Дашкин голос:
— Смотри, смотри, как у него лапки дёргаются! Наверно, охотится во сне.
«И ничего подобного», — хотел сказать Макс, но не смог, был занят – спал. Во сне он мчался к воротам с мячиком в зубах, а сверху раздавались вопли:
— Фор-р-р-рвард атакует! Го-о-ол!
Макс проспал до вечера, до самого приезда хозяев, и даже не вышел их встречать. Но это оказалось к лучшему.
— Да это минное поле! – сказал Папа-Костя, когда наступил в третью лужицу.
— Он же ещё маленький. Дашка-Сашка, живо убирать!
Дашка-Сашка взяли по рулону туалетной бумаги и поползли по квартире.
— Куда в него всё это помещалось? – бурчал Сашка, поправляя очки.
— Вы, мелкие, все такие, — язвила Дашка.
— Коза!
— Сашка! Кому было сказано! — Мама-Таня погрозила ложкой, перемазанной в овсянке. — А ты, Дарья, придержи язык.
Макс поджал хвост. Хвост тоже чувствовал себя виноватым. Но тут Мама-Таня поставила на пол мисочку с овсянкой, и хвост сразу завилял, а Макс принялся лакать. Тут на кухне появились Мавра с Мавриком. Маврик прыгнул на подоконник, к своей миске, а Мавра потёрлась об хозяйкины ноги.
— Мавруша, красавица ты наша, умница-разумница. А кому творога дадут?
— Мр-р-р-р-р, мр-р-р-р-р, мр-р-р-р-р-р-р-р…
— Дашка-Сашка, посуду помыть и уроки делать!
— А с Максом поиграть когда?
— Когда сделаете уроки и ранцы соберёте!
— Коза, давай пополам, — сказал шепотом Сашка. – Я делаю математику, а ты русский.
— Замётано.
Поиграть получилось не очень. Свалили мячиком цветочный горшок, из которого рассыпалась земля. Гнев Мамы-Тани обрушился на Дашку с Сашкой, а Макс под шумок унес лапы на кухню и залёг на подстилке, делая вид, что он тут ни при чем.
Потом на кухню пришла расстроенная Мама-Таня, сварила себе кофе и устроилась рядом с Папой-Костей.
— Что они там разгромили?
— Гибискус перевернули.
— Тот, что тебе на службе подарили?
— Угу. Да оторвись ты от ноутбука!
— Не могу, завтра отчет сдавать. Не огорчайся, новый гибискус купим.
— Авось этот оклемается. Главное, Максик жив-здоров. Если бы горшок на него свалился…
— Ладно, всё прошло и все целы.
Макс вздохнул от восторга. Его любят, о нём беспокоятся, с ним играют. Что ещё нужно Настоящей Собаке для счастья?
Только что-нибудь разгрызть – ну, хотя бы тот красный мячик …
Такса – это звучит гордо
«Пора обживаться!» — решил наутро Макс и отправился изучать свой Дом.
Дом оказался огромен. В нём было столько дверей, что не хватало лап для подсчёта. Заблудиться Макс не боялся: чёрный нос-пуговица выведет его обратно – на Кухню, к миске и подстилке, пахнущей мамой Джильдой. Максу её не хватало, но щенячье любопытство не давало скучать и тосковать.
В коридоре было две двери. Оттуда пахло водой. Около третьей двери обнаружилось множество тапок. «На обратном пути погрызу» — отметил Макс и двинулся дальше. А вот следующая дверь была открыта! За ней что-то тихонько позванивало и поскрипывало, так что уши-пельмешки сами насторожились, совсем как у взрослого пса.
Комната оказалась небольшая, но светлая. Пахло здесь Дашкой-Сашкой.
— Пр-р-ривет! – сказали сверху.
Макс задрал голову. Под потолком висела клетка, а в ней сидел Рома-попугай и грыз кусок мела так, что сыпалась белая пыль.
— Привет! А зачем ты это делаешь?
— Клюв стачиваю.
— Это ты говорил «дрррынь»?
— Вот так?
Рома перепрыгнул на другую жердочку и лихо крутанул какую-то блестящую штуку. Она сказала «дрррынь» несколько раз подряд, а Рома вылетел из клетки и уселся сверху.
— Мавр-р-руша, пр-р-роснись! Гости пр-р-ришли!
— Какие-такие гости, я ещё не умывалась! Маврик, продери глаза!
Мавра оказалась на той кровати, которая снизу. С верхней, из-под потолка спрыгнул Маврик, и все трое уставились на Макса так, что ему стало неуютно. Эх, надо было перчатку с собой прихватить для храбрости…Погрызёшь хорошо знакомую перчатку, и сразу легче на душе.
— Пр-р-рошу к нашему шалашу!
— А что это такое? – Макс стал оглядываться и принюхиваться.
— Это пр-р-рросто так говор-р-рится! В общем, добр-р-ро пожаловать!
— Да он уже пожаловал, — Мавра легко спрыгнула на пол и принялась вылизываться.
— Вы здесь живёте? – робко спросил Макс и чихнул.
— Мы с Мавриком везде живём, по всей квартире. Запомни: кошка не потерпит, чтобы хоть одна дверь оставалась закрытой! В конце концов, это наш дом! Люди пусть думают, что хотят, но мы-то знаем, кто тут хозяева — мы, кошки!
Макс не нашёлся, что сказать.
— А почему сейчас только эта дверь открыта? – в конце концов пробормотал он.
— Из-за тебя, — сказал Маврик свысока, — Ты же ещё к лотку не приучен. Салага…
— А мы, собаки, в лотках и не нуждаемся! — гордо ответил Макс.
Лужица сейчас получилась совершенно некстати. Зловредный Маврик осклабился так, что усы взъерошились, скорчил брезгливую морду и изобразил, что закапывает лужицу лапой.
— Маврик! Это ещё что за штучки – над маленькими насмехаться? Тебе напомнить, как тебя самого к лотку приучали? Забыл?
«Ну, погоди, гад лохматый. Дай вырасти, я тебе шубу подправлю», — подумал Макс и полез под кровать — отсидеться.
— Вылезай, Макс! Не из-за чего ссориться! Знаешь, Как Дашка-Сашка говорят после драки? – голос у Мавры был бархатный, как её лапы.
— Как? — буркнул Макс из-под кровати.
— Мирись, мирись, мирись и больше не дерись!
— Да мы и не дрались.
— Ещё бы вы подрались! Кто будет задираться, с тем я сама разберусь!
— Пр-р-равда, вылезай!
Макс собрался с духом и вылез. Маврик сидел скучный, глядел в сторону.
— Ну ты это… не дуйся. В общем, я не хотел ссориться. Извини.
— Идёт! – сказал Макс, и на душе у него сразу полегчало.
— Смотр-р-р-ри, тебе игр-р-рушки оставили!
Игрушки были замечательные, резиновые: толстое кольцо и оранжевый поросёнок. Только Макс ухватил его поперёк живота, как раздался писк. От удивления пасть раскрылась сама собой, свин вывалился и, шмякнувшись на пол, ещё раз придушенно пискнул. Макс попятился и взъерошил шерсть на холке. С таким чудом он ещё не сталкивался, но решил не отступать.
— Что, нр-р-равится?
— Конечно, нравится. А чего он пищит?
— Игр-р-рать хочет! Ну, я пошёл завтр-р-ракать!
Рома устроился на кормушке и захрустел семечками. Мавра и Маврик отправились на кухню, к своим мискам. А Макс продолжал трепать и грызть поросёнка. Чтобы было интереснее, решил запихать его в нору – под стол.
Пихал-пихал и застрял вместе с ним.
Под столом было темно, пыльно и тесно. Максу стало страшно, и он заскулил – сначала тихо, потом всё громче и громче.
— Эй, ты что там делаешь? Вылезай!
Макс только и смог, что хвостом повертеть.
— Мавр-р-руша, кар-р-раул! Беда у нас!
— Что ты орёшь, Рома? Что случилось? А Макс где?
— Смотр-р-ри!
— Ёлки-моталки! – сказал Маврик, и все замолчали.
— Хор-р-рош молчать, что будем делать? Макс, сам вылезти можешь?
— Не могу-у-у-у! – сказал Макс, но снаружи услышали только «бу-бу-бу».
— Р-р-ребята, давайте я его клюну! Вдруг выскочит?
— Давай, Рома!
— Давай, делать нечего! – поддержал мать Маврик.
Макс почувствовал, что его ущипнуло за правую заднюю лапу. Взвизгнул, дёрнулся, и застрял ещё крепче.
— Не вышло, — огорченно сказала Мавра. — Сильнее можешь?
— Я же не какаду какой-нибудь и не ар-р-ра. Это они клювом ор-р-рехи колют. А я волнистый.
— С другой стороны клюнуть надо!
— Ты думай, что говор-ришь, умник! Стол же к стене пр-р-риставлен! Туда не подобр-р-раться!
— Давай иначе. Макс, мы будем спрашивать, а ты хвостом отвечай. «Да» — вверх-вниз, «нет» — из стороны в сторону. Понял?
Макс поднатужился и помахал хвостом вверх-вниз.
Снаружи радостно завопили на разные голоса.
— Молодец! Тебе там больно? Нет. Дышать можешь? Да. Тесно? Так, тесно…Понятно. А ещё? Скучно? Ну, потерпи немного, Дашка-Сашка совсем скоро должны из школы вернуться. Они тебя сразу выручат. Ты же под компьютерный стол залез, а они как придут, так тут же к компьютеру бросаются. И вообще, это их комната – ну, то есть они тут живут. Спят здесь, уроки делают…
— Дерутся, – хихикнул Маврик.
— Не без этого. А что делать? Знаешь, как хозяева говорят: убить друг друга не убьют, а остальное заживёт. Они вообще люди с юмором, с ними не соскучишься. Работают, правда, много, дома почти не бывают. Мы недавно здесь живём. Раньше квартира другая была, маленькая – помнишь, Рома?
— Ещё бы! Там потолки низкие были, полетать негде. Только набер-р-рёшь скор-рость и уже свор-р-р-рачивай, а то р-р-расшибёшься. Эх, и вир-р-ражи я там закладывал! Высший пилотаж!
— Тебе что, плохо здесь, что ли?
— Хор-р-рошо! Только вир-р-ражи хуже получаются, так и р-р-разучиться недолго.
— Макс, ты как там – нормально? Повтори. Ага, молодец. Ты слушай, а я рассказывать буду. На чём я остановилась? К хозяйке подруга приходила. Как-то гладит она Маврика и говорит: Таня, как вы все здесь помещаетесь с этим зоопарком? Давай я этого заберу…
— Мам, ты чего ощетинилась?
— Вспоминать неприятно… Хозяйка отвечает: в тесноте, да не в обиде, всё равно скоро переезжать, а дети ещё таксу просят.
Тут Макс насторожился под столом – даже чихнул от внимания.
— Будь здоров! Папа-Костя спрашивал: почему таксу? А потому, Дашка-Сашка отвечают, что у неё характер! Заметь, хором отвечают! Значит, они заодно. Да они вообще друг за дружку горой, хотя и цапаются часто. У таксы, говорят, бойцовский характер: она в нору к барсуку лезет, а у него знаешь когти какие? Сеттер птицу поднимает, лайка соболя выслеживает, гончая зайца гонит, и всегда рядом хозяин с ружьём. А такса одна в бой идёт, охотник наверху ждёт и ничем помочь не может, пока она зверя из норы не выгонит… Стоп, кто-то пришёл!
— Кар-р-раул! – заорал попугай и вылетел в прихожую. Через минуту он вернулся - на плече у Дашки.
— Ты чего кричишь, Рома? Что случилось-то? Ой, Максик, как это тебя угораздило? Сашка, иди сюда!
— Это же надо! Под компьютерный стол залез – прямо под полку для системника. Давай, помогай!
Вскоре накормленный и утешенный Макс лежал на своей подстилке и размышлял. Всего-навсего залез под стол и так много узнал о всех, кто живёт в доме, да и о себе.
Куда бы залезть, чтобы узнать ещё больше?
А пока можно погрызть резинового поросёнка…
Новые знакомства
Когда Макс увидел пластмассовую корзинку, то ничего плохого не подумал. Корзинка как корзинка, невкусная — сам проверял. А сейчас он сидел в этой корзинке, вокруг были незнакомые звуки и запахи, и его опять укачало. Утешало одно: Дашка-Сашка были рядом. Дашка держала корзинку, а Сашка держал Дашку за руку. Оба волновались, Макс это чувствовал и волновался тоже.
— Успеваем?
— Впритык.
— Ну, ничего, там от остановки рукой подать. Паспорт взяла?
— А то!
— Давай на выход! Не отставай!
— Сам не отстань, мелкий!
— Коза!
Корзинку так трясло, что Максу стало совсем плохо. Погрыз прихваченную перчатку – не помогло.
Тут трясти перестало. Волной накатили самые разные запахи. Пахло чем-то неприятным, смутно знакомым. А ещё пахло собаками. Макс даже заскулил от нетерпения и любопытства, потом начал яростно скрестись. Ещё немного, и он прорыл бы нору из корзинки. Тут корзинку открыли, Дашка осторожно вынула Макса под брюшко и положила себе на колени.
Кругом были люди и собаки. Так говорил Максу его чёрный блестящий нос-пуговка. Нос никогда не ошибается, но своим глазам Макс поверить не мог. Кто это: ещё мохнатей, чем Мавра, только совсем без носа? И шерсть странная: светло-желтая, с черной маской на мордочке… Разве бывают такие собаки?
— Ты что, в первый раз здесь?— спросило существо, пыхтя.
— Ну да… А ты кто?
— Пекинес я, Лёва. Это для друзей. А так я Леопольд фон Арним цур … забыл, короче. Хозяин, и тот не помнит. В родословной написано. Тебе сколько лет?
— Мне три месяца… только.
— Салага, – пренебрежительно протянул Лёва. — Мне уже год. А когда вырастешь, таким будешь, как вон тот, у весов? Масть у вас похожа.
Тот, у весов, был огромен. Макс весь был меньше, чем его голова. Но масть правда, похожа: чёрная, с коричневыми подпалинами. И шерсть гладкая, блестящая, как у таксы.
— Извините, пожалуйста, — сказал Макс, надеясь, что голос у него не дрожит. — Вы тоже такса?
— Ты что, щенок, смеёшься, что ли? Ротвейлер я. Только вырвешься со службы на часок, сразу пристают с дурацкими вопросами.
— Извините, я не хотел вас обидеть.
— Ты? Меня? Обидеть? Пробовали некоторые, но не вышло. А потом они долго лечились.
Макс только заскулил в ответ.
— Да ладно, не хнычь, кто же на малышей обижается. У меня тоже такие растут. Просто служба нервная, вот и раздражаюсь по мелочам.
— А вы где служите?
— В охране.
Тут открылась дверь, из неё высунулся кто-то в синей пижаме и сказал:
— Рекс Корнеев, заходите!
Рекс пошел на зов вместе с человеком, одетым в куртку с разводами. Они вдвоём перекрывали коридор от стены до стены, а в дверь проходили по одному – иначе бы не поместились. С порога Рекс обернулся и подмигнул Максу.
— Лёва, а что там делают, за дверью?
— Когда как, — неохотно ответил курносый Лёва. — То иголками колют, то когти подрезают, то чем-то холодным по брюху елозят. Но здесь ещё ничего. Ты у грумера не бывал? Вот там жесть. Моют, расчесывают, стригут. А то, бывает, бантики привязывают. Филя-йорк, тот вообще без бантика не показывается – говорит, породные стандарты, породные стандарты… Тьфу! Чапа, болонка мальтийская, тоже всегда с бантиком. Ну, она девчонка, что с неё возьмёшь. Как заведёт свою шарманку: «Надо быть в тренде, сейчас гламур на пике моды, в Милане все так ходят…» Вчера её видел — розовый комбинезон в сердечках, ошейник в стразиках. Умора, честное слово.
— Что-то разболтался ты, Лёва, — сказал кто-то, замотанный в махровое полотенце. — Все вы декоративные, вот и наряжаетесь, кому как к морде.
— А ты-то какой? Тоже декоративный.
— Ну да, — не стал спорить кто-то в полотенце. — Только мне наряды не положены.
— Извините, а вы кто? – не выдержал Макс.
— Кролик я. Хрум Хрумыч. Психологом работаю.
— Будем знакомы. А я такс по имени Макс.
В свертке заворошились, и оттуда свесилось ухо, похожее на Максово, только побольше.
— Рад знакомству. А по профессии ты кто?
— Как – «кто»? Я … не знаю. Такса – и всё.
— Вот смотри, — терпеливо сказал из свёртка Хрум Хрумыч. — Рекс – собака служебная. Ротвейлеры, они все такие. Сторожат, преступников задерживают. Если бы сегодня Грету привели, она бы порассказала. Восемь лет в угрозыске оттрубила. Медалей — на шлейке не помещаются. Сейчас на пенсии. Вот она тоже служебная, немецкие овчарки всё умеют: и сторожить, и по следу идти, и искать всё, что угодно. Вы, собаки, на все лапы мастера. И сторожа, и охотники, и пастухи, и компаньоны. А еще психологи и псюхотерапевты.
— А я, а я? – всполошился Лёва, — Я-то декоративный!
— Декоративный – это тот же компаньон, только красивый. Так что терпи, Лёвка, за красоту свою страдаешь.
— Уж какой есть, — скромно сказал Лёва. – Нас ещё тыщу лет назад за китайскими императорами на подушках носили. Недаром пекинесами называемся. От львов происходим.
В свёртке хихикнули.
— Лёва, не задирай нос. Не только от льва – и от обезьяны тоже.
— И что?! – окрысился Лёва. – Человек, между прочим, тоже от обезьяны произошёл! Википедию читать надо! А нос я не задираю: нет у меня носа. Породные стандарты такие.
— Не сердись, Лёвушка, — миролюбиво сказал Хрум Хрумыч. – Значит, ты ближе к людям, чем остальные собаки. У вас пра-прабабушка общая.
В голосе кролика определенно слышался смешок.
— Хрум Хрумыч, а я кем могу работать? – вмешался в беседу Макс.
— Охотничьей собакой или компаньоном… Ты, кстати, не кроличий? А то мне что-то страшновато.
— Не, стандартный я. А компаньон что делает?
— Живёт рядом с человеком, — просто сказал Хрум Хрумыч. – Им вдвоём лучше жить, чем порознь – веселее и интереснее.
— А психолог что делает?
— Да то же самое. Только человек обычно не такой, как остальные. Мой хозяин, например, не ходит. Может, ещё поправится…
— Совсем-совсем не ходит? – спросил потрясённый Макс.
— Совсем.
— И как же ты с ним работаешь?
— Он меня гладит, мы с ним разговариваем. Общаемся, короче. «Подожди, — говорит, — Хрум Хрумыч, летом на дачу поедем, попробуешь морковку с грядки…»
— Да-а-а, — протянул Лёва, — бывает же такое в жизни.
— Ещё и не то бывает, — суховато ответил Хрум Хрумыч.
Дверь открылась, из неё вышли Рекс с хозяином. Рекс тянул поводок – явно хотел уйти поскорее. У выхода разок шевельнул хвостом-культяпкой, и был таков.
Ветеринар Сан Саныч
Из двери опять высунулся человек в синем и спросил:
— Кто ещё на прививку?
— Мы! – хором грянули Дашка-Сашка.
— Опять Кузнецовы? Проходите.
Макса быстро положили в корзинку, и не успел он испугаться, как очутился за той самой дверью.
— Ну, Кузнецовы, что так рано? Маврика только через месяц прививать.
— А это не Маврик! – гордо сказал Сашка.
— А кто?
— Посмотрите сами, Сан Саныч! – Дашка открыла корзинку.
Макс зажмурился от яркого света.
— Ух ты! Красавчик! Черно-подпалый, гладкошерстный! Сейчас, сейчас всё тебе будет: и осмотр, и взвешивание, и прививка. Ну-ка, ставьте его на стол… А как нас зовут?
— Макс. Вот же в паспорте написано.
— Ну да. Кличка — Макс, фамилия — Кузнецов. Та-а-ак…
Макс опомниться не успел, как ему поставили градусник. Прямо под хвост.
— Не ворчи, скандалист. Собакам всегда так температуру мерят. Рекса видел? И ему так мерили, даром что он рядом с тобой как слон. Только у тебя хвост прутом, а у него культяпкой. Вот и всё, ничего страшного. Нормальная у тебя температура, Максик.
— А какая у собаки температура нормальная, Сан Саныч?
— А у тебя, Профессор?
— Тридцать шесть и шесть!
— А у него — тридцать восемь! Так и запомни.
— Ага. Когда мне будут температуру сбивать, ему в самый раз.
— Именно! Та-а-ак, в лёгких чисто, сердце отличное. Несите на весы.
Дашка сняла Макса со стола и понесла в угол большой светлой комнаты – бережно, как хрустальную вазу.
Весы оказались холодными, и Макс тявкнул от неожиданности.
— Не дрыгайся, весы сбиваешь. Три девятьсот, нормальный щенячий вес в этом возрасте. Ещё полпуда, и будешь совсем взрослый такс. Он же у вас стандартный?
— Стандартный! – хором ответили Дашка-Сашка.
— Оно и видно, вон лапы какие толстые. Уши, глаза… всё чисто. Прививаем. Ставьте парня на стол и постойте рядом, подержите.
— Максик, ты что так дрожишь? – тихо сказала Дашка и погладила чёрное ухо-пельмешек.
— Не понятно? Боится. Ты вот любишь, когда тебе уколы делают?
— А кто это любит? Ты, что ли, Профессор?
Макс и правда боялся. Но помнил, что теперь он Настоящая Собака, и изо всех сил держал себя в лапах. Чтобы не было так страшно, прикусил рукав Дашкиной толстовки.
Запахло какой-то гадостью, в носу защекотало. Макс чихнул, и тут его укололо в холку — словно блоха укусила. Даже пискнуть не успел.
— Вот и всё. Через две недели можно гулять.
— Спасибо, доктор, — важно сказал Сашка.
Макса понесли в корзинке на выход, и он едва успел окликнуть новых друзей:
— Лёва, Хрум Хрумыч, счастливо!
— Увидимся! – пропыхтел Лёва.
— Ветеринара не обойдёшь, не объедешь, – поддержал Хрум Хрумыч, — Давай, до встречи!
«Интересно, как это – гулять? – раздумывал Макс в тряской корзинке, – Скоро узнаю!»
Макс провинился
— Это собака или крокодил? – риторически спрашивал Папа-Костя, показывая изгрызенный ботинок.
— Всю жизнь думала, что собаки – хищники, – вторила ему Мама-Таня. – Значит, я ошибалась? Собаки все грызуны, или это только нам так повезло?
Макс отмалчивался под диваном. Оборону держали Дашка с Сашкой.
— Он же маленький! Подрастёт и перестанет грызть. Пока иначе не может.
— Я уже сейчас не могу! Это, кстати, мои любимые ботинки! И что теперь прикажете делать?
Мама-Таня фыркнула – точно, как Мавра. Макс поёжился под диваном. Маврик после такого фырканья сразу получал от мамаши по морде. Ох, что будет!
— Таня, ты же знаешь: зарплата через месяц. Заплатим ипотеку, потом взносы в лицей. Потом …
— А потом – суп с котом! Понятно, что новых ботинок мне не видать. Думайте как быть. Дашка - Сашка, вы меня услышали?
— Ага, — хором подавленно сказали Дашка - Сашка.
Из-под дивана были видны только ноги: Папы- Костины в кожаных тапках, Дашкины – в клетчатых, Сашкины – в пластиковых. Вот появились мохнатые лапы, пошли вокруг Мамы-Таниных ног в синих джинсах и тапках с помпонами.
— Мурр-р-р, мур-р-р-р, мур-р-р-р-р…
— Мавруша, одна ты меня в этом доме понимаешь! Умница ты наша…
Лапы исчезли из виду – Мавру взяли на руки.
— Злые вы, уйдём мы от вас на кухню. Пойдём, Мавруша, кофе выпьем, поговорим о своём, о дамском. А вам, Дашка - Сашка, разработать план действий. Время пошло!
— Ух, железная леди! – хмыкнул Папа-Костя. – Да, погоны дают себя знать…
— Пап, а мама сейчас в каком звании? Представление на капитана подписали?
— Дарья, не съезжай с темы! Вроде подписали.
— Так, значит, она у нас в семье капитан? – спросила ехидно Дашка.
— Когда как, — сказал Папа-Костя. — А вот вы с Сашкой у нас на корабле матросы, это точно. Так что выполнять и о выполнении доложить.
Он прихватил ноутбук и ушёл на кухню. Дашка-Сашка сели на диван и пригорюнились. Максу стало так их жалко, что он заскулил у себя под диваном. Сашка его тут же вытащил и взял на руки.
— Отстань от собаки! Сам же говорил, что нельзя его часто на руки брать, для спины вредно.
— Изредка можно. А сейчас ему плохо.
— Это нам плохо! А будет ещё хуже, если не придумаем, как быть. Думай, Профессор, включай мозги на полную мощность. А Макса дай сюда…
— Не дам! Его утешить нужно.
— Кто бы нас утешил… Отпусти собаку, сказано тебе! Не отвлекайся!
— Коза!
Сашка всё же опустил Макса на пол – и вовремя.
— Ну вот, лужа! Очередь не моя, но я уберу. А ты думай.
Макс опять залез под диван – поглубже.
— Ну, какие предложения?
— Либо купить новые ботинки, либо эти починить.
— Умник! Денег где взять?
— Заработать. Давай так: ты с ботинками к сапожнику, а я в Интернет, искать эту модель.
Дашка фыркнула – точно как Мама-Таня или Мавра – , но пошла одеваться. Сашка отправился в детскую, к компьютеру. А к Максу под диван залез Маврик и даже дразниться не стал.
— Ну, наворотил ты дел! Мать там на кухне из шкурки вон лезет, чтобы хозяйку утешить. На колени ей залезла, мурлычет – аж в коридоре слышно.
— Что там Хозяйка, плачет?
— Ну нет, этого от неё не дождёшься. Недаром в полиции служит.
— А Хозяин что делает?
— Тоже утешает. Говорит: а чего ожидать от щенка?
Макс только вздохнул в ответ.
— Не могу я не грызть. Это сильнее меня, понимаешь? Я и то удивляюсь: как Дашка с Сашкой ничего не грызут? Они ведь тоже маленькие. Вот сила воли у людей …
— Да нет, просто у них всё иначе. У тебя ведь игрушки есть специальные, чтобы грызть. Ну и грызи ты их, зачем тебе ботинки?
Макс вздохнул ещё горше.
— Тут дело в том, что игрушки я уже грыз, а ботинок – нет. Игрушки грызть уже неинтересно. А тут как раз ботинок непогрызенный. Ну, и не удержался… Эх…
— Да ты не раскисай. Сашка что-нибудь придумает. И хозяева не звери. Держись.
Маврик вылез из-под дивана, а ошеломлённый Макс так и остался сидеть в темноте и пыли. Надо же, Маврик, оказывается, совсем не такой, каким до сих пор казался!
Влетела Дашка: шапка на затылке, куртка нараспашку.
— Эй, Профессор, иди, посоветуемся!
Они с Сашкой уселись на диван и стали шептаться.
— Такие ботинки я нашёл, только они дорогие. Пять тысяч стоят.
— А дядя Артур сказал, что за тысячу отремонтирует, и станут как новые!
— И что будем делать?
— Работу искать! Давай, шарь по доскам объявлений, а я на кухню пошла – договариваться.
Она умчалась, а в комнату вошла Мавра. Села пистолетом и принялась вылизываться.
— Сидишь, злодей? Вот и сиди. Сколько из-за тебя хлопот, уму непостижимо. Пришлось мне сегодня поработать.
— Мавруша, а ты психологом работаешь?
— Ты откуда такие слова знаешь?
— Да так, у ветеринара в очереди с одним познакомился…
— Надо же… Конечно, психологом. Мы, кошки, все такие.
Глаза у Мавры загорелись.
— Вот вы, собаки, для человека сотрудники. А мы – существа священные, древние и неприкосновенные…
— Какие вы неприкосновенные, если вас постоянно гладят?
— Не перебивай старших! Так в одной хорошей книге сказано, хозяйка её часто слушает. Там много про кота — чёрного, как мой Маврик. И про собаку Бангу тоже. Раньше кошки были богами, а сейчас не те времена. Теперь домовыми работаем, психологами. У некоторых хобби – на мышей охотятся. Кто вяжет вместе с хозяйкой или вышивает, кто цветоедством занимается…
Маврик бесшумно возник в комнате и добавил:
— А в другой книжке говорится, что кошки посланы людям в утешение и для оправдания их существования. Ну, чтоб у них смысл жизни был.
— Правильно! Ибо сказано: день счастливого человека начинается с того, что он кормит кошку!
— А про собак что в книгах сказано? – не выдержал Макс.
— Сказано: не грызите, и не будете шлёпнуты тапком! – хихикнул Маврик.
— Да ну тебя… — Макс ещё глубже залез под диван, — Никто меня тапком и не шлёпал. Только газетой, и то один раз.
— Правильно, тебя ж тапком пришибить можно! Ты-то и весь с него ростом!
— Маврик! Замолчи сию минуту! А то я тебя не тапком, а вот этой самой лапой! Недавно сам такой был, а теперь зубоскалишь! А ты, Макс, не обращай внимания. Пусть с тапок, но уже с Папы-Костин, а был всего с Дашкин. Растёшь на глазах.
Сашка пробежал в кухню, размахивая листом бумаги. Так спешил, что чуть об Маврика не запнулся. Мама с сыном запрыгнули на диван, а Макс затаил дыхание.
Вскоре Дашка-Сашка вернулись, забрались к кошкам и стали их гладить.
— Мрр-р-р, мр-р-р-р, мр-р-р-р-р… — запела Мавра.
— Мурр-р-р, мур-р-р-р, мур-р-р-р-р… — подпевал Маврик.
От кошачьего пения Макса потянуло в сон. Но тут он услышал, о чём говорят наверху, и ушки-пельмешки сами насторожились.
— Ну, вроде разобрались. Папа даст денег на ремонт, а мы отдадим, когда заработаем. Летом будем работать, на каникулах.
— А почему не сейчас?
— Мама против. Школа, уроки, на улице холодно стоять. А пока пошли всю обувь убирать – повыше, чтобы Макс не достал.
— Пошли.
Тут вошёл Папа-Костя с Ромой на плече и позвал:
— Макс, ко мне! Вылезай, амнистию объявили!
— Р-р-рома харр-р-роший! – заявил попугай.
— Хороший, хороший! Все хорошие, только обувь грызть всё равно не надо!
Рома взлетел под потолок, в комнату вошла Мама-Таня, вкусно пахнущая кофе. Макс вылез из-под дивана и радостно тявкнул.
Большая уборка
Сегодня все были дома – даже Мама-Таня. Поэтому с утра всё пошло вверх дном.
Дашка-Сашка, лёжа в постелях, подрались подушками. Дрались, пока не ворвался взлохмаченный Папа-Костя с полотенцем наперевес.
— Вам что, заняться нечем? Прибирайтесь, вон какой раскардаш устроили! Мы с мамой поехали за провизией. А Макс где?
Макс лежал за Дашкиной подушкой и прикидывался плюшевым. Больше всего на свете он хотел очутиться под кроватью или на своей подстилке. Он успел понять, что иногда Папа-Костя страшен в гневе.
— Где-то здесь, — промямлил Сашка, оглядываясь по сторонам.
— Где?
— Без очков не вижу…
— Пр-р-р-ривет! – заорал из клетки Рома.
— Тихо ты! Все тихо! Поняли?
Когда за Папой-Костей закрылась дверь, все перевели дух и стали думать, что делать дальше.
— Профессор, слезай, больше бить не буду.
Сашка свесился сверху и показал фигу.
— Вот, поняла? Если бы папа не пришёл…
— …то тебе бы ещё больше досталось. Всё, давай мириться.
— Ну, давай… — пробурчал Сашка.
Макс понял, что гроза прошла и вылез из-за подушки – как раз вовремя, чтобы Сашка на него наступил. То есть почти наступил: Дашка успела его схватить в последнюю секунду.
— Мирись, мирись, мирись и больше не дерись! – хором продекламировали брат с сестрой и расцепили мизинцы.
— С чего начнём? – бодро спросил Сашка.
— С начала! Я покормлю Макса, и будем вещи разбирать.
Макс побежал вслед за Дашкой на кухню, быстро проглотил завтрак, вылизал миску и поспешил обратно, лопаясь от любопытства.
В комнате всё было кверху дном. На Сашкиной кровати под потолком сидели Мавра с Мавриком: наблюдали, свесив усы, щурились, помаргивали. Дашка - Сашка сидели на полу в куче вещей, разбирали её и опять цапались.
— Смотри, уже третьи твои джинсы!
— А чья это маечка с надписью «Реальный пацан»? И камуфляжная толстовка… А джинсы дай сюда, я их вторую неделю ищу.
— Под кровать посмотреть не догадалась?
— Смотрела, их там не было! Вот майка с Человеком-пауком была.
— А почему не достала?
— Я что, нанялась за тобой убирать?
— Сейчас получишь!
— Кто-кто получит?
Тут сверху мягко соскочила Мавра, улеглась между спорщиками на симпатичной футболке с тиранозавром и принялась вылизываться.
— Профессор, эта кошка умнее нас с тобой. Надо не выяснять, кто беспорядок развел, а порядок наводить. Волоки всё в стиралку.
Мавра встала и гордо удалилась на кухню, подёргивая хвостом. Макс побежал следом: спросить кое о чём и заодно присмотреть за своей миской, а то мало ли что…
— Дашка-Сашка что — взбесились, что всё вверх дном переворачивают?
— Макс, у них всё вверх дном – это нормально. Вот сейчас приберутся, поживут в порядке день-другой, и опять всё будет по-старому. Ты просто недавно здесь живёшь. Да что ты к своей миске приклеился? Я на диете, и твоя каша мне сто лет не нужна!
— Извини, Мавруша, я иначе не могу. У нас, у собак, всегда так. Хозяина, миску и дом защищай до последнего, иначе ты не собака. Мы с этим рождаемся. Так что я тут посижу, рядышком.
— И кто же твой хозяин? – Мавра так заинтересовалась, что оторвалась от поилки.
— Папа-Костя, конечно. Он меня выбрал, а я его.
— Ну, тогда ему бояться нечего, — съехидничала Мавра. – А все прочие тогда кто?
— Члены стаи.
— И мы тоже с Мавриком?
— Вы — соседи, хорошие соседи. Я про людей говорю. А Папе-Косте бояться нечего, ты права. Я его никому в обиду не дам. И его, и Дашку с Сашкой, и Маму-Таню. И вас тоже. Не всегда же я буду ростом с тапок. Подрасту когда - нибудь.
— Ты уже растёшь, Максик. Внутри больше, чем снаружи. А Папа-Костя правильно выбрал, я смотрю… Ну что ж, с таким защитником и нам бояться нечего.
Мавра спрыгнула с подоконника, подошла к Максу и неожиданно лизнула его в нос:
— Ладно, пойду, пригляжу, чтобы эти двое детскую не разнесли…
В детской стоял дым коромыслом. Дашка застилала кровати чистым постельным бельём, когда с победным воплем ворвался Сашка.
— Вот он! Ура-а-а-а!
— Ты что орёшь? Кто «он»?
— Стегозавр! Я его так искал, а он был в кармане джинсов – тех, что что я кетчупом залил! Сейчас запихиваю их в стиралку, а стегозавр вывалился!
— Ты что, карманы не проверял? Угробишь машинку – знаешь, что с нами будет?
Дашка исчезла, как смерч. Макс залез под батарею, но уходить из детской было жалко: когда ещё такое увидишь! Сашка виновато шмыгнул носом, погладил стегозавра и поставил его на полку, к прочим чудищам. Вид у них был отвратный, но погрызть и не такое можно. От греха подальше Макс взялся грызть старое, давно знакомое резиновое кольцо: динозавров всё равно не достать, слишком высоко…
В ванной что-то заворчало, загудело. Таксичье любопытство мгновенно сорвало Макса с места – едва впопыхах кольцо не забыл.
Стоящая в ванной огромная белая штуковина ожила. Она рычала и ворчала, как большой рассерженный пёс. Макс поджал хвост и примирительно гавкнул. Штуковина продолжала рычать, и Макс, покрепче прикусив кольцо – для храбрости – подошёл поближе.
Посередине штуковины было окошечко, похожее на глаз. За окошечком что-то крутилось и мелькало, так, что у Макса закружилось в голове.
— Пойдем, нечего здесь смотреть, — сказали сзади.
Это оказался Маврик.
— Стиральная машинка это. Опасная вещь. Однажды я туда залез поспать, внутрь. А что: удобно, никто не мешает. Махровые полотенца мягкие. Ладно, хозяева ещё Папы-Костины рубашки решили постирать. Что потом было!
— А что было-то? – хвост у Макса мелко задрожал.
— Что - что… Мать так всыпала… — Маврик сел и начал умываться.
— Слушай, зачем ты все вылизываешься? И так чистый, шерсть блестит.
— Волнуюсь, — признался Маврик, — Думаешь, приятно такое вспоминать? Хорошо ещё, жив остался. У нас, кошек, правило: если тебе плохо — умывайся.
— А если хорошо?
— Тоже умывайся. Тут не объяснишь. Оно само получается.
— А-а, это, наверно, как хвост сам по себе виляет?
— Вроде того. Только мы хвостом виляем, когда сердимся.
Макс решил запомнить это покрепче.
В детской что-то завыло, и шерсть на Маврике встала дыбом.
— Всё, я пошел, отсижусь на кухне.
— А что это воет? – Макс поспешал за Мавриком со всех лап.
— Пылесос. Им с пола всякую всячину собирают и бранятся, что мы линяем. Тебе хорошо, ты короткошёрстный. А мы с матушкой… ну, сам видишь. Пушистые мы.
— Ты что, боишься его, пылесоса?
— Побаиваюсь, — признался Маврик, – Знаю, что он безвредный, а ничего с собой сделать не могу. Понимаешь, он воет, как мы, коты – когда в марте драки начинаются. «Выходи, я тебя сейчас на части раздеру!» — вот что это означает. Такая у нас боевая кошачья песня. Только послушаешь, и сразу ясно, кто поёт. А чтобы так петь, как пылесос, нужно быть с Папу-Костю величиной. Представляешь такого кота? Меня одной лапой прихлопнет и не заметит.
— Да ведь ты знаешь, что это пылесос! И сам говоришь, что он безвредный!
— Знаю! Это сильнее меня – инстинкт называется. Понимаешь, когда кошачий язык складывался, никаких пылесосов и в помине не было. Всё, Макс, отстань, я перекушу. Когда ешь, не так страшно.
«То-то ты такой толстый», — подумал Макс, но промолчал и улёгся в коридоре - обдумывать услышанное. Чтобы лучше думалось, грыз резиновое кольцо. Грыз-грыз и уснул.
Сквозь сон было слышно, как мимо ходили туда-сюда, шикали друг на друга: «Тихо ты! Топаешь как слон!»
Когда Макс проснулся, с кухни так вкусно пахло, что лапы сами туда заторопились. На кухне за столом сидели Папа-Костя, Мама-Таня и Сашка. Дашка стояла у плиты и подбрасывала всем на тарелки поджаристые оладушки. На плече у Мамы-Тани сидел Рома и прихватывал её клювом за ухо. Он посмотрел на Макса и крикнул:
— Хор-р-рошо!
Всё и правда было хорошо.
Первая прогулка
С утра Макс что-то подозревал. Дашка-Сашка перешептывались, переглядывались и пересмеивались. От любопытства щекотало в носу и сами собой подергивались лапы.
Маврик и Мавра явно знали, в чем дело, но молчали. Мавра умывалась так, словно не мылась месяц, и на все Максовы приставания отвечала только: «Не мешай, у меня сегодня спа-день!» Маврик запрыгнул на Сашкину кровать – под самый потолок – и лежал там, свесив хвост. Рома прикинулся, что перестал разговаривать, а потом вообще сунул голову под крыло, нахохлился и заснул.
С горя Макс окончательно разгрыз пластиковую бутылку и взялся за коробку из-под овсянки. Только вошёл во вкус, как на кухню вошли Дашка-Сашка, улыбающиеся до ушей.
— Макс, ко мне! – позвал Сашка.
Любая Настоящая Собака знает эту команду. Макс побежал на зов. Дашка присела на корточки и застегнула на нём новенький, вкусно пахнущий ошейник.
— Красавец! – подытожила она и потрепала Макса по загривку.
— А то! — подтвердил Сашка.
Макс не помнил себя от счастья, а хвост вилял из всех сил – так, что получался лёгкий ветерок.
— Ну, пойдём!
В руках у Сашки был поводок – настоящий поводок, красиво сплетённый из нескольких ремешков. Сашка пристегнул его к ошейнику и взял Макса на руки.
— Смотри не урони! – Дашка надела кроссовки и открыла дверь.
— Сама ничего не урони!
— Потом получишь!
Остальной перепалки Макс не слушал: ему было не до того. Его чёрный носишко захлёбывался от новых запахов: пыли, табака, множества разных людей, нескольких собак, чего-то ещё незнакомого…
Дверь подъезда распахнулась. Снаружи хлынули запахи мокрой земли, зелени, ещё чего-то чудесного! Макс тявкнул от восторга и так забился, что Сашка едва его удержал.
— Уронишь – убью! – прошипела Дашка.
Сашка поставил Макса на землю, почесал ему за ухом и сказал:
— Гулять!
Макс припустил со всех коротких лап. Сашка бежал следом, сжимая поводок, а Дашка снимала их на телефон. Из-под ног у Сашки со звуком «фр-р-р-р-р» шарахнулись какие-то невзрачные птички. От удивления Макс застыл на месте и насторожил уши.
— Ты что, воробьёв не видел?
— Конечно, не видел! – вмешалась подошедшая Дашка. – Он же в первый раз на улице. И вообще, дай сюда поводок.
— Коза!
Но поводок Сашка всё-таки отдал.
Тут подошёл мальчишка в расстёгнутой ветровке и спросил:
— Что, Кузнецовы, добились своего?
Дашка-Сашка одновременно кивнули. Макс дёрнул поводок и побежал вместе с Дашкой в угол двора, к кустам, покрытым яркими молодыми листочками.
— Небось долго щенка выпрашивали?
— Почти год, — сказал Сашка и поправил очки, — Сначала родители уперлись: нет, и всё. «Неужели, — говорят, — вам кошек и попугая мало?» Мало, говорим. А знаешь, что помогло? Книжка про Карлсона. Дашка её стала читать вслух – ну вроде как мне читает. Будто я сам не могу прочесть, слишком толстая для меня.
— Ага, можно подумать, — хихикнул мальчишка. – У тебя скорость чтения какая?
— Забыл. Да какая разница? Тут дело в психологии. Она выразительно читает, понимаешь? Как актриса. Там Малыш говорит: «Вот так и проживешь всю жизнь — без собаки!» Дашка читает громко, с выражением. Дверь в коридор открыта, по коридору родители проходят. Понял?
— Я-то понял. А они когда поняли?
— Ну, не сразу. Потом сказали: будет разделение труда. Прогулки – наши с Дашкой. Лужи убирать – тоже мы, я по чётным числам, она по нечётным. Ну, там много ещё чего. К ветеринару – мы, дрессировать – тоже мы. В общем, договорились. Уже на деньги из-за него попали …
— Это как?
— Он мамин ботинок погрыз. Деньги на ремонт родители дали, а мы на каникулах будем отрабатывать.
— Ну, вы даёте, Кузнецовы… А породу кто выбирал?
— Мы с Дашкой, кто же ещё.
— И что вы нашли в этом криволапом?
— А то! Ум и характер! Твой Хрюндель не полезет в нору к лисе или барсуку, а такса полезет.
— А ему и не надо по норам лазить…Стоп! Куда он делся?
Макс был счастлив: он копал. Дашка с поводком на шее стояла неподалёку, поглядывала на него и разговаривала с кем-то по телефону. А Макс рыл влажную землю передними лапами, стараясь изо всех сил, иногда помогая мордой. Нос подсказывал, что здесь совсем недавно были мыши: толстенькие, аппетитные… Интересно, каковы они на вкус?
— Ты что, решил здесь метро построить? – хрипло тявкнули сзади.
Сородич был всё-таки больше похож на собаку, чем Лёва-пекинес: чёрный с белой манишкой, гладкошёрстный, лоснящийся. Нос куда меньше, чем у Макса, но побольше, чем у Лёвы. «Подумаешь, и с таким носом можно жить» — думал про себя Макс, обнюхиваясь с незнакомцем.
— Так ты новенький у нас во дворе? Что-то я тебя тут раньше не видел… Ну, давай знакомиться. Я Гастон, француз – ну, бульдог французский. Для друзей Хрюндель, можно просто Хрюня.
— А я такс по имени Макс.
— Айда голубей гонять!
— Айда!
Гонять голубей оказалось очень весело. От них куда больше «фр-р-р-р», чем от воробьев, и летают они медленнее: толстые, ленивые, раскормленные сердобольными старушками.
— Давай, слева заходи! – азартно командовал Хрюня, — Гони их на меня!
Макс слегка запыхался, но не протестовал: француз был старше и крупнее, да и здешний старожил. Всё равно играть вместе куда веселее.
— Вот ты где! Ко мне!
Хрюня с разбегу остановился посреди голубиного вихря и побежал на зов, виновато крутя хвостом-культяпкой. Макс ещё пару раз гавкнул на голубей и побежал вслед за новым приятелем. Его уже взял на поводок хозяин — мальчишка в расстегнутой ветровке.
— Всё, домой! Фиг тебе, а не прогулка! В следующий раз – только на поводке!
— Да что ты кипятишься, Данька? Что он такого сделал? – спросила Дашка, вытирая вспотевший лоб.
— Убежал далеко, вот что. А по дворам его искать знаешь как трудно? У вас, Кузнецовы, ещё всё впереди… Так что, если нужно – обращайтесь!
— Щаззз! – сказала Дашка.
— Спасибо, обязательно! — ответил Сашка и незаметно ущипнул сестру.
— Ну, Профессор, погоди! Дома поговорим!
— Нет, лучше сейчас поговорить – сказал взрослым голосом Сашка, глядя вслед Даньке с Хрюнделем. – У нас правда всё ещё впереди. Дрессировать, лечить, кормить. Хорошо, когда есть, с кем посоветоваться.
— А Интернет на что?
— Есть такая вещь – сарафанный маркетинг называется. А Данька человек опытный. Хрюндель у них третий год живёт.
— Нечего нос задирать!
— А он и не задирает. Это ты нарываешься. Из-за чего ссориться?
— Не из-за чего… — со вздохом признала Дашка.
Тем временем Макс обнюхивал столбик, на котором расписывалось всё собачье население двора. Чёрный мокрый нос выдавал столько информации, что голова шла кругом. Кого здесь только не перебывало! Макс представить себе не мог, что на свете так много собак. Огромные и маленькие, старые и молодые, больные и здоровые. Вот и Хрюнин автограф…
— Пошли домой, мыться!
— Чур, теперь я его понесу!
— Коза! Ну ладно…
Макса взяли под живот и понесли по ступенькам.
— Ты собака или поросёнок? – ворчала Дашка. — Это надо так перемазаться!
— Что ты на него взъелась? Знаешь, что на таксичьих форумах пишут? «Взяли норника – терпите, вы знали, на что шли!» Не может такса не рыть!
— А что такое норник?
— Норные собаки — все, кого выводили, чтобы охотиться на зверей, которые живут в норах. На лису там, на барсука… Короче, все терьеры и таксы.
— Сашка, тебя не Профессором называть надо, а Яндексом или Гуглом.
— Лучше Александром Константиновичем. Ты читай больше, глядишь, и тебя Википедией называть будут..
Дашка попыталась лягнуть братца, но тот ловко увернулся.
— Читай, читай… Ты лучше скажи, что почитать интересного.
— Да хоть про твою тёзку, Дашеньку.
— Какую такую Дашеньку?
— Про фокстерьера Дашеньку. Вот она грызла, так грызла. Одной мебели целый гарнитур, а ещё ковёр, диван и всякой всячины целую кучу. Макс у нас просто ангел, если с ней сравнивать.
— Сбрось мне ссылку.
— В библиотеку запишись, Коза!
— Дождёшься, Яндекс очкастый!
— Балда ты, Дарья, — сказал Сашка неожиданно печальным и очень взрослым голосом. — Глаза прооперировать можно, а вот мозги… Знаешь, с кем можно в библиотеке познакомиться?
— С кем?
— Я, например, с Толиком познакомился. Он на год старше тебя, а скоро на региональную Олимпиаду по программированию поедет.
— Если он такой умный, то что в детской библиотеке делает?
— Книги берёт, зачем ещё в библиотеку ходят. Думаешь, он только и делает, что программы пишет? Читает, спортом занимается. Общается с интересными челами.
— Такими, как ты?
— Ну да.
Дашка растерянно взглянула на брата и замолчала.
Тут открылась дверь, оттуда запахло Домом, и голос Мамы-Тани сказал:
— Господи, это же надо так извазюкаться! Живо в ванную! Полотенце для Макса сейчас дам.
Отмывали Макса долго, в четыре руки – Дашкины и Сашкины, потом вытирали махровым полотенцем в цветочек, стареньким, но чистым. И всё это молча – так, что Мама-Таня даже забеспокоилась.
— Вы случайно не заболели, что не цапаетесь? Оба рогатые, вот и бодаетесь постоянно!
— Как – рогатые? – подала голос Дашка.
— Ты – Телец, Сашка – Козерог, вот вас мир и не берёт. А сейчас-то что случилось?
— Ничего, мам, всё хорошо.
— А то смотрите мне! – погрозила Мама-Таня для порядка и ушла на кухню.
Через два часа сытый Макс лежал на своей подстилке, рядом сидели Мавра с Мавриком, а сверху, с занавески поглядывал чёрным глазом Рома. Все слушали Макса, затаив дыхание.
— Там кусты есть, а на них листики – зелёные такие…
— Вкусные? – прервал обжора Маврик.
— Не очень. И ещё воробьи и голуби – их гонять можно…
— А они вкусные?
— Мавр-р-рик! Клюну!
— Собак там – видимо-невидимо. Один такой классный, хотя почти без носа, Хрюней зовут…
— А он…
— Маврик! Ещё раз перебьёшь, я тебя...! Ты рассказывай, Макс, рассказывай…
В детской тоже шёл тихий разговор.
— Саш, ты не обижайся, правда. Это я сдуру так сболтнула. Тебя что, в школе дразнят из-за очков? Да? Скажи, кто, я им накостыляю!
—Уже не дразнят. И бить никого не надо — я сам справился.
— Сам их побил?
— Не без этого. Но не только.
— Ты извини меня, Профессор. Я больше никогда тебя очкастым не буду называть. Что, сильно дразнили?
— Ну-у-у… Я ведь ещё и рыжий вдобавок. Ты чего ревёшь?
— Стыдно-о-о… Давай мириться?
— Давай.
— Мирись, мирись, мирись и больше не дерись! – прошептали Дашка-Сашка и расцепили мизинцы.
— Профессор, я тобой ужасно горжусь. Ни у кого такого брата нету. А как в библиотеку записаться?
— Завтра расскажу. Давай спать.
— Давай. А вот и Мавруша идёт.
— Мр-р-р-р, мр-р-р-р, мр-р-р-р…
Макс давно спал, и лапы у него подёргивались. Ему снились голуби.
Летучий кот
Макс блаженствовал: зажмурившись, лежал на полу балкона в солнечном пятне и грелся. Маврик устроился в цветочном ящике, висящем на перилах, и довольно мурлыкал. Пахло недавним дождем, тополевыми почками. Благодать… Когда ещё гулять поведут, а пока и здесь хорошо.
— Макс, а Макс…
— А?
— Вот ты чего бы сейчас хотел?
— Мышь поймать. Там, во дворе, такое место есть: точно мышами пахнет. Только поглубже копать надо.
— А я бы воробья поймал. Наглые такие: чирикают и вообще…
— Что «вообще»?
— Воробьи. Мы ж с тобой хищники, а они – воробьи.
— Я пробовал их ловить, не получается. Они «фр-р-р-р-р» — и всё, ищи-свищи.
— Да ты не умеешь просто. Надо затаиться, подстеречь и из засады – прыг!
— Тоже мне, охотник… Ты ж и на улицу не ходишь.
— Ну и что? Я по телеку видел! Канал «Дискавери», понял? Там про кота манула показывали: как он живёт, как охотится.
Макс разжмурился и посмотрел вверх. Маврик стоял на перилах и развевался шерстью – куда там манулу. Прошёлся вправо-влево, гордо поглядывая по сторонам…
— Вот смотри, летит! Щас я его…
Тут что-то мелькнуло, и Маврик исчез из виду.
Макс вскочил и с лаем бросился на пластиковое ограждение балкона. На шум прилетел Рома-попугай:
— Что тут твор-р-р-рится?
— Маврик пропал! Рома, вылети, посмотри, мне тут ничего не видно!
Рома ещё не успел сделать разворот, как снизу раздался хриплый мяв:
— Помогите!
— Ты где, Мавр-р-рик?
— Тут, на дереве!
— Дер-р-ржись! А ты помолчи, Макс! Сейчас и без тебя шума будет много.
Рома заорал: «Кар-р-раул!» и упорхнул с балкона в комнату. Макс уселся в углу и изо всех сил старался не лаять. Тут примчалась Мавра: один прыжок на балкон, второй — на перила. За ней вошла Дашка с Ромой на плече.
— Ты что, Рома? Что случилось? А Маврик где? Ой!
Дашка метнулась в комнату, изнывающий от беспокойства Макс – за ней.
— Профессор, там Маврик с балкона упал! На дереве сидит!
— Звони в МЧС!
— Уже набираю!
На душе у Макса полегчало. Дашка-Сашка вдвоём – это сила. Теперь можно не волноваться. Он прихватил резинового поросенка – погрызть, чтобы отвлечься – и вернулся на балкон. Там все были в сборе: Мавра сидела на перилах, и глаза у неё горели так, что хвост у Макса поджался сам собой. Рома устроился на верёвке для сушки белья среди прищепок.
— Дер-р-ржись, в МЧС уже позвонили!
— Я и так держусь! Всеми когтями!
— Если свалишься и свернёшь себе шею, домой можешь не приходить!
— Мам, ну что ты, в самом деле!
— Я сказала – ты услышал! Прадедушка Иннокентий однажды сутки просидел, пока не сняли. Так когтями вцепился — чуть столб не вывернули, пока снимали! С тех пор столб и остался стоять, словно пизанская башня.
— Какая это башня?— встрял любопытный Макс.
— В Италии такая башня есть, шестьсот лет упасть собирается, и всё никак не упадёт. «Дискавери» надо смотреть, а не это ваше барахло «У нас на раёне»! Маврик, слышишь? Это я тебе говорю, между прочим!
Маврик только жалобно мяукнул, а Макс покрепче закусил резинового поросёнка, чтобы не проболтаться.
— Макс, а что вообще случилось?
— Ну-у-у… Маврик хотел воробья поймать и свалился.
— А воробья-то поймал? Маврик, я тебя спрашиваю!
— Не-е-ет!
— Какой позор! Сибиряк называется! Слышал бы тебя прадедушка Иннокентий! Настоящий сибиряк был: и в доме, и в погребе всех крыс перевёл. Ворона повадилась таскать цыплят, так он притаился, подкараулил её и выдрал хвост начисто. Еле-еле крылья унесла, ну, зло затаила, понятное дело… Потом прилетела и дразнила прадедушку, пока он за ней не погнался — азартный был, Иннокентий-то. Ворона от него, он за ней, ворона выше и выше – он за ней по столбу взбирается. Глянул вниз – мать честная! До земли лететь и лететь, а ворона того гляди от смеха лопнет. Посиди, говорит, охолонь. И улетела, а он на столбе сидеть остался.
— А дальше-то что? – подал голос Маврик.
— Что-что… Сидел-сидел и начал орать во всю глотку. Хоть и не март, а что делать: пропадать-то неохота на радость вороне. Так и орал дурномявом, пока люди не заметили. Хозяева прибежали, начали раздумывать, что делать. «Кис-кис, Кешенька, иди сюда!» Ага, как же… Прадедушка и рад бы слезть, да не может: когти как впились в дерево, так и держат. Сметаной манили, рыбой. Решили его испугать, клин клином выбить – дескать, со страху сам соскочит. Привели лайку-соболятницу. «Взять!» — говорят. Она у столба лает, а прадедушка сверху кричит: «Найда, лучше уйди от греха! Ты что, не помнишь, откуда у тебя шрам на носу? Добавить? Если слезу, никому мало не покажется, полетят клочки по закоулочкам! Не веришь – у Бурана спроси, он не даст соврать!» Найда хвост поджала и домой. Пришлось хозяевам монтёра звать. Он когти надел…
— Ты что, мам, откуда у людей когти?
— Да это железяки такие, их на ноги надевают. Своих-то когтей нет, так хоть такие прицепить… Залез на самую верхотуру и отодрал прадедушку от столба, коготь за когтем. Потом сунул его за пазуху и спустился.
— А потом? – не выдержал Макс.
— А потом прадедушка отрабатывал: крыс ловил у монтёра дома. Три месяца вкалывал. После монтёр его с почётом домой отвёз, в корзинке. Ну, говорит, это всем котам кот! С ним хоть на охоту ходи… Маврик, сидишь?
— Сижу-у-у!
— Держись крепче, скоро приедут.
— Ты у нас, Мавр-р-руша, пр-р-рямо Шехер-р-резада!
— А то! Думаешь, почему про Кота-Баюна рассказывают, а не про кого другого? Зимние вечера длинные, за окном мороз трещит, а в избе тепло. Детвора угнездится на печи да на полатях и сказки друг другу рассказывает. А лучшие сказочники — мы, кошки! Как заведёшь: «мур-р-р, мур-р-р-р, мр-р-р-р», так кто угодно угомонится и слушает, пока не уснёт. Прадедушка хорошо сказывал: замурлычет, так на улице слышно.
— Он у тебя на все лапы был, Мавр-р-руша!
— Да уж… А прадедушкин прадедушка, Василий, тот на Дальнем Востоке жил и на тигров охотился. Дома только зимовал, крыс ловил. А на всё лето в тайгу уходил. «Мы, — говорил, — этих тигров на четыре части дерём и за себя кидаем»
— Да не может такого быть! – вырвалось у Макса.
— Ещё как может! У деревни, где Василий жил, тигры больше и не появлялись. Ушли куда глаза глядят, знали, что с ним шутки плохи. А раньше по три коровы за лето задирали. Так-то!
— Вы же им родня, тиграм-то?
— Про других кошек не знаю, а мы, сибирские – да!
— Ма-а-ам! – подал голос Маврик.
— Чего тебе, горюшко моё?
— Расскажи ещё что-нибудь, а то сидеть скучно.
«И не скучно Маврику, а страшно, — понял Макс. – Молодец: держится и виду не подаёт»
— Пр-р-равда, р-р-расскажи, Мавр-р-руша!
— Расскажи, пожалуйста!
— Про что рассказать-то?
— Про прадедушку Иннокентия! – мяукнул снизу Маврик.
— Ну ладно… Запомнились прадедушке монтёровы слова, и втемяшилось ему в голову: пойду да пойду на охоту! Кто его только не отговаривал! И хозяйские лайки: Кучум с Дымкой, и Сильва с Соболем, что по соседству жили. «Опомнись, — говорят, — Кеша! Куда тебе на промысел? Василий-то летом в тайгу ходил. А зимой в снег провалишься — и каюк». Нет, упёрся. Чалдоны, они все такие упрямые…
— А это кто такие?
— Сибиряков так называют…Не перебивай, Маврик! Ну, зима настала, хозяин на промысел собрался. Пельменей мешок приготовил, щей мешок…
— Это как – мешок щей?
— Хозяйка сварила огромный котёл, по мискам разливала и замораживала. Ледышки в мешок ссыпала, и все дела! Ушёл хозяин с лайками в тайгу, а потом дома хватились: Иннокентий-то где? Пропал и пропал!
Макс даже заскулил от любопытства.
— Кончился сезон, вернулся из тайги хозяин – и прадедушка с ним. Это он на нартах спрятался, под полстью, только в зимовье и вылез. Так там и жил, на хозяйстве. Ну, охотился, конечно, заполевал пару белок… А так всё больше мышковал. Мышей там сила. Лезут в зимовье — в тепло, на чужие харчи. Так что работал прадедушка не покладая лап. Хозяин говорил, что никогда такого удачного сезона не бывало. Ещё бы: придёт усталый, промёрзший, голодный, а ему навстречу Иннокентий выходит: хвост трубой, усы веером. «Мур-р-р, — поёт, — мур-р-р, здравствуй, хозяин, проходи, будь как дома, я тебя заждался…» Тут сразу и теплее кажется, и светлее, и щи наваристее. И спится под кошачье пение куда лучше. А кто хорошо отдохнёт, тот лучше поработает! Чуть не вдвое больше шкурок привезли хозяин с Иннокентием. А сам прадедушка в тайге такую шубу отрастил, что по ней мы и фамилию получили.
— А какая же фамилия у вас, Мавр-р-руша?
— Известно какая – Мохнатых!
— Пр-р-р-икольная фамилия!
— Нормальная, сибирская. Стоп, что это за шум такой?
— Дашка, пошли вниз, эмчеэсники приехали!
Первым у двери оказался Макс.
— Место! – рявкнула Дашка, впопыхах надевая кроссовки.
Но Макс успел проскочить в закрывающуюся дверь и вихрем понёсся вниз по ступенькам.
Рассчитал он правильно. Ловить и тащить домой его не стали. Так что у странной машины под балконом стояли втроём: Сашка-Дашка и Макс. Все, задрав головы, смотрели, как сверху спускается что-то вроде большой корзины, а в ней человек в синем – с Мавриком под мышкой.
— Ну что: весна, коты полетели… — сказал он басом. – Забирайте своего парашютиста. Везучий он у вас.
— Спасибо вам, — сказала Дашка и взяла Маврика в охапку.
— Не за что. Работа такая. Вот здесь распишитесь за вызов.
— Ты держи Маврика покрепче, а я распишусь, — вмешался Сашка.
— А ты умеешь? – удивился тот, в синем.
— Я во втором классе учусь.
— Надо же… Ну, вырастешь, приходи к нам работать.
— Я подумаю, — серьёзно ответил Сашка.
— Думай, думай. А пока скажи своим, чтобы сетки на балкон поставили. Если что – вызывайте,
— Спасибо! – хором сказали Дашка-Сашка.
Маврик моргал жёлтыми глазами, очумело вертел головой.
— Эх ты, летучий кот! – съязвила Дашка и почесала ему за ухом.
В прихожей на дверном косяке сидел Рома-попугай. Маврик спрыгнул на пол с Дашкиных рук и тут же припал к паркету, распластался по нему так, что стал похож на меховой коврик. Макс увидел входящую Мавру, – хвост хлещет по бокам, глаза горят, усы взъерошены, – и похолодел. Эх, и влетит сейчас Маврику! За меньшие проступки он получал от матушки по морде: раз-раз, так, что лап не видно. Со страху Макс зажмурился.
Когда он осмелился посмотреть одним глазом, Мавра сидела рядом с непутёвым сыном и вылизывала его, умывала, словно маленького. Дашки-Сашки не было видно, Рома – и тот улетел.
Макс осторожно прошел в детскую, стараясь не стучать когтями. Кошки этого не заметили.
— Ну что? – спросил сверху Рома.
— Ничего. Я думал, она его убьёт…
— Зр-р-ря ты так думал! Мавр-р-руша мудр-р-рая!
Тут в детскую вошла Мавра и сказала:
— Ужинать! Макс, сегодня овсянка с курицей, тебе уже положили!
Полтора Уха и другие неприятности
Сегодня прогулка не задалась с самого начала. Никого из знакомых во дворе не было, и Макс гонял воробьёв и голубей в одиночку. Дашке надоело бегать среди орущих птиц, она отстегнула поводок и увлечённо болтала с кем-то по телефону. Тут из подвала вылез тощий серый кот и уселся наблюдать за Максом. Сидел-сидел и стал подкрадываться к голубям с другой стороны.
— Не мешай! – тявкнул Макс.
— Это ты не мешай! Всю охоту портишь! Ты что, есть их будешь?
— Нет, конечно!
— Ну так и не лезь! Я второй день не жрамши, а ты вон какой гладкий. Небось дома живёшь?
— Ну да.
— Так и вали домой, не отсвечивай.
— Чё за наезды, в натуре? – Макс вовремя вспомнил фразочку из сериала «У нас на раёне», за которую Маврику не раз попадало.
— А то! Не фиг здесь когти гнуть. Мы тут хозяева – дворовые! А ты, домашний, сиди дома, носи хозяевам тапочки.
— Тебя забыл спросить!
Серый зашипел и выгнул спину. Макс припал на передние лапы, залаяв так, что голуби взвились всей стаей. Кот порскнул к мусорным бакам, Макс понёсся за ним сквозь голубиный вихрь…
— Лапы коротки! – поддразнил нахал, обернувшись на бегу, и Макс заметил, что у того вместо правого уха торчит какой-то огрызок.
«Поймаю – второе оторву!» — решил Макс и прибавил скорость. А дальше всё затмил азарт погони. Впереди мелькал облезлый хвост, разлетелись воробьи, шарахнулся в сторону старик с палочкой, с грохотом упал мальчишка на роликовых коньках, завизжала сигнализация…
Пришёл в себя Макс неизвестно где. Он стоял на задних лапах, опираясь передними на дерево. Сверху ухмылялась зловредная кошачья морда.
— Ну что, догнал? – осведомился Полтора Уха.
— Всё равно поймаю!
— Давай, лови!
Проклятый кот спрыгнул на землю и вальяжно прошёлся совсем неподалёку. Макс попытался цапнуть его за хвост и понял, что не может пошевелиться.
— Устал, бедняжка? Это тебе не по коврам да паркетам разгуливать! Пока!
Полтора Уха копнул пару раз асфальт передней лапой в знак презрения, скорчил рожу и пошёл прочь, задрав облезлый хвост. Обернулся и бросил на ходу:
— Как доберешься, позвони! Или тебе такси вызвать?
Он хихикнул и исчез в кустах, а Макс с ужасом понял, что потерялся. Ни одного знакомого запаха вокруг, неизвестные дома и люди! Оставалось только заскулить и спрятаться под скамейку. Там валялись фантики, обертки от мороженого, пакет из-под чипсов. Ничего съедобного, а есть так хотелось! От усталости лапы не держали – подгибались. Хвост поджался под брюхо и ничего посоветовать не мог.
На скамейке расселась компания подростков – хвастаться новыми телефонами. Их сменили две мамы с колясками. Потом какие-то старушки судачили о детях и внуках… Макс лежал на пыльном асфальте и пытался взять себя в лапы. Наконец решился и вылез наружу.
— Ой, девочки, гляньте, какой лапусик!
Никаких девочек вокруг не было видно, и Макс не сразу сообразил, что это старушка в темных очках обратилась к двум другим.
— Сбежал, наверно. Или потерялся. Ну, значит, я ей и говорю: «Не забывайтесь, милочка! Вы здесь няня, а я — бабушка!»
— А она что?
Макс побрёл прочь в быстро густеющих сумерках и оказался на улице, где все дома были маленькие, одноэтажные — таких он никогда не видел
— Эй, ты чё здесь шляешься?
Перед Максом стоял лохматый пёс немногим больше его и ухмылялся во всю пасть.
— Потерялся я, — угрюмо ответил Макс и почуял, что добром дело не кончится. Хвост был того же мнения: напрягся как стальной прут.
— Ах, бедняжка! Дома небось все глаза проглядели…
Лохматый толкнул Макса в плечо – так, что едва не сбил его на асфальт. Макс зарычал и оскалился.
— А чё так дерзко? – процедил задира.
Из-за угла появились ещё три пса, все куда крупнее. Они теснили Макса к забору. Оставалось только драться.
В подворотню изнутри с трудом просунулся черный нос. Поелозил немного, оценил обстановку и убрался обратно. Из-за ворот раздалось:
— Р-Р-Р-Р-ГАВ!!!
Сказано это было так, что стая мгновенно развернулась и бросилась прочь. У Лохматого задние лапы занесло на повороте, он едва не упал, но удержался и рванул так, что обогнал всех остальных.
Макс так устал и проголодался, что не поверил ушам, когда из-за ворот сказали:
— Ну, что стал? Заходи, гостем будешь!
Подворотня пришлась как раз по Максову росту в холке.
Хозяина толком рассмотреть не получилось. Он был так огромен, что в поле зрения не помещался. Хвост сам собой поджался под брюхо, но Макс собрал всю таксичью храбрость и вежливо обнюхался с незнакомцем. Нос говорил, что тот не молод, здоров, и что его недавно выкупали с шампунем от блох.
— Ты кто такой? Рассказывай!
— Я такс по имени Макс. Гулял и потерялся.
— Гулял? Везёт же некоторым. А я вот на цепи сижу. Алабай я. Зовут – Абрек. Сторожу здесь.
— Рад познакомиться.
— Да ладно тебе. Если потерялся, то радоваться или печалиться некогда: думать надо. А думать лучше всего после еды. Сейчас…
Абрек подошёл к вольеру, вытащил оттуда блестящую миску, где могло бы поместиться четверо таких, как Макс, и со страшным грохотом уронил её на асфальт.
— Оглохла она там, что ли?
«От такого и оглохнуть можно» — подумал Макс, но благоразумно промолчал.
Абрек перехватил миску поудобнее и подкинул её вверх. Грохот раздался такой, что у Макса заложило уши, а в соседнем дворе кто-то залился отчаянным лаем. В доме открылось окно, из него высунулась пожилая женщина и крикнула:
— Не шуми! Сейчас принесу!
— Ага, услышала… Пока не напомнишь, никто не пошевелится, — проворчал Абрек. – Сейчас ужинать будем. Только ты спрячься пока в вольере, а то Петровна как раскричится — еда в горло не полезет.
В вольере пахло взрослым псом и валялась кость, которую Макс даже и укусить толком не смог бы: так широко пасть не разинуть – челюсть вывихнется.
— Вылезай ужинать!
В миске была каша с мясными обрезками – ничего, вкусная.
— А теперь спать. Утро вечера мудренее, как Петровна говорит.
Макс так устал, что заснул мгновенно и спал без задних лап – до тех пор, пока его не потыкали в бок холодным мокрым носом.
— Подъём! Можешь вылезать, Петровна поесть принесла и ушла на работу. Я тебе оставил, доедай, а я пойду кость погрызу.
Доедать пришлось долго. Макс почувствовал, что стал похож на сардельку.
— Ну, теперь давай думать, — сказал Абрек, лёжа у вольера. — Стоп, а ну-ка подойди поближе… Это у тебя что такое на ошейнике? Адресник! Тогда всё только от тебя зависит.
— Извини, я ничего не понял.
— Мал ты ещё, вот и не понял. Нормальные хозяева на ошейник всегда адресник цепляют. Там внутри бумажка, на ней написано, как тебя зовут, и телефон хозяина.
— У тебя тоже такой есть?
— У меня табличка на ошейнике. Там всё написано, крупными буквами. Понимаешь, адресник отцепить нужно, чтобы прочесть, а ко мне чужие люди не подходят. Боятся, по запаху чувствую. А чего меня бояться? Не уноси ничего отсюда и не выходи без Петровны, вот и всё.
— А как заходить-то? Я же зашёл.
— Ты свой: собака. И зашёл по моему приглашению. Не люблю, когда маленьких обижают. А людей хороший сторож впускает всех и не выпускает никого, если хозяева до ворот не проводят.
— Всех - всех?
— Да, только почему-то никто сам не заходит Я же никого не прогоняю. Не лаю, не рычу. Лежу себе у ворот на солнышке. А люди Петровне звонят, если нужно войти. Они вообще странные, я давно заметил.
— Точно, странные. Безнюхие какие-то. Но интересные. А Хозяев я просто люблю, вот.
— И я Петровну люблю, хоть она и крикливая. Зато готовит вкусно, в жару меня из шланга поливает, от блох обрабатывает. И внук у неё есть, Славка. Когда он приходит, с ним поиграть можно. Славка на мне верхом ездит и воображает, будто я — конь, а он – рыцарь. Ты не знаешь, это что такое?
— Не знаю. Надо у Сашки спросить, он всё на свете знает – ну, почти всё…
Тут Макс вспомнил, что потерялся, и замолчал.
— Значит, так. Слушай сюда: сейчас идёшь на улицу, высматриваешь человека с собакой. Подходишь к нему, даёшь посмотреть адресник. А остальное он сам сделает. Настоящий собачник всегда собаке поможет. Если с первого раза не получится, пробуй ещё и ещё. Сейчас утро, как раз всех выгуливают. Давай, удачи!
— Спасибо! – сказал Макс и лизнул Абрека в морду — так, как вежливому щенку полагается благодарить взрослого пса.
Это была Трасса Утренней Прогулки — аллея, по которой шли и шли люди с собаками. Макс сидел у самого бордюра и изо всех сил старался не падать духом. Но время шло, а ничего не менялось. Старушка с кем-то пучеглазым на поводке не обратила на Макса никакого внимания. Здоровенный парень, похожий на своего ротвейлера, только без намордника — тоже. И девчонка, чуть повыше своей собаки, прошла мимо…
— Кузя, по-моему, он потерялся… А ты как думаешь?
Рыжий Кузя хвостом выразил согласие.
— Так это вы, юноша, носитесь по двору как угорелый? И это вы вчера чуть не сбили меня с ног?
Макс принюхался и узнал того самого старика с палочкой. От него пахло книгами, кофе и аптекой. Стало так стыдно, что хвост поджался, а уши опустились.. Залезть бы под диван, отсидеться, да где тот диван.
— Ну, и что с вами прикажете делать?
Старик с трудом наклонился и потрепал Макса по холке. Повернул ошейник, начал отцеплять адресник…
— Смотри, Кузьма, вроде всё не так плохо… А ну, где мои очки? Что тут пишут… Ага, значит, ты Макс? Ну-ка…
Старика уже говорил по телефону, но Макс не понимал ни единого слова. Сердце у него колотилось так, словно хотело выскочить вон.
— Ты, это, того… Не трясись. Если Андрейлексеич взялся, всё будет нормуль, — поддержал Кузя.
— Извини, я не поздоровался. Привет!
— Привет!
Вежливое обнюхивание кончилось как раз вовремя: старик сказал: «Всё, ждём здесь!» и сунул телефон в карман.
Макс улегся на пыльную траву и приготовился ждать, сколько потребуется. Кузя пристроился рядом – за компанию.
— Ну что, дело идёт на лад. – подытожил Андрейлексеич. – Макс, только не убегай никуда, хорошо? А то мы с Кузей тебя не догоним. Старые мы уже бегать…
— Ну, я-то не очень старый – шесть лет всего, — уточнил Кузя. – А Хозяину скоро восемьдесят.
— Ничего себе…. А ты у него компаньон, да?
— Я у него друг. Собеседник. Семья. На все лапы, короче. Одинокий он был, пока меня не подобрал – там, где баки мусорные. Так вот с тех пор вместе и живём. Я его гулять вожу, а то он в магазин выбирался раз в неделю, и всё. А ему свежий воздух нужен — для здоровья и чтобы в четырёх стенах не засиживаться. Знакомых мы с ним завели, гуляем вместе, за жизнь разговариваем… Смотри, смотри! Бегут!
По аллее мчались Дашка с Сашкой, и Макс понёсся навстречу, заливаясь торжествующим лаем.
— Максик! Живой, здоровый! Ура-а-а!
— А мы объявления расклеивали… — и Сашка с силой запустил вверх стопку бумажных листов. Они взлетели, словно вспугнутые голуби, и, кружась, разлетелись по аллее. Один упал прямо к ногам Андрейлексеича, тот поднял его и прочёл:
— «Верните друга! Макс, черно-подпалый….» Так-так. «Мы его очень любим!...» А сорить всё равно не надо, молодой человек.
— Это я от радости. Сейчас подберём, — пристыженно сказал Сашка.
— Обязательно! – поддержала его Дашка, беря Макса на поводок. — Подержите его минутку, пожалуйста. Мы быстро.
Пока они собирали листы и засовывали их в урну, Макс чуть не лопнул от нетерпения и счастья.
— Вот, папа просил передать, — Дашка протянула старику несколько бумажек. – Там, в объявлении написано: «вознаграждение»…
— Не надо. У нас с Кузей всё есть – правда, Кузьма? Вот видите, и он согласен. Лучше приходите, погуляем все вместе.
— Спасибо вам! – хором сказали Дашка-Сашка.
— Ну, мы пойдём. Пошли, Кузя.
— Он у вас такой красивый, – сказал вежливый Сашка и почесал Кузе за ухом. – Какая это порода?
— Дворянин, — ответил Андрейлексеич и улыбнулся.
— Столбовой, наверно?
— Точно, столбовой. Ты, я смотрю, историю любишь?
— Ну да. И у Пушкина написано — в сказке про золотую рыбку.
— Слушай, а что это за порода такая? – шепнул Кузе Макс.
— Шутят они. Это значит – дворняга, беспородный. Так оно и есть, да я не заморачиваюсь. Мне и так хорошо. Ну, бывай!
— Будь здоров!
— Ты это лучше Андрейлексеичу пожелай. Что-то он у меня прихварывать стал. К ветеринарам… тьфу, к докторам всё время ходит.
Макс сел перед стариком и подал ему лапу.
— Рад был познакомиться, Макс! – серьёзно сказал Андрейлексеич и пожал протянутую лапу.
Когда открылась дверь, в прихожей мгновенно оказались все, кроме Мавры. Ничего хорошего это не предвещало. Хвост был того же мнения.
Хозяева принялись гладить Макса, чесать ему за ушами и говорить, перебивая друг друга:
— Фу, прямо камень с души свалился…
— Я уже хотела с пэпээсниками связываться, пусть смотрят на маршрутах…
— Дашка-Сашка, вам благодарность в приказе…
— Ну, да, а от кого он сбежал?
— Кто старое помянет, тому глаз вон!
— А кто забудет, тому — хвост! Бежим, я уже опаздываю. Шампунь от блох купить надо, наверняка он их набрался, пока бомжевал…
Дверь за хозяевами закрылась. Дашка метнулась на кухню, наполнила миску и убежала следом — вместе с Сашкой.
— Ну, дер-р-ржись, пар-р-рень! – негромко сказал Рома сверху.
Макс и сам понимал, что главное впереди.
Тут вошла Мавра, и стало ясно: на улице были цветочки. Сейчас будут ягодки.
— Явился не запылился! Где тебя черти носили? Тут все с ума сходят, а он где-то шляется! У меня от переживаний внеплановая линька началась на нервной почве! Дашка ревёт в три ручья, Сашка с ней не разговаривает, у хозяйки глаза на мокром месте! Хозяин три года не курил, а сейчас полпачки выкурил! Маврик чуть не сбежал тебя искать, уже на лестнице поймали! Тоже мне, путешественник! Фёдор Конюхов гладкошерстный! Тур Хейердал лопоухий! Ну, я тебя…
— Мам, да ладно, он и так натерпелся… — вступился было Маврик.
— Брысь! Не лезь под горячую лапу!
Макс заскулил и тут же получил несколько оплеух. Маврику тоже перепало.
Мавра удалилась, гневно подергивая хвостом, а Макс прислушался к себе и понял: совсем не больно! Лапы у Мавры были бархатные, и когтей она не выпускала.
— Что, схлопотал? – хихикнул Маврик.
— А сам-то… Слушай, а что она так бранится? Конюховым обзывается… Какой я ей Конюхов? Кузнецов я! У меня и в паспорте записано, Дашка-Сашка вписали. И каким-то хередалом назвала… Обидно!
— На обиженных воду возят. А тут и обижаться нечего. Это путешественники такие, весь мир объехали. Пока ты пропадал, мы тут с матушкой телевизор смотрели – ну, чтобы отвлечься. Конюхов по морю плывёт, а она шипит: «Ну, пусть только явится, путешественник криволапый!»
— А с чего это ты вдруг решил меня искать?
— Ну-у-у… Друг ты мне или нет?
— Друг, конечно!
Хвост сам собой завилял изо всех сил, а Маврик добавил:
— Вот, смотри! – и тоже помахал хвостом.
— Ух ты! Любая собака поймёт, что ты радуешься!
— Да, без знания языков сейчас никуда! А что это по-кошачьи значит, помнишь?
— «Я очень зол» — так?
— Так! Только я очень рад, что ты нашёлся.
— Правда?
— Правда. Пошли на кухню. Я тоже перекушу за компанию.
— Всё хор-р-рошо, что хор-р-рошо кончается! – заявил сверху Рома.
И, как всегда, был совершенно прав.
Битва в прихожей
С утра было скучно. Хозяева на работе, Дашка-Сашка в школе, с подоконника видна мокрая от дождя улица… Со скуки Маврик с Максом подрались — из-за резинового цыпленка, уже порядком погрызенного. На лай, визг и фырчанье примчалась с кухни Мавра и всыпала обоим.
— Ещё раз услышу — хвосты поотрываю! Тоже мне, бойцовые кот и пес! Что, заняться нечем?
— Нечем! — сказали бойцы хором.
— Это что еще за речи? Маврик! Что настоящий кот готов делать в любое время?
— Спать и умываться!
— Вот и займись! А то на тебя смотреть страшно. Можно подумать, не порядочный кот из приличной семьи, а дворовый уркаган с помойки. И чтоб тихо было, понятно? У меня сеанс мяудитации! Не мешать!
— А это что такое — мяудитация? — спросил слегка обалдевший Макс.
— Это когда сидят и погружаются в себя! Понятно? И Роме скажите, чтобы не шумел.
— Пошли в детскую, — шепнул Маврик.
— Пошли. А откуда она узнала про эту мяудитацию?
— Хозяйка с кем-то по телефону разговаривала, а матушка у неё на коленях лежала. Это у них новое хобби такое. Работа у хозяйки нервная, вот она и учится это… мяудитировать. Говорят, успокаивает.
— Что, пр-р-рогнали? — хихикнул сверху Рома-попугай
— Тихо ты! — зашипел Маврик. — Матушка сегодня не с той лапы встала. Мяудитирует в кухне.
— Джентльмены, я пас! — Рома засунул голову под крыло и притворился чучелом.
— У-у, Железная Лапа, — ворчал Маврик, — чуть что, так сразу драться…
— Ничего не железная. Мягкая, прямо бархатная. И когти не выпускала: шлёпнула раз-другой, и только , — возразил Макс, устраиваясь на подстилке.
— Не понимаешь ты ничего. Это мультик такой. Там пантера один в один на матушку похожа, только черная, как я, — Маврик гордо огляделся, — Она почем зря пацана лупит, а медведь её за это Железной Лапой обзывает…
Маврик принялся умываться, а Макс попытался погрызть давно негрызенную чурку, но ничего не получалось. Ушки-пельмешки сами собой настораживались. Что-то было не так… И хвост не давал заниматься обычными делами: напрягся как стальной прут и завис параллельно полу. Кто там скребется за дверью?
— Маврик, слышишь?
— Не-а…
— Там словно мышь в прихожей…
— Это не мышь. Это воры-домушники квартиру вскрывают.
Голос у Мавры звучал бесцветно и сухо, хвост бил по бокам, а глаза горели так, что Максу стало страшно.
— Выходим на тропу войны! Принимаю командование на себя. Макс, ты — наземные силы. Маврик, мы с тобой — воздушно-десантные войска, основная ударная группировка. Рома, ты обеспечиваешь господство в воздухе.
— Слушаюсь, мой генер-р-рал!
— Атакуем, как только дверь откроется, по моему сигналу! Маврик, делай как я. Рома, ты налетай, кричи благим матом, клюй в лицо. Макс, хватай за ноги, кусай, рви им брюки. Слушай мою команду! По местам! И… Маврик, если что… я тебя очень люблю.
— И я тебя, мам…
Дверь заскрипела и приоткрылась.
Кошки взмыли на шкаф и затаились. Рома прицепился к проводу светильника. Макс замешкался и, когда дверь отворилась, впуская двух крепких парней, оказался на коврике прямо перед ними.
— Гля, Толян, какой прикольный…
— Тихо ты… Сумки давай.
Макс почувствовал, как шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Мр-р-ряу-у-у! Мр-рмяу-у-у-у!
— Ур-р-ра-а-а! Иду на тар-р-ран!
—Уйййй, зараза-а-а!
Со шкафа метнулись две мохнатых комка и вцепились непрошеным гостям прямо в рожи. Рома носился в воздухе, как голубая молния, и яростно клевал, куда мог попасть. Макс вцепился в толстую щиколотку, его лягнули и отбросили в сторону, он вскочил, кинулся, укусил, отскочил, ещё раз укусил… Мавру тоже оторвали, швырнули прочь, пнули в брюхо. Она упала и осталась лежать...
— Ма-а-ам! — взвыл Маврик, — Р-р-раздер-р-ру-у-у!
— Рви их! Когтями работай! — прошипела Мавра, пытаясь встать.
— Загрызу! — рявкнул Макс и прыгнул свечкой вверх, целясь Коляну в глотку.
По лестнице кто-то бежал, грохоча тяжелыми ботинками.
— Толян, сматываемся!
— Всё, ребята, приплыли! Лицом к стене, руки за голову, быстро!
Это сказал кто-то высокий, в черной одежде, незнакомо пахнущий железом и смазкой, с пистолетом в руках. За ним виднелись ещё двое таких же. И тут в дверь вломился Папа-Костя — оскаленный, словно питбуль Хук из второго подъезда, и тоже с пистолетом.
— Уйййй, — выл на одной ноте Толян, — уйййййй, глаза-а-а-а! Глаза выдрали! Посажу! Развели дома зверьё, на людей кидается!
— Ты сам сначала выйди, — посоветовал самый высокий из черных. — Взлом, группой, по предварительному сговору… Тебе статьи напомнить или сам знаешь?
— Не знает, — хмыкнул другой. — Он у нас начинающий. А то бы увидел, что квартира на сигнализации.
— И знал бы, что к шефу тревожная группа сразу приедет. Охранная компания «Бастион» — обращайтесь! — подытожил третий. — Здорово получилось, Константин Николаич.
— Да уж…Вызываем полицию и «скорую». Заткнись ты, ушлёпок!
Вбежала Мама-Таня, оглядела поле боя, побледнела и спросила — таким же бесцветным голосом, как Мавра:
— Дети где?
— В школе! — отрезал Папа-Костя.
Мама-Таня осела на банкетку и тихо заплакала.
— Ты чего ревешь? — прошипел Папа-Костя. — Перестань, перед ребятами неудобно!
— Плащ перепачкала. Знаешь, какая химчистка дорогая? Ой, что я несу…
— Это ты со страху. Ничего, бывает. Успокойся, всё хорошо.
— Сейчас Кате позвоню, пусть она Сашку с Дашкой на сегодня к себе заберёт, пока мы тут всё уберем.
— Зверьё дома держите, — завел опять Толян, — ваша рысь нас чуть не задрала! Скажи, Колян?
— И пса такого держать нельзя! — поддержал Колян. — Лает, кидается — зверюга, в натуре! Чуть ногу не отгрыз!
— Рысь, говоришь? — Папа-Костя ядовито улыбнулся.
— Не, две рыси!
— Точно, две. Только не рыси, а кошки.
Толян только икнул в ответ.
— Ой, Мавруша! Маврик! — всполошилась Мама-Таня, — Вы ж мои хорошие! Герои! И Максик молодец!
— Константин Николаич, там «скорая» приехала!
— Я уколов боюсь! И йодом мазаться не дамся, — мрачно сказал Колян.
— Что так? — спросил черный с высоты своего роста. На плече у него сидел Рома-попугай и ласково теребил его за ухо.
— Йод щиплется!
— Привыкай! — посоветовал черный.
Тут в прихожую ворвались люди в серой форме, потом двое в синих комбинезонах с красными крестами …
Под шумок все убрались в детскую.
— «Тогда считать мы стали раны…» — сказала Мавра. — Живы все, вижу. Раненые есть? Макс, ты цел? Маврик …?
— Мам, а ты как?
— Я в норме.
— А почему стихами говоришь?
— Потому что стихи хорошие и к месту. Рома, что с тобой?
— Хвост выр-р-рвал, ур-р-род! Ну, я его так клюнул, будет знать!
— Ничего, хвост отрастет. А сейчас будет парад в честь победы! Командовать парадом буду я! Р-р-равняйсь!
Голос у Мавры был такой, что Макс с Мавриком мгновенно встали рядом и приосанились. Рома взлетел на спинку стула и распушил все оставшиеся перья.
— Вы героически отстояли наш общий дом! Молодцы! Объявляю вам благодарность! Ура!
— Ура! Ур-р-а-а-а! Ура-а-а-а! — заорали все.
— К торжественному маршу приготовиться! Рома, запевай!
Рома распушился так, что стал почти круглым, и грянул:
— Багр-р-ровым зар-р-ревом затянут гор-р-ризонт!
— И гул разрывов слышится вдали! — подхватил Маврик.
— Тропой войны идет Бойцовый Кот… — Мавра пела вместе со всеми.
— И он в любой беде не пр-р-р-ропадет!
Макс не знал слов, но мелодия брала за самую душу. Он чеканил шаг и совсем не путался в лапах.
— Гор-р-рит земля, как спичка на ветр-р-ру,
И зар-р-ревом пылают гор-р-рода!
— Бойцовый Кот идёт, как на смотру… — выводил Маврик.
— И не свернет с дороги никогда… — Мавра внезапно умолкла и осела на пол.
— Ма-а-ам! — взвыл Маврик.
Макс залился лаем, и тут же в детскую вбежала Мама-Таня.
— Что случилось? Мавруша, солнышко, что с тобой? Где болит?
Мавра не отзывалась, не открывала глаза. Лежала плоская, как меховой коврик.
— Убью! — выдохнула Мама-Таня и бросилась к телефону. — Ветеринарная «скорая»? Строительная, двенадцать, квартира сорок семь! Ждём!
Маврик сидел рядом с матерью и трогал её лапой.
Мама-Таня повернулась на каблуках и выскочила в прихожую. Сейчас она как две капли воды походила на разъяренную Мавру, только без хвоста.
— Что вы с кошкой сделали, гады? Убью!
— Спасите! — хором прошептали Колян и Толян, прячась за людей в серой форме.
— От меня никто вас не спасет, и не надейтесь! Да вы оба одного её когтя не стоите!
— Таня… — ошарашенно пробормотал Папа-Костя.
— На дне моря сыщу, так и знайте!
— Где животное? — спросил человек с большой сумкой, вышедший из лифта.
— Ой, как вы быстро! Пойдёмте сюда…
— В соседнем подъезде вызов был. Так что случилось?
— К нам воры пытались залезть, а кошка им чуть глаза не выцарапала.
— Ага-а-а…, — гундел Толян из-под бинтов, — все лицо мне изодрала, зверюга…
— А ты бы не лазил по чужим домам, глядишь, цел бы остался, — сказал человек в серой форме. — Давай, пошли в машину!
Все это Макс слышал краем уха-пельмешка. Куда важнее было то, что говорил человек, склонившийся над Маврой.
— Плохо дело. Её, видно, в живот пнули со всей дури. Похоже на разрыв кишечника. Надо оперировать. Есть что-нибудь твердое? Ну, картонка, доска какая-нибудь?
Мама-Таня бросилась на кухню и вернулась с большой разделочной доской, разрисованной апельсинами. Мавру осторожно уложили на доску и понесли к выходу.
После битвы
Вечером Макс сидел в начисто вымытой прихожей и пытался разговорить Маврика.
— Ну что ты надулся как мышь на крупу? Пойдем ужинать!
— Мя.
— Не понял!
— Мя.
— Ты что, говорить разучился?
— Отстань, Макс. Я мяудитирую.
— Что-что делаешь?
— Мяудитирую. Пытаюсь маме помочь.
— Это как?
— Думаю о ней. Представляю, что с ней разговариваю.
— И что ты ей говоришь?
— Что всё будет хорошо. Отстань, сказано тебе! Тут настроиться надо.
Макс тихонько вышел на кухню. Там Хозяева пили кофе с коньяком и тихо переговаривались. Рома-попугай сидел на плече у Папы-Кости и перебирал ему волосы клювом. Мама-Таня погладила Макса, положила в миску овсянки с мясом и добавила косточку:
— Это тебе за храбрость, Максик!
Миску Макс вылизал начисто, а косточку прихватил в прихожую. Маврик сидел с закрытыми глазами, поставив шерсть дыбом — так, что походил на меховой шар. Мяудитировал, наверно…
— Ты это… есть будешь?
Маврик не отозвался.
Прошуршали крылья, и Рома тяжело шлепнулся на банкетку.
— Плохо без хвоста летать, р-р-рулить нечем! Знаешь, что Хозяева говор-р-рят? Мавр-р-рушу пр-р-роопер-р-рир-р-ровали! Ветер-р-ринар-р-р сказал: вовр-р-ремя обр-р-ратились! Тепер-р-рь всё будет хор-р-рошо! Вот посмотр-р-рите!
— Спасибо, Рома!
— Не за что! А Мавр-р-рика ты не тр-р-рогай. Кошки, они мудр-р-рые, ничего зр-р-ря не делают.
— Хорошо, не буду. Рома, а ты откуда эту песню знаешь — ну, про Бойцовых Котов?
— Хозяин с др-р-ругом как-то р-р-раз пели на кухне. Там ещё пр-р-ро эмблему с оскаленным звер-р-рем, так они говор-р-рили, что у них такая же была.
— Они что, тоже Бойцовые Коты?
— Да нет, пр-р-росто офицер-р-ры в отставке, сейчас охр-р-ранную фирму вдвоём откр-р-рыли… Ладно, я спать полетел, а то денек тр-р-рудный выдался!
— Лети, Рома. Спокойной ночи.
— И тебе!
Рома улетел. Маврик сидел и не шевелился, словно плюшевый. Макс положил косточку поближе к нему, приволок свою подстилку и улегся рядом — так, чтобы греть Маврика.
Дни тянулись, похожие один на другой. Без Мавры всё было не так. И с Мавриком говорили только про неё.
— Матушка как-то сказала: я за своих Кузнецовых кого угодно в клочья порву. Они меня от улицы спасли, в кошки вывели…
— Постой, причем здесь улица? Вы же из какого-то там питомника.
— Ой… Проговорился. Сибиряки мы — это правда. А про питомник матушка сама придумала, если честно. Я ещё маленький был, она боялась, что комплексовать буду. Как же, кругом все породистые-распородистые, а мы… Сначала верил, а потом услышал, как Мама-Таня подруге рассказывала про матушку. Оказывается, она сама к ним пришла, через окно. Тогда они на первом этаже жили. Стали думать: оставлять или нет? Папа-Костя говорит: вся с варежку, а характер уже виден. Мама-Таня отвечает: хорошая кошка сама приходит, это наш домовой будет…
— А Дашка-Сашка?
— А они подрались из-за того, как её назвать.
— Подумаешь, с улицы! В Сибири, небось, по улицам такие породистые бегают, каких ни в одном питомнике нет. А вообще порода — пустяки. Главное — душа, характер.
— Ты правда так думаешь?
— Ну да.
— А я боялся, что ты со мной теперь дружить не будешь. Вдруг я беспородный? Ты-то вон какой: документы, родословная, татуха на пузе…
— Дурак ты, Маврик, вот и всё.
— Правда?
— Правда.
— Ну, тогда хорошо… Я знаешь ещё о чем думаю: вот нас все хвалят, чешут за ушами, героями называют. А что мы такого сделали? Тревожная группа тут же появилась. Хозяин как раз на работе был, вместе с ними и поехал. Мы же всего несколько минут продержались…
— А мы разве знали, что сейчас охрана приедет?
— Ну, не знали…
— Вот тебе и ну. Мы просто сделали всё, что смогли. А как нас там называют, это дело десятое.
— Слушай, ты у нас такой мудрый — прям как Сашка. Интересно, таксы все такие?
— Да ладно тебе…, — Макс застеснялся, — Какой есть. Давай лучше в футбол погоняем, пока дома никого.
— Давай. Рома, айда в футбол играть?
— Только чур-р-р, я р-р-рефер-р-ри!
— Замётано!
И вот, наконец, настал день, когда дверь открылась, вошел Папа - Костя, поставил котоноску на пол и осторожно вынул оттуда Мавру — худую, клочкастую, пахнущую лекарством, в попонке с пестрыми бабочками.
В прихожей мгновенно оказались все, кто был дома. Рома повис в воздухе, словно орел над степью. Макс с Мавриком едва не сбили друг друга с лап.
— Ма-а-ам!
— Ну, как вы тут?
Голос у Мавры был тихий, как жужжание комара. Она отправилась на кухню, с трудом переставляя лапы. У окна села, подобралась — и не смогла вспрыгнуть на подоконник, к миске: только тихо мявкнула и оглянулась. Мама-Таня поставила миску на пол и прошипела:
— А ну, кыш отсюда! Чего уставились? Дайте Мавруше поесть спокойно!
Рома улетел в детскую, Маврик и Макс убрались под диван — перешептываться:
— Матушка сама на себя не похожа… И не ругается…
— Ну, так она еще не поправилась толком. Дашка-Сашка её вычешут, и опять красавица будет. А что ты к ней не идешь?
— Боюсь. Она не любит, когда её такой видят.
— Какой?
— Когда она не в форме.
Тут вошла Мама-Таня с Маврой на руках и уселась на диван — гладить.
— Мавруша, красавица ты наша! Защитница! Что бы мы без тебя делали! Ты только поправляйся, ладно?
— Мр-р-р-р, мр-р-р-р, мр-р-р-р…
— Я пошел! — Маврик вылез из-под дивана и принялся тереться об Мамы-Танины ноги.
— Кс-кс-кс! Иди сюда! Соскучился по матери, герой?
Маврик мгновенно запрыгнул на диван и замурлыкал басом.
В дверь позвонили. Мама-Таня осторожно положила Мавру на подушку и выскочила из комнаты.
— Тихо вы! — донеслось из прихожей. — Да, папа её уже привёз. Говорить шепотом, ходить на цыпочках! Все меня услышали? Ветеринар сказал: покой, покой и ещё раз покой! Понятно?
Когда в дверь просунули носы Дашка с Сашкой, на диване лежали все трое: Мавра посередине, Макс и Маврик по сторонам. Они спали, и снился им бесхвостый Рома, распевающий во весь голос: «Бойцовый Кот нигде не пр-р-ропадёт!»
Дни шли за днями, а Мавра никак не становилась прежней. Она мало ела и много спала. А когда не спала, сидела и смотрела в пространство, не обращая внимания на окружающее.
— Слушай, может она опять это… мяудитирует? — шептал Макс на ухо Маврику.
— Не похоже. Она вообще какая-то другая стала. Я её не узнаю, если честно… И такую люблю, но не узнаю.
— Р-р-ребята, есть одна идея! — Рома спорхнул с подоконника. — Чёр-р-рт, опять чуть не шлёпнулся… Хоть бы хвост скор-р-рей отр-р-рос!
— Выкладывай! — хором сказали Макс и Маврик.
— Сначала посчитаемся, кто останется, тому и скажу!
— Ой, тоже мне, «Секретные материалы»…
— Мавр-р-рик! Не дер-р-рзи! Это стр-р-ратегия такая лечебная, понял?
— Ничего не понял. Ладно, извини.
— Всё, пр-р-роехали! Давайте считаться. На золотом кр-р-рыльце сидели: цар-р-рь, цар-р-ревич…
Остался Маврик. Макс поплелся из кухни в детскую, надувшись на весь белый свет.
Мавра свернулась клубком на Дашкиной кровати и не обратила на Макса никакого внимания: смотрела куда-то, не моргая — сквозь него.
С горя Макс взялся грызть давно надоевшую игрушку, но тут явились заговорщики — Рома с Мавриком. Рома устроился на верху клетки, Маврик взялся было вылизываться, но вдруг подошел к Максу и ни с того ни с сего вмазал ему прямо по носу — мокрому, черному носу!
— Ты что, очумел?
Маврик добавил Максу другой лапой, получил сдачи — и на полу покатился клубок, который фыркал, рычал и завывал, словно пылесос. Макса душила обида на Рому с его дурацкими тайнами, на вероломного Маврика — а ещё друг называется! — на весь мир…
— Эт-т-то ещё что такое?! А ну прекратить немедленно!
Это был голос Мавры — той, прежней Мавры. И оплеуху каждому из бойцов влепила прежняя Мавра — худая, облезлая, но с горящими зеленым огнём глазами.