17 мая 1994 года, впервые в истории полярных экспедиций, команде лыжников удалось достигнуть Северного полюса на лыжах, в абсолютно автономном режиме, или как это принято называть у альпинистов — в «альпийском стиле».
Весь пут был пройден без пролетов авиации, без пополнения запасов продовольствия или горючего, без замены снаряжения, а так же без использования собачьих упряжек, мотосаней и прочих вспомогательных транспортных средств.
Дневник руководителя экспедиции
Это была группа «Арктика», которой вот уже второй десяток лет руководит заслуженный мастер спорта Владимир Чуков. Предыдущие экспедиции «Арктики», в 1989 и 1990 годах, были лишь прелюдией к этой. Тогда до Полюса у далось дойти не всем... На этот раз все восемь участников экспедиции за 64 дня нечеловеческого труда достигли цели, став первой командой в мире, дошедшей до вершины планеты без посторонней помощи. Это опытнейшие лыжники Иван Федорович Ялин, Виктор Иванович Русский, Борис Дмитриевич Малышев, Валерий Андреевич Таякин, Виктор Владимирович Шарнин, Иван Иванович Кужеливский, Василий Васильевич Рыжков и Владимир Семенович Чуков. Эти людям удалось то, что так и не смогли в свое время сделать известные английские путешественники Ронелф Файеннес и Майк Страуд, четырежды — в 1986,1988, 1989 и 1990 годах — предпринимавшие попытки дойти до Полюса автономно. Не удалось это и троим норвежцам под командой Берга Оуслан да. Тогда, в 1990 году, Полюса достигли только двое. Третьего участника пришлось эвакуировать из-за травмы. Весной 1992 года, спустя чуть больше месяца после старта, отказался продолжать путь третий участник канадско-российской полюсной экспедиции. Вновь эвакуация. Через три месяца пути до Полюса доходят только двое: Ричард Вебер и Михаил Малахов. Что же считать тем пределом человеческих возможностей в Арктике, чтобы можно было сказать: «Все! Большего сделать невозможно. На большее человек просто не способен». И есть ли такой предел? Да и стоит ли загадывать? Ведь в 1994 году почти все полюсные экспедиции замахивались на автономные трансарктические переходы. Фантастика!? Но так ли до этого далеко?
15 марта. Вчера наконец-то все собрались на о.Среднем. Команда наша, в полном смысле слова, сборная. Пятеро из Томска, двое из Москвы, один из Норильска, а базовый радист Василий Ленков из Нижнего Новгорода. И вдруг неожиданно встал вопрос о составе группы. Виктор Шарнин из Томска, предполагаемый руководитель базовой группы, на которого возлагалась огромная ответственность по обеспечению здесь, на земле, надежности наших тылов, вдруг попросился на маршрут. От такого поворота у меня все внутри похолодело...
Придя в себя, начал убеждать остальных в невозможности оставить на «базе» одного Ленкова, в необходимости делать перерасчеты продовольствия, топлива, перераспределять снаряжение и т.д. Томичи хмурые, говорит один только Иван Ялин, видимо, получивший все «дипломатические полномочия».
Оказывается, ребята все уже предусмотрели и сделали расчеты на оба варианта. Мой последний аргумент — Василий, наша «база». Но и с ним уже договорено. Он готов остаться на острове один для того, чтобы Виктор Владимирович мог идти вместе со всеми.
Семь или восемь? Велика ли разница в степени мобильности группы на маршруте? Вероятно, практически — никакой. Тем более что Виктор, пожалуй, один из наиболее хорошо физически подготовленных участников.
Решено! Идем восьмером. Ночь уже кончается. До вылета всего около 8 часов.
За полчаса до назначенного срока восемь упакованных саней по 100-110 кг и восемь рюкзаков стоят у занесенного снегом входа в летную гостиницу. Подкатывают вездеход и крытый грузовик — местное такси. Мешки, лыжи и какая-то мелочь забивают все объемы. Сани, подцепленные живописным двойным веером к тягачу, лихо мчатся к летному полю.
Около двух часов полета на вертолете и мы касаемся колесами самой северной точки суши в архипелаге Северная Земля. Это мыс Арктический точка старта почти всех полюсных экспедиций, если они начинаются от российских берегов.
В этом году мы вновь верны себе — выходим «замыкающими». 23 февраля отсюда стартовал японский путешественник-одиночка Мицура Обо, 2 марта норвежец Берг Оусланд, 12 марта, перелетев через полынью километров за 40, пошла попытать счастья на полюсном поприще пешеходная группа из Свердловска. Затея эта откровенно бесперспективная, но парни непреклонны в своем решении. Руководитель Николай Рундквист «ярый лыжененавистник», как он сам называл себя, еще в Москве доказывал нам преимущества движения по льду пешком, причем не буксируя, а толкая сани, как детскую коляску, только на полозьях. Пересекутся ли наши пути с кем-нибудь из них?
И вот наконец 15 марта в 14.30 по местному времени стартуем и мы. Координаты точки старта N81° 16" 22,4"; Е 95° 35" 25,4". Морозный солнечный день, ветер встречный, северный. Благодаря этому полынья сомкнулась, сжав молодые льды. Ни прошедшая бессонная ночь, ни все волнения последних дней не могут погасить нашего возбуждения. Мы, наконец, на льду, на пути к цели.
16 — 17 марта. Движемся по мелковсторошенным ледяным полям. Снега почти нет. Лед голый, лишь покрыт кристаллами соли. Для саней это плохо удары при падениях с торосов слишком жесткие. Через пару часов движения замечаем, что за нами тянется желтый след по цвету наших саней. Кое-где это целые куски отколовшегося пластика. Больше других пострадали мои. Левый полоз проломился и начал выкрашиваться. Сказать по правде, такого от саней из углепластика с кевларом мы не ожидали. Без серьезного ремонта не обойтись. Несколько часов тратим на ремонт сразу же, но на следующий день — та же проблема.
В ход идут запасные лыжи. Безжалостно работаем ножовкой, режем «по живому» даже новые лыжи, а между тем Мукачевская фабрика уже прекратила их выпуск. В дело идет и моя запаска «талисман», который таскается за моими санями с 1986 года и дважды побывал на полюсе. Лыжу крепим вплотную к полозу, надежно закрепляем носок. Получается неплохо, но трение здорово возрастает. Мне приходится ставить второй полоз, чтобы избежать полной поломки.
Слишком поздно понимаем, что основная причина такой неудачи с санями неверная загрузка. Пустоты, которые образовались с внутренней стороны полозьев, оказались самым слабым местом. Теперь загружаем более тщательно, но потерянного не вернешь. Без заметных повреждений осталось лишь трое саней. Самое драгоценное для нас теперь — сани. Приходится беречь их как зеницу ока. Ведь без них о Полюсе нечего и мечтать...
А за тонкой капроновой стенкой палатки, где мы занимаемся ремонтом, ледовый мир живет своей жизнью. Стоит хоть на мгновение забыть об этом, как скрежет льдин и завывание ветра возвращают тебя в реальность.
Впрочем, дело, похоже, принимает серьезный оборот. Зона активного торошения подошла вплотную к нашему лагерю. От льдины, которая еще совсем недавно казалась наиболее надежной в этом шевелящемся хаосе, осталась площадка размером 50 на 20 метров. Со всех сторон лед мелко перемолот, вздыблен свежими грядами торосов. С запада неотвратимо наползает полутораметровая стена льда, а перед ней, словно нож: бульдозера, со зловещим скрежетом ползет гигантская льдина, срезая на своем пути все, что мешает ее движению.
Ближайшая преграда наша палатка и все, что рядом с ней: санки, лыжи, рюкзаки. Ребята пока в палатке, приготовились обедать, но, похоже, не получится. Если минут через 5-7 ничто не переменится в поведении океанской стихии, нашего лагеря может не стать.
Тревога! Срочно снимаем палатку, установленную на ледобурах, оттаскиваем в сторону на безопасное расстояние, хотя безопасность эта — понятие условное. Ситуация может измениться в любой момент, и не исключено, что в следующий раз спасение придется искать там, где сейчас все в движении.
Невольно всплывают в памяти картины ночного торошения в марте 1990-го в этих же местах во время предыдущей полюсной экспедиции. Правда, тогда события развивались гораздо драматичнее.
...Нашу мощную, трехметровой толщины льдину разорвало среди ночи, когда все спали. Трещина прошла под палаткой, спас от ледяного купания ее прочный капроновый пол. Пока выворачивали вмерзшие в лед ледобуры, палатку порвало. Парашютные стропы, опоясывающие ее, лопнули, словно бумажные шпагаты. Ничего толком не видя в кромешной темноте, мы тщетно, по звукам торошения, наполнявшим все вокруг, пытались выбрать безопасное место.
Вслед за появлением трещины, с короткой паузой в несколько минут, началось торошение. Нашу «надежную» льдину раскромсало в куски, и лишь чудом можно было объяснить то, что потери наши ограничились 10-килограммовой упаковкой сухарей, несколькими пачками раскисшего в соленой воде сахара и одним ледобуром, который не успели вывернуть. Вымокшее снаряжение не в счет. Ведь, как потом выяснилось, многие не успели даже обуться, выскочив из спальника, и все это время работали на льду в легких синтепоновых чунях, которые хороши лишь для сна.
В этот раз все происходило днем, и мы могли реально оценивать опасность. Дежурные, а в этом году мы дежурим по двое, спасли даже наш подоспевший обед, так что, наскоро установив палатку на новом месте, мы быстро с ним разделались и встали на лыжи.
Путь на север закрыт. Единственный выход — двигаться по краю разводьев и полосы торошения в северо-восточном направлении в надежде при первой возможности пересечь это гиблое место.
18 марта. Ночь прошла почти без сна. Да и о каком сне можно говорить, когда под тобой временами начинает дрожать и вибрировать лед! По нескольку раз приходилось выбираться наружу и подолгу всматриваться в мрачные при зловещем лунном свете, шевелящиеся гряды...
Позже я узнал, что предусмотрительный Борис Дмитрич после моих недавних рассказов о ночных торошениях решил не искушать судьбу и спал, не снимая ботинок. В этом что-то есть. По крайней мере — гарантия того, что ботинки не потеряются.
Никогда бы раньше не поверил, несмотря на свой немалый опыт, что зимой в Арктике можно остаться без снега. Как это ни парадоксально, но нечто подобное мы испытываем с самого первого дня. Объясняется все очень просто. Уже много дней не выпадал снег, и по этой причине на молодом льду, по которому мы движемся в зоне заприпайной полыньи, кроме кристаллов соли, ничего нет. Собирать снег, чтобы приготовить еду, приходится так же внимательно, как собирают грибы, только не с ножом, а с ложкой в руках. В дело идет лишь самый верхний слой небольших надувчиков снега, принесенного ветром откуда-то издалека.
Завтракаем. Дежурные все же утратили бдительность. Горячий рассол, даже если он с сахаром, и мучает жажда, пить невозможно.
Ледовая обстановка практически не изменилась. Единственно, что дает надежду — сильный дрейф к востоку. Должно же где-то все это уткнуться в преграду и уплотниться. А пока продолжаем двигаться к северо-востоку вдоль широкой реки, забитой раздробленным льдом и ледяной кашей. Счастливы, когда удается перескочить на проплывающее мимо небольшое ледовое поле и по нему продвинуться к северу.
Почти все время приходится идти «челноком»: многометровые нагромождения льда удается преодолевать, лишь частично разгрузив санки.
Остановки все чаще и чаще. Торосы становятся выше, а обходы слишком тяжелые и затяжные. Пару раз попадаем в настоящие ледовые мешки, откуда возможен лишь один выход — назад.
Слева, в двух-трех, метрах, буквально проносится куда-то на восток густое ледовое месиво. Справа, вплотную, подперли 5-6-метровые гряды торосов. С их вершин открывается картина совершенно бесперспективная. Должен же когда-нибудь этот ледовый поток остановиться! Как только это произойдет, отдельные его комья и ледяное крошево схватит морозом. Только тогда можно будет двинуться к северу.
Находим уютное место на обломке старой заснеженной льдины. Наконец-то вдоволь напьемся чаю. Наша площадка размером 15x30 метров со всех сторон окружена валами торосов. Сейчас, в лучах низкого вечернего солнца, эта картина завораживает. В три приема перетаскиваем всю свою «недвижимость» и устраиваемся на ночевку.
Высокая гряда торосов, отделяющая нас от воды, почти полностью гасит холодящие душу звуки, рождающиеся в ледовых жерновах. В палатке мирно гудят примуса, мерцает пламя свечи, настраивая на лирический лад. Мы чувствуем себя дома...
Неожиданно слышим знакомый звук волочащихся санок. После нескольких дней пути, я уверен, этот звук не спутаешь ни с чем. Хватаю ракетницу, висящую наготове на центральной опоре палатки, и выскакиваю наружу. Картина невероятная: медведь, пятясь, волочит сани, ухватив их зубами за верхнюю капроновую обшивку. До ближайших торосов ему уже «рукой подать».
Все выскакивают из палатки. Иван Иваныч, наш кинооператор, признал в санях свои, и после этого чувство оператора-профессионала его подвело. Вместо видеокамеры он тоже схватился за ракетницу.
От шума и переполоха, который мы устроили, медведь бросил сани и рванул в ближайшие торосы, но потом еще долго, поднимаясь на задних лапах, тянул носом в нашу сторону. При ярком лунном освещении на фоне затухающей зари кадры были великолепны.
Еще долго потом Иван Иваныч убивался, что упустил момент, да вдобавок и сани оказались не его, а Виктора Русского. Впредь, дал себе клятву, что бы ни происходило, в первую очередь — снимать.
На следующее утро рассмотрели следы мишки. Оказывается, он долго топтался в нашем лагере вокруг палатки, санок и рюкзаков, прежде чем сделал свой выбор. Похоже, он так и ночевал где-то по соседству, потому что утром нам снова пришлось отгонять его от лагеря.
20 — 21 марта. Постепенно втягиваемся в работу, привыкаем к новому, размеренному ритму жизни. Чувствую, что парни начинают мало-помалу ощущать разницу между просто Арктикой и Арктикой на дрейфующем льду. Правда, многолетний тундровый опыт нет-нет, да и выдаст: «Ничего, Семеныч! Ты же нас знаешь. Вот выйдем на поля — там рванем».
Пытаюсь объяснить, что главная наша задача не «рвануть» и не догнать или перегнать тех, кто впереди нас, а ровно идти вперед, рационально и экономно расходуя силы в течение дня, полноценно отдыхая ночью, а если предоставляется возможность, то и днем. Даже вспоминаю по этому случаю слова одного из полярных классиков: «главная добродетель полярника уметь терпеть». Здесь, на льду, без умения ждать и терпеть действительно делать нечего.
Вечерние радиосеансы приносят интересную информацию о тех, кто движется к полюсу. По-прежнему впереди нас идет японец. После нескольких купаний он отказался от принципа автономности, но продолжает маршрут. Берг Оусланд делает все возможное, чтобы его догнать. Наши соотечественники где-то совсем рядом...
Кажется, зона заприпайной полыньи пройдена. Все чаще и чаще идем по многолетнему льду. Однако проще от этого дорога не становится. Нередко попадаем в настоящие «заросли» полутора-двухметровых торосов, слегка припорошенных мягким, неуплотнившимся снегом. Он совершенно нас не держит, а сани превращаются в грейдеры.
Полозья из лыж здорово сдерживают движение. Если раньше сани свободно взбирались на препятствия, то теперь они то и дело утыкаются в преграды. Носки полозьев на моих санях безнадежно размочалены. Я вряд ли поверил бы, что такое можно сделать с «бескидами», если бы не сделал этого сам. Даже усиление из металлической пластины продержалось всего три дня. Нужно искать какой-то выход. Если так пойдет дальше нам никаких лыж не хватит, а впереди еще практически весь путь.
Решение находим достаточно оригинальное. В ход идет обычная штыковая лопата (большая саперная), которая почему-то оказалась среди лагерного снаряжения под названием «снеговая». Наш полярный «левша», он же кинооператор Иван Кужеливский, и Василий Рыжков делают невероятное: от лезвия лопаты отпиливают практически половину плоскости, отковывают ее при помощи ледоруба по форме носовой части полоза саней и крепят болтами.
Теперь мои сани напоминают какой-то невероятный дорожно-строительный механизм, ими, кажется, можно утюжить любые торосы. Надолго ли их хватит?
22 марта. Вчера во второй половине дня вновь влетели в широкую полосу молодого льда. Казалось, что это все уже позади, однако для ночевки так и не смогли найти ничего более подходящего, чем слегка припорошенную снегом льдину. Толщина ее около 10 см; ледобуры при установке палатки, если вовремя не остановиться, проходят насквозь, и вода начинает бить фонтаном.
Хорошо, что дно палатки со свежей водонепроницаемой пропиткой, да еще два слоя пенополиуретановых ковриков. Иначе лежать бы нам всю ночь в луже, а так лишь в густом «киселе».
В эту ночь повезло. Близких торошений или подвижек не было. Утром вокруг сказочно красиво: палатка, рюкзаки, лыжи — все покрыто гигантскими лопухами инея. Такое можно увидеть редко.
В середине дня наткнулись на следы свердловчан: глубокая кривая борозда от саней (если их можно так назвать) и еще более глубокие следы упиравшихся гигантских ботинок. Похоже, ребята, а их тоже восемь человек, от нескольких санок уже избавились. Судя по следу, тащили они не более двух-трех.
Встретить следы на дрейфующем льду Северного Ледовитого океана -дело не совсем обычное. Конечно, приятно, что где-то рядом идут к Полюсу знакомые ребята. Еще приятнее, что мы их догоняем. Но вдруг мелькает совершенно дикая для нормального человека мысль. Ведь если мы встретимся на маршруте, нет никаких гарантий, что позже какой-нибудь теоретик в области полярных путешествий, сидя на диване, вновь, будто ненароком, не бросит в наш адрес — да их там обеспечивала еще одна группа и т.д. и т.п., в зависимости от богатства фантазии.
Парни соглашаются с моими опасениями. След идет чуть к западу. Видимо, ребята пытаются компенсировать восточный дрейф. Мы никогда направление дрейфа в расчет не берем и стараемся идти, если это позволяет ледовая обстановка, строго на север. На этот раз, несмотря на отличные ровные поля молодого льда, берем чуть к востоку.
Во время обеда, поднявшись на ближайшую гряду торосов, разглядели темную палатку свердловчан, стоящую в торосах километрах в полутора к северо-западу от нас.
После обеда берем еще больше к востоку, чтобы наверняка пройти мимо. Движемся быстро. Пожалуй, впервые за все время такие благоприятные условия для движения ровный, слегка припорошенный снежной крупой молодой лед, неплохое скольжение. Идем ровно, плотной группой, то и дело поглядывая на запад, где время от времени появляются черные точки людей.
Похоже, нас-таки увидели, но мы уже поравнялись со свердловской группой, и можно брать курс на север. Вскоре входим в торосы, благополучно перебираемся через трещины и разводья.
Неожиданно совсем близко появляются два человека. Они почти бегут. Их догоняет третий. Останавливаемся. Нас разделяет неширокая, метров в 10, трещина. Это лидер свердловчан Николай Рундквист с двумя участниками пешего перехода. Парни с восторгом делятся впечатлениями, ревностно ведут подсчет купаниям, но, как нам показалось, немного завидуют нам...
Пожелав друг другу удачи, мы расстались. Теперь впереди нас оставались только Мицура Обо и Берг Оусланд.
25 марта. Пара утренних переходов привела нас к разводью, шириной метров 15-20. Противоположный берег медленно скользил куда-то влево, отражаясь в густой черной воде. Трещина шла на северо-восток, так что, не особенно задумываясь, мы двинулись вдоль нее вправо.
Вскоре подошли к большому «колену», которое делала эта трещина. Если направление перемещения полей не изменится, через некоторое время где-то неподалеку они должны будут сомкнуться, и тогда важно будет быстро, без суеты и суматохи успеть перебраться на другую сторону.
Находим ровную льдину, выступающую навстречу приближающемуся «берегу». Правее — высокая гряда торосов, дальше тонкий и ненадежный припайный лед, который будет смят моментально.
Ждем. Время тянется медленно, начинаем замерзать, натягиваем теплые куртки. Первые предположения не оправдались. Противоположное поле, на которое мы прицелились, проползло мимо, правда, трещина действительно значительно сузилась. На нас вместо ровного поля надвигались ледяные громады, по которым и без живого торошения лезть не просто.
Мы стоим на краю льдины, ожидая, что будет дальше. Вначале по воде пошла своеобразная гармошка из тонкого, едва заметного ледка, затем поползли друг на друга наслоения более толстого льда. И вот соприкоснулись гряды торосов.
Пронизывающий тонкий писк льда словно пронзил нас до самых пяток. Льдина задрожала, потом вибрация чуть затихла, и мы стали подниматься вместе с льдиной на уровень наступающей гряды торосов, которые, почему-то полезли вниз. Движение полей стало прерывистым, с короткими, в несколько секунд, паузами.
В подобных ситуациях одному человеку действовать все же проще. Моменты, когда можно успеть перескочить эту критическую зону и отойти на безопасное расстояние, все-таки есть. Но что делать, если успеет один, успеют двое, пятеро, а остальные — нет?
Жду, когда ситуация немного стабилизируется, начинать переправу пока не решаюсь. Между тем наша льдина дала трещину и начала медленно вставать на дыбы. Вот как раз тот случай, когда для других здесь дороги бы уже не было.
Вдруг что-то тяжело ухнуло. Наша льдина резко опустилась, и поверх нее хлынула ярко-зеленая вода. Крутя водовороты, она стремительно наступала на нас, пропитывая снег и превращая его в глубокий слой «киселя». Край льдины, где мы стояли несколько минут назад, возвышался над всем этим хаосом, а следы наших лыж на этой почти вертикальной стене выходили из-под воды и вели в небо.
Наконец мы стряхнули оцепенение. Вокруг все замерло, замолчало. Непривычная тишина давила на уши. Через какое-то время скрежет раздался вновь, но звуки шли откуда-то слева. Путь был открыт.
Нужно было срочно уходить на противоположную сторону. Расчистив ледорубом проход к вертикально стоящей льдине, мы, практически по ее ребру, как по мосту, перебрались на противоположный берег и принялись за работу, распределившись вдоль всего этого проторенного пути, передавая рюкзаки, сани и лыжи «по цепочке».
Уже заканчивали переход, когда вновь все зашевелилось. Последним, как всегда, шел наш фотограф Витя Русский. Ловил кадр. На этот раз пришлось ловить его самого и кофр с его бесценной аппаратурой.
Как только мы встали на лыжи, недавние переживания отступили, и через минуту все внимание сосредоточилось на том, что ожидает нас впереди. Мне давно знакомо это ощущение. Видимо, пройденное препятствие уже перестает им быть, а значит, и моментально теряет для нас практический смысл. Остаются только воспоминания.
26 марта. Мы уже выработали своеобразную тактику, позволяющую максимально сокращать потери времени на ремонт саней. Вечером — тщательный осмотр, утром — мелкая починка, а во время дневной остановки на обед — серьезные ремонтные работы.
Запасные лыжи тают на глазах. Из восьми осталась нетронутой только одна. Наша творческая рационализаторская мысль лихорадочно работает, и появляется идея использовать пластиковые бутылки, в которых мы везем бензин и спирт.
Если у бутылки отрезать горловину и дно, а затем стенку оставшегося цилиндра разрезать вдоль, получится прямоугольник; накладывая эти прямоугольники друг на друга, словно чешую, можно залатать любую пробоину в полозе. Важно только обеспечить его жесткость. Для этого внутри полоза закрепляются все те же полуторалитровые бутыли с бензином, и все это туго пришнуровывается тонкой капроновой стропой.
Главное усилить переднюю часть этой скользящей поверхности, для чего очень хороши банки из-под растворимого кофе.
Этот метод ремонта нас впоследствии здорово выручал. Но решение, которое было найдено во время ремонта санок у Виктора Шарнина, достойно Книги рекордов Гиннесса.
Тогда идея с «чешуей» еще окончательно не сформировалась, а на раздумья и на сам ремонт времени было мало. Решено было снаружи по полозу пустить широкий капроновый ремень. А чтобы придать конструкции необходимую жесткость, в ход пошла копченая колбаса, попавшаяся на глаза ремонтникам. Два ее промороженных батона великолепно легли в полоз, словно в форму. Осталось только надежно закрепить их, но главное сделать это быстро, пока наш грозный завхоз Валерий Андреич Таякин не успел опомниться.
«Операция» прошла успешно и, забегая вперед, можно смело утверждать, что наша колбаса — лучшая колбаса в мире. Она благополучно доехала до самого Полюса. Правда, примерно одна треть ее все же стесалась о дрейфующие льды Северного Ледовитого океана...
С моими санями фокусы с «чешуей» не проходят. Не выдерживают даже полозья из лыж, выкрашиваются. Приходится оставшийся кусок от лопаты крепить и к левому полозу. Теперь это уже не сани, а настоящий танк. Если тянуть его по уже проложенному следу терпеть можно, но идти первому по рыхлому снегу в торосах — нужны нечеловеческие усилия.
До ночевки дотянул на одной воле. В глазах темно. Ребята говорят, что рядом проходит какой-то одиночный след. Кто-то шел то ли на лыжах, то ли на снегоступах. Вероятнее всего, это следы Берга Оусланда, посмотрю утром. Сейчас мне не до Берга и не до Мицуры.
27 марта. Подходит к концу вторая неделя, как мы вышли на лед. Продвинулись всего на 80 километров. В среднем это меньше, чем по 6 км в день. Таких низких темпов движения у нас не было ни в 1989-м, ни в 1990-м. Правда, тогда не было и такого груза. Чувствуется, что у мужиков моих начинают закрадываться сомнения — а одолеем ли?
Прошу всех внимательнее посмотреть, что у каждого в рюкзаке и в санях. Чувствую, что тащим слишком много лишнего. Сборы на о.Среднем были настолько скорыми, что досконально разобраться со снаряжением каждого было просто невозможно. Правда, в команде нашей новичков нет. У всех по 25-30 лет экспедиционного стажа. Сами все понимают, да и говорили не раз о том, что вес индивидуального снаряжения не должен выходить за 10 кг, ведь все это тащить нам самим.
Разговор на эту тему все-таки возымел действие: килограмма по два-три удалось сбросить каждому.
Мне приходится перераспределять груз. Больше кладу в рюкзак, облегчаю носовую часть санок. Это сразу же сказывается, и теперь можно быть уверенным, что сани пойдут легче. Если бы еще парни почаще выходили на тропежку. Но, очевидно, пока говорить об этом рано. Видимо, каждый выкладывается настолько, насколько может.
Почти у каждого какие-то проблемы. Но больше всего не повезло Ивану Федоровичу. При падении в торосах получил сильный ушиб мышцы бедра, и теперь наш завхоз, он же массажист, Андреич не дает пострадавшему покоя и почти каждый вечер устраивает ему сеансы массажа. На лыжне Иван — лидер, и мириться с тем, что он не может взять на себя нагрузку тропящего, ему, конечно, нелегко.
Чаще всего мне на смену выходит Василий Васильевич, горноспасатель из Норильска. При его явно не богатырском весе и росте тащить 100-килограммовые сани по всей теории просто невозможно. Василию приходится больше брать на плечи, чтобы как-то компенсировать недостаток собственного веса. Только после этого удается перехитрить законы физики и выходить победителем в единоборстве с санями. Парень этот, похоже, не двужильный, а многожильный.
То, что получается у него, под силу далеко не каждому. Взять хотя бы его одиночные лыжные сверхмарафоны по Таймыру. А если еще рассказать о его четверых ребятишках... Уникальный человек.
Начинает пробовать себя на тропежке Виктор Владимирович как мне показалось, главная надежда томичей. Он всегда в прежних путешествиях брал на себя роль штурмана, впередсмотрящего. Основная слабость Виктора Владимировича — давать полезные советы. Часто, подойдя к очередному препятствию, Владимирыч снимает рюкзак, отцепляет сани и, взобравшись на обзорную точку, пускается в пространные объяснения как, по его мнению, лучше пройти в торосах. Сквозь ветер и натянутые на голову капюшоны ничего, конечно, не слышно, но, по выразительным жестам и открывающемуся рту, мы понимаем, что Виктор Владимирович все еще дает свои рекомендации. Нередко, так и не дождавшись «впередсмотрящего», группа продолжает движение, а Виктор Владимирович пристраивается в кильватер всей нашей колонны...
На это можно было бы не обращать серьезного внимания, но порой Владимирыч умудрялся давать советы, идя вторым, третьим, а то и где-то из хвоста колонны, делая при этом завидные рывки, говорящие о скрытой в его теле мощи.
Несмело пробует свои силы Борис Дмитрич, но 15-20 минут его тропежки, как правило, заканчиваются в непролазных торосах, откуда потом очень долго приходится выбираться, и нередко «челноком».
Нашим операторам Виктору Русскому и Ивану Кужеливскому достается и без тропежки, а Андреича не пускает вперед старая травма. В 1991 году на Земле Франца-Иосифа порвал сухожилие, теперь ходит с лавсаном, так что надо быть осторожнее, а на тропежке это практически невозможно.
29 марта. Наконец-то вчера под вечер пересекли 82-ю параллель. Далась нам она не просто, но главное — движемся...
Если говорить откровенно март нас порадовал погодой. Мы были готовы встретить морозы под 45 градусов, а температура держалась в среднем около 25.
Солнце, если и скрывается, то ненадолго, хотя для нас это не так уж и важно. В прежние годы мы только по солнцу могли определить свои координаты. Сейчас используем надежный японский навигационный прибор, который в считанные секунды показывает наши координаты с точностью до десятой доли секунды. Фантастика.
Мы можем безошибочно определить нужный азимут, пройденный путь, насколько наш лагерь от дрейфовал за ночь или за время обеденной стоянки и многое другое, что заложено в компьютерную программу, однако стараемся этим не злоупотреблять — бережем аккумуляторы.
На аккумуляторах у нас вся техника: радиостанция, видеокамера, навигационная аппаратура и даже фотокамеры. Выручает солнечная батарея. На каждом обеде она в работе идет заряд. Если бы не солнечная батарея вряд ли нашему видеооператору удалось бы отснять столько великолепного материала. Ведь на морозе штатная батарея разряжается буквально через пару-тройку минут работы.
Да и радиосвязь вряд ли могла бы быть такой устойчивой и надежной. С ужасом вспоминаю май 1990-го, заключительный этап нашей полюсной экспедиции, когда наши сигналы перестали доходить до «базы». Тогда на себе, в спальнике отогревали «мертвые» аккумуляторы для того, чтобы в назначенное время подать короткий сигнал, означающий, что мы на Северном полюсе и с нами все в порядке.
Сейчас каждый вечер передаем на Средний «новости с маршрута», а Вася Ленков подробно докладывает нам: Мицура уже на широте 85° 11", Берг Оусланд несколько западнее, в пяти минутах от 85 параллели. Проходят за сутки по 11-12 минут. Нам пока это не удается, хотя на той широте, где сейчас находимся мы, они тоже выглядели довольно скромно.
30 марта. Живем по установившемуся режиму. В 4.30 встают дежурные, готовят завтрак и через час поднимают остальных. Около часа-полутора на утренние сборы. До обеда нужно сделать четыре перехода по 60-70 минут с 10-15 минутными перерывами для отдыха.
Во время коротких «пятиминуток» обязательная подкормка: орехи, курага, шоколад, изюм, конфеты и т.п. Со временем «технику» подкормки усовершенствовали: стали раздавать причитающиеся на день «восточные сладости» по утрам, чтобы избавить тех, для кого эти продукты еще и просто груз, заниматься дележкой на морозе. Это несомненный плюс для одних, но одновременно и невероятное искушение для других.
Обед, как правило, занимает около 2,5-3 часов. Быстро устанавливаем палатку, выстилаем коврики, и при желании можно даже выкроить часок для сна. Безусловное лидерство в этом деле захватил Иван Федорович. Порой не успеваем поудобнее расположиться в кружок и вытянуть гудящие от усталости ноги, а из дальнего угла уже доносится мерное сопение — Иван Федорович «восстанавливается».
После обеда вновь четыре перехода общей продолжительностью от 4 до 4,5 часов и остановка на ночлег. В 21.00 связь с «базой», ужин и около 22-23 — отбой.
Коррективы в этот распорядок дня вносят только ремонты, которых, кстати, стало меньше, и серьезные препятствия в виде разводьев, зон торошения и т.п., о чем сказать, что их стало меньше, нельзя.
3 апреля. Утром, примерно в километре от лагеря, увидели огромный айсберг словно далекий остров с горными вершинами и долинами рек. Картина фантастическая, но тяжелейшая дорога быстро поглощает наше внимание. Труднопроходимые торосы и глубокий снег, кажется, вцепились в нас мертвой хваткой.
К концу первого перехода появились широкие, до 200 метров, разводья. Обходим восточнее. Только часа через два картина с полыньей стала меняться. Она как бы раздваивается, образуя небольшой ледовый остров. На этот остров можно перебраться по хлипкому ледовому мостику, а вот от противоположного берега его отделяет другая, постепенно сужающаяся трещина, покрытая тонким ледком.
Если не попытать счастья здесь, то говорить о каких-либо перспективах на сегодня нет никаких оснований. Разводья простираются к востоку до самого горизонта, и что там нас может ждать, знает один лишь Господь Бог.
Перебираемся на остров и встаем на обед часа на два раньше времени. Есть надежда, что за это время трещина сузится и лед уплотнится. Кроме того, и мороз в 35 градусов должен помочь.
Обед позади, но наши надежды не оправдались. Подвижки совершенно прекратились, и ждать чего-то бесполезно. Голова трещит от напряжения пытаюсь изобрести реальный и по возможности безопасный способ перебраться через трещину, покрытую льдом не толще 3-3,5 см.
Пока ребята в палатке, выбираю место предстоящей переправы. С нашей стороны у ледового берега находится низкая, вполне надежная льдина, которая может служить началом переправы. Сразу за ней идет тот самый тонкий лед, который легко протыкается штычком лыжной палки, а следовательно, не может долго выдерживать большого веса. Общая длина этого участка около 10 метров, но и ширина тоже ограничена, не более 15 метров. Слева пускает солнечные зайчики легкая рябь открытой воды. Справа цвет льда значительно темнее, а это значит, что толщина его ничтожна.
Осторожно ступаю на лед, оставив позади припайную льдину. Пытаюсь распределить вес на лыжи и на палки как можно более равномерно, пошире расставить лыжи, нагрузить палки. Один скользящий шаг, второй, третий. Лед прогибается, но пока держит. Без малейшей паузы, пятясь, начинаю двигаться по своему же следу в обратном направлении.
Несколько тягучих мгновений, и я на надежной льдине, а впереди меня след лыж, доходящий до середины этого коварного места. Теперь, если не начнутся подвижки, есть надежда перебраться.
Срочно снимаем лагерь, разгружаем единственные уцелевшие санки, которые тянет Виктор Русский. Достаем длинные концы репшнура и парашютных строп.
Теперь главная задача ложится на Василия Васильевича. Его 50 килограммов живого веса — это не мои 92, и лед должен выдержать наверняка.
Короткий инструктаж, напутствие, и Вася выходит на лед. Даже под его далеко не богатырским весом лед прогибается так, что смотреть на это жутко — ведь под ним около 4 километров воды, это больше, чем два наших часовых перехода...
Но глаза боятся, а руки, вернее ноги, делают. Через минуту Вася уже на противоположном берегу! Теперь дело техники. Перекидываем ему удлиненную репшнуром носовую веревку первых санок, другую веревку, прикрепленную к их корме, оставляем у себя. Первые санки медленно поползли к Васе.
Переправа заняла около полутора часов. Лед проламывался трижды. Вначале под Виктором Владимировичем, которого отправили на подмогу к Василию на разгруженных санях, потом под моими санями, окованными лопатами, которые просто прорезали эластичный лед, а напоследок и подо мной. Но это уже был последний рейс, и то, что по еле меня вместо мостика осталось месиво из мелко раскрошенного льда, нас уже не могло беспокоить.
Это была напряженная и красивая работа, где все действовали отлично.
До вечера успели сделать еще два перехода. Сидя в палатке, разгоряченные порцией глинтвейна, мы делились впечатлениями об этой необычной переправе до самого отбоя.
5 апреля. Вчера не дотянули до 83-го градуса всего 54 секунды. А сегодня Арктика преподнесла нам редкий сюрприз: ночью с дрейфом мы пересекли 83-ю параллель и теперь находимся на широте 83° 00" 16".
Ребята, кажется, осваиваются с тропежкой. Попробовал Андреич, немного потоптал снег Иван Федорович, но его мы быстро прогнали в хвост колонны. Подвиги и победы, даже над собой, здесь не нужны. От него с его травмой сейчас требуется совсем не это. Все должно быть рационально, грамотно и без надрыва.
Вчера немного потеплело, до минус 30 С, а сегодня вновь 37. Движение затрудняет глубокий рыхлый снег. Тропежка очень тяжелая. На последнем переходе, чтобы избежать необходимости барахтаться в глубоком снегу среди ледовых джунглей, воспользовались узкой «речкой» недавней трещиной, которая шла почти строго по нашему курсу.
Около часа все шло действительно просто замечательно, и мы без особого труда, боясь сглазить, шли по ровной поверхности молодого льда, сквозь невообразимый хаос, который окружал нас.
Словно по расписанию, ко времени остановки на ночевку, трещина сузилась и сомкнулась. Мы выбрались из нее на последнюю ровную площадку и ужаснулись тому, что предстояло нам преодолеть завтра...
Окончание следует
Владимир Чуков Фото Виктора Русского