Журнал «Вокруг Света» №01 за 1991 год

Рафаэль Сабатини. Колумб

Глава 1. Путник

Мужчина и ребенок поднимались по тропе, вьющейся по песчаному склону меж сосен. Длинная череда дюн тянулась дальше, простираясь на многие мили по направлению к Кадису. Позади, под серыми небесами, серел штормящий Атлантический океан.

Роста мужчина был выше среднего, широкоплечий, с длинными руками и ногами и, судя по всему, недюжинной силы. Из-под простой круглой шляпы выбивались густые рыжие волосы. Серые глаза сияли на его загорелом лице. Одет он был куда как скромно. Куртка до колен из домотканого сукна, когда-то черная, но уже порядком выцветшая, перепоясанная простым кожаным ремнем. С ремня по правую руку свешивался кинжал, слева — кожаный мешок. Рейтузы из грубой черной шерсти, сапоги. На палке через плечо мужчина нес свои скромные пожитки, завернутые в плащ. Лет ему было чуть больше тридцати пяти.

Ребенок, крепкий мальчишка лет семи или восьми, держась за правую руку мужчины, поднял голову и спросил:

— Еще далеко?

Спрашивал он по-португальски, и ответили ему на этом же языке.

— Этот вопрос, помоги мне, Господи, я задавал себе все эти десять лет и еще не получил ответа, — начал было мужчина, но затем все же ответил: — Нет, нет. Мы почти что на месте.

Поворот тропы вывел их к длинному низкому зданию, ослепительно белому квадрату на фоне темных сосен, подступающих к нему с востока. В центре квадрата, словно гриб с красной шапкой, вздымалась к небу часовня под черепичной крышей.

— На сегодня это — конечная цель нашего путешествия, Диего, — продолжил мужчина, указав на здание. — Возможно, и начало, — он словно размышлял вслух. — Приор, я слышал, образованный человек, имеющий не малое влияние на королеву, поскольку был ее духовником.

Приор прохаживался по двору с раскрытым требником в руках. Его губы шевелились, беззвучно произнося слова молитвы.

— Милосердный брат мой, немного хлеба и воды для этого уставшего ребенка, — услышал он вдруг просьбу, обращенную к светскому брату-привратнику.

Не сами слова, привычные у ворот монастыря, привлекли внимание приора, а голос просившего. В нем одновременно звучали и униженная просьба, и чувство собственного достоинства. Слышался в нем и иностранный акцент, но точность произношения каждого звука указывала, что говоривший уделил немало времени изучению испанского языка.

Приор фрей Хуан, не чуждый светского любопытства, особенно если возникала возможность хоть немного разнообразить монотонную жизнь в Ла Рабиде, прикрыл требник и направился к воротам, чтобы взглянуть на просителя.

Одного лишь взгляда хватило ему, чтобы понять, сколь полно внешний облик мужчины гармонирует с его голосом. В высоком росте, красивой осанке, выбритом лице с волевым подбородком и орлиным носом он увидел силы не только физические, но и духовные. Однако особенно поразили приора глаза незнакомца, большие, серые, как у пророка, чей немигающий взгляд редко кто мог выдержать. Узел с вещами незнакомец опустил на каменную скамью у ворот.

Фрей Хуан, кругленький толстячок в серой рясе, с бледным лицом, добрыми глазами и широкогубым ртом, приветствовал незнакомца улыбкой и латинской фразой, чтобы проверить, во-первых, его ученость, а во-вторых, веру, ибо орлиный нос над полными чувственными губами мог принадлежать и нехристианину.

— Pax Domini sit tesum.

— Et cum spiritu tuo,— ответил незнакомец, чуть склонив гордую голову.

— Вы — путешественник. — В голосе приора не слышалось вопроса.

— Путешественник. Прибыл из Лиссабона.

— Куда лежит ваш путь?

— Сегодня я хотел бы добраться только до Уэльвы.

— Только? — удивленно поднялись густые брови фрея Хуана. — До нее же добрых десять миль. А скоро ночь. Вы знаете дорогу?

Незнакомец улыбнулся.

— Это не проблема для тех, кто привык находить путь

в океане.

Приор уловил в голосе нотку тщеславия и потом задал следующий вопрос:

— Вы — опытный мореплаватель?

— Судите сами. На север я плавал до Туле, на юг — до Гвинеи, на восток — до Золотого Рога.

Приор глубоко вздохнул, еще пристальнее вгляделся в мужчину и, удовлетворенный увиденным, улыбнулся.

— То есть вы побывали на границах мира.

— Вернее, известного нам мира. Но не действительного мира. До тех границ еще плыть и плыть.

— Как вы можете так утверждать, никогда не видев этих границ?

— А как вы, святой отец, утверждаете, что есть рай и ад, никогда не видев их?

— На то есть вера и богооткровение, — последовал суровый ответ.

— Совершенно справедливо. В моем случае к вере и богооткровению добавляются космография и математика.

— А! — В глазах приора вспыхнула искорка интереса. — Проходите в ворота, сеньор, во имя Господа. Окажите нам честь, воспользуйтесь нашим скромным гостеприимством. Как вас зовут, сеньор?

— Колон. Кристобаль Колон.

Вновь пристальный взгляд приора прошелся по семитским чертам лица путника. Такая фамилия встречалась у новых христиан — маранов,— и приор мог привести не один случай, когда Святая палата (Святая инквизиция в Испании.) отправляла их на костер за тайное исповедование иудейской религии.

— Чем вы занимаетесь?

— Я — моряк и космограф.

— Космограф! — Приор сразу забыл о своих подозрениях. Среди прочего его очень интересовали загадки, то и дело подбрасываемые космографией.

Зазвонил колокол. Засветились изнутри удлиненные готические окна часовни.

— Я должен оставить вас, — сказал фрей Хуан. — Мне пора на вечернюю молитву. Инносенсио проведет вас в келью для гостей. Мы увидимся за ужином. А пока мы утолим голод и жажду вашего ребенка. Ночь вы, естественно, проведете у нас.

— Вы очень добры, господин приор. — Колон с достоинством принял приглашение, на которое и рассчитывал. Однако он не пошел в келью, а постарался уверить приора в глубине своей веры.— Отдохнуть я еще успею. Сначала я хотел бы возблагодарить Господа нашего и святую Деву за то, что они привели нас к столь гостеприимному дому. Если вы позволите, святой отец, я пойду с вами на вечернюю молитву.

Колон наклонился, чтобы поговорить с ребенком, который, родившись и получив воспитание в Португалии, не понимал ни слова по-кастильски. Выслушав отца, пообещавшего ему долгожданный отдых и сытный ужин, мальчик с готовностью последовал за братом-привратником. Отец проводил его нежным взглядом, а затем повернулся к приору.

— Я задерживаю ваше преподобие.

Улыбкой приор пригласил его войти в маленькую часовню святой Девы Рабиды, славящейся чудодейственной силой в предупреждении безумия.

Глава 2. Приор Ла Рабиды

— Dixit Dominus Domino Meo: Sede A Dextris Meis...

Молитва наполнила часовню, и фрей Хуан, щурясь от дыма свечей, с удовлетворением отметил должную набожность коленопреклоненного гостя. И столь велико было любопытство приора, что он распорядился пригласить Колона к своему столу, а не кормить его в холодном зале, предназначенном для бездомных странников.

Фрей Хуан подвел Колона к небольшому возвышению в дальнем конце трапезной, на котором стоял его столик.

Разносолами в монастыре не баловали, но кормили сытно: свежая, только что выловленная рыба в остром соусе, бульон с телятиной. Белый хлеб и ароматное вино из Па-лоса, с виноградников на западных склонах, что начинались за сосновыми лесами.

Ели под монотонное бормотание одного из монахов, читающего с кафедры у южной стены главу из «Vita et Gesta» святого Франциска.

Колон сидел справа от приора. Слева от фрея Хуана расположились его помощник и наставник послушников.

Фрей Хуан налил полную чашку своему гостю, возможно, с намерением развязать тому язык. А уж потом решился на прямой вопрос.

— Так что же, сеньор, после столь длительных и далеких странствий вы приехали в Уэльву, чтобы отдохнуть?

— Отдохнуть? — вскинулся Колон. — Нет, Уэльва лишь шаг к новому путешествию. Я, возможно, проведу здесь несколько дней, у родственника моей жены, которая отошла в мир иной, упокой, Господь, ее душу. А потом я вновь отправлюсь путешествовать. — И чуть слышно добавил: — Как Картафилус.

— Картафилус? — приор порылся в памяти. — Что-то я не припомню такого.

— Иерусалимский сапожник, который плюнул в Господа нашего и потом обречен был ходить среди нас до второго Его пришествия.

На лице фрея Хуана отразилось изумление.

— Что за ужасное сравнение, сеньор.

— Хуже. Это святотатство, вырванное из меня нетерпением. Разве зовут меня, не Кристобаль? Разве не видится знак Божий в имени, которым нарекли меня? Кристобаль. Christum ferens. «Носитель Христа». Нести знание о Нем в неизвестные еще земли — вот моя миссия. Для этого я рожден на свет. Для этого избран.

— Вы упомянули, сеньор, неизвестные земли. — Приор наполнил чашку Колона сладким вином.— Что вы имели в виду? Атлантиду Платона?

Колон сидел, опустив глаза, чтобы фрей Хуан не заметил вспыхнувшего в них огня. Этого-то вопроса он и ждал, вопроса, указывающего на то, что ученый монах, к мнению которого прислушивается королева, угодил-таки в сеть, расставленную гостем.

— Ваше преподобие шутит. Однако такой ли уж миф — Атлантида Платона? Может, Азорские острова — часть ее? И нет ли других осколков ее, куда больших размеров, в морях, еще не нанесенных на карту?

— Они-то и есть ваши неизвестные земли?

— Нет. Я думаю не о них. Я имею в виду великую империю на западе, в существовании которой у меня нет ни малейшего сомнения и которой я одарю того государя, что поддержит меня в моих поисках.

Легкая улыбка появилась на губах приора.

— Вы вот сказали, что у вас нет ни малейшего сомнения в существовании огромной империи. То есть вы виде ли эти земли?

— Мысленным взором. Глазами разума, который получил я от Бога, чтобы распространить в этих землях знание о Нем. И столь ясным было мое видение, ваше преподобие, что я нанес эти земли на карту.

Как человек верующий, как монах, фрей Хуан воспринимал видения со всей серьезностью.

— Я немного интересовался космографией и философией, но, возможно, оказался туповат для столь сложных наук. Ибо ведомое мне не позволяет объяснить, как можно нанести на карту то, что не видно глазу.

— Птолемей тоже не видел мира, который нанес на карту.

— Но он обладал доказательствами своей правоты.

— Ими обладаю я. Более чем доказательствами. Ваше преподобие, наверное, согласится со мной, что логические умозаключения позволяют перебросить мостик от уже известного к самому открытию.

— Вы, разумеется, правы, если речь идет о духовной сфере. Что же касается материального мира, то здесь нужны реальные доказательства...

— Тогда позвольте обратить ваше внимание на реальные доказательства. Шторма, накатывающие с запада, выносили на побережье Порту-Санту бревна с вырезанными на них странными узорами, которых не касался же лезный нож или топор, гигантские сосны, которые не растут на Азорах, тростник столь невероятных размеров, что в одной полости между перемычками помещается несколько галлонов вина. Их можно увидеть в Лиссабоне, где они хранятся. И это лишь часть доказательств, малая часть...

Колон прервался, как бы для того, чтобы передохнуть. На самом же деле чтобы взглянуть на приора. Убедившись, что тот ловит каждое его слово, продолжил ровно и спокойно:

— Двести лет назад венецианский путешественник Марко Поло отправился на восток. Ни один европеец ни до, ни после него не забирался так далеко. Марко Поло достиг Китая и владений Великого хана.

— Знаю, знаю, — прервал его фрей Хуан. — У меня есть экземпляр его книги.

— Тогда моя задача сразу облегчается! — вскричал Колон, просияв. — Я не знал, — солгал он, — что говорю со знатоком!

— Не нужно льстить мне, сын мой, — фрей Хуан, возможно, уловил иронию в восклицании. Колона. — Получается, вы нашли у Марко Поло то, что ускользнуло от моего взгляда. Что же именно?

— Ваше преподобие вспоминает ссылку на остров Сипангу, известный жителям Манджи и расположенный в полутора тысячах милях еще дальше на восток. — Кивок фрея Хуана показал, что тому указанная ссылка знакома. — Вы помните, что края эти славятся обилием золота. Его источники, говорит Марко Поло, неисчерпаемы.

— Суета сует,— осуждающе молвил приор.

— Это не так, с вашего позволения, если использовать сокровища на благо, ради достойной цели.

— Но какое отношение к вашим открытиям имеет Сипангу Марко Поло? — приор не дал Колону возможности рассказать о сказочных богатствах острова. — Вы говорили о землях, лежащих за западным океаном. Если допустить, что восточные чудеса Марко Поло — правда, каким образом доказывают они существование западных земель?

— Ваше преподобие верит, что земля — сфера? — Колон взял с блюда апельсин и поднял его. — Как этот апельсин?

— Большинство философов убеждены в этом.

— И вы, разумеется, согласны с разделением ее диаметра на триста шестьдесят градусов?

— Это математическая условность. О чем тут спорить. Но что из этого следует?

— Из этих трехсот шестидесяти градусов известный нам мир занимает не более двухсот восьмидесяти. С этим выводом соглашаются все космографы. Таким образом, самую западную известную нам точку отделяют от восточной границы мира восемьдесят градусов, примерно четвертая часть земного диаметра.

Приор с сомнением пожевал нижнюю губу.

— Нам говорили, что там безбрежный океан, столь бурный и штормливый, что переплыть его не сможет ни

один корабль.

Глаза Колона блеснули.

— Все это сказочки слабаков, не решившихся на такую попытку. Пугали же всех непреодолимой стеной огня на юге, но плавания португальцев вдоль побережья Африки развеяли этот миф. Взгляните сюда, ваше преподобие. Вот — Лиссабон, — он указал точку на апельсине. — А вот восточная оконечность Китая. Огромное расстояние порядка четырнадцати тысяч миль, исходя из того, что, по моим расчетам, на этой параллели один градус равен пятидесяти милям. — А теперь, вместо того, чтобы идти на восток по суше, мы плывем на запад морем... — палец Колона двинулся влево от Лиссайона. — И, пройдя восемьдесят градусов, попадаем в ту же точку. Как видит ваше преподобие, мы сможем достичь востока, отправляясь на запад. От золотого острова Сипангу Марко Поло, если плыть на запад, нас отделяет чуть больше двух тысяч миль. Таковы доказательства. И наши умозаключения никоим образом не приводят нас к выводу, что Сипангу — край земли. Нет, это предел знаний венецианца. Там должны быть другие острова, другие земли, которые ждут своего открытия.

Жар речи Колона опалил душу фрея Хуана. Простой пример с апельсином открыл ему одну из очевидных истин, ранее ускользавшую от его проницательного ума. Но неожиданно возникло препятствие, за которое смог зацепиться его холодный разум.

— Подождите... Подождите... Вы говорите, должны быть другие земли. Вы заходите столь далеко, что я не решаюсь последовать за вами, сын мой. Все это не более чем ваши убеждения, а убеждения могут оказаться ложными.

Возбуждение Колона, словно костерок, раздуваемый легким ветерком, вспыхнуло еще жарче.

— Не только убеждения, ваше преподобие, не только. Есть более серьезные доводы. Уже не математические, но теологические, по которым земля состоит из шести частей суши и — одной — воды. Используйте это соотношение в предлагаемом мной расчете и скажите, где я ошибаюсь? — Он бросил апельсин в блюдо. — Так что Индия наверняка лежит от нас в двух тысячах миль к западу.

— И что из этого? — приор ужаснулся, представив

себе безбрежный океан.— Две тысячи миль сплошной воды, таящих в себе бог знает какие опасности. Кому хватит мужества броситься в неведомое?

— Мне! — Колон ударил себя в грудь, его глаза зажглись фанатичным пламенем. — Господь Бог столь ясно указал мне путь, что все эти доводы, математика и карты — ничто рядом с осенившим меня вдохновением. Бог же даровал мне и силу воли, необходимую для реализации Его замысла.

Колон шел напролом, его уверенность в себе отметала все сомнения.

— В моем тщеславии, да простит меня Боже, я думал, что обладаю кое-какими познаниями. Но вы помогли мне понять, что я просто невежда.— Приор опустил голову, задумавшись. Колон пил вино маленькими глотками, не сводя глаз с фрея Хуана.

Внезапно приор спросил:

— Но откуда вы, сеньор? Из вашей речи ясно следует, что вы не испанец.

Колон помедлил, прежде чем ответить.

— Я был при дворе короля Португальского, а теперь еду во Францию.

— Во Францию? Но чего же вы там ищете?

— Я не ищу. Я предлагаю. Предлагаю империю, о которой только что говорил. — Колон словно подразумевал, что империя эта у него в кармане.

— Но — Франция! — лицо фрея Хуана превратилось в маску. — Почему Франция?

— Однажды я предложил ее Испании, но мое предложение разбирал священнослужитель. Толку из этого не вышло, что вполне естественно. Не просим же мы моряка быть судией в теологическом споре. Потом я отправился в Португалию и потратил немало времени на ученых болванов, но мне не удалось пробить броню их предрассудков. Там, как и в Испании, никто не мог поручиться за меня, и я четко уяснил, что правители этих стран не услышат моего голоса, если кто-то не замолвит за меня словечко. Я мечтаю отдать все эти богатства Испании. Я мечтаю служить под началом королевы Изабеллы Кастильской. Но как мне получить аудиенцию ее величества? Будь у меня поручитель, к советам которого она прислушивается, будь он достаточно умен, чтобы оценить ценность моего предложения, и настойчив, чтобы убедить ее принять меня, тогда... Тогда мне нет нужды покидать Испанию. Но где мне найти такого друга?..

Рассеянно приор водил указательным пальцем по дубовому столу.

Украдкой наблюдая за ним, после короткой паузы Колон сам ответил на свой же вопрос:

— В Испании такого друга у меня нет. Вот почему я решил обратиться к королю Франции. Если и там я потерплю неудачу, попытаю счастье в Англии. Наверное, вы теперь понимаете, почему я сравниваю себя с согрешившим евреем Картафилусом.

Указательный палец приора продолжал путешествовать по столу.

— Кто знает, — пробормотал наконец фрей Хуан. — Возможно, слова ваши не лишены истины. Но не зря говорят, утро вечера мудренее. Давайте выспимся, а потом вернемся к нашему разговору.

Колон не стал возражать. Из трапезной он уходил с надеждой, что, возможно, не зря потратил время, приезжая в Ла Рабиду.

Глава 3. Поручитель

За долгие годы мирной монастырской жизни ни единого раза не испытывал фрей Хуан столь сильного волнения, как после разговора с Кристобалем Колоном. Его испанская душа скорбела при мысли о том, что такие земли будут потеряны для его государей, которые нуждались в средствах, чтобы залечить раны, нанесенные стране войной с неверными. Вполне естественно, что, будучи одно время духовником королевы Изабеллы, он питал к ней не только верноподданнические, но и отеческие чувства. Он полагал, и небезосновательно, что вправе рассчитывать на взаимность и что поручительство его за этого странного гостя не останется без внимания.

Врожденная рассудительность, однако, сдерживала энтузиазм приора. И прежде чем поддержать Колона, он решил обратиться к сведущим лицам, чтобы те высказали свое отношение к дерзкой идее.

Выбор он остановил на Гарсиа Фернандесе, враче из Палоса, знания которого выходили далеко за пределы медицины, и Мартине Алонсо Пинсоне, богатом купце, владельце нескольких кораблей, опытном мореплавателе.

Ему без труда удалось убедить Колона отложить отъезд хотя бы на день, и вечером, после ужина, когда маленького Диего уложили в постель, все четверо собрались в келье приора.

Колона попросили повторить все то, что он рассказал фрею Хуану днем раньше. Он согласился с видимой неохотой, но, начав, уже не мог остановиться, все более зажигаясь от собственных слов. Скоро он уже не мог усидеть на стуле и начал вышагивать по келье, с горящим взором, размахивая руками.

Фернандес, врач, — длинный, тощий, с яйцеобразной головой и лысиной под маленькой шапочкой — слушал, перебирая бородку костлявыми пальцами, с широко раскрытыми глазами. Его скептицизм таял с каждым словом Колона.

Пинсон, с другой стороны, уже шел к приору, полный желания поддержать незнакомца, потому что вопросы, поднятые Колоном, давно занимали и его самого. Широкоплечий, энергичный, заросший волосами, в расцвете сил, с ярко-синими глазами, сверкающими из-под густых черных бровей, он жадно впитывал в себя сказанное Колоном.

Апофеозом рассказа стала демонстрация карты, на которую Колон нанес территории, о существовании которых говорил ему внутренний голос. Все четверо тут же склонились над ней.

Фернандес и Пинсон, которым довелось повидать немало карт, сразу отметили совершенство работы Колона и, за исключением одной детали, полное соответствие его карты с тогдашними представлениями об окружающем мире. На отличие и указал Фернандес.

— Исходя из вашей карты, Лиссабон и восточную оконечность Азии разделяют двести тридцать градусов земного диаметра. В этом вы, как я понимаю, расходитесь с Птолемеем.

Колон только обрадовался замечанию врача.

— Как Птолемей поправлял Маринуса Тирского, так и я поправлю здесь Птолемея. Обратите внимание, я поправил его в местоположении Туле, который западнее, чем предполагал Птолемей. Я это знаю: плавал туда.

Но Фернандес стоял на своем.

— С Туле все ясно. Вы поправили Птолемея исходя из собственного опыта. Но на чей опыт вы опирались, нанося на карту местоположение Индии?

Колон помедлил с ответом.

— Вы слышали о Тосканелли из Флоренции?

— Паоло Тосканелли? — переспросил Фернандес. — Кто из интересующихся космографией не слышал о нем?

Фернандес ставил вопрос совершенно правильно, ибо среди людей культурных Паоло Тосканелли, недавно умерший, считался самым знаменитым математиком и физиком.

— Кто же его не знает? — прогремел следом Пинсон.

— Я могу сослаться на него. Расчеты, поправляющие Птолемея, выполнены не только мною, но и им. Мы пришли к одинаковому итогу. — И тут же Колон добавил: — Впрочем, невелика беда, если мы и ошиблись. Какая разница, окажется ли золотой Сипангу на несколько градусов ближе или дальше? Не в этом суть. И не нужно ссылаться на авторитет Тосканелли, доказывая, что на сфере можно попасть в одну и ту же точку, двигаясь как на восток, так и на запад.

— Действительно, как вы и говорите, нет нужды ссылаться на его авторитет, но ваша позиция будет значительно крепче, если вы сможете показать, что этот великий математик придерживался того же мнения, что и вы.

— Показать это я смогу. Как только я сформулировал свою теорию, я послал все материалы Тосканелли. Он ответил мне письмом, где не только соглашался с моими выводами, но и приложил свою карту, которая в главном ничем не отличается от той, что лежит сейчас перед вами.

Фрей Хуан подался вперед.

— И эта карта у вас?

— Карта и письмо, подтверждающие мои выводы.

— Это очень важные документы, — заметил Фернандес. — Я сомневаюсь, что кто-то из живущих сейчас обладает достаточными знаниями, чтобы оспорить мнение Тосканелли.

— Ваши доводы столь убедительны, столь совпадают с моими собственными размышлениями, что я смог бы принять участие в этом путешествии, помочь его подготовке, — заявил Пинсон. Однако на этом не остановился: — Я могу поставить под ваше начало корабль или два и полностью снарядить их для плавания. Подумайте.

— Позвольте мне поблагодарить вас. Но такая экспедиция не может быть частным предприятием.

— Почему — нет? Почему все блага должны доставаться лишь принцам?

— Потому что в столь многотрудном деле необходима поддержка короны. Управление землями за далекими морями и сокровищами, которые будут там найдены, потребуют очень больших усилий. Я говорю не только о деньгах, но и о людях. Только монарх может обеспечить и то и другое. Если бы не это, неужели вы думаете, что я потратил бы столько лет, стучась в двери дворцов и получая отказы от привратников?

Вот тут приор и счел необходимым вмешаться.

— Думаю, в этом смогу помочь вам, сын мой. Особенно теперь, когда мне известно, каким грозным оружием вы владеете. Я имею в виду карту Тосканелли. Я, конечно, далек от двора, но, возможно, моя просьба не останется не услышанной королевой Изабеллой. В милосердии своем ее величество сохраняет добрые чувства к тому, кто когда-то был ее духовником.

— Вы искушаете меня, святой отец, — Колон повернулся и отошел к окну, сопровождаемый двумя парами озабоченных глаз, приора и врача. Во взгляде же купца Пинсона, хорошо знавшего уловки торгующихся, озабоченность уступила место недоверчивости.

Глава 4. Забытый проситель

Следующим утром приор Ла Рабиды оседлал мула и отправился в Гранаду, где владыки Испании готовились к выступлению на последнюю цитадель сарацинов.

Ехал он с уверенностью в успехе и не ошибся. Королева Изабелла приняла своего духовного отца с должной почтительностью. Внимательно выслушала его и, зараженная энтузиазмом фрея Хуана, вызвала казначея и приказала отсчитать двадцать тысяч мараведи для снаряжения и путевых расходов Колона. И отпустила торжествующего францисканца, с тем чтобы он привел к ней этого человека.

Достопочтенный приор и не мечтал, что поездка сложится столь удачно. И поспешил в Ла Рабиду, чтобы передать Колону добрые новости.

— Королева, наша мудрая и добродетельная госпожа, услышала молитву бедного монаха. Используйте этот шанс, и весь мир будет у ваших ног.

Колон, еще не веря своему счастью, тут же собрался в дорогу. Сына, с согласия приора, он решил оставить на время в монастыре, а потом вызвать ко двору их величеств.

Перед самым отъездом к нему заглянул Мартин Алонсо Пинсон.

— Я пришел пожелать вам удачи и поздравить с королевской аудиенцией. Клянусь Богом, вы не могли найти лучшего посланника, чем приор.

— Я это понимаю, как и чувствую вашу благожелательность в отношении меня.

— Благожелательность — еще не все. В конце концов, и я приложил руку к вашему успеху. — И, отвечая на вопрос во взгляде Колона, продолжил: — Поймите меня правильно, сеньор. Именно благодаря тому, что я поддержал вас, фрей Хуан отправился к королеве.

— То есть я — ваш должник, сеньор? — в голосе Колона зазвучал холодок.

Мартин Алонсо рассмеялся. В черной бороде за алыми губами блеснули его крепкие зубы.

— Этот долг вы сможете отдать мне с прибылью для себя. Помните, сеньор, и у меня есть деньги, чтобы оплатить ваш проект. Кроме того, я умею командовать кораблями.

— Вы вдохновляете меня на подвиг, сеньор, — с ледяной вежливостью ответил Колон, — но, кажется, я выразился достаточно ясно, говоря, что частным лицам такая экспедиция не по карману.

— Однако разве вы не допускаете мысли о том, что частные лица могут принять в ней участие? Почему, собственно, нет, если корона возьмет на себя львиную долю затрат?

— Мне представляется, что корона, если поддержит меня, должна взять на себя все расходы.

— Должна, но сможет ли... — не отставал Алонсо. — Королевская казна не переполнена золотом. Война порядком опустошила ее. Король и королева, возможно, примут вас благосклонно, но решатся ли на столь большие расходы? И вот тут моя помощь могла бы прийтись кстати.

— Я вспомню о вас, — пообещал Колон.

Но он уехал в твердой решимости забыть об Алонсо. Он не нуждался в сотоварищах, особенно не хотел видеть рядом с собой этого навязчивого купца с толстым кошельком, который не только потребовал бы участия в дележе прибыли, но и захотел бы урвать себе славу первооткрывателя.

Продолжение следует

Перевод В. Вебера