Жизнеописание святого Франциска Ассизского

Глава V, в которой рассказывается, как Иисус Распятый говорил со св. Франциском и как Святой окончательно отвергся мира.

Сладость, которую Франциск испытал, поцеловав прокаженного, неожиданно для него заполнила пустоту, образовавшуюся еще тогда, когда в свои юные годы он лишился всех мечтаний и обольщений века сего.

Чтобы сполна насладиться новым ощущением, он удалялся в неприметные и заброшенные церкви, куда не достигал шум деловой сутолоки, и в тишине предавался горячей молитве.

В особенности он полюбил церковку Cв. Дамиана, за городской чертой, на восточном склоне холма, среди разросшихся олив и кипарисов.

Поначалу он ненадолго заходил в нее на пути в Фолиньо или обратно.

Теперь он нарочно спускался туда из города и проводил там время в молитве.

Однажды утром, погрузившись в молитву, он взирал на византийское pаспятие в алтаре и вдруг увидел, что черты Господа оживают, губы шевелятся, и голос возглашает:

— Ступай, Франциск, почини дом Мой, ты видишь — он почти разрушен.

Когда глаза и уста Христа вновь обрели обычную неподвижность, а изумление в душе Франциска ослабло, он огляделся: церковка и вправду совсем обветшала и крыша прохудилась. Ни о чем другом он пока не думал, ибо не мог еще вообразить, какое трудное дело возложит на него Провидение.

Немедленно поднявшись с колен, он вернулся в город и вошел в дом. Как много раз до того, нагрузившись тканями на продажу, он отправился верхом в Фолиньо. Там все распродал, но, сочтя, что выручил недостаточно, без раздумий продал и коня.

Тут же пустился обратно и, явившись в церковь Св. Дамиана, выложил всю выручку перед священником, прося, чтобы тот на эти деньги отремонтировал церковь. Священник хорошо знал нрав Пьетро Бернардоне, поэтому отказался принять щедрый дар. Он боялся неприятностей с богатым купцом, предпочитая покой и бедность.

Франциск огорчился и, поколебавшись, схватил деньги и бросил их за окошко. После чего взмолился, чтобы священник допустил его остаться при нем и позволил сколько угодно молиться в этой церкви.

Добрый священник ничего не имел против, поэтому позволил странному юноше оставаться при нем и молча молиться перед алтарем.

Однако за сыном явился сам Пьетро Бернардоне. Его тревожило, что Франциска все нет и нет, а он уже был наслышан о его чудачествах, поэтому явился с палкой, намереваясь силой заставить блудного сына вернуться под отчий кров.

Франциск, в страхе перед отцовским гневом, укрылся в тайном убежище. На свое счастье, священник нашел деньги, брошенные Франциском: они все еще лежали за окошком. Получив их назад, купец несколько утихомирился и вернулся назад в город.

Франциск месяц укрывался в тайном убежище. Он хотел окончательно порвать с миром: в ушах его настойчиво звучал голос Господа: "Кто любит отца и мать более, нежели Меня, не достоин Меня".

Даже уговоры мадонны Пики, которая ежедневно посылала ему через доверенного слугу немного пищи, не отвратили его от этого намерения.

Однажды, не убоясь унижения, он вошел в город и двинулся по самым людным улицам. Одежда его была разорвана, волосы взлохмачены, борода отросла — смотреть страшно.

Горожане, едва завидев, окружили его и, кто шутки ради, кто осуждая его чудачества, кто назло его отцу, стали бросаться камнями и глумиться над ним. Мальчишки, радуясь неожиданной забаве, бросали в него грязью и сквернословили.

От него отстали, только когда на место происшествия явился мессер Пьетро. В бессильном гневе он схватил сына, на спине дотащил до дома и запер в чулане под лестницей, чтобы в домашней темнице тот излечился от своих безумств, одумался и решил, наконец, жить по-человечески.

Как бы плохо ни обстояли дела с сыном, мессер Пьетро не забывал о барышах. Поэтому он, как обычно, отправился по торговым надобностям, а за узником поручил присматривать жене.

Но разве мать, а тем более мадонна Пика, может взять на себя неблагодарную обязанность тюремщика при собственном сыне? Не успел отец отъехать от дому, как она спустилась вниз и сняла с сына оковы. Смутно она чуяла, что совершается в нем, и ей казалось, что чрезмерная строгость к нему противна воле Божией, которую она угадывала в последних удивительных событиях.

Ласково упрашивая Франциска подчиниться отцу, помириться с ним и вернуться к прежней жизни, она действовала не по убеждению, а по долгу — не желая идти против мужа; когда же увидела, что сын не поддается на уговоры, настаивать не стала: пусть поступает по-своему.

Муж, однако, был другого мнения. Вернувшись домой и увидев, что птичка вылетела из клетки, он обрушился на жену и в неистовстве кинулся в церковь Св. Дамиана, где, как ему сообщили, укрывался сын.

На этот раз Франциск чувствовал за собой право служить Господу, поэтому не стал скрываться и вышел, прямо глядя отцу в лицо:

— Отец, я не боюсь твоего гнева. Вяжи меня, избивай, запирай меня в темницу, делай, что хочешь: какую ты ни придумаешь муку, я с радостью пострадаю из любви к Иисусу.

Голос Франциска звучал по-новому, он смотрел твердо, как полководец.

Мессер Пьетро, онемев от такой дерзости, чуть не лишился рассудка и в ярости побежал к консулам. Угрожая отречься от сына и лишить его наследства, он втайне рассчитывал, что тот, испугавшись, сделается послушным. Ему казалось, что поступкам сына нет никакого оправдания. Он считал, что сын просто обуян злобой и черной неблагодарностью.

Но Франциск не согласился предстать перед консулами: он заявил, что гражданский суд не имеет права судить его в таком деле, и обратился к суду церковному.

Епископом был в ту пору настоятель церкви Св. Руфина Гвидо II, о котором сохранились воспоминания как о твердом и отечески благожелательном пастыре.

Выслушав жалобы мессера Пьетро и защитную речь сына, Гвидо тотчас вынес ясное решение:

— Ты, мессер Пьетро, не имеешь права мешать сыну следовать по пути, назначенному Господом, посему отступись от своих суровых намерений. А ты, Франциск, если и вправду хочешь следовать Господу на пути к совершенству, откажись от всего. Такова Его заповедь.

Тогда юноша сбросил с себя всю одежду и остался в одной власянице. Подобрав одежду с земли, он бросил ее потрясенному отцу:

— Слушайте, — воскликнул Франциск, — до сей поры я звал отцом Пьетро Бернардоне, но я желаю служить одному Господу, и я отказываюсь от всего имения отца и от одежды, которую от него получил. Отныне я могу с уверенностью говорить: «Отче наш, сущий на небесах».

Живое сочувствие охватило толпу. Тронут был и сам епископ. Своей мантией он прикрыл наготу юноши. Всякая связь с миром и с плотью оборвалась. Франциск нищим вступал в служение Господу.

Пьетро Бернардоне стоял как оглушенный. Не того он ждал, ему не надо было ни денег, ни одежды, он хотел своего первенца, которого, несмотря ни на что, все еще сердечно любил. Он явился на церковный суд, надеясь властью епископа вернуть сына к послушанию, и вот все погубил.

Бедный мессер Пьетро! Впервые его расчеты не оправдались.

Он отправился назад в лавку, сердце его изнывало от муки.

По-видимому, жизнь его была недолгой: второй его сын Анджело указан в книге записей Ассизи за 1215 год под именем не отца, а матери: Анджело ди Пика.