Жизнь Леонардо. Часть третья.(с иллюстрациями)

Священник Алессандро

О событиях во Флоренции и делах семейных Леонардо рассказал каноник Алессандро Амадори, брат покойной Альбиеры.

Приехав во Флоренцию, Леонардо первым делом записал: «Выяснить, жив ли священник Алессандро Амадори».

Он узнал, что Амадори жив, обосновался во Фьезоле, и отправился его навестить.

— Флоренция не изменилась и никогда не изменится,— сказал каноник, беседуя с Леонардо.— Когда ты уехал, мы воевали. Ты вернулся почти двадцать лет спустя, и мы снова воюем. Флорентийцы изгнали из города семейство Медичи, потому что хотели свободы. Теперь они обрели свободу и хотят призвать Медичи. Возникли новые партии сторонников Медичи — паллески, и противников— пьяньони, врагов Савонаролы — аррабиати, и его сторонников — биджи. Но люди остались прежними: биджи боялись перемен, а аррабиати, захватив власть, сожгли Савонаролу на площади.

Леонардо слушал каноника и грустно улыбался: история повторялась, и Милан ничем не отличался от Флоренции. «Чернь», которая приветствовала французов, вновь открыла ворота города герцогу Моро.

Алессандро рассказал Леонардо о всех событиях, которые произошли во Флоренции со времени смерти Лоренцо Великолепного. Его сын Пьеро сразу показал себя человеком тщеславным и пустым, а гневные проповеди Савонаролы окончательно раскололи город на два лагеря.

— Поверь мне, Савонарола был святым человеком, но он ошибался, ибо не понимал Флоренции и флорентийцев. Все обвинения против него были ложными, но папа хотел его смерти, и Савонаролу сожгли. Его подлинная вина была в другом — он пытался остановить ход истории, вернуть всех в Средневековье. Но на суде он держался мужественно, умер, как мученик за веру, простил всех и сам просил прощения у всех.

Городом, как ты, верно, уже знаешь, и сейчас правят Главный Совет и Малый Совет Восьмидесяти, как было при Савонароле. Это он велел перестроить Большую залу для заседаний Совета; это он бросил вызов Карлу VIII, когда тот вступил во Флоренцию; это он, когда Медичи изгнали из города, сдержал флорентийцев, жаждавших мести.

Жаль, что ты не слышал его проповедей. Он не был блестящим оратором. Но каждое утро послушать его приходило до пятнадцати тысяч флорентийцев.

— Всеобщее самовнушение,— сказал Леонардо.

— Возможно, но его слова мгновенно проникали в сердца людей: все каялись в своих грехах и обещали стать лучше, добрее.

— И так подобрели, что даже пальцем не пошевелили, когда его сжигали.

— Это тоже верно,— со вздохом согласился каноник. И, переменив тему разговора, спросил, как поживает сер Пьеро.

— С отцом я виделся, он жив, здоров. Правда, забот у него хватает — столько детей надо прокормить! Он мне сказал, что у дяди Франческо в старости появились свои причуды: он хочет летать по воздуху и все время следит за полетом птиц.

В родном селении Винчи Леонардо еще не был. Вернувшись во Флоренцию, он тут же отыскал отца. Маргерита умерла, и отец женился в четвертый раз, на Лукреции Гульельмо Кортиджани, которая была моложе его на тридцать пять лет. Новая жена с завидным постоянством рожала ему одного ребенка за другим.

Первое, о чем спросил у сына при встрече сер Пьеро, было:

— Ну, что теперь собираешься делать?

— Не знаю. Хотел бы написать картину.

— У тебя есть что-нибудь на примете?

— Определенного ничего нет. Я бы хотел написать запрестольный образ, который братья-сервиты заказали Филиппино Липпи. Он не знает, какую тему выбрать, и, возможно, уступил бы заказ мне.

— Понял. Поговорю с настоятелем.

Он остался верным себе, практичный сер Пьеро. В доме у него полно детей, пятеро — только от Лукреции, и это молодит его. Во Флоренции он один из самых влиятельных граждан: с 1484 года — прокуратор Синьории и нотариус наиболее богатых флорентийских семейств.

«Когда будете выпекать Отменных прокураторов, Не забудьте прихватить Сера Пьеро да Винчи...» — пел автор стихов поэт Бернардо Камби.

— О, твой отец крепок как дуб! — воскликнул Алессандро.

Леонардо улыбнулся. Он представил себе отца, всегда довольного всем: своей профессией, своими домами и землей в Винчи, своими клиентами, своим богатством, накопленным неустанным трудом. Сам же Леонардо до сих пор ищет ответа на вопрос о сущности бытия. Он словно пилигрим, бродящий по дорогам своей души и вернувшийся во Флоренцию много лет спустя, чтобы отыскать себя самого.

Но что предлагала ему Флоренция? Скептическое, ленивое любопытство ее художников, недоверие купцов, равнодушие правителей.

И еще, как и прежде, вражду фракций. Вместо сторонников и противников Медичи и Пацци пришли биджи — сторонники сожженного Савонаролы, и аррабиати—сторонники возвращения Медичи.

Когда Леонардо вернулся из Фьезоле в город, его ждал настоятель монастыря Аннунциаты, чтобы поговорить об образе для главного алтаря. Он хотел знать, что намерен написать Леонардо, дабы рассказать об этом братьям-сервитам.

Леонардо неосторожно пообещал показать ему готовый картон.