Жизнь по капельке. Медицинский детектив

Глава третья

Паника в отделении лучевой диагностики была невероятная, хотя непосвящённому могло показаться, что всё просто замерло: обычно шумные медсёстры перемещались как тени, беззвучно открывались и закрывались вечно хлопающие двери, в коридоре, где постоянно ульем гудела очередь из пациентов, царила пустота, даже сквозняки придержали свое холодное дыхание… В ординаторской заперлись заведующий отделением, зашедший к нему обсудить очередное заключение Азин и главный врач, и, учитывая, что ни звука не доносилось из-за закрытых дверей, все понимали: это затишье перед бурей.

В середине рабочего дня на экстренно собранной линейке дежурный радиолог прерывающимся голосом сообщил, что во время проведения плановой магнитно-резонансной томографии больной скончался… Точнее, погиб. Никто не мог объяснить, как в комнате, где запрещено хранить любые металлические предметы, оказался кислородный баллон. Во время исследования создаётся сильнейшее магнитное поле, способное притягивать и перемещать металлические предметы с большой скоростью. Непонятно откуда взявшийся баллон буквально влетел в туннель томографа, где как раз находился пациент, и проломил ему череп. Когда пострадавшего достали из аппарата, из нагрудного кармана казённой пижамы торчала записка: «ДОКТОРУ АЗИНУ ДЛЯ ГЛАВЫ № 2»

Азин брёл по коридору, не замечая никого вокруг, не отвечая на приветствия коллег. Он автоматически вызвал лифт, спустился в подвал, прошёл подземным переходом в морг и открыл дверь в прозекторскую. В этом закутке он провёл больше десяти лет. Над столом, где писались заключения, до сих пор висели его личные фотографии. Кабинет заведующего, куда он переехал семь лет назад, по-прежнему оставался «новым офисом».

Закрыв за собой дверь, Азин продолжал стоять, словно вспоминая, зачем зашёл. Из-за перегородки выглянул взъерошенный интерн.

– Здравствуйте, Александр Ильич.

– Да, – ответил Азин.

Ученик посмотрел поверх очков, соображая, правильно ли он расслышал ответ.

– Вы кого-то ищете?

– Нет, – Азин покачал головой, – и, развернувшись, покинул прозекторскую. Молодой человек, проводив его удивлённым взглядом, дождался, когда захлопнется дверь, на случай, если Александр Ильич всё-таки вспомнит, зачем заходил, и вернулся к своей работе.

Вне всяких сомнений, все в госпитале знали о произошедших убийствах и записках, в обоих случаях обращённых к Азину. Ни у кого, включая следователя, не было мало-мальски правдоподобной версии, объясняющей произошедшее и при чём здесь Азин. Все вспоминали интервью доктора с корреспондентом, где оба шутили над идеей написания детективного романа, но разве можно принять это за версию? Полиция опросила патологоанатома на предмет, знал ли он погибших и есть ли у него какие-либо идеи, почему убийства были «посвящены» ему. Но Азин уверял, что сам находится в неведении.

В кармане халата затрещал телефон:

– Александр Ильич, здравствуйте, это Геннадий.

– Да, я узнал, – Азин, не дойдя до кабинета, остановился, словно начавшийся разговор должен был определить, в каком направлении ему продолжать двигаться.

– Александр Ильич, я, конечно же, не первый и далеко не последний, кто хотел бы с вами встретиться для беседы, но, благодаря нашему недавнему интервью, смею надеяться на некоторые преимущества перед остальными.

– Да, приезжайте прямо сейчас, – доктор продолжил свой путь по направлению к кабинету заведующего. – Следующую пару часов я свободен.

Приближалось время традиционного чаепития. Капа любила подчеркнуть, что следует английским традициям «5 o'clock tea».

– Знаешь ли ты, друг любезный, – наливая воду в чайник, обратилась она к Геннадию через раскрытую дверь в его кабинет, – что традиция чая 5 o'clock принадлежит английской герцогине Анне VII Бедфордской. Она с трудом выносила долгие перерывы между ранним ланчем и поздним ужином и ввела моду на чай с печеньем в неурочное время. А упрочила традицию королева Виктория, которая сразу после коронации попросила чашку чая.

Не дожидаясь ответа со стороны Гены, Капа насыпала заварку в маленький чайник и проговорила:

– На чай в высшее общество попадали только по приглашению, что считалось отличной возможностью завести знакомства.

Чайник закипел. Капа, налив воды в заварочный, плотно закрыла его крышечкой и накрыла специальным для этого случая толстым полотенцем.

– Англичане пьют разные сорта чая в разное время суток, знаешь ли ты об этом? – продолжила Капитолина свой монолог, обращённый к Геннадию. – Утром тонизирующий English breakfast, в середине дня English tea, для 5 o'clock подойдёт English Afternoon, который сочетает крепость и мягкость вкуса, а вечером мягкий, спокойный Earl Grey.

Капа направилась к холодильнику, достала сливки и наполнила сливочник.

– Англичане не пьют чай с лимоном, как русские. Зато с молоком пьют много и часто, – старушка взяла из шкафчика чашку и, наливая в неё сливки, пояснила: – Двести лет назад фарфор в богатых домах был так тонок, что в него боялись наливать кипяток. Поэтому сначала наливали молоко или сливки (лично я предпочитаю сливки), а затем горячий чай. Причём именно в такой последовательности для сохранения вкуса!

Геннадий появился на пороге кабинета.

– Я еду к Азину, – бросил Гена, на ходу надевая куртку.

– Будь осторожен, – Капа посмотрела поверх очков. – Любители чёрного юмора советуют держаться подальше от госпиталя, чтоб не попасть в следующую главу.

Но журналист уже бежал к парковке, где его ждал старый «фольксваген».

Азин пил кофе и наблюдал за быстро меняющейся за окном картинкой. Солнце уже светило по-зимнему, но оттого, что в кабинете было жарко, его сияние нарушало зимнюю идиллию, создавая впечатление, что и там, за окном, нет холодного ветра и пощипывающего щёки морозца. Издалека стремительно приближалась тёмная, тяжёлая туча, нависая низко и угрожающе. Уже пролетали отдельные снежинки, и по тому, как хаотично они кружили в воздухе, было понятно, что вместе со снегом туча принесет и ветер. Лишь тонкое стекло защищало от приближающейся бури, рождая иллюзию спокойствия. И вот серый край наполз на солнечный диск и начал слой за слоем натягивать на него свои снежные лохмотья. Но солнце не желало гаснуть и долго пробивалось отдельными лучами, пока не исчезло вовсе. И тут, вместо бури и снежного шквала, всё успокоилось, ветер стих, небо больше не казалось грозным. Из него повалили снежные хлопья, большие и мягкие, как куски ваты. Они падали медленно – то ли лениво, то ли важно – и всё это казалось некой зимней кульминацией: и побеждённое, пропавшее с неба солнце, и никуда не спешащие гигантские снежинки. Чёрные деревья растопырили пустые ветки, пытаясь поймать пролетающие хлопья, чтоб соткать из них белые рукава…