Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга четвертая. Декабрь

Страдание святыx мучеников Евстратия, Авксентия, Мардария и Ореста

В царствование императоров Диоклетиана и Максимиана язычество господствовало во всей Римской империи и было как бы всеобщее взаимное соревнование в служении идолам, в особенности, — когда по всем городам и селениям рассылались императорские указы начальникам областей и судьям, повелевавшие приносить в определенные дни и праздники обильные дары и жертвы богам. Этими указами тем, кто усердно служит богам, обещалась царская благодарность, почести и высшие места в государстве; отказавшимся же поклониться идолам грозило сначала отнятие имущества, а затем, — после всевозможных мучений, — и смертная казнь. Гонение на христиан разлилось повсюду и везде начальники областей и вообще власти старались стереть совсем с лица земли веру Христову.

Между тем императоры были извещены, что вся великая Армения и Каппадокия437 противятся их повелениям и единодушно веруя в распятого Христа и в крепкой на Него надежде, намереваются будто бы отпасть от римской империи.

Раздраженный этим известием, император Диоклетиан созвал всех своих вельмож и три дня с утра до вечера совещался с ними, как бы совсем искоренить христианство. Затем он прежде всего удалил от власти начальников Армении и Каппадокии, как неопытных и неискусных правителей вверенных им областей, не сумевших привести народ к повиновению. На их места он выбрал двух греков, Лизия и Агриколая, людей суровых и жестоких, которых и поставил над обеими областями, поручив — Лизию наблюдение и охранение границ, а Агриколаю — общее управление всею епархиею. Им были также подчинены и все войска в обеих областях.

Когда оба новые правителя прибыли на место своего назначения, началось беспощадное истребление людей всякого возраста, без всякого расследования, по одной только пустой клевете завистливых врагов на кого-нибудь из христиан: каждый день христиан разыскивали, схватывали и предавали для казни кровожадным правителям, как бы плотоядным зверям. Лизий, имевший пребывание в городе Саталионе438, как только находил где-либо христиан, — мужчин или женщин, — после многих пыток и мучений, отсылал их связанными и под крепкою стражею к Агриколаю, чтобы не дать им умереть на родине и быть погребенными, по христианскому обычаю, родственниками и знакомыми, и они, убитые на чужой стороне, как бы пропадали без вести. Точно так же делал и Агриколай, посылая христиан, схваченных в Севастии439, к Лизию в Саталион, так как оба начальника были в великой дружбе и полном согласии между собою и оба, поступая описанным способом, имели в виду одну цель — причинить христианам еще большую муку, убивая их вне их отчизны.

В это время в Саталионе жил некто Евстратий. Он был известен всем своим согражданам, как первый в городе по благородству происхождения и по сану, — он занимал должность военачальника, — и в то же время отличался благочестием, богобоязненностью и безупречною жизнию. Видя непрестанное великое гонение христиан, он скорбел душою и печалился. Горько вздыхая и плача, проводя время в посте и молитве, взывал он к Господу нашему Иисусу Христу о том, чтобы Господь оказал милость рабам Своим и, умилосердившись над людьми Своими, спас их от бед и отвратил угрожающую им гибель. Вместе с тем Евстратий и сам желал совершить подвиг святых мучеников и удостоиться быть участником их страданий; но, при мысли о многоразличных мучениях и жестокости мучителей, он испытывал страх. В конце концов он, однако, решился на следующее. Он отдал свой пояс верному слуге и велел отнести его в церковь Аравракийскую, откуда и сам он был родом и где пресвитером в то время был Авксентий, засвидетельствовавший уже свою верность истинному Богу. Евстратий сказал своему слуге, чтобы он тайно положил пояс в алтаре, а сам спрятался в церкви и смотрел, кто первый из пришедших возьмёт пояс: если возьмёт пресвитер Авксентий, пришедши на молитву, то слуга, ничего ему не говоря, должен воротиться домой; если же ранее захочет взять кто-нибудь другой, то слуга ни в каком случае не должен допускать этого и должен принести пояс назад. Послав слугу с таким приказанием, Евстратий решил в душе так: «Если пояс возьмет сам пресвитер, то это будет знаком того, что Сам Бог благоизволит, чтобы Евстратий предал себя на мучение за Христа; если же захотел бы взять кто-нибудь другой, то это будет означать, что ему не должно предавать себя на мучение, а следует тайно хранить святую веру».

В непродолжительном времени слуга возвратился и поведал своему господину. что как только он положил пояс в алтаре, тотчас же пришел пресвитер Авксентий, как будто кто нарочно прислал его и, вошедши в алтарь, взял пояс. Услышав это, Евстратий был весьма обрадован; лицо его сияло радостью, чему весьма удивлялся один из его друзей, по имени Евгений.

Вскоре после того блаженный Авксентий был схвачен вместе с другими, допрошен на суде, мучим и заключен в темницу, где и содержался в узах. Затем среди города на возвышении снова было устроено место для суда, и Лизий, надменно сев на судейском кресле, приказал привести узников на допрос. Святой Евстратий, пришедши в темницу, просил всех заключенных в узах за Христа помолиться о нем, ибо и сам он, по его словам, намеревался в тот же день разделить с ними их подвиг. Тогда все святые узники, преклонив колена, помолились о нем Богу. Когда они окончили молитву, воины, под предводительством Евстратия, повели их из темницы на суд. Когда воинский отряд остановился по обычаю пред судиею, Лизий приказал приводить к себе на суд — по одному тех, которые были уже на первоначальном допросе. Когда начался суд, Евстратий сказал:

— По указу императорскому, изданному ранее и теперь на суде опять прочтенному, все христиане, где бы они ни находились и какое бы положение в государстве ни занимали, подлежат суду: по сему указу приведен сюда Авксентий, — муж давно уже известный своим происхождением и благочестивой жизнью, а теперь еще более прославившийся мужеством и твердостью, с какими объявил себя рабом Христа, Царя Небесного. Находясь в сем суде, он уже подвизался подвигом бессмертия и изобличил твое, судия, безбожие, свидетельствуя словом и делами и доблестно перенося мучение. С того дня он, как злодей заключен был в темницу, а сегодня ты приказал привести его на допрос вместе с его святою дружиною: и вот, все они стоят вместе со мною, непоколебимо твёрдые духом и готовые посрамить и разрушить все коварные замыслы, которым научает тебя против них отец твой — диавол!

Услышав это, Лизий пришел в смущение от неожиданной смелости Евстратия. Грозно смотря на него и задыхаясь от гнева, он воскликнул грозным голосом:

— Никогда еще мне не случалось производить более строгий суд, чем сегодня, когда этот гнусный нечестивец осмеливается разглогольствовать предо мною! Пусть же с него снимут пояс и воинское одеяние, и да будет известно всем, что он лишается сана, какой имел доселе, а затем пусть обнаженный и связанный верёвками по рукам и ногам и повергнутый на землю, он продолжает свою речь!

Слуги поспешно исполнили приказание Лизия, и тогда он сказал Евстратию:

— Не раскаешься ли ты в своем пагубном намерении? Тогда ты приобретешь мое расположение и совершенно избежишь наказания. Во всяком случае, ранее пыток объяви мне свое имя и отечество и открой нам свою веру.

Святой отвечал:

— Я родился в городе Аравраке и имя мое — Евстратий, а на моем отечественном языке Кирисик. Я — раб Владыки всего — Бога-Отца и Сына Его Господа Иисуса Христа и Святого Духа, и поклоняться Единому в Троице Богу и веровать в Него научился от младенческих пелен.

Лизий сказал:

— Пусть воины скажут, сколько лет он находится на военной службе?

Воины ответили:

— Вот уже двадцать седьмой год, как он начал службу, когда был еще совсем юношею.

Тогда Лизий сказал святому:

— Евстратий! Ты сам видишь, какую беду принесло тебе твое ослушание: оставь же теперь твое безумство, одумайся и не губи своей чести и сана, приобретенных трудами стольких лет воинской службы; признай милость и могущество богов и склони к себе кротость царскую и человеколюбие суда!

— Мерзким бесам и глухим идолам — произведению рук человеческих, — отвечал святой, — никто из имеющих здравый рассудок никогда не находил нужным поклоняться, ибо в Писаниях наших говорится: «Боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес» (Иер. 10:11).

Судия сказал:

— Уже не тот ли имеет здравый рассудок, кто поклоняется Богу Распятому, подобно вам, впавшим в полное заблуждение?!

— Если бы твои духовные чувства, — отвечал ему святой Евстратий, — не были извращены служением суете и если бы душа твоя не погружена была вся в помыслы о земном, то я доказал бы тебе, что Сей Распятый есть истинный Спаситель и Господь и Создатель всей твари, прежде век сущий во Отце и по Своей неизреченной мудрости ожививший чрез возрождение нашу омертвелость.

При этих словах судья прервал речь святого и сказал:

— Да будет этот дерзкий повешен на верёвках и пусть под ним разожгут костер из пакли, а сверху бьют его по плечам одновременно тремя палками: посмотрим, насколько тогда он будет красноречив!

Когда это было исполнено, святой долгое время был мучим, поджигаемый снизу и жестоко избиваемый сверху. Но и среди таких страданий он не испустил ни одного восклицания от боли, не изменился лицом и, казалось, страдал не он, а кто-то другой, так что сам мучитель пришел в изумление. Наконец, Лизий велел приостановить истязание и с злобною улыбкою сказал святому:

— Как думаешь, Евстратий, не хочешь ли, я несколько облегчу боль от нанесенных тебе ран?

И он тотчас велел принести соленую воду, смешанную с уксусом, и обильно поливать на обожженные места и в то же время крепко растирать тело мученика острыми черепками. Но страдалец мужественно вынес и эту муку, как, будто ему совсем не было больно. Мучитель думал даже, что святой Евстратий посредством какого-либо волхвования делает себя нечувствительным к боли. Тогда святой Евстратий сказал ему:

— Подвергая меня таким мучениям, ты, вопреки своей же воле, оказал мне благодеяние, так как этими мучениями ты разогнал окружавшую меня тьму, происходившую от плотского огрубения моей души, и сделал меня победителем давно уже досаждавших мне искушений самовластного ума. Ты дал мне возможность одолеть все одержавшие меня порывы страстей и душевные тревоги. Ты сохранил мне нетронутою никакими искушениями внутреннюю твёрдость духа, — залог бессмертной жизни, где собрано для всех верующих богатство нетленное, и указал мне кратковременный и свободный от страданий путь, коим я могу достигнуть и в сем бренном теле жизни Ангельской, а в вечности — блаженства небесного. Теперь я знаю, что я — церковь Бога Живого и Святого Духа, живущего во мне (ср. 1Кор.3:16). Итак, «удалитесь от меня все, делающие беззаконие, ибо услышал Господь голос плача моего, услышал Господь моление мое; Господь примет молитву мою» (Пс.6:9–10). Поистине, «моя душа будет радоваться о Господе, будет веселиться о спасении от Него. Все кости мои скажут: «Господи! кто подобен Тебе, избавляющему слабого от сильного, бедного и нищего от грабителя его?» (Пс.34:9–10).

Поспеши же, слуга диавола, постарайся не оставить ни одного из имеющихся в твоем распоряжении орудий мучения, пытай меня, как золото в горниле, или же и еще сильнее, но ты не найдешь во мне столь почитаемого тобою нечестия, которому ты служишь самым делом. Служение ложным богам, овладевшее тобою и твоим безумным царем, достойно омерзения.

Мучитель возразил:

— Мне думается, что от сильной боли повредился у тебя разум, оттого и говоришь ты так много нелепостей. Если бы твой, как ты говоришь, Бог мог сделать тебя бессмертным, то он избавил бы тебя и от этих ран. Итак, перестань обольщаться несбыточными надеждами и поторопись воспользоваться доставляемою тебе мною возможностью избавления.

— Хочешь ли, — отвечал Евстратий, — ты, ослепленный всеми своими чувствами человек, убедиться в том, что для моего Бога нет ничего невозможного? Слушай и смотри на меня, которого ты думаешь умертвить и погубить посредством придуманных тобою истязаний!

И вот, в то время как все с великим вниманием взирали на святого, внезапно струпья спали с его тела, как бы чешуя, и он сделался совершенно здравым, не имея на теле даже никакого следа от ран. И все, при виде такого чуда, прославили Единого Истинного Бога, а Евгений, друг, согражданин и сотоварищ Евстратия по службе, воскликнул громким голосом:

— Лизий! И я — христианин и проклинаю твою веру и отказываюсь повиноваться, как и господин мой Евстратий, царскому указу и тебе!

Разгневанный Лизий велел тотчас же схватить Евгения и поставить посреди суда и сказал ему:

— Допрос всех их требует много времени и труда, а между тем я должен теперь заняться другими общественными делами. Посему я повелеваю этого чародея и волшебника Евстратия, а равно и Евгения, который сегодня оказался его единомышленником, накрепко заковать в цепи и бросить в тюрьму вместе с другими христианами, где и держать под стражею до следующего допроса.

Сказав это, Лизий встал со своего места и прекратил суд. Святые же, обрадованные смелостью и терпением Евстратия и явленным на нем спасительным чудом Господа нашего Иисуса Христа, были отведены в темницу. Когда они туда прибыли, то все единогласно воспели псалом, начинающийся словами:

«Как хорошо и как приятно жить братьям вместе!» (Пс.132:1), и, совершив молитву, сели, а святой Евстратий поучал их и приготовлял к предстоящему подвигу.

Так окончился день. Ночью Лизий приказал сопровождавшим его воинам готовиться в путь, так как он собирался идти в город Никополь440. В то время как воины приготовлялись к отправлению, сам Лизий отправился к темнице, велел вывести к себе Евстратия и, лицемерно улыбаясь, сказал ему:

— Здравствуй, дорогой Евстратий!

Святой ответил:

— Всемогущий Бог, Которому я служу, да вознаградит тебя достойно за твое приветствие, судья!

— Об угождении Богу и заботься, — сказал Лизий, — а теперь возьми эти сапоги и обуйся и с весельем отправляйся с нами в путь. Сапоги же эти были железные и подбитые длинными и острыми гвоздями. Их крепко привязали к ногам святого ремнями, а Лизий запечатал узел своим перстнем и велел вести за собою святого, связанного вместе с другими узниками, и во всю дорогу бить и понукать его, чтобы шел скорее. Сам Лизий со своими воинами отправился вперед. Через два дня они пришли в город Араврак — на родину Евстратия и Евгения. Когда они приблизились к Аравраку, все жители вышли им навстречу, желая посмотреть на блаженного Евстратия, но никто из друзей и знакомых не осмелился подойти к нему из боязни быть схваченным, так как известно было, что Лизий уже отдал соответствующее приказание. Между прочим, по дороге к Аравраку жил некто Мардарий, человек незнатного происхождения и небогатый, но вполне довольный своим положением. Когда проводили Евстратия и других христиан, он занят был устройством крыши на своем новом доме. Взглянув на проводимых мимо святых узников, он узрел между ними, как бы светлую звезду, святого Евстратия и, немедленно слезши с крыши вниз, сказал своей жене по-армянски:

— Видишь ли, жена, одного из начальников этой страны, известного своим родом и богатством и удостоенного почестей за воинскую службу? Видишь ли, как он пренебрег всем и идет, чтобы быть жертвою, угодною Богу? Блажен тот, кто и в этой жизни был славен, и у Владыки нашего Христа получит великую награду и будет удостоен неизреченного блаженства вместе с ангелами. Благочестивая женщина отвечала мужу:

— Возлюбленный супруг мой! Что препятствует и тебе идти тем же путем, каким идет он, и вместе с ним сподобиться святой кончины, чтобы быть заступником на небесах мне и нашим малым детям и всему твоему роду? Мардарий сказал ей:

— Дай мне обувь и я пойду в вожделенный путь. Она с радостью исполнила его просьбу. Мардарий, обувшись, одевшись и опоясавшись, обнял двух своих сыновей младенцев и, став лицом к востоку, начал молиться.

— Владыка Боже, Отче Вседержитель, Господи Иисусе Христе и Святый Дух, — говорил он, — Едино Божество и Едина Сила! Помилуй меня, грешного, умилосердись и будь хранителем сей рабе Твоей и обоим младенцам сим, — Ты, Заступник вдов и хранитель сирот! И я, Владыка, с великою радостью и сердечным желанием иду к Тебе441.

Затем он поцеловал детей и сказал:

— Будь здрава, жена, и не скорби, не плачь, а радуйся и веселись, ибо тебя и детей наших и душу мою я вручаю Всемогущему и Всеблагому Богу нашему.

С этими словами он поспешно вышел из дому, а жена провожала его с радостью. Мардарий направился к одному именитому авракинскому гражданину Мукарору, человеку богатому и знатному, приветствовал его и сказал:

— Вот я иду к твоему другу и родственнику Кирисику и, если Богу угодно будет, буду ему спутником и вместе с ним понесу подвиг мученический. Будь, после Бога, заступником моей жене и моим детям в этой жизни, а я, если найду милость у Бога, помогу тебе в тот день, когда все мы предстанем пред Ним, и ты получишь себе награду.

— Иди с миром, сын мой, — отвечал ему благочестивый Мукарор, — окончи добрый путь и не беспокойся ни о чем: я буду отцом твоей жене и твоим младенцам.

Тогда Мардарий простился с Мукарором, пошел и нагнал святых уже около самого города. Громко воззвал он к Евстратию:

— Господин Кирисик! Как овца приходит к своему пастырю, так и я пришел к тебе, желая сопутствовать всем вам. Прими же меня и причисли к своей святой дружине и приведи меня, хотя и недостоин я того, к подвигу мученическому, чтобы сделаться мне исповедником Господа Иисуса Христа.

Затем еще громче он воскликнул:

— Слушайте, слуги диавола, слушайте! И я — христианин, как и господин мой Евстратий.

Тотчас же воины схватили его и, связав, вместе с остальными христианами бросили в темницу, о чем и известили Лизия, который тотчас же открыл суд. Воины, по обычаю, стали приводить христиан из темницы. Приведен был, между прочими, и Авксентий — нагой и связанный по рукам верёвками; прочие же христиане стояли около и смотрели.

Судья сказал святому:

— Авксентий! Избавь нас от труда, а себя от мучений, скажи: не оставил ли ты свое тщетное и пагубное для тебя неповиновение и не возвратился ли к нашим милостивым богам?

— Выслушай немного, Лизий, — отвечал святой Авксентий: клянусь тою Истиною, Которая выше всего и всё провидит, что мой ум неизменно будет знать Единого Бога и только Ему я буду поклоняться, хотя бы ты нанёс мне безчисленные раны и обрёк меня на мучения, большие прежних. Хотя бы ты и умертвил меня посредством меча или огня, но ни в каком случае не будешь в силах изменить мои мысли. Итак, лучше делай, что хотел.

Тогда мучитель изрёк следующий смертный приговор:

— Авксентий, который, после многих мучений, до сих пор остается при своем безумстве, пусть лишен будет жизни чрез заслуженную им казнь посредством усечения мечом. Исполнение сего приговора должно быть совершено в глухом лесу, чтобы его презренное тело не могло быть погребено подобающим образом. А тот, который дерзнул недавно присоединиться к узникам, пусть будет выведен сюда на средину, сейчас же получит почесть, которой он добивается.

Пока воины освобождали Мардария от верёвок, он говорил святому Евстратию:

— Господин мой Кирисик! Умоляю тебя, молись за меня Богу и научи меня, что мне отвечать губителю, чтобы как-нибудь не обольстил сей жестокий мучитель меня, простого и некнижного человека.

Святой Евстратий сказал ему:

— Повторяй, брат мой Мардарий, неизменно только одно: «Я — христианин», «Я — раб Христов», и больше ничего не отвечай, чтобы он ни стал тебе говорить, или с тобою делать.

Когда воины привели Мардария пред Лизия, они сказали:

— Вот — узник, взятый недавно.

Лизий сказал:

— Пусть он назовет нам свое имя, отечество, занятие, место жительства и скажет, какой он веры?

— Я — христианин, — отвечал Мардарий, и на все вопросы истязателей о его имени и отечестве, продолжал восклицать:

— Я — христианин! Я — раб Христов.

Более от него не могли ничего добиться. Лизий, видя его непоколебимость, приказал провертеть ему ноги железными кольями и, продев верёвки, повесить его вниз головою, потом колоть и опалять всё его тело раскаленными железными гвоздями. Долго висел и был мучим Мардарий и, наконец, воскликнул:

— Господи! Благодарю Тебя, что Ты сподобил меня сих благ! Того лишь я и желал, чтобы быть спасенным Тобою и к сему стремился: приими же душу мою в мире.

Произнесши это, он умер.

Когда тело Мардария убрали с места мучения, Лизий сказал:

— Пусть введут Евгения из Саталы, который осмелился войти сюда во время допроса Евстратия. Я не утверждаю, что он — христианин, как болтают сами они, но нахожу, что он человек весьма вредный.

Когда Евгений предстал пред судом, служители сказали:

— Вот Евгений.

Судья сказал:

— Скажи мне, гнусный человек, какой злой бес научил тебя и толкнул на такую дерзость, что ты осмелился без всякого стыда упрекать нас, считая за ничто строгость настоящего суда?

Святой Евгений отвечал:

— Мой Бог, ниспровергающий почитаемых тобою бесов, — вот Кто дал мне силу и даровал смелость и свободу слова, для того, чтобы я посмеялся над тобою презренным, пёс смердящий, сосуд сатаны, который будет вместе с тобою предан на погибель.

Мучитель вскричал:

— Вырезать ему его ругательский язык, отрубить обе руки и перебить ему голени, чтобы он смирнее вел себя с нами!

Во время этого истязания и святой Евгений предал дух свой Богу.

Вскоре после этого Лизий отправился однажды за город производить смотр войскам. Во время смотра, когда все воины показывали свое уменье владеть оружием, один из них, по имени Орест, высокого роста и видной наружности, должен был, по своему чину, представиться Лизию. Увидев его, Лизий похвалил его, назвал «настоящим воином» и велел ему бросить копьём в цель. Когда Орест наметил в цель и замахнулся копьем, золотой крест, бывший у него на груди, от сотрясения выпал наружу, и это было замечено всеми и самим Лизием. Орест тотчас же был призван к Лизию, который, взяв у него с груди крест и держа его, спросил:

— Что это такое? Неужели и ты из числа почитателей Распятого?

— Я — раб Распятого, Владыки моего и Бога, — отвечал Орест, — и это знамение Его ношу на себе для отогнания всех угрожающих мне зол.

— Пусть и сей прекрасный воин, — сказал тогда Лизий, — будет связан вместе с состоящими под судом Евстратием и будет ему сопутствовать до Никополя, где в свое время им будет учинен допрос.

По прибытии Лизия в Никополь, великое множество воинов из стоявшего в этом городе полка явились к нему и все единогласно восклицали:

— Лизий! И мы — воины Господа нашего Иисуса Христа: делай с нами, что хочешь!

Лизий сначала пришел в смущение. Он боялся, как бы явившиеся не замыслили чего-нибудь против него. Но, увидев, что они, снимая с себя пояса, сами себя предают, как бы беззащитные овцы, велел всех их схватить, перевязать и бросить в тюрьму. В то же время он стал раздумывать, как бы подвергнуть казни всех объявившихся и вместе не вызвать какого-либо возмущения со стороны их сограждан или родственников; больше же всего он боялся Евстратия, а именно: того, как бы этот христианин во время своих мучений не сотворил опять чуда, подобного прежнему и тем не только утвердил бы в вере христиан, но и язычников не отвратил бы от служения идолам и обратил в свою веру. Поэтому Лизий решил отослать наутро святых Евстратия и Ореста в город Севастию к правителю Агриколаю.

Так он и распорядился с наступлением дня, причем отправил к Агриколаю следующее письмо:

— Его Высочеству Агриколаю правителю Лизий вождь желает здравствовать. Божественные императоры наши, не зная во всей вселенной никого, кто бы мог лучше тебя распознавать неизвестное, дали тебе власть управлять сими странами, ибо знают, что ты дни и ночи проводишь в устроении общественных дел и что сон скорее одолеет никогда неспящие звёзды, чем твои глаза, до тех пор, пока будет совершено то, что ты стараешься исполнить для общей пользы. Одним словом, так как только в тебе одном они находили великие достоинства, то и почтили тебя тою великою честью, какою ты теперь пользуешься. Потому и я, будучи свидетелем стольких превосходных качеств в тебе, посылаю к тебе сего узника Евстратия, одержимого недугом христианства, тем более, что сам я не мог придумать ничего, что могло бы отвратить его от его заблуждений: удостоенный мною почётной должности в подчинённом мне войске, он сделался тем надменнее и причинил нам много огорчений. Хотя я и прибегал к угрозам, однако, он в своем высокомерии предсказывает будущее, подкрепляя себя своими чарами. И хотя он видел других, подвергавшихся мучениям, однако, не только не оставил своей дерзости, но и самые мучения почитал скорее за благополучие, чем за мучение. Его то и с ним Ореста, имеющего такой же образ мыслей, посылаю на твой премудрый суд, исполняя повеления императорские.

С этим письмом и с написанным допросом святых мучеников воины, захватив с собою святых, отправились в путь. Во время пути святые Евстратий и Орест пели: «Потеку путем заповедей Твоих… вразуми меня, и научусь заповедям Твоим» (Пс. 118:32, 73).

Затем Евстратий сказал:

— Брат Орест! Скажи мне, как скончался святой Авксентий и на каком месте?

Святой Орест сказал:

— После объявления судиею приговора, он умолял воинов, которые уводили его с суда, позволить ему пойти повидаться с тобою и в последний раз облобызать тебя, но никто не хотел исполнить его желание, так как время было обеденное и рабы чрева спешили как можно скорее исполнить приказанное им и потому Авксентия тотчас же повели в лес, на место называемое: Орорие. Дорогою святой пел псалом: «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем» (Пс.118:1), и прочее — до конца. Затем он преклонил колена, помолился, простер руки, как бы принимая какое то приношение, и, сказавши: «Аминь», осмотрелся кругом, и увидев меня, — я стоял вблизи, — подозвал к себе и сказал:

— Брат Орест! Скажи господину Евстратию, чтобы он помолился обо мне, и что он скоро соединится со мною, и я его ожидаю.

Затем ему отсекли голову, причем от места казни отогнаны были все, кого подозревали в принадлежности к христианам. Святое тело его ночью было тайно взято пресвитерами Аравракинскими. Но они не могли найти его главы и стали плакать и молиться Богу, чтобы Он указал им главу святого мученика. И, по устроению Божию, на одном дубе закаркал ворон; пресвитеры пошли на его голос и нашли главу святого, лежащею на развесистых ветвях того дерева, где сидел ворон. Взяв ее, пресвитеры приложили ее к телу и снесли на чистое и чтимое место и там погребли.

Услышав это, Евстратий заплакал и, помолившись Богу, сказал Оресту:

— Постараемся и мы, брат, пойти вслед за святым Авксентием.

По прошествии пяти дней, святые были приведены в Севастию, и правитель Агриколай, получив письмо Лизия, отдал узников под самую крепкую стражу. На другой день он восшел в присутствии народа на судебном месте на площади и велел привести к себе христиан, а прежде суда приказал прочитать во всеуслышание письмо, присланное Лизием, и первоначальный допрос узников. После прочтения письма, он сказал:

— Не думай, Евстратий, что и здесь тебя ожидают такие же мучения, какие ты претерпел от Лизия; лучше заранее окажи повиновение императорским повелениям и принеси жертвы богам, чтобы тебе не погибнуть лютою смертью.

Святой Евстратий спросил его:

— О, судия! Имеют ли законы силу и для царей, или нет?

— Да, — отвечал правитель, — так как и цари соблюдают законы.

— Итак, — продолжал Евстратий, — для одного тебя законы суть нечто только написанное, а не обязательное на деле?

— К чему ты, нечестивец, говоришь это, — сказал правитель, — кто и когда осмелился в чем-нибудь противиться законам?

Святой Евстратий отвечал:

— В законах империи мы читаем следующее: насилие не должно совершать ни словом, ни делом, и народ должен быть управляем преимущественно посредством увещания. Необходимо что-нибудь из двух: или чтобы начальствующий увещевал подчиненного, желая получить от него должное, или чтобы подчиненный, уже ранее наставленный в чем должно, свободно и добровольно исполнял повеление закона, и, кроме того, в законах находится еще следующее место: повелеваем, чтобы судия судил, соединяя строгость с милосердием, так, чтобы судимые не чувствовали к нему ненависти и не враждовали против него, будучи устрашаемы угрозами, и чтобы никто не осмеливался нарушать закон, надеясь на его снисходительность. — Так ли написано, судия, или нет?

— Да, — отвечал правитель.

— Прошу тебя, — сказал тогда святой, — сохранить такой порядок судопроизводства и для меня.

— И для тебя, и для всех, — отвечал правитель, — законы необходимо соблюдать ненарушимо со всем должным к ним уважением.

— Итак, прошу тебя, — заметил святой, — пусть твоя строгость будет соединена с милосердием и ты, как мудрейший из всех, благоволи больше выслушивать увещание, чем увещевать сам, разумно обсуждая всякий предмет. В противном случае, без всяких рассуждений и законов — мучь, убивай, делай, что хочешь.

— Говори смело и свободно, что хочешь, — отвечал правитель, — суд будет основан более на увещании, чем на страхе.

Святой Евстратий спросил:

— Каким богам прикажешь принести жертву?

— Сначала Зевсу, — отвечал правитель, — а потом Аполлону и Посейдону442.

— От каких же мудрецов, или бытописателей, или пророков слышали вы, что должно кланяться Зевсу и прочим мнимым богам?

— От Платона, Аристотеля, Гермеса443 и других философов, — сказал правитель, — и если бы ты знал их, то чтил бы их память, Евстратий, как мужей боговдохновенных и дивных.

— Мне не безызвестны их учения, — отвечал святой Евстратий, — так как я занимался ими с юных лет и хорошо изучил еллинские науки и искусства; и если прикажешь, то начнем сперва с Платона.

Правитель стал ссылаться на сочинение Платона «Тимей»444, из которого будто бы ясно видно, что Платон усердно почитал языческих богов и богинь445. Евстратий, на основании того же сочинения премудрого Платона, доказал, что он явно и сильно осуждал самого Зевса, которого язычники считают властителем богов и людей, неба и земли, и утверждал, что Бог — источник и виновник всякого блага, каковым, по языческим басням, Зевс отнюдь не был; при этом, святой указывал на различные басни язычников, в подтверждение приводя также и слова знаменитейших языческих поэтов, как-то: Гомера и Эсхила446.

— Я терплю твою дерзость, — сказал на это правитель, — только потому, что сам люблю рассуждать. Итак, скажи мне, как можете вы признавать Богом Того, Которого ты чтишь, как Бога, когда Он был человек, который был осужден и пригвожден ко кресту?

Святой отвечал:

— Если ты согласен терпеливо выслушать меня, то я спрошу тебя сначала о некоторых предметах, о которых я собирался тебя спросить, а затем уже изложу тебе по порядку всё, о чем ты меня спрашивал.

— Даю тебе право, — сказал правитель, — говорить решительно всё, чего бы только ты ни пожелал.

— Всякий человек, — продолжал Евстратий, — обладающий здравым умом, должен представлять себе Бога, как праведного, непостижимого, неописанного и неисповедимого, неизменного и превышающего всё сущее Своими Божественными свойствами. Не так ли думаешь и ты, премудрый судия?

— Да, думаю так, — ответил судия.

— К сему нужно прибавить, — заметил святой, — и то, что в Боге нет никакого недостатка или несовершенства, но что Он — совершен во всём?

— Несомненно так, — согласился Агриколай.

— Итак, что же? — продолжал Евстратий далее, — Не признать ли нам, что существуют еще и другие некоторые боги, имеющие совершенное и нетленное божественное естество?

Но это было бы нелепо, потому что если им чего-либо, хотя бы самого малого, недоставало из совершенства и свойств божественных, то они, думаю, уже недостойны быть почитаемы людьми за богов: в Боге нет никакого недостатка, как сказано нами ранее, и Ему должны веровать и поклоняться все люди.

Агриколай сказал:

— Действительно, так.

— Итак, что же? Быть может, эти боги суть самые свойства нетленного и бессмертного естества и, будучи только различными проявлениями единого существа, сходятся все как бы в одной точке — в Божестве? Но тогда пусть они называются не различными богами, большими и меньшими, а Единым Богом, Который один только по Своему несравненному всемогуществу и имеет имя Божества, а не как думаете вы, — что один Бог живет на небе, другой — на земле, третий — в море. — Не так ли, судия?

Правитель Агриколай, не в силах будучи возразить что-нибудь на это, долго молчал, и, наконец, мог только сказать:

— Оставь свои доказательства и многоречивые возражения и отвечай только на то, о чем тебя спрашивали: как можете вы почитать за Бога — Распятого?

— Я начну, — отвечал святой, — словами вашего стихотворца Гезиода447: В начале был Эреб и Хаос448, — т. е. мрак и водная бездна. Когда же Бог привёл мир в порядок и прекрасное бытие, создав его не из существовавшей уже ранее материи, но приведя к бытию из небытия, то Он сотворил человека по образу Своему и по подобию (Быт. 1:1–31). Но злой ангел449, облеченный властью над сонмом других Ангелов, по своей воле отступил от Сотворившего его, возгордился и был лишен своего достоинства и изгнан с неба Богом (Иов.4:18; 2Пет.2:4; Иуд.1:6). Человека же Бог поселил в раю и дал ему заповедь о том, чтобы, пользуясь всеми благами рая, он не прикасался к одному только известному дереву и не вкушал его плодов (Быт. 2:1–25). Такой подвиг Бог назначил ему для того, чтобы человек не преступил заповеди Божией и не последовал бы внушению диавола, во всем строящего человеку козни, посрамил бы врага, завидующего его великой чести, и мог соделаться бессмертным, неподлежащим тлению. В противном случае человек не мог долее жить в раю и должен быть изгнан вон и, прожив на земле известное время, умереть. И вот злобный диавол, вооружившись из зависти против человека, употребил в дело всё свое коварство и чрез змия прельстил жену первого человека и его самого довел до нарушения заповеди, за что изгнан был Богом из рая и присужден на труд в поте лица и на истление (Быт. 3:1–24). Таким образом всезлобный диавол одержал победу и похвалялся тем, что покорил человека, вследствие его греха, своей власти. И когда впоследствии род человеческий умножился, мучитель-диавол старался поработить себе всякую душу. После того как большинство людей впали в беззакония, Бог наказал мир потопом, но сохранил при этом праведного мужа Ноя, доблестно боровшегося против злобного диавола, непобежденного им и спасшегося в ковчеге вместе с женою и детьми (Быт. 6:1–22, 7:1–24, 8:1–22). Восстановив после потопа в первоначальном виде землю, Бог поселил на ней Ноя, как бы ее нового обитателя (Быт. 9:1–29). Прошло много лет, люди опять размножились и снова возрасло всякое беззаконие среди них, и все они отягощались грехами и, после смерти содержались в оковах ада, увлекаемые в погибель лукавым диаволом. Тогда Создатель наш Бог умилосердился и, не восхотев оставить без помощи дело рук Своих, сначала даровал премудрость Еллинам, дабы они познали всесильного Бога и преодолели противника своего диавола. Но они, хотя, по-видимому, несколько и образумились и как будто приблизились к пути истинного богопочтения, однако, в каком-то затмении только рассуждали на словах, а на деле опять впадали в заблуждение своих предков, побежденные верою в ложных богов, и, блуждая далеко от истинного пути, уклонились в еще большее нечестие. Но и при этом великая сила милосердия Божия не дала людям пасть окончательно, и Бог дал им закон, послал пророков и многоразличными способами указал путь спасения народу еврейскому. Несмотря на то, люди становились все хуже и опять повторяли грехи праотцев своих и за свои грехи подлежали смерти. Наконец, Господь наш Бог-Слово благоизволил понести одинаковый с нами подвиг и, сделавшись подобным нам во всем, кроме греха, явил нам победу над противником — диаволом: Он уничижил Себя, приняв образ раба, родился от Девы, оставаясь неизменным по Божеству и был Агнцем, чтобы лишить силы хищного волка — диавола. Воспользуемся теперь, судия, одним сравнением, приличным моему повествованию. Положим, что ты, будучи правителем этого города, увидел что медведь или другой какой-нибудь сильный зверь напал на жителей города, и ты послал своего раба убить его, а раб, исполняя твое приказание, вышел бы против зверя, но, будучи неискусен и недостаточно силен, не в состоянии был бы побороть его и, пораженный им, пал мёртвым и был бы съеден: неужели ты решился бы приказать другому такому же неискусному и малосильному рабу вступить в борьбу со зверем? И неужели ты, если бы был крепок и силен и умел, как следует, вступить в борьбу с зверем, сам не вышел бы против него, как искусный и храбрый борец, и не убил его, и вышел бы именно не как господин, а совершенно также, как и простой раб, только — умеющий бороться? Примером же своим ты, конечно, научил бы остальных рабов своих одолевать и убивать сильных зверей в случае встречи с ними. Точно так же и Господь наш, Спаситель всех, когда рабы Его в борьбе с диаволом пали побежденные и уничтоженные, Сам уничижил Себя, по неизреченному милосердию Своему, воплотился чрез Пречистую и Пренепорочную Деву и принял образ раба и во всем уподобился нам, кроме греха, и, выступив на общественное служение, как бы прикрылся от злобного диавола Своим вольным и премудрым смирением и победил его, так как он напал на него, Господа, как на простого человека, и Своими спасительными крестными страданиями сокрушил всю силу врага, научая и нас, — взирая на Его подвиг, бороться с диаволом таким-же образом и преодолевать силу диавольскую. Он Сам принял на Себя наши грехи, а нам даровал Свое бесстрастие, воскресил содержавшихся в аду и дал нам возможность быть чадами Божиими, имеющими в Нем непобедимую опору и надеющимися на небесные венцы за подвиги. Мы бываем побеждаемы в теле, но побеждаем духом, подлежим тлению и смерти и в то же время — нетленны и бессмертны: посему мы удаляемся от вашего невоздержания и животной жизни и стремимся к жизни равноангельской и бытию вечному. Мы не смотрим вниз, как бы животные, а взираем на небо и, находясь во плоти, подражаем в жизни бесплотным. Мы знаем, что дух наш беспрестанно борется с плотью, своею мудростью и умеренностью отклоняем себя от привязанности к этому смертному телу и, усиленно отвергая его сладострастие и похотливые стремления, постоянно приучаемся восходить мыслью к небу и терпением и воздержанием умерщвлять наши земные члены. Мы питаемся размышлениями о Пречистом Господе нашем, вера наша — непоколебима. Такие и еще большие блага даровал нам Бог, Сам облекшийся в плоть человеческую. А вы, как всем известно, поработили себя плоти и потому называете богами тех, которые, по вашим же сказаниям, совершали нечистые и бесстыдные деяния, строите им капища и воздаете почести. Вы чуждаетесь общения с небом и всегда находитесь в беспокойстве, — не только из страха какого-нибудь бедствия, но и потому, что усиленно стремитесь к временному благополучию и наяву грезите, как во сне. Вы умираете не только телом, но и душою, и предаете себя на вечную погибель; мы же от Господа нашего Иисуса Христа научены, что плоть наша, истлевшая по всеобщему закону тления и смерти и обратившаяся в прах, опять оживет, соединившись с душою и получит природу нетленную. — Всё это я сказал тебе вкратце для того, чтобы ты, научившись истине от меня, отказался от своих ложных богов.

Правитель Агриколай терпеливо дослушал до конца премудрую речь святого Евстратия и потом сказал:

— Мы не имеем права обсуждать решение и желание императоров и должны только повиноваться их законам и исполнять их повеления. Поэтому оставь ненужную болтовню и ступай и принеси жертву богам; если же нет, то ты примешь такие муки, о которых никогда и не слыхивал.

Святой Евстратий ответил:

— Тогда зачем же ты доставил нам столько напрасного труда и давно уже не начинал мучить нас?

После того мучитель велел принести железный одр, раскалить его до последней степени и сначала положить на него святого Ореста; святому же Евстратию сказал:

— Тебе следует сперва посмотреть ожидающие тебя мучения на нем, а потом ты и сам уже подвергнешься им.

Между тем святой Орест, приблизившись к раскаленному одру, почувствовал страх, и, глядя на святого Евстратия, сказал:

— Молись за меня, потому что страх овладевает мною.

— Не падай духом, брат Орест, — отвечал ему святой Евстратий, — ибо всё это только кажется страшным и мучительным; на самом же деле ты не почувствуешь никакой телесной боли, если только возляжешь смело на одр и с надеждою на Бога, так как Сам Господь будет нам помощником и защитником. Вспомни твердость духа святого Авксентия и прочих святых и не будь ниже их: здешние мучения оканчиваются скоро, а на небе нас ожидает награда вечная!

Услышав это, святой Орест смело и твердо поднялся на раскаленный одр, и, встав на него, ознаменовал себя крестным знаменем и тотчас же лег на раскаленное ложе. Затем он громким голосом воскликнул:

— Господи Иисусе Христе! В руки Твои предаю дух мой!

И он предал Господу святую свою душу, а святой Евстратий возгласил:

— Аминь!

Немедленно после этого Агриколай приказал отвести святого Евстратия в темницу. Здесь Евстратий, помолившись, по обычаю, Богу, призвал бывшего с ним раба и сказал ему:

— Принеси, сын мой, хартию, и составим завещание, потому что надеюсь, что завтра и я предстану Владыке моему — Христу.

Когда хартия была принесена, он написал завещание, в коем высказал желание, чтобы тело его было перенесено в Араврак и чтобы никто не дерзал брать что-либо от его останков, но чтобы всё тело в целости было положено на месте, называемом Аналикозора, вместе с святыми Авксентием, Орестом, Мардарием и Евгением, ибо святые сии заклинали Евстратия, чтобы после их кончины тела их были в нетронутом виде положены вместе с его телом. Все имения свои святой Евстратий завещал на содержание служителей церковных, а движимое имущество приказал разделить поровну: во-первых, нищим и убогим, а во-вторых, своим сестрам; всех же рабов своих велел отпустить на свободу и всем им назначил награды.

Написав завещание, святой целый день постился, а всю следующую ночь провел в молитве. В эту ночь к нему, при помощи данного стражам золота, пришел блаженный Власий, епископ Севастийский, скрывавшийся в то время по причине гонения на христиан. Он слышал о великой премудрости Евстратия и о том, как он посрамил правителя вместе с его богами. Вошедши в темницу, он пал на землю и поклонился святому, говоря:

— Блажен ты, сын мой Евстратий, что всемогущий Бог так укрепил тебя. Умоляю тебя, помяни и меня в молитвах своих.

— Не кланяйся мне, отец духовный, — отвечал святой Евстратий, — но, помня дарованный тебе сан, от нас, мирян, ожидай должного тебе поклонения.

Затем они сели, и Евстратий сказал епископу:

— Так как, по изволению Божию, завтра в третий час дня я, как мне ясно было открыто, предстану Владыке моему Христу, то возьми это завещание мое и прочти его.

Когда епископ прочел его, святой попросил его и пришедших с ним клириков подписаться под завещанием и взял с епископа клятву, что он сам возьмет тела: его, Евстратия, и святого Ореста, предаст их погребению в назначенном в завещании месте и постарается исполнить всё остальное написанное, обещая ему за его труды и заботы награду от Господа нашего Иисуса Христа в будущей жизни. Вместе с тем святой Евстратий умолял епископа сподобить его причащения Божественных Таин, так как он со времени самого взятия на мучение не причащался сей святыни. Когда принесено было всё потребное для служения и совершена бескровная Жертва, Евстратий приступил и принял Святые Тайны. И внезапно в темнице воссиял свет, подобный молнии, и послышался голос:

— Евстратий! Доблестно подвизался ты. Итак, шествуй и восходи на небеса принять венец свой!

Голос этот слышали все бывшие там и все пали ниц на землю от страха. И всю эту ночь епископ провел с святым Евстратием, услаждаясь беседою с ним; а когда занялась заря, ушел, обещаясь исполнить в точности все, написанное в завещании.

Когда наступило утро, Агриколай сел на судейском кресле на обычном месте среди города и приказал привести святого Евстратия. Когда же Евстратий явился, правитель вызвал его к себе и сказал ему тайно от других:

— Призываю, Евстратий, во свидетели всевидящую правду, что я сильно скорблю о тебе сердцем, — что ты не хочешь повиноваться императорскому повелению. Но, по крайней мере, хотя только для вида, перед народом, притворись, что ты — одной с нами веры, и только наружно поклонись богам; а про себя веруй и молись твоему Богу, и Он простит тебе то, что ты совершил не по своей воле, а по принуждению. Не желай погибнуть, как какой-нибудь злодей, ты, человек столь ученый и мудрый. Если бы мне самому не угрожала от этого опасность, я бы от тебя и того не потребовал. Я предал смерти многих твоих единоверцев и ни над одним из них не сжалился, а тебя чрезвычайно жалею и скажу, и из-за тебя всю эту ночь провел без сна и в великой скорби.

— Не заботься об этом, — отвечал святой Евстратий, — и не навлекай на себя беду из-за меня, а делай то, что повелено тебе твоими царями. Я же ни лицемерно, ни другим каким-либо образом, не поклонюсь твоим богам, а буду исповедовать Бога моего пред всеми и среди всех буду восхвалять Его. Будь уверен, что муки, каким ты меня подвергаешь, для меня блаженство, и, если хочешь, испытай это на деле.

Правитель закрыл лицо руками и долго плакал, так что это заметил и весь окружавший его народ. И все поняли, что ему жалко невинного Евстратия, и громко заплакали. Великое рыдание слышалось во всем городе. Наконец, святой Евстратий сказал судье:

— Всевышний Бог да уничтожит злую хитрость отца твоего — сатаны! Ибо сатана придумал этот плач на искушение мне, чтобы поставить мне препятствие на пути к ожидающей меня награде. Делай, что задумал, ибо я — раб Владыки Христа и не покорюсь повелению императоров и гнушаюсь мерзости идолов: мерзки мне и они сами, и те, которые им поклоняются!

Агриколай увидел непоколебимую преданность Евстратия вере христианской и его великую любовь ко Христу и едва мог произнести следующее окончательное решение о нем:

— Евстратия, оказавшего неповиновение повелению императоров и не пожелавшего принести жертву богам, повелеваю сжечь, чтобы он за свое упорство погиб в огне.

Сказав это, он встал и поспешно удалился в преториум450. Когда святого повели на сожжение, он во всеуслышание молился так:

— Величаю и превозношу Тебя, Господи, за то, что призрел Ты на смирение мое и не оставил меня в руках вражиих, но спас от бед душу мою! И ныне, Владыка, да покроет меня рука Твоя и да приидет на меня милость Твоя, ибо мятется душа моя и болит при исходе своем из окаянного моего и скверного сего тела. Да не встретит ее никогда лукавый умысел супостата и не запнет ее во тьме за неведомые и ведомые грехи, совершенные мною в сей жизни! Милостив будь ко мне, Владыка, и да не увидит душа моя мрачного вида лукавых демонов, но да приимут ее Ангелы Твои светлые и пресветлые! Прославь Имя Твое Святое и Твоею силою возведи меня на Божественный Твой суд. Когда я буду судим, да не приимет меня рука князя мира сего, чтобы низвергнуть меня, грешника, в глубину ада; но предстань мне и будь мне Спасителем и Заступником, ибо сии телесные мучения суть радости для рабов Твоих. Помилуй, Господи, оскверненную страстями жизни сей душу мою и приими ее, очищенную покаянием и исповеданием. Ибо Ты — благословен во веки веков. Аминь451.

Когда святой окончил молитву и печь была уже раскалена, он сотворил крестное знамение и вошел в нее, воспевая и говоря:

— Господи Иисусе Христе! В руки Твои предаю дух мой!

Так он скончался. Огонь не повредил его святого тела и даже не тронул ни одного волоса на нем. Умер он в 13ый день декабря месяца. Блаженный же Власий, епископ Севастийский, взял мощи святых Евстратия и Ореста и исполнил всё, что было написано в завещании мученика452, славя Отца и Сына и Святого Духа, Единого в Троице Бога, Которому слава и держава во веки. Аминь.

Чудо святых мучеников пяточисленных

Близ Константинополя был монастырь, называемый Олимпом, в котором была устроена церковь во имя святых пяти мучеников: Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста. И издавна утвердился обычай, чтобы на праздник в память святых мучеников приходили в этот монастырь император и патриарх и жертвовали, сколько нужно, на пропитание инокам. Ибо основателем монастыря было заповедано, чтобы монахи его не занимались ни сельскими работами, ни возделывянием винограда, но, предавшись совершенно предстательству святых мучеников, заботились бы только о своем спасении. И так как иноки строго хранили эту заповедь основателя, то святые мученики никогда не переставали заботиться о нуждах монастырских. Но милость Божия обычно бывает неразлучна с испытанием, дабы сделалось более очевидным то, что надеющиеся на Бога и взыскующие Его не лишатся всякого блага более, чем полагающиеся на свое богатство.

И вот общий Промыслитель о всех Бог, желая еще более прославить посвященное страстотерпцам Его место и посетить Своею милостью в лишениях и скорбях подвизающихся здесь их почитателей, устроил так, что во время праздника поднялась с моря страшная буря и был сильный дождь и холод, так что из города на праздник никто не прибыл. Иноки обители, отпевши вечерню и канон, были в унынии, так как им было совершенно нечего есть и даже укоряли святых мучеников, говоря пред их иконою:

— Наутро мы уйдем отсюда и разойдемся, кто куда, искать себе пропитания.

Когда наступили сумерки, привратник пришел к игумену и сказал:

— Благослови, отче, привести к тебе человека, прибывшего от царя с двумя нагруженными верблюдами.

Игумен дал благословение, и к нему вошел какой-то благолепный муж и сказал:

— Царь прислал вам съестных припасов и вина.

Иноки, сотворив молитву, внесли присланное, и все ели и пили, а оставшееся отложили про запас. И еще не успели они разойтись по келлиям, привратник опять вошел и сказал, что прибыл посланный от царицы, который и был введен и объявил игумену, что царица прислала им отборной рыбы и десять золотых монет. Посланный не успел еще окончить своих слов, как опять вошел привратник и доложил, что явился человек от патриарха. Когда нового посланного ввели, он отдал игумену церковные сосуды, говоря: «Патриарху благоугодно завтра служить здесь литургию» 453.

Игумен, обратившись к пришедшим, сказал:

— Что Богу угодно, то Он и сотворит. А вы — переночуете здесь, или сейчас же уйдете?

Они отвечали:

— Если нам найдется место, то останемся здесь до утра. Игумен велел поместить их на церковной паперти и, отпускал их на ночь, спросил их имена. Прибывший от царя назвал себя Авксентием, от царицы — Евгением, а принесший сосуд от патриарха — Мардарием.

Во время пения утрени, в церковь вошли два мужа. После кафизм454 игумен велел читать, что положено, о страданиях святых мучеников, но иноки говорили:

— Не будем читать: ведь никто не пришел из города на праздник.

Тогда неизвестный муж, вошедший в церковь, сказал:

— Дайте мне книгу, я прочту.

Ему дали, и, когда он дошел до того места, где написано: «Евстратий был обут в железные сапоги с острыми гвоздями», — он вздохнул и ударил в церковный пол жезлом, который был у него в руке, — и воткнувшийся в пол жезл произрастил от себя ветви и превратился в дерево.

Стоявшие сзади поняли, кого они видят, и спросили:

— Для себя ли ты сделал это, Евстратий?

— Нет, — ответил он: бывшие страдания мои ничтожны в сравнении с наградой за них; сделано же это для того, чтобы праздник наш не остался без приходящих из города.

И лишь только он сказал это, все пять стали невидимы. А игумен, прийдя из церкви, нашел монастырский погреб полным хлеба и рыбы, и все опустевшие сосуды — полными вина. О совершившемся чуде поспешили известить царя и патриарха, которые прибыли в обитель и все прославили Бога и восхвалили святых Его мучеников. Обращенный же в дерево жезл разделили и раздавали на благословение, и в день тот были многие исцеления недужных по молитвам святых страстотерпцев.

Светильник явился еси светлейший во тьме неведения седящим, страстотерпче: верою бо яко копием обложився, врагов шатания не убоялся еси Евстратие, риторов сый благоязычнейший.

Витийствуя пред пребеззаконнующими божественная, биения претерпел еси мужественнейшим сердцем, облистал еси богознаменьми пречудне, угасил еси возвышенный прелести пламен. Сего ради тя чествуем всеблаженне мучениче Христов Евстратие.

Страдание святой мученицы Лукии

Когда слава святой мученицы Агафии распространилась по всей Сицилии и жители Сиракуз455 стекались в Катану456 на поклонение святому гробу мученицы, случилось одной девице, по имени Лукии, благородного происхождения и пользовавшейся уважением у всех сиракузян, пойти на праздник вместе с другими и с матерью своею Евтихиею, которая страдала кровотечением уже четыре года и не могла исцелиться никаким врачебным средством. Во время совершения церковной службы при гробе мученицы читалось то Евангелие, в котором воспоминается кровоточивая женщина, исцелившаяся от прикосновения к краю одежды Христовой. Во время чтения Евангелия Лукия сказала своей матери:

— Если ты веришь, матушка, тому, что читается: то верь и тому, что святая Агафия, пострадавшая за имя Христово, удостоилась предстоять Тому, за Чье Имя она пострадала. Итак, прикоснись ко гробу ее с верою, и ты исцелишься.

Когда, по окончании церковной службы, народ разошелся, мать с дочерью пали пред гробом святой мученицы и со слезами начали умолять ее о помощи. Долго молились они, и, наконец, Лукия уснула и во сне увидела святую мученицу Агафию посреди Ангелов, украшенную драгоценными камнями. Она сказала Лукии:

— Сестра моя Лукия, дева Господня! Зачем просишь ты от меня того, что сама можешь подать сейчас же? Твоя вера приносит помощь твоей матери и она уже здорова. И как мною славится город Катана, так тобою будут красоваться Сиракузы, ибо ты в своем девстве уготовала Христу благоугодное жилище.

Лукия тотчас пробудилась, в трепете встала и сказала матери:

— Матушка, матушка! Ты исцелилась! Умоляю же тебя именем той святой, которая исцелила тебя своими молитвами: не напоминай мне больше никогда о женихе (она уже была обручена) и не желай видеть смертного плода от моего грешного тела; но всё, что ты назначила дать мне, для выхода замуж за смертного человека, отдай мне, чтобы идти к Бессмертному Жениху Христу Господу, Хранителю моего девства.

Мать отвечала ей:

— Заботливо охраняя всё, что осталось от твоего отца в течение девяти лет, я скорее увеличила, чем уменьшила твое наследство; а что приобрела сама и еще могу приобрести, всё это так же в твоем распоряжении. Но похорони сначала меня, и тогда уже поступай со всем имением, как тебе угодно.

— Послушай, матушка, моего совета, сказала ей Лукия: не особенно угоден Богу — отдающий Ему то, чего не может унести с собою или употребить в свою пользу. Но если ты хочешь совершить дело действительно угодное Богу, то отдай Ему то, что можешь употребить для себя. Когда ты будешь умирать, тебе уже не будет нужно ничего из земного, и то, что ты имеешь дать тогда, уже не в силах будешь унести того с собою: посему пока ты жива и здорова, отдай Христу свое имение и все, что хотела дать мне, начни теперь же отдавать Ему.

Так Лукия повторяла матери каждый день, пока не началось, наконец, раздаяние имущества и ежедневное употребление его на нужды убогих людей. О продаже имений, драгоценной утвари и камней узнал жених Лукии и, опечаленный этим, стал допытываться у кормилицы своей невесты:

— Что это значит, спрашивал он, что я слышу о внезапной продаже поместий и драгоценностей?

Кормилица, женщина разумная, отвечала:

— Твоя невеста узнала, что продается одно наследственное имение, ценою до 1000 златниц и более, которое она желает купить для тебя, и потому продает некоторые вещи, чтобы собрать столько денег.

Жених поверил ее словам и, думая, что дело идет о вещественной покупке, ничего не возражал и даже сам располагал невесту и ее мать к продаже имущества. Но как только он узнал, что всё роздано нищим и убогим, вдовам и сиротам и истрачено на странников и служителей Божиих, тотчас же пошел и донес градоначальнику Пасхазию про свою невесту, что она — христианка и, следовательно, — противница повелений царских457.

Пасхазий вызвал к себе Лукию и сначала словесно убеждал ее принести жертву идолам.

Блаженная Лукия отвечала ему:

— Живая жертва и чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцом есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях. За последние три года я ничего и не делала, как только приносила жертву Живому Богу. Теперь мне уже нечего приносить Ему и я приношу Ему самое себя, и пусть творит Он с Своею жертвою, что угодно Ему.

— Эти слова, — заметил Пасхазий, — можешь рассказывать подобным тебе христианам, а мне, наблюдающему за исполнением царских законов, напрасно об этом говоришь.

— Ты царским законам следуешь, — отвечала Лукия, — а я повинуюсь законам Божиим; ты царей боишься, а я Бога боюсь; ты царей не хочешь прогневать, а я тщательно оберегаюсь прогневать Бога; ты царям стараешься угодить, а я желаю благоугодить Единому Христу. Итак, делай, что тебе кажется полезнейшим, я же буду делать то, о чем знаю, что это послужит мне на пользу.

— Ты прожила свое наследие и растратила вместе с твоими сожителями, — сказал Пасхазий, — а потому и сама говоришь, как блудница.

— Наследство свое я поместила в хорошем месте, — ответила ему Лукия, — и никогда не позволяла себе принимать растлителей души и тела.

Пасхазий спросил:

— А кого ты называешь растлителями души и тела?

Лукия отвечала:

— Вы — растлители души, о которых Апостол говорит: «худые сообщества развращают добрые нравы» (1Кор. 15:33): вы внушаете душам людей прелюбодеяние458, — дабы они, оставив Небесного Жениха, т. е. Создателя своего, последовали диаволу чрез служение бессильным и бездушным идолам. А растлители тела суть те, которые временные удовольствия предпочли вечному блаженству и преходящие наслаждения ставят выше радостей бесконечных.

Пасхазий сказал:

— Твои разглагольствования прекратятся и замолкнут, когда дело дойдет до истязаний и ран.

Лукия отвечала:

— Слова Божии не умолкнут никогда.

— Да разве ты — Бог? — возразил Пасхазий.

— Я — раба Божия, сказала Лукия, и потому говорила Божии слова, как и Сам Он сказал: «ибо не вы будете говорить, но Дух Отца вашего будет говорить в вас» (Мф. 10:20).

Пасхазий сказал:

— Так неужели и в тебе Дух Святой и не Он ли говорит чрез тебя?

Лукия отвечала:

— Апостол говорит, что ведущие чистую жизнь суть храмы Божии и Дух Божий живет в них (1Кор.3:16).

Пасхазий сказал:

— Так вот я прикажу отвести тебя в непотребный дом, чтобы Дух Божий отступил от тебя, когда ты будешь осквернена.

— Без произволения Духа никогда не может быть осквернено тело, — отвечала Лукия: если даже ты положишь мне на руку фимиам и насильно бросишь его сею рукою на идольский жертвенник, то Бог только посмеется тебе при виде сего, ибо Он осуждает нас за помыслы и произвольные деяния, а не за действия, которые нас другие принуждают делать насильно; и насильственное лишение девства Он только попускает, как попускает искушения, разбой, язычество. Посему, если ты и прикажешь надругаться надо мною, то этим только увеличишь награду за мою чистоту.

— Я велю до смерти бесчестить тебя, — сказал Пасхазий, — если ты не послушаешься царского повеления.

Лукия отвечала:

— Я уже сказала тебе, что мою волю ты никогда не склонишь к согласию на грех; всё, что ты можешь сделать с моим телом, — всё это презирает раба Христова.

Тогда Пасхазий, этот развратный и неправедный судия, призвал к себе содержателей непотребных домов и отдал им святую, говоря:

— Созовите народ и пусть над ней ругаются до тех пор, пока не умрёт.

Когда святую повлекли на поругание, Бог придал ей такую тяжесть, что ее невозможно было сдвинуть с места. Множество людей, по распоряжению мучителя, влекли ее и старались стронуть ее с места; но все старавшиеся изнемогли и покрылись потом, а дева Господня стояла непоколебимо. Принесли верёвки и, опутав ее ими по рукам и по ногам, опять старались изо всех сил влечь ее, но она оставалась неподвижною, как бы гора. Пасхазий смутился и не знал, что делать. Он созвал гадателей, чародеев и всех идольских жрецов и велел им совершать волхвования кругом Лукии, чтобы подвинуть ее, но они ничего не достигли: она стояла, как бы пригвожденная к земле, и нельзя было сдвинуть ее ни на один шаг. Приведено было множество пар волов, которые должны были сдвинуть ее и влечь, и она всё-таки оставалась неподвижною.

Наконец, Пасхазий спросил ее:

— Что за волшебство ты совершаешь?

— Это не волшебство мое, — сказала она, — а сила благодати Божией.

— Какая же причина того, что тебя, слабую девушку, не может сдвинуть тысяча человек?

— Если ты приведешь хотя бы десять тысяч человек, то и они почувствуют, что Дух Святой говорит мне: «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится» (Пс. 90:6).

Сильно мучился в своей нечестивой душе жалкий судия. На него напало смятение.

— Что ты мучаешься, — спросила его святая дева, — и чем смущаешься? Ведь ты испытал уже, что я действительно — храм Бога Живаго, и так веруй в это. Если же еще не убедился, то продолжай свое.

Пасхазий пришел в еще большее негодование и смущение, видя, как посмеивается над его ухищрениями святая. Он велел развести кругом нее громадный костер и поливать на нее смолу, серу и кипящее масло. Но она, ограждаясь именем Господа нашего Иисуса Христа, осталась неподвижна и невредима и говорила мучителю:

— Я молила Господа нашего Иисуса Христа, чтобы этот огонь не имел власти надо мною и, дабы посмеялись над тобою надеющиеся на Христа, — просила продолжения моих мучений, чтобы верующих избавить от страха мук, а неверующих лишить возможности ругаться над христианством.

Тогда некоторые из приближенных Пасхазия, желая вывести его из тяжелого и недоуменного положения, велели ударить святую мечом в гортань и затем вместе с Пасхазием удалились домой. Однако святая, как ни была сильно ранена, не потеряла сил и беседовала с народом, говоря:

— Благовествую вам, что Церкви Божией даруется мир, ибо Диоклетиан отказался от царства, а Максимиан ныне умер. И подобно тому как город Катана имеет своею заступницею пред Богом сестру мою о Боге, святую Агафию, — так знайте и о сем городе, что ему дана в защиту Богом я, если только вы, исполняя волю Его, будете сему веровать.

Когда Лукия с пронзенною мечом гортанью говорила эти слова, неожиданно пред ее глазами провели Пасхазия, закованного в железные узы. Дело в том, что Сицилийцы тайно от своего правителя послали в Рим донос о том, как немилосердно разорял Пасхазий страну, отнимая у жителей их достояние при помощи всяких насилий. И вот в настоящее-то время из Рима пришел приказ, чтобы Пасхазий в оковах был приведен туда для суда над ним: там он, после допроса, был осужден на смерть и казнён чрез усечение мечом. Когда его в оковах вели мимо святой, она еще была жива и, раненая смертельно, стояла, однако, не трогаясь, и жизнь не оставляла ее до тех пор, пока не пришли священники, и она не причастилась Пречистых и Животворящих Таин Христовых, — и только тогда, когда все, по окончании причащения, произнесли: «Аминь», святая мученица предала свою чистую душу в руки Господа459. Ее с честью погребли на месте мучения и над ее мощами воздвигнута была церковь во имя ее и во славу Бога, Единого в Троице, Отца, и Сына, и Святого Духа, Ему же слава во веки. Аминь.

Память преподобного Арсения Латрского

Преподобный Арсений родом был из Константинополя от знатных и благочестивых родителей. Он приобрел благоволение царя и сделан был военачальником и патрицием460 Киверриотским461. Однажды ему случилось плыть с войском по морю, но поднялась страшная буря, и корабли с плывшими на них все потонули; один лишь он спасся. После того Арсений отрекся от мира, принял иночество и предал всего себя молитвенным подвигам, удручая плоть свою постом, непрестанными бдениями и тяжелыми веригами. После немалых подвигов в одной пустынной местности, он пришел на гору Латру в Малой Азии462, где умертвил молитвою и крестным знамением смертоносного аспида463, потом переселился в монастырь Келливарский464, где сделан игуменом, но из него удалился в одну пещеру, откуда молитвою прогнал заходивших диких зверей. К нему собрались братия, коих он руководил спасительным примером собственного жития и душеполезными наставлениями. Целую неделю преподобный обыкновенно затворялся в своей тесной келлии в глубоком безмолвии и уединении; в воскресные же дни поучал братию и принимал пищу. Столь тяжкими и многотрудными своими подвигами и добродетельною жизнью он достиг такого совершенства, что питаем был Ангелом, жезлом своим превратил горькие воды в сладкие и, сотворив многие другие чудеса, скончался мирно среди братии465.