Жизнь за брата

Глава третья

– Отставить, товарищ капитан! – сказал я резко.

– То есть… – не понял Юровских.

– Неужели вы всерьез можете предположить, что майор Саврентьев организовал это ограбление? Наблюдать может только организатор. Но рассудите здраво… Какой организатор нападения на ювелирный магазин будет наблюдать за происходящим из машины с водителем? Неужели майор настолько глуп, чтобы еще и солдата в свои дела вмешивать? Это не реально…

– Я не случайно сказал, что бабулька-свидетельница не уверена, был ли пассажир. Ей сослепу могло показаться и так и сяк. Точно так же, допускаю я, она могла принять офицера за рулем машины за солдатика. Она так и говорила – не солдат, а солдатик. Я сегодня утром проводил повторный допрос свидетельницы. Она не уверена, что там был молодой солдат, там мог быть и офицер, но характерная особенность – он был небольшого роста. Отсюда и уменьшительное – солдатик. Крупного, высокого солдата так не назовут. А еще мы выяснили в ГИБДД, что у майора Саврентьева есть в собственности автомобиль «УАЗ». Он мог быть и на своей машине, чтобы не светиться у себя в бригаде, используя служебную машину. Это сегодня утром он взял машину в гараже, с водителем, чтобы вас встретить. Сослался на то, что своя сломана. Что-то у него там с тормозами. Я знаю, что это такое. Сам недавно возил с собой канистру с холодной водой. Как где-то остановлюсь, у меня цилиндр на правом колесе заклинивал колодки. Приходилось, перед тем как тронуться, тормозной диск водой из канистры охлаждать. После этого нормально ехал. С «уазиком» это тем более может случиться.

– Начальник штаба батальона спецназа ГРУ замешан в ограблении ювелирного магазина? – никогда не поверю…

– Хорошо. Мы останемся каждый при своем мнении. Мое мнение тоже не окончательное. Просто я обязан все версии произошедшего рассматривать. Вот я и рассматриваю.

– Тогда, согласно логике, майор Саврентьев должен был бы и сегодня, во время ограбления ломбарда быть на месте преступления. А он в это время находился вместе с нами, чай пил…

Капитан юстиции пальцами заставил свой хобот пошевелиться, шмыгнул слегка виновато, наклонил голову и сказал:

– Да, этот вариант я не рассматривал… Здесь вы, пожалуй, правы… А я в дебри забираюсь, плутаю, пытаясь найти жизнеспособную версию… Но при отсутствии рабочего варианта приходится искать и проверять все, даже самое абсурдное…

Я согласился:

– Да, рассматривать нужно все…

– Но есть у меня и к вам вопрос, хотя я и не уверен, что вы сможете на него ответить. Каким шифратором пользовался Евгений Алексеевич в своем компьютере?

– Пользовался шифратором? – удивился я. – Я вообще не знал, что у него компьютер есть. Узнал это с ваших слов.

– Наши специалисты просмотрели содержимое жесткого диска. Около четверти сохраненной переписки там зашифровано. Среди дисков с программным обеспечением, которые нашли в ящике компьютерного стола, программы шифратора не оказалось. А шифрование при электронной переписке у нас в стране запрещено законом. Почтовые сообщения шифровать не разрешается. Внутренние файлы, даже фотографии, что идут для собственного пользования, пожалуйста, шифруйте на здоровье. А вот переписку шифровать запрещено.

– И что? – спросил я тоном упрямого ребенка, которого несправедливо обвиняют в том, к чему он отношения не имеет.

– Наши специалисты скопировали зашифрованные файлы и передали их в дешифровальный центр ФСБ. Это я сообщаю для того, чтобы потом для вас не стали неожиданностью некоторые вопросы. Не то чтобы неожиданностью, но… чтобы они не показались вам некорректными…

– Я понял.

В это время на столе Юровских зазвонил телефон внутренней связи и нас пригласили на осмотр содержимого оружейного сейфа.

Мы поднялись еще на один этаж Следственного управления. Судя по малому количеству дверей в коридоре, на этом этаже были просторные кабинеты. Но места в них, скорее всего, не хватало, если судить по тому, что в коридоре стояло множество различных предметов самого разного назначения.

Так, один из них напоминал мне катапульту для разгона беспилотного самолета-разведчика или рельсовую пусковую установку для запуска боевых ракет. У соседней двери стояла кухонная раковина-мойка из нержавеющей стали с присоединенным к ней сифоном и трубами, а рядом разместился обыкновенный самогонный аппарат, какой в наше время вполне можно купить и в Интернете, и даже в хозяйственном магазине.

Рядом с дверью в кабинет, куда повел меня капитан Юровских, ничего не стояло, что не позволило мне, любопытному от природы человеку, к тому же профессиональному военному разведчику, задать капитану юстиции вопрос о назначении этих предметов. Сам же я мог только предположить, что на четвертом этаже располагались разного рода лаборатории, где изучались вещественные доказательства по уголовным делам.

В кабинете находились пять человек. Двое молодых парней были в белых халатах, один в темно-зеленом, не таком марком, как белый. Судя по всему, это тоже был какой-то эксперт, причем старший по возрасту и, возможно, по должности, и двое пожилых людей в простой цивильной одежде.

Как я догадался, это и были понятые, что присутствовали при обыске в квартире моего брата – мужчина лет шестидесяти и примерно того же возраста, может быть, слегка моложе, женщина. Скорее всего, соседи из того же подъезда. Последний вывод я сделал на основании того, что Юровских, показывая на меня раскрытой ладонью, спросил понятых:

– Вы еще не знакомы? Это младший брат погибшего Евгения Алексеевича – Дмитрий Алексеевич. Судя по всему, квартира теперь будет принадлежать ему.

Мужчина и женщина одинаковым жестом приложили правую руку к груди и слегка наклонили головы. Правда, для этого женщине пришлось переложить тяжелый пакет из правой руки в левую.

Оружейный сейф брата стоял здесь же, на открытом пространстве посреди кабинета. Это был стандартный металлический ящик метра в полтора высоты, узкий и не глубокий. Я видел такие в оружейном магазине и у своих друзей-охотников. Содержать в таком можно было даже длинные охотничьи ружья. Они как раз помещались там в собранном виде. Бумажный листок с печатью и несколькими автографами заклеивал замочную скважину. Я вытащил связку ключей, выбрал среди них самый длинный, с двумя бородками, который, в моем понимании, и должен быть сейфовым ключом, и подал связку капитану юстиции. Юровских передал ее эксперту в зеленом халате, подтвердив тем самым его старшинство.

– Проверьте свои подписи и убедитесь в целостности печати, – предложил эксперт понятым.

Женщина из кармана даже очки достала, чтобы показать свою чрезвычайную внимательность и ответственность. Оба целостность печати безоговорочно подтвердили, после чего эксперт прорвал ключом бумажку и открыл дверцу.

Мой взгляд упал не на полку, где должен был храниться пистолет, а на нижнюю часть узкого сейфа, где пачками были уложены деньги. Я сразу заметил, что там были и пачки рублей, и пачки с долларовыми купюрами, и большие пачки с евро, и даже в отдельном целлофановом пакете свернутые трубочкой и стянутые резинкой стодолларовые купюры. Навскидку я даже предположить не мог, сколько там. Никогда не думал, что мой брат обладает такими богатствами. Ему просто неоткуда было взять такое, как я считал. Да и дом его не выглядел богатым.

– Ни хрена себе! – сказал капитан Юровских. – Вытаскиваем, считаем. Новая работка нам подвалила. Понятые, присаживайтесь и внимательно наблюдайте за счетом.

Те послушно сели.

Я же как стоял в стороне, так в стороне и остался, не соображая, что тоже должен помочь считать. Деньги вывалили на середину стола.

– Я банковскую машинку принесу – купюры считать, – сказал один из экспертов в белом халате и, не дожидаясь ответа, выскользнул за дверь.

– Вы теперь, товарищ капитан, богатый наследник, – заметил капитан юстиции.

– И подозреваемый в организации убийства брата? – с неприкрытым сарказмом в голосе спросил я. – Ради наследства. Это тоже, мне думается, версия, которую игнорировать нельзя. Хотя у меня есть стопроцентное алиби. Во время убийства я находился у себя в штабе батальона, и многие готовы подтвердить это.

– Спасибо, что подсказали, – с не меньшим сарказмом и даже ехидством парировал Юровских. – Буду думать и над этой версией тоже.

– На здоровье. Главное, чтобы думалось правильно, в нужном направлении, и верно расставлялись акценты. – Я говорил зло. – Но меня сейчас другое волнует. Откуда у Евгения столько денег. Я всегда считал, что он человек небогатый.

Принесли машинку, начали считать. Даже со счетной машинкой это заняло много времени, потому что требовалось переключать и перестраивать систему счетной машинки под разную валюту, а это, как оказалось, не самый простой процесс. Всего, когда закончили считать, оказалось ровно семнадцать с половиной миллионов рублей, миллион триста двадцать семь тысяч долларов и миллион триста двадцать тысяч евро. И все крупными купюрами.

– По сегодняшнему курсу это в целом составляет примерно сто восемьдесят шесть миллионов шестьсот двадцать тысяч рублей. Что прикажете делать с деньгами? – опуская калькулятор, который держал в руках, спросил меня капитан Юровских.

– А что вы в таких случаях с ними делаете?

– Если деньги нажиты преступным путем, они конфискуются и передаются в государственное казначейство.

Передо мной стояла проблема, которая на первый взгляд не выглядела сложной. Казалось бы, разумным и адекватным действием с моей стороны должно быть принятие такого наследства. Тем более что я, как и все, наверное, россияне, время от времени ощущал некоторые финансовые затруднения. Но меня смущал вопрос о происхождении таких громадных для меня да и для моего старшего брата сумм.

– Как нажить такие деньги отставному офицеру честным путем, я не могу себе представить. Тем не менее я пока не вижу доказательств, что они нажиты преступным путем. Что скажете, товарищ капитан? Пенсия, вместе с «боевыми» у подполковника ВДВ не такая уж и большая. Заработок в охранном предприятии тоже невелик. Вам решать…

– У нас нет даже намека на то, что подполковник в отставке Довгополов занимался каким-то преступным бизнесом. Пока доказательств нет, деньги до завершения срока вступления в наследство[4], я полагаю, будут храниться у нас или же должны быть переданы в банк на депозит. Там пусть и небольшие, но проценты. По сумме процент вообще получится солидный. Депозит – это не оружейный сейф. Честно говоря, я впервые с подобной ситуацией встречаюсь и не знаю порядка. Но мы все выясним и сделаем согласно букве закона, можете не сомневаться…

– Имея такие деньги, у соседей до пенсии занимать! – возмущенно фыркнула женщина из понятых.

– А у кого он занимал? – одновременно спросили мы с капитаном Юровских.

– У соседки через стенку, Лидии Александровны… На одной лестничной площадке с ним живет. Регулярно, говорит, занимал. Она женщина одинокая и бережливая. У нее небольшие суммы всегда имеются. И к Евгению Алексеевичу она настроена была благодушно. И никогда ему не отказывала в таких мелочах. Правда, он всегда отдавал вовремя, как и обещал. Этого у него не отнять. Честный был человек. А в наше время быть честным сложно. Вот и эти деньги… Разве честно такие можно заработать?!

Она сама себе противоречила, но я не стал это женщине объяснять.

У меня появилась мысль.

– Тут я вижу два вероятных пути. Первый – Евгений получил деньги сразу, большой суммой, совсем недавно. А до этого собственных средств ему не хватало. Второй – это чужие деньги. Евгений не такой человек, чтобы чужими деньгами затыкать свои дыры. Но это мое частное мнение. Дело следствия решать, откуда эти деньги…

Я посмотрел на Юровских, словно он мог прямо сейчас, не сходя с места, объяснить мне и окружающим происхождение немыслимой для меня суммы. Но капитан юстиции находился, как я видел, в некоторой растерянности, получив вместо одного расследования сразу несколько, и только неуверенно пожал плечами, демонстрируя собственное бессилие перед таким неожиданным поворотом событий. Но, к собственного удовлетворению, я отметил, что никак не стремлюсь стать обладателем этих немыслимых денег. Я даже мысленно не стал прикидывать, какую марку машины могу приобрести для собственных нужд и какую квартиру могу купить своей семье в большом городе. То есть я не был готов считать эти деньги своими. И одновременно высказал предположение:

– Может быть, из-за этих денег его и убили?

– Об этом стоит подумать, – согласился капитан юстиции. – Мы подумаем, а вы пока решайте, как таким наследством распоряжаться. И кто еще из наследников может объявиться, когда всплывет такая сумма. Это тоже вопрос важный.

А тут и думать нечего. Я был единственным наследником. Что касается сына Евгения, то он, с тех пор как был усыновлен другим человеком, которого считал уже своим отцом, потерял право на наследство. Других наследников у брата, насколько я знаю, не было.

Мне не дано было знать, по какому руслу текут мысли капитана юстиции следователя Юровских, но у меня сразу возникла в голове невнятная связь между этими деньгами и зашифрованными данными в компьютере брата. Собственные данные, как я слышал, только слышал, но не был в этом абсолютно точно уверен, зашифровывать никто не запрещает. Нет вроде бы такого закона. Но вот электронную переписку, и тоже как я слышал, но не знаю точно, кажется, шифровать запрещается. И в этом следователь прав. Это делается, как я понимал, в целях контроля за перепиской. Официально для пресечения переписки террористической направленности и сохранения государственной и военной тайны. То есть чтобы лишить разного рода иностранных шпионов возможности отправлять данные за границу.

На всех серьезных почтовых серверах установлены контролирующие приборы, выборочно ищущие отдельные слова, перечень которых определен некоторым конкретным положением. Нам, простым смертным, не дано заглядывать в этот перечень. Я, конечно, могу подозревать, что помимо определенных слов, которые могут развивать тему терроризма, там есть и слова с политическим смыслом. То есть так контролируется оппозиция в государстве.

Но это не привилегия России. Это осуществляется в каждом развитом государстве мира. И чтобы осуществлять контроль, принят, видимо, закон о запрете шифрованной переписки.

Но брат шифрованной перепиской пользовался, и его за это к ответственности не привлекли. Я не знаю, как часто он ею пользовался и с какими адресатами общался. Здесь «правит бал» его величество Случай. Пройдет переписка незамеченной или не пройдет. У Евгения пока проходила. Что это была за переписка, мне знать было не дано. Но крупные денежные суммы в моей голове как-то сами собой связались именно с шифрованной перепиской.

У меня даже появилась в голове мысль задать по этому поводу вопрос капитану Юровских. Но ему не вовремя позвонили. Капитан вышел в коридор, желая разговаривать без свидетелей. Правда, вернулся уже через минуту, чтобы отдать распоряжение экспертам:

– Вы тут заканчивайте без меня, составьте протокол, укажите все, что необходимо, я, как вернусь, все подпишу. Я на выезд…

– Что-то срочное? – недовольно спросил старший эксперт в темно-зеленом халате. – Невозможно на выезд кого-то другого отправить?

Он, видимо, в отличие от меня, хорошо знал, что такое «выезд» в Следственном комитете. Для меня понятие «выезд» звучит равноценно армейскому объявлению тревоги, когда подразделение вместе с командиром выезжает или, чаще, вылетает на место боевого действия. Там командира заменить теоретически было возможно, но нежелательно. Возможно, так же обстояло дело и здесь…

– В моих интересах. Поскольку именно я текущее дело веду. А это – очень даже похоже на продолжение.

Юровских посмотрел на меня и, смилостивившись, объяснил:

– Реальный хоррор продолжается. Хотя не могу точно сказать, это хоррор или террор. В нашей современной действительности эти понятия стали взаимозаменяющими. Опять те же, по всей вероятности, трое. Опять черный внедорожник. Снова нападение на ювелирный салон. Опять убит охранник. Причем точно так же, как Евгений Алексеевич, уже когда ограбление было завершено. Охранника застрелили перед тем, как выйти. И опять высокий человек с кавказским акцентом.

– Кавказский акцент может использовать любой человек, если желает отвести от себя подозрение, – заявил я. – У меня есть большие сомнения в том, что это были кавказцы. Большинство из них – верующие мусульмане. А сейчас идет месяц Рамадан. Мусульманам положено совершать добрые дела и поступки.

– А банды на Северном Кавказе? Они Рамадан чтут? – неожиданно спросил меня мужчина из понятых.

– Банды – это особый разговор. Исламисты утверждают, что они совершают дела, угодные Аллаху, и этим себя оправдывают. И потому ученые имамы-богословы отвергают исламизм, говорят, что он перечит основам ислама.

– А кто вам вообще сказал, что бандиты с Кавказа – верующие люди? Бандиты – они и в Африке бандиты, – возразил капитан Юровских. – Им нет дела ни до поста, ни до чего-то другого. Психологию бандитов я знаю лучше вас, товарищ капитан. И потому не вижу смысла в продолжении спора на эту тему. Тем более я спешу.

Капитан Юровских уехал. Его торопливые шаги стихли в коридоре, удалившись в сторону лестницы. Наверное, хотел еще в свой кабинет этажом ниже забежать и что-то с собой взять.

Я заглянул в сейф и стал искать взглядом не завалявшуюся пачку денег, а наградной пистолет брата. Там, где я думал его обнаружить, пистолета не оказалось. Каждый подобный сейф имеет еще и внутреннее отделение, маленькое, где полагается хранить патроны. Само маленькое отделение используется обычно как полочка, где пистолет и хранится. Такое хранение оружия я видел у нескольких знакомых мне людей, имеющих наградное оружие.

Маленькое отделение снабжено собственным замком, внутри имеются две полки, на одну из которых можно положить пистолет. Ключ от этого отделения тоже был на связке.

Поскольку старший эксперт, открывая сейф, всю связку оставил в замке, я нашел маленький ключ и открыл малое отделение. И нашел там только запасную обойму от пистолета Макарова, но без патронов. Самого пистолета не было, как не было и запаса патронов. Но запас патронов обычно держат у себя офицеры спецназа. У отставного десантника, каким был мой брат, запаса могло и не быть. Все-таки воздушно-десантные войска не так часто принимают участие в боевых операциях в мирное время.

– А где пистолет? – спросил меня старший эксперт.

Я на это мог только одно ответить:

– Это вы меня спрашиваете? Я хотел то же самое спросить у вас. Думаю, на ваш ответ я мог бы рассчитывать с тем же успехом, что и вы на мой.

– Значит, пистолет пропал, – констатировал эксперт в белом халате. – То есть будем писать еще один акт?

– Где служил ваш брат? – спросил меня старший эксперт.

Он, видимо, нервничал и хмурился. И вообще, нервное состояние было заметно по тому, как он теребил пуговицу на своем темно-зеленом халате. Мне было понятно состояние старшего эксперта. Сейф какое-то время находился в этом кабинете, вероятно, без охраны. Помещение, возможно, даже собственной системы сигнализации не имеет. И я, к примеру, мог бы предъявить обвинения в том, что сейф надлежащим образом не охранялся, что могло бы доставить старшему эксперту серьезные неприятности.

Но я своими глазами видел, что печать на замочной скважине была целой, без следов срезания и без повреждений. Хотя специалист при необходимости в состоянии и печать подделать, и подписи понятых «нарисовать» так, что они свою подпись не отличат. Найти такого специалиста у старшего эксперта возможность была.

Целыми были и стенки оружейного сейфа. Но пистолета там не оказалось. При этом сложно было предположить, что вор взял только пистолет, но не позарился на деньги. Хотя это вопрос тоже открытый. Денег могло быть и вдвое, и втрое больше. Вор взял столько, сколько мог вынести, не привлекая к себе постороннего внимания. И эксперт это тоже понимал и потому нервничал, ожидая, что ему предъявят обвинения.

– В семьдесят шестой Псковской десантно-штурмовой дивизии, – ответил я.

– Подготовим запрос. Все наградное оружие в обязательном порядке подлежит идентификации в органах МВД. Если человека наградили пистолетом, перед этим пистолет был исследован в баллистической и трасологической лабораториях, и его характерные признаки занесены в каталог учета боевого оружия областного МВД. Точно так же учитывается оружие всех полицейских страны. На каждый ствол есть своя карточка учета. Только в армии у нас такого нет, к сожалению…

– К сожалению, у вас в картотеке нет бандитских стволов, – парировал я нападки на армию. Армии, в частности спецназу ГРУ, есть чем заняться и без этой регистрации. А вообще, провести такую массовую регистрацию, мне кажется, практически не реально. На это понадобится уйма денег и времени. А с переходом армии по призыву на годичный срок службы, например в спецназе ГРУ, вообще каждая минута на счету.

Так, я ухожу из дома обычно в пять утра, если не раньше, чтобы вернуться только в одиннадцать вечера. И весь мой рабочий день до предела насыщен. И все равно полностью обучить бойцов мы никак не успеваем. Не успеваем подготовить полноценных воинов, каждый из которых, по идее, должен стать в сложной обстановке самостоятельной и опасной боевой единицей. А тут еще появляется у некоторых желание отнять у нас уйму времени и начать регистрировать каждый пистолетный и автоматный ствол.

И потому свое возмущение я посчитал естественным, хотя эксперт его не понял и встретил мои слова удивленным взглядом.

– Мне кажется, трасологический отдел уже делал какой-то запрос в Псковское управление, – заметил второй эксперт в белом халате.

– Позвони им, спроси… – потребовал старший эксперт.

Второй эксперт позвонил. И сообщил старшему:

– Да, по поводу нашего пистолета и запрашивали. Там есть какие-то интересные данные. Мне не говорят. Сказали только, что все результаты переправили на компьютер к капитану Юровских. Как приедет, если посчитает нужным, нам сообщит.

– Трасологи любят делать тайну из всего, – проворчал недовольный старший эксперт. – Сам сейф отнесите сейчас в дежурную машину. Она стоит внизу. Поедете с капитаном Довгополовым и занесете в квартиру и сейф, и компьютер.