Жизнь и творчество Томаса Мора

Через два дня после беседы с Ричем Мор был вызван в королевскую комиссию, где ему были вновь предложены вопросы, касавшиеся титула короля как верховного главы церкви, а также брака короля с королевой Анной. Ни на один из поставленных вопросов Мор не ответил.

Такова предыстория суда над Томасом Мором.

Когда Мор прибыл в Вестминстер и вошел в зал, где заседала судебная комиссия, все, кто давно не видел его, были поражены его переменой за долгие месяцы пребывания в Тауэре. Он выглядел больным и изможденным стариком. Подсудимый был физически настолько слаб, что ему был принесен стул и было разрешено сидя выслушать обвинительный акт, который зачитал лорд-канцлер Томас Одли. После чтения обвинительного акта канцлер Одли предложил Мору прощение короля, если он "отречется и изменит свое упрямое и своевольное мнение". Но Мор не принял этого предложения.

Отвечая на выдвинутые против него обвинения, Мор в первую очередь коснулся вопроса, который хотя и не упоминался в обвинительном акте, но, по его мнению, как, впрочем, и по мнению членов суда, был одним из коренных вопросов обвинения. Это был вопрос о браке короля с Анной Болейн. Мор заявил, что он "никогда с преступным намерением ничего не говорил против последнего брака короля". Все, что им когда-либо было сказано об этом деле, говорилось не иначе, как согласно своему "разумению, мнению и совести". И за эту свою ошибку, сказал Мор, я уже заплатил свободой: пожизненным заключением и лишением имущества. Что же касается "моего упорства и молчания, - продолжал Мор, - то ни ваш закон и никакой закон в мире не способен справедливо и честно наказывать меня, если вы ни словом, ни фактом не можете при этом подкрепить выдвинутое против меня обвинение". В этих словах Мора была аргументация юриста. Мор обращал внимание суда на то, что если из настоящего обвинительного акта удалить эпитеты ("злонамеренно, изменнически, дьявольски"), якобы доказывающие его виновность, то станет вполне очевидным отсутствие каких бы то ни было оснований для наказания.

Тогда для доказательства виновности Мора в государственной измене суд обратился к показаниям Ричарда Рича. Вызванный в качестве свидетеля, Рич пытался помочь обвинению. Его показания вызвали гнев Мора. Отвергая свидетельство Рича, Мор без обиняков заявил суду, что это - показания лжеца, недостойного доверия. Эта гневная отповедь Мора поставила Рича в весьма затруднительное положение.

Несмотря на отсутствие бесспорных улик против обвиняемого, суд утвердил обвинительный акт. Мор был признан, виновным в государственной измене. Канцлер Одли уже начал читать приговор, когда Мор прервал его репликой, смутившей канцлера. "Мой лорд, - сказал Мор, - когда я имел дело с законом, в подобном деле перед приговором обычно должны были спрашивать обвиняемого: что он может сказать в свое оправдание?" Убедившись в том, что приговор уже предрешен и далее бесполезно скрывать свои убеждения, Мор решил откровенно высказаться по поводу предъявленного ему обвинения в измене. Он прямо заявил суду, что, с его точки зрения, все обвинение против него и приговор основаны "на акте парламента, противоречащем законам бога и его святой церкви, верховное управление которой не может взять на себя никакой светский государь, поскольку оно по праву принадлежит римскому престолу" {W. Roper. Op. cit., p. 92, 93. Ср.: "The Correspondence", p. 506.}. Свой отказ от присяги королю в качестве главы церкви Мор рассматривал как дело своей личной совести и в этом смысле как свое частное дело. По существу, это был протест против вторжения власти короля и парламента в область свободы личной воли.

Суд признал Мора виновным в государственной измене, и ему был вынесен смертный приговор. Однако, прежде чем увести осужденного, Мору в последний раз было предложено милостивое прощение, обещанное королем в случае его раскаяния. На это Мор ответил, что ему нечего добавить к тому, что он уже сказал {W. Roper. Op. cit., p. 94-96; N. Harpsfield. The Life and Death of Sir Thomas More. Oxford, 1963, p. 259-264.}. Приговор гласил: "Вернуть его при содействии констебля Уильяма Кингстона в Тауэр, оттуда влачить по земле через все лондонское Сити в Тайберн, там повесить его так, чтобы он замучился до полусмерти, снять с петли, пока он еще не умер, отрезать половые органы, вспороть живот, вырвать и сжечь внутренности. Затем четвертовать его и прибить по одной четверти тела над четырьмя воротами Сити, а голову выставить на лондонском мосту" {T. B. Hawell. State Trials, v. I, 1816, p. 392; T. Stapleton. Op. cit., p. 176.}.

На пути из Вестминстера в Тауэр произошла последняя встреча Мора с его близкими. Это было тяжелое прощание, дети понимали, что видят отца в последний раз. На глазах у вооруженных алебардами стражников Маргарита бросилась к отцу и обхватила его за шею, целуя в последний раз.

Казнь состоялась через четыре дня после суда. Перед казнью Мор написал последнее письмо дочери. Оно было явно написано в спешке. В нем Мор прощался с семьей, с любовью вспоминал последнее свидание с близкими после суда по дороге из Вестминстера в Тауэр, утешал дочь, как только мог, и сообщал о своей готовности и желании "идти к богу".

Рано утром 6 июля 1535 г. в Тауэр прибыл друг Мора - Томас Поп, служивший в канцлерском суде {Впоследствии Томас Поп основал на свои средства "Тринити колледж" в Оксфордском университете.}. Он сообщил Мору о том, что тот должен быть казнен в 9 часов и что король заменил ему мучительную смерть отсечением головы {Согласно версии, которую приводит в своем сочинении о жизни Мора Т. Стэплтон, узнав о королевской милости, Мор не без горького юмора воскликнул: "Избави боже всех моих друзей от такого королевского милосердия!" (Т. S. Stapleton. Op. cit., p. 177). Профессор Рейнольде считает, что "милость" короля скорее всего объяснялась стремлением избежать нежелательных демонстраций с выражением сочувствия "изменнику" во время шествия через весь город, из Тауэра в Таибери, в то время как казнь топором совершалась обычно около Тауэра (E. Е. Reynolds. The Field is Won, p. 376).}. Мор спокойно выслушал сообщение и поблагодарил короля за его "милость".

В самом раннем отчете о казни Мора мы читаем: "В среду (в действительности это был вторник. - И. О.) он был обезглавлен на большой площади против Тауэра и сказал перед казнью немного: чтобы народ здесь молил бы за него бога, и он будет молиться за них. Потом он ободрял и увещевал их и горячо просил молить бога за короля, чтобы бог дал ему хорошего советника, объявив, что он умирает добрым слугой короля, но прежде всего бога" {Самый ранний и очень краткий отчет о суде и казни Мора содержится в анонимной рукописи XVI в. на французском языке - так называемом листке "Парижских новостей", составленном вскоре по следам событий. Рукопись хранится ныне в "Национальной библиотеке в Париже, текст ее опубликован в книге: N. Harpsfield, The Life and Death of Sir Thomas Moore, p. 258-266.}.

Следующий по времени отчет о казни Мора сообщает Хроника Эдуарда Холла, впервые опубликованная в 1542 г. Холл является достаточно авторитетным свидетелем. В 1535 г. он был помощником шерифа в лондонском Сити и, возможно, даже присутствовал при казни Мора. Следует добавить, что Холл был горячим сторонником политики Генриха VIII и не мог сочувствовать позиции Мора и Фишера в отношении церковной политики короля. Вот как сообщает Холл о казни Мора:

"Также в 6-й день июля был обезглавлен сэр Томас Мор за такую же измену, о которой было рассказано выше (перед этим Холл описывал казнь Джона Фишера. - И. О.) и которая состояла в отрицании верховенства королевского величества". Оценивая позицию Мора, Холл пишет: "Этот человек также считался ученым, и, как вы раньше слышали, он был лордом-канцлером Англии и в то время большим гонителем тех, кто питал отвращение к верховенству епископа Рима (т.е. папы. - И. О.), которого сам он так высоко почитал, что упорствовал в этом до тех пор, пока не был приведен на эшафот на Тауэр хилл, где на плахе ему была отрублена голова... Я не могу решить - называть ли мне его глупым мудрецом или мудрым глупцом, так как несомненно он, помимо своей учености, имел большой ум, но к его уму примешивалось столько издевки и насмешки, что тем, кто его хорошо знал, казалось - его совсем не заботит, что о нем скажут... Так, по прибытии его в Тауэр один из служащих потребовал верхнюю одежду Мора в качестве своего вознаграждения. Мор ответил, что тот получит ее, и снял при этом свой колпак, говоря, что это самая верхняя одежда, какую он имеет. Подобным образом, даже идя на смерть, когда у ворот Тауэра некая бедная женщина обратилась к нему с какой-то претензией по поводу своих дел, не получивших решения в дни его канцлерства, Мор ей ответил: "Добрая женщина, потерпи немного, король так милостив ко мне, что ровно через полчаса освободит меня от всех моих дел и поможет тебе сам"" {Ei. Hall. Op. cit., v. II, p. 265-266.}. Далее, вспоминая последние слова Мора, сказанные им палачу, Холл заканчивает свой рассказ: "С насмешкой он окончил свою жизнь".

Таков отчет хрониста, не сочувствовавшего политическим убеждениям Мора. Сведения, сообщаемые Хроникой Холла, дополняют биографии Мора, написанные в XVI в. его единомышленниками Ропером, Гарпсфильдом и Степлтоном. Все эти источники свидетельствуют о большой силе духа и стойкости Мора, не покидавших его до конца. Даже в последние предсмертные минуты он не утратил способности шутить. Подойдя к наспех сколоченному эшафоту, он попросил одного из тюремщиков: "Пожалуйста, помогите мне взойти, а сойти вниз я постараюсь как-нибудь и сам". Мору запретили перед смертью обратиться к народу, по-видимому, король опасался, что все поймут чудовищную несправедливость убийства. Последние слова Мор сказал палачу: "Шея у меня коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться". И уже в самую последнюю минуту, став на колени и положив голову на плаху, добавил: "Погоди немного, дай мне убрать бороду, ведь она никогда не совершала никакой измены".

Так 6 июля 1535 г. погиб великий сын Англии - Томас Мор, ставший жертвой тюдоровского абсолютизма.

Известие о смерти друга Эразм получил более чем через месяц после казни. Он был стар, тяжко болен и одинок. Как о большом горе писал он о случившемся одному из своих корреспондентов: "Я почувствовал, как будто бы вместе с Мором умер я сам, - так тесно связаны были наши две души".

Трагическая судьба Мора похоронила гуманистические иллюзии, веру в просвещенного монарха, окруженного добрыми советниками. А ведь не кто иной, как Эразм в июле 1519 г. с пафосом восклицал: "Счастливы были бы государства, если бы правители ставили во главе их должностных лиц, подобных Мору!" {"Opus epistolarum Des. Erasmi Roterodami", v. IV, p. 20.}