Жизнь и творчество В.В.Крестовского

V

Но вот окончилась война, и появился договор 19 февраля 1878 года, можно было вернуться в давно покинутую Россию. Переживая поочередно все чувства тоски по родине и радость возвращения и встречи с родными и близкими, Крестовский мог, наконец, вернувшись в Петербург, подумать о давно забытой им беллетристике.

Закованная в рамки походной и боевой деятельности фантазия художника не только не иссякла, но получила как бы избыток сил, с которыми и вырвалась при первой возможности наружу. Действительно, вскоре по возвращении из кампании, а именно в конце 1879 года, у Всеволода Владимировича зародилась идея большого романа-трилогии.

В предисловии к одному из своих, романов, желая установить для читателя ту точку зрения, с которой должно смотреть на него, В.В. Крестовский категорически заявляет: «Я никак не исключаю мою хронику из числа произведений тенденциозных, напротив, она имеет самую определенную тенденцию». Роману-трилогии «Тьма Египетская», «Тамара Бендавид» и «Торжество Ваала», увы, пришлось разделить судьбу тенденциозных произведений. Напечатать роман полностью в «Русском вестнике» стало возможным лишь после ухода М.Н. Каткова, когда редактором его стал Ф.Н. Берг. М.Н. Катков был очень встревожен основной мыслью романа о падении христианства в России. «По его (Каткова) словам у тебя выводится крещеная еврейка, которая, переходя из высших слоев общества в самые низменные, нигде не находит христианства в истинном смысле; так что выходит, что ей незачем было и креститься; а между тем еврейство оказывается на крепких устоях и все забирает силу…Дело в том, что массы и, в особенности, интеллигенция едва ли когда особенно выделялись над уровнем пассивного соблюдения христианства. Усилия просветительской деятельности представителей церкви и светских гуманистов заключались всегда в том, чтобы направлять в сторону пробуждения массы из их летаргии в этом отношении. Если же мы, вместо колеблющихся, особенно в наше время, представим им картину такого отчаянно безвыходного положения, то не будет ли это последним и может быть самым энергическим толчком в направлении наклонной плоскости?» — писал В.Н. Клюшников Крестовскому, излагая точку зрения редактора «Русского вестника» на замысел автора.

В течение двух лет до появления первых глав романа на страницах «Русского вестника» Крестовский, ревностно изучая древнееврейский язык, завел обширное знакомство с раввинами и знатоками Талмуда и других древнееврейских книг, с которыми вместе их перечитывал и делал нужные пометки. «Я считал необходимым подковаться, так сказать, на четыре ноги, ибо знаю, что первое возражение, которое может быть сделано мне из еврейско-публицистического лагеря, почти наверно будет заключаться в якобы незнании предмета. Но, благодаря примечаниям, ссылкам на источники и выдержкам из оных — надеюсь, легким порицателям придется прикусить язычок, и, таким образом, на этой дорожке им не удастся передернуть карты и подорвать кредит достоверности и точности излагаемого мною», — объяснял Крестовский значение первых глав романа и название романа «Тьма Египетская», как наиболее соответствующее нравственному состоянию русского общества, в письме Н.А. Любимову.

Безусловно, все романы Крестовского проникнуты недвусмысленными и строго определенными тенденциями, не вредящими достоинству его произведений, а скорее украшающими их, придающими им смысл и значение при полной свободе выбора сюжета, к тому же автор обладает замечательным, сильным, чисто художественным талантом. Критика подобных произведений обычно превращается в спор о достоинствах тенденций, об их истинности или ложности, а так как нет такого критика, которому бы автор угодил своими воззрениями, то разбор такого произведения превращается в наставление автору, в указание, как он должен мыслить, приступая к своему сочинению. Крестовский изображает жизнь без намеренного подбора явлений для доказательства своих воззрений, и она предстает перед читателем характерной смесью добра и зла, каковая и есть в действительности. В истинном, правдивом изображении ее отчетливо выражается та или иная мысль, но это уже не «тенденция», а идея, не мысль, навязываемая читателю, а действительное значение изображаемых явлений.

В последней трилогии В.В. Крестовского была проведена одна яркая идея — показать силу еврейства в русской жизни и бессилие беспочвенной интеллигенции, не способной противопоставить иноплеменному напору ни определенных убеждений, ни твердого противодействия в силу всегдашней халатности, безалаберности и добродушия.

Трилогия в действительности представляет собой талантливо написанную картину еврейства в его внутреннем смысле и в отношениях к окружающему его народу.