Глава 4

Не помню, как добиралась домой. Обрывками вспоминаю только, как, шатаясь, поднимаюсь по лестнице в квартиру, затем вхожу в спальню и падаю на кровать. Следующие два дня все мое существование сводится к череде сна, тревожного пробуждения и плача. К утру пятницы сострадание Эндрю ослабевает. Он садится на край нашей постели, такой красивый в угольно-черном костюме и белоснежной рубашке, и поглаживает меня по волосам:

– Пора выбираться из этого, малыш. Ты ошеломлена свалившимися на тебя обязанностями и, вполне естественно, пытаешься отгородиться от них.

Пытаюсь возразить, но он прижимает палец к моим губам, добиваясь молчания.

– Я не говорю, что ты не способна действовать, я говорю, что ты боишься. Послушай, милая, ты не можешь прогуливать четыре дня подряд. Это не прежняя работа в рекламе, когда ты могла временами манкировать своими обязанностями.

– Манкировать? – Чувствую, как волосы на голове зашевелились. Он считает должность директора по маркетингу пустячной! Но хуже того, что и это место мне не удалось сохранить. – Ты не представляешь, через что я прошла. Могу я позволить себе на пару дней погрузиться в горе?

– Эй, я всегда на твоей стороне. Просто хочу помочь вернуться в игру.

Сжимаю пальцами ноющие виски.

– Я знаю. Прости меня. Просто все три дня я не в себе. – Эндрю встает, но я удерживаю его за край пиджака. Надо сказать ему правду! План, казавшийся мне отличным во вторник вечером, не сработал из-за того, что мама меня уволила, и теперь я пытаюсь набраться храбрости и объяснить все Эндрю.

– Останься сегодня дома. Пожалуйста. Мы могли бы вместе…

– Прости, малыш. У моего клиента проблемы с доставкой груза. – Он освобождается из моих рук и разглаживает полу пиджака. – Постараюсь освободиться пораньше.

Признайся же. Немедленно.

– Подожди!

Эндрю останавливается почти у порога и бросает на меня взгляд через плечо.

Сердце трепещет в груди.

– Мне надо тебе кое-что сказать.

Он поворачивается и смотрит на меня в упор так, словно привычное лицо его девушки внезапно изменилось. Наконец, возвращается, усаживается на прежнее место и целует меня в макушку, словно я пустоголовая пятилетняя девчонка.

– Прекрати заниматься ерундой. Прежде всего тебе необходимо вытащить свою задницу из постели. Ты должна управлять компанией. – Эндрю нежно щиплет меня за щеку и, прежде чем я успеваю открыть рот, исчезает из комнаты.

Слышу хлопок закрываемой двери и падаю лицом в подушку. Черт возьми, что же мне делать? Я не президент «Боулингер косметик». И даже не директор по рекламе и маркетингу. Я безработная неудачница, перепуганная возможной реакцией на мое признание парня со статусом и положением.

Я не была удивлена, когда Эндрю рассказал мне, что он родом из Даксбери – зажиточного пригорода Бостона. Он обладал всеми атрибутами богатого человека – носил итальянскую обувь, швейцарские часы и ездил на немецкой машине. Однако от разговоров о детстве всегда уклонялся. Я знала только, что у него есть старшая сестра. У отца было небольшое дело. Мне казалось странным, что больше он ничего не рассказывал.

После трех месяцев и двух бутылок вина Эндрю наконец вывалил на меня правду. Злой и красный оттого, что вынужден признаться под моим давлением, он поведал, что отец его весьма посредственный столяр с амбициями, намного превышающими его достижения. Мать всю жизнь простояла за прилавком магазина «Сейфуэй» в Даксбери.

Эндрю никогда не был богатым отпрыском, но сделал все, чтобы таким казаться.

Я ощутила прилив тепла и уважения к Эндрю, которого не испытывала раньше. Он не был обласканным судьбой наследником, он всего в жизни добился сам, боролся и работал для достижения успеха. Тогда я поцеловала его в щеку и сказала, что горжусь им, а его происхождение из трудовой семьи заставляют меня любить его еще больше. Вместо улыбки на его лице отразилось презрение. Я уже знала, что Эндрю не видит ничего увлекательного в низком происхождении, а жизнь в среде богачей оставила на его сердце глубокий шрам.

Внезапно меня охватывает паника.

Мальчик, выросший в бедности среди представителей элиты, всю сознательную жизнь пытается окружить себя успешными и богатыми людьми, надеясь забыть о своем скромном происхождении. Интересно, может, я для него просто одна из них?


Рассматриваю с дороги живописный Кейп-Код, выбранный для жизни Джеем и Шелли. Постриженные в линию кустарники, выложенные камнем тротуары, желто-оранжевые ящики для цветов. В душе поднимается волна столь несвойственной мне зависти. Они устроили для себя роскошное ложе, мягкое и уютное, в то время как моя постель жесткая и кишит клопами.

Стою на каменном тротуаре и заглядываю в утопающий в бурной растительности двор дома. Мой племянник увлеченно играет в мяч, но задирает голову, как только хлопает дверца машины.

– Тетечка Бвет! – бросается он ко мне.

Прижимаю к себе Тревора, и мы кружимся и хохочем, пока я могу устоять на ногах. Впервые за три дня мое лицо освещает искренняя радость.

– Что за мальчишка сделал меня счастливой? – спрашиваю я и щекочу животик племянника.

Прежде чем он успевает ответить, в патио появляется Шелли, волосы собраны в высокий хвост почти на самой макушке. На ней, как мне кажется, джинсы Джея, подвернутые несколько раз.

– Привет, сестричка, – говорит она мне. До того как она вышла замуж за моего брата, мы с Шелли были подругами и жили в одной комнате в колледже. Мы до сих пор с удовольствием дурачимся, называя друг друга сестричками.

– Привет. Ты сегодня дома.

Она идет мне навстречу, шаркая вязаными тапочками.

– Я уволилась.

Смотрю на нее во все глаза:

– Не может быть. Почему?

Шелли наклоняется, чтобы вырвать сорняк.

– Мы с Джеем решили, что будет лучше для детей, если один из нас останется с ними дома. После получения наследства мы не нуждаемся в деньгах.

Тревор извивается, силясь освободиться, и я опускаю его на землю.

– Я же мать. Так разумнее.

– И ты сдалась. Так просто?

– Да. К счастью, женщина, что замещала меня во время беременности, согласилась занять мое место. – Обрывает с одуванчика засохшие листья и бросает на землю. – Они провели вчера собеседование, и сегодня она вышла на работу. Мне даже не придется ее натаскивать. Все сложилось просто замечательно.

Ощущаю некоторую натянутость интонаций и понимаю, что не все так замечательно, как хочет уверить меня по друга. Шелли работала логопедом в клинике СенФренсис, в реабилитационном отделении, обучала взрослых, перенесших черепно-мозговую травму, не только заново говорить, но и думать, рассуждать и общаться с людьми. Она любила хвастаться, что это не только ее профессия, но и призвание.

– Прости, но я не могу представить тебя сидящей дома мамашей.

– Это будет здорово. Почти все мои соседки сидят с детьми. Каждое утро они собираются в парке, занимаются йогой вместе с малышами, играют в песочнице. Ты не представляешь, скольких важных вещей были лишены мои дети, пока ходили в детский сад. – Оглянувшись, находит глазами Тревора, бегающего кругами, расставив руки, изображая самолет. – Может быть, эта безработная наконец научит говорить собственного ребенка. – Шелли хихикает, но замолкает, не находя поддержки с моей стороны. – Тревор до сих пор не может произнести… – Она замолкает и смотрит на часы. – Постой, но ты ведь должна быть на работе.

– Не должна. Кэтрин меня уволила.

– О боже! Позвоню няне.

* * *

К счастью для нас, у Меган Уитерби, гипотенузы в нашем дружеском треугольнике, было хобби торговать недвижимостью, без особой, стоит заметить, надежды продать дом. И к счастью для Меган, она была почти помолвлена с защитником «Чикаго буллз» Джимми Нортрупом, считавшим комиссионные агента вещью необязательной. Посему, когда мы с Шелли позвонили ей по дороге в кафе «Френч пресс», она уже была там, словно предчувствовала кризис.

«Френч пресс» стало нашим любимым из всех безалкогольных кафе в округе – классное и очень уютное местечко, всегда заполненное желающими поболтать, что обеспечивало иммунитет от подслушивания. Теплый сентябрьский день манил на улицу, где за кованым столиком и расположилась Меган, одетая в черные легинсы и свитер с глубоким вырезом, облегающий, по ее собственному утверждению, «классные сиськи». Ее бледные голубые глаза подчеркнуты серыми тенями в стиле «смоки айс» и, кажется, тремя слоями туши. Светлые волосы перехвачены серебристой заколкой, на щеках угадываются розовые румяна. Меган, с одной стороны, напоминает девушку по вызову, с другой – в высшей степени женственную молодую даму – сочетание, которое, по-видимому, мужчины считают идеальным.

Увлеченно разглядывающая нечто на экране айпада, она даже не замечает, что мы подходим к ее столику. Удерживаю Шелли за локоть:

– Не будем мешать. Смотри, она же работает.

Шелли качает головой:

– Делает вид. – Заставляет меня подойти ближе и тычет пальцем в экран компьютера.

– Смотри. Perezhilton.com.

– А, вот и вы, – говорит Меган и убирает со стула очки от солнца, чтобы на них не уселась Шелли. – Только представьте! – Мы со своими маффинами и латте устраиваемся рядом с Меган, и она пускается в повествование о последнем скандале Анжелины и Брэда и диковинной вечеринке по поводу дня рождения Сури. Затем она переключается на Джимми. – «Ред лобстер»[5] Представляете? На мне утягивающее платье от Эрве Леже, едва прикрывающее задницу, а он ведет меня в это «Ред-чертов-лобстер»!

Думаю, у каждой должна быть такая безумная, самоуверенная подруга, которая одновременно подавляет и заряжает энергией, подруга, чьи грубые оценки способны довести до истерики, заставляя при этом озираться с опаской, что вас кто-нибудь услышит. Меган именно такая подруга.

Мы познакомились с ней два года назад через младшую сестру Шелли, Патти. Патти и Меган жили в одной комнате в Далласе, когда учились в школе стюардесс «Американ эрлайнс». Но во время одного из последних занятий Меган не смогла достать сумку с багажной полки над сиденьем. Ее руки оказались коротки для такой работы, сейчас Меган буквально одержима идеей исправить этот дефект. Убитая горем, она сбежала в Чикаго с целью стать риелтором, и во время первой же сделки встретила Джимми.

– Не буду врать, я обожаю бисквиты в «Ред лобстер», но все же!

Наконец Шелли не выдерживает и прерывает подругу:

– Меган, я же говорила тебе, Брет нужна помощь.

Меган демонстративно отодвигает айпад и кладет руки на стол.

– Ладно, я слушаю. Что за проблема, Чика?

Я еще не все сказала о Меган – она прекрасно умеет слушать. Если судить по сосредоточенному взгляду и сложенным на столе рукам, Меган предоставляет мне слово. Спешу воспользоваться возможностью и подробно рассказываю о выходке моей мамы, решившей окончательно испортить мне жизнь.

– Вот так. Ни работы, ни денег. Только десять жизненных целей, которые необходимо достичь за следующий год.

– Да, дело дрянь, – резюмирует Меган. – Скажи этому адвокату, чтобы убирался к черту. – Она вытягивает лист из моих рук. – Родить ребенка. Завести собаку. Купить лошадь. – Поднимает очки «Шанель» и смотрит на меня в упор. – О чем только думала твоя мать? Ты собираешься замуж за фермера Мака?

Не могу не улыбнуться в ответ. Меган эгоистична до крайности, но в нужный момент всегда способна рассмешить хорошей шуткой, и я не променяю подругу и на дюжину таких, как мать Тереза.

– Да и Эндрю совсем не похож на фермера Мака, если ты заметила, – говорит Шелли, высыпая в кофе второй пакетик сахара. – Что он обо всем этом думает? Он готов? Подарит тебе ребенка?

– А лошадь купит? – добавляет Меган и пронзительно смеется.

– Он все сделает. – С интересом рассматриваю ложку. – Я уверена в нем.

В глазах Меган пляшут чертики.

– Извини, но не представляю, куда ты денешь лошадь в городской квартире. В доме разрешают держать животных?

– Смотрю, тебе очень весело, Мэг. – Опять тру виски. – Мне начинает казаться, что мама была не в себе. Какая четырнадцатилетняя девчонка не хочет иметь лошадку? Или стать учительницей, родить детей и жить в красивом доме?

Шелли многозначительно поднимает указательный палец:

– Давайте-ка еще раз прочитаем весь список. – Передаю ей листок, и она начинает быстро бормотать себе под нос: – Сохранить дружбу с Кэрри Ньюсом, влюбиться, сохранить хорошие отношения с папой. – Поднимает глаза. – Это же проще простого.

Мои глаза становятся круглыми.

– Папа умер, Шелли.

– Значит, она хочет, чтобы ты о нем помнила. Сходи на кладбище, посади цветочки. Смотри, семнадцатый пункт ты уже выполнила, влюбилась. Ты влюблена в Эндрю, правильно?

Киваю, но внутри почему-то холодеет. Честно говоря, я уже и не вспомню, когда мы произносили фразу: «Я тебя люблю». Впрочем, это естественно. Это само собой разумеется, когда вы вместе четыре года.

– Отправляйся в офис мистера Мидара и сообщи ему. А вечером найди в «Фейсбуке» Кэрри Ньюсом и напиши ей что-нибудь. Вот вы опять друзья. Бинго! Еще одно очко.

Дыхание мое сбивается. Я не разговаривала с Кэрри с тех пор, когда она, обидевшись, ушла из моего дома восемнадцать лет назад.

– А номер двенадцать? «Помогать бедным». По-моему, это просто. Пожертвую что-нибудь в ЮНИСЕФ. – С надеждой смотрю на подруг. – Что скажете?

– Молодец, – восклицает Меган. – Ты кончишь быстрее, чем сексуально озабоченный подросток.

– Но этот чертов ребенок… – Тру переносицу. – И еще преподавательская работа. Клянусь, ноги моей больше не будет в классе.

Меган сжимает свое запястье и тянет – считает, что это сделает руки длиннее. Ее привычка время от времени тянуть себя за руки очень раздражает.

– Забудь о работе учителя. Устройся куда-нибудь на подмену на несколько дней или пару недель – и вуаля! Еще одно очко в твою пользу!

Погружаюсь в размышления.

– На подмену? Мама не упоминала, что я должна обязательно работать в штате. – Постепенно мои губы растягиваются в улыбку. – Отлично, девочки. В понедельник с меня мартини. Когда получу конверт или даже парочку от мистера Мидара.

Загрузка...