Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга десятая. Июнь

Память святого пророка Амоса

Святой пророк Амос, уроженец города Фекуи, находившегося в земле Иудовой, недалеко от Вифлеема, происходил из семьи незнатной и небогатой: дни свои он проводил, пася стада. Господь же, призирающий не на богатых и сильных, но – на смиренных и нищих, взял его, как Моисея и Давида, от пастушеских стад на пророческое служение (см. Исх.3:1–22, 1Цар.16:1–23). Он повелел ему покинуть землю Иудову и идти в землю Израилеву, чтобы там пророческой проповедью склонить к покаянию людей, развратившихся идолопоклонством. Следует заметить, что по смерти Соломона (954 г. до Р. Х.) Иеровоам (953–931 гг. до Р. Х.) вместе с десятью коленами израильскими отторгся от сына Соломонова Ровоама (954–937 гг. до Р. Х.), царствовавшего в Иерусалиме: из отложившихся колен образовалось особое царство Израильское, первым царем которого и был Иеровоам (3Цар.12:1–33). От дней этого Иеровоама израильтяне, отпав от истинного Богопочитания, поклонялись идолам. Иеровоам, стремясь упрочить свою власть над израильтянами и опасаясь, как бы они, ходя на праздники в Иерусалим ко храму, снова не присоединились к иудейскому царю, его свергнув и убив, сделал двух золотых тельцов – он знал наклонность своих подданных к идолопоклонству – еще предки их, придя из Египта сквозь Чермное море в пустыню, вылили себе из золотых серег тельца (Исх.32:1–35). Сделав помянутых золотых тельцов, Иеровоам одного из них поставил в Дане, а другого в Вефиле – городах своей области; вместе с тем он повелел израильтянам не ходить в Иерусалим, но поклоняться и приносить жертвы золотым тельцам, отправляя в честь их торжественные празднества, при этом царь говорил народу: «Вот боги твои, Израиль, выведшие тебя из Египта» (3Цар.12:28).

Так развратил Иеровоам израильтян. И хотя Господь посылал израильтянам Своих святых пророков для их обличения и возвращения на правый путь, но из них лишь немногие исправлялись и возвращались к истинному Богу; некоторые же поклонялись и истинному Богу, и золотым тельцам. В числе этих пророков Господь послал со страшными прещениями и раба Своего, святого Амоса. Сей пророк Божий был прост и неискусен в беседе, но не разумом: ибо в нем действовал и говорил его устами Тот же Дух Святой, Который действовал и во всех пророках. Свое пророческое служение святой Амос проходил во дни царя иудейского Озии 809–758 гг. до Р. Х., столицей которого был Иерусалим, и – царя израильского Иеровоама, столица которого находилась в Самарии; но это не тот Иеровоам, который, отторгшись от скипетра Иудова, сделал золотых тельцов, а другой, позднейший по годам396; впрочем, он подобно своему, одноименному с ним предшественнику был идолопоклонник, служивший золотым тельцам. Святой Амос и начал пророчествовать во дни этих царей, за два года до страшного землетрясения в Палестине, причина которого, по сообщениям древних писателей, была следующая: царь иудейский Озия, прозванный Азариею397, по гордости своей осмелился войти во святилище храма и принести в жертву фимиам на алтаре кадильном по чину священническому; когда же священники противились этому, он грозил им смертью, и в то самое время началось страшное землетрясение в Иерусалиме и во всей Палестине, причем не только разрушились многие здания, но даже и некоторые горы сдвинулись со своих мест398, а крыша храма раздалась вверху и через образовавшуюся трещину на лицо царя упал солнечный луч, тотчас же за этим чело царя и весь он покрылись проказой. Так Господь не потерпел насилия над Своим алтарем и бесчестия, наносимого Его священникам.

В своих пророческих речах, подробно изложенных в книге его имени, святой Амос грозил страшными бедствиями, имеющими прийти от Бога не только на Израиль, но и на окрестные страны, города и народы: Сирию, филистимлян, Тир, Идумею, аммонитян и моавитян, особенно же израильтян, ибо они, после познания Бога, от Него отступили. Господь не так сильно прогневляется грехами неведущих Его язычников, как грехами людей, познавших Его и насладившихся Его благодеяний. И каких благодеяний не оказывал Господь неблагодарному израильскому народу?! Освободил от рабства в Египте, провел через море, как посуху, одождил взалкавшим в пустыне манну, источил жаждавшим из камня воду, изгнал перед ними народы и ввел их в землю обетованную, изобилующую медом и молоком. Они же в честь золотых идолов, изваянных в виде тельцов, совершали торжественные празднества, восклицая: «Вот, боги твои, Израиль!» Эти праздники отправлялись с особенной пышностью и особенно часто в Вефиле, на высокой горе, где стоял золотой телец. Сюда, поэтому, святой Амос приходил наиболее часто и, возвысив голос к народу, устрашал его грядущими наказаниями Божиими, умолял и увещевал оставить безбожие, но мало кто слушал пророка. Был тогда в Вефиле, жрец, служивший помянутому тельцу; видя, что пророк Божий Амос хулит идола, ругаясь жертвам, приносимым тельцу и отвращая людей от скверных празднеств указанием грозного суда Божия над поклонявшимися, жрец клеветал на него царю Израилеву Иеровоаму: «Амос, – доносил он, – производит возмущения против тебя среди дома Израилева; земля не может терпеть всех слов его, ибо так говорит Амос: от меча умрет Иеровоам, а Израиль непременно отведен будет пленным из земли своей».

Таким доносом жрец Амасия хотел возбудить гнев в царе на пророка Амоса, но царь мало обращал внимания на слова жреца: хотя и идолопоклонник, он все же почитал пророка Божия и не хотел ему досаждать. Жрец, убедившись, что он не может восстановить царя против человека Божия, сам начал с насилием гнать его: неоднократно он бил святого Амоса и отгонял от Вефиля, запрещая приходить на празднества в честь золотого тельца и отвращать народ от праздничных жертв и веселия: святой же пророк пренебрегал запрещениями жреца и ранами, получаемыми от него; он снова приходил в Вефиль и снова обращался к народу с пророческим учительным и увещательным словом, и снова жрец схватывал его и подвергал побоям. Однажды лукавый жрец с мольбой сказал святому Амосу: «Провидец! Пойди и удались в землю Иудину; там ешь хлеб и там пророчествуй, а в Вефиле больше не пророчествуй, ибо он – святыня царя и дом царский».

И отвечал Амос, и сказал Амасии: «Я – не пророк и не сын пророка, я был пастух, собирал сикоморы399. Но Господь взял меня от овец и сказал мне: иди, пророчествуй к народу моему Израилю. Теперь выслушай слово Господне. Ты говоришь: не пророчествуй на Израиля и не произноси слов на дом Исааков. За это вот что говорит Господь: когда придут Ассирияне в землю Израилеву, – пленят и опустошат ее, разорят города ее и возьмут город сей, тогда перед твоими глазами бесстыдные воины осквернят блудом жену твою, ибо и ты содействовал заблуждению Израиля перед всевидящими очами Божиими и поучал людей сих совершать нечистые дела в скверном храме золотого тельца, твоего бога; сыновья и дочери твои умрут перед тобой от оружия, и сам ты скончаешься в земле языческой; Израиль же будет отведен в плен из земли своей» (ср. Ам.7:12–17).

Эти слова святого Амоса возбудили в жреце сильнейший гнев, и он начал бить без пощады пророка Божия; наконец, сын жреца свирепый Озия в ярости ударил изо всех сил святого Амоса между бровей тяжелой дубиной и ранил смертельно. Но он не умер тотчас: еле живого его отвезли в землю Иудову, где после нескольких дней он и скончался400 на родине, в городе Фекуи; здесь же он был и погребен с отцами своими. Желающий увидать пророчества святого Амоса может найти их в его книге; мы же Бога, его вразумившего, славим ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Очистив духом, пророче, твое светозарное сердце, славный Амосе, пророчествия дар свыше прием, возопил еси велегласно во странах: се Бог наш, и не приложится ин к Нему.

Страдание святого мученика Дулы

В то время, как сыны диавола служили ему, и идолопоклонническое волшебство и заблуждение все более и более усиливались, в правление Киликиею401 игемона Максима, перед этим правителем был осужден некий раб Христов по имени Дула402, муж той же Киликийской области. Он был человеком праведным и богобоязненным, и по всенародному свидетельству, старался вести жизнь добродетельную и во всем соблюдать правду.

Однажды игемону донесено было, что Дула – исповедник Христовой веры, и после того раб Христов был тотчас же ввержен в темницу; при этом нотарий403 сказал игемону:

– Правитель, согласно твоему приказанию, военачальники твои обошли всю Киликийскую страну до самых зефиритских городов404, и за это время захватили некоего последователя нечестивой христианской веры, и вот его-то и представили мы теперь праведному и пресветлому суду твоему.

На это игемон сказал:

– Когда я буду сам обходить эти города, то прикажу узников, находящихся теперь в темницах, вести за собой и за это время по дороге на нарочно устроенных для того местах, буду мучить их.

И вот вскоре после того он отправился в один из городов зефиритской страны, называемой Преториада405; здесь игемон, сев на судилищное место, прежде всего приказал представить ему блаженного Дулу. Раб Христов, идя на истязание, так молился Господу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, источник всякой милости, – Ты некогда сказал через пророка Своего Давида: «открой уста твои и я наполню их» (Пс.80:11); да и в Евангелии Своем Ты говоришь: «не заботьтесь, как или что сказать» (Мф.10:19), – и так пошли ангела Твоего святого и дай мне слово, когда я буду говорить, дабы, представ перед нечестивейшим Максимом, я мог обличить его нечестие; а если мне придется пострадать, я не устрашусь мучений, ибо буду иметь Тебя перед очами своими и с охотой предам тело свое на истязание: ведь если я не предам тела своего на сожжение, то каких благ могу сподобиться? Какой венец восприиму? И какие тогда я могу показать Тебе, Господу моему, язвы, чтобы Ты, видя их, явил на мне милость Твою и подал прощение прегрешениям моим?»

Когда Дула так молился, воины совлекли с него верхнюю одежду и связанным представили игемону.

И сказал ему игемон Максим:

– Скажи мне, как ты прозываешься?

Святой ответил:

– Я раб Христов.

На это игемон возразил:

– Скажи нам настоящее твое имя, а не христианское: это имя тебе не может принести никакого оправдания и облегчения.

Тогда блаженный Дула сказал:

– Разве я не ясно называю свое имя перед тобой? Истинное мое имя – христианин; то же имя мое, которым называют меня люди, есть Дула, – и я так называюсь потому, что поистине есть раб Христа.

На это игемон произнес:

– Ты еще не испытал страха перед судилищем и всяких мук, потому так дерзко и говоришь с нами. Итак, скажи нам: из какой ты страны, из какого селения и рода?

Святой отвечал:

– Родом я из сей Киликийской области, из зефиритского города – Преториады; происхожу – из знатного рода и с самых малых лет уже считаюсь христианином.

Тогда игемон сказал:

– Если ты происходишь из славного рода, то должен повиноваться непобедимым царям; и потому иди теперь во храм и с усердием принеси там жертву богам, и ты тогда – и от нас будешь вознесен, и от великих царей получишь великую и преславную почесть.

Святой на это ответил:

– Ваши почести и вся власть, какой наделяют людей цари, пусть останутся при вас и при всех тех, которые не почитают истинного Бога; от меня же да отвратит все это Господь Бог мой, дабы мне обогащаться не в ином чем, как только в вере в Господа нашего Иисуса Христа.

Услышав эти слова блаженного, игемон повелел положить его на землю и бить железными прутьями; при этом он сказал своим слугам:

– Убедите его оставить свое безумие.

Святой же Дула, страдая от ударов, так взывал в это время к Господу:

– Благодарю Тебя, Христе, что Ты сподобил меня претерпевать все это ради святого имени Твоего!

Услышав такие слова мученика, Максим стал укорять святого Дулу и при этом так говорил ему:

– Как может теперь помочь тебе Христос, когда ты весь изъязвлен? Или еще этого ты не можешь понять, безумный человек?

Мученик на это ответил:

– Не говорил ли учитель веры нашей, святой апостол Павел, что никто не может увенчаться, «если незаконно будет подвизаться» (2Тим.2:5).

Тогда игемон спросил его:

– Значит мучимый сейчас, – ты после сподобишься венца?

Святой на это ответил:

– Я ныне подвизаюсь против отца твоего диавола, и если я одержу победу над сатанинской ратью, то есть, над тобой, слугой демона, то восприиму на небесах нетленный венец.

Мучитель на это сказал:

– Зачем ты так безумствуешь, веря в Человека, пригвожденного к кресту?

На это святой Дула ответил:

– Что лучше, – веровать ли в каменные и деревянные идолы, которые есть дело рук человеческих, или в живого Богочеловека и в истинного Господа, Который по Своей воле за нас был распят?

Тогда Максим сказал:

– О беззаконный! Разве ты думаешь, что великий бог Аполлон406 есть дело рук человеческих?

На это святой ответил:

– Справедливо ты Аполлона назвал таким именем, ибо оно означает – погубитель407: прилагая к нему сердце свое, ты губишь душу свою, и не только свою, но и тех, кого заставляешь поклоняться ему; но знай, что пребывающий на небесах истинный Бог взыщет от рук твоих души тех людей, которых ты погубил, заставляя их поклоняться идолам. Каков же был нечестивый Аполлон, – об этом я тебе сейчас расскажу: он был, как и ты теперь, невоздержен и объят нечистой любовью к одной жене, по имени Дафна408; он ей давал много золота, но обещанного от нее не получил. Итак, я спрашиваю тебя: скажи мне, – какой же он бог, если, будучи охвачен плотской любовью, не мог достигнуть расположения у той женщины, которую весьма любил? Как же ты можешь в чем-либо надеяться на него? Поистине все это, повествуемое между вами, достойно смеха, а многое достойно даже и плача: в самом деле, скажи мне, тому ли Аполлону ты поклоняешься как богу, которого даже мерзкая и исполненная всякой нечистоты блудница вменяла за ничто и плевала на лицо его? Видишь ли, сколь достойны плача ваши нечестивые дела!

Услышав это, Максим сказал слугам, избивающим мученика:

– Поворотите его на спину и бейте по животу.

Тогда Афанасий, начальник воинской стражи, сказал святому:

– Повинись правителю, – ведь разве ты не чувствуешь, как все тело твое покрывается ранами?

Святой на это сказал:

– Послушайся лучше меня, советник диавола и слуга его, и лучше посоветуй сам себе и игемону своему, – как бы поскорей убедить блудницу Дафну, чтобы она согласилась жить блудно с богом вашим Аполлоном и исполнить его желание, чтобы он, разжигаемый любовью и не получая исполнения своего желания, не погиб бы жестокой смертию – я же имею одного советника – Господа нашего Иисуса Христа.

Тогда мучитель приказал принести железную доску и сказал слугам:

– Раскалите ее посильнее на огне и положите сюда этого хулителя наших богов.

Блаженный, услышав это, сказал:

– Находящийся в геенне твой Аполлон благодарит тебя за то, что ты еще более усиливаешь тот геенский огонь, в каком он теперь страдает; он воздаст тебе за это тем, что и ты вместе с ним будешь низвержен во тьму кромешную, – тогда и я посмеюсь над тобой, нечестивый благодетель Аполлона.

Когда мучившие блаженного, едва совсем не сжегши его, все-таки ничего не добились, и не могли ни льстивым советом обольстить раба Божьего, ни муками убедить его оставить веру во Христа, тогда игемон приказал воинам отвести святого, уже столь измученного, в отдельное темничное помещение и оставить его там совершенно одного, без всякого ухода за ним, – и при этом он добавил:

– Пусть никто из нечестивых христиан не называет его блаженным, ибо, беззаконно надругавшись над нашими богами, вот теперь он подвергся великим мукам.

Но святой Дула пребывал в той темнице, непрестанно славословя Бога и молясь, – да даст Он ему совершить добрый подвиг мученичества.

По прошествии пяти дней, Максим сев снова на судилищное место, спросил:

– Жив ли всезлобный последователь нечестивого христианского мудрования? Приведите его сюда! Военачальник Афанасий на это ответил:

– Он очень тверд в исповедании своего учения и при том так бодр, что как будто не имеет ни одной раны на теле своем.

И при этом он повелел ввести мученика. Игемон, увидев, что все тело святого Дулы невредимо и что лицо его сияет, сказал воинам:

– О окаянные стражи! Не приказывал ли я вам, – чтобы вы не лечили его и не заботились о нем?

На это Пигасий, начальник нотариев, ответил:

– Клянемся величеством твоим, что согласно твоему повелению, мы содержали его в внутреннейшей части темницы и что на шее его все время висело железное изображение Геркулеса409, тяжестью в триста литр410; каким же образом он теперь совершенно здоров, – этого никто из нас не знает.

Тогда святой мученик сказал:

– Безумный игемон! Это – Христос мой исцелил меня и дал моему телу здоровье и крепость для перенесения даже и тех мук, которым ты сейчас снова подвергнешь меня; и это Он сделал для того, чтобы ты познал, что Бог наш – есть Врач, Который дивным образом исцеляет уповающих на Него людей, – а также и для того, чтобы и принял сугубый венец мученичества, а ты бы был подвержен сугубой вечной муке; ведь если бы ты ради своего Аполлона претерпел такие мучения, – разве тогда этот твой Бог мог бы исцелить тебя так же, как исцелил меня мой Христос?

На это игемон, разъярившись, ответил:

– Так как человек этот не перестает со злобой хулить наших богов, то налейте на голову его масла и зажгите его.

Мученик на это сказал:

– Если ты сожжешь мне мозг, то чего этим достигнешь? Выдумай лучше иные муки.

Игемон после этого приказал вложить в ноздри мученика множество горчичных семян.

Тогда святой Дула произнес:

– Смеюсь и теперь над всеми твоими истязаниями!

После этого игемон приказал слугам как можно сильнее бить святого железными когтями по хребту, и при этом поливать его язвы крепким уксусом и растирать острыми черепками.

Когда все это, по приказанию Максима, совершалось, святой страстотерпец так молился:

– Господи Иисусе Христе! Предстань мне, рабу Твоему; вот «на хребте моем орали оратаи, проводили длинные борозды свои» (Пс.128:3).

Тогда игемон сказал ему:

– Хотя ныне убедись и исповедуй наших богов!

Святой Дула на это ответил:

– Боги твои, а особенно Афродита411 и Артемида412, да помогут тебе и злобе твоей; если же хочешь, я расскажу тебе и про других твоих богинь и про все их бесстыдство.

После того игемон приказал слугам:

– Разбейте челюсти его, чтобы он не хулил богов и, переломив голени, оставьте его так, дабы он не мог и слова сказать.

На это святой мученик сказал:

– О пребеззаконнейший игемон! За что ты меня бьешь, если я говорю тебе истину, что твоя Афродита и прочие богини проводили жизнь свою в скверных похотях, блудодеяниях, и даже в споре своем о том, кто из них сладострастнее, однажды поставили над собой судьею какого-то пастуха Париса413, и зачем ты гневаешься, когда тебе говорят о мерзостнейших делах скверных богинь твоих?

Только мой Бог истинен: Он восхотел стать человеком и был распят на кресте, потом был погребен, через три дня воскрес и сел одесную Бога Отца, чтобы после прийти со огнем, – дабы потребить всех твоих богов!

Услышав это игемон сказал святому:

– Видишь ли, окаянный, и ты двух Богов имеешь? Блаженный на это ответил:

– Не погрешай и не заблуждайся, говоря о двух Богах: троично есть Божество, нами почитаемое.

Тогда сказал игемон:

– Итак, у вас, значит, три Бога?

Мученик на это ответил:

– Я исповедую и почитаю Троицу: верую во Отца, исповедую Сына и поклоняюсь Святому Духу.

После этого игемон сказал;

– Поведай мне, как ты веруешь в одного Бога, а трех исповедуешь?

На это святой мученик ответил так:

– Хотя ты и плотской человек и не разумеешь того, «что от Духа Божия» (1Кор.2:11), однако, ради предстоящих людей я тебе отвечу на твой вопрос. Как ты, будучи человеком, имеешь слово и дыхание, так и всесильный Бог Отец имеет Свое Слово и всесвятого Духа Своего; Сей Бог наш вначале создал человека и почтил его Своим образом, вдохнув в него дух жизни, и поселил его в раю; но когда сатана, исполняющий ныне через тебя свою волю, принудил человека к преступлению заповеди Божией, как он и теперь через тебя это делает, – и таким образом отторг его от исполнения повелений Божиих, – тогда Бог, желая восстановить погибшее создание рук Своих и привести его на путь истинный, послал на землю Сына Своего, то есть – Слово; и так, сие Слово Божие вселилось в Пречистой Деве и родилось от Нее – через Него-то Бог Отец и даровал спасение миру.

После этого игемон спросил:

– Разве какое-либо слово рождает человека?

Святой на это ответил:

– Не разумеешь ты тайн Божиих. Но если бы ты познал силу всесильного Бога, то уразумел бы, что Тот, кто от персти создал человека и основал на водах землю, утвердил небеса и сотворил все естество, – что Тот-то именно и есть Христос. Но так как естество человеческое не может зреть Божества, то поэтому милосердый Господь, из-за Своей любви к роду человеческому, стал человеком и принял на Себя человеческое естество, дабы – как единым первозданным человеком смерть вошла в мир, так через единого Человека Господа нашего Иисуса Христа произошло бы воскресение мертвых (Рим.5:13).

Тогда игемон сказал:

– Что ты говоришь? Разве будет воскресение мертвых? На это святой мученик ответил:

– Да, будет; иначе как же Бог станет судить мир, если мертвые не восстанут?

Максим сказал:

– Не хочу, чтобы ты мне говорил эти лживые слова; итак, поверь; как умрем, так мертвыми и будем лежать.

– Ты это правду сказал, – ответил мученик, – что вы мертвы, ибо веруете в мертвых идолов, и потому никогда не придете в воскресение живота, но войдете лишь в воскресение суда и вечной муки; но только подобает всем людям предстать перед судище Христово и дать ответ о всем соделанном (2Кор.5:10).

Тогда мучитель повелел воинам связать мученика железными оковами и держать его заключенным в темнице.

На другой день, рано утром, Максим снова повелел раба Божия Дулу представить на суд, и когда мученик явился, он сказал ему:

– О нечестивый, какая тебе польза хулить наших богов?

Блаженный на это ему ответил:

– Я великую награду приемлю от Бога моего, когда укоряю ваших богов; а тебя еще живым постигнет казнь Божия.

Тогда Максим, желая осквернить святого жертвоприношением, сказал предстоящим слугам;

– Вложите в рот его жертвенное мясо и вино.

После этого блаженный сказал:

– Если ты и весь свой богомерзкий жертвенник измоешь и все это вольешь в уста мои, – то и тогда нимало этим не осквернишь раба Божьего.

На это мучитель воскликнул:

– Вот смотри, окаянный человек, ты уже вкусил жертвенного от наших алтарей!

Святой мученик на это ответил:

– Все это нисколько не бесчестит меня, мерзостный и безумный правитель.

Тогда игемон приказал повесить святого на дерево и строгать его тело до внутренностей, челюсти же его вместе с подгортанием оторвать совершенно.

После этого святой мученик сказал:

– Безумный, разве ты не знаешь, что отец твой сатана научил тебя сделать это?

Когда тело мученика было изъязвлено до костей и челюсти были оторваны, игемон приказал снова посадить его в темницу; потом, отправляясь в Тарс Киликийский414, Максим повелел вести за собой и узника. Когда они прошли около двадцати поприщ415, святой мученик Дула, оградив себя крестным знамением, предал Господу страдальческую душу, и его повезли уже мертвым. Когда же они были на четырнадцать поприщ от Тарса, комментарисий416 возвестил игемону, что Дула, укорявший бесчестно богов, уже умер и теперь везется уже мертвое тело его: что же с ним делать? Игемон приказал тело бросить в глубокий ров, чтобы оно осталось без погребения. Воины же, взяв тело святого, повергли его в реку, текущую в Зефиритскую страну. И когда тело приплыло к какому-то селению, отстоящему недалеко от города Преторнады, и лежало там на берегу, собаки тамошних пастухов почуяли тело святого и один из псов, охраняя его, не допускал ни одной птице коснуться тела мученика; другой же пес, взяв в зубы пастушескую одежду, принес ее и покрыл мощи мученика. Увидев это, пастухи рассказали обо всем в селении и городе, и тотчас же множество верных людей отправилось к мощам святого мученика и благочестно приняли их, благодаря Бога, не лишившего их столь драгоценного сокровища. Взяв благоговейно тело святого мученика, они погребли его с честию, славя Господа нашего Иисуса Христа, со Отцом и Святым Духом славимого во веки. Аминь.

Память преподобного Дулы Страстотерпца

Блаженный раб Божий Дула был монахом одной из киновий417 Египетской страны. Во взгляде его всегда светилось смирение и кротость, но по разуму он был велик и славен.

Этот угодник Божий, всеми гонимый и злословимый, всегда радовался и веселился духом. Уничижавших его он считал неповинными, и молился за них Богу, – чтобы Господь не поставил им этого во грех. Возлагая всю вину на диавола, – что это он смущает братию, и с мужеством вооружаясь на него, блаженный Дула терпением, молитвой и незлобием побеждал все козни его. В таком терпении подвижник Божий пробыл двадцать лет, непоколебимо питая в сердце своем кротость и смирение.

Диавол же, не зная, чем бы, наконец, озлобить блаженного, распространил на него такую коварную ложь; причем в этом случае он напал не только на преподобного Дулу, но и на всю братию, опечалив и смутив таким образом всех безмолвников; именно – он научил одного брата, не имеющего страха Божия, проникнуть тайно в церковь и украсть там все церковные сосуды. Сделав все это, монах тот скрыл украденное и затворился в келии своей, как бы никуда перед этим не выходя.

Когда же настало время утренней службы, параекклисиарх418, войдя в церковь, чтобы возжечь панникадила, увидел, что украдены все церковные сосуды; он тотчас же пошел и поведал об этом авве419. Потом по обычаю он ударил в било420, и все братия собрались в церковь на утреннее пение.

По окончании утрени авва и параекклисиарх возвестили братии, что сосуды украдены, – и все были сильно этим возмущены. Случилось же, что в то время по болезни блаженный Дула не пришел на утреннее правило; и сказали некоторые из братии.

– Никто не мог их украсть, кроме брата Дулы, который от того, должно быть, и не пришел в церковь; если бы не он совершил эту кражу, то пришел бы к полунощнице раньше всех, как это он имел обыкновение делать всегда.

И послали привести его в храм; посланные, отправившись, нашли его, хотя и больным, но все же стоящим на молитве; схватив блаженного, они силой повлекли его в церковь. Тогда святой Дула спросил их:

– Что это значит, братия, и почему вы влечете меня насильно, когда я и добровольно мог бы пойти к святым отцам?

Они же, порицая его хульными и бесчестными словами, сказали:

– Недостойный жизни богохульник, недостаточно ли тебе столько лет смущать нас, а теперь ты надругался даже и над душами нашими.

Он же сказал им на это:

– Простите меня, братия, если я согрешил перед вами.

Потом привели его к авве и ко всему собору отцов, состарившихся в постничестве, и сказали:

– Вот человек – с самого начала смущающий нас и нарушающий правила нашего общежития.

И начал каждый клеветать на него Один говорил:

– Я видел его тайно ядущим зелень.

А другой:

– Я видел его крадущим хлеб и раздающим его вне монастыря.

Иной же так клеветал на него:

«Я видел его, тайно пьющим дорогое вино»

Также и прочие ложно наговаривали на него что-нибудь порочное.

Слыша все это, авва и находившиеся с ним отцы поверили клеветам и спрашивали неповинного Дулу, – правда ли все то, что говорят о нем, и особенно расспрашивали его о покраже, именно – где он спрятал те церковные сосуды, какие украл.

Святой же Дула, оправдываясь, сначала утверждал, что он в этом ни в чем не повинен; а потом, увидев, что ему не верят, замолчал и только произносил:

– Простите меня, отцы святые, я грешен.

Тогда авва повелел совлечь с него монашеские одежды и облечь его в мирское одеяние; и при этом сказал:

– Такие дела недостойны монашеского чина.

Когда же с блаженного Дулы совлекли иноческое одеяние, он горько зарыдал и, воззрев на небо, громко произнес:

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, ради Твоего святого имени я облекся во образ сей, но ныне по грехам моим он совлечен с меня.

После этого авва приказал заключить угодника Божия в оковы и передать его эконому; эконом же, обнажив тело его, стал сильно бить святого воловьими жилами, спрашивая его, верно ли все то, что говорят о нем относительно покражи?

Дула же, хоть и со слезами на глазах, но по невинности своей по-прежнему улыбаясь, проговорил:

– Простите, согрешил я.

Тогда эконом, видя его улыбающимся и произносящим такие слова, еще больше рассердился на него; он посадил его в темницу и ноги забил в колоды; и написал также письмо к городскому правителю, возвещая его о покраже и о брате Дуле, – и тотчас же отправил ему это письмо.

Городской правитель, прочтя письмо, немедленно послал своих грубых слуг, чтобы они привели Дулу, как вора. И воины, схватив раба Божия, посадили его на неоседланное животное и, возложив на шею его железные тяжести, повезли его с позором среди города.

Когда блаженного Дулу привели на суд, городской правитель спросил его:

– Откуда ты, как называешься и почему стал монахом; как украл церковные сосуды и куда скрыл их?

Страстотерпец же Христов на все эти вопросы правителя ничего иного не отвечал, как только:

– Согрешил, простите.

Тогда правитель, разгневавшись, приказал положить святого обнаженным на землю, а четырем своим слугам повелел нещадно бить его воловьими жилами.

В то время как блаженного Дулу долгое время без всякого сострадания так били, он, наконец, с улыбающимся лицем сказал городскому старшине:

– Бей меня, бей, – и ты сделаешь украденное серебро мое более чистым. На это правитель сказал ему: «Безумный, я на теле твоем и на ребрах твоих сделаю тебе серебро более чистым, чем даже снег».

И он тотчас же приказал подсыпать под чрево его разожженные угли, а на раны возливать уксус, смешанный с солью.

Даже предстоящие удивлялись такому терпению блаженного и говорили ему:

– Скажи, где скрыл священные сосуды, и ты будешь освобожден.

Мученик же Христов на это ответил:

– У меня нет ни серебра, ни пропавших сосудов. Потом правитель, освободив святого от истязаний, приказал отвести его в темницу.

На другое утро этот старейшина города послал в лавру421, приказывая, чтобы к нему вместе со всеми монахами пришел и их настоятель; и они на другой день, собравшись все вместе, пришли к правителю.

И сказал он им: «Многим, различным и тяжким мучениям подверг я вашего брата, которого вы обвиняете в покраже, и ничего худого не нашел в нем».

Монахи на это сказали ему: «Господин правитель, кроме покражи, этот нечестивец много и другого зла сделал, но мы до сих пор, Бога ради, терпели его, ожидая, что он отвратится от своего порока, но он впал в еще худшее».

Тогда городской правитель сказал им: «Что же мне сделать с ним?»

Монахи отвечали: «Сделай с ним, что повелевают законы»,

– Закон наш, – сказал им на это начальники города, – повелевает святотатцу отсекать руки.

Монахи на это проговорили: «Да постраждет он по закону и да получит наказание по делам своим».

Тогда правитель повелел привести страстотерпца и стал перед всеми так допрашивать его:

– Окаянный и ожесточенный человек, – начал он, – скажи нам правду относительно покражи, в которой ты обвиняешься, и ты освободишься от смерти.

На это неповинный Дула ответил:

– Хочешь ли, правитель, чтобы я сказал на себя то, чего не делал? Не хочу лгать на себя, ибо всякая ложь от диавола.

И потом продолжал:

– В том, о чем ты меня ныне допрашиваешь, я считаю себя совершенно не виновным.

Тогда правитель, видя, что блаженный не признает себя виновным, а монахи требуют, чтобы его судили по закону, приказал отсечь ему руки.

После того неповинного старца Дулу повели на место, где казнили осужденных.

В это время тот монах, который был на самом деле виновником кражи и похитителем священных сосудов, пришел в умиление и сказал сам себе: «Как бы теперь или после не найдено было все украденное мной? Да если теперь и утаится это злое дело мое, то ведь в день праведного суда Божия оно обличится; тогда что сделаю я, окаянный? Какой ответ дам об этом сугубом грехе, – что и сосуды украл, и неповинного брата подверг мукам?»

И пошел он поспешно к настоятелю лавры и сказал: «Авва, пошли поскорей в город к правителю, чтобы не усекали руки брату и чтобы он не умер от страданий, ибо священные сосуды нашлись».

И тотчас же авва послал к правителю, и страстотерпец был отпущен еще раньше совершения казни.

Когда он приведен был в лавру, явно открылась его невинность и всем стало ясно, что покража – дело другого монаха; и начали братия припадать к преподобному Дуле, умоляя его: «Прости, ибо мы согрешили перед тобой». Он же, плача, так говорил им на это: «Простите меня, отцы и братия; я великое воздаю вам благодарение, что ради маловременных страданий, какие вы мне причинили, я избавлюсь вечных мук, и что, по милосердию Божию, буду сподоблен великих благ; да и всегда, слыша ваши неправды и укоризны на себя, я радовался духом, надеясь тем избавиться великого позора за свои грехи, когда придет Господь во славе Своей и объявит советы сердечные; всего же более я ныне радуюсь тому, что пострадал неповинно: ибо я знаю, какие блага уготовал Бог претерпевающим ради Него страдания; единственная моя печаль – это о вас: да не поставится вам Господом во грех то, что вы так несправедливо поступили со мной, и я теперь молю благоутробного Бога только о том, чтобы Он подал вам прощение».

После этого преподобный Дула, прожив еще три дня, отошел ко Господу, но никто не знал об его кончине. Брат, который был поставлен будить иноков на полунощную молитву, подошел однажды к келии преподобного, но, толкнув ее, не получил ответа. Толкнув же второй и третий раз и опять не получив ответа, он пошел и призвал другого брата; принеся с собой свечу, они открыли дверь и, войдя в келию, нашли преподобного стоящим на коленях: он как будто творил поклоны, но душой отошел уже к Богу, ибо в молитве и коленопреклонении предал дух свой Господу.

Не осмеливаясь прикоснуться к нему, эти два брата оставили его так стоящим и, отправившись, возвестили отцу лавры, что брат Дула преставился. По окончании утреннего пения пришел сам настоятель и, увидев блаженного мертвым, приказал опрятать тело его и для погребения принести к церкви.

Когда честное тело его было приготовлено к погребению и принесено к церкви, ударили в било, – дабы все иноки знали о кончине их брата, и собрались все и прикасались к честному телу святого, как к мученическому. Настоятель в это время послал в соседнюю лавру, чтобы авва и того монастыря пришел со своею братиею, и все бы со славой погребли неповинно пострадавшего брата.

Иноки, теснясь к умершему, мешали и толкали друг друга; поэтому настоятель монастыря вскоре велел внести тело блаженного во храм и запереть двери его, ожидая, пока не придет вместе со своими иноками авва другого монастыря и таким образом соберутся монахи обеих лавр.

Около девятого часа, когда авва соседнего монастыря уже пришел со своими иноками и таким образом все собрались, – приказали отпереть храм и поставить тело среди собора, чтоб все видели его и чтоб можно было предать тело честному погребению с подобающими песнями. Но когда подошли к телу, то не нашли его: остались одни только одежды и сандалии422, – и все очень удивились и исполнились ужаса. Потом настоятели обеих лавр сказали братии: «Видите ли, братия, что могут сделать долготерпеливое страдание, кротость, незлобие и смирение; вот ныне брат наш не только душой, но и телом отошел от нас, будучи невидимо, ангельскими руками перенесен в иное место, ибо мы оказались недостойными прикасаться к его святому телу, и сей чести он сподобился от Господа ради долготерпеливого страдания своего, какое он переносил с кротостью и незлобием, во смирении сердца; мы считали его грешником и недостойным жить на земле, он же оказался святым и достойным небесной жизни с ангелами; и теперь мы посрамлены, он же прославился, мы ныне уничижены, а он венчается Христом Господом. Итак, постараемся научиться терпению и смирению, кротости и незлобию, имея перед собой образ сего долготерпеливого страдальца».

Когда настоятели обеих лавр говорили это, все иноки горько плакали и здесь же постановили ежегодно совершать память святому и преподобному страстотерпцу Дуле, – на пользу душам своим во славу же Христа Бога нашего, со Отцом и Святым Духом славимого, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

Страдание святых мучеников Вита, Модеста и Крискентии

В царствование императора Диоклетиана423 при игемоне Валериане, преследовавшем христиан, в Сицилии проживал двенадцатилетний отрок, по имени Вит, сын знатного и богатого гражданина Гиласа. Этот Гилас придерживался еллинского нечестия; сын же его, блаженный Вит, будучи просвещен свыше чудодейственной благодатью Духа Святого, в отроческих годах своих познал единого истинного Бога, сотворившего небо и землю; уверовав в Него, он постоянно, днем и ночью, молился Ему, облекшись во власяницу. Юный отрок сподобился услышать божественный глас, изрекший свыше: «Твоя молитва услышана! Я явлю на тебе милость Мою!»

После того чудесного гласа отроку была дарована от Бога сила творить чудеса. И исцелял он недуги людские, увещевал неверных познать истинного Бога и научал всех пути правому. Ибо всемогущий Бог восхотел совершить Себе хвалу устами и делами сего отрока для посрамления идолопоклоннического нечестия. Господь даровал Виту необычайное разумение и дар чудотворения, дабы еще в отроческих летах блаженный был мужем, сильным в слове и деле, и дабы через это прославился Бог, дивный во святых Своих.

Когда игемон Валериан, вследствие наговоров и клевет многих язычников, узнал об этом святом отроке, то, призвав отца Вита к себе, сказал ему: «Что это? Я слышу, что сын твой поклоняется Тому Самому Богу, Которого почитают христиане? Но если желаешь видеть его здравым и невредимым, то потрудись отвратить его от этого заблуждения».

Гилас, возвратившись домой, начал увещевать сына своего, – не оставлять древнего еллинского служения, совершавшегося его богам. Блаженный же отрок Вит отвечал отцу: «Я не знаю никакого другого Бога, кроме Единого, Сущего от века, Дух Коего носился над водами и отделил свет от тьмы (Быт.1:2–4). Я служу Тому Богу, Который сотворил небо и землю; Он есть – святой Господь Иисус Христос, Царь ангелов. Сего Бога я исповедую и буду исповедовать во все дни жизни своей».

Отец Вита весьма разгневался на эти слова сына своего и приказал бить отрока прутьями, при этом он говорил:

– Кто тебя научил говорить так? Разве тебе неизвестно, что если об этом узнает игемон, то ты погибнешь?

Отрок же, принимая побои, отвечал:

– Научил меня этому Христос, я – раб Его, гнева же игемона я нисколько не боюсь.

Тогда Гилас, призвав воспитателя своего сына по имени Модест, сказал ему:

– Смотри, чтобы отрок никогда не упоминал в речах своих о Христе.

Но святой Вит пренебрег приказание отца и постоянно как в своем сердце, так и на устах своих носил имя Христово, и был утешен от Христа Господа ангельским явлением; ибо в видении ему явился ангел Господень, сказавший:

– Не бойся, но дерзай об имени Иисуса Христа. Я же дан тебе хранителем; я буду охранять тебя до самой кончины твоей. Знай о сей милости Божией, что тебе будет дано от Бога все, что ты ни попросишь у Него.

Святой отрок был утешен и обрадован этим видением ангельским и еще с большей ревностью начал исповедовать и прославлять имя Господне.

Отец же святого весьма сокрушался об отроке, так как он был его единственным сыном; посему отец Вита старался льстивыми речами своими привести его к служению демонам. Святой же Вит сказал отцу:

– Каким богам ты приказываешь мне поклоняться?

Отец отвечал:

– Разве ты не знаешь, сын мой, наших богов Зевса424, Геркулеса425, Юноны426, Минервы427, Весты428, Аполлона429 и прочих, коим поклоняются цари и князи?

Святой отвечал отцу:

– Те, о которых ты говоришь, суть бездушные идолы, сделанные руками человеческими; они имеют уста, но немы, имеют очи, но слепы; имеют руки и ноги, но недвижимы. Я же верую во единого живого и всемогущего Бога, ибо мы «Им живем и движемся» (Деян.17:28); я верую в Творца и Промыслителя всей твари, Отца, и Сына, и Святого Духа; я исповедую единого Искупителя и Спасителя рода человеческого, Сына Божия, претерпевшего мучения ради грехов наших, кровию Его мы получили спасение.

Отец со слезами отвечал отроку:

– О любезное чадо мое! Послушай полезного и здравого совета твоего родителя и отвратись от той безумной веры, согласно которой ты почитаешь понапрасну неизвестного умершего человека; отвратись, – дабы игемон, прогневавшись, не погубил тебя и не увеличил бы тем страдания сердца моего.

Блаженный Вит отвечал:

– О, если бы и ты, отец, познал, кто и каков Тот, Коего ты, уничижая, называешь умершим человеком! О, если бы ты, отец, вместе со мной поклонился Ему! Ибо Сей есть Христос, Сын Бога Живого, Агнец Божий, взявший на Себя грехи мира.

Гилас сказал:

– Относительно Того Христа, Которого ты называешь Богом, я знаю, что Он, по приказанию Пилата, правившего Иудеей, был предан побоям, приговорен к крестной смерти и распят на кресте иудеями и слугами Пилатовыми.

Святой отрок отвечал:

– Да, было действительно так, как ты сказал, отец. Но есть великое, предивное и святое таинство в этом деле.

Гилас спросил:

– Если рассуждать по истине, то дело это справедливее было бы назвать не таинством, а казнью.

Блаженный отвечал:

– Выслушай меня, отец, с кротостью и познай истину; предание на смерть и распятие Господа Иисуса Христа есть – наше спасение; и знай, что от любви к Нему меня никто никогда не отторгнет никакими мучениями.

Тогда Гилас прекратил разговор, печалясь в сердце своем о сыне.

По благодати Божией, обитавшей в отроке, совершались многие чудеса, а именно: слепые прозревали, больные исцелялись, и демоны, изгоняемые из людей, исповедовали великую святость юного отрока.

Все это не могло утаиться от игемона Валериана. Воссев на своем судилищном месте, он в присутствии всех сказал отцу Витову:

– Благородный муж Гилас! Мне теперь уже стало достоверно известным, что сын твой со всем усердием почитает так называемого Христа, распятого в Иудее; сему Христу он поклоняется, отечественных же богов порицает; посему он должен предстать к нам на суд: приведи же его сюда.

Когда юный отрок был приведен к тому нечестивому судилищу, то игемон сказал ему:

– Почему ты не приносишь жертв нашим бессмертным богам? Разве ты не слышал о царских повелениях – предавать смерти после различных казней всякого, кто осмелился бы почитать распятого?

Блаженный отрок, преисполнившись Духа Святого, нисколько не устрашился игемона; изобразив на себе крестное знамение, он отвечал:

– Я не желаю поклоняться бесам и не буду почитать каменных и деревянных кумиров, ибо я имею живого Бога, Которому служит душа моя.

Отец же святого, Гилас, обратившись к своим родным и знакомым, с великим плачем воскликнул:

– Рыдайте вместе со мной, друзья мои, – прошу вас, ибо я вижу, что единственный сын мой погибает!

Тогда святой Вит громогласно воззвал, возражая отцу своему:

– Я не погибаю, но сподобляюсь быть сопричисленным к сонму праведников и угодников Божиих.

Валериан же сказал святому:

– До сих пор я сдерживал себя ради твоего благородного происхождения и ради моего расположения к отцу твоему; до сих пор я не применял к тебе царских приказаний, изданных для законопреступников; но ныне, убедившись, что ты дошел до ожесточения в своем противлении, я начну на законном основании мучить тебя, дабы ты, получив наказание, оставил свое упорство.

Сказав так, игемон приказал бить палками блаженного отрока.

Святой был побиваем в продолжение долгого времени. Потом мучитель сказал святому:

– Послушай меня теперь и принеси жертву богам.

Мученик отвечал:

– Я уже сказал тебе, игемон, что я поклоняюсь Христу, Сыну Божию.

Тогда игемон, разгневавшись еще более, приказал бить святого железными палками. Но лишь только слуги игемоновы восхотели сделать это, как у них засохли руки; точно так же и рука игемона, которой он указывал слугам своим, внезапно повредилась и сделалась сухой, так что он от боли кричал такими словами: «Горе мне! Я погубил руку свою и теперь тяжко страдаю». Потом сказал отцу святого Вита: «Ты имеешь не сына, а волхва».

Святой же Вит громогласно воззвал:

– Я не волхв, а раб Господа моего Иисуса Христа всемогущего, Который воскрешал мертвых, ходил по водам как посуху, утишал море волновавшееся и врачевал всякие болезни неисцельные, случавшиеся с людьми; ныне Он творит то же самое всемогущею силой Своею. Я – раб Его и потому я стараюсь исполнять заповеди Его. Те же боги, которым ты служишь, какую имеют силу, скажи мне? Пусть они исцелят руку твою, если могут исцелить.

Игемон сказал:

– А ты можешь исцелить руку мою?

Отвечал святой:

– Могу именем Господа Иисуса Христа.

– Сделай же меня здоровым, – сказал игемон, – чтобы я убедился что ты не волхв, а раб Бога истинного, как ты говоришь.

Тогда святой мученик, подняв к небу очи свои, сказал:

– Боже, Отец небесный! Послушай меня, недостойного раба твоего, ради предстоящих здесь, дабы они уверовали в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Твоего, истинного и всесильного Бога, соцарствующего Тебе вместе со Святым Духом. Сделай так, чтобы ради имени Твоего Единородного Сына исцелела рука игемонова.

Едва только святой окончил эту молитву, как рука Валерианова исцелилась и сделалась такой же, как и раньше. Тогда игемон передал отрока отцу его и сказал: «Возьми сына своего к себе в дом и убеди его принести жертву богам, чтобы он не погиб».

Приведя сына своего в дом, Гилас начал со многой лестью уговаривать его склониться к своему нечестию: он устраивал пиры, составлял хоры певцов; перед Витом играли на стройных музыкальных инструментах, звучали кимвалы и гусли; плясали перед очами святого красивые девицы, веселились юноши; воспевались мирские любодейственные песни, говорились многие соблазнительные слова, дабы через все это уловлено было к суете сердце юного Вита; но душа отрока, твердая как адамант, пребывала ничем не поколебленной; ибо он имел в сердце своем любовь к Богу, препобеждавшую всякую мирскую любовь; он не обращал внимания ни на что из того, что перед глазами его пелось; точно так же не смотрел на то, что делалось перед глазами его; устремив к небу очи свои, он воздыхал из глубины сердечной и говорил: «Не презри, Господи, Боже мой, сердце сокрушенное и смиренное!»

Потом Гилас приказал приготовить горницу для сына своего; он наполнил ее всякими богатствами; пол он устлал красивыми коврами: завесы были украшены жемчугами, постель и весь чертог был преисполнен большим великолепием; в эту горницу он заключил сына своего и велел прислуживать ему для его прельщения красивейшим девицам. Целомудренный же и святой отрок, преклонив колена, в таких словах молился к Господу: «Боже Авраамов, Боже Исааков, Боже Иаков, Бог и Отец возлюбленного Отрока Твоего, Господа Иисуса Христа моего! Призри на меня и помилуй меня, укрепи меня силой Твоею, дабы злобный и беззаконный змий не возмог осуществить на мне, рабе Твоем, свое желание, и дабы язычники не поругались над верным рабом Твоим и не сказали – где Бог их».

В то время как святой молился в таких словах, внезапно в горнице воссиял несказанный свет и были видны светоносные лица, огневидные, как лампады, числом двенадцать; ощущалось и благоухание несказанное, исходившее от тех лиц; благоухание это настолько распространилось в воздухе, что наполнило весь дом, так что отец святого Вита, удивлялся и ужасался со всеми домашними своими и взывал: «Это великое чудо. Откуда исходит такое благоухание, коего мы никогда не обоняли в храмах богов наших?» Потом сказал: «Боги пришли в дом мой к сыну моему». И начал с тщанием отыскивать, откуда исходило то благоухание. Подойдя к дверям сыновней горницы и войдя внутрь ее, он увидел ангельские лица, имевшие крылья, наподобие орлов; при этом лица сии были преисполнены несказанной доброты, светло сияли и воспевали: «Свят, Свят, Свят Господь» (Ис.6:3).

От того сильного сияния Гилас тотчас же ослеп, ибо имел нечистые очи, недостойные созерцать свет ангельский, сокрываемый на небесах; ибо сей свет может созерцаться только теми, кто имеет чистые душевные очи.

Блаженный Вит, увидав, что отец его ослеп, проникся естественной к нему любовью и начал молиться за него к Богу, дабы он был помилован. Оканчивая свою молитву, он прибавил: «Но пусть, Владыко, совершается не моя воля, а Твоя; пусть будет так, как угодно Тебе Самому».

Гилас же по причине сильной боли в глазах во всеуслышание взывал: «Горе мне! Я потерял свет для очей моих. Я одержим тяжкой болезнью!»

Все домашние его, рабы и рабыни, видя господина своего весьма страдавшего очами, плакали, так что вопль плача их был слышен в соседних домах; и таким образом скоро весь город узнал о приключившемся с Гиласом. Вслед за этим к его дому начали стекаться многие граждане; сюда пришел также с поспешностью игемон Валериан. Увидав, что Гилас ослеп, опирался на рабов своих и кричал от боли, Валериан спросил: – по какому случаю он ослеп? Он же отвечал: «Я видел в горнице сына моего богов крылатых; очи их были как звезды: вид ликов их – как молния; не стерпев сияния их, я повредился очами и потерял зрение».

Валериан сказал: «Несомненно, что те боги, которых ты видел, – очень сильны; поэтому тебе необходимо помолиться им, чтобы они исцелили тебя».

Потом, взяв слепого Гиласа, Валериан повел его в храм Зевса. Гилас молился здесь в таких словах: «О, Зевс, бог всесильный! Если уврачуешь очи мои, принесу тебе бесчисленные жертвы, принесу в жертву тебе тельца с золотыми рогами; также и тебе, о богиня Веста, я приведу чистых дев, если получу от тебя помощь».

Так молился Гилас к суетным богам своим, но не только не получал от них исцеление, а наоборот ощущал еще большую боль. Святой же Вит, преклонив колена свои ко Господу, молился в горнице своей об отце своем, говоря так: «Владыко, просветивший слепого Товита430, окажи милость отцу моему, если он познает Тебя».

Наконец Гилас был отведен неисцеленным рабами своими из идольского капища в дом свой: войдя в горницу, в которой святой Вит приносил Богу жертву хвалы, он припал к ногам Вита и сказал:

– Возлюбленный сын! Исцели меня!

Святой же Вит сказал ему:

– Желаешь ли ты, отец, быть здравым?

Гилас отвечал:

– Да, весьма желаю.

Святой сказал ему:

– Если хочешь получить исцеление, то отрекись от Зевса, Геркулеса, Юноны, Минервы, Весты и Аполлона.

Отвечал Гилас:

– Каким образом я могу отречься от них?

Сказал святой Вит:

– Не называй их богами, но демонами; идолы, которых ты до сего времени почитал, не почитай, но считай их ни за что, как вещи бездушные и бесполезные. И если ты обещаешь сделать так от истинного сердца, то очи твои тотчас исцелятся и просветятся.

Гилас сказал:

– Я отрекаюсь от богов и обещаю сделать все то, что ты сказал мне.

Святой сказал:

– Я знаю, что сердце твое ожесточено и слова твои не истинны; но я покажу на тебе силу Владыки моего, ради предстоящих, дабы они уверовали и прославили имя Господа моего Иисуса Христа, хотя ты и недостоин сего.

Сказав так, святой возложил руку свою на болезненные очи отца своего и помолился к Богу в таких словах: «Господи Иисусе Христе, просветивший очи слепорожденному (Ин.9:6–7), победив природу, просвети и очи отца моего, хотя он и недостоин сего по своему неверию; но сотвори сие ради славы имени Твоего святого, дабы враги Твои видели и постыдились и дабы прославились все знающие и любящие имя Твое».

В то время как святой молился так, от очей ослепшего отпали струпы как чешуя; он стал здоровым и мог видеть хорошо глазами своими. Но вскоре же вместо того, чтобы познать истинного Бога и воздать Ему благодарение за полученное от Него исцеление, он начал хулить Благодетеля своего, так говоря сыну: «Меня исцелил не твой Бог, но мои боги, которым я служу и которым я обещал принести жертвы».

И прославлял своих богов нечестивых, во всеуслышание перед всеми говоря: «Благодарю богов моих, исцеливших меня!» Направившись к их капищам, он начал приносить им благодарственные мерзкие жертвы, как обещался; при этом сердце его столь ожесточилось диаволом и ослепилось злобой, что он изменил естественную любовь к сыну своему на ненависть, намереваясь умертвить и сына своего святого и неповинного отрока. Господь же, охраняющий рабов Своих, послал ангела Своего для сохранения, ибо ангел Господень в образе прекрасного и осиянного светом юноши явился ночью упомянутому Модесту, воспитателю Витову, веровавшему в Христа, бывшему уже в преклонных летах, и сказал ему:

– Возьми отрока и отправься с ним к морю; на берегу вы найдете небольшую ладью; войдите в нее и вы прибудете в страну, которую я вам укажу.

Модест сказал ангелу:

– Господи! Я не знаю пути, куда я пойду.

Ангел отвечал: «Я поведу вас!»

И тотчас Модест встав, взял отрока своего Вита, взял также и кормилицу его Крискентию, верную рабу Христову, и отправился с ними к морю, следуя за водившим их ангелом.

Когда они пришли к морскому берегу, то нашли ладью, приготовленную Господом. И сказал ангел святому Виту, как бы искушая его: «В какую страну ты пойдешь?» Святой Вит отвечал: «Куда Господь поведет нас, туда мы пойдем с великим усердием».

Ангел спросил: «Имеешь ли ты плату?» Отрок отвечал: «Тот, Которому мы служим, воздаст тебе плату». Потом, войдя в ладью, отплыли от Сицилии; проплыв в продолжение небольшого времени, прибыли в одну из итальянских стран, по имени Лукания, к месту, называвшемуся Аллектория. Когда, приплыв к берегу, вышли из ладьи, тотчас ангел Господень, бывший в образе юноши вместе с ними в ладье, стал невидим.

Они же, отправившись в путь, подошли к реке, называвшейся Силар, впадающей в море из страны луканийской; близ этой реки они остановились на отдых под красивым многоветвистым деревом. Место это весьма понравилось им, и они расположились здесь для обитания; пищу же им посылал Бог. Подобно тому как в древности по повелению Божию святого Илию питал в пустыне ворон (3Цар.17:4), так и сих святых кормил орел, ежедневно принося им пищу. И начали твориться святым Витом многие дивные чудеса; имя его прославилось по всей стране той, при помощи Бога, прославляющего рабов Своих. Бесы, изгоняемые Витом из людей силой Божиею, кричали: «Что нам и тебе, Вит! Пришел сюда ты прежде времени погубить нас?»

Приходили к святому люди с больными своими; и всех их он исцелял молитвой и крестным знамением, наставляя к познанию истинного Бога и хранению заповедей Его. И многие неверные обращались ко Христу и принимали святое крещение.

В то время сын царя Диоклетиана был одержим беснованием; при этом бес взывал устами его, говоря: «Не уйду отсюда, если не придет сюда Вит луканийский»

И сказал царь:

– Где мы можем найти того человека?

Демон отвечал: «Вы найдете его у реки Силара».

Тотчас царь послал в Луканию вооруженных воинов, приказав им с поспешностью привести Вита. Воины, придя к указанному месту, нашли раба Христова, совершавшего при реке молитву к Богу, и спросили его:

– Ты – Вит?

Святой отвечал:

– Да, это я.

Воины сказали:

– Император Диоклетиан требует тебя.

Святой Вит отвечал:

– Я – малоизвестный и незнатный отрок: на что я могу быть нужным для императора?

Воины отвечали:

– Его сын терпит мучения от демона, и по этой причине требует тебя.

Святой Вит сказал:

– Идем же во имя Господне.

И отправился с воинами в путь к Риму; с ним отправился и святой Модест; блаженная же Крискентия следовала за ними издалека.

Придя в Рим, воины возвестили Диоклетиану о прибытии Вита; Диоклетиан приказал привести его к себе.

Когда святой предстал перед царем, то последний изумился красоте отрока: святой Вит был действительно красивым юношей, лицо его было как бы ангельским, очи – как лучи солнечные, потому что он преисполнен был благодати Христовой. И сказал ему Диоклетиан: «Ты ли Вит?»

Святой же не дал ему ответа.

Тогда император начал расспрашивать Модеста, намереваясь от него узнать о святом. Но Модест, будучи стар годами, по простоте своей не мог дать надлежащего ответа царю. По этой причине, император, поругав бесчестными словами Модеста, намеревался прогнать его от себя: тогда святой Вит отверз уста свои и сказал Диоклетиану:

– Для чего ты с такой дерзостью спрашиваешь старца, как юношу; ты должен почтить его, хотя бы ради седин его?

Император же отвечал святому Виту:

– Откуда у тебя эта дерзость, по которой ты осмеливаешься с гневом говорить нам, уничижая наше достоинство?

Святой отвечал:

– Мы не имеем гнева, ибо приняли духа незлобия от Христа, Господа нашего, и являемся подражателями голубиной кротости. Ибо Учитель наш был благ по природе Своей, властью велик, нравом незлобив, смирен и кроток; посему и ученики Его должны быть кротки и смиренны сердцем, а не яростны и гневны, как ты называешь нас.

В то время как святой говорил так, внезапно бес закричал устами сына царева, сказав:

– О Вит! Для чего ты прежде времени столь жестоко мучишь меня!

Святой же ничего не отвечал бесу. И сказал Диоклетиан святому:

– Можешь ли исцелить сына моего?

«Сын твой, – отвечал святой, – может быть здравым, но я не могу ему дать здравия: Христос, Сын Божий, рабом Которого я являюсь, если пожелает, то легко может избавить его через меня, раба Своего, от мучения демонского, ибо Он всесилен».

Тогда Диоклетиан начал упрашивать святого исцелить сына. Подойдя к бесновавшемуся, святой возложил руку на голову его и сказал: «Во имя Господа нашего Иисуса Христа, дух нечистый, выйди из создания Божия!»

И тотчас бес вышел из сына царского, но не без вреда для находившихся там; ибо, по попущению Божию, он внезапно умертвил многих неверных, которые посмеивались над святым Витом словом или мыслию, – и души их мерзкие, как свою добычу, отнес во ад.

Император весьма удивился, увидав сына своего здравым и многих из числа предстоявших умерщвленными; но вместо того, чтобы познать силу имени Иисуса Христа и прославить единого истинного Бога, он помышлял в себе, как бы склонить Вита к своему нечестию. Диоклетиана прельщала и красота святого; он начал с лестью беседовать с ним, говоря: «Любезнейший Вит, послушай меня и принеси вместе со мной жертвы богам; тогда я дам тебе полцарства моего; награжу тебя золотом, серебром и драгоценными вещами; облеку тебя в царскую одежду, и ты будешь искренним, ближайшим другом моим».

Святой Вит отвечал:

– Мне не нужны ни царство твое, ни богатства твои, ибо я имею Господа и Бога моего; если я буду верно служить Ему, то Он облечет меня в нетленную и пресветлую одежду бессмертия в Царстве Небесном.

– Не говори так Вит, – сказал Диоклетиан, – но пожалей жизнь твою; принеси жертву богам, чтобы тебе не погибнуть после многоразличных мучений горькой смертью.

Святой отвечал:

– Я весьма желаю принять те мучения, которыми ты мне угрожаешь; тогда я скорее достигну венца, который обещал Господь избранным Своим.

Тогда Диоклетиан приказал заключить святого Вита и Модеста в мрачную и смрадную темницу, на каждого из них приказал возложить тяжкие оковы, весом по десяти пудов и запечатать дверь и окно своим перстнем царским, чтобы никто не мог дать им хлеба или воды, – мучитель намеревался погубить их голодом и жаждой.

Когда святые были затворены в темнице, внезапно там засиял свет; этот свет видели и стражи темничные, приникшие к скважине. Святой же Вит громогласно восклицал к Богу, говоря: «Боже, приди на помощь нам и избавь нас от сих уз, как Ты избавил трех отроков из печи горящей (Дан.3) и как избавил Сусанну от беззаконных лжесвидетелей» (Дан.13:1–64).

В то время как святой молился так, основание темницы потряслось, засиял еще больший свет и повсюду разлилось несказанное благоухание. Господь наш Иисус Христос явился ему и сказал: «Ободрись, Вит, мужайся, и будь тверд, ибо Я всегда с тобой».

Сказав эти слова, Господь стал невидим. Тотчас оковы спали со святых узников, Вита и Модеста, и сделались как бы прахом. Святые же встали и начали петь: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ свой и сотворил избавление ему» (Лк.1:68).

Вместе с тем слышались и ангельские гласы, подпевавшие им; стражи темничные, видя неизреченный свет и слыша гласы ангелов, преисполнились страха и ужаса и стали как мертвые. Потом, придя в себя, поспешили к царю со страхом и возвестили ему все, что видели и слышали. Царь же, считая все то за восхваление христиан, призвал к себе устроителя общественных зрелищ и приказал ему утром приготовить место для зрелища, на котором хотел предать узников зверям на съедение. При сем он сказал: «Посмотрю, возможет ли Христос избавить их от рук моих?»

Утром следующего дня святые рабы Христовы были выведены на позорищное место. Святой Вит укреплял блаженного Модеста, воспитателя своего: «Не страшись, отче, будь мужественен, не бойся оружия демонского, ибо приближается нам венец наш».

Народа же, приготовившегося смотреть на то зрелище было пять тысяч человек, кроме женщин и детей, которых было без числа.

И сказал Диоклетиан святому Виту:

– Вит! Где ты сейчас находишься?

Святой же, ничего не отвечая мучителю, возвел очи свои на небо.

Потом император снова сказал ему:

– Где ныне находишься ты, Вит?

Отвечал святой:

– Я вижу себя на позорищном месте; но делай поскорее то, что намереваешься делать.

Диоклетиан сказал ему:

– Пожалей жизнь свою, Вит, и принеси жертву великим богам.

Святой отвечал:

– Да не будет тебе добра, диавол, волк хищный, соблазнитель душ: я удивляюсь безумию твоему, ибо ты, видя силу Божию, не познал Бога и не стыдишься отвращать меня словами твоими от Бога моего. Но я уже не один раз сказал тебе, что не принесу жертвы богам твоим, – или лучше бесам, однако, ты снова без стыда предлагаешь мне свои нечестивые советы. Говорят собаке: иди вон, – и, стыдясь, она уходит; но ты не знаешь стыда. Я имею Христа, Бога моего, Которому служил до сих пор и Которому приношу жертву хвалы от сердца моего; для меня осталось только одно – чтобы я весь был для Него жертвой живой.

Тогда император, придя в великую ярость, вместо того, чтобы выпустить на мучеников зверей, приказал тотчас же приготовить горящую пещь и большой котел и велел растопить в нем олово, серу и смолу; потом приказал ввергнуть в тот котел кипящий и клокочущий одного Вита, сказав: «Вот посмотрим, – поможет ли ему Бог его!»

Святой же Вит, осенив себя крестным знамением, вошел в самую середину котла, кипевшего как море. И тотчас ангел Господень, представший святому, отнял силу у огня и охладил жар и кипение котла; и стоял святой мученик как бы посреди купели, воспевая песнопения Господу и говоря: «Ты, Боже, избавивший израильтян через Моисея и Аарона от тяжкого рабства египетского, яви милость Свою и нам, славы ради имени святого Твоего».

Потом, посмотрев на царя, сказал: «Благодарю тебя, Диоклетиан, и слуг твоих за то, что вы устроили для меня весьма удобную купель; надлежало бы здесь быть и мылу».

Весь же народ, смотревший на все происходившее, громогласно восклицал: «Мы никогда не видели такого чуда! Воистину истинен и велик Бог отрока сего!»

И вышел святой из котла, не имея никакого повреждения на теле своем; наоборот, тело его, чистое как снег, стало еще белее; и воспевал он, говоря: Искусил меня, Господи, как золото огнем, испытал меня и ничего не нашел (Пс.16:3).

Потом начал укорять царя в таких словах: «Постыдись, диавол, с отцом твоим сатаной, видя, сколь великую силу являет Господь мой на мне, рабе Своем!»

Царь же, преисполнившись еще большей ярости, приказал привести страшного, большего и лютого льва, одного рева которого люди не могли выносить. И сказал царь святому:

– Неужели и сего победят волшебства твои?

Мученик же отвечал:

– Безумный и несмысленный! Неужели ты не уразумел силы Христа, пребывающего со мной, ангел Которого вскоре возьмет меня из твоих мучительских рук?

Когда лев направился к святому, Вит осенил себя знамением креста, и тотчас лев упал к ногам его и начал лизать его ступни. И сказал святой Вит императору:

– Вот даже зверь воздает честь Богу моему, а ты не хочешь познать Творца своего; но если бы хотя сейчас ты уверовал в Него, то получил бы спасение.

Император отвечал:

– Веруй в Него ты и род твой.

Святой же, улыбнувшись, сказал:

– Ты правильно сказал, ибо я, и весь род мой, возрожденный банею святого крещения, надеемся получить венец жизни в Царстве Бога нашего.

В это время уверовало во Христа много народа, около тысячи мужей. Царь же сказал мученику:

– Почему это, Вит, ни огонь, ни звери не приносят тебе никакого вреда? Каким волшебством ты их укрощаешь и приводишь народ в удивление, так что многие веруют твоим волхвованиям?

Мученик отвечал:

– Я не укрощаю ни огня, ни зверя никакими волхвованиями; но все это делает сила Христа, Бога моего; огонь и зверь, как создания Божии, повинуются воле Создателя своего, а не мне, и почитают Творца своего, тебе же причиняют великий стыд: ибо огонь, будучи бездушной тварью, и зверь, будучи бессловесным созданием, знают создавшего их Бога; ты же, имеющий разумную душу, не хочешь познать Бога, так что оказываешься худшим бессловесной и бездушной твари.

Тогда император приказал повесить на мучилищном дереве святых мучеников Вита и Модеста, вместе с ними также и святую Крискентию, воспитательницу Витову, которая, придя к тому месту, исповедала себя христианкой, царя же обличила за его нечестие и мучение святых; потом мучитель приказал строгать обнаженные тела святых железными орудиями. При этом святой Вит сказал царю: «Ты показываешь силу твою немощной и достойной смеха, когда мучаешь женщину».

И мучимы были святые без милосердия с жестокостью, так что от строгания плоть их отделялась, кости обнажались и видны были внутренности. И возопил святой Вит Господу: «Боже, спаси нас и силой Твоею избави нас». И тотчас земля потряслась, начались громы и молнии; идольские капища упали; при этом погибли многие неверные из числа народа, бывшего там: одни были задавлены упавшими зданиями, другие были поражены громом и молнией: сам царь, исполнившись страха, бежал с позорищного места, ударяя себя по лицу и взывая: «Горе мне, ибо я побежден таким юным отроком!» Ангел же Господень, освободив святых мучеников от мучилищного дерева, перенес их в Луканию к реке, называвшейся Силар, и посадил их там под деревом, под которым они прежде остановились, когда пришли из Сицилии.

В то время когда святые находились под деревом тем, к ним собрались многие христиане, проживавшие там. Потом святой Вит помолился к Богу, сказав: «Господи, Иисусе Христе, Сын Бога Живаго! Прими с миром души наши к Себе; тех же, которые пожелают почтить во славу Твою память страдания нашего, – тех сохрани от всяких зол мира сего и приведи их беспрепятственно в небесное Царствие Твое».

Когда святой молился так, был слышан с неба голос, говоривший: «Услышана молитва Твоя!»

Потом святой сказал, обратившись к стоявшим близ него христианам: «Братие, похороните здесь тела наши; мы же, после исхода нашего, будем молиться за вас ко Господу, дабы вы получили для спасения своего все, что попросите, и дабы Христос избавил вас от вражды демонской».

После сих слов святые мученики предали одновременно с радостью души свои в руки Божии431. Верные же взяли их честные тела, обвили плащаницами с ароматами и похоронили с честью на том самом месте (место же то называется Мариане). Пострадал святой Вит вместе со святым Модестом и Крискентиею в пятнадцатый день месяца июня, в царствование в Риме Диоклетиана, среди нас же, христиан, в царствование Господа нашего Иисуса Христа, Которому воссылается честь и слава вечно. Аминь.

Житие блаженного Иеронима

Родина блаженного Иеронима – незначительный городок Стридон, лежавший на границах Далмации и Паннонии432. Время рождения этого великого отца Западной церкви точно неизвестно433, как неизвестно точно и его мирское имя: вероятнее всего он носил имя Евсевия, в честь своего отца. Родители блаженного Иеронима принадлежали, как можно думать, к классу богатых отпущенников434; они были христиане и своему старшему сыну дали строго христианское воспитание. «Я вскормлен, – говорил впоследствии о себе блаженный Иероним, – на кафолическом молоке с самой своей колыбели и был тем более предан церкви, что никогда не был еретиком». Начальное образование Иероним получил дома, причем учитель его, несмотря на суровость своего характера, сумел внушить талантливому ученику любовь к науке. Потом для завершения образования родители послали блаженного Иеронима в Рим. По обычаю времени в курс учения входили логика и, как главные предметы, грамматика и риторика; блаженный Иероним, кроме того, ознакомился и с учениями некоторых философов, но особенно много времени уделял он изучению красноречия; он посещал суды, чтобы послушать знаменитых судебных ораторов. Здесь же в Риме, в годы своей юности, Иероним положил начало своей библиотеке, которая во все время последующей жизни служила ему большим утешением.

Пребывание в столице мира, среди соблазнов и искушений, оставило печальный след в душе Иеронима: он сам признавался, что «во время скользкого странствования своей юности» вел в Риме нечистую жизнь, – обстоятельство, стоившее ему потом многих слез и горьких сожалений. Однако эти уклонения с пути благочестия не могли заглушить в нем искру Божию, зароненную в его душу с раннего детства. Он не разрывал молитвенного общения со своими братьями по вере; кроме того, в воскресные дни он, вместе с Паммахием и другими товарищами, обычно посещал гробницы мучеников, находившихся в окрестностях Рима; когда при этих посещениях Иерониму приходилось опускаться в темные катакомбы435, ему невольно казалось, что он живым сходит в могилу.

Здесь же в Риме, еще до окончания образования, в Иерониме созрело решение изменить свою жизнь и начать новую, чистую и добрую. Вероятно, он не замедлил закрепить свое намерение крещением436; точно время крещения блаженного Иеронима неизвестно, но с большой долей приближения к истине допустимо предположение, что он крестился, когда ему было около двадцати лет, и – что таинство совершил над ним или папа Либерий437 или один из членов его клира. По удалении из Рима блаженный Иероним предпринял большое путешествие по Галлии, вместе с Бонозом, товарищем своим по школе и молочным братом. Во время этого путешествия Иероним, по его собственному выражению, «на полуварварских берегах Рейна впервые почувствовал желание служить Богу», то есть в нем начало пробуждаться стремление к монашеству с его обетами девства и бедности.

Около 372 года блаженный Иероним возвратился в Стридон из своего путешествия по Галлии. Родители его уже умерли и на нем лежала забота о наследственном имении, о сестре и юном брате Павликиане, – последний был на двадцать лет моложе его. Вероятно эти заботы помещали Иерониму вполне осуществить его намерение об удалении из мира, и он лишь отчасти удовлетворял свое стремление к монашеству, проживая временами в Аквилее438, где образовался небольшой полумонашеский кружок из близких между собой и блаженному Иерониму лиц. Но кружок этот неожиданно, по каким-то причинам, о которых Иероним упоминает глухо, распался. Тогда Иероним отправился на Восток, чтобы посетить главным образом Иерусалим, а также отшельников Сирии и Египта. В это путешествие блаженного Иеронима сопровождали его друзья, бывшие члены аквилейского кружка Иннокентий, Никей, Илиодор, Ива и Евагрий. Последний, впрочем, шел с ними лишь до родной ему Антиохии. Свое путешествие они совершали через Фракию, Вифинию, Понт, Галатию, Каппадокию и Киликию. Тягости дальней дороги, соединенные с аскетическими подвигами, подорвали силы благочестивых паломников. Когда они достигли Антиохии, где нашли радушный приют у Еваргия, то Иероним заболел, а Иннокентий, к великой скорби блаженного отца даже умер; умер и Ива. Печаль усилила болезнь Иеронима, продолжавшуюся довольно долгое время, по всей вероятности до весны 374 года. Выздоровев, Иероним начал заниматься изучением Священного Писания, склонность к чему пробудилась у него еще ранее439, с этой целью он слушал беседы по истолкованию Священного Писания у известного Аполлинария440. Не оставлял он и намерения удалиться в пустыню, куда особенно влекло его по смерти близких лиц, тем более, что Илиодор и Никей не хотели уже продолжать путешествие. В 374 году Иероним решил поселиться в «сирийской Фиваиде» – пустыне Халкидонской (к Востоку от Сирии).

Здесь он пробыл почти пять лет, живя, вероятно, в каком-либо монастыре и по временам оставляя его для пустынного уединения, одобряя общежитие и советуя его другим, блаженный Иероним, как показывает его «Жизнь Павла отшельника», питал в то же время особенное уважение, граничившее с благоговением, к тем подвижникам, которые, поселяясь по одиночке в отдаленных местах пустыни, находили себе приют в горных пещерах, иногда они по несколько лет не видели человеческого лица, и лишь дикие звери да скорпионы нарушали их уединение. В сейчас названном сочинении блаженный Иероним упоминает, между прочим, о двух отшельниках, которых сам видел в пустыне Халкидонской: один их них 30 лет питался только ячменным хлебом и пил грязную воду; единственной пищей другого служили финики, которые ему ежедневно, в количестве 5 штук, бросали на дно старого водоема, где он жил. Умерщвляя плоть свою молитвой, суровыми подвигами поста, лишений и физическим трудом, блаженный Иероним в пустынном уединении всего себя посвятил изучению Священного Писания, пользуясь нужными для этого книгами из своей собственной библиотеки и библиотеки живших по соседству в Антиохии друзей, главным образом Евагрия. В это же время под руководством одного обращенного иудея он начал изучение еврейского языка, на котором, главным образом, написаны книги Священного Писания Ветхого Завета, последнее занятие для блаженного Иеронима служило и смиряющим средством: этой цели вполне соответствовали и унизительность изучения алфавита и немузыкальность слов еврейского языка, мало приятная для блаженнаго Иеронима, образовавшего свой слог на изучении лучших представителей классической литературы. К этому времени жизни блаженного Иеронима, вероятно, относится следующий замечательный сон, который он описывает таким образом:

«Жалкий человек, – говорит он, – я постился как раз перед тем, как намеревался читать Цицерона. После многих, продолжавшихся по целым ночам бдений, после слез, исторгнутых из самого моего сердца воспоминанием о моих прежних грехах, я обыкновенно брался за Плавта. Если, придя в себя, я начинал читать пророков, то их грубая речь коробила меня, и так как я не видел света своими слепыми глазами, то думал, что это вина не моих глаз, а вина солнца. Когда оный древний змий таким образом искушал меня, около половины поста мое изможденное тело было схвачено лихорадкой, семена которой находились во мне, и без всякого облегчения она так питалась моими несчастными членами, что едва кожа держалась на моих костях. Между тем уже делались приготовления к моему погребению, и жизненный жар моей души едва теплился в незначительной теплоте моей груди, причем все тело мое холодело; и вот вдруг я был восхищен в духе перед судилище Божественного Судии, где был такой поток света и такой блеск славы от ангельских зрителей, что простершись на землю, я не смог поднять своих глаз. На вопрос о том, кто я такой, я отвечал, что я христианин.

«Ты лжешь, – отвечал Спросивший, – ты цицеронец, не христианин; ибо где твое сокровище, там и сердце твое».

– Мгновенно я онемел, и под ударами (ибо Он повелел подвергнуть меня бичеванию) я еще более был мучим огнем совести, размышляя об известном стихе: «Во аде кто исповедует Тебя?» Но я начал кричать и под удары бича, громко вопя, говорил: «Помилуй меня, Господи, помилуй меня!»

Наконец, стоявшие около меня, бросившись на колена к ногам Судии, умоляли Его простить мою юность и дать возможность раскаяться в моем заблуждении, а впоследствии – подвергнуть меня муке, если когда-либо буду читать книги языческой литературы. Сам я, который в этой смертельной нужде готов был обещать даже больше того, начал каяться и, призывая Его имя, говорил: «О Господи, если я когда-либо буду читать их, то да буду отвергнут Тобой!»

Отпущенный после произнесения этой клятвы, я возвратился в высшую область воздуха и, к удивлению всех открыл свои глаза, залитые таким потоком слез, что мой страх убедил даже неверующих. И действительно, это было не сновидение и не простой сон, которыми часто обманываемся. Это судилище, перед которым я стоял, этот грозный суд, которого я опасался, есть мой свидетель; да не буду я опять никогда приведен на этот суд. Я признаюсь, что мои плечи посинели от побоев, что, проснувшись, я чувствовал самые удары и что отселе я читаю божественные книги с большей ревностью, чем раньше читал человеческие книги».

Из пустыни Халкидской блаженный Иероним поддерживал общение с близкими ему лицами путем переписки, которой он пользовался как средством для горячего призыва к аскетическим подвигам. В этом отношении особенную известность получило письмо блаженного Иеронима пресвитеру Илиодору; в следующих пламенных словах он убеждает своего друга отречься от мира: «Долой с мольбами, прочь с ласками! Ты пренебрег мной, когда я просил тебя; быть может, ты послушаешь меня, когда я буду укорять тебя. Изнежившийся воин! Что ты делаешь в твоем предательском доме? Вот звук трубный раздается с неба! Вот с облаков сходит вооруженный Вождь для покорения мира! Вот обоюдоострый меч, исходящий из Его уст, разрушает все препятствия. А ты выходишь ли из комнаты на битву, из тени на солнце? Вот противник в самой твоей груди старается убить Христа... Хотя бы твой маленький племянник повис на твою шею, хотя бы с распущенными волосами и с разодранными одеждами твоя мать показывала тебе те груди, которыми она питала тебя, хотя бы твой отец лежал на пороге – перейди по его телу с сухими глазами и беги под знамя креста! В подобном деле единственная истинная сыновная любовь состоит в том, чтобы быть жестоким».

В Антиохии в начале шестидесятых годов IV столетия явилось одновременно два епископа, Мелетий и Павлин. Избранный в 358 году с согласия православных и ариан441, так как те и другие считали его своим сторонником, Мелетий в действительности оправдал надежды православных, заявив открыто, что он содержит то учение о Сыне Божием, которое изложено отцами 1 Вселенского собора442. Но ввиду того, что Мелетий был избран не без содействия ариан, православные ревнители, с любовью чтившие память великого иерарха Антиохийской церкви Евстафия, несправедливо низложенного по проискам ариан, отделились от Мелетия во главе с пресвитером Павлином, который в 362 году был возведен в сан епископа. Положение дела осложнилось, когда, в 376 году, в ту же Антиохию был поставлен еще третий епископ аполлинарист443 Виталий. Раздоры между партиями усиливались еще богословскими спорами, сосредоточенными на вопросе о достоинстве и равночестности Лиц Пресвятой Троицы. В то время как Павлин для выражения учения о Пресвятой Троице принимал формулу, выработанную на Западе, – в Пресвятой Троице «одна ипостась444 в трех Лицах», – Мелетий, следуя словоупотреблению Востока, признавал «одну усию»445 и «три ипостаси»446. В сущности сторонники той и другой формулы разумели одно и то же, только выражали тождественную мысль разными словами447. Эти распри, вызванные в Антиохии мелетианским расколом и арианскими волнениями, проникли и в соседнюю с нею Халкидонскую пустыню, где подвизался блаженный Иероним. В письме к папе Дамасу448, он в следующих словах сетует на нарушение пустынного уединения, вызванного указанными причинами: «неутомимый враг последовал за мной и в пустыню, так что теперь я в уединенной жизни выношу борьбу еще худшую, чем до поселения в пустыне. С одной стороны ярится арианское безумство, поддерживаемое охранителями мира. С другой стороны церковь в Антиохии, разделенная на три партии449, стремится захватить и меня в себя». Чем далее шло время, тем более усиливались раздоры в Антиохии, а вместе с этим увеличивалось и беспокойство, причиняемое ими блаженному Иерониму. В письме пресвитеру Марку, спустя два года после писем Дамасу, блаженный отец, между прочим, говорит: «зачем они называют меня еретиком, когда я согласуюсь с Западом и Египтом? Мне не уступлено ни единого уголка в пустыне. Меня ежедневно спрашивают о моей вере, как будто бы я вновь родился без веры. Я исповедую, как они желают, – это не нравится им; я подписываю – они не верят мне. У них одно только желание отделаться от меня. Я готов уйти». И действительно вскоре блаженный Иероним удалился из пустыни в Антиохию, вероятно, к другу своему Евагрию. В Антиохии блаженный Иероним присоединился к общине Павлина; последний и рукоположил его во пресвитера. В описываемый период пребывание в Антиохии не могло быть приятным для блаженного отца, ищущего покоя. Поэтому он пробыл здесь не долго; привлекаемый славой о Григории Назианзине450, как церковном учителе, блаженный Иероним отправился в Константинополь, епископом которого в это время и был святой Григорий. Впоследствии блаженный Иероним не раз вспоминал, как много он обязан святому Григорию, руководившему его при занятиях, посвященных изучению Писания. Здесь в Константинополе блаженный Иероним встретился с христианским богословом- философом Григорием Нисским, который читал ему свое только что написанное сочинение против еретика Евномия, погрешавшего против православного учения о Святой Троице.

В конце 381 года блаженный Иероним покинул гостеприимный Константинополь и отправился в Рим, побуждаемый, по его собственному выражению, «церковной необходимостью»: нужно думать, что блаженного Иеронима вызвал в Рим папа Дамас на собор по делам злополучного мелетианского раскола, не прекратившегося в Антиохийской церкви и по смерти Мелетия. II Вселенским собором в Константинополе451 на место Мелетия по его смерти был избран Флавиан; папа же с западными епископами поддерживал Павлина, бывшего антиохийским епископом и во дни Мелетия. Это разногласие452 между Восточной и Западной Церковью и было причиной созванного Дамасом собора. Блаженный Иероним прибыл в Рим с Павлином и Епифанием, с которыми он встретился в Константинополе, куда они зашли на пути в Рим. В Риме блаженный Иероним тотчас же получил должность секретаря у папы и собора. Отцами собора блаженному Иерониму, между прочим, поручено было изложить исповедание веры, направленное против еретического заблуждения Аполлинария. Вообще положение блаженного Иеронима при папе Дамасе, особенно вначале, было очень влиятельным. Папа, занимавшийся исследованиями в области изучения Св. Писания, пользовался указаниями блаженного Иеронима, поощряя и его в то же время к тем же занятиям.

В первые годы своего пребывания в Риме блаженный Иероним за его аскетический образ жизни, за ученость и красноречие пользовался всеобщим уважением и широкой известностью: достаточно сказать, что блаженного отца открыто называли преемником папы Дамаса по кафедре Римской Церкви. Но спустя недолгое время блаженный Иероним стал предметом ожесточенной ненависти. Его настойчивое указание, что достижение христианского совершенства невозможно без полного отречения от мира и плоти, отталкивало от него не только язычников, но и многих христиан. Этим обстоятельством воспользовались некоторые порочные члены тогдашнего общества, чтобы обвинить подвижника в лицемерии, распространяя про него всевозможные клеветы и обвинения. Многих смущало и то глубокое уважение, с каким блаженный Иероним относился к Оригену453. Такая враждебная настроенность, поставлявшая в вину блаженному Иерониму даже его очевидные заслуги454, особенно усилилась после его письма к Юлии Евстохии о сохранении девства. Письмо это относится к 383 году. В нем блаженный Иероним обличает и осмеивает нравственную распущенность и религиозное лицемерие современного ему римско-христианского общества и преимущественно духовенства. Письмо вооружило против блаженного Иеронима буквально всех римских христиан, тем более, что «все язычники, отступники и все, кто с ненавистью относились к имени христианскому, ревностно списывали это письмо, потому что оно обесславливало все классы христиан, все степени, все профессии и всю Церковь, подвергая их постыднейшему позору»455.

Во время этой бури негодования, возбужденной помянутым письмом, блаженный Иероним находил некоторый покой в обществе благочестивых друзей, расположенных к нему и уважавших его. Этот небольшой кружок составляли: Паммахий, патриций456 и товарищ блаженного Иеронима по школе, Оцеан, впоследствии друг блаженного Августина457, Марцеллин, нотарий458 и человек очень знатный459, и – пресвитер Домнион. Сейчас поименованных друзей блаженный Иероним сравнивал с Даниилом, Ананием, Азарием и Мисаилом (Дан.1:1–21). К этому обществу принадлежали и следующие благородные, благочестивые и образованные женщины: Мелания, Альбина и ее дочь Марцелла, Лея, Аселла, а также Павла с ее дочерьми: Блезиллой, Евстохией, Павлиной, Руфиной; к последней семье блаженный Иероним был особенно расположен. Благотворное влияние блаженного Иеронима на связанных расположением к нему благородных и знатных женщин Рима было особенно важно ввиду крайнего упадка нравов того времени: он давал пример лучшей христианской жизни, которая сама за себя свидетельствовала; руководство блаженного Иеронима кружком преданных ему лиц заключалось в том, что он читал и объяснял им Священное Писание, стараясь склонить их к решимости вести аскетический образ жизни, сохраняя девство или вдовство.

В 384 году умер высокий покровитель блаженного Иеронима, папа Дамас; его место занял Сириций – человек не столь просвещенный и неодобрительно относившийся к деятельности блаженного Иеронима. Язык клеветников уже ничем более не сдерживался, так что блаженный отец, месяцев через семь после кончины Дамаса и после своего трехлетнего пребывания в Риме, принужден был оставить последний. Он удалился из него вместе со своим юным братом Павлинианом и с пресвитером Винцетием. Простившись с друзьями, провожавшими его до пристани, блаженный Иероним с тоской в душе взошел на корабль, чтобы уже навсегда покинуть «вечный город». Единственным утешением при этом скорбном расставании блаженному Иерониму служила та мысль, что «если ему и суждено было сносить позор ложного обвинения, то он познал, что через худую молву и достигается Царство Небесное»... «и перед судилищем Христовым обнаружится, как каждый жил».

Блаженный Иероним покинул Рим с намерением посетить святую землю. На пути туда он, между прочим, останавливался на острове Кипр, где гостил у епископа Саламинского святого Епифания, и – в Антиохии, под радушным кровом епископа Павлина. Здесь в Антиохии к блаженному Иерониму присоединились Павла и Евстохия, порвавшие все связи с родным Римом ради благочестия. Из Антиохии паломники во святую землю – Павла и Евстохия в сопровождении молодых девственниц и Иероним с Винцетием, Павлинианом и немногочисленной группой монахов – отправились вместе. Они посетили башню святого пророка Илии в Сарепте (1Цар. 17:9) и лобызали песок на том месте в Тире, где преклонял колена святой Апостол Павел (Деян.21:3–5); в Кесарии они осматривали дом сотника Корнилия (Деян.10:1–48) и небольшие комнатки в доме «благовестника» Филиппа, где некогда, во дни святых апостолов, жили его четыре дочери-девственницы (Деян.21:8–9). В Иерусалиме паломники с благоговением лобызали Крест Христа, Его гроб, столп бичевания; они посетили и все места Иерусалима, освященные воспоминанием о Господе Иисусе Христе. Из Иерусалима, миновав гробницу Рахили460, паломники прибыли в Вифлеем461. Здесь на месте рождения Христа Спасителя Павла в священном восторге воскликнула: «Достойна ли я, жалкая грешница, поцеловать ясли, в которых плакал Господь, будучи малым ребенком – молиться в пещере, в которой Дева Мария родила Младенца – Христа? Это родина моего Господа, Здесь я буду жить, так как Спаситель избрал ее».

После Вифлеема паломники, посетив часовню «Ангела благовестника пастухам» направились к Мертвому морю462 через Газу и Хеврон; затем, побывав на Иордане, через Вефил, Силом и Назарет463 они достигли моря Галилейского464 и горы Фавора465. Из Палестины паломники отправились в Египет466, где целый месяц пробыли в Александрии; здесь блаженный Иероним слушал знаменитого по своим знаниям Св. Писания учителя александрийской огласительной школы слепца Дидима, преемника по кафедре Оригена467. Когда путники прибыли в Нитрийскую пустынь468, их встретил епископ Исидор с «бесчисленными толпами монахов». После общения с нитрийскими пустынниками паломники осенью 386 года возвратились в Вифлеем.

Для жительства паломников, решивших остаться в Вифлееме, Павлой предпринята была постройка монастырей – женского и мужского; в последнем настоятелем был блаженный Иероним; Павлой затем построено было еще два женских монастыря. Стройка продолжалась около трех лет; все это время Павла с девственницами и блаженный Иероним с монахами прожили в малоудобных помещениях. Кроме монастырей, Павла выстроила странноприимный дом, где при посещениях Вифлеема находили бесплатный приют паломники, в большом числе стекавшиеся во святую землю даже из таких отдаленных мест христианского мира как Галия, Британия, Армения, Понт, Ефиопия и Индия. Странноприимный дом был открыт для всех паломников, исключая еретиков; «Иосиф и Мария, – говорит блаженный Иероним, – если бы опять пришли в Вифлеем, вновь не оказались бы без места». Широкая и щедрая благотворительность истощила, наконец, и богатые личные средства Павлы, так что блаженный Иероним в делах поддержки монастыря вынужден был отправить в Далмацию своего брата Павлиниана с поручением продать его личное наследство. Сам блаженный Иероним жил в пещере, находившейся по соседству с пещерой Рождества Христова. Пищей ему служил хлеб со съедобными травами, а питьем – вода: да и эту скудную пищу блаженный отец в постные дни вкушал лишь по закате солнца. Он руководил иноками своего монастыря, надзирая в то же время за благочестивыми упражнениями и занятиями Павлы и Евстохии, причем настойчивые расспросы последних о тех или других малопонятных местах священного Писания ставили в большое затруднение его самого. Часть трудового дня блаженный Иероним уделял еще на преподавание мальчикам. Но главным занятием его, как и прежде, было изучение Св. Писания и переписка. Сульпиций Север469, проживший с блаженным Иеронимом в его пещере шесть месяцев, свидетельствует, что блаженный отец всегда был занят чтением или письмом, почти не пользуясь отдыхом не только днем, но и ночью. Здесь в пещере блаженный Иероним собрал себе, не жалея средств, обширную библиотеку главным образом из трудов Оригена, Дидима, Иринея и Евсевия Кесарийского. В связи с главным занятием блаженного Иеронима по изучению и истолкованию Священного Писания стоит его занятие еврейским языком, которое он продолжал и в Вифлееме: эти занятия он вел то с раввином Вараниной, то с раввином из Лидды или Тивериады, причем последний брал за свои уроки высокую плату. Блаженного Иеронима при изучении еврейского языка воодушевляло, кроме стремления ознакомиться с подлинным языком ветхозаветных священных книг, желание опровергнуть насмешки над христианами иудеев: последние указывали, что тексты Писания, на которые ссылаются христиане, имеют будто бы другое значение в подлиннике.

Время пребывания блаженного Иеронима в Вифлееме было временем рассвета его литературной деятельности. Особенно это нужно сказать про первые десять лет. Затем приступы горячки, страх общественных бедствий, охвативший весь Восток, трепетавший в ожидании нашествия гуннов470, нарушили мирное пребывание блаженного Иеронима в Вифлееме. Но особенно много огорчений доставила ему его полемика, от которой он не мог отказаться и здесь, в вифлеемском удалении от мира, и которую он вел с большим подъемом чувства. Блаженный Иероним или обличал лиц, высказывавших взгляды, несогласные с учением Церкви, или защищал свои воззрения в случае нападок на них со стороны лиц, расходившихся с мнением блаженного отца по известному церковному вопросу. Так блаженный Иероним выступил с тремя обличительными книгами против одного свободомыслящего инока Иовиниана; он указывал на следующие заблуждения в учение последнего: 1) что девство, вдовство и брак сами по себе одинаково безразличны и одинаково приятны Богу; 2) что истинно возродившееся в водах крещения могут быть безгрешны; 3) что пост и соединенное с благодарением Бога пользование пищей имеют одинаковое нравственное достоинство. В 399 году блаженный Иероним был вовлечен в знаменитый спор об Оригене, продолжавшийся около пяти лет. Во время этого спора, доставившего чрезвычайные неприятности блаженному Иерониму, он из прежнего почитателя знаменитого Александрийского учителя обратился в горячего обличителя его заблуждений; спор этот вызвал окончательный разрыв между блаженным Иеронимом и Руфином, некогда друзьями. Более успешна была, тоже доставившая немало огорчения блаженному Иерониму, переписка его с блаженным Августином: Иероним убедил Августина отказаться от его ошибочного мнения, по которому он считал ненужным перевод Священного Писания с еврейского языка ввиду существования перевода 70 толковников. С другой стороны, блаженный Августин убедил блаженного Иеронима молчаливо отказаться от его толкования 11–15 ст. 2 главы послания к Галатам, где блаженный Иероним представлял действие верховных апостолов в свете неискренности, унижавшей их высокое достоинство и колебавшей авторитет Священного Писания.

Блаженный Иероним был по преимуществу человек науки и оставил после себя богатое наследие в виде своих литературных произведений. По предмету и характеру своему эти сочинения могут быть разделены на четыре вида: 1) догматико-полемические; 2) нравственно-аскетические; 3) труды по истолкованию Священного Писания и 4) труды исторические.

К догматико-полемическим относятся: «Разговор против Пелагиан»471 (написан в конце 415 г.); «Книга против Гельвидия о приснодевстве блаженной Марии» (в Риме, в 383 г.); «Против Иовиниана (в Вифлееме, в 392 г.) и «Против Вигилянция»472. Немало произведений этого рода было вызвано и оригенистическими спорами: «Послание к Феофилу александрийскому», «Против иерусалимского епископа Иоанна»473 (398–399 гг.). «Две книги апологии474 против книг Руфина» (402 г.), «Третья книга или последний ответ на Писание Руфина» (402 г.). Вынужденное участие блаженного Иеронима в распрях, вызванных расколом в Антиохийской церкви, было причиной появления книги: «Спор православного с люциферианином» (в 379 г., в Антиохии). Из переводных чисто догматических трудов замечательны переводы блаженного Иеронима: сочинения Оригена «О началах» (399 г.) и сочинения Дидима «О Святом Духе».

Нравственно-аскетическая деятельность блаженного Иеронима нашла свое выражение главным образом в его письмах; из них сохранилось бесспорно подлинных 120. Особенно поучительны следующие письма блаженного отца; 14-ое к Илиодору, с восхвалением отшельнической жизни; 22-ое к Евстохии о сохранении обета девства; 52-ое к Непоциану о добродетелях монашествующих в связи с изображением идеала пастырского служения; 58-ое к Павлину с наставлениями монаху. Сюда же можно отнести и составленные блаженным Иеронимом описания жизни подвижников: Павла Фивейского (376 г.), Малха-монаха и святого Илариона (оба написаны около 379 г.); 103-ое письмо к Евстохии содержит биографию Павлы – вифлеемской сподвижницы Иеронима.

Но поистине бессмертную заслугу перед христианским миром блаженный Иероним стяжал себе трудами, относящимися к излюбленной им области изучения Священного Писания. Труды этого рода блаженного Иеронима можно разделить на: 1) исагогические, 2) филологические и 3) экзегетические. К исагогическим относятся следующие произведения блаженного Иеронима: 1) «Об еврейских именах», – сочинение это, составленное под влиянием Иосифа Флавия, Филона и Оригена, содержит объяснение в мистико-аллегорическом духе различных собственных имен, встречающихся в ветхозаветных и новозаветных книгах Священного Писания и расположенных в алфавитном порядке. В 380 г. блаженный Иероним написал сочинение под заглавием: «Книга о положении и именах еврейских мест», сочинение весьма важное для изучения топографии и археологии Палестины. «Еврейские вопросы на книгу Бытия», – другое произведение блаженного Иеронима рассматриваемого рода, представляет собой критические замечания на труднейшие места книги Бытия, сделанные на основании сравнительного изучения текстов «италийского», еврейского и греческого 70 толковников. Филологический характер носят следующие произведения, принадлежащие перу блаженного Иеронима: исправление по существующим в его время редакциям перевода LXX, так называемого «италийского», латинского перевода Библии, широко распространенного в латинской церкви, но заключавшего массу погрешностей. Блаженный Иероним приступил к этой работе в 383 г. по поручению папы Дамаса; прежде всего он занялся исправлением четвероевангелия и остальных книг Нового Завета; из ветхозаветных книг им была исправлена Псалтирь. Псалтирь по распоряжению папы Дамаса тотчас была введена в богослужебную практику и стала называться «Римским Псалтирем»475. Книги новозаветные, исправленные блаженным Иеронимом, и доселе входят в состав Библии, употребляемой во всей Западной Католической церкви. Уже во время жизни в Вифлееме блаженный Иероним докончил исправление «италийского текста» и для книг Ветхого Завета, причем эту работу он опять начал с Псалтири, которую он исправил по Оригеновым гекзаплам. Манускрипт последних им найден был в Кесарии, где был Ориген в III в.476 Эта Псалтирь известна под именем «Галльской Псалтири», потому что вошла в употребление прежде всего в галльской церкви и потом была принята во всей Западной церкви. Тем же порядком блаженный Иероним исправил и все остальные книги Ветхого Завета, но этот труд «по лукавству одного человека», как говорит сам блаженный отец, пропал бесследно за исключением книги Иова.

Будучи знатоком еврейского, «халдейского», латинского и греческого языков и имея под руками такое важное пособие как гекзаплы Оригена, блаженный Иероним предпринял самостоятельный латинский перевод всех священных книг Ветхого Завета с их оригинального языка; он желал уничтожить недостатки италийского текста. К работе блаженный Иероним приступил около 390 года, а окончил ее в 405 году, когда оказался переведенным весь Ветхий Завет, за исключением неканонических книг – Варуха, 1 и 2 Маккавейской и Премудрости Иисуса Сына Сирахова. Почти все книги переведены с еврейского подлинника; только Товит и Иудифь переведены с «халдейского языка», да некоторые части книг Есфирь и Даниила с греческого. Перевод блаженного Иеронима не чужд недостатков, потому что велся чрезвычайно поспешно: например, книга Товит переведена в один день, книги Соломоновы в три дня, но и при своих недостатках перевод блаженного Иеронима до сих пор не имеет равных по красоте, выразительности и точности изложения. И неудивительно поэтому, что при Григории Великом477 перевод вошел во всеобщее употребление в латинской церкви, а с XIII в. сделался известным под именем Вульгаты, то есть перевода, распространенного среди всего народа.

Экзегетические труды блаженного Иеронима распадаются на переводные (переводы гомилий Оригена – 14 на пророка Иеремию, 14 на Иезекииля, 2 на Песнь Песней, 39 на евангелиста Луку) и его собственные; к последним относятся: толкование на Евангелие Матфея (398 г.), на послания Ап. Павла к Галатам, Ефесянам, Титу и Филимону, а также толкование на Апокалипсис. Много отдельных толкований разбросано по его письмам. Толкование блаженного Иеронима по большей части являются филологическими объяснениями, которые нередко переходят в беседы мистико-аллегорического характера; они ценны еще и в том отношении, что среди объяснений сохранились отрывки из утраченных теперь произведений Оригена, Аполлинария и Дидима.

Исторические труды блаженного Иеронима исчерпываются следующими: переводом «Хроники Евсевия Кесарийского» на латинский язык, да ее незначительной переработкой и продолжением до 378 г. и «Каталогом о знаменитых мужах». При ограниченности исторического материала, сохраненного древностью, первый труд имеет немаловажное значение. Последний труд, составленный главным образом на основании сочинений Евсевия Кесарийского, дает последовательный исторический обзор всей христианской литературы, оканчивая 14-м годом правления Феодосия Младшего. Наряду со сведениями о сочинениях помещаются и биографии самих писателей: главное внимание в этом обзоре блаженный Иероним уделяет экзегетическим трудам, среди которых он поместил и свои собственные.

Блаженному Иерониму пришлось быть современником падения Рима под ударами готских полчищ Алариха (в 410 г.). «Вечный город», в течение многих веков бывший живым олицетворением государственного могущества, явился местом «ужаса, смятения, голода и бедственности, пожара и кровопролития». Его «блистательные церкви превратились в пепел и мусор». В эти ужасные дни в Риме погибли близкие блаженному Иерониму лица: Марцеллина и Паммахий. Когда весть о падении Рима достигла блаженного Иеронима, она произвела на него впечатление неожиданно разразившегося грома и преисполнила его великой скорбью; последняя нашла свой отголосок в его письмах. «Кто бы поверил тому, – спрашивал он, – чтобы Рим, основанный на триумфах над всем миром, мог подвергнуться разрушению? Чтобы он, матерь народов, мог также сделаться их гробницей? Чтобы все страны Востока, Египта, Африки наполнились толпами юношей и дев прежнего владыки мира? Чтобы священному городу Вифлеему пришлось изо дня в день видеть, как блистательные лица обоего пола, некогда жившие в избытке и роскоши, стремились к его стенам в качестве нищих?» Блаженный Иероним, не будучи в состоянии помочь им, разделял постигшее их горе, проливая вместе с ними слезы. Но эти слезы были облегчением по сравнению с теми, какие исторгались из его глаз, когда он впервые получил весть о взятии Рима и сопровождавших это мировое событие ужасах: «Мой голос, – говорит он в письме Принципии по поводу смерти ее матери Марцеллы, – подавлен, и рыдания затрудняют мне диктовать слова. Взять город, который сам некогда взял весь мир; мало того, он погиб от голода, прежде чем пал от меча, и едва несколько человек найдено было для того, чтобы взять их в плен. Ярость голодных переходила в гнусное людоедство: люди отрывали друга у друга члены, мать не щадила своего грудного ребенка», В 411 году престарелого подвижника постигло новое испытание: самый Вифлеем трепетал от ужаса, вызванного диким набегом бедуинов-арабов, и лишь милость Божия спасла общину блаженного Иеронима от разорения. Так среди бедствий, пережив всех своих друзей, оканчивал в печальном одиночестве свои дни блаженный Иероним. Самый внешний вид его свидетельствовал о перенесенных им подвигах, лишениях и утратах: уже давно седые волосы обрамляли чело, изборожденное глубокими морщинами; слабые, впалые глаза и бледное изможденное лицо носили следы многих слез. Единственный светлый луч, скрасивший сумрачную старость блаженного Иеронима было поселение в Вифлееме младшей Павлы, внучки Павлы и Альбины, христианской жены языческого жреца, с дочерью Меланией. Они вероятно и закрыли глаза умиравшего старца. Год смерти блаженного Иеронима точно неизвестен. Сохранилось, впрочем, свидетельство Проспера Аквитинского, которое говорит, что блаженный Иероним скончался 30 сентября 420 года. Вероятно, он отошел в вечность после довольно продолжительной и тяжкой болезни478; погребен был близ Павлы и Евстохии в пещере, соседней к месту Рождества Христова. В 642 году мощи блаженного Иеронима были перенесены из Вифлеема в Рим и положены в церкви Божией Матери в Маджиоре; где ныне они, – неизвестно. Сохранилась лишь честная рука, которая находится в Риме в церкви его имени близ площади Фарнезе.

В тот же день перенесение мощей преподобного Феодора Сикеота, – епископа Анастасиупольского (житие его см. 22 апреля