Жизнь Дикого Запада в фильмах

[От редакции.] Это четвёртая статья из замечательного цикла статей о том, как в художественных фильмах изображаются разные стороны жизни.

В фильмах о Диком Западе ковбои всегда глотают свою выпивку одним махом, а невинные карты всегда используются для азартных игр

Есть на свете простые, доверчивые люди, которые уверены, что жизнь Дикого Запада из фильмов – это подлинная жизнь Дикого Запада из истории и саги.

Но увы и ах! Она даже не так точна, как полуправдивая жизнь Дикого Запада из популярных романов и журнала «Сатурдэй ивнинг пост». На самом деле, это сказочная, вымышленная жизнь – жизнь, которую породило пылкое вдохновение режиссёрского мозга. Лишь очень смутно она соотносится с исчезающей эрой, о которой мы читали в историях Брет Гарта, Стюарта Эдварда Уайта и Кларенса Малфорда. Но не будем унывать. По сравнению с экранными вестернами настоящая жизнь аризонских равнин была бесцветна и скучна.

Для начала рассмотрим симпатичного, лихого ковбоя из фильмов, поскольку он непременное условие прерийной драмы – deus ex machina, который когда мир погружается во мрак, садится на своего верного жеребца и приводит всё в порядок. На первый взгляд он не сильно отличается от обычного жителя равнины, но при более близком рассмотрении вы обнаружите много удивительных точек расхождения между ним и ковбоем из документальных отчётов.

Например, взгляните на его развевающиеся, тяжёлые «чапсы»[1]. Он никогда их не снимает и не показывает свои нижние брюки. Он носит эту защиту для ног в доме и вне дома, на солнце и под дождём. В них он ест, ухаживает и дерётся. Он носит их даже тогда, когда спит. Несомненно, он полагает, что если он их снимет, то будет обвинён в непристойном обнажении.

Ещё ковбой из художественных фильмов всегда на высоте парикмахерского изящества. Он не только всегда чисто выбрит и напудрен, но его волосы мастерски пострижены, завиты по краям, подровнены за ушами и сверкают от бриллиантина. Более того, если вы изучите крупные планы, вы заметите, что его ногти всегда отполированы и заострены, как миниатюрные роговые шпили.

На самом деле, его личное состояние благородной цицероновой привлекательности приводит нас к неизбежному выводу, что в эпоху раннего освоения Запада ковбои отказывались от всякой роскоши, но холмы и равнины были щедро утыканы парикмахерскими, где всё время были доступны пудра, косметика и другие средства ухода.

Далее, одежда экранного ковбоя всегда с иголочки. У него новое сомбреро. На его рубашке нет ни пятнышка. Его брюки как будто только что пошили, постирали, просушили и тщательно почистили. А его сапоги для верховой езды с кубинскими каблуками усеяны кожаными полосками, отполированы до зеркального блеска и без всяких следов пустынной соли. Пастьба скота в фильмах, очевидно, занятие, не причиняющее ущерба чистоте одежды.

Разумеется, есть некоторые ковбои – статисты для «атмосферы», – которые не всегда столь безупречны. Но тот простой факт, что кто-то из их товарищей может скакать по пастбищам и при этом не мараться, – доказательство того, что их собственный неряшливый, пыльный вид зависит только от их небрежности.

Но каков бы ни был его внешний вид, ковбой в фильмах белый внутри. Действительно, его добродетельность приближает его к сверхчеловеку. Ковбои всегда на стороне справедливости, и они в любой час дня и ночи готовы рисковать жизнями, чтобы исправить зло. Они обладают всеми чертами искреннего благородства. Их честность принадлежит к какому-то лучшему, высшему миру, чем наш. Они настоящие воины Христовы.

Разумеется, они много играют и пьют, и они редко – почти никогда – не платят за выпивку. Они заказывают свой напиток и опрокидывают его в себя, не поблагодарив бармена ни словом, ни кивком. Но в их оправдание стоит заметить, что как долго бы они ни пропитывали себя алкоголем, они никогда не пьянеют – их ёмкость на грани чуда. Спиртные напитки оказывают воздействие только на скотокрадов, индейцев, метисов и разбойников. Эти последние превращаются в пьяных задир всего лишь от пары глотков великого американского жаропонижающего.

Гиперморалист может осудить ковбоев за то, что они пьют, но их слабость к выпивке имеет одно явное преимущество. Если бы они не проводили всё время, прислонившись к стойке или загорая на веранде кафе, многие головорезы избежали бы возмездия, поскольку шериф первым делом направляется за помощью именно в салун. И он не бывает разочарован. Как только звучит тревога, они прыгают в сёдла и мгновенно уносятся вперёд, оставляя облако пыли. При этом они ничего не знают ни о преступнике, ни о том, что он совершил. Того простого факта, что он нарушил закон и порядок на равнинах, уже достаточно, чтобы вызвать праведный гнев у наших современных сэров Галахадов.

И это намекает на необычный способ, с каким ковбои в фильмах ездят верхом. Они неизменно садятся на своих жеребцов с помощью удивительно летучего прыжка, полностью пренебрегая стременами. И, усаживаясь в седло, они вонзают свои шпоры в рёбра коня, заставляя его нестись так, словно он должен взять пятифутовое препятствие. Они никогда не позволяют своим коням идти шагом, или рысью, или даже лёгким галопом. Не важно, какова цель их поездки и сколько времени в их распоряжении, они несутся сломя голову, как будто их преследуют разъярённые бизоны. А когда они достигают цели, они резко дёргают поводья, заставляя изумлённое животное воткнуть в землю все четыре ноги и скользить к месту остановки. Кажется, что экранный ковбой страдает от некоей психической болезни – что он одержим скоростью.

Эта мания, без сомнения, связана с тем, что киноковбои посвящают всё своё время преследованию бандитов и выслеживанию индейцев. Редко – почти никогда – они не заняты собственным ремеслом. А когда не нужно загонять нарушителя или укрощать индейца, они помогают юным леди, попавшим в беду – снимая их с понёсших лошадей, спасая от банды похитителей, вытаскивая на сушу из середины реки, где они застряли, или исполняя другие похожие подвиги рыцарской доблести. А вообще они тратят своё время на то, чтобы либо бездельничать на веранде салуна, либо галопировать по чапаралю и склонам крутых холмов в погоне за отчаянными преступниками и враждебными индейцами.

Индейцы в немых драмах идут в бой, нагруженные массой причудливых одежд и мишуры

Попутно следует сказать пару слов о том, как разукрашивают себя экранные индейцы. Если полагаться на серьёзных историков, краснокожий из эпохи раннего освоения Запада снимал одежду, когда собирался убить белого захватчика. Он не только, как правило, раздевался до пояса, но и отбрасывал всё лишнее.

Индейцы в немых драмах, тем не менее, идут в битву, нагруженные таким количеством причудливых одежд и мишуры, что они едва могут забраться на лошадь без помощи конюха. Они завалены накидками, как мебель.

Кроме тяжёлых кожаных панталон, ламбрекеноподобных курток и навахских одеял, накинутых на плечи, они украшены ярдами ощетинившихся перьев, бесконечными полосами бахромы, бесчисленными кусками драгоценных металлов, неисчислимыми нитями стеклянных бус, цепочками изогнутых костяшек и несчитанным числом других безделушек. Неудивительно, что с таким грузом они постоянно проигрывают.

Это напоминает нам о том, что мы не должны пренебрегать удивительным оружием, которое используется в экранных драмах о Западе. Во-первых, оно обладает невероятно низкой смертоносностью. Если не брать несколько, по всей вероятности, случайных смертей, эти револьверы не намного опаснее водяных пистолетов. В битве между отрядом ковбоев и двадцатью конокрадами и разбойниками, во время которой с близкого расстояния выстреливаются сотни пуль, через полчаса яростной схватки список жертв состоит их двух раненых человек и покалеченного мустанга. Это просто праздник, когда пуля из такого оружия действительно лишает кого-то жизни; но смерть приходит только тогда, когда жертва поговорит с шерифом, сделает подробное признание и подпишет несколько документов.

Другая особенность револьверов из киновестерна – это их, очевидно, неистощимые зарядные камеры. Они могут стрелять быстро и беспрерывно в течение десяти минут без перезарядки. С другой стороны, у этого уникального оружия есть серьёзный механический изъян, а именно: оно требует нескольких секунд, чтобы щёлкнуть курком для первого выстрела – на самом деле, этого времени достаточно, чтобы вырвать оружие у противника, который держит вас на мушке. Раз за разом в экранных драмах о Диком Западе опытный стрелок вытаскивает оружие быстрее какого-нибудь честного ковбоя, и у последнего нет времени даже дотянуться до своей кобуры; и хотя руки ковбоя подняты над головой (в знак подчинения приказу), и он стоит, по меньшей мере, в десяти футах от человека с оружием, он неизменно способен – прежде, чем противник нажмёт на спусковой крючок – подскочить к нему, ударить его ногой в солнечное сплетение, обеими руками схватить его вытянутую руку и вывернуть оружие из его сжатых пальцев.

Это Дитя Равнин просто стоит, безучастно сложив руки на груди

И если речь зашла о схватках, следует внимательнее присмотреться к необъяснимому поведению юных леди, которые числятся среди действующих лиц художественных картин о Диком Западе. Почти всегда происходит так, что ковбой, к которому она питает тайное чувство, неожиданно приходит ей на помощь, когда она становится предметом нежеланного ухаживания со стороны какого-нибудь злодейского бандита; и за этим неизбежно следует оживлённый поединок между двумя поклонниками, в котором бандит вытаскивает ужасный стилет и пытается отправить своего добродетельного соперника в мир иной. До самых последних секунд этой рукопашной стычки кажется, что героический ковбой проиграет и что его поражение неминуемо. И всё же юная леди неподвижно стоит в стороне, с замиранием сердца ожидая исхода!

Очевидно, ей не приходит в голову вмешаться, чтобы спасти своего возлюбленного и саму себя – поступок при таких обстоятельствах настолько простой, что с ним справился бы и несмышлёный ребёнок. Цветочная ваза, сковорода, скалка, бутылка кетчупа – на самом деле, любой оказавшийся под рукой снаряд, – со всей прямотой опущенный на череп злодея, мгновенно переменит ход битвы. Даже если она прыгнет на спину бандита и вцепится зубами в его шею или ткнёт его обычной булавкой, это временно отвлечёт его, и герой получит преимущество.

Но у жизни в фильмах есть свои странные и оригинальные законы.