За несколько дней до этого.
– Я тебя прошу, одумайся… Отступись… Откажись от своей затеи!
Старшая служительница почти умоляла ее. Видели бы это другие воспитанницы! Эти гусыни и взгляд боятся поднять на главную жрицу – строгую и беспощадную. О ее суровости ходят легенды, а ледяным взглядом она может поставить на место любую зарвавшуюся выскочку.
Только не в этот раз.
Сейчас их непреклонная воспитательница – в комнате Кары, расчесывает ее густые волосы и униженно просит ее. Черные глаза уже не мечут молнии, красиво очерченные губы – воплощенная горечь. И хмурая морщинка на лбу…
Эта женщина все еще хороша. Но сколько ей уже? Может, и все сорок. Слишком много, чтобы служить в храме, где поклоняются молодости и красоте. Ей пора на покой. И сменить ее должна настоящая…
– Брось, Ванда, – устало отмахнулась Кара.
Старшая жрица вздрогнула как от пощечины. Назвать ее просто по имени – верх непочтительности. Любая другая воспитанница за такую наглость была бы сурово наказана. Да что там! Ни одной другой такое даже в голову бы не пришло.
Кару реакция жрицы не очень-то беспокоила. Она сама явилась сюда просить, а не приказывать. Сама уронила себя. Так на что она рассчитывала? И что теперь сделает? Накажет нахалку? Весьма сомнительно. Скорее, проглотит это оскорбление и сделает вид, что его не было.
И действительно. Старшая жрица ничего не ответила на дерзость воспитанницы. Замолкла ненадолго, чтобы справиться с чувствами, и продолжила:
– Еще не поздно. Мы бросим жребий… И ты останешься. Я ведь не вечно буду удерживать этот храм. Ты умна. У тебя есть характер… Среди воспитанниц тебе нет равных. Год-другой – и ты займешь мое место. Ты станешь достойной Старшей жрицей, – она говорит, торопясь, словно боится, что девушка перестанет ее слушать.
А Кара и не слушает. Жалкий лепет!
– Я стану Верховной жрицей! – ее голос тверд.
Уже сейчас видно, в ком из них больше воли.
Кара презрительно усмехается про себя. Быть Старшей жрицей! Одной – в череде никчемных самодовольных гусынь, не обладающих ни реальной силой, ни реальной властью. Чтобы, глядя на тебя, чернь пускала слюни… И ведь Ванда всерьез ей это предлагает! Словно награду.
– А если и жребий падет на меня? Что станешь делать? – спросила Кара с издевкой.
Действительно, интересно. На роль дара в этом году претендует одиннадцать девушек… Шансы поймать «счастливый билетик» высоки.
Ванда встрепенулась. Видимо, решила, что воспитанница уже обсуждает условия капитуляции. Даже откровенной иронии в голосе она не заметила. Можно ли быть такой слепой? Неужели за годы, что Кара провела при храме, жрица не сумела понять, с кем имеет дело?
– Я, – женщина перешла на шепот, – уберу из сосуда твое имя. Это нетрудно, никто и не заметит… К Зверю пойдет другая, а ты… – она, казалось, не замечала, что уже не расчесывает густые темные волосы, а просто держит их, крепко вцепившись пальцами.
Кара с силой оттолкнула жрицу от себя. Не просто лицемерка! Еще и лгунья…
– Какая же ты жалкая! Ничем не лучше этих соплячек! Вы все давно забыли, что значит служить… Хотя, что я говорю – вы этого никогда и не знали.
Она окинула распластавшуюся на полу Ванду презрительным взглядом, поднялась со стула и отошла к окну. Находиться рядом с этой женщиной было физически неприятно.
Кара не боялась за последствия своей выходки. Вряд ли ее накажут… Никто не станет портить дар. А если и накажут… Боли она не боялась. Она давно приучала себя ее любить… Ведь когда настанет час – она должна быть готова.
И снова она не ошиблась. Жрица и на это унижение ничем не ответила, словно бы ничего особенного не случилось. Она не унималась:
– Ты просто не видела! А я вижу это каждый год! Они уходят в подземелье – и ровно через сутки появляются на том же алтаре. Изломанные, измученные… На их лицах – страдание. И даже напиток страсти не спасает их от боли!
Кара тяжело вздохнула. Что еще она должна сделать, чтобы эта клуша наконец перестала кудахтать?
– Так, может, пора было разгадать уже это послание и перестать дарить Зверю всякий мусор? Со мной такого не случится. Я вернусь живой и сильной. Увидишь!
Старшая снова собиралась возразить. Но долгие беседы не входили в планы Кары. Она подошла к двери:
– Уходи, Ванда. Если мне и суждено умереть, последние дни и часы своей жизни я не хочу тратить на споры.
Жрица посмотрела на нее с грустью и укором и молча вышла.
Наконец-то! Пора было приступать к реализации плана.