Жизнь для себя: Сладка ягода вместе

Эпилог

В середине декабря, в преддверии новогодних праздников, установилась ровная погода, пушистый снег падал редкими снежинками, оседая на деревьях и газонах. Укрывал коротко стриженную пожухлую траву. Это не было похоже на саван, это было похоже на белую скатерть праздничного новогоднего стола.

Маша посмотрела в окно. По улице шли люди. Маша неторопливо вспомнила, не забыла ли она все купить к обеду. Кажется, ничего не забыла. Она стала спокойно дожидаться мужа. Теперь Маша работала по специальности — устроилась корректором в небольшое, набиравшее силу издательство и с огромным удовольствием окунулась в мир современной литературы. Платили немного, однако работа занимала всего лишь часть дня, оставляя время для других занятий. Маша записалась на курсы шейпинга и за несколько месяцев избавилась от небольшой излишней полноты, вернув своей фигуре девичью стройность.

Приятное тепло батареи, возле которой она стояла, поднимаясь вверх к подоконнику, согревало Машины колени. Ее внимание на улице привлек мужчина, он держал в руках букет цветов и явно кого-то ждал. Неожиданно жаркая волна любопытства накрыла Машу, она попыталась догадаться, кто же та женщина, для которой эти цветы. Интересно было увидеть и лицо мужчины. Тот стоял спиной и не думал поворачиваться. Ну же!

«Повернись, повернись», — принялась Маша внушать мужчине. К ее удивлению, тот медленно и неуверенно развернулся лицом к ней. Тонкие черты лица, короткая стрижка, волосы с проседью. Симпатичный. Ну а она? Где же? Что не идет?

На противоположной стороне улицы появилась женщина. Какое-то время она не решалась перейти улицу, наконец, улучив просвет в потоке машин, ловко перебежала проезжую часть и ступила на тротуар. Подошла к мужчине, что-то ему сказала… Мужчина повернулся и поцеловал незнакомку. Букет, висевший до этого бутонами вниз, взмыл вертикально и был с легким поклоном вручен той, что наконец-то пришла. Пара, взявшись за руки, медленно двинулась по проспекту, пока не скрылась за густыми голыми ветвями старых лип.

Маша вздохнула, довольная увиденным, оторвалась от окна и прошла в прихожую. Посмотрела на себя в зеркало, поворачиваясь и привставая на носочки, потом сделала книксен и улыбнулась своему отражению, с удовлетворением отметив, что она ни чуточки не завидует той, кому был приподнесен букет. Подобрала подол цветастой юбки покороче, повернулась вокруг своей оси, потом вздернула юбку еще короче, с удовольствием отмечая изменения в линии бедер. Глядя на свое отражение, она вдруг почувствовала, что удовольствие становится не только эстетическим. Она повела бедрами. Потом еще. С каждым движением жар в ее груди нарастал, перемещаясь в низ живота и собираясь там в мучительно сладкий долгий спазм.

Потом жар распространился по бедрам, медленно растекаясь до самых колен. Маша опустила юбку, затем медленно приподняла ее опять, останавливаясь и прислушиваясь к своим ощущениям. Край легкой материи скользил по коже, и это было сладостно-приятно. Сладостность сгущалась в распирающую тяжесть внизу живота. В этот момент сердце начало биться сильнее, отдаваясь острыми уколами необъяснимой чувственности. Маша коснулась выпуклого треугольничка и испытала несколько сильных острых толчков, последний из которых стал медленно угасать, пока она ловила отражение собственных глаз в зеркале. Холодное стекло… Сколько томительного жара оно в себе таит!

В замке заворочался ключ. Маша быстро одернула край юбки и на цыпочках пробежала в кухню. Там повязала передник с тонкой кружевной оторочкой и, стараясь унять гулкие толчки сердца, вышла к мужу. Павел, стряхивая с одежды подтаявшие снежинки, бросил взгляд на жену и оторопел:

— Машка… Н-ну как работа н-на новом месте?

— Паш, я там уже несколько месяцев работаю, — улыбаясь, ответила Маша, покручиваясь перед ним. — Ты что, забыл?!

— Н-ну да, ага…

— Снимай одежду-то!

Павел снял пальто, не отрывая глаз от Машиной талии, перепоясанной передничком, и сделал шаг к жене.

— Сначала ужинать! — увернулась Маша. — И шапку сними.

Она подошла к зеркалу и взяла с подзеркального столика белую ленту. Покрутив ее так и сяк, повязала вокруг головы, завязав концы пышным бантом. Полюбовавшись, сморщила носик и перевязала бант так, чтобы один его конец свисал спереди немного ниже плеча. Павел топтался у дверей в одном расшнурованном ботинке. Он пытался справиться со вторым и одновременно смотрел на Машу. С ботинком получалось хуже. Маша поняла, что разуться Павлу, пока она в прихожей, не удастся, и скрылась в кухне. Там она вынула из сотейника розовый кусок тушенного в майонезе кижуча с приправой из мелких стручков зеленого перца, вымоченных в горячем рассоле, в качестве гарнира выложила в широкую тарелку пшенную кашу, приправленную маслом, украсив все зелеными маслинами с косточками. На краю тарелки притягивал взгляд асимметричный цветок из моркови с зелеными кружочками авокадо вместо листьев. Пока она создавала этот шедевр, Павел успел справиться с раздеванием и уже садился к столу.

— Бог ты мой! — восхитился он зрелищем на тарелке и, схватив нож и вилку, принялся споро орудовать ими. — Маша! Прелесть какая! Где ты этому выучилась?

— Кушай, кушай. Это еще не все. — На столе появилась чашка дымящегося крепкого чая на блюдечке с голубой каемочкой, умилившая Павла до невозможности.

— Маша! Да здравствуют Ильф и Петров! — Супруги расхохотались. — И все-таки откуда такой эксклюзив? — уставился Павел на жену.

— А вот откуда! — Маша выложила перед Павлом ксерокопию, сделанную им полгода назад в библиотеке. — Это раз. А во-вторых, сегодня годовщина нашей совместной жизни!

— Ну да?! — воззрился на нее Павел и, прищурив хитрые глаза, метнулся в прихожую.

Оттуда он вернулся с роскошным букетом белых роз в красной блестящей обертке.

— Машка, поздравляю тебя, спасибо за все, ты самая лучшая… — И он крепко поцеловал жену в губы.

— В нашей ответной речи… — бодро начала Маша, отстраняясь от Павла, насколько могли позволить его руки, — мы уполномочены заявить, что девяносто пять рублей, потраченные в библиотеке на семейное дело, были частично оправданы!

— У меня для тебя еще есть подарочек, — сказал Павел и вынул из пакета розовую коробку, перевязанную тонкой тесьмой с затейливым бантом. На крышке коробки была изображена девушка с закрытыми глазами.

— Ну-ка, ну-ка?! — Маша быстро и аккуратно сняла тесьму и открыла крышку. Выхватила то, что лежало в коробке, и стала разворачивать мягкую обертку. — Ой! Паша! — Из обертки на тарелку шлепнулся продолговатый предмет — искусная имитация полового члена. Сработал включатель, и веселый приборчик, мелко вибрируя, стал зарываться в недоеденную Машей пшенку. — Ой! — отскочила она от стола, инстинктивно привставая на носочки и прижимая к груди руки. — Ой, Пашка, — прижалась она к Павлу, кося блестящими глазами на возню в гарнире.

Павел обнял подругу, прижал к себе, грудь его сотрясалась от смеха.

— Вот пусть… пока тут… порезвится… — отрываясь от Павла, сказала Маша, осторожно отодвигая тарелку на край стола. — А мы чайку попьем! — наконец засмеялась и она и принялась разливать чай.

Прихлебывая чай, Маша переводила взгляд с мужа на резвунчика в тарелке, который продолжал вибрировать, проникая сквозь горку каши и уже показываясь с другой стороны.

— Павлик… — не выдержала Маша, — а сколько этот… эта штука стоит? Дорогая, наверное?

— Две четыреста.

— Ха-ха-ха, — закатилась Маша, закидывая голову назад. — Наша уборщица только по… по… половинку может себе по… позво-о-олить…

— Ну… многие и на большее зарабатывают, — попытался серьезно продолжить разговор Павел, но Маша закатилась еще сильнее:

— Ой, ой… н-ннне могу, Па-аш… пред… предста-а-авь…

Тут Павел представил себе того, кто зарабатывает «на большее»: получилась женщина с пучком фаллоимитаторов в руке и с торжествующей улыбкой победительницы. Павла тоже разобрал смех.

— Маш, а ты представь себе, на все деньги-и-и…

Маша представила себе Павла с охапкой продолговатых предметов телесного цвета, различных размеров и форм, прижимающего их к груди, как вязанку дров, и, давясь смехом, живописала это зрелище мужу. Оба зашлись еще больше. Отсмеявшись, Маша осторожно, двумя пальчиками, вытащила приборчик из тарелки и, повертев его в руках, слизнула остатки каши, кося глазом на Павла. Потом лизнула еще раз, самый кончик игрушки. Павел жарко сверкнул глазами:

— Где ты этому научилась?!

— По телевизору показывали! В развивающей передаче для замужних женщин. — Маша показала Павлу язык, убрала штуковину в коробку и понесла в спальню.

Прошло минут десять, Маша не возвращалась. Павел крадучись подошел к двери комнаты. Осторожно толкнул ручку и, стараясь не скрипнуть, заглянул внутрь. Он увидел, что дверца платяного зеркального шкафа открыта. Из-под нее выглядывают Машины туфельки. Павел медленно двинулся к шкафу и потянул дверцу на себя… Но Маши там не оказалось. На полу стояли только ее туфельки… А за его спиной в этот момент раздался восторженный визг. Павел обернулся — Маша выскочила из-за двери и помчалась прочь. Павел с хохотом — за ней.

— Хитрюга… искусительница…. — схватил он ее в объятия.

— А ты-то, р-разведчи-и-к, ты что подумал?

— Н-ну я эта-а…

— Давай выкладывай! — настаивала Маша, одной рукой поигрывая концом ленточки от банта, другой — упираясь Павлу в грудь.

— Я подумал, ты там не одна…

— А-а-а ха-ха-хах… — рассмеялась Маша. — Фигушки! Ты же тут — Пашка, не пластмассовый!

— А если меня не будет?

— Это куда ж ты денешься?

— А-а-а… на работе буду!

— Н-ну-у-у тогда… тогда… — Маша загадочно подняла глаза к потолку. — Потолки бы надо вымыть! — скороговоркой пролепетала она и легонько щелкнула мужа по носу. — А вот еще, Паш, я кедровых орешков купила! — Она живо вывернулась из мужниных объятий, присела перед кухонным шкафчиком, распластав по полу вокруг себя пестрый подол, и достала прозрачный пакет с лущеными ядрышками. — Говорят, если их потолочь с чаем, получится настоящее кедровое молоко…

— Орешков, говоришь? — не выдержал Павел и, нагнувшись, подхватил жену на руки и поволок ее, взвизгивающую, в спальню.

— Не ори… дурища… соседи черт знает что подумают… — Опустив ее на кровать, он прижал Машины руки легонько к подушке и начал допрос с пристрастием: — Смотреть в глаза, отвечать без утайки! Так что «тогда»? Почему мы так разрумянились?!

— Ха-ха-ха… — смеялась Маша, мотая головой по подушке, прикрыв глаза. — Не скажу-у-у-у!!! — Она дерзко блеснула глазами и попыталась вырваться из рук Павла, выкручиваясь и поворачиваясь боком. Юбка и фартук на ней растрепались, мелькнули белые кружевные трусики. Павла как будто ударило под ложечку, возбуждение было настолько сильно, что он на миг ослабил хватку, и Маша выскользнула из его объятий.

— Маш, так нечестно! — попытался увещевать ее Павел. Маша стояла у дверей, взявшись за ручку.

— Ох, мне вспомнилось… кое-что из прошедшего лета… — мечтательно закатила глазки Маша и запрокинула голову назад.

— Я на все готов, Мария, вернись ко мне, ей-богу прощу! — Павел быстро поискал глазами, чем бы привлечь расшалившуюся супругу и заставить ее подойти поближе к мягкому ложу. — Иди сюда, — взмолился он, не найдя ничего подходящего.

— Не-а-а-а… — издевалась над ним Маша, пятясь задом по коридору.

— Поймаю… о-о-охх, поймаю… — цедил Павел, грозно выкатывая глаза и идя на нее.

— Ой!!! Кто это? — взвизгнула Маша, натолкнувшись попкой на зонт, торчащий из ботинка, разгибаясь и поворачиваясь лицом к неожиданному препятствию.

— Вот! Видит Бог!.. — Павел захохотал, довольный свершившимся возмездием, и, в броске ухватив жену за талию, вторично утащил ее в спальню.

Там они уставились друг на друга, раскрасневшиеся от борьбы и запыхавшиеся. Павел осторожно распрямился и отступил на шаг от постели, на середину комнаты.

Маша с нескрываемым любопытством следила за ним поблескивающими глазками. Пока он раздумывал, что бы такое сотворить, Маша начала непринужденно обмахиваться краем юбки, чтобы охладить разгоряченное лицо, нимало при этом не задумываясь, какой восхитительный вид она то открывала, то закрывала перед взором своего супруга.

Павел стоял, рдея лицом и бугрясь брюками. Устыдившись содеянного, Маша, вместо того чтобы опустить край юбки, инстинктивно, по-девичьи закрыла лицо до самых глаз. Возникла пауза, в течение которой оба, дурея от страсти, не могли двинуться с места. Маша — чувствуя свою власть, Павел — подчиняясь очарованию возбуждения.

— А ты помнишь… летом? — совсем тихо спросила Маша потом, когда Павел все же увлек ее на постель. Его уже несколько раз обожгло жаром страсти, и он, с «ружьем» наперевес, вышагнул из ставших ненужными брюк и потянулся через голову Маши, чтобы подложить ей под спину большую подушку. Пока Павел делал это, «ружье» оказалось на уровне Машиного лица. Она не удержалась и лизнула самый кончик.

— Нет, подожди, — остановил ее Павел, превозмогая желание продолжения.

Устроившись друг против друга, они отдались новой волне ощущений. Край Машиной юбки снова пополз вверх, а Павел ощущал горячий восторг, предугадывая, что ему откроется дальше. Нащупав рукой знакомую коробочку, он извлек из нее веселую игрушку и вложил в Машину горячую руку. Теперь у каждого в руке было по одинаковому предмету. Маша вспомнила свой утренний опыт и коснулась своего белого кружевного треугольничка негромко зудящей вещицей.

— А-а-х-х, — только и произнесла она, судорожно сжав бедрами нескромную игрушку и прогибаясь в талии. Острый спазм, разбившись в сознании на множество мелких ослепительных звездочек, сотрясал ее более минуты. Наконец она отдернула увлекательную вещь и посмотрела на мужа.

В этот момент Павел, запрокинув голову, начал выбрасывать из себя жидкость частыми сильными толчками. Маша поднялась с постели и, обняв голову мужа, крепко поцеловала его.

— Экспериментатор мой, — ласково произнесла она, заглядывая в его осоловелые глаза.

Павел прошлепал босыми ногами по коридору и скрылся за дверью. Через несколько минут, ступая неверными шагами, он вновь появился в спальне, добрался до постели и рухнул в нее, проваливаясь в крепкий сон. Маша поцеловала его плечо, укрыла одеялом и легла рядом. Сон пришел легкий и незаметный.

Она понимала, что спит, и это придавало фантастическим картинам привкус необычайной реальности. Ей снилось, что она отрастила себе большие белые крылья и взлетела высоко-высоко, город виделся ей маленьким пестрым узором среди воды и зелени. Потом она снизилась и полетела вдоль улицы, разглядывая с высоты людей. Из переулка навстречу ей вдруг вылетел молодой слесарь из ее давнего сна. В руках он держал пакетик с леденцами чупа-чупс, а за спиной его совершали мерные движения огромные бронзовые крылья. Летящий был обнаженным, он заметил Машу и кивнул ей, как старой знакомой. Маша сильно смутилась и хотела улететь, но бронзовокрылый уже был рядом и протягивал ей леденец. Она взяла зеленовато-прозрачный круглый шарик за палочку и начала посасывать, наслаждаясь кисло-сладким вкусом. Горячее смущение охватывало ее все сильнее, и она решила одеть парня в белые балетные лосины, чтобы хоть как-то прикрыть его наготу. Должны же быть Какие-то приличия! Парень взял Машу за руку и увлек к открытому окну на третьем этаже.

— Здесь я живу, — сказал он, отцепляя крылья и вешая их на гвоздик. Маша снимать свои не стала. Крылья и трусики, по ее мнению, были все же лучше, чем просто трусики. В квартире не было никакой обстановки, кроме мягкого упругого ковра, на который и опустился молодой человек, сложив ноги по-турецки и приглашая Машу последовать его примеру. Маша приняла приглашение. Из воздуха возникли две чашечки розоватого напитка. Хозяин и его гостья принялись мелкими глоточками пить необычайно вкусную жидкость. В щелочку между опущенными ресницами и краешком чашки Маша видела мускулистый торс и облегающие ноги лосины. В висках у нее запульсировала кровь, отдаваясь толчками внизу живота, грудки заострились и вызывающе торчали вперед.

— Ах! Что это за напиток? — еле слышно спросила она, бессильной рукой опуская чашечку на ковер. Теперь чашечка не мешала видеть ей того, кто сидел напротив.

— Это напиток любви… — шепнул ей молодой человек, склоняясь над Машиной грудью и покрывая ее нежными поцелуями. Странно, что ей совсем не захотелось отстраниться, и было очень приятно ощущать трепетные губы юного ангела. Ангел не оставил ни одного участка ее тела, которого они бы не коснулись. Наконец, когда стоны Маши стали слышны и ему, он влился острым тугим жаром в нее, заполняя до предела. Некоторое время стены комнаты покачивались в такт восхитительным движениям ангела, потом стали истончаться, потом исчезли вовсе…

Маша и бронзовокрылое существо, слившись воедино, поднимались все выше и выше в голубое небо и потом падали вниз. Но крылья за Машиной спиной распрямлялись и, замедляя падение у самой земли, плавно возносили ее снова к слепящему солнцу…

— Еще, еще… — шептала Маша своему мучителю, но тот вдруг исчез, оставив в небе белый прерывистый след. Маша медленно выплыла из сновидений, приоткрыла глаза и увидела… Павла. Он стоял перед ней на коленях.

— Я не могу уснуть… — хрипло произнес он, ничуть не смущаясь своих торчащих трусов.

— О-о! — тягуче простонала Маша, ощущая вспышки страсти отлетевшего ангела в своем теле и ошеломленно разводя бедра перед горячей реальностью живого оголодавшего мужа… Павел был не ангел, но страсть, с которой он слился с ней, была куда более ощутимой. Восхитительный жар опять вознес ее до небес, как будто ее ночная фантазия продолжалась с удвоенной силой. То ли Павел особенно страстно обнимал ее в полуреальности, то ли ангел, повесивший крылья на гвоздик, мучил ее изысканными ласками.

— О-о-ох… — задыхалась она от падения с высоты.

— А-а-а-хх… — судорожно вздыхала, взмывая ввысь. Она смеялась грудным смехом, запрокинув голову, глядя Павлу прямо в сумасшедшие глаза…

Потом они пили чай на кухне, прислушиваясь к звукам ночного дома, тихому гудению лифта и шелесту шин редких автомобилей на проспекте. Павел посматривал на Машу, поблескивая искорками в глазах, готовыми в любой момент вспыхнуть пламенем. Маша смотрела на него и прятала две большие яркие звездочки в пушистых ресницах. Так они несколько раз покидали спальню и возвращались туда вновь, чтобы снова прервать жгучие муки неотложными делами — съесть маленький кусочек торта или снять показания электрического счетчика, потому что конец месяца был уже на носу, равно как и конец года. Года, который подарил им несметные сокровища…

Наступающий рассвет застал их совершенно счастливыми. Маша стала узнавать каждый кустик, падая с высоты в объятиях ангела, и вновь взлетала к небесам в объятиях реального мужчины. Мужчина вновь и вновь разгорался пламенным огнем, прижимая к себе такую родную и совсем незнакомую ему женщину…