Журнал «Вокруг Света» №10 за 1995 год

Карельская дилогия

Полуостров Безымянный... Мыс и архипелаг Робинзонов... Нет, эти названия вы не отыщете ни на одной карте мира, сколько ни ищите. Потому как их там попросту нет. Однако на самом деле они существуют: и полуостров, и мыс, и острова с романтическими названиями — и не где-то там, за тридевять земель, а совсем рядом — в Карелии, точнее, в Кондопожской губе Онежского озера. Именно здесь в июле нынешнего года разворачивалось увлекательнейшее действо — «Робинзонада-95», или приключение в условиях, максимально приближенных к экстремальным. Словом — борьба за выживание, в которой приняли участие более пятидесяти юношей и девушек из разных областей и городов России. Итак...

Хозяйка острова улыбки

Базовый лагерь готовится ко сну. В кострищах догорают последние головешки — в вечерний воздух тянутся сизые струйки дыма. В лагере почти ни души — большинство его обитателей уже в палатках, облепивших поросший лесом и кустарником скалистый склон мыса, что с юга стрелой врезается в акваторию Кондопожской губы. Это и есть полуостров Безымянный, а крайняя его точка, где приютился лагерь, — мыс Робинзонов. Он расположен точно напротив деревеньки Тулугуба, откуда самый ближний путь с Большой земли до базового лагеря — минут пятнадцать на катере.

Мы с Юрком ступаем тихо — чтобы не потревожить тех, кто уже уснул, и осторожно — склон в иных местах довольно крут и к тому же порос предательски скользким мхом и лишайником. Белые ночи заканчиваются — ведь уже конец июля, но в сумерках узенькая тропка, петляющая меж осклизлых базальтовых валунов, над которыми нависают лапастые ветви сосен и елей, покуда еще различима.

Выходим на берег. Здесь посветлее, а на воде и подавно: кроваво-красный закат пляшет мягкими бликами на черной, как смоль, сморщившейся от слабой зыби поверхности озера. Впереди, поодаль от берега, виднеются ближайшие острова, большие, поменьше и совсем крохотные: далеко не каждый имеет собственно географическое название, но каждый учтен и пронумерован.

— Ну что, готовы? — окликает нас из «казанки» Владимир Васильевич.

— Как договаривались, — отвечаем в один голос.

— Тогда вперед, пока еще не совсем стемнело.

Владимир Федотов — директор на общественных началах бологовского детского яхт-клуба «Оптимист». Привез в Карелию четверых кандидатов и двух кандидаток в робинзоны, а еще команду обеспечения — пятерых взрослых и технику — катер, моторную лодку, запасные моторы и топливо.

Передаем Владимиру Васильевичу в катер кофры с фотоаппаратурой. И забираемся сами. Мотор «казанки», фыркнув два-три раза, завелся, и катер плавно отошел от берега...

Не знаю, почему мы выбрали именно этот остров из двадцати пяти других островов и островков в архипелаге Робинзонов? Нет, вовсе не потому, что он ближе всех к базовому лагерю. Наверное, просто понравилось его название — остров Улыбки. Потом, хотелось посмотреть, действительно ли будет нам улыбаться его хозяйка — пятнадцатилетняя девчушка из Бологого Лена Сокаева, которая держится на этом маленьком клочке суши уже больше десяти дней.

Она вышла нас встречать прямо к берегу, со счастливой улыбкой на обветренном, осунувшемся лице. И приветливо помахала рукой. Пришвартовавшись, выбираемся из катера — и следом за хозяйкой острова прямиком к ее жилью. Оно тут же, неподалеку — чуть повыше берега, на обрамленной деревьями маленькой полянке. Странное жилище: кусок полиэтиленовой пленки, закрепленный на нескольких шестах в виде палатки и обложенный по периметру камнями и мхом; внутри — подстилка из лапника, сверху — тоже мох. И больше ничего. А рядом — небольшой костерок.

— Неужели ты прожила целых десять дней под этим куском пленки — в холод, дождь, ветер? — искренне изумляюсь я, с трудом веря, что такое вообще возможно.

— А что тут такого? — в свою очередь удивляется девчушка. — Это сперва так кажется — неуютно, а на самом деле очень даже ничего — уютно и тепло.

Решаю проверить сам — заглядываю внутрь. Так и есть: юная робинзонка права. Ведь ее палатка не палатка, в общем, конструкция — не что иное, как маленький парничок: когда ты внутри, ни дождь, ни ветер тебе нипочем.

— А двое мальчишек на соседнем острове в своем огромном шалаше промокали ну прямо до нитки и здорово мерзли — никакой костер не спасал...

— Чем же ты питалась? — спрашиваю пятнадцатилетнюю робинзонку, не переставая удивляться ее сметке, сообразительности.

— Всем, что давал остров, — отвечает девчушка, и лицо ее расплывается в улыбке.

Леночка, конечно же, счастлива и радуется случаю выговориться, поделиться переживаниями. Сколько же их накопилось у нее! Ведь одиночество, пусть даже на такой короткий срок, все равно тяжкое испытание — далеко не всякому по плечу. Например, нескольких робинзонов-одиночек уже сняли с островов. Эти крепкие с виду парни сносили все: и голод, и холод, — а вот одиночество перенести не смогли. И выбросили красный флаг — сдаемся, мол, нет больше сил...

— Что же дал тебе остров сегодня? — спрашиваю.

— Утром — рыбу. Днем — ягоды и грибы. Сейчас вот снова собираюсь на рыбалку. Хотите, пошли вместе?

— Отчего же не хотим? — говорю. — Очень даже хотим. Правда, Юрок?

Спутник мой, опустив наконец фотокамеру, согласно кивает.

И мы идем следом за юной робинзонкой на дальний, юго-западный, берег острова. Дошли минут за пять: островок совсем небольшой — метров восемьдесят в длину и десять-пятнадцать в ширину, каменистый, покрыт лесом, но не очень густым. В общем, не самый плохой — жить можно...

С базальтового выступа осторожно, чтобы не поскользнуться на мшистых наростах, спускаемся к воде. Робинзонка тут же забрасывает самодельную удочку — леску и крючок, равно как и полиэтиленовую пленку, нож и котелок, она взяла с собой на остров (по условиям состязаний с собой разрешалось брать не больше пяти предметов, не считая зубной пасты и щетки — И.А.). А мы знай себе стоим и ждем. Проходит минут пять...

— Совсем забыла, — как бы извиняясь, спохватывается хозяйка острова и улыбается. — Пойдемте-ка лучше на другой берег — тут недалеко, прямо за скалой.

— Ну что ж, — говорю, — пошли — так пошли.

До другого, юго-восточного, берега и правда было рукой подать — каких-нибудь две-три минуты ходу. Пробираться, однако ж, пришлось через мшистые валуны, папоротниковые заросли и мелколесье...

И вот удочка снова в воде. Но на сей раз не прошло и минуты, как в воздух взвилась попавшаяся на крючок рыбешка — небольшой окунек. Через минуту — другой. Потом третий... и еще один, и еще. В общем, буквально за пять минут юная робинзонка выловила пять окуней. Ну и ну!..

— На ужин всем нам хватит, — уже серьезно заявляет Лена. — Больше ловить не стоит, а то завтра рыба сюда уже не придет. — И радостно прибавляет: — Ну вот, пора и юшку варить.

Надо признаться, при виде окуньков у нас с Юрком так и засосало под ложечкой: ужин в базовом лагере — слипшуюся в комья пшенную кашу — мы пропустили вполне сознательно. Ничего страшного, с голода небось не умрем за одну-то ночь. А тут юшку обещают — как же не соблазниться?

Тропинка к палатке-парничку вьется по хребту базальтовой скалы, потом спускается вниз и теряется в зарослях черники и брусники. Идем и обрываем ягоды прямо на ходу — их тут видимо-невидимо. Попадаются грибы — белые, подосиновики, лисички, волнушки. А на сыроежки мы даже не глядим...

Костерок запылал еще ярче. Над огнем кипятится котелок. Лена ловко разделывает окуньков. Вода вскипела — рыбешку в котелок. Сидим и ждем, когда юшка поспеет, и, вдыхая аромат варева, замешанный на запахе хвои и озера, разговариваем.

Лена рассказывает, как год назад, посмотрев телерепортаж «Пилигрима», загорелась желанием во что бы то ни стало попасть на нынешнюю «Робинзонаду»; как выполняла предварительное задание оргкомитета — словом, обо всем понемножку.

— А насчет полиэтилена, — призналась она, — я это уже здесь придумала — в базовом лагере. Сперва тут у нас всю дорогу шли дожди. И мы укрывали палатки этой самой пленкой. Вот тогда я и решила: возьму ее с собой на остров — это лучше, чем деревья или сучья рубить.

Что верно, то верно, не девичье это дело топором махать только ради того, чтобы шалаш поставить. Да и зачем? Тем более, что специалисты-экологи из жюри «Робинзонады» учитывают и так называемый «экологический» фактор: строй жилье, но не наноси вреда окружающей среде, с которой тебе предстоит слиться как бы в одно целое. Как? Думай сам — на то ты и робинзон...

— И всегда у тебя были такие богатые уловы? — спрашиваю я робинзонку, а сам украдкой поглядываю на котелок, источающий запах, от которого просто голова идет кругом.

— Да нет, только под конец. Пока нашла самое «рыбное» место, дней восемь прошло. А так за день ловила по две-три рыбки, не больше. Зато у мальчишек — вон там, на соседнем острове — они были вдвоем — клева и вовсе не было. Уж как они мне завидовали! Я даже издали видела: я на рыбалку — и они тут как тут. Приходили, чтобы хоть издали взглянуть — хоть глазами насытиться.

Вскоре и юшка поспела. Небольшого котелка с лихвой хватило на всех. И пусть не было хлеба, соли, не говоря уже о приправах, — ужин удался на славу.

Между тем на остров Улыбки и на озеро незаметно опустилась ночь. Костер мало-помалу догорал. Надо было возвращаться в лагерь — нам, но не хозяйке острова: ей оставалось жить здесь — слово «выживать» тут вряд ли подходит — еще два дня. Что она будет делать, когда проводит нас и улыбнется на прощание? Наверное, заберется в свою уютную палатку-парничок и, прежде чем уснуть, будет смотреть, как мерцают, догорая, угольки костра.

А когда наступит утро, она проснется, соберет что-нибудь на завтрак — то, чем одарит ее остров, затем сядет на мшистый валун или поваленное ветром деревцо и запишет в свой дневник короткие строчки:

«22 июля. Проснулась. Пошла собирать валежник, ягоды и грибы. Потом пошла ловить рыбу. У меня все нормально. Вот только часто вспоминаю маму. Как там она? Как там у нас дома? А так настроение хорошее...»

В общем — все, как обычно.

Через два дня, уже на Большой земле, Лене Сокаевой, самой юной робинзонке из Бологого, присвоят звание победительницы «Робинзонады-95» среди девушек. И она, как и все, кто выдержал, произнесет клятву:

«Я, вступая в ряды российских робинзонов, торжественно клянусь сохранить в памяти и пронести через всю свою жизнь радость общения с природой и веру в свои силы, обретенные в суровых испытаниях на островах Онежского озера».

Добровольцы форта «Фрэндшип»

На другой день, рано утром, мы снова на борту катера. Юра Николаев — он из бологовской команды Федотова — запускает мотор, и мы мчимся на юг к одному из дальних островов. Там, как сказали нам психологи, экологи и прочие ...ологи, выживает так называемая «экспериментальная» пара робинзонов из Ставрополя — Сергей Шторк и Игорь Поташин, студенты тамошней сельхозакадемии; им обоим чуть больше двадцати.

Юра Николаев всю дорогу отчего-то беспокоится, то и дело глядит назад — на север.

— Ты что, Юра, — спрашиваю. — Чего не сидится-то?

— Скоро ливанет, — говорит Юра.

Я недоуменно смотрю на моториста: вроде кругом все спокойно, и солнце вроде светит...

— Точно, ливанет, — уже уверенно заявляет моторист. — Как пить дать, ливанет. Не гляди, что солнце. Оно вот-вот скроется. Вон они — тучи, ползут с севера.

Но вот и остров. Сбавляем ход — потихоньку причаливаем к обрывистому скалистому берегу. На маленьком пятачке, возле добротной хижины, сложенной из осколков базальта, стоят робинзоны в защитного цвета форме, на головах у обоих красные повязки — ну прямо чистые Рэмбо.

Соскакиваем на берег — взбираемся по узенькой, тесной расщелине вверх, к хижине. Юрка Николаев кричит нам из «казанки»:

— Подгребу за вами часа через два. — И, хитро усмехнувшись, добавляет: — Если, конечно, дождя не будет.

Мотор реванул — и вскоре «казанка» совсем исчезла из вида за пеленой тумана, медленно, но верно идущей с севера. Значит, дождь все-таки будет.

Сергей с Игорем зовут нас к очагу — он тут же, у торцевой стенки хижины.

— Классное у вас жилье, — говорю я робинзонам и ощупываю щербатую, всю в выступах, стенку хижины. — Небось не за день построили?

— Ровно за неделю, — в один голос подтверждают ребята. — Жилье решили ставить первым делом. А попутно — обживать остров. Без добротного жилья вообще нельзя, а тут, на нашем острове, и подавно.

Оглядываюсь по сторонам: остров, хоть и немаленький и высокий, зато и растительности, в смысле — деревьев, не так чтоб уж очень.

— Вы что, на плохой остров попали? — спрашиваю.

— Не на самый лучший — это точно. Здесь только восточный берег более или менее ничего. А так везде хреново.

— С чего это вдруг?

— Да пожар здесь был когда-то: то ли молния ударила, то ли рыбаки уезжали и забыли костер потушить. А может, туристы... В общем, погорел он, и все. Но ничего не поделаешь, мы сами выбрали его — по жребию. Добровольно. Так что...

— Назвали как-нибудь?

— Конечно. Островом Дружбы назвали... А хижину — фортом «Фрэндшип».

Громкое название, ничего не скажешь. Хотя, впрочем, хижина действительно больше смахивает на форт, или крепость, — только в миниатюре. Осколки базальтовой породы плотно подогнаны один к другому; все щели замазаны землей и проложены мхом, плоская кровля сложена из лапника — в несколько слоев, а поверх устлана еще мхом. С запада хижина прилипла к скале — то есть одна стена, получается, естественная; с востока — маленькая площадочка, а за нею — обрывающийся в озеро неровный скальный отвес. В хижине-форте есть и крохотное оконце — проем, заделанный куском прозрачного пластика, подобранного здесь же, на острове. В северо-восточном углу — отверстие, вертикальное и довольно узкое: это — вход. В северной стенке еще один проем, небольшой, — выходит прямо к очагу.

— Наверно, угорали от дыма, находясь внутри, когда дуло с севера? — спрашиваю друзей-робинзонов.

— Вовсе нет — тут у нас система тяги предусмотрена: ногам тепло, а дым внутрь не попадает... Парни на соседнем острове тоже очаг рядом с жильем поставили. Только жилье у них было так себе — обыкновенный шалашик.

— Ну и что?

— Да то, что однажды ночью подул северный ветер — спалил их шалаш дотла. Они, бедняги, чудом выскочить успели. Зато кеды и свитера здорово подпалили. Посидели они у костра ночь-другую, задубели вконец и выбросили красный флаг — сдались, значит. Такие вот дела...

Остров Дружбы средних размеров: метров сто в длину и двадцать в ширину, — похож на спину здорового кита.

Идем осматривать остров. Что до растительности, тут ее и правда кот наплакал: редкие тощенькие сосенки и елки, кое-где торчат, точно палки, высохшие березы. Гляжу — и ягод с грибами почти нет. Да и грибы — одни поганки и редко — сыроежки. Кругом — изгрызанные безжалостными северными ветрами голые валуны. Западный, южный и северный берега более или менее пологие, восточный — крутой, обрывистый.

— Выходит, с пропитанием у вас гут не очень? — спрашиваю Сергея с Игорем.

— Да уж, с едой пришлось туговато, что и говорить, особенно поначалу. Рыба, так та только под конец пошла — зато тут полно лягушек. Их, в основном, и ели: потрошили и варили с листьями иван-чая, чтоб не так противно было. Личинками муравьев питались, по вкусу — все равно что грецкий орех или что-то в этом роде... В общем, чтоб совсем с голодухи умирать — нет, такого не было.

Между тем с севера быстро надвигалась, разворачиваясь громадным веером, сплошная серая пелена дождя. Мы недолго думая кинулись к хижине — и один за другим забрались внутрь. Хижина свободно вместила нас четверых. В следующее мгновение на остров обрушился ливень.

— Крыша-го выдержит? — вскинув голову, спрашиваю ребят.

— Час, может, и выдержит, а потом пробьет.

— А раньше выдерживала?

— Еще как держала. Мы тут пережили не только дожди — холода. Ночами иной раз было градусов семь-пять, не больше, — пар изо рта даже валил.

Под напором ливня яркое пламя в очаге сразу сникло — костер, затухая, начал дымить. Однако, что примечательно, ни одной струйки дыма к нам внутрь не попало — тяга действительно работала отменно.

— Ну, и как же вы тут жили-поживали? Вернее сказать — выживали?

— Да жили себе потихоньку. Правда, сразу настроились — не выживать, а так, чтобы жить. Остров, хоть он и никудышный, стал, для нас живым существом. И мы к нему так и относились — как к другу, как к брату.

— В базовом лагере нам сказали, что вас поначалу не хотели высаживать вместе. Какие-то там тесты показали, дескать, что по характеру вы оба лидеры — и, стало быть, несовместимы. Это правда?

— Да, так оно и было. Но мы твердо настояли, что будем только вместе, только вдвоем — чтобы как в жизни. Ведь мы и в жизни неразлучны — всегда вдвоем.

— Ах, вон оно что! — говорю. — И на вас, значит, решили эксперименты ставить — поглядеть, перессоритесь вы или нет...

— Что бы они себе там, в лагере, ни думали, мы никогда не поссоримся. Остров еще больше сплотил нас, укрепил нашу дружбу. Мы тут живем, как один, единый организм. Все только поровну.

— Кстати, — говорю, — как вы распределяли между собой роли? Ну, то есть кто из вас был Робинзоном, а кто Пятницей?

Ребята смеются:

— Да нет, ролей мы не распределяли. Все решали сообща — по принципу первой необходимости. Но сначала взвешивали, как говорится, все за и против. Вот и хижину каменную тоже вместе решили ставить — так оно вернее, надежнее. И потом, с точки зрения экологии, жилье, что называется, «чистое». Крыша — один сушняк. Лапник обрывали только нижний. А мох... кстати, служил нам и пищей.

— И все-таки чем вы занимались все это время? Ведь тут, наверное, с тоски можно свихнуться?

— Первое время работали не покладая рук, благо, еще держались белые ночи. Спать старались днем — когда тепло. Вообще-то, тяжелее всего пришлось первые шесть дней постоянно дули ветры, то с севера, то с северо-востока. Потом дожди зарядили... В общем, жизнь у нас поначалу как бы ползла в горку. А уж после как будто пошла по равнине. И жили мы по такому расписанию: работа — сон — еда. Короче говоря, всего по чуть-чуть. Мы не только хижину построили — даже холодильник соорудили: вырыли яму, обложили травой, а сверху мхом прикрывали. Это — чтобы рыбу хранить. Последние несколько дней клев был неплохой.

А что до тоски, в лагере нас и правда предупреждали: самое страшное — скука, от нее действительно недолго сойти с ума. Но, если честно, нам скучать не приходилось — сперва ни одной свободной минуты не было. А когда появилась, стали думать — о многом задумывались.

— О чем же, если не секрет?

— Да какой там секрет! Дом, конечно, вспоминали, родителей...

Немного помолчав, Сергей вдруг говорит:

— Вот вернусь домой — кинусь к матери. Скажу: «Мамочка, родная, как же я тебя люблю. Раньше я об этом и не думал…»

А Игорь прибавил:

— Это точно. Чего мы раньше недооценивали, так это домашний уют. Верно говорят — большое видится на расстоянии... То же самое и с нашей дружбой. Теперь мы себя проверили. Теперь нас и правда водой не разольешь.

Потом, остров прекрасное место, где можно проверить себя на прочность: крепкий духом здесь крепчает еще больше, а слабый, он просто ломается, даже деградирует. И выбрасывает красный флаг — чтоб скорее отсюда сняли.

— А вы, гляжу, своему флагу нашли другое применение?

— Да, разорвали пополам и обмотали половинками голову. Эти красные повязки — наши талисманы...

Тем временем дождь уже с полчаса как закончился. Где-то вдалеке послышался знакомый рокот: это, конечно же, Николаев — за нами.

Один за другим выбрались на свет божий. А вот и Юра на «казанке». Кричит:

— Ну как вы там, небось промокли до нитки?

— Да нет, как видишь. Спасибо ребятам — такую хижину отгрохали! Только пара капель просочилась — всего-то делов. Да что — мы? Главное — аппаратуру спасли. А то твой тезка — Масляев уж больно переживал: ведь она для него дороже золота...

Прощаемся с ребятами — Сергеем Шторком и Игорем Потапкиным. Завтра обоих снимут с острова Дружбы. И каждый из них, уже в базовом лагере, произнесет торжественную клятву робинзонов.

Сергей с Игорем пока не знают, что еще через день их назовут победителями «Робинзонады-95» среди юношеских пар. Но мы уже знали. Вернее — догадывались. Так оно и вышло.

Игорь Алчеев Фото Юрия Масляева