Жизнь взаймы

Глава 30

Пробуждение Паленого было не менее внезапным – будто его ударило слабым разрядом тока. Похоже, он проспал часа два, потому что за окном виднелось солнце, уже клонившееся к закату.

В доме кто-то был. ЧУЖОЙ. Это Паленый почувствовал всеми фибрами своей души.

И этот человек приближался к гостиной практически неслышным скользящим шагом. Так когда-то ходили японские ниндзя, легендарные разведчики и убийцы средневековой Японии, а теперь ходят профессионалы из некоторых сверхсекретных армейских подразделений.

Что-либо предпринимать уже было поздно. Помощь могла подоспеть лишь к разбору шапок. Паленый лишь сделал один-единственный молниеносный выпад. Невероятно быстрым движением он достал из-под диванной подушки пистолет, снял его с предохранителя и спрятал под халат – так, чтобы удобно было им моментально воспользоваться.

Он сидел вполоборота к той двери, откуда должен был появиться незваный гость. Паленый знал почти наверняка, что это не охранник и уж тем более не Анна Григорьевна, хотя она тоже ходила легко и бесшумно.

Паленый ждал. Он был словно один большой обнаженный нерв.

– Ворон! Ты меня слышишь?

Немного хрипловатый мужской голос заставил его вздрогнуть. Снайпер! Это он и никто другой, в этом Паленый не сомневался. Он ждал чего-то подобного, но чтобы так оперативно…

Заставив себя собраться, Паленый с наигранной беззаботностью ответил, напрочь выбросив из головы не только эмоции, но и мысли:

– Как не слышать? Ты топаешь, как слон. Мог бы ходить и потише.

– Старость, Ворон, старость… Ноги уже не те, скрипят на ходу. Может, потому, что ранен был – полступни оторвало, а возможно, из-за того, что приморожены. Чувствительность потеряли.

– Старость – это да… У самого кости на сырую погоду ноют.

– Ворон, я зайду. А то как-то нехорошо беседовать через стенку.

– Заходи.

– Ты только не шмальни в меня нечаянно. И ради Бога, не говори, что у тебя нет под рукой ствола!

– Конечно, есть. Не волнуйся, я не какая-нибудь нервная институтка. Твою неприкосновенность гарантирую.

– Узнаю Профессора. Это у тебя в детдома такая кликуха была. Ты всегда старался базлать высоким штилем. Так я выхожу на сцену.

В гостиную неслышным тигриным шагом вошел среднего роста парень, одетый в хорошо подогнанный камуфлированный костюм какого-то особого покроя. Он был русоволос, голубоглаз и сухощав. Его движения были точны и экономичны. Казалось, что он не шел, а плыл.

Вся его собранная фигура выражала настороженность и готовность в любой момент атаковать или защищаться. Руки парня были свободны, но за поясом торчал пистолет ТТ, как определил Паленый.

– Ну, здорово, братишка, – сказал вошедший, но приближаться к Паленому не спешил.

– Здорово…

– Я тут посижу, – указал парень на кресло возле входной двери. – Нет возражений?

– Как пожелаешь.

– Красиво живешь… – Незваный гость, усевшись, быстрым оценивающим взглядом окинул гостиную.

– Это не мое.

– Ну? – удивился парень. – А чье же?

– Тебе какая разница?

– И то правда…

Незваный гость обладал удивительной способностью: один его глаз блуждал по комнате, а вторым он держал на прицеле собеседника. Впрочем, возможно, Паленому это показалось. Парень устроился в тени, и его лицо не просматривалось во всех деталях.

– Ты здорово изменился… – сказал гость, пытливо глядя на Паленого.

– А ты – тем более, – резко сказал Паленый. – Во-первых, мне кажется, что мы с тобой незнакомы, во-вторых, я не приглашал тебя в гости.

– Вот те раз… Хочешь сказать, что не узнал меня?

Парень изобразил сильное удивление.

– Не прикидывайся лохом, – уже спокойней ответил Паленый. – Ты хорошо знаешь, что я потерял память. Те, что тебя наняли, не могли не дать на меня полное досье.

– Извини… – Парень коротко рассмеялся. – Я не поверил, когда мне сказали. Но теперь вижу, что это правда. Сочувствую. Что ж, если ты забыл, позволь представиться – Дрозд.

– Ворон, Дрозд… – Паленый хмыкнул. – Какой-то птичий базар. Что значат эти псевдонимы?

– Верно подмечено, – ухмыльнулся Дрозд. – В Чечне нашу группу так и называли – Птичник. Были еще Сокол, Ястреб, Синица…

– Были?

– Были, Жека, были. Многих уже нет…

– Жека?..

– Ах, да, твоя дырявая память… Тебя зовут Евгений. Вот только непонятно, как ты стал Александром Князевым…

– Замнем для ясности. Это мои дела.

– Как скажешь. Я не любопытен сверх меры. Но если птичья кликуха тебе не нравится, то зови меня Валерой.

– Валера так Валера. Ты лучше скажи, зачем пришел? И как сумел пробраться в дом, оставив с носом все посты, собак и сигнализацию?

– Ворон, не заставляй меня думать, что ты забыл ВСЕ. Это ведь не так?

– В общем, да… временами кое-что вспоминается…

– Не надо нам ля-ля… – Дрозд коротко хохотнул. – Мне известно, как ты сделал тех дилетантов, что пытались завалить тебя неподалеку от дачного поселка. Фирменный почерк Птичника не спутаешь с каким-либо другим.

– Это всего лишь эпизод.

– Из таких эпизодов когда-то состояла вся наша армейская жизнь. Проникновение на территорию особо защищенных объектов мы отрабатывали сотни раз. Поэтому все ухищрения по охране твоей хаты – это для меня семечки.

– Так все-таки, зачем ты здесь? Пришел выполнить "заказ"?

– Какой ты догадливый… – Дрозд снова осклабился, на этот раз невесело. – Это я мог сделать и в первый раз.

– Скажи, почему тогда ты не стал меня валить?

– А! – с подъемом воскликнул Дрозд. – Значит, ты все-таки раскусил мою маленькую хитрость.

– Что ж тут непонятного. Позиция у тебя была идеальной, расстояние – всего ничего. Даже неопытный курсант-первогодок легко справился бы с таким заданием.

– Все дело в оптике, Жека, все дело в ней.

– То есть?..

– Мне дали твою фотку. Это естественно. Но там ты больше похож на какого-то артиста, чем на самого себя – во фраке, с бабочкой… Я просто тебя не узнал. Что-то мелькнуло в голове – и все, не более того. А вот когда приложился к окуляру оптического прицела, и в нем нарисовались твоя фигура и лицо, когда я увидел, как ты жестикулируешь, то едва не уронил свою "удочку".

– И ты настолько проникнулся товарищескими чувствами, что решил кинуть "заказчика"…

– Как плохо, что ты ничего не помнишь! Придется рассказать тебе кое-что. Мы вместе выросли, Жека. И были очень дружны. Сначала детдом, потом пять лет нам терла шеи суворовская форма, затем военное училище и как итог – спецвойска. Но про то ладно. Детская и юношеская дружба не настолько крепки, чтобы остановить человека, которому заплатили большие деньги за ликвидацию бывшего кореша. Увы, такова жизнь…

– Наверное, в детстве мы и впрямь были очень дружны…

– Да. Но не ностальгические воспоминания о беззаботной юности придержали мой палец на спусковом крючке и сбили верный прицел. Отнюдь. А то, как ты двое суток тащил меня, тяжело раненного, на своих плечах по горам Чечни, спасая от верной смерти. Разве можно такое забыть?

– Наверное, нельзя. Все зависит от человека.

– Вот именно. Конечно, меня трудно считать человеком в полном смысле этого слова. Я стал изгоем, на моих руках кровь, возможно, невинных людей. Я превратился в наемного убийцу, Жека. Деньги, деньги… будь они прокляты! У меня сейчас их больше, чем нужно, а толку?

– Ну и как ты докатился до такой жизни?

– Жаль, что ты ничего не помнишь… Ладно, расскажу. Нас было трое закадычных дружков – ты, я и Гусь. В одном из поисков в предгорьях Чечни мы наткнулись на автомашину "Нива". На приказ остановиться водитель не среагировал и добавил газу, чтобы скрыться за поворотом. Решив, что в машине бандиты, мы открыли огонь на поражение. "Нива", конечно же, стала как решето. Когда посмотрели, оказалось, что мы нечаянно грохнули двух мужиков, бабу и мальца. Короче говоря, ситуация сложилась – хуже не придумаешь. У них имелось оружие – автомат, двустволка, пистолет и две гранаты, но у кого из горцев его нет? – Дрозд сокрушенно покачал головой, а затем спросил: – Ты точно все забыл?

– Тебе поклясться на Библии?

– Не надо. Это я потому спрашиваю, что рассказывать дальше не хочется. Но придется… – Дрозд скрипнул зубами. – Гусь, сука… Как он нас вложил… И я рад, чертовски рад, что именно ты его замочил.

– Не понял… Это когда?

– Брось притворяться. Я следил за тобой и видел, как ты и охранник устроили засаду в доме напротив УВД. А затем туда зашел Гусь с "удочкой". Потом его вынесли оттуда на носилках и отвезли в морг.

– Так это был Гусь, наш товарищ!?

– А то кто же. Дело в том, что меня отстранили от выполнения "заказа" после моей "неудачи", когда я пулял тут по букашкам вместо того, чтобы всадить в тебя пулю. Пришлось вернуть аванс и сдать винтовку. А куда денешься? Правила игры нарушать нельзя. Короче говоря, опустили лихого парня Дрозда как последнюю "шестерку" в зоне. А вместо меня послали на дело Гуся. Я даже не знал, что он в этих краях обретается. Убил бы, козла, голыми руками.

– За что?

– Немного пораскинув мозгами, мы, дабы спрятать концы в воду, сожгли на хрен "Ниву" вместе с трупами. Сам понимаешь, ситуация получилась аховая. Поди, докажи следователям, что мы действовали по законам войны. Как же – убили мирных жителей… Кто может подтвердить, что они не остановили машину даже на предупредительные выстрелы в воздух? Верно – никто. В итоге нам светила зона за чересчур точное исполнение приказа командира, который гласил "Мочить всех, кого встретите в горах, и кто не поднимет лапы кверху, не спрашивая паспорта".

– Все это понятно, но причем здесь Гусь?

– Очень даже причем. Сожженную машину на второй день нашли местные жители. Оказалось, что весь, так сказать, "процесс" видел пастух… где он только прятался, сука? Жаль, что это чмо не попалось нам на глаза… Ну и, понятное дело, поднялся большой хай. Нас взяли на цугундер, начали таскать на допросы. Тут Гусь и подсуетился – сказал, что стреляли мы двое, а он был в стороне и даже просил нас не делать этого. Умыл руки, козлина. В общем, под суд нам пришлось идти на пару. А его турнули из армии. Сам понимаешь, кому захочется с таким пидером пойти в разведку. Наши пацаны хотели его вообще кончить, да он вовремя смайнал на Большую землю.

– Нас посадили?

– Поначалу обошлось. Был суд, и оправдательный приговор. Но затем все началось по новой. И уже во второй раз нам светил большой срок. Политика вмешалась. Чеченов задабривать начали, чтобы они поутихли маленько, а тут мы, как лакмусовая бумажка. Записали нас в садисты – и пошло, поехало.

– Значит, все-таки, нам впаяли срок…

– Обошлось. Но не так, как хотелось бы. Когда мы ехали на суд, нас похитили кровники – родственники тех чеченцев, что находились в "Ниве". Наверное, они не очень надеялись на официальное разбирательство и решили судить нас по закону гор. Нас сначала сильно избили, особенно тебе досталось – все лицо, суки, раздробили прикладом. Затем долго везли, связав и накинув мешки на головы, но почему-то не в сторону Чечни, а вглубь России, как потом оказалось. По прибытию на место нас закрыли в каком-то помещении с решетками на окнах. Они были без стекол, но заколочены снаружи досками. Там мы просидели двое суток без пищи и воды. Пришлось утолять жажду мочой… Но мы люди привычные к таким вещам, во время тренировок на выживание и не такое приходилось пить и жрать, поэтому ни силу не потеряли, ни способность здраво мыслить.

– А почему нас сразу не кончили?

– Ну ты даешь… Во-первых, они кого-то ждали – возможно, остальных родственников, тех, кто постарше, или какого-нибудь эмира, большого начальника, чтобы придать расправе официальный статус. А во-вторых, где ты видел ваххабита, который удовлетворится лишь тем, что пустит тебе пулю в лоб? Нет, сначала он с тебя шкуру с живого снимет или разные выступающие части на теле отчикрижит. И только потом пошлет тебя к праотцам. Враг должен помучиться, и как можно дольше. И это действо должны созерцать родственники убитых.

– Это я слышал… или по телевизору видел.

– По телевизору все не покажут. Там сидят одни чистоплюи в розовых очках и белых перчатках. Им подавай только наши подвиги, а не то, как мы в грязи барахтаемся, кровью харкаем и своих товарищей хороним.

– И как же мы вырвались оттуда?

– Решили, что нам все равно крышка и начали шевелить мозгами. И придумали. Способ, конечно, не ахти какой, мы могли сыграть в ящик раньше, чем к нам заявятся те, кто нас охранял. Однако иного варианта не было. Лучше погибнуть сразу, задохнувшись в дыму, чтобы потом не мучиться, когда за нас примутся заплечных дел мастера. Нас приковали наручниками к трубе, но снять их при определенном навыке – плевое дело. Что мы и сделали, отыскав в мусоре гвоздь. Затем мы собрали в помещении все, что могло гореть, сняли часть своих шмоток, положили их на общую кучу и все это подожгли, благо у тебя в кармане завалялся спичечный коробок. Дело происходило вечером, поэтому охранников было немного, человека три-четыре (это мы определили по голосам), что нас вполне устраивало.

Дрозд поерзал на кресле, уселся поудобней и продолжил:

– Все загорелось, задымило… Дым начал выходить через окна и щели в двери… В общем, все поначалу шло так, как и планировали. Увлажнив тряпки мочой и прикрыв ими лица, чтобы не угореть, мы легли на пол – с таким расчетом, чтобы нас не посекли из автомата охранники. Они ведь тоже не дураки, знали, с кем имеют дело… Так и вышло. Дверь отворилась, кто-то крикнул на чеченском "Осторожно, Ваха!", ну, этот придурок и дал короткую очередь на уровни груди – боялся, что мы нападем. Тут она и рванула… Помещение было длинным, в дальнем его конце стояли бочки, и в одной из них находился бензин. Это я уже потом понял. Как мы тогда не догадались? Пошевелили несколько бочек – пустые. Ну и не стали дальше с ними разбираться. Там их было до хрена и больше. К тому же помещение явно не напоминало склад ГСМ. Наверное, кто-то из шоферюг заначил бензин на черный день.

Дрозд нервно потер ладонями, словно ему стало зябко. Он смотрел на Паленого, но видел не его, а что-то совсем другое. Его глаза из голубых стали синими, а лицо побледнело.

– В общем, взрыв слизал двух "чехов", как корова языком. Третьего, оглушенного, я по ходу добил. Что касается нас, то мы были здорово контужены, особенно ты. Тебе на голову упала бочка и ты загорелся, как факел. Да и мне досталось прикурить. Вся спина в шрамах от ожогов. Я думал нам пришел звездец. Сначала я сбил огонь на себе, затем занялся тобой. У тебя лицо сильно обгорело, а в остальном ты был в норме. Только остался без рубашки и штанов – истлели. Но пришел в сознание быстро. Похватав оружие, мы рванули к выходу. Оказалось, что нас держали на окраине города в одном из зданий заброшенного завода.

Дрозд сменил позу и сел прямо, не прислоняясь к спинке кресла.

– И все получилось бы хорошо, но мы немного просчитались – "чехов" было не трое, а пятеро. Наверное, им подмога прибыла из Чечни. Или они усилились местными. Их везде хватает… Эти двое, стоявшие в наружном охранении, такой сабантуй устроили, что я до сих пор не могу понять, как нам удалось остаться в живых. Мы сначала пытались отстреливаться, но уж больно позиция была невыгодной. И тогда мы рванули в разные стороны – куда глаза глядят. В последний раз я видел тебя, когда ты на ходу запрыгивал в люк мусоровоза. А мне пришлось чесать пехом, но со скоростью курьерского поезда, пока я совершенно не выдохся и не отрубился где-то на задворках – контузия сказалась. К утру оклемался… Вот такая история, братишка.

– Да-а, история…

"Так вот, значит, каким образом я попал на свалку… – подумал Паленый. – Как еще выжил…"

– А что было с тобой дальше? – спросил он, с трудом проглатывая тугой ком, неожиданно образовавшийся в горле.

– Дальше… – Дрозд мрачно улыбнулся. – Нас уже искали, думали, что мы ударились в бега. На суд идти не было никакого смысла. Мне как-то не улыбалось перспектива получить "червонец" за здорово живешь. Я познакомился с нужными людьми, мне сварганили гражданскую ксиву, а что касается работы, то ты уже знаешь, чем я занимаюсь.

– М-да…

– Осуждаешь?

– Да не суди сам… Я тоже не святой.

– Но у тебя есть жена, ребенок, жизненные перспективы, пусть и под чужой фамилией… А кто я такой? Где и к кому мне прислониться?

– Не знаю, Валера, не знаю… У меня тоже проблем хватает.

– Например?

– Например, разобраться с твоими "заказчиками". Иначе мне никогда не будет покоя.

– Ты опоздал.

– Почему?

– А потому, что я их грохнул… чтобы воздух не портили. Уроды… Не люблю, когда меня держат за Иванушку-дурачка.

– Постой, постой… Ты хочешь сказать, что сегодня уже побывал на даче банкира?

– Ну… Всех троих ухлопал – банкира, Щурова и Жоржика. Это они мне бабки платили, я выяснил. Там была еще мамзель, но я пожалел ее. Пусть еще поживет. Красивая, стерва…

– Зачем ты это сделал?

– Вернул тебе долг. Теперь мы квиты. Жизнь на жизнь, баш на баш. Вот такая у меня философия. Может, я не прав?

– Не знаю, что и сказать тебе…

Паленый был ошеломлен. Его враги мертвы! Этого он никак не ожидал, а потому понятия не имел, что ему делать: прыгать до потолка от радости или притвориться недовольным – мол, разобраться с ними должен был я лично.

Дрозд помог ему:

– Ничего не нужно говорить. Я сказал, ты забыл. Понял, о чем идет речь?

– Конечно. Я буду нем, как могила. А вообще-то, спасибо тебе, Валера. Большое спасибо. У меня словно гора с плеч свалилась.

– На этом все, наше рандеву завершилось. Мне пора, Женя. Не знаю, свидимся ли мы еще когда-нибудь. Я линяю из этого города. И мне нужно это сделать как можно быстрее.

Дрозд встал.

– Погоди! – Паленый тоже поднялся. – Я провожу тебя до ворот. Все-таки везде охрана… Могут поднять шум.

– Не утруждай себя. Твои парни ничего не заметят. Я уйду прежним путем. Это мне в качестве тренировки.

– Ладно, как знаешь…

– Прощай, Женя…

– Прощай, Валера…

Посмотрев на Паленого долгим тоскливым взглядом, Дрозд направился к выходу.

– Постой! – воскликнул Паленый. – Скажи мне мою фамилию.

– Чего проще… – Дрозд скупо улыбнулся. – Ветров Евгений Николаевич. Надеюсь, что память все-таки вернется к тебе когда-нибудь.

– Я тоже… надеюсь…

Дрозд ушел, ступая все так же легко и бесшумно. Его фигура словно растаяла в дверном проеме. А остолбеневший Паленый потерял на некоторое время и дар речи, и способность двигаться.

Ветров!!! Нет, не может этого быть! Паленый вспомнил отчет детектива Чимши, в котором говорилось, что у Князева был БРАТ от другого отца, Евгений Ветров, который воспитывался в детском доме.

Выходит, Князев ему брат? Потому они были так сильно похожи друг на друга… "С ума сойти! – подумал ошеломленный Паленый и на неверных направился к бару, чтобы встряхнуть себя рюмкой коньяка. – Как прихотливо и непредсказуемо раскидывает судьба свои сети. Чтобы встретиться двум братьям, одному из них пришлось умереть, а второй должен был облачиться в рубище бомжа со свалки…"

Когда приехала Анна Григорьевна, Паленый уже прикончил бутылку коньяка. На удивление, он был не пьян, но мрачен и настроен весьма решительно. "Сейчас или никогда, – думал Паленый, наблюдая из окна за женой своего брата. – Теперь моя ложь просто преступна. Я все расскажу и уйду… куда угодно. В никуда. Как-нибудь все образуется…"

– У нас плохие новости, – сказала Анна Григорьевна.

Но в ее голосе Паленый почему-то не уловил ни одной трагической нотки.

– Ты о чем? – спросил он, глядя в сторону.

– Убиты Семен Маркович, Жорж и Щуров.

– Баба с воза, кобыле легче, – буркнул Паленый.

– Разве тебе их не жалко?

– Ничуть. – Паленый наконец нашел в себе силы посмотреть ей в глаза. – Возможно, ты пока не знаешь, но я выяснил, что эта троица как раз и была тем таинственным "заказчиком", который спустил на нас с цепи своих псов.

– Я догадывалась… – Анна Григорьевна побледнела. – Боже мой…

– Не переживай, все уже позади. Разборки закончились. Можно спокойно жить и работать.

– Но почему, почему они это делали!?

– Долго рассказывать. Да и не стоит. Меньше знаешь, крепче спишь… – Паленый немного помедлил и продолжил: – Нам нужно с тобой попрощаться. Я ухожу из твоей жизни навсегда. Я больше тебе не нужен. Прости, если что было не так.

– Не говори глупости! – рассердилась Анна Григорьевна. – Ты просто пьян.

– Это не глупости. Я не твой муж. Я не Князев.

Анна Григорьевна в один миг превратилась в мраморную статую. Паленый даже испугался, что она может упасть и разбиться на мелкие кусочки. Пауза продолжалась, как ему показалось, целую вечность.

Но вот она разомкнула уста и с удивительным спокойствием сказала:

– Я это знаю.

– Ты… знаешь!?

– Внешность человека – это еще не все. Я прожила с Александром достаточно времени, чтобы узнать его даже по запаху. Что ты – не он, я поняла в первый же день. Правда, я некоторое время всетаки сомневалась…

– Тогда не о чем и говорить. Я попал в переплет нечаянно. У меня даже в мыслях не было занять место твоего мужа. Если бы меня не сняли с поезда, я сегодня жил бы где-нибудь в Сибири.

– Об этом потом… – Она с силой тряхнула головой, словно хотела таким образом сбить в комок мятущиеся мысли. – Мне это нужно сказать, и я скажу. Да, скажу! Я не любила Князева. Никогда не любила. Это было… скажем так, увлечение. Или необходимость срочно выскочить замуж… не знаю. Молодая была, глупая… Потом мы жили, он постоянно изменял мне… Я терпела. Да, терпела! Все это было, было… – Анна Григорьевна подняла на Паленого глаза, в которых стояли слезы. – Но тебя я… ЛЮБЛЮ. Люблю! Как это ни странно может показаться на первый взгляд.

– Это…правда? – глухо спросил Паленый, который не поверил свои ушам.

– Могу поклясться чем угодно. Я не смогу без тебя… Не смогу! Ты мне очень нужен. Не уходи. Пожалуйста… Я люблю тебя, люблю, люблю!..

Паленому показалось, что от переполнившего душу счастья он взорвется как граната. Его любят!!! Ему не нужно уходить из этого дома! И эта женщина, лучше которой и желать невозможно, будет его женой!

… В окна заглянула ночь. И, мудро улыбнувшись, унеслась на своих бесшумных крыльях дальше, чтобы связывать нити судеб других людей.