Жила-была девочка

«В первый погожий сентябрьский денёк…»

В воздухе стоит запах гладиолусов, астр и яблок. На мне коричневое с белыми манжетами, которые вчера мы пришивали вдвоём с мамой, платье, белый фартук и огромные банты. Мы торжественно идём по улице, и все прохожие улыбаются мне.

– Как бы под дождь не попасть, – мама задумчиво смотрит на синеющую впереди тучу.

Мы ускоряем шаг, и попадаем под этот самый дождь, уже проходя по школьному двору. Долго давимся на крыльце среди совершенно одинаковых девочек в бантах и мальчиков в синих костюмах с пластиковой открытой книжечкой, пришитой на рукаве.

– Линейка в спортивном зале, все в спортивный зал, – громко кричит какая-то тётя с красной повязкой на руке. Мы ищем спортивный зал, вернее мама ищет, а я смотрю под ноги и на свой букет – боюсь, что толпа испортит мои босоножки с бабочкой или отломит сиреневую головку астры.

В голубом зале, с расчерченным белой краской полом, тоже шум и столпотворение. Я улавливаю, что народ стоит небольшими группами, из центра каждой кучки людей торчат таблички на палке: 1А, 1В, 1Ж. Мама подталкивает меня к табличке 1Е и теряется в толпе. Я верчу головой и чувствую, как цепляюсь за что-то бантом.

– Осторожнее, детям причёски испортишь, – хохочет сзади меня какой-то дядя в таком же, как у первоклассников костюме с книжечкой.

Мне почему-то становится за него стыдно и хочется поскорее домой. Зачем я так рвалась в эту школу? Сидела бы сейчас в деревне слушала бы Нянькины сказки про петушка, который пошёл за орехами и про грушевое дерево. От воспоминаний о спокойной, тихой жизни в деревне у меня к горлу подкатывает комок, я смотрю в спину, стоящую впереди, на ней крестиком лежат белые полосочки от фартука. А у меня полосочки лежат ровно по плечам и всё время спадают.

Посередине зала происходит что-то скучное: долго и непонятно выступают какие-то люди. У меня устали ноги от стояния, и руки от тяжёлого букета. Потом дядя, который зацепил меня за бант, берёт на руки девочку из-под таблички 1А, и сажает себе на плечо, у неё в руках колокольчик, такой же, каким мы с дедушкой играли в школу, когда он учил меня читать. Девочка машет этим колокольчиком, и все дети, мимо которых проходит эта оглушительно-звенящая пара, зажимают уши ладонями. Я тоже зажимаю и смеюсь вместе со всеми. Хотя мне совсем не хочется смеяться. Но, все так делают, наверное, так надо.

После линейки учительница в очках строит нас по парам, и ведёт по ступенькам вверх. Со мной в паре девочка с двумя хвостиками.

– Как тебя зовут? – спрашивает она.

Я называю своё имя. Получается очень тихо. Кажется, она не расслышала, но кивает и говорит, что её зовут Жанна. Я кошусь на её жидкие светло-коричневые хвостики, веснушчатый нос и решаю, что на роль подруги Жанна не годится. Моя Маринка сейчас, наверное, тоже идёт в паре с какой-то незнакомой девочкой. А вдруг эта девочка ей понравится больше, чем я?

Возле класса, в толпе взрослых, я вижу свою маму. Я порываюсь к ней, но она машет мне: «Иди, иди», и я прохожу мимо своей родной мамы за неизвестной мне учительницей с незнакомой девочкой за руку. Мне не нравится в школе. Я очень устала от этой суеты. Я не выдержу десять лет такого мучения.

В классе мы нестройным хором повторяем за учительницей:

Я сначала повторяю вместе со всеми, а потом понимаю, что всё равно не слышу себя, и тогда я просто шевелю губами. А учительница не замечает и улыбается:

Оказывается в школе не всё так сложно, и так легко можно перехитрить взрослую и умную тётю.