Спросите у любого эквадорца, где находится крупнейший в стране центр ремесленных промыслов, и вам ответят: «В Куэнке». Этот большой, красивый город в Андах, привольно раскинувшийся по зеленой горной долине на высоте 2500 метров над уровнем моря, славится своими искусными ткачами и ювелирами, гончарами и резчиками, сапожниками и мастерами по коже. И вот что удивительно: местного сырья почти нет совсем, его привозят со всех концов страны. Золото и серебро, дерево, натуральный каучук из Амазонии; хлопок, тростник для плетения — с побережья; цветные металлы, сырые кожи (как ни странно, скотоводство в Куэнке не очень развито) — из других горных районов.
Самый знаменитый ремесленный продукт Куэнки — панама. В нашей стране это название почему-то закрепилось за матерчатым круглым головным убором, ничего общего не имеющим с элегантной соломенной шляпой, известной как панама остальному миру. Утешает, что и он, остальной мир, ошибся. Шляпу окрестили по Панаме — стране в Центральной Америке, думая, что там ее и плетут. Действительно, мода на панаму объявилась на рубеже нынешнего столетия, а ввели ее рабочие и инженеры, которые прокладывали Панамский канал. Легкие, с хорошей «вентиляцией», широкополые шляпы спасали их от палящего тропического солнца. Но мало кто теперь помнит, что администрация «Компании Панамского канала» закупила огромную их партию в Эквадоре.
На истинной родине панамы такого термина и не слыхивали. Здесь ее называют «сомбреро де паха токилья», то есть шляпа из соломки токилья. Последняя — особый сорт тростника. Изделия хорошей выделки с удовольствием скупают экспортные фирмы. Стоят они на мировом рынке до 30-50 долларов штука. Такую шляпу можно мять как угодно: засовывать в карман, садиться на нее, стирать — распрямившись, она тут же обретет прежнюю форму. В этом-то и заключается ее главное удобство: компактность под стать носовому платку. В экспортном исполнении панама укладывается в футляр меньше школьного пенала, сделанный из душистых пород тропических деревьев.
Как плетут сомбреро де паха токилья, я в деталях ознакомился в куэнском пригороде Сан-Хоакин. Мастерская, если можно так ее назвать, обычно размещается прямо на легкой веранде, характерной для здешних сельских домиков. На веранде прохладнее, и в то же время хозяйке сподручно отрываться на кухню, заниматься другими домашними хлопотами. Плетут, как правило, все члены семьи, от дедов до внуков. Секреты ремесла передаются из поколения в поколение. Кроме шляп, из-под проворных пальцев выходят нарядные и прочные корзины, переметные сумы, хлебницы, чемоданы, бельевые ящики и даже целые шкафы из них. — Тростник привозят сюда издалека, с побережья, может, слышали о таком местечке — Пальятанга. Это недалеко от Гуаякиля, — рассказывает очень смуглая, немолодая уже Долорес Рохас. — Обходится он нам в пять долларов за одного мула. Нагрузить же на эту животину можно примерно 250 тростниковых «палок». Вот корзинка натуральных цветов: белый — «лыко» из сердцевины, зеленый — это внешний слой. Но мы и красим соломку, уже в другие цвета. Уйма времени уходит как раз на нарезку полос и крашение. Плести куда быстрее. Я за сутки делаю по 12 корзин средних размеров или один бельевой шкаф.
— В Куэнке, увы, продаем мало, у людей этих вещей полно, да и конкуренция велика. Поэтому надо везти товар в Кито, Гуаякиль, Мачалу, а то и колумбийский город Пасто. Аренда грузовика обходится где-то под сто долларов. Живем, как видите, без особого достатка. Родила семерых детей, да трое умерли.
По кузнечной улице Эррериас меня водил Хуан-Антонио Нейра Каррион — общепризнанный знаток традиций и обычаев Куэнки. Звонкие молоты споро выковывали из металла, не успевшего заупрямиться после огненной бани горна, красавцы-фонари, канделябры, решетки с затейливым узором, массивные замки и запоры — такие впору вешать на ворота средневековых крепостей.
— Мы раз сладили такую люстру для кафедрального собора — загляденье, — говорит один из кузнецов Карлос Калье. — Да вот беда, слишком тяжелой оказалась. Рухнула. Хорошо еще, не придавила никого.
— Самое обидное, что замечательным ремесленникам Куэнки не оказывают практически никакой помощи, — с горечью объясняет Рубен Вильявисенсио, который пишет картины, ткет, создает ювелирные шедевры, но более всего известен цветными витражами. — Принят закон, стимулирующий развитие ремесел. Но он так и остался на бумаге. Банки большинство кредитов отпускают по знакомству: на этой системе разжирел целый класс чуркерос — ростовщиков, которые тут же ссужают деньги, например, крестьянам, не имеющим бумаг на владение землей и лишенных, таким образом, доступа к банковскому кредиту. Собрав грабительские проценты, чуркерос и с банком без труда расплачиваются, и собственное состояние еще более округляют. А вечная нехватка сырья? Ювелиры, скажем, сидят без золота, а с рудников Намбихи — «эквадорского Клондайка» его вывозят на продажу в Колумбию.
Ремесленники Куэнки, по логике вещей, давно должны были вымереть, как динозавры, — заключает Рубен. — Секрет их выживания, на мой взгляд, более загадочен, нежели уникальная фауна на весь мир прославившихся Галапагосских островов.
Сергей Свистунов Фото автора