Журавль среди волков

2 Тэхён

По предсказанию шамана, данному ещё при рождении Тэхёна, в наступившем году юношу ждала смерть. Шаман не назвал ни дня, ни часа, но как бы то ни было, Тэхён пообещал себе не умереть от руки единокровного брата, вана Ёнсан-гуна; он горячо желал обмануть небеса и прожить достаточно долго, чтобы осуществить задуманное.

Государственную измену.

– Тэхён, – обратился Ёнсан-гун к младшему брату. Ван гордо восседал на скакуне и лениво придерживал рукой поводья. – Вчера мне приснился сон.

– Вот как, ваше величество? – отозвался Тэхён, ехавший рядом. – Надеюсь, хороший?

– Ночной кошмар. И я вижу в нём дурное предзнаменование…

Они проезжали через деревню, и их обжигало горячее солнце. Чиновники ворчали и жаловались друг другу, а наложницы вана, имевшие ранг при дворе, обмахивались широкими рукавами, возмущённо хмурясь. Пленённые женщины шли молчаливыми рядами, мрачные от горя. Тэхён смотрел перед собой, на жителей деревни, припавших к земле вдоль дороги и дрожавших всем телом.

Ёнсан-гун покосился на него здоровым глазом. Правый, вечно воспалённый, прикрывала чёрная повязка.

– Мне приснилось, что младший брат похитил мои одежды, расшитые драконами, и воссел на трон ещё при моей жизни. Скажи, желаешь ли ты власти?

Тэхён ответил с невинным изумлением – давно отработанный им приём.

– Что вы, ваше величество! Незаконнорождённый сын не смеет и помыслить о троне.

Отчасти это правда. О троне он не мечтал, и в любом случае внебрачный ребёнок никогда его не добился бы. Но власть ему небезразлична. Такая власть, что позволит изменить жестокую судьбу. Ему не хотелось, чтобы его, как многих других, разорвали на части, забили до смерти или выкопали из могилы и раскрошили скелет, лишив загробной жизни. Он жаждал власти, которая стёрла бы ухмылку с лица Ёнсан-гуна и поставила бы его на колени, как стояли перед ним родные и близкие Тэхёна.

– Вы наш государь, избранный небесами, – раболепно продолжал Тэхён. – Никто не имеет права осуждать волю небес. Пускай в ваших глазах я жалкий червь, всё же я червь благонамеренный.

– Благонамеренный? – повторил ван. – Кто же я для тебя, братишка?

– Повелитель солнца и луны, гор и десяти тысяч рек, – ответил Тэхён так громко, что некоторые жители подняли головы. Несомненно, они видели в нём того же, кем считали его и придворные: подхалима.

– Всё принадлежит вашему величеству, – добавил Тэхён, отводя взгляд.

Ван громко рассмеялся и расправил плечи. Его шёлковые одежды мерцали под солнцем, а золотая шпилька на пучке волос, завязанном на макушке, ярко блестела.

– Ты мой любимый брат, но твоя душа для меня загадка, – сказал он и криво улыбнулся. – Ты плут до мозга костей. Я никогда не знаю, что у тебя на уме и заслуживаешь ли ты доверия. Пожалуй, время покажет, кто ты есть на самом деле и был ли я глупцом, благоволя к тебе.

«Кто я на самом деле? – повторил про себя Тэхён и оглянулся на своего старого друга, стражника Хёкчжина, который нередко задавал ему тот же вопрос. – Куда пропал Тэхён, которого мы знали? Кто это занял его место, такой холодный и словно пустой внутри?»

Тэхён мог назвать точную дату, когда погибла его душа, – два года назад, на двадцатый день третьего лунного месяца, со смертью приёмной матери.

– Время покажет, ваше величество, что я в самом деле благонамеренный червь, – произнёс он шёлковым голосом.

Солнце припекало уже не так сильно, и в тенистой чаще леса жара ощущалась легче, чем на просторе. Лучи света проникали сквозь листву золотыми стрелами, падая на клочки земли среди зелёной травы и сосредоточенные лица охотников. Ёнсан-гун оторвался от процессии вместе с личным стражником, и Тэхён нервно сглотнул. Предложит ли ван очередную игру? Он часто выдумывал их на прогулках для развлечения, и всякий раз игры заканчивались чьей-нибудь смертью.

– Ваше величество, – позвал один из младших братьев Ёнсан-гуна. Голос у него дрожал. – Сегодня невыносимая жара. Прошу, подумайте о своём здоровье, не позволяйте себе переутомиться. В такую погоду нельзя долго…

– Тихо, – приказал ван.

Все замерли.

Ёнсан-гун гордо восседал на коне. Он вытянул руку перед собой, призывая охотников к тишине. Листья шуршали; хрустели ветви. Из тени деревьев показались самка оленя с детёнышем, вышедшие попить воды у ручья.

Тэхён почти физически ощущал холод, исходящий от ледяной ухмылки вана – такой же, с какой Ёнсан-гун смотрел на труп наложницы Чон, женщины, принявшей Тэхёна как родное дитя. До сих пор перед глазами стояла эта картина: неподвижное тело, мешок на голове; жизнь, вытекшая струёй крови.

На лбу юноши выступил пот, и он сказал себе: «Не думай об этом. Отгони воспоминания».

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Он натянуто улыбнулся и посмотрел на вана. Тот уже поднял лук и нацелил стрелу на самку оленя. Она подняла голову, словно что-то почувствовала, и её уши дрогнули. В следующую секунду они вместе с детёнышем пустились прочь.

«Беги,– умоляла наложница Чон накануне кровавой чистки Ёнсан-гуна.– Ван убьёт нас всех…»

Стрела просвистела в воздухе и попала в цель с жутким глухим звуком. Самка оленя замертво рухнула на землю, не издав ни звука..

«Улыбайся», – напомнил себе Тэхён.

Его губы сложились в тугую дугу. Ударили в барабаны – их боем всегда отмечали блестящие выстрелы вана на охоте. Осиротевший оленёнок в страхе умчался в чащу.

– Прекрасный день для охоты! – объявил Ёнсан-гун, сияя. – Не так ли?

– Да, ваше величество, – ответили ему хором. – Просто великолепный.

Все покорно склонили головы, сгорбившись под весом унизительных табличек, которые ван вынудил носить всех без исключения чиновников. Они всегда висели у них на шее и гласили:

РОТ – ЭТО ДВЕРЬ, ПРОПУСКАЮЩАЯ БЕДУ.

ЯЗЫК – ЭТО МЕЧ, ОТРУБАЮЩИЙ ГОЛОВУ.

ТЕЛО БУДЕТ В ПОКОЕ,

ПОКУДА СОМКНУТЫ ГУБЫ

И СПРЯТАН ЯЗЫК ГЛУБОКО.

Ван развёл руки в стороны, и шёлковые рукава раздулись на лёгком ветру.

– Братья мои! – воскликнул он, оборачиваясь к всадникам, и в его здоровом глазу блеснула задорная искорка. – Я в превосходном настроении! Развлечёмся игрой, что скажете?

Тэхён стиснул поводья, собираясь с духом.

– Приготовьте луки и стрелы, – объявил Ёнсан-гун, и на его лице появился хищный оскал. – Любой, кто вернётся к закату без добычи, будет казнён. Да начнётся охота!