Рогир с улыбкой глянул на его плоть:

— О да, я уверен, что доставит. — Затем наклонился, лизнул кромку изящного ушка, посылая новые волны сладкой дрожи. — Ты бы лучше подумал о том, что однажды я попрошу подобной услуги и от тебя, — добавил он с хриплым смешком. Лассен плотно закрыл глаза.

Устроившись между его бедер, Рогир начал методично покрывать поцелуями торс, неуклонно продвигаясь вниз. Мускулатура Лассена, еще почти неразвитая, но уже красиво очерченная, в один прекрасный день обещала стать просто восхитительной. Образ распростертого возмужавшего наложника, призывно раздвигающего для него ноги, еще больше распалял страсть в ожидании грядущих утех.

Достигнув паха, Рогир зарылся носом в редкую поросль у основания члена юноши, ухмыльнулся, с удовольствием отмечая его нервные вздохи. Посмотрел на набухшее естество и нежный, трогательный мешочек. Как ни заманчиво было скользнуть под него пальцем и продолжить исследования дальше, но Рогир знал, что стоит только коснуться Лассена там, он не сможет себя контролировать и возьмет его прямо сейчас. Мальчик верил ему, а разрушать доверие по такой тривиальной причине, как нехватка терпения, не хотелось.

Поэтому король решил не отвлекаться и уделить все свое внимание соблазнительному древку. Слизав вязкую жидкость, которая собралась на закругленной вершине, прошелся языком вверх-вниз по всей длине розовой колонны. Вознагражденным раздавшимся в ответ шипением, вобрал затвердевшую плоть в рот. Этот чувственный шаг вызвал новый приветственный стон, и Рогир принялся с таким рвением ублажать Лассена, словно от его усердия зависели жизнь или смерть.

Искусный рот то насаживался до основания, то скользил назад к самому кончику; Лассен метался между стремлением толкнуться еще глубже и желанием убежать. Потрясенный и полностью обескураженный, он в то же самое время упивался острыми, почти мучительными ощущениями.

Нет, Рогир не отпустит. Когда Лассен уже наполовину вывернулся в неосознаной попытке к бегству, тот удержал и набросился еще яростнее. Сдерживая рвущиеся из горла крики, Лассен с силой прикусил кулак, подумав, что сейчас неизбежно наступит кульминация. Из-за отсутствия опыта он не имел ни малейшего представления, как её оттянуть. Ему показалось, что он изливался бесконечно долго. Расширив глаза, Лассен в немом изумлении смотрел на Рогира, который довольно облизывался!

— Ты одарил меня таким щедрым потоком, — подразнил тот. — И очень сладким: никогда не пробовал ничего подобного.

— Вы это сделали! Поверить не могу! — выпалил Лассен.

Рогир усмехнулся:

— Теперь тебе не отвертеться. В любой момент готов доказать, что действительно оценил твой вкус. — Продолжая говорить, Рогир чуть поменял позу и невзначай потерся пахом о ногу Лассена, чем привлек его внимание к образовавшейся там впечатляющей выпуклости. Он опустил глаза, а затем снова взглянул на ардана, наткнувшись на откровенную ухмылку:

Диар?

Подняв руку, Рогир обвел большим пальцем его нижнюю губу:

— Поцелуй меня, Лас-мин.

Неожиданная просьба. Лассен сглотнул. Одно дело — отвечать на поцелуи, а другое — самому быть инициатором. Он нерешительно потянулся и прижался губами к губам Рогира. Воодушевленным ответным откликом, робко вторгся язычком в приоткрытый рот, вырвав у короля стон. И тут же сам ахнул, почувствовав внизу руку, возобновившую нежные ласки. Возбуждение и желание угодить Рогиру придало смелости: Лассен принялся за кнопки на его бриджах, расстегнув их, распустил завязки на белье. Когда в пах уперлась горячая твердая плоть, он едва не забыл как дышать, теряясь в догадках — что же теперь? Рогир чуть сместился, в результате его член лег прямо на ствол невнятно пискнувшего Лассена.

Ардан взял его за кисти и мягко направил, побуждая обхватить оба естества одновременно. Лассен судорожно втянул в себя воздух и, ориентируясь на инстинкт, заскользил по двум колоннам ладонями. Тут инструкция не понадобилась — он уже сам, по наитию, то убыстрял, то замедлял движения, где касаясь легко, где надавливая.

В животе точно скрутилась тугая пружина — Лассен увеличил темп, спеша скорее привести их к вершине восторга, которая сверкала в манящей близости. Отпустив губы Рогира, он устремил на него взгляд. Веки того были плотно сомкнуты, дыхание — частым и поверхностным, плечи и руки — напряженными. Все свидетельствовало о внутренней борьбе.

Увиденное поразило Лассена. Он впервые не только принес физическое удовольствие самому себе, но и заставил потерять контроль этого сильного дейра. В необъяснимом порыве Лассен снова прильнуть к чужим губам — Рогир неистово атаковал в ответ, выпивая дыхание опустошающим захватническим поцелуем.

Пружина в паху раскручивалась все стремительнее, Лассен отчаянно работал руками. Услышав свое имя, он застонал и тут же издал задушенный возглас, почувствовав, как первые горячие струи орошают пальцы. Через секунду он понял, что Рогир тоже достиг финала. Резко дернувшись, пружина окончательно развернулась, и Лассен с криком излился во второй раз.

Прошло довольно много времени, прежде чем окружающее начало обретать очертания. Лассена надежно обнимали руки, он повернул голову и уткнулся лицом в теплое плечо, от которого исходило ощущение покоя и уверенности. Тонкий аромат сандары напомнил о том, чьи это объятия и что произошло. Моргнув, он посмотрел на Рогира.

Король продолжал лежать с закрытыми глазами, на щеках все еще горели пятна послеоргазменного румянца, с приоткрытых губ срывалось тяжелое дыхание, которое постепенно становилось реже и ровнее. Он казался до боли прекрасным, и Лассен не смог противостоять желанию украсть еще один поцелуй.

Губы Рогира тронула улыбка. Открыв глаза, он оглядел Лассена ленивым взглядом:

— Ну как, понравилось?

Лассен покраснел и кивнул:

— Об этом столько историй рассказывают… но то, что я испытал, не передать никакими словами.

— Да, не все поддается описанию, — согласился Рогир. Посмотрев вниз, он ухмыльнулся. Лассен проследил за его взглядом и вспыхнул еще ярче.

Живот был густо изрисован перламутровыми разводами результатов их совместных стараний. Пальцы слипались от вязкой влаги. Он схватился за край сбившейся простыни, кинувшись оттирать себя. Рогир фыркнул. Отобрал её и сам счистил с Лассена густеющую беловатую субстанцию.

— Тебе нечего стыдиться, — сказал он, закончив. — Мы хорошо покувыркались. А какая же это возня, если все чисто и аккуратно? Чем больше беспорядка, тем больше удовольствия. — Лассен не понял, серьёзно тот или шутит. Поэтому просто спрятал пылающее лицо у него на груди. — Нам надо еще кое-что обсудить, — начал Рогир после небольшой паузы. Родители говорили тебе о виранте?

Лассен кивнул:

— Аба предупреждал, что вы меня запечатлеете, но не сказал, как именно.

Ардан ласково провел пальцами по его блестящим золотым волосам:

— Во время соития я отдам мысленный приказ, блокирующий твое физическое влечение к любому, кроме меня, даже если ты привяжешься эмоционально. Конечно, это маловероятно, но вдруг кто-то попытается принудить тебя. Тогда твой мозг сразу пошлет мне сигнал тревоги, заставив тебя самого жестоко сопротивляться. Когда силы иссякнут, ты погибнешь от шока прежде, чем акт совершится. — Лассен побледнел, и Рогир привлек его ближе. — Никто не посмеет навредить тебе, дабы моя месть не пала на его голову. Пойми, положение обязывает меня принять меры предосторожности. Но если ты кого-нибудь полюбишь, скажи мне об этом честно. Я лучше освобожу тебя от обязанностей и отпущу, чем буду удерживать против воли, зная, что ты хочешь другого.

Лассен задумался над его словами.

— Это, скорее, для моей защиты, чем для вашей, — сделал он наконец вывод и продолжил размышлять вслух: — Наверняка найдутся многие, кто попытается использовать против меня малейший повод, едва только они сочтут, что я стою на их пути к власти. Довольно глупо, ведь у меня нет корыстных замыслов, что вряд ли можно сказать об остальных придворных. — Лассен доверчиво посмотрел на Рогира. — Даже если бы вы дали мне выбор, я бы не отказался. Делайте как нужно, диар.

Глянув на Лассена, тот мягко выдохнул, лег на спину и потянул его на себя, заключив в кольцо рук, и с нечитаемым выражением уставился в потолок.

Лассен некоторое время с любопытством взирал на Рогира, затем решил, что их знакомство еще слишком короткое, чтобы дать представление обо всех его настроениях и реакциях. Он опустил голову тому на грудь, Прислушиваясь к ровным ударам, ощущал, как она мерно вздымается и опускается с каждым вздохом.

У него впереди еще много времени, чтобы лучше узнать ардана. Однако одно Лассену было совершенно ясно уже сейчас — из-за Рогира Эссендри можно без труда потерять сердце. В голове крутились вопросы. Неужели в этом его судьба? Вот только если это судьба, является ли она благом или проклятьем?


Глава 7. Обладание


— Вы уже запечатлели его?

Что бы Рогир ни думал насчет бестактности Имкаэля, вслух он ничего не сказал. По крайней мере, любезного обращения дядя заслуживал. Но сидящий справа от того Рейджир Артанна многозначительно закатил глаза.

— Еще нет, — спокойно произнес Рогир.

— И в чем загвоздка? — спросил Имкаэль, хлопнув ладонью по столу. — Он становится частью самой богатой и самой влиятельной семьи в королевстве. Эта мысль должна прочно угнездиться в его голове, и тогда он весь ваш без всяких уговоров. Попомните мои слова, если не привязать его ментально как можно скорее, вы быстренько обзаведетесь парой рогов и маленьким ублюдком.

Рогир чуть заметно напрягся:

— Лассен не такой доверчивый. И не дурак, чтобы рисковать своей удачей ради кого-нибудь менее знатного.

— Ну почему бы и нет? Мало ли: вдруг ему втемяшится, что он влюблен, — упорствовал Имкаэль.

Глаза Рогира сверкнули:

— Так вы согласны, что для него любовь стоит выше богатства и привилегий? — мягко спросил он.

Спохватившись, что невольно приписал любовнику племянника достоинство, Имкаэль в ужасе раскрыл рот, желая ответить, но Рейджир его опередил и язвительно заметил:

— Это едва ли ставит юношу в разряд тех, кто делает глупости. — И уже к Рогиру: — Вы действительно нашли себе настоящее сокровище, кузен.

Тот подавил усмешку и посмотрел на Имкаэля, который опять явно был готов возмутиться.

— Не тревожьтесь вы так, дядя. Лассен знает свой долг, как и я свой. Уверяю вас, если у него родятся дети, я признаю их своими. Но никто из них не предшествует моему законному наследнику, — добавил он, решительно пресекая все дальнейшие возражения. — Ну а теперь о насущном. Какие новости с границ? Следует беспокоиться по поводу усиления охраны?

— Я думал, она в надежных руках Верена, — заметил Рейджир. Чем вы недовольны, дядюшка?

Оба с непринужденной легкостью увели Имкаэля от разговора о наложнике и вернули к настоящей причине визита. Однако прошло целых три четверти часа, прежде чем тот удостоверился, что Рогир понял его негодование по поводу необходимости развернуть большую часть армии герунов к восточному Веларусу. Когда Имкаэль наконец ушел восвояси, племянники с облегчение вздохнули и, посмотрев друг на друга через стол, невесело рассмеялись.

— Что бы я без тебя делал, Рей, — сказал Рогир.

Рейджир снисходительно отмахнулся:

— Для чего же еще братья, как не помогать сносить чванливых, лицемерных родственников?

Рогир хмыкнул:

— Да, он довольно неприятный.

— «Довольно неприятный»? — повторился Рейджир. — Это еще слабо сказано. Ты даже ни разу не повысил на него голос, что, безусловно, делает тебе честь. Ты слишком снисходителен. На твоем месте я бы не с ним не церемонился.

— Вот только не надо причислять меня к лику святых, — запротестовал Рогир. — Хотя до его уровня я не хочу скатываться. Такого добра и так предостаточно.

Рейджир фыркнул:

— Признаться, меня самого немного удивило, что ты все еще не запечатлел Лассена.

— Я бы предпочел сначала научить его с удовольствием выполнять свои обязанности.

Тот уставился на ардана:

— Ты еще не спал с ним, да? — Рогир в подтверждение опустил голову. — Откуда такая внезапная сдержанность? — спросил Рейджир. Ты, конечно, не распутник, но и при этом никогда не отказывал себе в удовлетворении телесной потребности, особенно столь сильной, уж во всяком случае, не тянул так долго.

Рогир вздохнул:

— Мне не хочется губить его. Он молод и невинен, а я увез его из дома, оторвал от всего, чем он дорожил. Благоразумнее дать ему время привыкнуть к новой жизни.

В глазах Рейджира появился интерес:

— Но ты хочешь, чтобы он считал самым дорогим тебя, не так ли? — Рогир пожал плечами; кузен знал его слишком хорошо. — А ты уверен, что не ошибаешься в нем?

Рогир прямо встретил его пристальный взгляд:

— Я не ошибаюсь. — Он встал, Рейджир тоже поднялся. — Если бы дядя Имкаэль не настоял на своем праве старшинства, я бы сейчас уже уладил все вопросы с Джилмаэлем. Мне следовало предупредить его. Какие у тебя были планы?

— Предполагалось, что я составлю компанию Кейрану во время обеда, но уже слишком поздно. Ах, не волнуйся, он поймет, как только узнает причину моего проступка.

Рогир поневоле ухмыльнулся. Штатный преподаватель государственного университета, брат Рейджира чрезмерно увлекался сплетнями и интригами.

Рейджир хохотнул:

— Естественно, в его глазах я вознесусь до небес, раз пожертвовал душевным спокойствием, уступив вам, Ваше величество, его часть, и помог вытерпеть присутствие дражайшего Имкаэля.

* * * *

Лассен внимательно посмотрел в оба конца коридора и только потом поспешил в свои комнаты. Поскольку во дворце временно жил Имкаэль, следовало проявлять осторожность, чтобы ненароком не наткнуться на него, особенно если учесть, что покои геруна всего через две двери. Однажды тот заметил Рогира, выходящего поздно ночью от Лассена, и такую брезгливую мину скорчил, что не скоро забудешь.

Лассен не знал, почему Имкаэль решил остаться в Цитадели. Он внезапно появился две недели назад в сопровождении Рейджира и потребовал личной аудиенции у своего царственного племянника, бесцеремонно прервав его беседу с Джилмаэлем. Завидев Лассена, демонстративно высказал ему, что наложнику не место на официальных встречах, совершенно игнорируя тот факт, что Рогир сам попросил его присутствовать, так как в этот раз отчет частично касался благосостояния Таль Ирека. Рогир, в свою очередь, поздоровался с дядей, принес извинения Джилмаэлю, предложив тому подождать его возвращения и, наконец, мягко упрекнул за неучтивое отношение к Лассену.

В ответ Имкаэль хмуро посмотрел сначала на ардана, затем на Лассена, но Рогир сразу же ненавязчиво выпроводил дядю из палаты для собраний, предложив пройти в малую приемную. Джилмаэль с Рейджиром обменялись сердитыми взглядами, после чего Рейджир развернулся и удалился вслед за ними.

О чем бы они там не говорили, это, должно быть, побудило Имкаэля остаться, он буквально следовал за Рогиром по пятам. Видно племянник чем-то сильно не угодил ему, и геруна, скорее всего, переполняла решимость добиться, чтобы король без излишних проволочек исправил оплошность.

Лассен только что покинул обеденную залу. За ужином не отпускало тягостное ощущение. Рогир отказался отослать его из столовой, что значительно усугубило плохое настроение Имкаэля. Теперь, вероятно, каждый раз, когда тот почтит своим присутствием королевскую трапезу, обстановка будет омрачена его тихой злобой. Если бы не забавные реплики Йована и тонкие шутливые замечания Зикриэля, они бы и сегодня ели в гнетущей тишине. Тем не менее, атмосфера настолько уплотнилась от напряжения, что главный повар с лёгкостью нарезал бы её на куски длинным ножом, каким недавно разделывал жареного свилькабана.

Войдя в купальню, Лассен увидел, что Жозель уже наполнил для него теплую ванну. Мысленно поблагодарив камердинера, он разделся и погрузился в воду, покрытую шапкой ароматной пены. Через несколько минут ему стало намного лучше, до такой степени лучше, что он даже почти простил дяде Рогира его неприветливость.

Вздохнув, Лассен принялся намыливать руки и грудь. Пальцы задели соски, внезапно напомнив о горячем рте, терзающем эти дерзкие бусины, то всасывая их, то поглаживая языком. Лассен закрыл глаза, глотая чувственный всхлип.

Обучение быстрыми темпами продвигалось вперед. Каждый день он неизменно проводил какое-то время с Рогиром в его умелых руках. Их свидания не всегда сопровождались непосредственным телесным контактом, как в тот незабываемый вечер. Не возникало никаких сомнений в твердом намерении ардана продолжать знакомить Лассена с миром плотских наслаждений и наставлять, как получать, а также дарить их самому.

Лассен облизнулся. Недавно он узнал, как можно удовлетворять Рогира ртом; это оказалось удивительно приятно. В действе было что-то изысканно интимное — вид достоинства Рогира во всей красе, первые острые ощущения, вызванные скольжением языка вдоль длинного древка, его впечатляющая толщина, растягивающая губы, звук тяжелого дыхания, стоны и момент оргазма, когда тот схватил Лассена за плечи и пролился.

Теплая насыщенная влага, наполнившая рот, только усилила жажду, и он тогда отчаянно начал ласкать себя, стремясь к разрядке. Но Рогир отдернул его ладонь, перевернул на спину и сам довел до кульминации. Он все время целовал почти ничего не соображающего Лассена, бесстыдно пробуя стойкий вкус собственного семени на его языке.

Возбужденный яркими воспоминаниями, Лассен опустил руку вниз, дотронулся до своего налившегося естества. Потянул вверх, задрожав. Всего несколько движений, и он, ахая, выплеснулся в душистую воду. Сотрясаясь, Лассен ждал, когда утихнут финальные толчки. Наконец он лениво поднял веки. И встретился с пристальным взглядом ардана.

Рогир стоял прямо перед ним, прислонившись к стене, скрестив на груди руки. Его шелковая рубашка была расстегнута, открывая взору мускулистый торс, шнуровка штанов небрежно завязана на бедрах. Судя по влажным волосам, тот тоже только что после купания. В уголках губ играла легкая улыбка, взор не отрывался от тела Лассена, проглядывающего сквозь хлопья тающей пены.

Лассен затаил дыхание. Заливаясь краской, он отвел глаза, не в состоянии вымолвить ни слова или даже просто посмотреть на того, стыдясь, что его застали за шалостями. Король подошел вплотную, взял Лассена за подбородок, заставив поднять лицо, и поцеловал. Жестко, настойчиво, вовлекая язык в долгий чувственный поединок.

— Как закончишь, приходи ко мне, — обронил Рогир, проведя большим пальцем по нижней губе Лассена. Развернулся и оставил его одного.

Лассен поспешно ополоснулся и выбрался из ванны. В спальне он резко остановился — на постели лежала ночная рубашка, приготовленная Жозелем. В общем-то, такая, как всегда: длинная, с рукавами, с воротником под самое горло. Тут, пожалуй, схожесть и заканчивалась. Застегивался данный предмет одежды на одну единственную кнопку, оставляя прореху до самого пупка. В щель просвечивала полоска кожи. Мелочь, по сравнению с тем, что сама ткань была настолько тонкой и невесомой, что абсолютно ничего не скрывала.

Лассен в тревоге смотрел на своё отражение в зеркале. Сквозь прозрачную материю хорошо различался цвет кожи, прорисовывались четкие очертания тела, выделялся темный бугорок в паху. А при отсутствии панталон становилось совершенно ясно, что вышеозначенная часть никак не могла не привлечь внимания.

Он накинул поверх халат, чтобы в коридоре никто не заметил его эфемерного одеяния и, глубоко вдохнув, преодолел короткое расстояние до королевских покоев.

Момент наконец наступил. Завтра утром Лассен проснется, лишенный невинности. Кровь отхлынула от лица.

Рогир открыл. Когда дверь захлопнулась за спиной, Лассена уже била крупная дрожь. Увидев это, ардан выгнул бровь:

— Не трясись, ты не в логове мерлиона[1]. Неужели я так отвратителен?

— Нет! — выпалил Лассен. — Я всегда думал, что вы просто прекрасны, Рогир-диар!

Набравшись храбрости, он потянулся и прижался губами к его рту, стремясь подтвердить свою искренность. Ласка убедила Рогира. Он тут же заключил Лассена в объятия и принялся страстно целовать, торопливо освобождая от халата. Теперь между ними не было почти никакой преграды, кроме тонких сорочек, Лассен весь горел, сжигаемый общим жаром их распаленных тел.

Огладив бока, спину, бедра, Рогир смял ладонями его ягодицы и крепко притиснул к себе, Лассен захныкал. Их стволы провокационно терлись друг о друга через одежду.

Рогир со стоном разорвал поцелуй. Коснувшись его лба, шепнул:

— Против такого искушения, как ты, не устоит даже камень. — И потянул вглубь комнат.

Спальня. У Лассена всё сливалось перед глазами. Среди размытых цветных пятен и форм он ясно различал лишь один предмет в помещении: необъятное ложе под балдахином. Вырезанное из драгоценного награ, оно казалось почти в два с половиной раза шире его собственной кровати, тоже довольно большой.

Лассен смутно отметил толстую перину, роскошные пуховые подушки, белоснежные простыни и легкий белый полог, который задергивался, чтобы скрыть постель от случайного взгляда. На ночном столике что-то поблескивало в приглушенном свете. Лассен сглотнул, узрев широкогорлый флакон с бесцветным ароматным маслом.

В голове шевельнулось понимание. И еще он осознал, что ардан за ним наблюдает, причем с одобрением. Лассена с ног до головы обдало горячей волной, соски затвердели, естество пробудилось к жизни. Он закрыл глаза и замер.

Но Рогир не заставил долго ждать. Мягко взяв за плечи, уложил на кровать. Как Лассен ни старался успокоиться, он все равно затрепетал, когда от колена почти до самого паха нежно прошлась теплая ладонь.

Сосок пронзило тянущим ощущением. Лассен распахнул глаза. Взору предстала невыразимо эротичная картина: Рогир сосал одну вершину через тонкую ткань и одновременно гладил рукой его бедро, едва прикрытое подолом рубашки. В паху потяжелело и сладостно защемило.

Рогир поднял взгляд. Улыбнулся и переместился выше, чтобы захватить губы в плен одного из своих умопомрачительных поцелуев. Лассен самозабвенно ответил, порывисто прижавшись к нему всем телом.

Тот просунул между ними руку и расстегнул единственную кнопку под горлом. Одеяние Лассена разошлось. Нырнув ладонью в разрез, Рогир коснулся твердых сосков, заставив выгнутся. Отстранился и пристально посмотрел на него, сверкнув глазами, полными желания, от чего мышцы живота непроизвольно дернулись.

Ардан, ни слова не говоря, взялся за подол сорочки и потянул вверх: та свободно снялась с изящных плеч.

Лассен впервые лежал перед ним полностью обнаженным. Он словно оцепенел, как будто давая царственному любовнику возможность зрительно насладися своими прелестями.

— Нет, не могу больше, — рыкнул Рогир, скидывая с себя рубашку и штаны.

Лассен обомлел. Святые небеса! Неужели это тот добрый, закаленный в сражениях правитель? Красавец, король-воин неистощимого милосердия и одаренности! У Лассена во рту пересохло от смешанного чувства восхищения и волнения. Он бы и дальше изумлялся, но тут Рогир привлек его ближе, наградив следующим потоком жарких поцелуев.

Лассен прильнул к чужому телу, упиваясь живым теплом голой кожи, постепенно уступая страстной атаке. Сейчас для него существовала только рука короля, которая спустилась от плеча к боку, потом к бедру. Даже когда Рогир развел его ноги и потянулся к промежности, чтобы взять в ладонь семенной мешочек, он почти не придал этому значения.

Рогир скользнул пальцами ниже, поднял нежную плоть, обнаружив узкую щель, являющуюся неопровержимым признаком происхождения дейров от древних наиров — канал для приёма семени, в обиходе называемый ножнами. Легонько потер.

Лассен, задыхаясь, попытался вырваться, но ему не дали.

— О, Верес, что вы делаете? — простонал он, поневоле вынужденный терпеть эту муку, потому что Рогир творил с ним вещи, от которых внутри расцветало ни с чем несравнимое блаженство. — Умоляю, не надо… я не могу…

— Лас-мин, пожалуйста, не думай ни о чем, — попросил Рогир. — Просто чувствуй.

И Лассену ничего не осталось, кроме как сдаться. Удовольствие росло, он вскинул бедра, бессознательно подталкивая Рогира скользнуть между складочек, защищающих ножны. Тот послушался, надавливая подушечкой пальца на влажный вход, и неожиданно вторгаясь внутрь. Лассен подался было назад, но Рогир не прекращал ласкать его, чем привел в действие цепь физических изменений, которые преображали дейра и готовили для меча партнера. Нет, король не планировал взять его сегодня таким образом. Пока юноша не достиг тридцатилетнего возраста, нарушать половой канал категорически запрещалось.

Лассен всхлипнул, его семенной мешочек сократился, поднимаясь вверх, немного втягиваясь в тело, и превратился в небольшой шарик, чтобы полностью открыть блестящее отверстие позади. Рогир испытующе посмотрел на него, и Лассен закрыл глаза, неспособный вынести деталей. По крайней мере, он не увидел, как Рогир потянулся за маслом, хотя и ощутил его возвращение между своих раздвинутых коленей. Он не представлял, что произойдет дальше, пока не почувствовал сильные и нежные движения языка. Потрясенный Лассен почти престал дышать. Разве можно касаться ртом столь сокровенной части тела?

— Нет, это не правильно! — воскликнул он, выбрасывая руку с намерением воспротивиться.

Ухмыльнувшись, Рогир стрельнул в него коротким взглядом и лукаво спросил:

— Кто тебе сказал? — Затем опять лизнул языком, игнорируя вцепившиеся в плечи пальцы.

Поверженный Лассен упал на подушки, оглашая спальню чередой стонов. Митр рассказывал, что ублажать партнера ртом довольно привычно, но, как правило, оральные игры заключались в том, чтобы сосать древко. Ножны же редко стимулировались подобным образом; Митр ведь не вдавался в подробности, поскольку и предположить не мог, что Рогир позволит это наложнику, тем более, сам станет делать такое с ним.

Из горла вырывались невнятные возгласы, способность мыслить застелило чистое наслаждение. А потом коварный язык погрузился в девственный проход. Раз, другой, потом еще и еще. Лассен вскрикнул. Но когда он снова потянулся вниз, пальцы неизбежно запутались в темных локонах Рогира, лишь поощряя развратное пиршество к продолжению.

Он настолько забылся в удовольствии, что не заметил, как сзади в него приник хорошо смазанный палец, пока тот не вошел на целую фалангу. Но к тому времени было уже слишком поздно. Даже чересчур. Давя громкий стон, Лассен кончил, охваченный муками оргазма, показавшегося бесконечным и таким ярким, что можно было подумать, сознание сейчас покинет его.

Изо всех сил пытаясь собрать воедино осколки своего ошеломленного разума, он жадно хватал ртом глотки воздуха, а его безумно колотящееся сердце понемногу успокаивалось. Зрение и мысли наконец прояснились, и он понял, что палец Рогира все еще глубоко в нем. Лассен поежился, когда тот покрутил им и вторжение стало более острым. Но Рогир опустил руку на его бедро, решительно положив конец трепыханиям.

— Ты такой узкий, — шепнул он. — Мне надо подготовить тебя, чтобы не причинить излишней боли.

Лассен сделал слабый вдох и кивнул.

Митр говорил об этом. Ощущения от лишения девственности сзади отличаются от тех, которые испытывают, когда пронзают ножны. Там жжение постепенно проходит, оставляя тупую боль, в то время как тугое мышечное кольцо, предохраняющее прямую кишку, предварительно растягивают, чтобы приспособить вход. В последнем сначала саднит, затем чувствительность снижается и уже не так больно. Тонкая защитная пленка, расположенная глубже в ножнах рвется. Во всяком случае, Митр предупреждал о некоторых неудобствах.

Почувствовав, что количество пальцев внутри увеличилось, Лассен вздрогнул. Разумеется, каждый дополнительный палец расширял его отверстие, побуждая раскрылся, но Лассен сомневался, что подготовка поможет, и он выдержит вход столь впечатляющего древка, как у Рогира. Опасения были самые худшие.

Внезапно ардан затронул какую-то точку, в животе словно что-то вспыхнуло. У Лассена перехватило горло, он едва не захлебнулся слезами от избытка эмоций и удивления, поскольку пальцы Рогира продолжали поглаживать местечко внутри снова и снова, пока он сам не стал насаживаться на них в поиске поразительных чувств, которые те дарили.

Когда пальцы исчезли, Лассен слабо запротестовал. Но Рогир, взяв его за разведенные ноги, поднял их вверх. Между ягодиц уперлось нечто огромное, тупое, влажное. Лассен напрягся.

— Лас-мин, впусти меня, — мягко попросил Рогир.

Лассен нервно и часто задышал, желая расслабиться и облегчить тому доступ. Он почувствовал настойчивое нажатие чужой плоти, которая затем проникла внутрь. Погружаясь, она растягивала и заполняла его. Нетронутый задний проход горел огнем. Лассен приглушенно охнул и закрыл глаза, тщетно пытаясь остановить льющиеся ручьем слезы. Он старался привыкнуть к дискомфорту и сразу не понял: Рогир не двигается и ждет, когда он подаст знак, что все в порядке.

Боль угасла и теперь лишь пульсировала. В действительности она оказалась довольно терпимой. Рогир был очень осторожен. С этой мыслью, согревающей душу, Лассен обвил ногами талию любовника.

— Ты уверен? — спросил Рогир.

Лассен вдохнул, чтобы еще успокоиться, и, выдавив дрожащую улыбку, прошептал:

— Покажите, как вам угодить.

Глаза Рогира зажглись благодарностью. Он поменял положение и начал толкаться. Сначала легонько, а когда Лассен перестал вздрагивать, сильнее. Упругие шелковые мышцы раздвинулись под напором твердого орудия, уступая дорогу и все больше открываясь, пока Рогир не вошел полностью. Он заскользил в Лассене, лаская его изнутри, как до этого делал пальцами.

Нахлынула очередная волна сладкого удовольствия, Лассен приподнял бедра выше, чтобы принять Рогира ещё глубже и ловить ощущения от каждого удара внутри. В ответ Рогир подхватил его под колени и прижал к груди, вогнав свой ствол до самого основания. Лассен захныкал. Его почти обездвижили, но это не имело значения, так как поза позволяла более остро чувствовать проникновение. Непрекращающееся скольжение щедрогоестества Рогира возносило на вершину восторга. Лассен жалобно стонал на все лады, то и дело повторяя его имя.

Тот нашептывал слова любви. Но вскоре его размашистые выпады стали беспорядочными, бормотание неразборчивым — он тоже был на грани. Его ритм ускорился, дыхание с хрипами вырывалось из горла, Рогир уже не мог удерживать контроль. В последний момент усилием воли ему все-таки удалось призвать остатки мастерства и оттянуть кульминацию. Просунув руку между их разгоряченными телами, он обхватил твердую плоть, которая утыкалась в его живот, и торопливо помассировал. Лассен исторг целый поток всхлипов.

— Пожалуйста! — взмолился он, не в состоянии внятно выразить свое желание.

За мгновение до того, как на Лассена обрушился оргазм, Рогир неистово припал к его соску. Втянув в рот набухшую вершинку, он излился, содрогаясь с каждой новой порцией семени. Через несколько секунд по покоям разнеслись отрывистые вскрики Лассена, который разрядился следом, его пальцы с безумием утопающего впились в спину ардана. Сосок выскользнул из губ Рогира, а кольцо внутренних мышц начало резко сокращаться вокруг его ствола, усиливая ощущения и продлевая тому наслаждение. Бурная реакция сходил на нет, а Лассен продолжал цеплялся за короля, точно потерпевший кораблекрушение, и сама жизнь напрямую зависела от того, насколько крепко он ухватится за спасительный валун посреди бушующего моря.


Глава 8. Ментальная связь


Рогир осторожно вышел из Лассена, уложил его на спину и лег рядом. Лассену даже мыться не понадобилось — на льняных волосках в паху виднелось лишь несколько капелек. Когда дейр испытывает оргазм в момент физиологического преображения, семя практически не вырабатывается.

Король рассеянно перебирал пальцами его взъерошенные волосы, иногда касаясь губами влажного лба, успокаивая нежными прикосновениями. К удовлетворению Рогира Лассен вскоре доверчиво прижался к нему и преклонил голову на плечо. Зарывшись лицом в светлые локоны, Ардан улыбнулся.

Протянул ладонь ему за спину, проведя между ягодицами — Лассен вздрогнул, насторожившись.

Рогир убрал руку, сел, повернулся к прикроватной тумбочке и открыл самый верхний ящик. Лассен с любопытством проследил, как король извлек оттуда маленькую стеклянную баночку, заполненную почти прозрачным веществом с голубоватым оттенком.

Ардан отвинтил крышку и набрал пальцами немного густого, как сливки, пахнущего мятой содержимого. Отложив баночку, велел:

— Перевернись-ка, Лас-мин.

Лассен сначала колебался, подозрительно глядя на субстанцию, но перечить все-таки не решился. Почувствовав, что ему раздвигают ноги, напрягся, а когда пальцы скользнули в пострадавшее отверстие, протестующе дернулся и ахнул. Но тупая боль начала быстро утихать, спустя какое-то время он вздохнул свободнее и расслабился.

— Так лучше? — спросил Рогир.

— Намного, — промурлыкал Лассен. Удивленно просмотрел через плечо и встретился с внимательным взглядом Рогира. — Что это?

— Лекарство, составленное моим врачом. Обезболивает и в то же время способствует заживлению ран. К утру все будет в порядке.

Рогир еще щедро зачерпнул из баночки.

Лассен зарделся, когда тот стал гладить его изнутри, смазывая бальзамом. Забавная реакция, ведь еще недавно там находилось нечто куда более внушительное, чем пальцы.

Однако эта забота казалась не менее интимным действом, чем недавнее соитие. Рогир исцелял не только тело, но и душу.

Лассен подивился, насколько окрепла в нем та глубокая теплота, которую он испытывал по отношению к своему господину и возлюбленному.

* * * *

Разбудили поцелуи: в спину, плечи, затылок. Разомлевший спросонок Лассен повернул голову и вздрогнул — его взяли за подбородок и завладели губами. К тому времени, когда он освободился, сон как рукой сняло.

Старинные часы на ночном столике показывали три часа ночи. Рогира вновь охватило желание, — успел подумать Лассен, а тот уже нежно терзал ухо ртом, щекоча, посасывая, покусывая зубами, чем окончательно лишил способности связно мыслить.

— О, Верес, помоги мне, — захныкал Лассен то ли в отчаянии, то ли в предвкушении. Он сам не был уверен.

— Ты такой отзывчивый, — шептал Рогир, неторопливо исследуя языком ушную раковину, заставляя дрожать еще сильнее. — И шумный, — добавил он с усмешкой, так как любовник уже не просто стонал, а тихо вскрикивал.

— Извините, я… я… — Лассен ахнул, захлебываясь новым возгласом.

— За что? Мне нравится слушать тебя, Лас-мин, — пальцы Рогира коснулись отверстия, чтобы проверить его готовность. — Особенно, когда я ласкаю тебя вот здесь. — Лассен неосознанно подался навстречу, помня об удовольствии, которое дарило ощущение растяжения и наполненности. — Не терпится? — поддразнил Рогир.

— Нет, я не…

Рогир оборвал протест, мягко вклинился коленом между бедер Лассена, разводя их в стороны и ложась сверху. Надавил своей налитой плотью, вжался в него, раздвигая податливые мышцы, и плавно вошел до самого основания, вжавшись пахом в ягодицы. Проникновение не принесло Лассену ни малейшего дискомфорта; ствол легко проскользнул в приятно расслабленный с прошлого раза задний проход, который вдобавок был хорошо увлажнен целебным бальзамом и обильными остатками семени.

Рогир толкнулся. Лассен в свою очередь вскинулся, стремясь принять его как можно глубже. Такой страстный. Король не сомневался, что это далеко не предел и юноша способен дать партнеру гораздо больше, когда возмужает и станет искуснее в любовных играх. Даже сейчас, невинный и неискушенный, он смог удовлетворить взыскательную потребность Рогира. Действительно, Лассен превзошел все его ожидания, решимость предпринять следующий шаг поколебалась. Но ненадолго.

Сначала Лассен не заметил вторжения в свое сознание. Удовольствие и желание, просочившиеся, казалось, в каждую его клеточку, каждую пору, слегка притупили восприятие, и он не сразу сообразил, что произошло. И только потом обнаружил чужое ментальное присутствие, настойчивое и требовательное.

Оно ждало. Чего именно, Лассен не понимал. Вспомнилось, как Рогир когда-то просканировал его разум и как это встревожило. Почти ужаснуло.

Страх застиг его врасплох посреди чувственного восторга. Лассен закрыл глаза, роняя с губ испуганный всхлип, прозвучавший неожиданно громко на фоне сбившегося дыхания.

— Боишься? — раздалось над ухом.

Лассен кивнул:

— Простите меня, я не хотел вас оскорбить, — принес он дрожащим голосом.

Нежные пальцы погладили его по щеке, мягкие губы проложили вдоль плеча и шеи дорожку поцелуев.

Тебе нечего бояться. Просто доверься мне, радость моя.

Лассена затрясло от этой мысленной нежности. Она подействовала на него столь же сильно, как и твердое древко, двигающееся в нем. Подобно волне, которая нахлынула на усеянный скалами берег, вспенилась, забурлила, затопила все мелкие трещины, укромные уголки и щели, влилась в его сущность. На Лассена медленно, но неотвратимо надвигался пьянящий туман чистого блаженства, постепенно обольщая, заманивая в свою ловушку не только тело. Наконец ощущение переполнило его до края, требуя хоть какого-то выхода. Лассен протянул руку и схватил Рогира за бедро в безмолвной мольбе. Тот не медля откликнулся и стал вбиваться в него еще яростнее и глубже.

При этом он мысленно подталкивал Лассена, убеждал открыться эмоциональному вторжению, впустить, позволить утвердиться и напоить его невысказанную жажду. Причем настолько ненавязчиво-деликатно, что он со вздохом уступил, и Рогир взял его под контроль.

Ты принадлежишь мне, Лассен. Только мне одному и больше никому.

Лассен точно попал в водоворот; в голове промелькнуло, что не цепляйся он сейчас за Рогира крепко-крепко, его бы смыло, унесло в бездну. Это лицо, аромат, голос, прикосновения. И плоть внутри, соединяющая их тела в самом интимном и близком физическом акте на свете, который только возможен между двумя живыми существами. Лассен задрожал — одновременно с каким-то необъяснимым диким восторгом, наводнившим сознание, его настигла мощная кульминация.

Удовольствие было огромным, неуемным, почти непереносимым. По комнате разлетелись прерывистые вскрики, слышные, наверное, по всему крылу.

* * * *

Жозель терпеливо ждал у двери спальни — не самая приятная обязанность, но что поделаешь, нравится это или нет, а исполнять надо.

Можешь сказать ему, — поступил мысленный приказ, в котором ощущалось явное неудовольствие.

Скривившись от неприязни, пожилой слуга вышел из гостиной и направился в покои Имкаэля. Рогиру не нравилось посвящать кого-то в детали своей личной жизни, Жозелю и того меньше хотелось вникать в них. Но долг превыше всего, упрямство же дяди ардана не знало никакой меры.

Дверь резко распахнулась — на пороге стоял сам Имкаэль, глядя мутными заспанными глазами. Он собирался как следует отчитать нарушителя покоя, но проглотил раздражение, когда увидел, кто потревожил его ни свет ни заря.

— Ну? — нетерпеливо потребовал он.

— Все сделано, — спокойно ответил Жозель.

— Уверен? — напирал герун.

— Я своими ушами слышал, ваше сиятельство. Теперь он в безграничной власти ардана.

Имкаэль презрительно сморщил нос и фыркнул:

— Держу пари, даже сам набросился на моего племянника. Чего еще ждать от простолюдина?

Жозель чуть дернул губами, но промолчал. Бесполезно что-либо возражать на предвзятое мнение Имкаэля, его не переубедишь. Рогир знал правду, и только это имело значение. Когда Жозеля изволили отпустить, он натянуто поклонился и поторопился уйти, не заботясь, что лорд сочтет такое бегство неприлично поспешным.

* * * *

Лассен выплыл из сладостных грез, анус вновь распирало налитое орудие. Он застонал, едва осознавая, что лежит под Рогиром на спине, свободно обвив его талию ногами. Дыхание перехватило — тот пронзал его словно насквозь.

— Милорд… — Невнятный полустон, полувыдох. Лассена точно беспрестанно раскалывало на мелкие кусочки.

Рогир прекратил двигаться, склонился над ним и мягко поцеловал:

— Пожалуй, на сегодня хватит, — бормотал он. — А то нормально сидеть не сможешь.

— Не смогу сидеть?.. Почему?.. — Лассен запнулся, прислушиваясь к пульсации сзади, которой там вроде бы не наблюдалось в начале их предрассветного соития. Смущенно нахмурившись, он вдруг заметил, что сквозь щель между шторами в комнату проникает луч. Яркий солнечный луч. Лассен моргнул. Последнее, что он помнил, было то, как Рогир разбудил его под утро; тогда до восхода оставалась еще пара часов.

— Сколько?.. — начал Лассен. В глазах Рогира плясали веселые искорки. — Сколько раз? — слабым голосом закончил он.

Тот хрипло усмехнулся:

— Достаточно. Так что придется тебе сегодня неукоснительно и регулярно применять бальзам.

Лассен постарался перевести дух. Мысль о том, что он за раннее утро неоднократно слился с Рогиром, приводила в замешательство и донельзя возбуждала. А также чрезвычайно радовала, принимая во внимание обрывочные воспоминания о силе полученного наслаждения и сжигающем тело плотском желании.

Лицо вспыхнуло. Он и сам не подозревал, что способен на такую похоть.

— Это действительно было так необходимо? — чуть слышно спросил Лассен.

Рогир погладил его покрасневшую щеку:

— Даже если и нет, мою потребность обладать тобой так быстро не насытишь. Ты слишком соблазнителен, мой милый.

Толчки возобновились, и Лассен охнул. Сердце подпрыгнуло — несколько его ударов он мог только смотреть на ардана, привязанность к Рогиру росла, подкрепляемая его добротой и состраданием. Не говоря уже о внешней привлекательности и совершенстве фигуры; и то и другое Лассен оценил по достоинству, находясь рядом.

С обожанием глядя на своего владыку, Лассен искренне сказал:

— Надеюсь, что удовлетворил вас, мой король.

В ответ тот наградил его пристальным взглядом:

— Ты приносишь мне не только физическое удовольствие. В твоих объятиях я могу ненадолго забыться. Отринуть все свои заботы и тревоги, просто оставаться Рогиром. В постели с тобой я нахожу прибежище. А в твоем теле приют.

Лассен удивленно на него уставился. Он собрался ответить, но вдруг почувствовал, как что-то подсознательно остановило его. Вспомнил вторжение чужой воли в свою голову и странное, тревожное чувство, рожденное тем, что отныне он для Рогира как открытая книга, теперь они неразрывно связаны. В этот момент к нему пришло полное понимание, что он и разумом, и плотью находится во власти ардана, без колебания и сопротивления подчинится любой его прихоти.

По существу Лассен и раньше безоговорочно принадлежал ему — царственный возлюбленный мог сделать с ним все, что душе угодно, как угодно, когда угодно, где угодно, и никто не посмел бы ему помешать.

Это состояние полного подчинения должно было бы невообразимо напугать Лассена. Однако до настоящего времени Рогир никогда не рассматривал его как простую собственность, так чтобы попользоваться и забыть о нем по своему усмотрению. Ардан не принудил его делить с ним ложе, едва только он ступил в его замок, и при этом не взял Лассена, нисколько не заботясь о его чувствах или отсутствии опыта. Он доверял Рогиру, а тот раз за разом доказывал, что достоин доверия.

Лассен вновь ощутил зов его ментальной силы. Больше, чем просьбу, но и не совсем приказ, он соблазнял его, а не принуждал. Желание разгорелось с новой силой от такой изысканной нежности. Он обнял ардана, провел руками вдоль мускулистой спины и прошептал:

— Я молюсь, чтобы вы всегда находили со мной прибежище, Рогир-диар. — Тот не ответил, только поймал его губы, обжигая их поцелуем, раздвигая языком, хозяйничая во рту и выпивая ненасытные стоны.

Он хотел бы преподать юному наложнику тысячи способов достижения удовольствия. Тем более теперь, когда безраздельно владел его душой и телом. Но за пределами кровати Лассен не нуждался в обучении. Он выполнял свою роль, словно родился для нее.

Как будто был создан только для того, чтобы служить Рогиру усладой.


Глава 9. Любовник


Цитадель, год 3006 новой эры

Позади все еще раздавался лязг оружия — Лассен вытер пот со лба и шеи. Заправил за уши завитки, выбившиеся из-под длинного шнурка, стягивающего волосы, и оглянулся в сторону оставшихся на площадке.

Лассен не изучал с детства искусство боя, как высокородные чистокровные, которым это положено по статусу. Но нынешняя принадлежность к королевскому двору и кругу Рогира Эссендри послужила достаточной причиной для того, чтобы он получил возможность тренироваться наравне с арданом и членами его семьи, чья древняя кровь давала полное право держать в руках меч.

Оруженосец налил в высокий кубок воды из кувшина, опущенного в колотый лед, и подал Лассену. Он благодарно кивнул. Выпив, снова наполнил чашу прохладной жидкостью, шагнул назад, предлагая её недавнему противнику и возлюбленному, с которым жил на протяжении десяти лет. Рогир с улыбкой принял кубок и залпом осушил. Между тем дежурный протянул Лассену полотенце.

— Закончил? — спросил Рогир.

— Да, — ответил Лассен, обтирая тканью лицо, затылок и обнаженные руки Рогира. Тот передал меч оруженосцу, выбрав взамен пару ножей. — Но я продолжу, если ты пожелаешь.

— Последний поединок, — сказал Рогир. — Сегодня в суде ожидается много просителей. Лучше начать прием пораньше, иначе к вечеру у меня ни на что не останется ни времени, ни сил, и в постели я сразу усну. А заканчивать день подобным образом не в моих правилах.

Он коснулся губ Лассена быстрым поцелуем и отвернулся, чтобы сразиться с другим напарником. Лассен с нежностью покачал головой, глядя на такую неутомимость.

Пробираясь по краю двора для тренировок, он миновал группку вновь прибывших. Дворяне и мелкие помещики из сельских, — определил он по менее броской, чем у столичных одежде и тому, как они держались.

Те в свою очередь оценивающе уставились на Лассена. Заметив у него в ухе сережку королевского любовника, тут же начали оживленно спорить. Некоторые даже не позаботились говорить тише:

— Это действительно белое серебро? — спросил один с благоговением в голосе, бесцеремонно рассматривая украшение.

— Как самонадеянно! — фыркнул другой. — Разве он не знает, что только члены семьи ардана могут его носить?

— Откуда? Он же просто невежественный провинциал, — с насмешкой добавил третий.

— Интересно, что Рогир в нем нашел, чтобы так незаслуженно возвысить?

— Он довольно миловидный, — неохотно признал первый. — Неверное, хорошо удовлетворяет нашего ардана.

Лассен хоть и все слышал, но виду не подал. После стольких лет он привык, что его обсуждают — иногда с восхищением, иногда с любопытством, а иной раз и с пренебрежением. Однако его по-прежнему задевало, когда по отношению к нему выказывали явную непочтительность или незнание о том, что существует разница между официальным фаворитом и случайным партнером по постели. Правда, и осведомленные порицатели его связи с Рогиром в отсутствие короля откровенно демонстрировали свою неприязнь. Последние Лассену были противны еще больше тех, кому неведение мешало сделать здравые умозаключения. Но, так или иначе, его мало заботило их мнение — сосредоточенные лишь на собственных персонах, они умаляли достоинства других, поскольку выше себя никого не ставили.

— Это пока, — опять фыркнул третий дейр. — А когда наскучит Рогиру, то и глазом моргнуть не успеет, как его вышвырнут на улицу. Если у него есть хоть капля мозгов, пусть собирает каждую монету и безделушку, которые зарабатывает, раздвигая для ардана ноги!

Уязвленный бестактной грубостью последнего заявления, Лассен уже собрался дать достойную отповедь — некоторые вещи нельзя сносить молча.

— Вы беретесь утверждать, что король платит своему наложнику за услуги? Да из вас самих так и выпирает провинциальное невежество, скудоумы.

Все трое как по команде испустили возгласы негодования, резко разворачиваясь к тому, кто нанес им оскорбление. И дружно побледнели, лицом к лицу столкнувшись с Дайленом Эссендри иль Терисом. Слова, которые, как предполагалось, осадят наглеца, замерли на губах, и троица принялась униженно заискивать перед единокровным братом Рогира. Дайлен проигнорировал льстивые извинения.

— Вы смеете просить у его величества аудиенции и в то же время позволяете себе дурно отзываться об одном из тех, кого он искренне любит, — сказал он брезгливо. — Очевидно, вам не сообщили, что самый короткий путь к покровительству ардана — через благосклонность его возлюбленного. Предлагаю вам покинуть цитадель, прежде чем слух о вашем позорном поведении достигает ушей моего брата. Если, конечно, не хотите провести недельку за решеткой, где вы сможете поразмыслить над своим хамством в адрес Идана-диара.

Презрение и угроза плюс почтительное обращение, добавленное Дайленом после фамилии Лассена, возымели на троих должное действие. Грубияны поспешили прочь со двора, украдкой обходя Лассена и склоняя головы. Лассен наградил Дайлена благодарной улыбкой. Тот в ответ подмигнул и присоединился обратно к компании Джилмаэля и Зикриэля.

Лассену нравился Дайлен. Он всегда разговаривал с ним предельно уважительно, хотя и приходился королю братом. Вероятно, этому отчасти способствовала природная скромность. Но Лассен думал, что даже если бы Дайлен воспитывался в окружении ардана с самого начала, то все равно обладал бы теми же душевными качествами. Остроумный, способный все подмечать, он успешно справлялся с обязанностями адъютанта Джилмаэля. Дайлен был ценным дополнением к кругу доверенных лиц Рогира.

Но не единственным. Лассен заметил Риодана Лейгара, который подошел к Джилмаэлю и стал о чем-то с ним беседовать, — его светлые, отливающие бронзой волосы составляли яркий контраст близнецам и темным локонам Дайлена. Молодого дипломата прочили на пост посла в преемники его отцу.

Риодан не ответил на прохладное приветствие Дайлена, однако обратился к нему с подчеркнутым почтением, что немного озадачивало. Оба познакомились друг с другом раньше, еще до того как вступить в свиту Рогира. Но что заставляло Дайлена вести себя с Риоданом так отчужденно, Лассен не знал, да и не стремился узнать. Всему свое время, частенько повторял его аба Даэль. Если те хотели посвятить в детали своего общего прошлого посторонних, они бы не стали делать из этого секрета. Никто не имеет права совать нос в чужие дела.

— Лас! Я сильно опоздал?

Лассен усмехнулся — юный Шино Эссендри едва ли не кубарем скатился по булыжной дорожке, которая соединяла более низкую заднюю галерею с воротами, ведущими к казармам. С очаровательно растрепанными черными локонами и торопливо надетой, криво застегнутой рубашке, Шино являл собой образ типичного мальчишки, окончательно не покинувшего порог непослушного детства и еще не переступившего двери во взрослую жизнь. Осиротевший со смертью родителя — одного из дядей Рогира — он попал под опеку своего венценосного кузена три года назад.

— Прилично, — сухо ответил Лассен. — Разве ты не завел будильник, Шино?

Паренек вздохнул и попытался расчесать пятерней взъерошенные кудри и привести их в относительное подобие порядка. — Проклятая штуковина упала с ночного столика и разбилась.

— Скажи лучше, что сам расколотил его, когда он нарушил твой сон, — с ухмылкой поправил Лассен. Шино виновато переступил с ноги на ногу, и Лассен, смягчившись, добавил: — Ступай. Остальные еще на поле.

— А Рогир?

— Он скоро закончит, но Тенрион не будет возражать, если ты встанешь с ним в пару.

— Тенрион там? — Шино унесся, не говоря больше ни слова.

Лассен покачал головой. Тенрион Гадрана — герун Зианы и наставник Рогира в искусстве овладения силой разума. Отпрыски правящего дома прежнего города-государства широко известны своим мастерством и ментальной одаренностью, говорят, даже стоят наравне с Эссендри. Тенрион обладал достаточной силой, чтобы с ним считались. К счастью для королевства, тот был не только союзником Рогира, но и его близким другом.

Шино буквально целовал землю, по которой ходил Тенрион. Выше него юноша ставил только Рогира, да и то всего лишь на полступеньки.

Лассен продолжил путь по дорожке и вошел непосредственно в саму Цитадель. До того как приступать к утренним обязанностям ему хотелось успеть принять ванну. Сегодня он надеялся посетить детский приют, которым управляли монахи ордена святого Амбриона.

Но для экономии времени пришлось довольствоваться теплым душем. После Лассен критически осмотрел себя в зеркале. Длинные волосы — Рогиру нравилось, когда они спускались свободной волной, хотя Лассен часто завязывал их в хвост или заплетал косу. Светлая кожа, которая просто отказывалась темнеть, принимая лишь слабый оттенок загара. Легкая бледность немного не соответствовала возрасту — физически он уже созрел.

Десять лет регулярных упражнений с оружием во внутреннем дворе, верховые прогулки по Великому полю и охота в густых лесах у подножия горы Сарак, наложили на него свой отпечаток. Гибкое тело стало крепким и жилистым, стройные ноги — упругими и сильными. Лицо тоже изменилось — щеки утратили детскую округлость, а красиво вылепленные нос и подбородок выгодно выделялись на фоне высоких скул.

Что бы там ни думали злопыхатели, Лассен многому научился за прошедшие годы. Как и желали родителей, он закончил образование и полтора года назад получил диплом в области схоластики. Тогда же отметил свое совершеннолетие, на которое Рогир преподнес ему сережку из белого серебра, теперь украшавшую его левое ухо.

Он прикоснулся к ней пальцем, вспоминая свое тогдашнее шоковое состояние при мысли, что Рогир посчитал его достойным носить столь драгоценный металл — ведь это было прерогативой только верховных правителей и их родственников. Но Рогир всегда отличался склонностью делать исключения из правил. Он взял Лассена наложником вопреки всеобщим ожиданиям и утверждениям. Даровал ему многие привилегии и обязанности, по традиции принадлежавшие лишь членам королевской семьи.

Лассен быстро оделся и накинул плотный плащ. Он уже собрался уходить, но тут Жозель предупредил:

— Диар, с вами хотят увидеться два посланника из Таль Ирека. Я взял на себя смелость проводить их в синюю комнату. Вы встретитесь с ними?

— Ну конечно, — быстро ответил Лассен. — Не так уж и часто, мне удается, поговорить с кем-то из моих краев.

Синяя комната называлась так из-за ковра цвета ночного неба и темно-синих портьер на окнах. Увидев, кто его ждет, Лассен очень удивился. В то время как мастера ювелирных дел и ремесленники довольно часто приезжали столицу, городские старейшины были в ней редкими гостями, так как их профессиональные интересы мало соприкасались с торговлей и разъездами. Он задался вопросом, с чего вдруг Микал и Оувин решили посетить Рикар.

— Диар, — прошептал Микал. Они с Оувином почтительно склонили головы.

— Ах, пожалуйста, оставьте формальности, — махнул рукой Лассен. — Вы — самые близкие друзья моего родителя и мне как семья. Я так рад вас видеть. Те улыбнулись, польщенные теплым приветствием. Лассен подал им знак занять места за овальным столом в центре комнаты. — В последнем письме адда упоминал, что дома все хорошо, — сказал он. — Наверное, так и есть, раз вы нашли время нанести визит.

Оувин вздохнул:

— Это путешествие не только ради удовольствия. По правде говоря, мы хотим просить аудиенции у ардана.

— И надеемся, что вы сможете помочь нам добиться ее как можно скорее, добавил Микал. — Нам очень повезло, что командующий Хеназ предложил сопроводить нас и воспользоваться порталом для перемещения.

Лассен нахмурился. Назревала проблема, и довольно серьезная, если даже командующий войска Веларуса оказался настолько тронут, что рискнул покинуть свой пост, чтобы ускорить поездку старейшин в столицу.

— Что такого произошло, если об этом надо сообщить его величеству лично? — спросил он. — И почему аба или адда ничего мне не написали?

— Полагаю, из опасений, что их сообщение попадет в чужие руки и информацией воспользуются против вас, — объяснил Микал. — Особенно, если это будут руки Имкаэля Эссендри.

В животе у Лассена ёкнуло:

— Что натворил дядя ардана?

— Он перекрыл путь через восточную часть Веларуса в объезд Анжу. Что отрезало нас от остальной части королевства.

У Лассена едва не вырвалось ругательство. Уняв гнев, он вызвал в памяти политическую карту юго-востока Иландра.

Восточный Веларус, переставший входить в состав Каттании после поражения княжества во время войны с Иландром, вдавался в ее территорию. Анжу — узкий, напоминающий по форме лук маленький феод — первоначально находился к северо-востоку от старого Веларуса, и составлял почти одну треть его границы со смежной Каттанией. Но поскольку граница эта изобиловала опасными трясинами и топкими болотами, каттанцы никогда не пытались проникнуть через неё в Иландр.

С аннексией восточного Веларуса западный конец Анжу оказался зажатым между этими двумя областями и вклинивался вглубь провинции почти до середины, где изгибался на юг. Главные тракты, которые соединили восточный Веларус с остальной её частью и самим Иландром, пролегали через феодальное владение или огибали его. Так или иначе, всеми теми дорогами владел герун Анжу.

— Зачем ему это понадобилось? — спросил Лассен.

Микал пожал плечами:

— Кто знает, что у него за прихоти… Может, отомстил за то, что мы не подчинились тогда его желаниям, хотя прошло столько лет — странно, что он до сих пор держит зло.

— И теперь слишком поздно ему потворствовать, — добавил Оувин.

Лассен хмурился:

— Но как он этого добился? Анжу ведь не в его прямом ведении.

— Нет, но им управляет его сын, — сказал Оувин. — Второй супруг Имкэеля, Нарал, был братом Явана Кардовы, последнего геруна Анжу. Власть теперь перешла через Нарала к его единственному сыну, Тирду Кардова тар Эссендри.

Лассен быстро обдумал услышанное. Он знал, что Имкаэль женился дважды и что оба супруга скончались. Его первый муж принадлежал к роду Эссендри. Второй происходил из дома Кардова. Имкаэль имел двух сыновей от первого брака и одного от второго.

Старший, Махаэль, тихий и флегматичный по натуре, не настолько дружелюбный, как остальные кузены Рогира, но при этом не проявлял такой же открытой враждебности, как его родитель. Ронуин, напротив, был довольно приветлив, но при этом неимоверно уныл. Однако выказывал по отношению к Рогиру твердую лояльность, ради чего Лассен готов простить ему все недостатки и сносить в его обществе любое количество скуки.

Младшего, Тирда, Лассен не знал; при дворе шептались, что тот единственный из отпрысков Имкаэля не входил в число приближенных Рогира. Лассен гадал, по какой причине. И пришел к выводу, что Тирда, по-видимому, так воспитали, накрепко внушив мысль, что он станет геруном Анджу — тот даже не носил фамилию своего родителя, а взял имя отца. Частица тар просто обозначал высокий дом, к которому из семейства Кардова принадлежал только Тирд.

— Рогир не принимает никого лично на этой неделе, если только дело не касается государственной безопасности, — сообщил Лассен. — Вам надо обратиться к нему на публике, но списки просителей бесконечные. Я не уверен, внесут ли вас туда без предварительного согласования.

Старейшины понурились:

— Блокада длится почти четыре недели, и ее последствия ощущаются уже довольно остро, — сказал Микал. — Разве Вы не можете посодействовать нам, Лассен? Его величество вас послушает.

Лассен колебался. Он мог сделать, как они просили. Но если пойдет слух о его вмешательстве, недоброжелатели, несомненно, тут же все извратят и начнут поливать его имя грязью.

До сего времени Рогир игнорировал большинство сплетен, пущенных скептиками против его наложника, так как никогда не сомневался в нем. Но если в обвинениях проскользнет хоть малейший намек на правду, он волей-неволей будет вынужден проверить их. Такое уже случалось в прошедшие десять лет, и каждый раз имело отношение к Таль Иреку, когда Лассен действовал от имени своей родины и соотечественников. Поэтому Идана сами не обращались к нему с просьбами и другим запретили, чтобы им не поставили в вину еще и кумовство. Рогир же всегда верил возлюбленному. Лассен не хотел давать повод сожалеть об оказанном доверии.

Он принял решение. Лучше объявить о своих намерениях открыто, чтобы в них не увидели никаких корыстных целей, кроме простого желания помочь жителям города и их соседям. В конце концов, не секрет, что Рогир сделал Лассена главным условием, при выполнении которого Таль Ирек получил свой статус и протекцию. Злые языки могли сколько угодно искать скрытые мотивы, но ввести никого в заблуждение у них не получится.


Глава 10. Необъяснимые предчувствия


Лассен посчитал, что лучше не откладывать решение вопроса, и направился в палату для официальных приемов. Прозвучал пятый удар гонга, возвестивший о начале рассмотрения петиций. После каждодневного выслушивания длинного перечня нудных жалоб и просьб от тех, кому посчастливилось попасть в список, настроение Рогира невозможно было предугадать. Однако сейчас, когда различные мелкие необоснованные притязания еще не успели сильно вывести ардана из равновесия, существовала вероятность застать того в добром расположении духа.

По такому случаю Лассен оделся с особым тщанием, выбрав темно-зеленую тунику седиранского покроя, которая позволит ему выделиться среди придворных эниров. Из-под коротких рукавов виднелась рубашка кремового оттенка. Подол доходил до середины бедра, обтягивающие бриджи и мягкие ботинки подчеркивали рельеф стройных изящных ног. Часть волос была заплетена в две тонкие косицы, открывая лицо, основная же масса свободно падала на спину. Образ довершала шелковая мантия, скрепленная на плече скромной золотой брошью.

По дороге к палате Лассена провожали любопытные взоры. Микала и Оувина он увидел не сразу — они пристроились позади остальных. Ведь тех, кто не числится в свитках, просто не пустят, а, значит, Лассен должен добиться места среди официальных просителей. Он кивнул, чтобы старейшины приблизились, и спокойно переступил порог.

Молча проскользнув мимо почтительно склонивших головы стражников, незаметно присоединился к толпе придворных, которые довольно скоро обнаружили его присутствие — гораздо раньше, чем хотелось бы. Но Лассен просто сделал вид, что не замечает поднявшегося вокруг заинтересованного шепота. Ждать пришлось недолго.

В дальнем конце зала на троне Иландра, сделанном из черного дерева, восседал Рогир. В его ладони покоился скипетр Рикара. По одну сторону стоял кузен Кеоск, по другую — дядя Йован. Ардан терпеливо слушал пожилого просителя.

Глядя на пыльную, забрызганную грязью дорожную одежду дейра, Лассен сделал вывод, что тот явно издалека — скорее всего, из феодального владения Глантар или откуда-то из тех краев, судя по рыбацкой корзинке у ног. Конечно же, как только Рогир пообещал принять меры по его жалобе, тот взял корзину и откинул накрывающую ее ткань, предлагая в дар вяленого синего угря из моря Самран, что к западу от Северного континента.

По залу поплыл резкий аромат, заставив многих сморщить носы. Но Рогир не позволил себе выказать даже доли отвращения. Напротив, он живо поблагодарил старого дейра за деликатес и предложил одному из оруженосцев немедленно отнести его на кухню. А сам прикрыл рукой рот и откинулся на троне, Лассен догадался, что он прячет улыбку. На очереди был следующий посетитель.

Но тут король чуть подался вперед и огляделся, будто ища кого-то. Внимательный взгляд задержался на Лассене. Повинуясь приказу, Кеоск подал знак распорядителям пока повременить с приемом. Ардан поднял скипетр и указал им на своего возлюбленного.

Лассен, проигнорировав ропот, сопровождающий каждый шаг, уверенно двинулся вперед. Остановившись перед Рогиром, он низко поклонился.

— Что привело тебя сюда, Лас-мин? — мягко спросил тот.

Услышав знакомое ласковое обращение, Лассен выпрямился:

— Я хочу просить вас об аудиенции, диар, — ответил он. — Для моих соотечественников, поспешивших приехать, чтобы умолять вас о помощи.

Рогир посмотрел на вход в зал. Микал и Оувин стояли недалеко от двери, в надежде получить разрешение войти. Потом опять перевел взгляд на Лассена:

— Ты так редко просишь меня о чем-либо, я могу только гадать, какое серьезное обстоятельство заставило тебя обратиться ко мне сейчас. Я выслушаю их.

Лучась благодарностью, Лассен отступил в сторону. По знаку Кеоска старейшин пропустили.

Известие о блокаде было встречено всеобщим изумлением. Даже Кеоск, в чьи обязанности входило отслеживать события, такого не ожидал.

— И что, никто ничего не знал? — спросил Рогир.

Кеоск покачал головой:

— Если бы знали, нас бы уже проинформировали. Или меня, или Джилмаэля.

— Может, они рассчитывали на внезапность, — предположил Йован, — сделали ставку на удаленное и изолированное расположение восточного Веларуса, а также на недостаток мастеров создания порталов в области и надеясь, что новости не дойдут до нас слишком скоро. Однако не учли Верен, сочувствующий Веларусцам.

— Интересно, на кой хейяс им это нужно? В чем выгода? — сказал Кеоск.

Рогир нахмурился:

— А действительно, в чем? Кес, постарайся, чтобы Тирд объяснился. Доведи до его сведения, что мы требуем ответа в течение дня. С дядей Имкаэлем я свяжусь сам. — Он посмотрел на старейшин. — Если Кимарас и Анжу не предъявят достаточно оснований для блокады, я немедленно прикажу ее снять.

Оба нерешительно поглядели на Лассена. Его улыбка заверила, что своей дипломатичной формулировкой Рогир уже фактически отдал распоряжение Имкаэлю и его сыну прекратить незаконные действия. Вздохнув с облегчением, старейшины вознесли королю щедрую благодарность. Следуя давней традиции, они преподнесли драгоценную брошь изящной работы, изображающую четырехконечную звезду Вереса.

Когда таль ирекцев проводили из палаты, Лассен, под предлогом, что ему следует попрощаться с соотечественниками, так как те отбывают из столицы, извинился и тоже откланялся.

С нетерпением жду ночи, Лас-мин.

— Мне зайти к вам в покои? — тихо спросил Лассен.

— Нет, у тебя, — прошептал Рогир.

* * * *

Лассен встал с кровати и прошел в ванную. Облегчился, затем смыл молочно-белые ручейки, стекающие по ногам. Расплатился он сполна, о чем свидетельствовали обостренная чувствительность между бедер и легкая боль сзади.

Рогир был ненасытен. Лассен попросил об услуге и мог предложить взамен только одно — свое тело. Рогир взял предложенное и овладел им еще дважды, прежде чем его наконец отпустило чрезмерное напряжение, которое всегда проявлялось в неуемном сексуальном аппетите. Как король когда-то и предупреждал, постель Лассена служила для него местом, где он стремился найти убежище от проблем и бремени правления государством.

Они отдыхали после последней любовной схватки и уже почти засыпали. Но тут Рогир с досадой буркнул:

— Тирд решил мускулами поиграть, а Имкаэль не счел нужным его от этого отговорить.

Лассен приподнял голову с плеча Рогира и посмотрел на него:

— Вы связались с Имкаэлем?

Тот кивнул:

— Он, разумеется, стал оправдываться, утверждая, что Тирд всего лишь напомнил веларусцам, что с Анжу шутки плохи. Почему они решили, что твоим землякам нужно напоминание, он отказался растолковать. Его сын тоже поспешил принести извинения. Посланник Кеоска уже вернулся, ему и ждать практически не пришлось — Тирд быстро настрочил ответ. — Раздраженный вздох: — Если они хотели привлечь к себе внимание, то конечно, у них получилось, хотя Верес знает, что для этого есть менее агрессивные способы. Я ведь все равно бы узнал. И ни Имкаэль, ни Тирд не могли всерьез полагать, что я одобрю такой план действий.

— Но если они оба знали, что вы не будете им потворствовать, почему продолжали блокаду? — Лассен скривил губы. — Проверяли?

Рогир невесело улыбнулся:

— Испытывали предел моего терпения при нынешних обстоятельствах, Тирд же теперь правитель Анжу. Имкаэль и его сыновья — мои ближайшие родственники, которые стоят в очереди на трон. Все же я не нахожу в себе большого сходства ни с одним из них, как, например, с остальными, да хоть с Тенрионом или Риоданом. Казалось бы, я должен любить единственного брата своего родителя и его семью сильнее всего, но это не так. Вернее, я не могу их любить.

— Да, с другими у вас гораздо больше общего, — пробормотал Лассен. — И они любят вас, просто потому что это вы, а не из-за того, что вы носите корону.

— Верно. Имкаэль же по сей день никак не успокоится, что ношу ее именно я, а не он.

— А вас никогда не беспокоило, что он может… — Лассен поколебался, затем выдавил: — захотеть отобрать её у вас?

Рогир покачал головой:

— Имкаэль зол на меня, но не настолько ненавидит, чтобы попытаться свергнуть. Все же он приходится мне дядей и правда очень любил моего абу. Несмотря на все амбиции, он мне предан.

Лассен не спрашивал Рогира о средствах, которыми тот измерял преданность своего дяди. Хотя и подозревал, что король находил достойное применение его потрясающим талантам.

Все чистокровные обладали способностью управлять дарами разума в той или иной степени. Однако далеко не многие знали, как наиболее полно ими пользоваться, некоторым просто не хватало умений. Даже среди Эссендри сила варьировалась, и не всем отпрыскам королевского дома преподавали искусство применения ментальной власти. Удивительно, но Имкаэль не был столь виртуозен, хоть и являлся принцем, который, как когда-то думали, взойдет на престол после его тогда еще бездетного брата. Лассен терялся в догадках: следствие ли это отсутствия надлежащего обучения или же герун попросту не раскрыл ментального потенциала Эссендри полностью.

— А как насчет его сыновей?

— Нет причин опасаться Махаэля или Ронуина. Но вот Тирд — темная лошадка, — признал Рогир. — Всего на несколько лет старше тебя, и последний раз гостил во дворце незадолго до твоего приезда. С тех пор я его не видел и не говорил с ним.

Вернувшись в постель, Лассен окинул взглядом своего спящего возлюбленного. Посмотрел на его расслабленные черты, казавшиеся во сне невероятно красивыми, скользнул глазами и вдоль великолепного торса. Он знал каждый дюйм этого тела. Так же, как и Рогир знал его собственное. Для короля на нем не осталось ни единого участка, который он пропустил бы, не исследовал и не отметил своей властью на протяжении их отношений. И, тем не менее, всякий раз в постели тот набрасывался на Лассена с не меньшей жаждой, чем когда он впервые взял его или окончательно лишил невинности в день тридцатилетия.

Лассен резко отвернулся, хватило одной мимолетной мысли о той ночи, чтобы в животе сладко сжалось. Праздничный ужин ему почти не запомнился, все представлялось расплывчатым, точно в тумане. Рогир неотступно следил за ним. Кажется, за столом звучали шутки, правда он не улавливал их суть, кузены короля сочувствующе поглядывали в его сторону, и к концу вечера стало очевидно, что Рогир сгорает от нетерпения. Но вот Жозель вместо вина подал ему узкий хрустальный бокал, наполненный прозрачной лазурного цвета жидкостью, и этот момент Лассен никогда не забудет.

Мираш. Принятый после еды, контрацептив подавлял жизнеспособность матки, ее вход и стенки отторгали семя, не давая закрепиться внутри. Едва завидев бокал, Лассен ощутил, что лицо заливается густой краской.

Присутствующие старательно переключились на другое и не смотрели, как он медленными глотками пьет зелье. Напиток походил на сладкое вино, лишь чуть отдавая вяжущим лекарственным послевкусием. Само собой разумеется, к тому времени, когда ужин закончился, Лассен был уже настолько взвинчен, что едва смог пожелать гостям доброй ночи. В постели все происходило не так, как в первый раз, когда он возлег с Рогиром. Более особенно.

Любовник обычно и до этого долго готовил Лассена к соитию, стремясь доставить наибольшее удовольствие. Но на сей раз Рогир уделил прелюдии особенное внимание, чтобы проникновение доставило минимум дискомфорта. Распаленный длительными предварительными ласками, Лассен не мог дождаться, когда Рогир наконец войдет в него. Он больше не думал об остром жале, прорывающем последнюю девственную преграду, ведущую в канал для семени; пустота внутри пульсировала и жаждала наполнения. Охваченный безграничным ощущением счастья от принадлежности Рогиру, он бесстыдно протянул руку вниз, дабы убедиться, что они соединились так, как обычно сливаются для продолжения рода. Это потрясло его до глубины души, он чувствовал, как твердая плоть движется под пальцами, погружаясь в ножны.

Лассен набросил халат и вышел на балкон. Ночной воздух немного охладил горящие щеки, с губ слетел судорожный выдох. Воспоминания снова пробудили желание. Тихо выругавшись, он крепко сжал бедра. Несмотря на остаточную боль между ног, тело хотело, чтобы его взяли еще раз.

Это было сильнее него. Радость отдаваться Рогиру обратилась в безнадежное пристрастие.

Он подавил острый приступ вожделения, мысленно вернувшись к Имкаэлю и его младшему сыну. Лассен боялся, что их козни далеко не закончены. Его мучило плохое предчувствие, что Имкаэль выстроил определенную схему действий, последствия которых скажутся не только на его племяннике, но также и на нем самом, на Лассене. Необъяснимое ощущение, он не понимал, откуда оно взялось, просто знал.

Лассен.

Он оглянулся. Рогир не спал и смотрел на него.

Иди ко мне.

Призыва оказалось достаточно, чтобы заставить временно забыть обо всех неприятностях. Лассен вернулся к Рогиру и скользнул в его объятия. Тот подмял его под себя, накрывая рот своими губами.

Если говорить честно, ардан тоже стал прибежищем для своего наложника. Когда его обнимали руки Рогира, в душе Лассена не оставалось места ни для каких чувств, кроме восторга. И полный проблем внешний мир тут же отступал перед неустанным напором страсти.


Глава 11. Сделка


Лето закончилось. За окнами свирепствовала буря, и потоки воды с неутомимой энергией хлестали по стеклам, знаменуя начало второго сезона дождей, который будет господствовать на севере Эйсена весь следующий месяц до тех пор, пока не сменится сухой осенней прохладой.

Сильный порыв ветра вполне мог распахнуть недостаточно плотно закрытое окно и разбить о стену. Проверив щеколды на рамах, Лассен с тревогой вгляделся в серую мглу, стараясь увидеть, не переполнилась ли Азира.

Великая река, чье русло пролегало через самое сердце столицы, обычно не выходила из берегов даже после затяжных ливней, какие шли в последние дни. Но изредка все же случалось, что нижние кварталы города затапливало.

— Уровень сильно повысился?

Лассен обернулся:

— Пока опасности нет, вода еще не поднялась до набережных.

Рогир сидел в большом кресле перед очагом. Рядом на столе стояли два кубка подогретого вина с пряностями, пустой стакан, рядом — стопка писем, одно из которых тот, хмурясь и морща лоб, читал. Или пытался читать. Вдруг ардан в сердцах смял бумагу.

— Я столько раз просил писать четко. Вот опять ничего не поймешь, хоть бы писцу доверили, если сами не умеют! — с сарказмом прокомментировал он, покосившись на злосчастный документ.

Прохладные пальцы легли сзади на лоб и протерли виски. Через некоторое время король вздохнул, взяв Лассена за запястья, потянул на себя, усаживая на колени.

— Что-то важное? — спросил Лассен, оседлав Рогира.

Письмо было от наместника одного из многочисленных королевских владений, разбросанных по Иландру. Рогир сам следил за делами, чтобы знать, в каком те состоянии, и частенько, выкроив свободное время, предпринимал внезапные наезды в поместья или требовал регулярных отчетов, когда не удавалось провести инспекцию лично.

— Откуда мне знать? — недовольно проворчал Рогир. — Если здесь что-то и есть, то оно напрочь затерялось среди этих нечитаемых значков. — Он бросил письмо на стол. — Напомни мне вызвать Джилмаэля или пусть кого-нибудь пришлёт, чтобы разобрались в проклятых каракулях. Вдруг в них наличествует смысл? В конце концов, его помощники привыкли иметь дело с шифровками. — Лассен усмехнулся. Он перебирал волосы Рогира, позволяя темным прядям скользить между пальцами. Мгновение спустя у него перехватило дыхание: тот уткнулся носом ему в шею, прокладывая вверх дорожку поцелуев. Забрался рукой под рубашку и принялся гладить наливающийся в паху бугор.

— Еще столько писем осталось… — простонал Лассен.

— Ничего, подождут, — небрежно буркнул Рогир, вставая. Лассен надежно обвил ногами его талию, и тот отнес возлюбленного на кровать.

Дождь продолжал настойчиво стучаться в уютную комнату. Но на него никто не обращал внимания; редкий день паре удавалось провести наедине. Лассен смотрел, как Рогир движется над ним, загипнотизированный силой и красотой дейра, который владел им целиком и полностью. Поразительно, но он до сих пор не пресытился, близость по-прежнему дарила необыкновенно острые ощущения, как и десять лет назад, в ту ночь, когда их тела слились впервые.

Он цеплялся за Рогира, а тот без устали вонзался в него, дразня чувствительные стенки канала для семени, чем доставлял такое яркое блаженство, что только одного трения казалось достаточно, чтобы привести к разрядке. Лассен наслаждался соитием с Рогиром не только ради физического удовольствия, но и из-за того единения, которое он испытывал всякий раз, когда король брал его. В эти моменты он осмеливался думать, что был для Рогира гораздо больше, чем просто наложником. Мог вообразить, будто тот по-настоящему его любит.

Когда наступил взрыв кульминации, он беспомощно вскрикнул, едва не захлебнувшись эмоциями. Крепче стиснул Рогира, пока тело содрогалось в конвульсиях, ритмично сжимая ножнами ствол. На ардана уже обрушился шквал собственного оргазма, он со стоном ругнулся, не в силах сдержать нарастающее наслаждение. Лассен, тяжело дыша, тихо рассмеялся.

Так сладко видеть, как Рогир тонет в пучине восторга, даже чертыхается, из-за того что не в состоянии удержать контроль над собой. Лассен с радостью исполнял свой долг и был безмерно счастлив тем, что является частичкой жизни Рогира. Если он иногда и сожалел, то старался забыться с бокалом или двумя подогретого пряного вина.

Внизу зародилась волна тепла, устремилась вглубь живота и вскоре растаяла, не дойдя до матки. Лассен прикусил губу. Если бы он перед этим не выпил мираш, ощущение, возможно, не исчезло бы, а вспыхнуло с новой силой, говоря о том, что семя проникло внутрь. Тепло угасло, и Лассена одолела знакомая печаль.

Не то чтобы ему так хотелось забеременеть, ведь он пока не вступил в пору половой зрелости. Если семенное ложе уже и достигло плодородной стадии, это не означало, что матка достаточно развита для вынашивания плода. Вероятность зачатия слишком ничтожна, чтобы о ней сейчас думать, и нельзя забывать об угрозе выкидыша. Это могло стоить молодому отцу жизни; слишком юные Дейры, теряя малыша, часто истекали кровью.

Но Лассен сомневался, что у него вообще когда-нибудь будет сын от Рогира. Король ясно дал понять, что не собирается производить на свет детей со своим наложником раньше, чем выполнит свою монаршую обязанность и его официальный супруг родит ему наследников. Впрочем, он вообще не обещал Лассену ребенка. Иначе как бы на это посмотрел будущий ардис?

Может, он и станет мириться с присутствием Лассена. Для дейров — обычное дело держать любовников даже после вступления в брак, особенно если тот заключен по договоренности, что среди аристократии считалось больше правилом, чем исключением. Многие дворяне открыто жили с наложниками, а не с законными супругами. Однако внебрачные дети — это совсем другой вопрос. Далеко не вся элита приветствовала появление на свет потенциальных конкурентов собственному потомству. Только не среди самых высокородных — те просто предпочитали не рожать детей вне юридически оформленного союза.

Рогир осторожно вышел из него, и Лассен подавил вздох, чтобы скрыть приступ горького одиночества, которое грызло его каждый раз, когда их тела рассоединялись после занятия сексом. Он не мог преодолеть себя, не мог признаться в своих чувствах. Потому что жалость лишь усугубила бы тоску по любви того, кто никогда не ответит взаимностью.

* * * *

Имкаэлю Эссендри проливные дожди ничуть не послужили помехой для путешествия. Сразу по прибытии в город он направился в Цитадель. Спешившись во дворе замка, бросил поводья грумам, которые тут же увели взмыленного коня в конюшни, чтобы обтереть. Вокруг засуетились слуги, сняли капающий водой непромокаемый плащ, сменив на теплую мантию, подали горячего вина с пряностями. Четырем сопровождающим предложили выпить крепкого эля и проводили в помещение для слуг — греться перед большим очагом. Всех снедало любопытство, что заставило дядю Рогира пустился в путь в такую ненастную погоду, однако вопросы задавать никто не осмелился, дабы не получить нагоняй от владетельного лорда за длинный язык. К Имкаэлю всегда относились с почтением, соответствующим его положению, но недолюбливали.

Если Рогир и удивился столь неожиданному визиту, то не показал этого, принимая дядюшку в своем кабинете. И внешне никак не проявил раздражения, когда герун потребовал срочной аудиенции. Рогир не мог просто игнорировать собственного дядю.

Однако Дайлен, не обладающий такой сдержанностью, откровенно поинтересовался о причинах подобной спешки и наглости, считая, что с родственниками, пусть и любимыми, но без чьей компании Рогир предпочитал обходиться, тот не обязан вести себя по-королевски. Дайлен был безупречно тактичен, как и следовало ожидать от того, чей опыт предусматривает разумность в общении. Имкаэль, как известно, не терпел даже намека на оскорбительный тон и, полный справедливого негодования, демонстративно удалился к себе в покои под благовидным предлогом, что желает переодеться в сухую одежду. Племянникам же, от которых не укрылся отказ ответить на прямо поставленный вопрос, оставалось только недоумевать.

— Что у него за важное дело, раз он не мог подождать, пока погода установится? — заметил Дайлен.

Рогир со вздохом потер лоб:

— Дядя Имкаэль убежден, что мир вращается только вокруг него одного. Вероятно, что-то его беспокоит, и он хочет немедленно обратить на это мое внимание. — Он устало поднялся с кресла. — Еще утром я тебе сочувствовал. А теперь завидую. Как бы мне хотелось поехать в Виреш вместо тебя.

На что Дайлен фыркнул:

— Думаешь, путешествовать в такой ливень лучше, чем встречаться с ним?

— Все, что угодно. Только не это! — воскликнул Рогир. — Да и не все же время ты будешь мокнуть под дождем.

Дайлен усмехнулся. Он не отличался столь мощными ментальными способностями, как Рогир, но обладал потенциалом Эссендри, умел открывать порталы — самый широко известный признак одаренного представителя чистокровных. Поэтому рисковал промокнуть только в момент входа в пространственный коридор и после выхода из него. И то, если в Виреше тоже лило, как в столице.

Он накинул плащ, собираясь уходить. Но взявшись за ручку двери, повернулся и устремил на своего брата пасмурный взгляд из-под сведённых бровей:

— Поостерегись, Ро, — предупредил он. — Не позволяй втянуть себя ни в какие планы, ты можешь об этом сильно пожалеть.

Рогир насторожился:

— У тебя есть подозрения?

Дайлен покачал головой:

— Только предчувствия. Помнишь блокаду Веларуса в прошлом месяце? Скорее всего, тут не только тщеславие замешано. — Он выдохнул. — Частично мои догадки основываются на моей неприязни к нему. Не могу забыть, как он выступал против того, что ты принял меня в семью, или как он по сей день смотрит сверху вниз на моего отца.

Рогир сжал губы. Но он не винил Дайлена.

Родившийся от рикарского хизара[1] ныне покойного супруга ардана Дираэля накануне скрепления союза того со своим царственным кузеном Келдоном, Дайлен находился при дворе только потому, что состоял в близком родстве Рогиром. Имкаэль желчью изошел, когда узнал, что бастард Эссендри — отпрыск одного из членов элитного братства, за чье общество и сексуальные услуги знатные дейры выкладывают немалые суммы. Хуже того, сам Дайлен тоже в течение многих лет занимался этой профессией, прежде чем Рогир узнал о его существовании и формально признал членом семьи. Имкаэль долго и громко охал и ахал по данному поводу, и только когда Дайлен ответил ему в том же духе, начал выказывать по отношению к гордому ублюдку брата сдержанное уважение.

— Боюсь, он не для себя старается, а для сыновей, — сказал Дайлен. — Родители способны ради детей на многое, даже на то, чего никогда бы не сделали для самих себя. Я ему не доверяю и тебе не советую.

Рогир скривился. Он всегда прислушивался к мнению Дайлена; тот хорошо разбирался в характерах. Но он также слепо верил и Имкаэлю, сколько бы герун его не раздражал.

— Обязательно приму к сведению.

Дайлен с грустью посмотрел на ардана:

— Я знаю, ты считаешь его неспособным на предательство и, вероятно, ты прав. Но он может сыграть на этой твоей слабости, и ты должен принять меры предосторожности. Как будто в нашей семье никто никогда не шел против собственной плоти и крови.

— Так то древняя история, — произнес Рогир немного резко.

— Истории свойственно повторяться, — спокойным тоном напомнил Дайлен. Он вернулся назад и положил руку Рогиру на плечо, глядя своими печальными голубовато-зелёными глазами. — Я могу не любить Имкаэля, но я никогда не был к нему несправедлив. Конечно, Вы и сами об этом знаете, ардан-тиар.

Гнев Рогира быстро рассеялся. С самого появления Дайлена во дворце, тот разговаривал с королем строго подобающим образом. И только спустя год наконец почувствовал себя достаточно непринужденно, чтобы называть его по имени. Потребовалось еще два года, прежде чем он начал опускать титулы и почтительные звания. Формальное обращение говорило о неуверенности Дайлена в твердости своего положении в доме Эссендри или, что он опять сомневается в постоянстве королевской привязанности.

— Я действительно это знаю, Дай, — ответил Рогир. Он похлопал брата по руке и сжал ее. — Не волнуйся, я буду осторожен.

Королю все же передалось беспокойство Дайлена; он проверил, кто из его окружения в настоящее время находится в городе, и попросил, чтобы они присутствовали на его встрече с Имкаэлем. Хотя того озадачило, что Рогир встретил его не один, а в компании Йована, Джилмаэля и Риодана Лейгара, он не стал требовать, чтобы их с племянником оставили наедине, а с типичной для него тупой напыщенностью сразу выложил свои намерения.

Те пришли в замешательство. Даже Рогир уставился на дядю с недоверием. Первым заговорил Йован:

— Как вам такое в голову пришло, связать вашего Тирда узами брака с Лиамом из Каттании? — съязвил тот. — Хотите, чтобы он нарожал для Димари наследников? Да это все равно, что преподнести им Анжу на золотом блюде.

— Лиам не является предполагаемым наследником, — возразил Имкаэль.

— Однако его родитель является, ваша светлость, — поправил Риодан. — Кроме того, Ханон Димари правит от имени своего племянника как регент. Нет никакой гарантии, что юный Аранель благополучно доживет до совершеннолетия. История Каттании известна цареубийцами. И в любом случае, союз с их принцем неминуемо приведет к тому, что однажды Димари окажутся на троне Анжу.

— Вполне возможно, — с готовностью согласился Имкаэль. — Но вместе с тем, принц будет признателен и короне Иландра.

— Надолго ли? — с вызовом бросил Йован. — Анжу на востоке граничит с Каттанией и держит под непосредственным контролем все главные дороги восточного Веларуса. Вдруг герун Димари решит объединиться со своей каттанской семьей? Что ему тогда помешает пропустить вражеские войска в Иландр? Мы потеряем время, прежде чем узнаем о нападении и сможем организовать эффективную оборону, чтобы отбросить захватчиков с наших земель.

Рогир покосился на Имкаэля:

— Надеюсь, Тирд не это задумал, когда блокировал восточный Веларус в прошлом месяце.

Имкаэль усмехнулся:

— Мой сын не дурак. Он понимает, что тогда его обвинили бы в измене.

— Но у лорда Димари ведь есть пространство для маневра, — рассуждал Джилмаэль. — Отступить в Каттанию, например.

— Как будто вы заранее знаете, что предпримут наследники Тирда! — зарычал Имкаэль.

— Мы всегда должны учитывать наихудший вариант развития событий, дядя, — напомнил ему Джилмаэль. — Даже если самого плохого и не случится, то родство с геруном Анжу, по всей видимости, воодушевит Димари, те постараются оказать на него влияние и прибрать к рукам восточный Веларус.

— Слабое оправдание…

— Которым они не преминут воспользоваться, чтобы поднять на юго-востоке смуту, — прервал Йован. — Просто задурят тамошним жителям головы, посулят всем процветание, пообещают допустить к распоряжению землей и уделять больше внимание их проблемам. То есть привлекут тем, чем, по общему мнению, корона Иландра не может обеспечить в сложившейся политической ситуации. Осмелюсь вам напомнить, Имкаэль, что именно так Димари укрепляли свои позиции раньше.

— Следует также иметь в виду, что мы сохраняем мир в регионе уже в течение десяти лет, — подхватил Джилмаэль. — Примерно через сто безмятежных лет большинство веларусцев забудут о жестокости и жадности каттанцев и начнут считать соседнего повелителя Димари более подходящим для них правителем, чем далекие Эссендри. Готов поспорить, что Каттания не упустит шанса еще раз вторгнуться в Веларус под предлогом освобождения его народа.

— Тем временем вараданские сепаратисты продолжат подливать масла в огонь, подсовывая все новых Ферренда в качестве претендентов на трон и устраивая волнения в Тенерите, — заключил Райодан. — Иландр тогда окажется между двух огней.

Джилмаэль согласно кивнул:

— Совершенно верно.

Имкаэль презрительно пожал плечами:

— Так или иначе, я приехал только для того, чтобы поставить Рогира в известность, а не просить разрешения позволить Тирду поступать так, как он того пожелает.

Риодан зевнул, его самообладание начало давать трещину, что выразилось в откровенном скептицизме:

— Вы настаиваете на своем, я правильно понял? Даже если его величество не одобряет ваш план действий?

Имкаэль с вызовом вздернул подбородок:

— Во мне тоже течет королевская кровь, как и в моих сыновьях. Мы имеем право жениться, на ком хотим.

— И, тем самым, впускать измену в самое сердце нашего дома.

— Да как у вас язык повернулся обвинить меня в предательстве, Йован! — Имкаэль едва не задохнулся от возмущения. — Тьфу на вас за то, что вы даже думать так посмели обо мне, тогда как я все эти годы был лоялен, хотя стою так близко к трону!

— Я имел в виду не вас или ваших сыновей, — парировал Йован. — Вы не можете гарантировать, что дети Тирда или их дети останутся столь же верными короне, как и вы.

— И кто из присутствующих может в этом поклясться? — возразил Имкаэль. — Никому из нас не дано предсказывать будущее и с уверенностью заявлять, что если мы пойдем тем или иным путем, все будет хорошо! — Он со злостью сжал на столе кулаки. — Я лишь хочу, чтобы мои сыновья получили то, что им положено. Лучше бы я не позволял Махаэлю и Ронуину разбавлять нашу кровь и жениться на ком-то более низкого происхождения.

Джилмаэль покачал головой:

— Дядя, их мужья происходят из семей с безупречными родословными.

— Принцам положено брать в супруги дейров из королевской ветви, — ответил Имкаэль. — Я должен был настоять на семье Эссендри. Чистота нашего дома итак уже серьезно поставлена под угрозу опрометчивыми союзами.

Чувствуя неловкость, Джилмаэль и Риодан опустили глаза, Йован с негодованием смотрел на Имкаэля, который продолжал, брызжа слюной, клеймить родню. Имкаэль никогда не скрывал личного мнения по поводу того, что отец Йована мало того, что связал себя узами с захудалым дворянчиком, да еще и взял его фамилию. Сам Йован ему тоже не угодил, когда женился на одном из наследников клана Кордона — одного из богатейших в городе. Сейчас они владели обширной сетью банков и финансовых предприятий, но их предок, безродный лавочник из торгового квартала Рикара, сколотил состояние на ростовщичестве. Плебейский бизнес, по мнению Имкаэля, который пятнает честь самого высокого дома в Иландре.

Слава Вересу, что Дайлена тут нет, — подумал Рогир. Тот бы спокойно не снес жестокого оскорбления в адрес своего нежного отца. Отодвинув подальше раздражение, он сосредоточился на насущной проблеме.

До того, как Иландр присоединил к себе Анжу, в тогда еще суверенном герцогстве на протяжении веков правили Кардова. Те строго придерживались древних законов о наследовании и сохранении власти, что, естественно, вылилось в конфликт с королевским законодательством. За некоторым исключением, герцогство представляло собой группу феодальных владений, в которых герун Анжу пользовался большей широтой власти, чем его пэры, согласно установленным им правилам. По ним же ни один из членов рода никогда не принимал фамилию супруга. Даже если это была фамилия Эссендри.

Из-за небольшого размера и относительно несущественной роли Анжу в текущих делах Иландра предки Рогира редко вмешивались в управление кардовцев феодами и не принуждали тех порывать со своими традициями. Но теперь область внезапно поднялась в значении благодаря стремлению регента Каттании возвратить территорию себе и желанию Имкаэля устроить судьбу оставшегося неженатого сына.

— Итак, вы почли нас своим присутствием, только чтобы сообщить о брачных перспективах Тирда. — сказал Рогир.

— Или чтобы вы женили его на Лиаме, а детали передали мне позже. — Имкаэль кивнул. — Но вы правы. Я приехал сюда не для того, чтобы сплетничать, а обсудить возможности лучшей партии для моего сына.

— Чего здесь обсуждать?

— Мне также не особенно нужен этот союз. Постоянная угроза агрессии против Иландра устраивает меня не больше, чем вас. Но даже вы должны признать, что брак между одним из наших принцев и каттанским будет иметь огромное значение для обеспечения мира на восточной границе.

— Или откроет двери новым вторжениям, — бросил Йован из своего угла.

Имкаэль впился в того взглядом:

— Давайте не будем к этому возвращаться, Йован. Окажите любезность, позвольте мне предложить Рогиру альтернативу.

Рогир нетерпеливо вздохнул:

— Выражайтесь яснее, дядюшка. Что за альтернатива?

Имкаэль выставил руки вперед, словно защищаясь:

— Только это. Я бы очень хотел, чтобы Тирд женился на таком же принце, и желательно из дома Эссендри. Ваш родитель ведь взял в супруги кузена, в конце концов.

Рогир аж рот открыл, онемев на мгновение, когда тот имел наглость сослаться на брак его родителей. Едва сдерживая гнев, он хмуро посмотрел на Имкаэля:

— Родитель любил моего отца. Иначе он не женился бы на нем.

— Я и не утверждаю, что Келдон не любил Дираэля, — пояснился Имкаэль. — Но Дираэль также был сыном Раваля, брата нашего абы Джорена, что добавляло ему привлекательности. Как вы думаете, почему же еще Келдон столько времени ждал, пока Дираэль повзрослеет, в обход других молодых дейров нашего дома? Может статься, даже лучших кандидатур, принимая во внимание их более зрелый возраст.

В глазах у Рогира зажегся опасный огонек:

— Вы намекаете, что адда плохо исполнял супружеские обязанности?

— Нет, я только полагаю, что ему пришлось изучить так много всего, что другие наши кузены уже знали. Но речь сейчас не об этом. Просто мне кажется, что Келдон решил подождать именно Дираэля, потому что верил в важность сохранения чистоты нашей родословной. Чего добиваются, как все мы знаем, путем близкородственного брака — то есть женитьбой на равном себе по крови. Вы тоже выполните свой долг перед королевством, если последуете примеру вашего родителя.

— Почему бы не упомянуть интересы вашей собственной семьи, а, Имкаэль? — язвительно прокомментировал Йован.

Имкаэль буквально метал глазами молнии, а обычно кроткий Йован уже готовился пустить в ход кулаки. Рогир почувствовал, что пора вмешаться и предотвратить потасовку.

— Иными словами, вы даете мне понять, что примете предложение Каттании, если я отклоню ваше, — заявил он мрачно.

— В качества компенсации, — надменно согласился Имкаэль. — Подумайте над этим, племянник, и поторопитесь. «Да» или «нет». Ответ мне нужен немедленно.

Рогир уставился на дядю так, как будто видел впервые. Имкаэль встретил его взгляд с нескрываемой воинственностью. Ардан вцепился пальцами в подлокотники кресла. А ведь Дайлен предупреждал его о предательстве. Он никогда не думал, что Имкаэль способен попрать их семейную связь ради собственного возвеличивания. Это же чистой воды шантаж, причем не менее подлый, чем измена.

Он подавил порыв тут же задушить дядю. Ведь Рогир дал клятву защищать Иландр от чужих посягательств, стоять на страже мира в государстве. Неважно, что Имкаэль пользуется сомнительными методами. Король не мог отрицать, что его предложение с политической точки зрения представляет наименьшее зло, чем угроза со стороны Каттании. Он поежился — перспектива брака с каким-то незнакомцем по обязанности, чтобы уступить требованиям, вызывала отвращение.

— Прекрасно, дядя, я принимаю ваше предложение, — горько сказал он, ощущая, как встревожились остальные. — Но это будет вам дорого стоить, — спохватился Рогир, чтобы осадить Имкаэля, который уже расплылся в торжествующей ухмылке.

Улыбка геруна померкла:

— Что вы имеете в виду?

Замешательство дяди доставило Рогиру хоть малое, но удовольствие.

— Во-первых, я настаиваю на упрощенном обручении; никаких обрядов в храме. — В корне пресекая возмущенные протесты Имкаэля, он продолжил: — Пусть Тирд не обольщается, он не получит от меня больше, чем положено по закону формальному супругу. Наши отношения будут ограничены получением наследников.

Имкаэль свел брови:

— Это же недостойно!

— А разве принуждать достойно?

— Я вас не…

— Простите, дядя, но я не вижу, как такое иначе рассматривать, — резко оборвал Рогир. — Кроме того, вы должны передать Тирду, что, как только мы поженимся, он примет фамилию Эссендри, как и все дети, рожденные им в нашем браке. Я не позволю моему ребенку носить иное имя или жениться на членах других семейств. Впредь Анжу будут править только Эссендри, а не Кардова. Вы меня хорошо поняли?

Углы рта Имкаэля дернулись вверх, но он быстро совладал с собой. Рогир нахмурился. Имкаэль чуть не улыбнулся? Но тот уже захлопнул свой разум, резко опустив ментальные щиты.

Король с любопытством воззрился на дядю. Почему Имкаэль так внезапно закрылся? Может, неверно истолковал намерение просто прощупать его? Но это абсурд, Рогир никогда не нарушал глубокие мысленные слои родственников или друзей. Если Имкаэль поспешил не допустить его, значит, он явно что-то скрывает.

Ардану показалось заманчиво прорваться через щиты и узнать, что тот так тщательно прячет.

Но Рогир не деспот, он не мог поступить столь низко. Когда привыкаешь легко добиваться желаемого, применяя какой-нибудь особый дар, очень трудно бороться с привычкой и возвратиться к тому, чем живут простые смертные.

Чувство собственного богоподобия обрекло Ферренда более двенадцати веков назад и имело непосредственное отношение к злополучному веларусскому предприятию Димари около четырехсот лет спустя. Теперь все, что осталось от былого величия — младшая линия небольшой побочной ветви, а те только и способны, что вести бесполезные кампании, тщетно пытаясь возвратить потерянные территории и авторитет.

Рогир не хотел следовать их примеру. Он должен раскрыть замыслы Имкаэля другим способом:

— Так у вас нет никаких возражений?

Имкаэль закатил глаза и проворчал:

— Еще есть условия?

— Да, одно, последнее. Сразу после церемонии вы удалитесь в Кимарас и не будете показываться при дворе, если я не выражу на то мою волю.

Едва только Имкаэль услышал такое заявление, он вытаращился на Рогира, хватая ртом воздух. И все высокомерие сразу куда-то испарилось.

— Вы не можете взять и отослать меня! — выпалил он.

— Я уже это сделал, — отрезал Рогир. — Я и так долго выслушивал ваши бесконечные требования и сносил ничем не оправданное вызывающее поведение с тех самых пор, как вступил на престол. После свадьбы с меня хватит и одного представителя вашего выводка!

Он проигнорировал ошарашенное выражение, которое увидел на лице дяди впервые со дня похорон Келдона, а с тех пор минуло уже пятнадцать лет.

— Я по-прежнему вас люблю, дядюшка, — добавил Рогир холодно. — Но вы должны понять: нельзя безнаказанно испытывать мое терпение разными прихотями — рано или поздно придется платить.

* * * *

Лассен долго молчал, уставившись на свои подрагивающие, плотно стиснутые ладони, лежащие на коленях. Он ведь знал, что это когда-нибудь случится, и прилагал все усилия, чтобы заранее ожесточить себя. Напрасно.

Минуты текли, но он продолжал безмолвствовать. Рогир потянулся к его рукам и взял их в свои. Лассен поднял голову, глаза влажно блестели:

— Вам еще понадобятся мои услуги? — прошептал он.

— Более чем когда-либо, — ответил Рогир. — Иначе зачем мне только обручение?

Действительно, зачем? Обручение считалось временным браком, который признавался только государством. Соблюдать абсолютную супружескую верность не требовалась, обе стороны могли оставить при себе постоянных любовников, хотя менять партнеров было нежелательно. Настояв именно на таком варианте, король заручился гарантией, что его связь с Лассеном будет принята официальными кругами. Тем не менее, мысль о союзе Рогира с другим глубоко ранила.

Ардан привлек его к себе на колени и начал нежно баюкать. Лассен спрятал лицо у того на плече. Он едва заметно вздрагивал, стараясь справиться с душевной болью.

— Лас-мин, мне так жаль, — пробормотал Рогир.

Лассен покорно кивнул. Король обнял его крепче, сочувствуя горю, воспринимая волны мук и отчаяния, исходящие от возлюбленного, как собственные страдания.


оставить свою «спасибу»


Глава 12. Плата


Чтобы придать торжественность максимально упрощенному обряду обручения ардана Иландра, в главном зале Цитадели закатили великолепный пир.

В честь свадьбы помещение было украшено расшитыми самоцветами драпировками, гирляндами из ветвей королевского падуба и цветов мяты. На длинных столах, покрытых дорогими парчовыми скатертями, сверкали золотые приборы и хрустальные кубки. Гостей развлекали менестрели и танцоры, плавно покачивающие бедрами под ритмичные звуки кифар, флейт и клавесина. Сновали ливрейные лакеи, разнося блюда, чаши и бутыли с самыми изысканными яствами и напитками, которые только нашлись на кухне и в винных погребах его величества.

Хоть Рогир и досадовал на то, что его вынудили вступить в нежелательный союз, он предпочел не вымещать злобу на новоиспеченном супруге. Тирд не в ответе за махинации родителя и не заслуживал плохого обращения. Иначе это сочтут непорядочным, а Рогиру не хотелось, чтобы на его репутацию пала тень.

По крайней мере, они с Имкаэлем заключили хоть хрупкое, но перемирие, сохранение которого послужило испытанием обоюдной выдержки.

Дату обручения обсуждали, словно какой-нибудь политический акт. Имкаэль настаивал на зиме, но Рогир категорически отказывался. Наконец пошли на компромисс и назначили свадьбу на разгар следующего лета. Однако месяцы отсрочки нельзя было назвать приятными.

Рогир почти не принимал участия в приготовлениях к событию, которое, как предполагалось, должно являться важнейшей вехой в его жизни. Из-за того что сам король не проявлял особого энтузиазма по поводу собственного бракосочетания и не высказывал никаких пожеланий, персонал обращался за сведениями к тому, кто точно в курсе его пристрастий. Чтобы возлюбленный потом не оказался в неловком положении, Лассен с готовностью предоставлял нужную информацию. Имкаэля чуть удар не хватил, когда он об этом узнал.

В порыве ярости тот даже угрожал разорвать помолвку, которую сам и устроил. Его громкие вопли разносились по всей Цитадели — обитатели замка уже давно не наблюдали подобного переполоха. Геруна насилу утихомирили.

— Вы ведете себя, как взбесившийся пьяный боров в посудной лавке! — сердито упрекнул того Йован. — Имейте в виду, Имкаэль. Пока еще Рогир сносит ваши выходки. Не будь вы братом Келдона, он бы уже давно потерял терпение.

— Что вам больше нравится? Сон или внушение? — с иронией спросил Эйрин Сарван взбешённого Рогира той ночью. — И не говорите мне, что это не мое дело. Еще как мое, Лассен места себе не находит от волнения, даже за мной послал с просьбой вас успокоить, несмотря на неурочный час.

Кузен главного придворного врача Рикара, Эйрин, слыл самым искусным целителем в стране. По натуре спокойный и сдержанный Рогир не имел склонности к бурным проявлениям гнева, и его нетипичная вспышка быстро угасла.

Имкаэль, казалось, уразумел, что слишком далеко зашел, поскольку незамедлительно принес извинения, которые были надлежащим образом приняты Рогиром. Но размолвка еще больше усугубила возникшее между ними отчуждение. Причем без всякой надежды на потепление, если учесть грядущее изгнание Имкаэля.

Едва буря улеглась, как в конце весенних муссонов ко двору прибыл будущий супруг. Рогир приветствовал своего суженного с соответствующим случаю радушием и даже больше. Вероятно, Имкаэля все-таки вразумила холодная враждебность ардана, поэтому он для разнообразия держал свое мнение при себе. В любом случае герун не мог пожаловаться ни на то, как устроили его сына, ни на подчеркнутую корректность обхождения.

Если его и задевало, что причина тому обычный протокол, а не искренняя симпатия к жениху Рогира, он предусмотрительно помалкивал. В конце концов, никто Тирда не знал. На данный момент сын мог командовать лишь благодаря своему положению. Но ничего, все изменится.

Доверенные друзья Рогира представляли еще один повод для серьезного беспокойства. Сыновья Имкаэля не входили в этот круг, несмотря на то, что были ближайшими кровными родственниками ардана помимо него самого и Дайлена. Герун пристально следил за ними, когда те здоровались с Тирдом и его братьями. Любезность и учтивость — не более.

Никакой радости или дружелюбия. А они ведь жизнь отдали бы друг за друга в случае необходимости. И, как он понял, на наложника Рогира это тоже распространялось. Но не на его сыновей, с неохотой признал Имкаэль. Впрочем, он ни в чем не раскаивался.

Посетовал только про себя, что в свое время лично не занимался воспитанием детей. Махаэль регулярно бывал при дворе, как и положено наследнику крупного феодального владения. Ронуин иногда сопровождал брата, а вот Тирд посещал Цитадеть всего несколько раз, да и то в юности. Они никогда не жили в Рикаре подолгу, чтобы завязать с Рогиром тесную дружбу. Поэтому неудивительно, что теперь его сыновья оказались в стороне.

Имкаэль смотрел, как король занимает место рядом с Тирдом, протягивает тому традиционную свадебную подвеску. Настроение у Рогира было далеко не приподнятое. Нет, разумеется, он улыбался, не допускал никаких промахов и придавал каждому шагу должную живость. Но чего-то все же не хватало.

Затем пара присоединилась к четверке кузенов — рыжеволосому сыну Йована Ризандру, Ранаэлю Мизару из королевской армии и братьям Элдэну и Ашриану Мизани. Вскоре стало очевидно, что Тирд едва знает всех четверых и имеет с ними мало общего. Не став задерживаться подле Рогира, тот отошел и сел с Ронуином и его мужем.

Имкаэль вздохнул. Тирд на глазах пускал все его старания насмарку. Герун испугался, как бы младшенький не испортил ему планы.

Спустя некоторое время Рогир присоединился к супругу — не сразу, но примерно так, чтобы это не выглядело оскорбительным. Однако проницательный взгляд непременно заметил бы, что здесь ни о какой любви и речи нет. Даже облачение Рогира говорило о полном равнодушии. Король был одет в обычный для свадьбы наряд цвета сливок, шитый золотом, но без роскоши, подобающей правителю могущественного государства. Из королевских регалий — только тяжелая серебристая цепь с алмазами в форме квадратов. На голове — простой золотой обруч вместо короны или церемониальной диадемы.

Он то и дело крутил на среднем пальце правой руки обручальное кольцо из переплетенных полос золота и белого серебра. Вряд ли потому что еще не привык к нему, а, скорее, как будто оно мешало ардану, и он сожалел, что нельзя его снять.

Поговорив несколько минут с Тирдом, Рогир стал всматриваться в зал, ища глазами Лассена. Его фаворита посадили за один из самых дальних столов. Занятый разговором с Эйрином Сарваном и братом Рейджира Артанной Кейраном, тот не выказывал видимых признаков неловкости, хотя мало вероятно, что на свадьбе возлюбленного с другим он не чувствовал ничего подобного.

Рассудив, что все равно привлечет к себе внимание, независимо от того, будет он среди гостей или нет, Лассен решил присутствовать на пире. Ведь пренебрежение королевским бракосочетанием только вызвало бы несправедливые пересуды в его адрес. Хотя это дорого стоило Лассену. Он постарался появиться как можно незаметнее, одевшись нарядно, но неброско, чтобы его не обвинили в соперничестве с Тирдом.

Во время церемонии он держался от царственной пары на почтительном расстоянии. Рогир ощутил прилив гордости за его безупречное поведение, с горечью думая о том, что ему самому первое время придется держать себя так же. Удостоверившись, что с Лассеном все в порядке, он снова обратил взор к дейру, который теперь стал его официальным мужем.

Загрузка...