Журнал «Вокруг Света» №10 за 1983 год

Виноградная степь

В ечерело. Казалось, теплый, ясный воздух поднимается к золотистому небу от самих виноградников, словно они медленно и незаметно сочили, испаряли этот вечер и тишину, насыщенную терпким, густым запахом лозы и трав.

Я с трудом мог представить, что завтра меня ожидает встреча с большой многоголосой стройкой: в Тараклии располагалось объединение Югводстрой — эпицентр большого строительства, связанного с обводнением юга Молдавии...

Не торопясь шел я мимо виноградников, когда меня обогнал парень в темном костюме с ярким целлофановым пакетом в руках. Из пакета торчал батон белого хлеба. Парень вдруг остановился, резко повернулся и начал рассматривать меня с откровенным интересом.

— Ты наверняка новенький, причем приехал сегодня или вчера, точно? — спросил он.

— Ну и что? — Я, признаться, растерялся от такого вопроса.

— Вижу, что не местный. Иван. Иван Топал,— сказал мой неожиданный знакомый и протянул руку. — Пойдем ко мне в общежитие, перекусим, поболтаем, а?

В комнате Ивана на первом этаже общежития было светло и чисто. Он вывалил на стол продукты из пакета и, разрезая хлеб, другой рукой щелкнул клавишей проигрывателя. Заиграла музыка, и по белому пластмассовому экрану над кроватью поплыли цветовые пятна.

— Цветомузыка. Сконструировал сам,— не без гордости пояснил Иван.— Пространство вообще надо обживать сразу, а музыку я люблю, под нее думается легче. Еще в детстве, когда паял что-нибудь, то только под музыку, елки зеленые...

Мы проговорили с ним до глубокой ночи. Под тихие мелодии, которые, казалось, исходили из распахнутого настежь окна, из самой ночи, непостоянной и мерцающей, подобно густому туману. Иван вспоминал село Конгазчик, в котором родился и которое находилось в ста километрах отсюда. Он говорил, что первое время после приезда на стройку его посещало отчаянье, потому что он думал, что здесь двигаются тонны земли и тысячи людей штурмуют стихию. Увидел же... Котлован. Канал, только-только намеченный... Плотину, только-только отсыпанную. А море, которое должны были построить, это море жило лишь в словах и проектах...

— Но потом я понял, что стройка — дело тяжелое, будничное. Это ежечасное накопление силы, чтобы однажды... в один день... в одну минуту... оглянуться и увидеть все разом! Одним разом! — громко повторил Иван.

В эту секунду я увидел перед собой взрослого серьезного человека с очень юным лицом. Со спокойными, сосредоточенными глазами, в глубине которых мелькнула восторженность.

...В кабинете генерального директора объединения Югводстрой Евгения Анатольевича Лебедева звучали вопросы, проговаривались цифры, сыпались просьбы, шелестели бумаги. Я было подумал, что день этот авральный, но потом, присмотревшись, понял, что так было, наверное, и вчера, так будет и завтра, пока разворачивается, набирает силу эта большая стройка. Притом сам Лебедев успевал набрать номер телефона, тут же ответить по селектору диспетчеру, подписать бумагу... Вдруг он проникновенно и очень тихо сказал, глядя прямо в глаза собеседнику с большим портфелем:

— Слушай, ты подумай, а... Ну хоть попробуй подумать, а? Потом придешь... Я тебя очень прошу, подумай...

И человек с портфелем кротко ответил:

— Да, да, Евгений Анатольевич, надо подумать. Пожалуй, подумаю... — и закрыл за собой дверь.

— Итак,— Лебедев жестом пригласил меня подсесть ближе к столу. — Постараюсь коротко изложить суть дела. — Он встал и подошел к большой карте, висевшей на стене кабинета. — Смотрите, это Дунай. — Его палец лег на темную змейку реки, потом ткнулся в юг Молдавии. — Это озеро Ялпуг. Их мы соединяем каналом. Вода пойдет из реки в озеро, затем с помощью двух насосных станций и водохранилища воду поднимем на высоту двести метров в верхний магистральный канал. Большую воду дадим. Большую! — со значением проговорил Лебедев.— Сто семьдесят тысяч гектаров земли напоим. Это половина всей площади, которую планируется оросить на юге республики. Мы строим одну из крупнейших оросительных систем союзного значения, сейчас первую очередь этой системы.

И опять распахнулась дверь. Снова появился мужчина с портфелем:

— Остаюсь, Евгений Анатольевич. Подумал!..

Я ловил попутку до плотины. Гудели потоки машин. ЗИЛы, МАЗы, КамАЗы шли то едино и цельно, подобно живому железному тарану, то растекались на перекрестках. Солнце шпарило сквозь марево пыли, а башенные краны вздымали к солнцу черные стрелы. Раздался резкий сигнал. Машина с бортовой надписью «Обслуживание средств связи» съехала на обочину.

— К плотине?!

— Да садись ты быстрее! — нетерпеливо прихлопнул по баранке водитель, совсем молодой паренек в распахнутой на груди зеленой армейской рубашке. Звали его Валерка — так он представился. Надвинув на самый нос матерчатую кепку с длинным козырьком и чуть прищурившись, он пристально смотрел на дорогу, серым шлангом накручивающуюся на колеса.

— Жарковато, — обронил я.

— Жарковато? Сразу видно — приезжий. — Он ухмыльнулся, взглянув на мою куртку. — Но ничего... Привыкнешь. У нас тут, между прочим, хорошо, если хорошо работать. Стройка большая, платят прилично. И квартиру дадут быстро, Я вот уже получил... — Он искоса взглянул на меня. — Перспективы тут — ого-го! Город будет. А пока испытание на прочность, крепче держись...

Валерка выпрямил спину и плотнее взялся за руль. Нас заболтало, и не на шутку.

— Вот и плотина, — произнес, наконец, Валерка, когда трудный участок остался позади. Он заглушил мотор и сказал: — Пошли...

Панорама водохранилища с плотиной открывалась с холма: голубая водная гладь, изрезанная длинными шлейфами камыша, на фоне ярко-зеленых, расплескавшихся до горизонта полей...

— Чем не море? — обернулся Валерка. — Почти семьдесят миллионов кубометров воды вмещает. Ты можешь представить эту цифру? Я тоже не могу... Зато дожди теперь можно будет заказывать. Да-а-а... — Он задумчиво взглянул на белеющее невдалеке здание.— Пойду я, пожалуй, туда оператором. Подучусь и пойду. Точно говорю. Распорядитель дождей... Звучит?

— Звучит,— согласился я.

— То-то. А плотина капитальная, — продолжал он уважительно. — Длина больше двух километров, высота пятнадцать метров. По ее верху пройдет великолепная трасса — четырехрядная дорога для автотранспорта. Видишь, откос бетонировать кончают? А тут, — он кивнул в гущу экскаваторов и скреперов в стороне от водохранилища, — будет прекрасная зона отдыха, с пляжем, пристанью, пионерским лагерем. Представляешь, как порыбачим, а?! — И Валерка надолго замолчал, словно уже увидел себя сидящим в камышах с удочкой. — Ну все. — Он резко тряхнул головой. — Ехать мне надо. Тебе кто нужен-то здесь?

— Экскаваторщик Баринов.

— А-а-а, Николай Николаевич?! Из семейного экипажа? Капитальный мужик, он работать научит... — бросил Валерка уже на ходу.

И вскоре его машина сорвалась с места.

Металлический стакан взлетал и падал на бетонную сваю — свечу. Она, словно оплавляясь с одного конца, погружалась в землю. Невысокого роста, крепкий, Баринов, сдвинув на затылок синюю кепку, из-под которой выбивались соломенного цвета волосы, стоял, прикрываясь рукой от солнца, и сосредоточенно смотрел за работой агрегата. Иногда он резко оттягивал длинный шпагат, соединенный с клапаном на молоте, и оттуда со свистом вылетали искры в тугой струе дыма, и тогда молот начинал колотиться еще быстрее. Рядом с Бариновым я увидел женщину в черной спецовке с закатанными до локтей рукавами. «Баринова», — тут же решил я и каким-то шестым чувством вдруг угадал, что сейчас подходить к ним с разговорами не следует.

Баринов повернулся в мою сторону сам и по движению его губ — слов не было слышно из-за грохота — понял: «Ко мне?»

Я кивнул.

— Не вовремя! — донеслись до меня слова. — После обеда приходите! У нас тут рядом столовая! Перекусите!..

Потом мы сидели с Бариновым на бетонных плитах, рядом с притихшим экскаватором, и Николай Николаевич рассказывал:

— Здесь мы с семьдесят восьмого года. Приехали с Костештской стройки, там вместе с румынами возводили гидроэлектростанцию. Мелиорации я никогда не изменял — всю жизнь «строю» воду. Жена моя... — Евдокия Карповна сидела рядом с нами и, казалось, была совершенно безучастна к разговору. — Дуся! — позвал ее Баринов. — Ты же у меня незаменимый помощник, верно?

Она смутилась, но тут же серьезно ответила:

— Тебе виднее, ты же мой начальник...

Они вспоминали, как приехали в Костешты. Устроили детей, и Баринов провез жену по стройке. Все показал, познакомил с товарищами, многие из которых работали на экскаваторах со своими женами. А утром Евдокия Карповна отнесла в отдел кадров заявление, в котором просила назначить ее помощником машиниста к экскаваторщику Баринову...

— Иногда мне казалось, — говорила она, — что он нарочно выводит из строя какой-нибудь узел, чтобы я разобралась, в чем дело. А вообще-то он красиво работает, вот, честное слово, порой просто смотрю и любуюсь.

— У вас есть блокнот? — спросил вдруг Баринов. — Запишите. Это наверняка вам пригодится. — Он секунду подумал, что-то вспоминая. — Значит, так... Один работает и думает, что только грунт разравнивает, второй считает, сколько в день заработает, а третий на пустом месте цветущий сад видит... Слова эти один бульдозерист сказал, тоже тут работает, Молдова ну его фамилия, звать Виктор Данилович. Так кого он имел в виду, говоря о третьем, знаете?

Я пожал плечами.

— О многих на нашей стройке сказать так можно, — продолжал Баринов. — Вот, к примеру, Волегов Петр Федорович. Крановщиком который. Мы с ним в одной ПМК работали...

И Баринов рассказал, что Волегов сел за трактор в 43-м году, когда ему шестнадцать минуло. На фронт его не пустили, как он ни рвался. До сих пор зло вспоминает того капитана из военкомата, который отметал всё мольбы и твердил только одно: «Иди домой. Мал еще». Тогда он подался на стройку — делали пути, по которым техника шла к фронту. Так и связал всю свою жизнь со стройками...

— Стой! Подожди, дорогой! Стой!..

Как из-под земли передо мной вырос человек в ярко-красной рубашке с густым загаром на красивом, энергичном лице.

— Поехали со мной. Покажу, что надо фотографировать. Здесь зря пленку тратишь! Ты видел, как монтируют насосные?

Категоричность его голоса напрочь отсекла любые колебания и раздумья.

— Валентин. Татарлы. Это я, — говорил он, широко шагая через груды щебенки, шпалы и кирпичи.

— А куда идем-едем? — поинтересовался я.

— К крану идем. К крану. Достал я его все-таки, достал... Витя! — крикнул он шоферу. — Заводись!

Земля качалась где-то внизу. Зелеными крыльями разлетались бесконечные виноградники.

— Красиво у нас, правда? Сейчас-то не так, а вот осенью! А вино молодое! О, вино молодое... — Мне подумалось, что Валентин сейчас запоет, но он вдруг задумчиво произнес: — Вода. Здесь вода нужна. Большая вода...

— Но куда мы все-таки едем?

— На насосную станцию, — ответил Татарлы. — Я начальник участка по монтажу и пусконаладке насосных. Что это такое? Витя, — он тронул шофера за плечо, — не гони, мешаешь думать. Значит, так... Вода транзитом идет через насосные от водохранилища, где я тебя подобрал, передается от станции к станции, а каждая из них, в свою очередь, подает влагу на капельное орошение — это когда над каждым кустиком, у каждой лозы из полиэтиленовых трубок вода капает. Цветы цветут, деревья плодоносят, и все нормально, понял?

Он рассказал, что станция, на которую мы едем, будет орошать более тысячи гектаров земли. Что издавна юг Молдавии — Буджакская степь — считается самой засушливой зоной, а Максим Горький, путешествуя по Бессарабии в поисках своего Челкаша и Радды, сравнил эти места с раскаленной сковородой. Урожай здесь зависит от капризов погоды: летом температура поднимается до 28—30 градусов, постоянные ветры, сильнейшее испарение... А бывает, что за год выпадает всего 200 миллиметров осадков.

— Я здесь с первого дня строительства, — рассказывал Валентин. — Сейчас монтируем быстро, есть уже опыт... Бывает и трудно, но какая стройка без проблем? Нет таких, я знаю. А тут еще сессия у меня на носу, учусь заочно в Кишиневском сельскохозяйственном, на гидротехническом факультете.

Кран наш катился по желтой дороге. Из-за заборов тянулись зеленые ветки, а голоногие, шустрые, как ящерицы, мальчишки носились в пыли и провожали нашу машину радостными воплями.

...Серебристые огромные цистерны выстроились на краю строительной площадки.

— Фильтры, — объявил Валентин, как только мы сошли на землю. — Пойдем к ребятам.

Ребята кружком сидели на земле.

Был обеденный перерыв. Валентина встретили дружным: «Здорово, начальник!» Разом встали, разбрелись по рабочим местам.

— Валентин, а почему на всех новенькие спецовки? Сегодня, случаем, не день мелиоратора?

— Пожар вчера был. Вернее, чуть не случился. Загорелся полистирол, которым фильтры заполнены. Вот в той цистерне. То ли от сварки искра попала, то ли перегрело солнце. Дым пошел. Витя Шаган и Саша Рожнов первыми заметили и туда, внутрь полезли, куртки поскидали и куртками сбили пламя...

— А если бы не успели? — Я кивнул на длинный ряд бочек, почти вплотную стоящих друг у друга.

— Ты видел, как ракеты стартуют? — вопросом на вопрос ответил Валентин. — Так вот эти капсулы взлетели бы не хуже ракет, ведь какое давление внутри было бы, представляешь?

Потом мы взобрались на эти цистерны. Валентин, склонившись над открытым люком, достал горсть белых горошин.

— Это и есть полистирол. Сюда, внутрь фильтра, грязная вода закачивается, идет через этот горох — очищается, а дальше, на полив. Прекрасная система, а когда окончательно смонтирована — не налюбуешься. Стенки фильтров — как зеркала, всасывающий трубопровод окрашен в синий цвет, напорный — в красный... Саша! Саша! Кран до завтра даю! До завтра, понял! — неожиданно крикнул он рослому белокурому парню, который появился в дверях вагончика на другой стороне площадки. — И чтоб строители за тобой шли, а не ты за ними! Опережай, опережай, дорогой!

Потом Валентин присел на крышку люка. Он сидел и молчал, внимательно разглядывая зелено-голубую полоску горизонта. И смотрел он так, будто распахнул окно с видом на виноградную степь...

Тараклия. Молдавская ССР К. Андреев, наш спец. корр. Фото автора и Ю. Смирнова