Жизнь океанских глубин

Личное оружие

Океан — это водное пространство толщиною до 11 километров, погруженное в кромешный мрак, населенное вечно голодными, кровожадными и безжалостными существами. Совершенно очевидно, что для хищников, обладающих специализированными рецепторами, помогающими ориентироваться в подводном царстве, отсутствие света не помеха. Темнота не может обеспечить неприкосновенности слабым, особенно если они медлительны или совсем не способны передвигаться в пространстве.

Еще труднее спасаться от врагов в верхнем пронизанном солнечными лучами слое воды. Здесь глаза должны серьезно облегчить хищникам поиски добычи. Что могут противопоставить небольшие животные зубам, клешням и роговым клювам? Каким оружием нужно владеть, чтобы не бояться мурен и акул, мрачных крабов и стремительных кальмаров? Казалось бы, слабые создания обречены, а они тем не менее существуют и даже весьма многочисленны. Процветают и самые примитивные безмозглые существа, которых и животными назвать трудно, к тому же ведущие малоподвижный образ жизни.

Способов самообороны несметное множество. На страницах этой книги я не смогу рассказать даже о самых главных. Познакомимся хотя бы с несколькими способами избежать личных контактов с врагами и с некоторыми видами личного оружия. Оказывается, активная самооборона, вооруженный нейтралитет и полное разоружение могут быть одинаково действенными и обеспечить достаточно безопасное существование.

Шапка-невидимка! Стоит ее надеть на голову, в крайнем случае повернуть задом наперед, и ты исчез. Счастливая мысль примерить головной убор своего похитителя, оказавшийся шапкой-невидимкой, позволил пушкинской Людмиле долго морочить голову коварному Черномору. Совершенно очевидно, что Пушкин позаимствовал сюжет из русских народных сказок. Впрочем, в фольклоре народов любого региона нашей планеты можно встретиться с чем-то похожим. Ведь шапка-невидимка реальность, а не плод воображения древних народов. Еще в тот период развития человечества, когда собирательство и охота были для людей единственными источниками существования, охотники замечали, как преследуемая ими дичь, замирая, мгновенно исчезает из поля зрения, да и сами умели маскироваться, становясь для животных невидимыми.

Самый простой способ стать незаметным — приобрести покровительственную окраску. В этом отношении морские животные ничем не отличаются от наземных. Жители вечнозеленых тропических лесов чаще всего окрашены в зеленые тона. Такую же окраску имеют подданные Посейдона, обитающие в зарослях зеленых водорослей, а у обитателей пустынь и песчаного дна преобладают серо-желтые и коричневые тона, в полном соответствии с господствующими там красками.

Чтобы надежно замаскироваться, фактура одежды, то есть пятна и узоры на поверхности тела, по форме, размеру и окраске должны соответствовать преобладающим рисункам окружающей среды. Тогда эффект маскировки бывает достаточно полным, конечно, если он сочетается с адекватным поведением, а для этого животное должно обладать высокоразвитым цветным зрением, уметь находить маскирующий фон, иметь возможность вовремя заметить опасность и тотчас замереть, прекратив любую деятельность, способную привлечь внимание хищника.

Особый вид камуфляжа — мгновенная смена окраски. В царстве Посейдона такими способностями обладают многие животные. Это морские звезды и голотурии, ракообразные и, конечно, рыбы, но особенно талантливые цветотехники — высшие моллюски: осьминоги, каракатицы, кальмары. Осьминог по широте используемой цветовой гаммы может легко перещеголять прославленных хамелеонов. Головоногие моллюски за считанные секунды способны «примерить» несколько костюмов, сменив белый наряд на черный и перепробовав все остальные мыслимые цвета и оттенки, да еще украсить свою одежду рисунком.

Рыбы тоже умеют быстро переодеваться. Пока рыбы-хирурги плавают у дна, они окрашены в черный цвет и хорошо сливаются с фоном, но стоит рыбе всплыть на 8–10 метров, как она сменяет свой мрачный наряд на бледную голубовато-серую окраску и опять становится незаметной. Аналогично ведут себя любители каменистых нагромождений и рифов тропические рыбы талассомы. Пока они плавают вдоль скал или у покрытого песком и галькой дна, на них желтые одежды, но стоит рыбам подняться в толщу воды, как они тотчас облачаются в голубовато-синюю униформу.

Часто рыбы, отправляясь на прогулку, надевают однотонную или продольнополосатую одежду, а останавливаясь на отдых в зарослях растений, меняют ее на поперечнополосатую. Продольные полосы позволяют делать незаметным само движение, поперечные расчленяют контуры тела, делая рыбу невидимой на пестром фоне.

Среди мастеров камуфляжа стоит вспомнить еще раз камбал. Они умеют менять общий тон окраски своего тела и создавать на коже узор из пятен, пятнышек и крапинок, имитирующий рисунок участка дна, который выбран для отдыха. Пятна и крапинки предсуществуют на рыбьей коже, но их окраска зависит от окружающей обстановки. Благодаря отличному зрению лиманды, летний паралихт, песчаные и другие камбалы способны воспроизвести тончайшие оттенки фона.

Камбалу, лежащую на дне, заметить практически невозможно, так как рыба распластывается на грунте, а значит, и не отбрасывает тени, которая могла бы ее выдать. Кроме того, умащиваясь на лежке, она сильно взмучивает воду. Песчинки и мелкие камешки, поднятые движением воды, оседают на коже рыбы, придавая ей рельефность и внося лепту в создание рисунка и в окраску.

Здесь не место подробно писать о механизмах смены окраски. О них неоднократно сообщалось. Окраска создается с помощью специальных клеток, содержащих красители. Пигментные клетки располагаются слоями. Обычно их не больше трех. В каждом слое находятся клетки, содержащие пигмент лишь какого-то одного цвета. Под ним нередко находится отражающий слой, который может иметь собственный цвет.

Изменение окраски происходит за счет перемещения пигментов внутри клеток. У подавляющего большинства животных пигментные клетки имеют вид сложноветвящегося растения вроде перекати-поля. Находящийся в них пигмент либо собран в компактный шарик в центре клетки, и тогда он практически не влияет на окраску животного, либо равномерно распределен по всем отросткам, и тогда животное окрашивается в соответствующий цвет.

В пигментных клетках раков, в отличие от позвоночных, находится два или большее число красителей. Обычно используются белый, красный и желтый. Каждый пигмент собран в самостоятельный комочек и пользуется только «своими», специально ему предназначенными отростками. Иногда палитра рака включает черную, коричневую и синюю окраску, благодаря чему животные способны воспроизвести практически любые оттенки фона.

Поводов для смены окраски сколько угодно. Главный — изменение обстановки. Планктонные бокоплавы гиперииды — хищники с наклонностями паразитов. Напав на медузу или гребневика и отобедав, они не спешат покинуть место трапезы. Когда рачок устраивается на полупрозрачном теле медузы, он бледнеет, чтобы ничем не выделяться, а покидая ее — темнеет. Многие ракообразные меняют свою окраску по специальному расписанию, бледнея днем и темнея к ночи. Прибрежным ракам приходится усложнять график смены одежды, включая в него время наступления приливов и отливов. Эмоции — тоже веский повод, чтобы переоблачиться.

Пигментные клетки головоногих моллюсков имеют оригинальное устройство. Никаких отростков у них нет. Это самые обычные шарообразные клетки. Пигмент не разбросан в их протоплазме как попало, а собран во внутриклеточном мешочке, «сшитом» из чрезвычайно эластичного материала. От тела клетки отходит 6–20 мышечных волокон, расположенных в одной плоскости, параллельно поверхности кожи.

В обычном состоянии эластичные стенки пигментного мешочка стягивают красящее вещество в маленькую компактную крупинку, и пигмент не оказывает влияния на окраску животного. Когда возникает потребность переодеться, мышечные волокна напрягаются, общими усилиями растягивая клетку в большой блин, и окраска животного меняется. Эта процедура занимает всего 3–4 секунды. Вот почему головоногие сумели стать рекордсменами по скорости смены одежды. Когда приходит пора вернуться к первоначальной окраске, мышечные волокна расслабляются, эластичные стенки мешочка сами собой сжимаются, и он вновь приобретает шаровидную форму и обычный размер. Головоногие моллюски виртуозно овладеют и цветом и рисунком, создавая на своей коже россыпи пятен, полосы или более сложные узоры.

Переодевание спасает животных от вредного воздействия ультрафиолетовых лучей. Это главная причина яркой окраски морских ежей. У крабов, обитающих в прибрежных районах, при ярком освещении в рабочем состоянии находятся пигментные клетки, содержащие белый пигмент, отражающий ультрафиолетовые лучи, и черный краситель, хорошо их поглощающий.

Цветовые эффекты используются для привлечения дичи. Голодная каракатица выбирает местечко, охотно посещаемое дичью, укладывается поудобнее, замирает и терпеливо ждет, когда добыча приблизится на расстояние уверенного броска. Если дичь обходит ее стороной, прибегает к светоэффектам. По телу затаившегося хищника начинают гулять радуги. Подводные ротозеи не заставляют себя ждать. Им интересно поглазеть на цветное чудо. Охотнику остается лишь выбрать жертву и отправить ее в рот.

В царстве Посейдона немало всевозможных мошенников, использующих имитацию, чтобы обманывать простачков. Вот два весьма характерных примера. В тропических морях рядом с губанчиками, выполняющими роль чистильщиков, освобождающих рыб от внешних паразитов, обитают морские собачки аспидонты, копирующие их и размерами, и формой тела, и окраской, и даже «походкой». Чистильщики «склевывают» экзопаразитов с кожи «клиентов», а те рады избавиться от мучителей и охотно подпускают их к себе. Аспидонты, пользуясь сходством с губанчиками, беспрепятственно подплывают к крупной рыбе и вцепляются в ее плавник, стараясь откусить кусочек кожи побольше. Рыбья кожа — основная пища аспидонтов!

Второй пример — двуполосый губан. Это тоже чистильщик. Его внешний вид и манеры имитирует небольшая хищная рыбка — морская собачка хемиэмблемария, питающаяся мелкими ракообразными и рыбьей мелюзгой. Губаны на свободно живущую дичь никогда не нападают, и мелкие обитатели рифов их не боятся. Коварные собачки умело пользуются тем, что от них никто не шарахается. Благодаря беспечности обитателей океана обед им всегда обеспечен.

Полная неподвижность дает эффект шапки-невидимки даже в пустом пространстве. Ее эффект усиливается прозрачностью тела, что особенно надежно маскирует животных на ярком свету. Прозрачность не позволяет увидеть контуры тела, но не мешает рассматривать то, что находится позади. Именно задний фон привлечет внимание любого животного, заставит сосредоточиться именно на нем, что помешает увидеть прозрачную преграду. Прозрачные животные не отбрасывают тени, которая в солнечный полдень демаскирует любое существо, решившее зависнуть у поверхности воды.

У достаточно крупных представителей отряда крылоногих моллюсков прозрачно не только тело, но и раковина. Большие скопления в планктоне порою создают прозрачные киленогие моллюски. Небольшие улитки филлирое внешне напоминают рыбок. Правда, заметить сходство нелегко, так как улитки абсолютно прозрачны. Сквозь их тела можно рассматривать любую планктонную мелюзгу со всеми их усиками и лапками. Очень много прозрачных ракообразных. У планктонных эвфаузиид хитиновые оболочки не имеют пигмента и поэтому прозрачны.

Некоторые моллюски вместо шапки-невидимки используют темное «покрывало». Аплизии, подвергшиеся нападению, выбрасывают струю светло-фиолетовой жидкости. Нередко это спасает от врага. Возможно, фиолетовое облако действительно маскирует морского зайца, а может быть, просто пугает нападающего.

Особенно умело дымовой завесой пользуются головоногие моллюски. Темную жидкость, предназначенную для маскировки, вырабатывает специальная железа — чернильный мешок. Он разделен перегородкой на две части. Нижняя половина заполнена секреторными клетками. На дне мешка они молоденькие, а потому еще светлые. Остальные заполнены черными зернами. Клетки, отодвинутые ближе к перегородке, уже старые и ветхие. При их разрушении зерна растворяются в соках железы, и чернила поступают на хранение в верхнюю часть, выполняющую роль мешочка. Цвет у «чернил» бывает от коричневого у кальмаров и сине-черного у каракатиц, до густо-черного у осьминогов. Разбавленные чернила каракатиц имеют коричневый цвет. Из них раньше вырабатывали отличную коричневую краску — сепию.

Выводной канал мешка открывается в полость мантии в районе воронки. Чернила не должны разливаться по мантийной полости, так как они ядовиты даже для самих изготовителей.

Головоногие моллюски рождаются с вполне работоспособной железой и с запасом чернил, так что могут тотчас воспользоваться этим приспособлением. В соответствии с оборонительной тактикой подвергшийся нападению моллюск густо темнеет. Если такого предупреждения окажется недостаточно, он выбрасывает струю чернил, чем обычно вызывает некоторое замешательство нападающего, одновременно сильно светлеет и, воспользовавшись благоприятным моментом, старается скрыться.

Выброшенные водометом чернила не расплываются, а повисают огромной каплей, несколько напоминающей своего создателя. Если ее не потревожить, капля может сохраняться чуть ли не четверть часа. Однако чаще хищник, обманутый сходством, хватает чернильную подделку. Это вызывает эффект разорвавшейся бомбы: капля тотчас расплывается огромным темным облаком. Теперь преследовать моллюска уже нет никакой возможности. В расплывшемся чернильном облаке темно, а кроме того, краска вызывает паралич обоняния.

Чернила выбрасываются в сильно концентрированном виде. Запасов хватает на 5–6 дымовых завес, что позволяет отбиться от целой бригады хищников. У некоторых каракатиц и кальмаров вблизи чернильного мешка находится резервуар со светящимися бактериями. Выбрасывая струю чернил, моллюск добавляет в нее порцию бактерий, тогда чернильная капля, а затем и дымовая завеса становятся светящимися.

С помощью светящейся жидкости отбивается от врагов крохотная каракатица двурогая сепиола. Гетеротевтис, живущий в Северной Атлантике и прилегающих морях на глубинах 500–1000 метров, имеет вместительный резервуар, где находятся его помощники — крохотные осветители. Благодаря внушительным запасам светящейся жидкости, кальмар с помощью «огнемета» устраивает настоящий фейерверк, действующий на врагов безотказно. Огнеметами обзавелись главным образом жители океанских глубин. Здесь имеет смысл использовать световые эффекты. В условиях кромешного мрака обычная дымовая завеса не поможет.

Подданные Посейдона сумели изобрести самые удивительные способы, чтобы стать незаметными. Среди них славой самых сообразительных пользуются раки и крабы. Несомненно, они великие обманщики. Недаром ожерелье богини плодородия Артемиды Эфесской, чей изумительный храм был так варварски уничтожен Геростратом, включало изображение краба как символ хитрости. Ракообразные изобрели массу способов, чтобы облапошить врагов. Просто диву даешься их неистощимым выдумкам.

Самые талантливые обманщики вышли из среды крабов-пауков. Живут эти десятиногие существа в теплых южных морях. Попадающиеся среди них простачки обитают на голом илистом или песчаном дне и поневоле отдают свою жизнь на волю слепого случая. Более смышленые предпочитают жить в зарослях подводных растений, среди россыпей камней и на коралловых рифах. Эти башковитые крабы пользуются удивительными способами маскировки. Скинув во время линьки свои старые, ставшие тесными доспехи и дождавшись, когда новый панцирь достаточно затвердеет, они начинают возводить декорации. Для этого годятся и водоросли, и различные примитивные морские животные: мшанки, актинии и губки. Оторвав кусочек гидроидного полипа, декоратор-самоучка обкусывает и подравнивает оторванную часть, затем смачивает ее специальным клеем, вырабатываемым ногочелюстями, и высаживает, как на клумбу, себе на спину. Чтобы декорации хорошо держались, на панцире имеются специальные приспособления — многочисленные крючкообразные щетинки, расположенные правильными параллельными рядами или собранные в пучки. Хотя краб не может толком видеть, что творится у него на спине, но чувствительные щетинки панциря информируют его о расположении декорации.

Краб-декоратор усиленно трудится, пока его тело полностью не скроется под сенью удивительного сада из водных растений и животных. Днем хитрец лежит неподвижно, подобрав под себя лапки, среди таких же зарослей, и увидеть его невозможно, а с наступлением темноты отправляется на поиски пищи. Далеко не все виды крабов маскируются одинаково тщательно. Некоторые производят посадки только на передней части тела, а иные и вовсе работой себя не утруждают, уверенные, что в конце концов что-нибудь само зацепится за многочисленные крючочки, а что-нибудь непременно вырастет само по себе. И действительно вырастает. Опытные умельцы-декораторы, возмужав и набравшись силенок, тоже перестают заниматься камуфляжем, больше полагаясь на силу своих клешней, чем на хитроумные уловки. Но это не значит, что у них ослабла смекалка. Если приспичит, любой из них продемонстрирует, какой он хитрюга.

Уменье маскироваться широко распространено среди высших ракообразных. Стыдливые крабы используют для этого створки или не слишком тяжелые осколки раковин моллюсков. И подбирают их в соответствии с размерами своего тела. Прикрывшись створкой, из-под которой высовываются только ноги, и придерживая ее на бегу двумя задними парами ног, странствуют «стеснительные» существа по морскому дну, не решаясь предстать перед собратьями в обнаженном виде. Мохнатые крабы обзаводятся лохмами совершенно сознательно. После линьки хитрец одевается в маскхалат из живой губки. Для этого он выбирает округлый камень, обросший губкой, и сдирает ее. Затем, несколько раз примерившись, выкраивает нужный кусок, поворачивает его выпуклой стороной к грунту и, перевернувшись на спину, старается уместиться в губке. Когда ему это удается, краб, придерживая футляр задними ногами, отправляется по своим делам. В такой одежде он чувствует себя уверенно, и на него действительно никто не нападает.

Слышали ли вы когда-нибудь об асцидиях? Эти удивительные существа относятся к оболочникам, для которых главной частью тела является толстая оболочка или туника. Зоологам известно свыше тысячи видов асцидий. Все они, став взрослыми, ведут неподвижный образ жизни. При таком обилии видов неизбежно значительное разнообразие внешнего вида. Одни из них похожи на изящную двугорлую вазочку, другие на чайник или кофейник, но большинство напоминает небольшой мешочек или наполненный табаком кисет. Сходство с кисетом дополняют два коротеньких шнурочка, торчащих из верхней части мешочка. Если приглядеться внимательно, видно, что это трубочки. Их называют сифонами. Один, тот, что повыше, заменяет асцидии рот. Через него она засасывает воду. Через второй наружу выбрасываются непереваренные остатки пищи. Сифоны, торчащие с разных сторон кисета, чтобы нечистоты не засасывались обратно, самый характерный признак асцидий. Если трубочки отсутствуют, их заменяют небольшие бугорки или просто два отверстия, но уж они-то должны быть обязательно.

Живут асцидии, прикрепившись подошвой — нижней частью мешочка — к камню, раковине или к чему-нибудь твердому. У некоторых нижняя часть тела превратилась в длинный стебелек. Внешне они напоминают бокал или причудливый цветок. Длинный стебелек — приспособление к жизни на больших глубинах, где дно покрывает толстый слой ила. Стебелек позволяет асцидии не утонуть в донной грязи, но так как ножка — ненадежная опора, некоторые глубоководные асцидии дополнительно пользуются парашютами, выростами оболочки нижней части тела. Со стороны может показаться, что животное залезло на купол небольшого зонтика.

Ростом асцидии невелики, от крохотного кисетика, годящегося разве что для игры в куклы, до кисета вполне нормальной величины. Есть среди асцидий и карлики длиною в 1–2 миллиметра, но встречаются и настоящие гиганты до полуметра длиной.

Асцидии заселяют океан от Северного полюса до берегов Антарктиды, предпочитая прибрежные воды и глубины до 200–300 метров, но прекрасно себя чувствуют и под семикилометровым слоем воды. В отличие от своих ярких сестер, часто окрашенных в оранжевые, красные, коричневые и фиолетовые тона, жители океанской бездны носят по тамошней моде грязно-белые одежды. У некоторых видов оболочка бывает полупрозрачной.

Большую часть жизни асцидия сохраняет неподвижность, но если ее напугать или обидеть, она мгновенно выпустит из себя всю воду и сожмется, превратившись в небольшую лепешечку. Так животные спасаются от врагов. Ведь крохотную нашлепку на камне и не заметишь.

У асцидий, на что ни кинь взор, все необычное. Вот, например, туника. Она на 60 процентов состоит из целлюлозы. Это ценное вещество, обычное для растений, больше ни у кого из животных не встречается. В промышленных масштабах его получают из древесины и используют для производства искусственных волокон и бумаги. Для приморских государств, на территории которых отсутствуют леса, асцидии могут стать надежным источником целлюлозы. Ученые считают, что с одного гектара подводного огорода можно будет получить в год до 300 килограммов этого ценного сырья.

Много необычного в устройстве внутренних органов асцидий.

Все лишнее, что попадает им в желудок, но не может там перевариться, выбрасывается через анальный сифон. Об этом уже говорилось. Ну а куда деваются вредные продукты обмена веществ из крови, которые у высших животных удаляют из организма почки? Таких органов у оболочников нет. Их заменяют специальные клетки, рассеянные по всему телу, за своеобразие функций их называют «почками накопления». Они извлекают из крови продукты обмена и хранят всю жизнь. Только после смерти асцидии скопившиеся в ее теле вредные вещества попадают в воду.

У некоторых видов асцидий в кишке находятся прозрачные пузырьки, в которых накапливаются кристаллы мочевой кислоты, а у семейства мольгулид отдельные пузырьки сливаются в один крупный мешочек. Самое интересное, что в нем живут и размножаются какие-то удивительные грибки. Ничего похожего на них нигде в природе больше не встречается. Грибки питаются продуктами обмена асцидий, скапливающимися в мешочке, освобождая приютившую их хозяйку от вредных веществ.

Как же этим беззащитным существам удается выжить? Почему хищники их полностью не уничтожают? Ведь асцидии не имеют оружия, ведут неподвижный образ жизни и удрать даже от самого нерасторопного существа, собирающегося ими перекусить, не в состоянии. А ларчик открывается просто: в тунике асцидий скапливается много кислого секрета, делающего их невкусными. В море нет любителей кислятины.

Асцидии изобрели еще один способ сделаться невкусными: они накапливают в своем теле ванадий. Этот редкий элемент они добывают из воды, где он содержится в ничтожных количествах, и создают в своем теле концентрацию, в 500 000 раз превышающую его содержание в море. Ванадий совершенно необходим для жизни животных, но если в пище его много, она оказывается невкусной или просто несъедобной. А для асцидий ванадий чрезвычайно важен. В крови этих животных он выполняет такую же роль по переносу кислорода, как железо в крови млекопитающих. Если будут созданы плантации асцидий, то наряду с целлюлозой они станут поставлять и ванадий, которого на Земле совсем немного.

Еще одно очень важное свойство асцидий, помогающее им выстоять в борьбе с хищниками, — способность к регенерации. Живые мешочки легко восстанавливают любой утраченный, иными словами, откушенный кусочек и сами, как ящерицы хвосты, умеют отбрасывать части тела, стараясь таким образом откупиться от нападающего. Рыбы, крабы и прочие морские разбойники, пока хорошо не познакомятся с асцидиями, не знают, что они несъедобны. Юные хищники, несомненно, пробуют их на зуб, и, видимо, не раз, пока не запомнят, какая это кислятина, но асцидии, использованные в качестве «учебных пособий» и даже получившие тяжелые ранения, не погибают. Если целым остался хоть один кусочек, из него вырастет новое вполне нормальное животное. Итак, вредные продукты обмена, кислые вещества, ванадий, а также большой талант по части регенерации позволяют процветать, казалось бы, беззащитным асцидиям.

Каждое живое существо хотело бы жить в безопасности. Добиться этого нелегко. Определенные гарантии могут дать лишь надежные крепостные стены. Однако жить отшельником, никогда не покидая собственного дома, могут лишь избранные. Для тех, кому приходится выходить, не помешают рыцарские доспехи. Их надежность зависит от добротности материала, из которого они изготовлены, и от его толщины. Обзаводясь доспехами, приходится делать выбор: либо использовать броню потолще и всю жизнь таскать на себе непомерную тяжесть (напомню, что рыцари средневековья путешествовать пешком избегали, без коня они становились беспомощными), либо облачиться в облегченный, но не очень надежный панцирь. Для подданных Посейдона эти проблемы менее остры. Жизнь в океане дает его обитателям ряд преимуществ.

Любое строительство сталкивается с проблемой приобретения строительных материалов и их доставки. Понаблюдайте весной за любой малой птахой. Сооружение гнезда занимает гораздо меньше времени, чем поиски и доставка стройматериалов. Обитателям океана эти проблемы неведомы. У них всегда под рукой сколько угодно кальция, являющегося основой таких материалов, как гипс, известняк и мрамор. Его много в морской воде, и о доставке не приходится беспокоиться. Океан сам снабжает строителей кальцием, поставляя его в неограниченных количествах.

Проблема рыцарских доспехов здесь тоже менее остра. Как известно, вес предмета, погруженного в воду, уменьшается на величину, равную весу воды, вытесненной этим предметом. Поэтому при выборе доспехов их вес для обитателей океана играет второстепенное значение. В подводном царстве все кажется легким. Кроме того, подданные Посейдона способны годами жить в своих крепостях и замках, не покидая их ни на миг.

Голод затворникам не грозит. Морская вода насыщена мельчайшими живыми организмами и детритом, крохотными, вполне съедобными комочками органического вещества. Обитателям замков достаточно обзавестись насосом, чтобы закачивать на «кухню» морскую воду, а там поставить сито, и можно брать ложку — обед обеспечен.

Доступность строительных материалов позволила морским обитателям возводить такие гигантские сооружения, в один ряд с которыми не поставишь даже творения рук человеческих. Я имею в виду коралловые рифы, созданные крохотными существами — мадрепоровыми, или каменистыми кораллами. Их около 2,5 тысячи видов. В своем большинстве кораллы живут огромными колониями.

Отдельные маленькие строители — полипы — самые примитивные многоклеточные организмы. Внешне полип представляет собой малюсенький цилиндрик, состоящий из двух слоев клеток, с венчиком щупальцев на верхнем конце и ртом в центре этого сооружения. Полипы мадрепоровых кораллов — карлики, ростом от 1 миллиметра до 3 сантиметров. Как и другие кишечнополостные, они образуют на своей поверхности скелет из органического вещества. У мадрепоровых кораллов клетки наружного слоя цилиндрика синтезируют тончайшие хитиновые нити, арматуру для основного строительного материала — карбоната кальция, соли угольной кислоты. Кроме кальция, для его производства нужен лишь углекислый газ. А он, как известно, образуется в организме в процессе дыхания, да и в морской воде его сколько угодно. Обычно животные стараются от углекислого газа избавиться побыстрее, а кораллы освоили безотходную технологию и пускают в дело это вредное вещество.

Строительство начинается с оседания на арматуре молекул кальцита в виде крохотных кристалликов. Они постепенно растут, увеличиваясь в длину и в толщину, пока не соединятся друг с другом и не создадут сплошную известковую оболочку полипа. Такая же кальцитовая пластинка образуется на подошве. Затем от нее начинают подниматься радиальные перегородки, глубоко вдавливающиеся в тело полипа. Перегородки остаются неполными, зато по периферии обрастают толстым наружным валиком, образующим как бы пиалу, гнездо для полипа.

Известковая оболочка, хотя и медленно, продолжает утолщаться всю жизнь и в конце концов становится главным элементом полипа, а его живое трепещущее тело превращается в тоненькую полупрозрачную пленочку, выстилающую известковую чашу изнутри. Постепенно подрастая, индивидуальные дома-гнезда отдельных кораллов сливаются между собой, образуя единый скелет колонии, основу для создания рифа. В его образовании и окончательной отделке принимают участие и другие организмы. Известковый материал в тело рифа добавляют раковины моллюсков, наружные скелеты усоногих раков, трубки полихет и даже известковые водоросли.

Главное условие для возникновения кораллового рифа — высокая соленость воды, равная 35 промилле. Затем нужна температура не ниже 20,5 градуса. Рифообразующие кораллы — теплолюбивые существа. Наконец, необходима хорошая освещенность. Вот почему кораллы не могут существовать на глубинах свыше 50 метров. Любовь к свету объясняется тем, что коралловые полипы живут в симбиотическом союзе с зелеными одноклеточными водорослями, снабжая их углекислым газом, нужным для фотосинтеза, а также азотистыми и фосфорными продуктами обмена, из которых сожители создают белки. В свою очередь, полипы забирают весь выделяемый водорослями кислород, высасывают до 60 процентов синтезируемых ими углеводов и аминокислот и, кроме того, прибегают к помощи водорослей, чтобы освободить свой организм от азотистых и фосфорсодержащих продуктов обмена, так как собственных органов выделения не имеют, а затем получают эти вещества обратно в продуктах фотосинтеза. С азотом и особенно с фосфором, которого в морской воде совсем немного, однажды извлеченными из пищи, полип уже не расстается, постоянно обмениваясь ими со своими партнерами.

Водоросли помогают полипам создавать известковые скелеты. Дело в том, что кальций, вступая в соединение с углекислым газом, точнее с ионами угольной кислоты, образует очень непрочное вещество: гидрокарбонат кальция. Он для создания известковых скелетов не годится. Если в окружающей среде много углекислого газа, строительство приостанавливается. Сожители кораллов, интенсивно поглощая углекислый газ, дают толчок к отщеплению от гидрокарбоната молекулы угольной кислоты и превращают его в карбонат кальция, который тут же осаждается на стенках «дома». Кораллы ведут строительство только днем, когда солнце поднимается достаточно высоко. Вот почему мощные коралловые рифы образуются лишь в тех районах океана, где много солнечных дней.

Кораллы — виновники возникновения барьерных рифов, окаймляющих побережья сплошной стеной, и атоллов, кольцеобразных рифов с внутренней лагуной; многие из них стали островами. Пока не удалось подсчитать общее количество атоллов. Только в составе Мальдивских островов их 1190.

Самое большое сооружение, построенное крохотными умельцами, — Большой Барьерный риф. Он протянулся на 2000 километров вдоль северо-восточного побережья Австралии. Его ширина до 150, а высота — 2 километра. Видимо, море в этом районе когда-то было мелководным, а потом дно опустилось, но это происходило так медленно, что рифы успевали подрастать.

Большой Барьерный риф по своим размерам приближается к Уральским горам. По объему строительного материала, использованного на его создание, он в 100 тысяч раз превышает Великую Китайскую стену. Общая площадь всех известных рифов равна 27 миллионам квадратных километров, из них 8 миллионов — острова. Если собрать их вместе, получится материк чуть крупнее Австралии.

Известковые домики коралловых полипов не гарантируют безопасности. От морской звезды терновый венок, слизывающей, а вернее, соскребающей с поверхности рифа живых кораллов, до рыб, в числе которых несколько видов рыб-хирургов и рыб-бабочек, скусывающих с колонии кораллов молодые веточки, кто только не кормится маленькими строителями.

Ракообразные и моллюски создают более прочные дома, способные выдержать натиск любого врага. Самый неприступный замок строит гигантская тридакна. Ее двухстворчатая раковина напоминает дома пресноводных беззубок, только значительно превосходит их размером. Самые крупные в длину достигают 1,4–1,5 метра, а веса 200–250 килограммов, а сам хозяин замка может потянуть на два пуда. Раковина лежит на грунте своей замковой частью, свободные края створок обращены вверх. Обычно створки чуть-чуть приоткрыты, и в щель выглядывает яркая мантия.

Моллюски строят свои дома из известковых призмочек и пластинок кальцита или арагонита. Эти вещества имеют одинаковый химический состав, но отличаются своим кристаллическим строением. Раковина состоит из трех слоев. Снаружи она покрыта волокнистым веществом конхиолином, относящимся к наиболее прочным протеинам тела животных, близким по строению к таким веществам, как хитин и роговое вещество волос. Конхиолин имеет черный или коричневый цвет. Иногда он развит очень хорошо, как у беззубки, иногда выражен плохо или отсутствует.

Средний слой раковины — фарфоровый. На разломе он белый или желтовато-серый, а на ощупь — шероховатый, действительно похожий на фарфор или фаянс, и состоит из нескольких слоев пластинок, образованных из кристалликов арагонита, уложенных таким образом, что пластинки соседних слоев направлены перпендикулярно друг к другу, что повышает прочность раковины.

Внутренний слой раковины образован тонкими пластинками или чешуйками арагонита — перламутровыми листочками, уложенными параллельными рядами, перемежающимися с тончайшими слоями конхиолина. У самых квалифицированных строителей внутренняя поверхность раковины отделана толстым слоем настоящего перламутра. Его цвет зависит от толщины арагонитовых листочков. Преломление солнечных лучей в пластинках толщиной до 0,004–0,006 миллиметра создает красные и зеленые переливы. С увеличением их толщины световые лучи блекнут.

Строится раковина с помощью мантии — кожной складки, одевающей внутренностный мешок и свисающей со спины моллюска на его бока. На поверхности мантии есть специальные клетки, обладающие секреторными функциями. Они способны выделять различный материал. Клетки, находящиеся на краю внешней поверхности мантии, продуцируют конхиолин, лежащие чуть дальше, выделяют карбонат кальция, а расположенные еще дальше от края «штампуют» из кальция крохотные чешуйки. Из них и образуется перламутр.

Замки моллюсков — нерукотворные сооружения. Собственноручно, в полном смысле этого слова, строят дом только самки аргонавтов, относящиеся к головоногим моллюскам. Работящей, а может быть, просто умелой (человек ведь тоже левой рукой далеко не все может сделать) является лишь пара спинных «рук», на концах которых есть особые расширения, или лопасти. Находящиеся здесь железистые клетки продуцируют строительный материал, а «руки» «выкладывают» из него строительные конструкции.

Толщина перламутрового слоя отчасти зависит от размеров раковины. Ради перламутра их издавна добывают во всех океанах. Самая крупная раковина у жемчужницы максимальной, обитающей в Индийском океане у берегов Малаккского полуострова. Фабрика перламутра имеет в диаметре 30 сантиметров, а пара ее створок весит в общей сложности 5–5,5 килограмма. Морская жемчужница, живущая у побережья Австралии, поменьше. Перламутр обычно имеет белый цвет, нередко с розовым или зеленоватым оттенком, а вблизи края раковины — черный. Среди брюхоногих моллюсков самыми крупными раковинами до 3 килограммов весом и до 30 сантиметров в диаметре владеют гигантские стромбусы из Карибского моря. Про такого моллюска уже не скажешь, что он живет в замке. Его убежище правильнее назвать танком. Несмотря на тяжесть дома, стромбусы способны передвигаться толчками и даже совершать прыжки. Сходной «походкой» обладают птероцеры, также владеющие большой и тяжелой раковиной. Конусообразные раковины хороний достигают в длину 60–70 сантиметров. Когда-то их использовали как музыкальный инструмент, способный порождать громкие звуки.

Собственным замком охотно пользуются ракообразные. Личинки морских желудей и морских уточек, относящихся к отряду усоногих, ведут свободный образ жизни, но уже в самом раннем возрасте обзаводятся двухстворчатой раковиной и с этого момента и до глубокой старости живут безвылазно в собственном доме, не покидая его ни на миг. Из приоткрытой раковины торчат лишь шесть пар весел — грудных ножек хозяина раковины.

Немного постранствовав, личинка находит подходящее местечко и, прикрепившись к твердому субстрату, превращается во взрослого рака. Морские желуди строят себе дом в виде конической башенки, не имеющей ни крыши, ни пола. Дыра в потолке закрывается парой подвижных пластин, образующих крышечку. Это наружная дверь. Рачок лежит в своем доме на спине, прикрепившись к субстрату затылком, разросшимся в виде подошвы.

Морские уточки живут в двухстворчатых раковинах, часто имеющих еще и дополнительную крышечку. В отличие от морских желудей передняя часть их головы разрастается в длинный стебелек, высовывающийся через отверстие в нижней части раковины. Им уточка прикрепляется к твердому субстрату. У представителей более предусмотрительных видов стебелек покрыт известковыми чешуйками. Благодаря защитной оболочке «якорный канат», на котором болтается домик, становится более надежным.

Ведя отшельнический образ жизни, трудно обзавестись потомством. Чтобы когорты рачков не скудели, природа сделала их гермафродитами. Однако, располагая возможностью справляться с делами размножения самостоятельно, морские уточки и желуди часто нарушают обычай отшельников, пренебрегая благами гермафродитизма. Происходит обыкновенное спаривание, во время которого одна особь выступает в роли самки, а другая — самца. Это возможно лишь в тесных поселениях и только благодаря очень длинному совокупительному органу, который во время спаривания высовывается из замка жениха, проникает в замок соседа и выделяет сперму в мантийную полость рачка, играющего в этот момент роль самки. Но если рачок живет в полном одиночестве, то может прибегнуть к самооплодотворению.

Расселение личинок — важнейший этап в жизни этих животных. Подыскивая участок для постоянного жительства, юное поколение плывет против течения. Уцепиться за твердую поверхность удается только в том случае, если скорость течения не превышает 2 километра в час. К выбору участка под жилье личинки относятся весьма придирчиво. Они не всегда остаются жить там, куда вынесет их течение, и способны «прислушаться» к мнению старших. Если в поисках собственного места под солнцем личинка наткнется на раковину рачка того же вида, она старается устроиться где-то рядом. Это разумно. Соседство соплеменников свидетельствует о том, что место выбрано правильно. На стенках вновь возводимых портовых сооружений можно наблюдать, как возникают новые колонии. Оказалось, что чистая бетонная поверхность заселяется отдельными пятнами и только позже пространство между ними осваивается продолжающими прибывать странниками.

В своей среде рачки ведут себя по-джентльменски. Выбирая индивидуальный участок, личинки учитывают интересы соседей и стараются не стеснять их своим вторжением. Они никогда не селятся в непосредственной близости от занятых участков и не прикрепляются к стенам стоящих там замков. Это правило нарушается лишь в перенаселенных поселениях, где свободные места отсутствуют. По мере увеличения размеров известковых домиков в колониях становится тесно, а рачьи замки оказываются стоящими стена к стене.

Здесь конкуренция неизбежна. Так как «фундаменты» домов расти вширь уже не могут, у более старших, а может быть, более расторопных морских желудей расширяется объем верхних этажей. Низенькие домишки молодых рачков оказываются зажаты между небоскребами соседей, замурованы ими, а их хозяева гибнут или влачат жалкое существование.

Совсем иное отношение у морских желудей к чужакам, рачкам иных видов. С ними вообще не церемонятся. Личинка позволяет себе поселиться впритык к дому чужака, обосноваться на его стенах или крыше. Если подвернется случай, над чужаком учинят расправу.

Вот пример из жизни балянусов. Морские желуди семейства хтамалюс хорошо переносят обсыхание и в прибойной зоне заселяют высокие участки прибрежных скал, где другим рачкам не выжить. Ниже царствуют балянусы. Личинки хтамалюсов селятся и в их колониях, но балянусы растут быстрее, и у них более массивные раковины. Быстро увеличиваясь в размерах, они просто срывают с камней домики соседей, которых справедливо считают чужаками.

Надежный замок или «бронетранспортер» — предмет зависти многих подданных Посейдона, но далеко не все способны стать строителями. Выход из затруднительного положения прост — занять чужую постройку. Стыдливый краб не единственный представитель ракообразных, пользующихся для защиты раковинами моллюсков. Обширное и широко распространенное семейство раков-отшельников не может без этого существовать. Их брюшко, а иногда и большая часть тела лишены твердых покровов. Они прячут их в раковину брюхоногого моллюска и всюду путешествуют со своим переносным домом.

Так же поступают ценобиты — сухопутные раки-отшельники. Жилище этого домовитого существа должно точно соответствовать размерам хозяина. В случае опасности ему необходимо уместиться здесь целиком, забаррикадировав вход клешнями. Если раковина велика, это у него не получится, слишком широкими окажутся двери, да и на ходу она будет хлябать. Еще опаснее тесный дом, там не спрячешься. Поэтому по мере роста, после каждой линьки раку приходится подыскивать более обширное помещение.

Отшельник сильно дорожит своим бронированным убежищем. Примеряя на себя новую раковину, он продолжает удерживать клешнями старую, пока не убедится, что в новом доме ему будет удобно. Подобная предосторожность отнюдь не лишняя. На морском дне жилья не хватает. Стоит на минуту зазеваться, и раковину украдет какой-нибудь рак, нуждающийся в улучшении жилищных условий.

Невозможно рассказать обо всех строителях, живущих в океане. Одних лишь червей, прикрепляющих свои известковые трубки к камням и скалам, к отмершим остовам коралловых колоний или к раковинам моллюсков, здесь великое множество. Некоторые черви строят свои трубки из менее прочных материалов, укрепляя ими стенки норок. Вообще умение зарываться в мягкий грунт или устраивать в нем убежище имеет в океане самое широкое распространение. Этим пользуются даже моллюски.

Особенно умелые землекопы — высшие десятиногие раки. При наличии десяти одновременно работающих лопат это уже целая землечерпалка. Краб или рак, ловко работая ногами, мгновенно исчезает в иле. Креветки и крабы, в том числе крабы-плавунцы, чаще закапываются в горизонтальном положении и сидят, выставив наружу антенны и перископы глаз, другие закапываются вертикально. Если поблизости окажется подходящая добыча, краб может выскочить из своего убежища и пообедать, но обычно сидит неподвижно до темноты и трапезничает ночью. Чтобы не задохнуться в вязком грунте, землекопы принимают меры предосторожности. Одни стремятся, чтобы перед входом в жаберные полости находилось небольшое свободное пространство, заполненное водой. Другие, зарываясь, сдвигают свои антенны, а уместившись поудобнее, слегка раздвигают их. В результате в грунте образуется канал, по которому в убежище рака поступает вода.

Опытные землекопы строят настоящие подземные галереи, недаром одно из семейств десятиногих зоологи нарекли раками-кротами. Чтобы избежать обвалов, шахтеры трамбуют стенки коридоров своим телом или цементируют их выделениями специальных желез. Мелкие десятиногие, которым не под силу серьезная постройка, приспособились жить в трубках червей, в ходах, выточенных моллюсками, в норах других существ. Конструкция нор и их благоустройство зависят от квалификации строителей. Маленькие манящие крабы, обитающие на пляжах, обнажающихся во время отлива, оборудуют свою нору дверью. Это кусочек подсохшего грунта, которым краб прикрывает сверху отверстие норы, когда желает уединиться.

Жилище пальмового вора бывает оборудовано водоснабжением, вертикальной шахтой до водоносных горизонтов, а спальню он выстилает волокнами кокосовых орехов. Зачем закованному в панцирь существу мягкая постель, сказать не берусь. Может быть, во время линьки ему неприятно лежать на голой земле в еще не затвердевшем панцире.

Среди обитателей донных отложений очень много двухстворчатых моллюсков. Для землекопов характерны гладкие и плоские раковины, способные входить в ил, как нож в масло. Нога окружена мантией, а когда нужна ее помощь, она высовывается через специальное отверстие. Это предохраняет мантийную полость от проникновения туда грязи. Все роющие моллюски имеют длинные сифоны, высовывающиеся над поверхностью грунта, что позволяет дышать и питаться, зарывшись с головой в ил. Среди лучших землекопов мии. Они способны зарываться в песок и умеют укреплять стенки норки слизью. Длинные сифоны позволяют песчаной ракушке жить на глубине 20–30 сантиметров, выставив наружу водозаборник и сливной шланг.

Корабельные черви заменяют в царстве Посейдона шахтостроителей и саперов. На самом деле это никакие не черви, хотя внешне на них ужасно похожи. В ранней юности личинка корабельного червя напоминает моллюска. Прикрепившись к куску древесины, она проделывает в ней тоненький ход и скрывается в выточенной норке. Снаружи торчат лишь трубочки-сифоны для забора свежей и выброса отработанной воды да два известково-хитиновых выроста, находящихся у червя на попке. Они должны обезопасить древоточца от укуса сзади и не дать хищнику проникнуть в норку. Крошка заметно толстеет и быстро растет. Поэтому следующие участки норки древоточцу приходится делать попросторнее.

Уйти далеко от входа моллюск не может: у него слишком короткие сифоны. Единственный выход — расти самому. Вот почему он приобретает вид червяка, у которого на переднем конце тела находится двухстворчатая раковина с зазубренными гребнями, уже ничего не прикрывающая. Моллюск использует ее как сверло. Здесь же находится маленькая нога, создающая опору при производстве вращательных движений, и все важнейшие органы. В червеобразном теле располагается главным образом слепой мешок наполненного опилками желудка.

Наши черноморские и балтийские корабельные черви невелики: обычно до 25, реже 50 сантиметров длиной. В тропиках они толще и достигают двухметровой величины. Внутренние стенки их жилища прекрасно отполированы и вместо лака покрыты тончайшим слоем извести. Корпуса судов, сваи, деревянные береговые сооружения очень скоро бывают буквально нафаршированы древоточцами, но их длинные извитые ходы нигде между собой не соединяются: черви умудряются избегать встреч с бесчисленными соседями. Кусок дерева, над которым поработали корабельные черви, на распиле выглядит как ноздреватый сыр и теряет 95 процентов своей первоначальной прочности. Пока люди не научились защищать деревянные корпуса судов, они не могли совершать длительных морских путешествий: корабли разваливались в пути.

В доисторические времена корабельные черви бедствовали. Реки не выносили в океан достаточного количества древесного мусора, чтобы удовлетворить армию голодных древоточцев. Моллюскам приходилось довольствоваться одревесневшими частями морских растений, что означало жизнь на голодном пайке, так как гемицеллюлоза, углевод из клеточных стенок водорослей, переваривается хуже, чем целлюлоза обычной древесины. Только мангры выполняли роль оазисов. В пищу древоточцам годятся лишь самые мелкие опилки. Их переработку берет на себя печень моллюска. Ее многочисленные отростки прорастают сквозь стенки желудка. Мельчайшие кусочки древесины захватываются клетками печени, и там целлюлоза разлагается до глюкозы.

У корабельного червя около 70 близких родственников. Кое-кто из них живет на мелководье в песчаных наносах дна и свою шахту укрепляет известковыми «тюбингами», а более далекие родичи известны тем, что способны протачивать ходы не только в береговых утесах, сложенных относительно мягкими известняками, но даже в бетоне! Да что там бетон! Морские ежи — пурпурные стронгилоцентротусы, чтобы обзавестись убежищем, способны с помощью длинных и крепких игл высверливать углубления даже в стальных сваях!

Моллюски-камнееды в качестве сверла используют раковину. Зоологи считают, что морские финики, а возможно, и морские буравчики предварительно размягчают известняк кислотой, от которой «сверло» защищено конхиолиновым покровом. Большинство камнеедов, еще в юности высверлив в камне небольшую норку с узким входом и более обширной спальней, коротает в ней свой век. Лишь некоторые виды сверлят камни всю жизнь, вытачивая извилистые норы метровой длины. В каменном убежище, конечно, темно. Неудивительно, что морские буравчики фолосы, в том числе живущие в Черном море, способны ярко светиться!

Среди шахтеров достойное место занимают ракообразные, относящиеся к немногочисленному отряду острогрудых, которых правильнее было бы назвать сверлильщиками, так как они живут в толще известковых раковин моллюсков и стволах кораллов, самостоятельно вытачивая для постоянного жительства индивидуальную пещерку. Тело этих ракообразных состоит главным образом из большой головы, разделенной перетяжкой на две части, да маленького грудного отдела. Передний отдел головы предназначен для сверления. Именно здесь находится хитиновая пластинка, единственная по-настоящему твердая часть рачка. Технология «горных» работ сочетает механическое действие пластинки и размягчение известняка с помощью специальной жидкости, выделяемой маленькими порциями. Раковина шахтерам оказалась не нужна. Стены родного блиндажа дают достаточно надежную защиту.

Чтобы не создавать в доме антисанитарных условий, от анального отверстия пришлось отказаться. Сверлильщики пользуются ртом и для того, чтобы набить кишечник, и для того, чтобы избавиться от непереварившихся остатков. В маленьком грудном отделе рачка для огромного кишечника мало места, поэтому он располагается главным образом в ненормально большой голове. Таков в общих чертах портрет самки. Самцы значительно меньше ростом и выглядят недоразвитыми. Они находят самку еще до того, как она завершит строительство семейной пещеры, и, прицепившись совокупительным органом к мантии, супруг не покидает ее до самой смерти.

Удивительно, но сверлить способны даже губки. Яркий пример — клионы. Они проделывают отверстия в раковинах моллюсков, в отмерших кораллах или просто в известняках. Горными работами занимаются главным образом в молодости. Личинка губки, найдя подходящий субстрат, превращается в губку и начинает строить шахту. Сначала это просто крохотная ниша — убежище для строителя. Затем параллельно поверхности обживаемого субстрата проделываются каналы, которые заполняются растущей губкой. Для дыхания и питания строятся многочисленные «иллюминаторы», из которых любопытная губка постоянно выглядывает. По мере роста шахтер так истачивает субстрат, что он начинает разрушаться, и состарившаяся губка вынуждена жить открыто, но теперь ей никакие враги не страшны. Если кто-нибудь слижет губку со скалы, ее остатков, скрывающихся в каналах, будет достаточно для регенерации утраченных частей.

Сверлящие губки, выбросившие десант на устричную банку, производят здесь настоящее опустошение, так как вызывают гибель устриц, а поселившиеся на береговых утесах приводят к разрушению берега. Зато колонии губок на коралловых рифах полезны. Большие куски источенных кораллов отламываются от верхних участков рифа и падают вниз. В результате дно у его основания постепенно поднимается и создает подходящую строительную площадку для поселения здесь новых колоний кораллов, в конечном итоге до роста самого рифа.

Никто толком не знает, как работает проходческий комбайн губок. Предполагают, что размягчение известковой поверхности происходит благодаря действию угольной кислоты, образующейся из углекислого газа, выделенного губкой. Затем амебовидные клетки ее тела прикрепляют к известковой поверхности нитевидные ложноножки и тянут, выламывая из монолита мельчайшие известковые чешуйки. У сверлящих губок скелет образован из микроскопических кремневых игл. Не исключено, что губка постоянно елозит по занятой поверхности, трется своими иглами и тем облегчает ее разрушение.

К сожалению, неприступных крепостей не бывает. Вспомним хотя бы взятие Суворовым Измаила, к тому же в условиях значительного численного превосходства противника! Или падение в 1942 году Сингапура под натиском японских агрессоров. В океане обитает немало хищников, питающихся хозяевами замков, или «бронетранспортеров», хорошо защищенных каменными стенами своих убежищ. Для овладения замком не обязательно быть сапером. Из истории известно, что в хорошо защищенные крепости можно проникнуть с помощью троянского коня.

Морские хищники коварны. Устрицы — излюбленная пища для некоторых морских звезд. На устричных банках они производят настоящие опустошения: устрицы оказываются съедены, но створки раковин не имеют повреждений. Не подумайте, что морские звезды способны силой открыть «крепостные» ворота замка моллюска. Они поступают гораздо проще. Вывернув наизнанку желудок, звезда подкарауливает момент, когда устрица приоткроет раковину. Достаточно крохотной щелки в миллиметр шириной, чтобы желудок оказался в апартаментах моллюска. Теперь звезда может без помех переваривать жертву в ее же собственном доме. А когда моллюск погибнет и створки раковины раскроются, нетрудно и «обглодать» их внутреннюю поверхность.

Большинство хищников при взятии крепости применяют грубую силу. Крупные пурпурные улитки, к которым относится получившая всенародную известность рапана, способны раскрыть створки раковины двустворчатого моллюска. Другие попросту давят их, действуя, как щипцы для колки орехов. У этих улиток на спинной стороне задней части ноги находится роговая крышечка, используемая как дверь. Когда улитка хочет перекусить, она выбирает небольшого двустворчатого моллюска, хватает его ногой, а твердой крышечкой прижимает к острым выпуклостям устья раковины и с силой тянет внутрь, при этом давит действительно как орех.

Устричное сверло более квалифицированный взломщик. Это существо сверлит в раковине жертвы небольшое отверстие, а затем сливает туда слизь, вырабатываемую гипобранхиальной железой. Слизь выполняет роль моющего средства и предназначена для поддержания чистоты в мантийной полости, но у пурпурных улиток она содержит ядовитые вещества, помогающие подавлять размножение всевозможных бактерий, норовящих там поселиться, и способные парализовать мускулы-замыкатели, после чего раковина жертвы сама раскрывается.

Сверление — процесс медленный. Устричное сверло затрачивает на одну жертву от 20 часов до полутора суток. А сколько при этом расходуется энергии! Да и инструментом, который бы выдерживал такую работу и не снашивался, обзавестись нелегко. Многие переднежаберные моллюски, к которым относятся пурпурные и пупочные улитки, используют четырехпроцентный раствор серной кислоты. И не считайте это чем-то особенным, ведь выделяют железистые клетки желудка человека соляную кислоту. У моллюсков кислота настолько сильна, что, попадая на мрамор, шипит, пузырится и легко растворяет раковины моллюсков. Нападая на свою жертву, улитки выделяют каплю кислоты, которая разрыхляет небольшой участок раковины. Затем хищница расчищает отверстие при помощи терки и, засунув в него хоботок, поглощает теперь уже совершенно беззащитную жертву.

В нашей стране слово «торпеда» и слова с тем же корнем имеют довольно широкое хождение. Однако общеупотребительным это слово сделал не самодвижущийся снаряд, а одна из популярнейших футбольных команд страны. А родилось оно на Аппенинском полуострове еще задолго до начала нашей эры. Им была названа одна из достаточно обыденных и в то же время наиболее необычных рыб Средиземного моря, давшая латинское название семейству гнюсовых скатов. По-русски ее называют обыкновенным электрическим скатом.

О существовании удивительных морских скатов и пресноводных электрических сомов, способных наносить людям довольно неприятные и плохо объяснимые «удары», знали еще древние греки и египтяне. В долине Нила изображения электрических сомов и сейчас еще можно увидеть на стенах гробниц и усыпальниц. Греки называли их «нарке», что значит «помрачать». Отсюда происходит современное слово «наркоз». Позже название нарковых присвоили особому семейству электрических скатов тропической зоны океанов.

Римляне предполагали, что наркотическое действие скатов объясняется выделением в воду ядовитых веществ. Было замечено, что яд выделялся, только когда появлялась добыча или на рыбу кто-то нападал. Яд действовал и на человека, причем прямо через кожу, но не был смертелен. Прикосновение к рыбе ощущалось как удар, рука невольно отдергивалась.

Медицина зиждется на использовании ядов. Медики древности не оставили яд скатов без внимания. Существует предание, что римский император Тиберий, страдавший подагрой, наступил, купаясь в море, на электрического ската. Электрические разряды, которыми его попотчевала рассерженная рыбина, уменьшили боль в ногах. Отсюда якобы и возникла идея скатолечения, прообраз будущей электротерапии. Предполагают, что официально в медицинскую практику скатов ввел классик античной медицины, лейб-медик нескольких римских императоров Клавдий Гален. Он широко пользовался ими для лечения всевозможных заболеваний. Скатов специально отлавливали и содержали в морских садках. Римские врачи считали их яд очень полезным лекарством.

Тайна электрических скатов долго не поддавалась расшифровке. В 1773 году Джон Уолш столкнулся с удивительным и необъяснимым свойством их яда. Оказалось, что он легко проходит сквозь металл, но полностью задерживается стеклом. Это обстоятельство придало оружию скатов еще большую таинственность. Неудивительно, что снаряд, придуманный и испытанный в 1805 году Р. Фултоном, который тайно от врага должен был подводиться под днище военных кораблей и взрываться под водой, был назван им в честь коварных скатов «Торпедо».

Впервые изобретение применили только 50 лет спустя во время Крымской войны в ходе обороны Кронштадта. Русский вариант неподвижных подводных снарядов был создан по инициативе академика Б. С. Якоби. Конструктор оставил за своим изобретением, способным внезапно поражать корабли, название «Торпедо», слишком их действие напоминало непонятные удары, наносимые скатами. В дальнейшем оно сохранилось лишь за подводным самодвижущимся снарядом, больше напоминавшим рыб, а изобретение Якоби получило наименование мины.

Тайна скатов была разгадана сравнительно недавно. Разыскать электрические органы, расположенные с каждой стороны тела между грудным плавником и головой, удалось итальянскому зоологу Франческо Реди. Известный французский ученый Жак Арсен д’Арсонваль, погибший в годы фашистской оккупации, 18 лет жизни посвятил изучению функций электрического органа. Он демонстрировал живое электричество на заседаниях Парижской академии наук. Небольшая десятисвечовая лампочка накаливания подсоединялась металлическими проводниками к электрическим органам рыбы. Когда ската «обижали», нанося ему болевое раздражение, он пускал в ход свое оружие, и лампочка ярко вспыхивала.

Ученый с огромной эрудицией, физиолог и физик, человек, стоявший у колыбели автомобилестроения, рентгенотехники, электрификации и радиовещания Франции, д’Арсонваль не прошел мимо живых электростанций. Воспользовавшись опытом римских врачей, он в 1896 году разработал приемы электролечения, которое получило название дарсонвализации, и создал для этого соответствующую аппаратуру. Ученый установил, что переменный ток высокой частоты, от тысячи до миллиона колебаний в секунду, даже при высоком напряжении не вызывает у человека неприятных ощущений, но может оказывать значительный терапевтический эффект. На первых порах это было настолько удивительно, что д’Арсонвалю никто не верил. Ему пришлось посетить ряд стран, чтобы продемонстрировать свои опыты. Изобретатель удостоился приглашения от Российской Академии наук и даже был принят в Зимнем дворце. Так скаты стали родоначальниками электролечения — особой области физиотерапии.

Рыбьи электростанции вырабатывают поистине чудовищный ток. Разряды некоторых пресноводных рыб достигают 600 вольт, а их мощность — нескольких киловатт. Для сравнения напомню, что напряжение тока в бытовой электросети наших городов и сел не превышает 220 вольт. Но это не излишество. Ток меньшего напряжения был бы опасен лишь на совсем близком расстоянии. Напряжение, создаваемое электрическим скатом, значительно меньше и не превышает 60 вольт. Однако этого вполне достаточно, ведь морская вода — прекрасный проводник электричества, а сила тока достигает 60 ампер. В этом случае мощность разряда превышает 3500 ватт! Туристам бы такую походную электростанцию.

Как же удалось природе создать живую электростанцию? Что явилось ее прообразом? В теле животных самый значительный ток вырабатывается крупными мышцами: сердцем и двигательной мускулатурой. Вокруг энергично плывущих рыб создается слабое электрическое поле. Оно особенно велико у миног, миксин и древних примитивных рыб, не научившихся экономно расходовать электрическую энергию. Близ тела плывущей миноги можно зарегистрировать электрические импульсы напряжением в несколько сот микровольт. Нет ничего удивительного, что природа на этом не остановилась и создала более мощные источники тока. Видимо, в тот период, когда на Земле появились первые рыбы, она вчерне закончила создание мозга и периферических нервов с их сложным электрохозяйством и была всерьез увлечена электротехникой, прикидывая, какую еще пользу можно извлечь из электричества. Нужно отдать ей должное: поиски не были напрасны.

Основой для создания электростанций послужили мышцы и нервные окончания, так называемые концевые пластинки, которые превратились в пластинки электрического органа. Они собраны в столбики. Пластинки одного столбика, а их может быть до 10 000, соединены последовательно, а сами столбики — параллельно. У мраморного ската столбики невелики, они содержат максимум 400–1000 пластинок, расположенных в спинно-брюшном направлении, а самих столбиков 45–70. Мощность его электростанции около 1000 вольт. Электрический орган гигантского ската торпедо собран из 2000 столбиков, поэтому его сила бывает велика. Электрические разряды могли бы быть более значительны, но соединение пластин между собою не идеально, и из-за внутренних потерь напряжение тока не достигает возможного максимума.

Электрические органы велики: их вес составляет ¹/₄–¹/₃ часть веса рыбы. Электростанция богато иннервирована. У электрических скатов генерацией импульса управляют по 4 нервных волокна на каждую пластинку. Первый разряд охотник производит уже через 50 миллисекунд после обнаружения добычи. Сами разряды скатов состоят из коротких серий импульсов по 3–5, реже по 20–30 разрядов в серии. В момент напряженной борьбы частота разряда может достичь 140–290 импульсов в секунду.

Чтобы управлять таким сложно устроенным органом, понадобилось создать в продолговатом мозгу специальный командный пункт. Принцип его работы прост: командных нейронов должно быть возможно меньше. В идеальном случае их всего два — для правой и левой электростанций. Они электротонически сопряжены и поэтому команду дают одновременно. Однако этого еще недостаточно, чтобы обеспечить строгую одновременность разрядов, ведь путь нервного импульса от мозга до ближайшего к голове столбика электрического органа существенно короче, чем до последних. Чтобы разряд всех электрических пластинок произошел одновременно, короткие нервные волокна проводят нервные импульсы медленнее, чем длинные, а переход возбуждения с нервного окончания на электрическую пластинку происходит в синапсах тем медленнее, чем ближе они находятся к голове ската. Это позволяет электропластинкам разряжаться одновременно. Несовпадение начала разряда правой и левой электростанций обычно не превышает 0,1 миллисекунды.

Управление оружием в течение жизни меняется. Новорожденные скаты начинают генерировать электрические разряды с первых мгновений появления на свет. По мере роста рыбы их электрические органы становятся больше, и в управление ими приходится вносить коррективы.

Электрические скаты используют свое грозное оружие главным образом для того, чтобы убивать добычу и, конечно, для обороны. Надежное оружие существенно облегчает охоту. В желудках скатов находили рыб до 1,5 килограмма, которых они убивали с помощью электрических разрядов. Сами электрические скаты легко переносят ток такой силы, который для других рыб смертелен. В значительной степени действие собственных разрядов ослабляется хорошей проводимостью морской воды и наличием слизи, покрывающей кожу рыбы. Эта слизь в несколько раз более электропроводна, чем морская вода. На воздухе, когда электрический ток, так сказать, не покидает тела рыбы, мышцы мраморного ската сокращаются в ответ на каждый разряд его электрического органа.

Электрические скаты — крупные рыбы, нередко достигающие 2-метровой длины и 100-килограммового веса, с почти круглым диском тела и голой, лишенной шипов и колючек кожей. Многие ярко и пестро окрашены. В настоящее время на земле обитает три семейства электрических скатов: гнюсовые, нарковые и темеровые. Наибольшей известностью пользуются гнюсы. Они населяют как тропическую зону, так и районы умеренного климата. Эти скаты обычны для Атлантического океана и Средиземного моря и меньше своих родственников связаны с мелководьем, обитая в зоне глубин до 500 метров. К ним относятся и настоящие глубоководные виды вроде ската Морсби, обитающего на глубине около километра.

Гнюсовые скаты — малоподвижные существа, плохо и неохотно плавающие. Большую часть жизни они проводят, зарывшись в песок или ил, оживляясь лишь для того, чтобы разрядить свои «батареи» и перекусить подвернувшейся дичью. Свою основную добычу — мелких ракообразных и червей, пораженных электрическим разрядом, они подбирают без особой спешки. На крупную, уже оглушенную рыбу скаты бросаются стремительно, стараясь обхватить ее грудными плавниками, и продолжают генерировать электрические разряды, чтобы окончательно добить.

Семейство нарковых скатов обитает только в тропической зоне Индийского океана, в прибрежной полосе его многочисленных островов. К числу наиболее интересных представителей этого семейства относится слепой скат с глазами, полностью скрытыми под кожей. Эти рыбы живут в прозрачной воде мелководья у побережья Новой Зеландии. Чем вызвана утрата глаз, ученым пока неизвестно.

Исполинов в океане совсем немного, и не они вносят главный вклад в общую биомассу, хотя условия для их существования здесь самые подходящие. Океан — царство мелюзги. А мелким животным обороняться трудно. У них не может быть ни рогов, ни копыт, а их замки не бывают настолько прочны, чтобы выдержать натиск крупного хищника. Вот почему здесь, как нигде на земле, развито применение химического оружия. Иметь в кармане пузырек с ядом может позволить себе любая малявка. Однако ядом чаще всего пользуются хищники, у которых тоже нет ни клыков и ни когтей, а обедать все-таки нужно.

Губки — фильтраторы. Они с огромной для таких маленьких существ скоростью порядка 500 метров в час прокачивают воду через свое тело, выуживая из нее все съедобное. Одноклеточные организмы, оказавшиеся в непосредственной близости от губки, теряют подвижность и увлекаются внутрь. Видимо, это действие яда. Его использование обеспечивает бесперебойное поступление пищи. Иначе микроорганизмы, способные активно передвигаться, могли бы удрать. Исследования показали, что тело губок действительно содержит бактерицидные (убивающие бактерии) вещества.

Весьма своеобразным оружием, свойственным только водным, преимущественно морским организмам, обладают многие одноклеточные (реснитчатые инфузории и жгутиконосцы), а также представители кишечнополостных — медузы, актинии и другие гидроидные полипы. Вряд ли они, с их нежным, а нередко и студнеобразным телом, выжили бы в окружении вечно голодных хищников без надежного личного оружия — «батарей» стрекательных клеток.

Внутри такой клетки находится хитиновый пузырек — стрекательная капсула, заполненная ядовитой жидкостью, с находящейся внутри полой нитью, вывернутой наизнанку и закрученной в спираль. Эта нить выполняет роль отравленного ядом гарпуна. То место капсулы, через которое он выбрасывается, прикрыто колпачком, иногда снабженным чувствительной щетинкой, выступающей на поверхность тела. Она ведет контроль за состоянием окружающей среды и дает команду на выстрел. Нить густо покрыта шипами, расположенными в три спиральных ряда. В покоящихся капсулах шипы повернуты вперед и плотно прижаты к нити. Когда в тело врага вопьется гарпун, шипы отгибаются и прочно удерживают его в теле жертвы.

Существуют стрекательные клетки четырех типов: для прикрепления животного к субстрату, для удержания добычи или для ее умерщвления и для обороны. У последних двух типов наконечник стрекательной нити имеет отверстие, через которое в тело врага или жертвы впрыскивается яд. Оружие, даже не оснащенное чувствительной щетинкой, действует оперативно. Выстрел возникает при механическом раздражении и при воздействии химических веществ. В ответ на поступившую команду стрекательная капсула выбрасывает нить, которая выворачивается, как палец резиновой перчатки. Сила выстрела огромна. Микроскопический гарпун легко пронзает отнюдь не микроскопические хитиновые покровы мелких организмов. При этом он в три раза увеличивается в длину.

Яд стрекательных капсул легко убивает мелких и мельчайших животных, а у таких субъектов, как физалии, прикосновение к которым воспринимается как удар электрического тока, может быть опасным даже для человека. Яд действует в первую очередь на сердечно-сосудистую систему и на процессы перехода нервного возбуждения на мышцу.

Опасаться следует даже мелких и плохо заметных животных. К ним относятся жители тропиков кубомедузы, имеющие небольшой выпуклый купол до 10–15 сантиметров в высоту. Встреча с ними не только вызывает жгучую, трудно переносимую боль, но чревата опасностью остановки дыхания и смерти. Во время последней войны, когда в Австралию из Англии, Польши, Румынии и других европейских стран хлынул поток беженцев, стали происходить случаи загадочной гибели приезжих, купающихся в море. Это — следствие знакомства с «морской осой».

Догадаться о причине гибели людей было нелегко, так как смерть от паралича сердца наступала уже через 30–40 секунд или 2–3 минуты после контакта с осой, а на теле жертвы никаких следов не оставалось. Местное население от яда медуз не страдает, каким-то образом исподволь приобретая к нему иммунитет. Но если даже новичка удавалось спасти, память о встрече с осой оставалась на всю жизнь в виде некроза кожи, долго незаживающих язв и глубоких некрасивых рубцов.

Чуть менее опасна дискомедуза «морская крапива», жительница тропиков, и волосатая цианея с зонтиком диаметром до 2,5 метра, распространенная в более холодных водах. При столкновении с ними дело ограничивается болью и кожными явлениями.

Крестовичок — самая опасная медуза, обитающая в прибрежных водах Советского Союза, встречается у наших дальневосточных берегов. Это крохотная медузка с высоким прозрачным куполом слабого желтовато-зеленого цвета, диаметром всего 2,5 сантиметра с 80 щупальцами. Живет она на небольших глубинах, а во время нереста подходит к берегам. Бывают моменты, когда купаться совершенно невозможно. Встреча с медузой оборачивается болью, и через 10–15 минут на месте ожога выступает сыпь. Самое страшное — падение тонуса мышц. Оно развивается из-за нарушения нервно-мышечной передачи. Позже возникает боль в конечностях и пояснице, временная слепота и глухота, сознание помрачается, что сопровождается бредом, галлюцинациями, двигательным возбуждением, учащением сердцебиения. В иные годы для медиков Владивостока крестовичок оборачивается серьезной проблемой. На Черном море самая опасная медуза — корнерот, вызывающая неприятные ожоги и временами серьезно докучающая отдыхающим.

Пользуются химическим оружием многие кораллы. Палитоксин — яд представителей зоонтарий, одиночных кораллов, внешне напоминающих мелких актиний, в 100 раз сильнее яда кобры. Аборигены Гавайских островов смазывали им наконечники боевых стрел. Жгучие гидроидные кораллы пеннарии устраивают на дне вблизи берегов Флориды крупные колонии. Весьма коварным существом является коралл миллепора, кремово-желтые ветви которого обладают такой утонченной красотой и изяществом, что трудно удержаться и не унести кусочек на память.

Страсть к прекрасному наказуема: обманщик обжигает, как раскаленное добела железо! Жжется не мертвый остов колонии, а миллиарды крохотных полипов, живущих в его порах. Колония всегда готова дать отпор. Ее члены делятся на снабженцев и стражей. Первые — «большеротые» полипы — вечно что-нибудь едят, обеспечивая жизнь всей колонии, другие — безротые — всегда начеку, и в контакт с ними лучше не вступать.

Немертины внешне напоминают червей, но не состоят с ними в непосредственном родстве. Об этом говорит хобот, не встречающийся ни у кого из червей. Он находится в особом влагалище, а в случае необходимости высовывается наружу. Хобот вооружен острейшим стилетом и связан с ядовитой железой. Химическое оружие позволяет немертинам убивать червей и даже питаться рыбой.

Самые ядовитые среди моллюсков — конусы, владеющие очень красивыми конусообразными раковинами. Эти прелестные существа — хищники, совершающие свои охотничьи набеги под покровом темноты. Их глотка, как и у других брюхоногих моллюсков, имеет терку, состоящую из уплотненной ткани, на которой правильными рядами располагаются зубчики. У конусов они длинные, имеют форму гарпуна и внутренний канал, в который из специального протока поступает вырабатываемый здесь же яд. Он скапливается в пузырьке, а в момент укуса выдавливается в канал зуба. На переднем конце головы находится хоботок, из которого выглядывает один из зубов терки. Он и производит укус, сопровождающийся сильной болью и онемением тканей, распространяющимся от места укуса на все тело. Одновременно возникает одышка и тошнота, расстраиваются слух и зрение, нарушается координация движений, начинает кружиться голова. Если возникает паралич дыхания, гибель человека становится неизбежной.

У лишенных раковины заднежаберных моллюсков ядовитые железы располагаются в коже и служат для обороны, вырабатывая опасную для врагов слизь. А у бабилоний яд продуцируют пищеварительные железы. Существует предположение, что это результат их заражения каким-то микробом. Многие моллюски, в том числе съедобные, поедая ядовитые одноклеточные водоросли, накапливают в своем теле их яды и сами становятся ядовитыми.

Среди головоногих моллюсков химическим оружием балуются лишь мелкие осьминоги и один из видов каракатиц. Яд вырабатывается задней парою слюнных желез. Прокусывая клювом наружные покровы жертвы, хищник вводит в рану порцию яда, почти мгновенно парализуя добычу. В легких случаях яд вызывает у человека сильную боль и опухоль пораженной конечности. При получении большой дозы яда происходит остановка дыхания, и смерть может наступить уже через несколько минут.

Морские ежи охотно пользуются ядами и владеют прекрасными приспособлениями для их введения. Это иглы. Они покрыты железистым эпителием, вырабатывающим токсины. Когда игла впивается в тело врага, ее кончик обламывается, и в рану вводится яд. Второе приспособление — «педициллярии», от латинского слова «педикулюс» — «стебелек», «ножка». Эти многочисленные придатки в виде трех- или двустворчатых раковин, выполняющих функцию щипчиков, произошли от игл, хотя совершенно на них не похожи. Чаще всего они сидят на гибком стебельке. Их главное предназначение — очистка тела, удаление посторонних частиц, запутавшихся между иглами ежа, и борьба с мелкими квартирантами, пытающимися приискать там жилье. Иногда педициллярии используются для того, чтобы схватить и удержать добычу. Придатки очень подвижны и оснащены мышцами, раскрывающими и захлопывающими бранши щипчиков. У некоторых морских ежей в раковине находится ядовитая железа.

Самые опасные ежи токсопнеустесы. Иногда их называют ежами-убийцами. У них длинные педициллярии, вцепляющиеся в тело жертвы мертвой хваткой. Оторванные от ежа, они продолжают добавлять в рану порции смертоносной беловатой жидкости. Яд вызывает параличи и может стать причиной человеческой гибели. Фиолетовый яд диадемовых ежей не так опасен, но длинные, с вязальную спицу, чрезвычайно острые иглы заставляют относиться к красивым чудовищам с уважением. Опасность контакта с «диадемой» усугубляется тем, что иглы утыканы спирально расположенными шипиками с остриями, направленными назад, что серьезно затрудняет извлечение обломков из раны. Иглы очень подвижны, а их владельцы внимательны. Даже упавшая на ежа тень сейчас же приводит их в движение. Часто несколько игл складываются вместе, образуя пику. В общем, с этим ежом лучше не связываться. Другое дело скальные морские ежи, чей яд смертелен для ракообразных, но на человека не действует. Их добывают ради вкусной икры.

Многие голотурии съедобны, но и среди них встречаются ядовитые. На Маршалловых островах ядом черных голотурий глушат в мелких водоемах рыбу. Для человека яд не опасен: черных голотурий и убитую ими рыбу охотно едят. Их яды — голотурины — проявляют противоопухолевое действие и помогают при лечении инфекционных болезней. Яды морских звезд спасают их от нападения хищников. Одни из них для человека не опасны, других, вроде тернового венца, вооруженного сотнями острых игл, сидящих на подвижных ножках, лучше не трогать.

В отличие от беспозвоночных, использующих химическое оружие главным образом на охоте, рыбы пользуются ядом при обороне. Это как-то их облагораживает, хотя людям, постоянно имеющим с ними дело, от этого не легче. У одних рыб ядовитые железки находятся в коже и выделяют ядовитую слизь. У других они связаны с различными шипами и колючками. Наконец, ядовитыми могут быть просто ткани тела. Грешат ядами даже акулы и скаты, которых принято бояться главным образом за величину и остроту зубов, правда, только мелкие. У представителей семейства скатов-хвостоколов — длинный, плетевидный и очень подвижный хвост, которым они в случае опасности ловко пользуются. На расстоянии одной трети от основания хвоста находится его знаменитый шип. У некоторых видов их бывает 2, 3 и даже 4. Шип очень тверд, по форме напоминает гибкую шпагу, лезвие которой покрыто небольшими зубчиками, направленными к его основанию.

Шип хвостокола всего лишь кожный «зуб», видоизмененная чешуя. Если ему случается отломиться, на его месте вырастает новый. Шпага хвостокола длиною 40–50 сантиметров — серьезное оружие. Она способна нанести глубокие колотые и резаные раны. Опасность усугубляется тем, что в рану по двум глубоким бороздкам шипа, идущим вдоль его нижней стороны, из специальных железок, расположенных здесь же, стекает ядовитый секрет, вызывающий у человека мучительную боль и даже временные парезы или параличи.

Свое оружие скаты используют только для обороны, оно защищает их от нападения сзади и сверху. Для охоты шпага не годится. Древние греки всерьез побаивались ее. Они знали, что шип ядовит, и приписывали ему почти магическую силу, о чем упоминается в различных легендах и преданиях. Согласно одной из них шип хвостокола сыграл трагическую роль в судьбе легендарного героя Греции мифического царя острова Итаки Одиссея.

В дальневосточных морях обитают многие представители семейства хвостоколов и среди них гигантский длиной до 2,5 метра. Самый крупный член этого семейства — хвостокол капитана Кука достигает 2 метров в ширину и около 5 метров в длину! В некоторых районах океана скатов бывает так много, что дно, усеянное их телами, напоминает мостовую, вымощенную крупными ромбовидными плитками. Такую картину наблюдал Жак Ив Кусто, совершая подводные экскурсии у Лазурного берега Франции. В сравнении со скатами-великанами черноморский хвостокол морской кот не кажется особенно опасным, но, уверяю вас, при встрече самое благоразумное оставить его в покое.

Острыми шипами снабжены представители близкого к хвостоколам, очень своеобразного семейства чрезвычайно эффектно окрашенных скатов-бабочек. Броская рубашка не демаскирует ската, лежащего на дне тропического моря, среди тамошнего буйства красок. Зато когда потревоженные чем-нибудь рыбы взмывают ввысь и, неторопливо помахивая крыльями-плавниками, скользят в прозрачной, освещенной солнечными лучами воде, кажется, что в море резвятся гигантские бабочки.

У этих скатов небольшой хвост, зато тело чрезвычайно широко и имеет вид треугольника, основание которого в 1,6 раза больше его высоты, а размах «крыльев» достигает 4 метров. Такие громадины в наших морях не встречаются. Длина японского ската-бабочки, иногда появляющегося у самых южных берегов Советского Приморья, — 65 сантиметров, а размах крыльев более метра. Несмотря на свои внушительные размеры, скаты-бабочки менее опасны, чем хвостоколы, так как их короткий толстый хвост менее подвижен, а шипы невелики.

Из костистых рыб самыми опасными являются бородавчатки. Эти небольшие, медлительные, неповоротливые существа живут на мелководье тропических морей и коротают дни среди обломков кораллов, забившись в щель или зарывшись в песок. Окраска и многочисленные бородавки хорошо маскируют хищника. Оружием рыбам служат 12 или 13 лучей спинного плавника, превратившихся в колючки, каждая из которых оснащена парой желез с сильнейшим ядом. Шипы не длинны, зато остры и прочны. Резиновая подошва далеко не всякой обуви способна предохранять ногу от повреждения. По обеим сторонам шипа есть канавки, по которым яд поступает к кончику иглы и впрыскивается в рану. У основания колючек имеются «запоры», фиксирующие их в боевом положении.

Яд вызывает сильную боль и отек тканей. Затем на пораженном месте возникает некроз. При поступлении в организм значительной дозы яда человек теряет сознание, а дыхание и функции сердечно-сосудистой системы нарушаются. Смерть может наступить в течение нескольких минут. Описан случай, когда ловец рыбы из Южной Африки, наступивший на бородавчатку и получивший сквозь подошву обуви укол второго пальца левой ноги всего лишь одним шипом, через час умер.

Много неприятностей доставляют людям морские дракончики. Эти небольшие рыбки немало времени проводят на дне. У дракончиков два спинных плавника. Первый — короткий, несет всего 5–7 шипов, второй — значительно длиннее и содержит до 25 лучей. Ядоносными бывают лишь шипы жаберных крышек да первый шип первого спинного плавника.

На затаившегося дракончика легко наступить, но можно подвергнуться и активной атаке, спугнув ненароком рыбку с насиженного местечка. Выскочив из укрытия, дракончик бьет обидчика ядовитыми шипами, нанося болезненные уколы. Боль поистине нестерпима. Мне довелось видеть, как взрослый мужчина, неосторожно наступивший на опасную рыбку, полчаса дико кричал и катался по песку, пока усилиями медиков боль не удалось снять.

Яд не смертелен, но может вызвать параличи, расстройство дыхания и кровообращения. На Черном море несчастные случаи происходят редко, так как обитающий здесь большой дракончик держится на более значительных глубинах, чем его родственник — малый дракончик из южных морей.

Среди представителей соответствующего семейства скорпеновых^[4], обитающих во всех океанах нашей планеты, около 80 процентов ядовитых. Это в основном донные рыбы с широкой приплюснутой головой и таким же туловищем, вооруженные многочисленными шипами и колючками. В Черном море обитают морские ерши, рыбы съедобные, обладающие отменным вкусом. Яд черноморских скорпен не силен, но знаю по себе, что хотя их уколы не приводят к трагедии, все-таки лучше их избегать.

Среди скорпеновых наиболее опасны крылатки, тоже некрупные рыбы. Наиболее дурной славою пользуется рыба-зебра, раскрашенная кремовыми и бордовыми полосами. Очевидцы, имевшие возможность любоваться крылатками в море, пишут, что рыбка больше всего похожа на миниатюрный фрегат, величаво плывущий под всеми парусами. Музейные препараты, которые мне довелось видеть, больше всего напоминали дикобразов.

Тело зебры оснащено большим количеством плавников, игл и других придатков. 18 ядовиты, 13 растут на спине и украшены небольшими флажками, из них 9–10 очень длинных. Три колючки торчат на брюхе и две охраняют тыл. Над головой плюмаж из дюжины гребешков, а расчлененные грудные плавники топорщатся 15 длиннющими лучами. Все эти лучи, колючки и гребешки также разрисованы в полоску.

Грациозная и обычно неторопливая красавица зебра в минуту опасности преображается и готова сражаться с любым врагом, независимо от его размера. Она быстро поворачивается из стороны в сторону, стараясь стать к противнику спиной, и, пятясь, бьет его спинными плавниками. Яд крылаток чрезвычайно опасен, к счастью, его немного, и трагические случаи крайне редки.

Тела многих рыб нафаршированы ядами. Мясо некоторых иглобрюхих рыб опасно всегда, другие становятся ядовитыми лишь в отдельные периоды жизни. Эти существа ни на кого не похожи. У них широкая спина и укороченное, покрытое шипами тело. Необычайно толстая голова украшена подобием клюва, которым иглобрюхи скусывают и «разжевывают» веточки кораллов, за что получили второе название — скалозубых. Им приходится отправлять в желудок такую массу известняка, среди которого капля съедобного, что можно смело сказать, белый коралловый песок тропических пляжей образуется не без их активного участия.

Хвост рыб выполняет лишь функцию руля, а поступательное движение телу придают грудные, спинные и анальные плавники. Малые скорости передвижения отчасти окупаются маневренностью: рыбы могут одинаково ловко передвигаться и головой вперед и хвостом. Характерная особенность иглобрюхих — большой мешок, представляющий собою вырост кишечника. Закачивая туда воду, иглобрюх раздувается, превращаясь в шар. Рыба прибегает к этому приему в минуту опасности и приобретает такие размеры, что становится «несъедобной», так как не лезет хищнику в рот. За эту особенность иглобрюхих называют надувными рыбами.

У иглобрюхих ядовиты кожа, брюшина, печень, икра и молоки. Особенно опасны половые продукты. Яд обладает нервно-паралитическим действием, сходным с кураре, только в 150 000 раз сильнее! Тем не менее в некоторых странах Востока, в первую очередь в Японии, этих рыб употребляют в пищу и даже считают утонченным лакомством.

Они столь ядовиты, что готовить иглобрюхов самостоятельно рискуют немногие. Блюда из них подают в специальных ресторанах под общим названием «фугу». Готовить опасных рыб имеют право лишь повара, прошедшие специальную подготовку и получившие соответствующую лицензию. Для приготовления деликатесных блюд используют все без исключения наиболее ядовитые части тела. Любители фугу говорят, что кушанье по вкусу напоминает цыпленка. Но мода на него, вероятно, связана с дополнительными ощущениями, возникающими при дегустации, с чувством тепла во всем теле, с покалыванием языка и губ, с их онемением, а главное, с легкой эйфорией и естественным возбуждением, возникающим у гурманов за трапезой от сознания рискованности мероприятия. Несмотря на принимаемые предосторожности, в одной Японии фугу уносит около ста жизней в год.

Первые симптомы отравления могут появиться уже через несколько минут после окончания еды и не позже чем через 3 часа. Сначала возникает покалывание и онеменение языка и губ, то есть те же ощущения, которые обычно дает гурманам фугу. Однако позже они распространяются на все тело. Начинается сильнейшая головная боль, рези в животе, ноют и болят конечности и нарушается походка. Характерным симптомом становится рвота. Если она своевременно не возникает, возможность выздоровления считается маловероятной. Затем нарушается координация движений, расстраивается речь, падает давление крови, понижается температура тела, дыхание затрудняется, наступает потеря сознания и смерть от остановки дыхания. Нередко болезнь развивается стремительно и все кончается за 1,5–6 часов. Ядовитым веществом иглобрюхих является тетродотоксин. Специфических противоядий против него до сих пор создать не удалось.

В океане немало вполне порядочных рыб, которые иногда становятся опасными. Среди них сонные рыбы. Не думайте, что эти существа посвящают сну слишком много времени. У названия иное происхождение. На восточном побережье Австралии, на островах Фиджи и Норфолк, так называют некоторых представителей семейства кифозных рыб. Это энергичные, подвижные существа, размером 35–45 сантиметров с эллиптическим, сжатым с боков телом, покрытым мелкой чешуей. Они растительноядны и живут стаями. Как и у других вегетарианцев, их мясо имеет своеобразный запах морских водорослей и на европейский вкус не кажется особым деликатесом, но местное население везде охотно употребляет кифозов в пищу. Обычно потребители никаких претензий к ним не предъявляют, вот только на острове Норфолк несколько раз наблюдали вспышку странного заболевания. У людей вдруг возникали галлюцинации, кошмарные видения, затем развивалась сонливость, переходящая в длительный глубокий сон, после которого наступало выздоровление.

Врачи подозревают, что причиной болезни является отравление мясом индо-тихоокеанского кифоза. Убедиться в этом пока не удалось. Белые мыши, крысы, собаки, которым скармливали рыб, не обнаруживали повышенной сонливости. А о возникновении у них кошмарных галлюцинаций сказать что-нибудь трудно. У крысы ведь об этом не спросишь! Но вроде и галлюцинации не возникают. Уличить кифозов трудно, ведь мясо далеко не всех рыб и не во всякое время года бывает ядовитым. Скорее всего неприятные свойства кифозы приобретают, питаясь какой-то особой пищей.

Известны и другие виновники отравлений, сопровождающихся галлюцинациями и кошмарами, жжением в горле, мышечной слабостью и частичным параличом ног. Такие случаи зарегистрированы в Японии, на Гавайских островах и в других прибрежных странах. Виновниками их были тропические кефали и султанки. Это донные рыбы, питающиеся илом или живущими в нем животными. Все они, особенно маленькие султанки, длиною 15–20 сантиметров, отличаются отменными вкусовыми качествами. Еще в Древнем Риме они считались деликатесом. У нас султанки ловятся летом в Черном, а иногда и в Азовском морях. Кефали значительно крупнее. Обитают они по всем морям и океанам. Из них самый частый виновник отравлений — лобан, распространенный у дальневосточных берегов нашей страны, в Черном и Азовском морях. Но у нас за ним ничего предосудительного не замечено.

С отравлениями рыбой связывают целый ряд странных происшествий, изредка возникающих в океане, в том числе таинственные исчезновения судов или их команд. Издавна бытуют легенды о «Летучем голландце», корабле, странствующем по океану без капитана и экипажа. Подобные корабли не домысел суеверных моряков. С ними случались встречи и в наши дни, причем судьбу команды и причину ее исчезновения установить, как правило, не удается. Иногда очевидно, что команда покинула судно внезапно, так как никаких следов предварительной подготовки к эвакуации обнаружить не удается. Вещи, причем довольно ценные, остаются в каютах. Знакомство с камбузом свидетельствует, что шла обычная подготовка к обеду или ужину. В общем, текла обычная корабельная жизнь и никаких внезапных изменений в ней не предвиделось.

Наиболее вероятной причиной появления «голландцев» считается возникновение паники, ужас, внезапно охватывающий людей. Что же может стать его причиной? Назову лишь две. К числу наиболее достоверной относят инфразвуковые волны, возникающие под воздействием ветра, изменений атмосферного давления, подводных землетрясений или извержений подводных вулканов. Известно, что инфразвуки способны воздействовать на психику человека, вызывать необъяснимую тревогу или непреодолимый ужас.

Вторая и, на мой взгляд, более вероятная причина — отравление «сонными рыбами» и массовые галлюцинации. Обычно они носят характер кошмаров. Многократно описанной галлюцинацией является пылающее нестерпимым пламенем море. Галлюцинация усугубляется извращением температурной чувствительности, когда холодное кажется невыносимо горячим, а горячее — ледяным. Поскольку в море едят из общего котла, отравляется вся команда и всех охватывает общий ужас и сходные галлюцинации. Неудивительно, что моряки спускают шлюпки и команда судна исчезает в просторах океана. Одно из подобных происшествий, к счастью, закончившееся менее трагично, описал в своей книге «Дерево духов» очевидец этих событий, врач, моряк и писатель Юрий Пахомов.

Внезапно стать ядовитыми могут любые рыбы тропиков, в том числе сельдевые: анчоусы, тарпоновые и собственно сельди. Правда, отравления ими случаются редко, зато результаты бывают трагичны. Яд действует так стремительно, что смерть может наступить сразу же после первого проглоченного куска. Сельди питаются планктонными организмами, и, видимо, что-то полученное с пищей делает их несъедобными.

Гораздо шире распространена сигуатера. Так называется один из видов отравлений рыбой, внезапно ставшей ядовитой. Термин возник на Кубе еще во времена испанской конкисты. Им первоначально обозначали пищевые отравления, вызываемые брюхоногими моллюсками. От их местного названия и произошло наименование болезни. Интересно, что этот вид моллюсков на Бермудах давно вымер, но крабовидный рак-отшельник ценобит диоген до сих пор использует под жилье только их раковины, еще сохранившиеся в донных отложениях. Никаких заменителей им в районе Бермудских островов нет.

Виновниками отравлений чаще всего становятся рифовые рыбы: груперы, барракуды, мурены, рыбы-попугаи, рыбы-хирурги и рифовые окуни. Сигуатера — коварное заболевание. Можно смертельно отравиться рыбой, которая еще вчера была совершенно безвредна. Нередко рыбы, пойманные в один и тот же день у одних участков побережья, были вполне съедобны, а пойманные на соседних участках несли людям болезнь. Причину, почему мясо рыб становится ядовитым, установить до сих пор не удалось, но яд сумели выделить в чистом виде. Он представляет собой светло-желтое маслянистое вещество. Действие сигуатоксина напоминает картину отравления, вызванного «сонными рыбами» и отчасти фугу. Первыми симптомами служат покалывание, онемение языка и губ, металлический привкус и сухость во рту. Затем появляются тошнота и сильные боли в животе, в мышцах и суставах, нарушается координация движений и извращается температурная чувствительность. В тяжелых случаях возникают парезы и параличи, конвульсии, кома, а иногда и смерть. Отравления могут быть массовыми. Однажды сигуатера предотвратила сражение между английскими и французскими колонизаторами и помешала в тот период изменить судьбу колонии на острове Маврикий^[5].

Существуют и другие формы отравлений рыбами, ставшими временно ядовитыми. Пока неясна судьба самих рыб, и неизвестно, помогают ли токсины, накопившиеся в их теле, спасаться от врагов. Скорее всего пользы от владения сильнейшим химическим оружием рыбы не получают.

Нигде так часто не сталкиваешься с содружеством животных, как в океане. С ним встречаешься на каждом шагу. Наиболее характерный пример взаимопомощи дают раки-отшельники. У них принято обзаводиться личным телохранителем или многочисленной охраной. Обычно в этой роли выступают актинии. Взрослый рак-отшельник сам выбирает себе стражника, пересаживает на свою раковину и таскает вместе с домом в поисках пищи. От такого сожительства польза обоюдная: актиния защищает рака, а он, ползая по дну, создает для ее питания более благоприятные условия. Иногда вместе с отшельниками живет несколько актиний, при этом они умеют так рассесться на крыше хозяйского дома, чтобы не нарушить его равновесия. Раки дорожат своими сожителями и, «переезжая» в другой дом, переносят их на новую раковину. Рыбы, питающиеся раками, легко разделываются с отшельником, не имеющим телохранителя, но, познакомившись с совместной обороной «сожителей», больше не рискует нападать на тех, кто обзавелся персональной охраной.

Мутуализм предполагает взаимную заинтересованность сожителей, однако полного равенства в природе не бывает. Один из партнеров всегда получает от содружества больше пользы, чем другой. Для отшельников особенно удачно сожительство с адамасией. Постепенно разрастаясь, подошва актинии в конце концов охватывает раковину и, продолжая расти вперед, козырьком нависает над входом в дом. Теперь быстрорастущему раку не приходится часто переезжать на новую квартиру. Для отшельника адамасия — отличный защитник, и все же он без нее жить может. Актинии, поселяющиеся на живых моллюсках, кажется, чувствуют там себя совсем неплохо, но способность размножаться приобретают, только живя в компании рака. Видимо, он выделяет какие-то вещества, необходимые для их развития.

У рака-отшельника бывает и второй сожитель — многощетинковый червь. Он живет в его раковине, выполняя работу уборщицы. Червь находит здесь убежище, да и с барского стола нет-нет и перепадет что-нибудь вкусненькое. Разумеется, червяк не ждет подачки. Когда рак обедает, он, улучив подходящий момент, крадет кусочек съестного. Рак собственного червяка не обижает, зато, найдя точно такого же где-нибудь под камнем или в пустой раковине, непременно съест. Когда отшельнику приходит срок менять свою раковину на более просторную, он не забудет перенести туда и червя.

Некоторые крабы предоставляют актинии жилье прямо на своей спине, а вот отшельник — диагон Эдварди — поселяет свою актинию на наружной поверхности левой клешни. В момент опасности он скрывается в раковине, из ее отверстия торчат только жгучие щупальца актинии. Крабики либия и полидектусы держат в обеих «руках» по небольшой актинии и благодаря особому устройству клешней не повреждают их. Со стороны такие крабики выглядят миниатюрными боксерами в больших перчатках, принявшими боевую позу. Их оружие весьма эффективно, но в повседневных делах приходится крабам обходиться без помощи клешней.

Мы привыкли к тому, что враги бывают крупнее и сильнее своих жертв. Не всегда так. Некоторые малыши, собравшись большой компанией, способны замучить любого великана. Пример тому серые киты. Исполины, странствуя по свету в больших стаях, легко заражают друг друга всевозможными паразитами и к зиме успевают настолько завшиветь (не удивляйтесь, среди паразитов есть и китовые вши), что им становится невтерпеж.

Китов истязает множество мучителей. Стада китовых вшей — небольших рачков-бокоплавов бродят по волосатой морде зверя. Уцепившись задними грудными ножками за его кожу, особенно на губах и у полового отверстия, где наружные покровы потоньше и понежней, они без стеснения грызут беспомощного великана, выедая глубокие язвы. Морские желуди острыми краями раковин глубоко внедряются в кожу. Морские уточки не способны к ней прикрепиться и под фундамент для своего дома используют раковины морских желудей. Крупный, до 32 сантиметров, веслоногий рачок, по форме напоминающий червя, грызет живой пирог за троих. А в желудках поселяются отвратительные 40-метровые глисты. Паразитов так много, что, будь эти звери поменьше, их бы заживо съели. Из-за своих мучителей исполины и получили название серых китов. На самом деле кожа у них темная, но с годами покрывается бесчисленными светлыми отметинами — следами пребывания бессовестных дармоедов, и киты становятся серыми.

Бороться с надоедливой мелюзгой помогают маленькие рыбы-чистильщики. Живут они во всех тропических морях. В зоне Малых Антильских островов обитают бычки, губаны, рифовые окуни и толстогубы, питающиеся исключительно паразитами, поселившимися на теле крупных рыб. Жертвы наружных паразитов отлично знают, где можно пройти санобработку. Кефали, странствующие вдали от берегов, приплывают на приемные пункты чистильщиков целыми стаями. В подводных пещерах и гротах их ждут креветки. Рыбы подставляют им наиболее пораженные места, и, санитар, забравшись на клиента, приступает к санации.

Дезинсекторы редко остаются без работы. Если клиент не выражает желания воспользоваться гигиенической процедурой, чистильщик, чтобы привлечь его внимание, растопырив плавники, опуская и поднимая хвост, исполняет своеобразный танец. Перед радушным приглашением не может устоять ни одна рыба. Она замирает головой вниз, как кефаль, или, встав вертикально, как рыба-попугай, расправляет плавники, чтобы удобнее было ее обследовать, раскрывает рот, приподнимает жаберные крышки, и маленькие чистильщики безбоязненно устремляются к чудовищу в пасть, уверенные, что их не проглотят.

Когда клиент решит, что процедуру пора кончать, он резко захлопывает рот, закрывает на несколько секунд жаберные щели, но затем вновь их открывает, и чистильщики спешат убраться восвояси. Затем он встряхивается, и работающие снаружи санитары заканчивают процедуру.

Между чистильщиком и клиентом — полное взаимопонимание. Склевывая с тела обслуживаемой рыбы паразитов, чистильщик то и дело касается ее своими плавниками. Клиент знает, где находится санитар, и старается создать ему для работы самые благоприятные условия. Темные единороги даже бледнеют, становясь светло-голубыми. На светлом фоне паразита заменить легче. Акул и скатов приходится обслуживать на ходу, замереть на месте они не могут. Санобработка производится у одиноко стоящих кустов коралла, вокруг которых так удобно медленно совершать круг за кругом.

От содружества чистильщиков с рыбами польза обоюдная. Санитары весь корм собирают на их телах, проделывая колоссальную работу. За шестичасовой рабочий день старательный санитар успевает обслужить более трехсот клиентов. Тропические рыбы без чистильщиков тоже обходиться не могут. Однажды на рифах у Багамских островов специально выловили всех санитаров. И что же? Большинство рыб покинуло этот риф, а у тех, что остались, на теле и плавниках вскоре появились раны, опухоли, пораженные грибками места. Чистильщики не только уничтожают паразитов, но и обрабатывают раны, удаляя отмирающие ткани.

Рыбы холодных и умеренных широт меньше страдают от паразитов. Здешние чистильщики не устраивают пунктов санобработки и, как некогда бродячие брадобреи, с бритвой и табуреткой рыскавшие в поисках клиентов по базарам Средней Азии, странствуют по океану, проделывая внушительную работу. Однажды подсмотрели, как юнкер-сандагери обработал за 15 минут 21 рыбу.

В океане, как нигде в мире, распространена манера жить крупными сообществами. В большие стаи объединяются креветки, кальмары, рыбы… Это помогает выжить. Хищник, столкнувшийся с огромной стаей анчоусов или креветок, в первый момент теряется, не может решить, кого съесть. Это дает время стае рассыпаться, набрать скорость и удрать. Хищнику иногда все же удается поживиться, поймать больное или плохо развитое животное. В этом главное преимущество стайного образа жизни. Из стаи постоянно изымаются заболевшие и неполноценные члены. Это предохраняет от возникновения эпидемий и ставит барьер передаче по наследству врожденных дефектов развития и появлению в потомстве хилых животных.

От совместной жизни может быть прямой, непосредственный эффект. Собравшись вместе, даже слабые существа способны дать отпор опасным врагам. Расскажу о колючих лангустах, гигантских морских ракообразных, внешне похожих на увеличенную копию наших речных раков, только панцири их окрашены в бежевато-коричневые тона с черно-синей или фиолетово-красной отделкой и отсутствуют клешни, отличное приспособление для охоты и обороны. Вот почему, несмотря на значительные размеры — 50–75 сантиметров, несмотря на надежные рыцарские доспехи — прочный хитиновый панцирь и колючие выросты тела на голове и груди, лангусты беззащитны перед крупным врагом и вынуждены вести скрытый образ жизни, прячась среди скал и кораллов под камнями и в зарослях подводных растений, покидая укрытия только ночью и тщательно охраняя свои владения от вторжения других лангустов.

Колючие лангусты весь год живут нелюдимо в прибрежной полосе теплых морей. Но вот наступает зима, и однажды утром на песчаных отмелях все укрытия оказываются заполнены лангустами. Обычно такие необщительные, они спокойно лежат бок о бок в своих ставших тесными убежищах. Ночь от ночи лангустов становится все больше и больше, и в их среде растет беспокойство. Обычно осторожные, они теперь начинают даже днем покидать свои убежища.

Огромные морские рыбы пользуются моментом и стаями нападают на гигантских раков. Сразу расправиться с лангустом трудно, рак норовит повернуться колючками рострума навстречу врагу. Нападать на него спереди опасно, и рыбы сначала откусывают глаза, сидящие, как у всех высших ракообразных, на конце длинных стебельков, а уж потом набрасываются на ставшего беспомощным гиганта. В этот период много лангустов погибает в зубах прожорливых рыб.

Возбуждение среди лангустов продолжает нарастать, а когда наконец разражается первый зимний ураган, животные покидают укрытия и уходят в глубь океана, выстраиваясь в цепочки у порога своих убежищ. Непонятно, как животные сговариваются между собою. Обычно кто-то из наиболее активных животных, выбрав такого же активного товарища, вдруг кладет свои длинные усы ему на спину, и, опершись на него передней лапой, пускается за ним в путь, ни на шаг от него не отставая. В свою очередь, ему на спину опускает усы третий лангуст.

Вожак не дожидается, пока к нему присоединятся другие товарищи, а сразу же пускается в путь. Спутники появятся позже. Когда процессия проходит мимо соседних укрытий, из них выбегают новые лангусты, и цепочка постепенно растет. При встрече двух небольших цепочек они немедленно сливаются в одну. На ходу животные оставляют пахучие следы, и если очередная колонна натыкается на свежий след своих товарищей, она меняет маршрут и пускается за ними вдогонку. Даже в наши дни, когда запасы промысловых животных в океане повсеместно скудеют, встречаются цепочки из 200 дружно шагающих животных.

Ничто не может остановить начавшееся шествие. Ритмично переставляя ноги, поворачивая на длинных стебельках вишенки глаз, движется колонна закованных в броню животных, как загадочное многоглазое чудовище. Недаром колючие лангусты носят латинское название аргусов. Такое имя носил мифический стоглазый великан, которого греческие боги любили использовать как надежного сторожа, так как у него никогда не спали все глаза сразу. Колонны морских раков движутся неторопливо, со скоростью 1 километр в час. За сутки, изредка делая короткие остановки для отдыха, животные проходят по морскому дну около 12 километров.

В первые часы шествия в колоннах еще слаба дисциплина. Цепочки время от времени рвутся и распадаются. Но вот преодолены первые 1–2 километра, и дисциплина окрепла. Теперь лангусты все реже делают попытку покинуть место в строю, а если дезертир все же найдется, его сотоварищи не допустят нарушения дисциплины. Он будет возвращен на свое место принудительно. Об этом позаботится лангуст, идущий сзади. Особенно внимательно следит за порядком рак, замыкающий колону. Он яростно набрасывается на каждого, кто попытается нарушить дисциплину.

Чем дальше колонна отходит от места сбора, тем случаев нарушения дисциплины становится меньше. Осторожные и робкие в обычное время, лангусты теперь не знают страха. Если врага нельзя обойти стороной, они принимают бой и готовы пойти на таран. Когда на колонну сверху нападает стая крупных рыб, цепочка лангустов свертывается в плотную спираль, и лес усов и острых кончиков ростров устремляется вверх. Если враг оказывается сбоку, цепочка разворачивается фронтом в сторону опасности, превращаясь в ощетинившуюся рострами шеренгу. Ни один лангуст не позволит себе покинуть место в строю, а если будет выбит оттуда врагом, теряет голову и как безумный вертится на месте, стараясь понять, куда делась его колонна, и когда определит ее местоположение, бросается вдогонку.

А колонны между тем идут и идут. Когда предводитель устает, его место занимает следующий лангуст. Несколько суток продолжается торжественное шествие, пока последняя цепочка не скрывается в пучине океана. Никто не знает, зачем они туда направляются, но совершенно очевидно, что переход в океанскую бездну можно осуществить только сообща. В одиночку противостоять бесчисленным врагам лангусты не в состоянии.

Некоторые животные пользуются чужим оружием. В царстве Посейдона популярны «реактивные» батареи стрекательных клеток гидроидов. Присвоить их совсем не трудно. Ученые давно заметили, что если с помощью особых химических веществ понизить возбудимость тканей животного, то стрекательные клетки удается извлечь из его тела, и они при этом не выстрелят. Этим пользуются плоские черви и голожаберные моллюски.

Использовать заимствованное оружие моллюскам помогает… печень. Это крупный орган, состоящий из трех долей, протоки которых, соединившись вместе, впадают в желудок. От крупных долек отделяются мелкие, входят в особые выросты на спине животного и на их вершинах выглядывают наружу. У эолис спинные выросты так густо покрывают тело, что моллюск напоминает ежа. Именно здесь, в выростах печени, находятся многочисленные стрекательные капсулы, взятые моллюском напрокат у поедаемых им гидроидных полипов. Интересно, что эолис ест полипов не для того, чтобы насытиться, а для пополнения запасов стрекательных клеток. В пищеварительном тракте незрелые стрекательные капсулы не перевариваются и из желудка поступают в печень, не теряя способности выстреливать своим ядовитым гарпуном при малейшем прикосновении к телу нового хозяина. Так оружие жертвы переходит в собственного победителя.

Новые владельцы оружия используют лишь самые лучшие его образцы. Плоские черви микростомумы переваривают все типы стрекательных капсул, кроме самых крупных. Голожаберные моллюски, нападающие на гидроидных полипов пеннарий, оставляют для использования лишь самые дальнобойные, обладающие наибольшей убойной силой. Незрелые стрекательные капсулы, развиваясь в тканях печени нового хозяина, постепенно теряют по отношению к нему свою реактивность, и исходящие от него воздействия теперь не вызывают выстрела. Зоологи этот вид оружия называют клептокнидами, то есть «украденными стрекательными капсулами».

От использования помощи соседей всего один шаг к переходу на их полное иждивение, то есть к паразитизму. С этим отвратительным явлением в океане сталкиваешься повсюду. Приведу здесь лишь два примера отнюдь не самых удивительных форм паразитизма. Героями этих историй будут усоногие раки, к которым относятся морские желуди и морские уточки.

Одна группа паразитов объединена в подотряд корнеголовых ракообразных. Эти нахлебники еще меньше напоминают типичных ракообразных, чем их упомянутые выше родственники. Корнеголовые паразитируют на крабах, раках-отшельниках и креветках. Внешне паразит напоминает небольшой мешочек, болтающийся на теле хозяина, чаще всего на его брюшной стороне. Это наружная часть паразита. Внутрь уходят густо ветвящиеся корнеобразные выросты, которые проникают в конечности, во все выросты тела, густо оплетают все органы, но не повреждают их. Корни выполняют свое прямое назначение — сосут соки хозяина. Ни кишечника, ни органов выделения в мешочке нет. Нет никаких конечностей или органов чувств. Взрослым паразитам они не нужны. В мешочке находятся только яичники и семенники.

Вылупившиеся из яиц личинки не имеют кишечника и самостоятельно питаться не могут. Они довольствуются запасами, извлеченными из яйца, а потому ограничены во времени. Отыскав будущего хозяина и прикрепившись к его телу, голова паразита отбрасывает брюшко и грудной отдел, освобождается от раковины, от мантии и глаз и превращается в крохотный мешочек. Из него вырастает специальный отросток, проникает в тело хозяина, и содержимое мешочка «переливается» внутрь жертвы.

Несколько месяцев корнеголовый рак растет в теле хозяина, создавая свою корневую систему, затем на ее конце образуется мешочек с яичниками и семенниками, прорывающий покровы тела и некоторое время продолжающий расти снаружи. Паразит не убивает хозяина, зато истощает, а главное — делает его неспособным к размножению. Зараженное животное лишено возможности бороться с нахлебником. Даже когда хозяин линяет, сбрасывая панцирь вместе с наружными частями паразита, его утраченные части быстро регенерируют.

Второй отряд — мешкогрудые ракообразные, обнаруживающие склонность к внутреннему паразитизму как более надежному способу существования и демонстрирующие широкий диапазон профессионального совершенства. Те из них, кто ведет на кораллах жизнь наружных паразитов, внешне напоминают типичных ракообразных. Чем более квалифицированным паразитом является рачок, тем меньше заметна сегментация тела, полнее редуцированы ножки и все значительнее роль мантии, спускающейся от головы и покрывающей тело или разрастающейся в огромный, странно устроенный орган. Из-за этой мантии типичные паразиты вообще ни на кого не похожи. Когда их впервые обнаружили, то долго не могли решить, к какому типу животных следует отнести эти странные создания.

Один из таких уникумов получил название дендрогастера, что в переводе с латыни означает древообразный желудок. От небольшой непарной части этого таинственного существа отходят два более или менее симметричных, сильно ветвящихся отростка мантии, которые и дали повод для такого названия. Центральная, непарная часть является телом рачка, а ветвистые отростки — чудовищно разросшейся мантией. Шевеля ими, молодые самки медленно ползают в полости тела своего хозяина в поисках наиболее уютного уголка. Позже паразит теряет подвижность.

Так выглядят самки дендрогастеров, поселяющиеся в полости морских звезд. Самцы значительно меньше, сохраняют сегментацию тела и плавательные ножки, то есть обнаруживают известное сходство с ракообразными, которое сильно нарушают два длинных выроста тела, где находятся семенники и ветви кишечника. В самом теле места для них не нашлось.

Самцы тоже ведут паразитический образ жизни, только хозяином для них служат не морская звезда, а самка, в выростах тела которой они и поселяются. Таким образом представители сильного пола являются сверхпаразитами, то есть паразитами паразитов. Обычно при одной самке коротают жизнь несколько самцов, что гарантирует появление потомства. Их личинки, возмужав, отправляются странствовать по белому свету в поисках подходящего хозяина.

Интересно, что в этот момент еще окончательно не решено, какого пола будущий паразит. Станет рачок самкой или самцом, зависит только от условий существования. Если его жертва стерильна, то есть не заражена рачками того же вида, личинка-отшельница превращается в самку. Когда же она попадает на уже обжитого хозяина, на котором паразитирует кто-то из ее соплеменников, читатель понимает, что им может быть только самка, личинка превращается в самца. Эти особенности полового развития обеспечивают продолжение рода мешкогрудых. Если бы пол был предопределен заранее, на одних хозяевах могли бы оказаться только самки, а на других лишь самцы, а от таких однополых компаний потомства ожидать не приходится.

Итак, жизнь в океане развивается по тем же законам, как и в любом другом уголке планеты. У каждого жителя подводного мира немало врагов. Некоторые подданные Посейдона крепко дружат, помогая друг другу по мере своих сил и возможностей. Другие пользуются помощью соседей, ничего не давая им взамен. Наконец, здесь немало и откровенных нахлебников, нещадно эксплуатирующих других животных, словно в насмешку называемых «хозяевами» паразита, которых он нередко доводит до гибели.