Журнал "Вокруг Света" № 10 за 2004 год

Феномен: Совмещение жизней

На первый взгляд может показаться, что в мире живой природы, где все подчинено беспощадным законам борьбы за существование, положительные формы межвидовых взаимоотношений – большая редкость и возникновение их возможно лишь при уникальном стечении обстоятельств. Однако чем глубже мы познаем законы этого мира, тем яснее становится, что стратегия выживания, основанная на взаимовыгодном сотрудничестве со своими соседями, нередко оказывается чрезвычайно успешной для видов-участников, принося им стабильность и процветание. Поэтому кооперация и конкуренция естественным образом дополняют и уравновешивают друг друга, пронизывая все уровни организации живой материи.

Изначально под термином «симбиоз» (от греч. – «совместная жизнь») в полном соответствии со значением этого слова подразумевался весьма широкий спектр взаимоотношений, возможных между разноименными, но тесно сожительствующими представителями живой природы. Спектр этот «простирался» от паразитизма (один вид живет за счет другого) до протокооперации (в выгоде остаются оба партнера) и крайнего ее проявления, мутуализма (самостоятельное существование видов-симбионтов становится уже невозможным). В российской науке начала XX века симбиоз стал синонимом взаимовыгодного сотрудничества организмов и появились термины «факультативный» и «облигатный симбиоз». Именно в этом значении он вошел в школьные учебники и часто используется в научно-популярной литературе, хотя в современной биологии термину «симбиоз» вновь возвращен его расширенный смысл.

Перспектива образовать взаимовыгодный симбиоз есть у самых разнообразных представителей живой природы, обладающих полезными друг для друга качествами. Рак-отшельник нуждается в маскировке и защите и потому носит на своей раковине малоподвижную, но вооруженную ядовитыми стрекательными клетками актинию; зоркие зебры и страусы образуют смешанные стада с обладающими великолепным обонянием антилопами гну; целая гильдия животных-чистильщиков, включающая на суше несколько видов птиц, а под водой – рыб и креветок, всегда готова оказать услугу своим «клиентам», плотно пообедав досаждающими им наружными паразитами; муравьи заботливо опекают своих «дойных коровок» – тлей и щитовок, выделяющих в виде экскрементов богатую сахарами жидкость.

И все же наиболее широкие возможности для кооперации имеются у организмов, занимающих разные трофические уровни и, как правило, чрезвычайно далеко отстоящих друг от друга эволюционно. Классическим примером симбиоза являются лишайники, представляющие собой комплексные организмы, состоящие из гриба (гетеротрофа) и водоросли (автотрофа). Достаточно часто клетки водорослей-симбионтов обнаруживаются в тканях животных: моллюсков, асцидий, кишечнополостных. Одним из замечательных событий в биологии середины XX века стала разгадка особенностей взаимоотношений так называемых мадрепоровых коралловых полипов и одноклеточных жгутиковых водорослей зооксантелл, присутствие которых придает тканям полипов желтоватую или зеленоватую окраску. Как оказалось, водоросли поглощают углекислый газ и соединения азота и фосфора, выделяющиеся в процессе жизнедеятельности полипов, то есть являются как бы дополнительными органами выделения животного, а полипы получают дополнительный кислород – продукт фотосинтетической деятельности водоросли. Именно необходимостью этого союза объясняется то, что мощные коралловые постройки образуются только в условиях хорошего освещения – на глубинах до 200 метров.

Растения, составляющие основу трофических цепей, сами нуждаются для нормальной жизнедеятельности в азоте, запасы которого в почве в виде соединений, доступных для растений, обычно весьма ограниченны. Много азота в воздухе, но способностью связывать свободный азот обладают лишь примитивные прокариотические организмы – азотфиксирующие бактерии и синезеленые водоросли. Это обстоятельство лежит в основе того, что не только наиболее известные в этом плане бобовые, но и около 200 видов других представителей высших растений, включая папоротники и голосемянные, имеют на своих корнях или надземных вегетативных органах клубеньки, заполненные симбиотическими азотфиксирующими бактериями.

Симбиоз с микроорганизмами жизненно необходим для растительноядных животных, из которых, как это ни парадоксально, только единичные виды беспозвоночных могут самостоятельно вырабатывать необходимый набор ферментов для расщепления клетчатки, составляющей основу стенок растительных клеток. У всех остальных представителей животного мира (от термитов до коров!) эту функцию в обмен на бесперебойную поставку питательного субстрата и оптимальные условия жизнедеятельности берут на себя бактерии и простейшие, обитающие в их пищеварительной системе. Можно только гадать, какими окольными путями пошла бы эволюция животного мира, не возникни этого союза. Впрочем, симбиотические связи бактерий с высшими организмами, по всей видимости, имеют еще более глубокие корни. Существует теория, согласно которой некоторые важные клеточные структуры эукариот (митохондрии, хлоропласты, жгутики, реснички) возникли не длительным путем внутриклеточной дифференциации, а путем внедрения в клетки первых эукариот бактерий, обладающих теми или иными полезными свойствами, и именно последовательное возникновение таких симбиозов лежит в основе эволюции всех без исключения эукариот. Эта теория, родившаяся на рубеже XIX и XX столетий в России и получившая название «симбиогенез» (то есть «происхождение организмов путем симбиоза»), сейчас поддержана большинством современных исследователей.

Широко известен симбиоз высших растений с грибами, при котором мицелий грибов буквально срастается с корнями растения, образуя микоризу. В результате этого союза гриб получает продукты фотосинтеза, а растение – продукты разложения органических веществ. Для некоторых растений микориза желательна, но не обязательна, а, например, семена орхидных настолько бедны запасами органических веществ, что не могут прорасти без помощи мицелия. Чрезвычайно большое значение приобретает этот симбиоз в функционировании экосистемы влажного тропического леса, позволяя растениям практически мгновенно, минуя стадию переработки ее свободно живущими организмами-редуцентами, усваивать поступающую в почву органику, которая в противном случае была бы вымыта из нее дождями и потеряна для растений.

Оказывается, симбиоз грибов возможен и с животными. Американских муравьев-листорезов Atta и Acromyrmex чаще всего можно видеть транспортирующими в свои подземные кладовые кусочки листьев, хотя отнюдь не листья являются их пищей. В обширных подземных камерах, снабженных сложной системой вентиляционных отверстий для поддержания определенной температуры и влажности, муравьи формируют из тщательно измельченной и перемешанной со слюной и испражнениями растительной массы рыхлые комки и на подготовленном компосте высеивают кусочки мицелия. Муравьи особой касты, никогда не покидающие подземелья, без устали снуют по плантации, уничтожая «сорные» грибы и дезинфицируя мицелий с помощью содержащей антибиотики слюны. Зачатки плодовых тел грибов сполна обеспечивают взрослых муравьев и их личинок богатой белками и углеводами пищей, и в свите каждой вылетающей из гнезда самки обязательно присутствует рабочий, несущий кусочек грибницы – залог будущего процветания семьи.

Симбиозу цветковых растений с их опылителями, в роли которых могут выступать не только насекомые и другие беспозвоночные, но и птицы, и даже млекопитающие (летучие мыши), посвящены тома научной и популярной литературы. Тема эта поистине неисчерпаема, а потому мы остановимся лишь на одном из самых интересных примеров подобных взаимоотношений, поражающих целесообразностью взаимных приспособлений растения и животного. Соцветие смоковницы представляет собой грушевидную емкость, внутренняя поверхность которой усеяна мелкими невзрачными цветами. На верхушке емкости есть прикрытое чешуйками отверстие, пробраться через которое могут только крохотные осы бластофаги, являющиеся единственными опылителями смоковницы. В отличие от большинства растений у смоковницы существуют цветки трех типов. Женские цветки с длинными столбиками развиваются в соцветиях, которые после созревания превращаются в сочные соплодия – фиги, или инжир, заполненные массой семян. Мужские цветки развиваются в более мелких и остающихся жесткими и несъедобными соцветиях-каприфигах, и здесь же развиваются женские цветки с короткими столбиками. Осы откладывают яички в семязачатки этих цветков, где и развиваются их личинки. Выведшиеся взрослые самцы оплодотворяют самок своей генерации, и те, осыпанные пыльцой, отправляются на поиск цветков, где они могли бы отложить яйца. При этом осы посещают соцветия с длинностолбиковыми цветками, опыляя их, но отложить яйца в их завязи осам не позволяет слишком короткий яйцеклад. Таким образом, каприфиги не только служат для производства пыльцы, но и являются инкубаторами для развития насекомого-опылителя.

Еще один пример удивительно сложных симбиотических связей между растениями и животными – весьма распространенный в тропических и субтропических районах союз муравьев с растениями-мирмекофитами. Например, обитающие в Мексике муравьи Psevdomyrmex устраивают гнезда исключительно в полых сросшихся основаниями колючках акации шиповатой. То же дерево предоставляет своим постояльцам и пищу: специальные нектарники на черешках листьев вырабатывают сахаристую жидкость, которой питаются муравьи-рабочие, а богатые белками округлые выросты на верхушках листочков (так называемые тельца Бельта) служат основным кормом для личинок. Взамен дерево оказывается надежно защищено не только от листогрызущих насекомых и их личинок, но и от позвоночных животных-фитофагов, ведь стоит прикоснуться к ветке, как на обидчика посыплется град разъяренных муравьев. Кроме того, муравьи способствуют выживанию акации, обгрызая побеги тянущихся к дереву лиан и уничтожая проростки растений-паразитов.

Разобраться в сути симбиотических отношений, понять, является данный союз мутуалистическим или за кажущейся обоюдной выгодой скрывается паразитизм, не всегда просто, тем более что в процессе эволюции видов-симбионтов эволюционируют и их отношения, между разными типами которых имеется множество переходных форм. Казалось бы, упомянутые выше лишайники являют собой замечательный пример обоюдовыгодного союза: гриб обеспечивает водоросль водой и минеральными веществами, водоросль делится с грибом продуктами фотосинтеза, а вместе они составляют пусть медленно растущий, но уникальный по своей неприхотливости организм. Однако результаты анатомических исследований лишайников показали, что гифы гриба не только оплетают водоросль, но и образуют всасывающие отростки-гаустории, проникающие внутрь клеток водоросли и со временем убивающие их, причем остатки мертвой водоросли тут же усваиваются грибом. Это навело ученых на мысль, что гриб, скорее, паразитирует на водоросли. Впрочем, в дальнейшем выяснилось, что самые бесцеремонные формы вторжения гриба в клетки водоросли свойственны только примитивным лишайникам, а у более высокоорганизованных видов паразитизм грибов носит столь умеренный характер, что вполне компенсируется выгодой, которую водоросль получает от сожительства с грибом. Этот пример может служить иллюстрацией эволюции симбиотических отношений, происходящей и на более высоких уровнях организации жизни. Жесткая межвидовая конкуренция, борьба «не на жизнь, а на смерть» более характерна для молодых, бурно развивающихся или нарушенных экосистем, а по мере их взросления и насыщения видами конкуренция сменяется многочисленными взаимовыгодными симбиотическими связями, способствующими стабилизации сообщества.

Ирина Травина

Планетарий: Ярче тысячи галактик

Астрономы издревле любят порядок – все у них подсчитано, классифицировано и идентифицировано. Однако ночное небо не перестает удивлять внимательных наблюдателей и постоянно подбрасывает новые и неведомые объекты в звездные каталоги. Квазары, открытые всего 40 лет назад, не на шутку озадачили ученых своей феноменальной яркостью свечения и компактностью размеров. И только недавно астрофизикам удалось понять, откуда эти «динозавры Вселенной» черпают энергию, необходимую для того, чтобы сиять на звездном небе с такой удивительной яркостью.

На фото: звезда, попавшая в поле тяготения массивной черной дыры, сначала разрывается на части приливными силами, а затем, в виде ярко светящегося сильно ионизированного газа, поглощается черной дырой. После такого «знакомства» от звезды остается лишь вращающееся вокруг черной дыры небольшое разреженное облако.

В 1960 году астрономы T. Мэттьюз и A. Сендидж, работая на 5-метровом телескопе, расположенном на горе Паломар в Калифорнии, обнаружили ничем не примечательную, еле заметную в любительский телескоп звездочку 13-й звездной величины, наблюдаемую в созвездии Девы. И именно из этой искры возгорелось пламя!

Все началось с того, что в 1963 году Мартином Шмидтом было обнаружено, что этот объект (по каталогу 3С 273) имеет очень большое красное смещение. Значит, расположен он чрезвычайно далеко от нас и очень ярок. Расчеты показали, что 3С 273 находится на расстоянии 620 мегапарсек, и удаляется со скоростью 44 тысячи км/с. Обычную звезду с такого расстояния не увидишь, а на большую звездную систему, типа галактики, квазар, будучи очень маленьким, был не похож.

В том же 1963 году 3С 273 был отождествлен с мощным радиоисточником. Радиотелескопы тогда не были столь точны в определении направления прихода радиоволн, как сейчас, поэтому звездные координаты квазара 3С 273 были определены путем наблюдения его покрытия Луной на обсерватории «Паркском» в Австралии. Таким образом, перед изумленными взорами астрофизиков предстал совершенно необычный объект, ярко сверкавший в видимом и радиодиапазоне электромагнитных волн. На данный момент обнаружено уже более 20 тысяч таких звездоподобных объектов, часть из которых хорошо видна также в рентгеновском и радиодиапазоне.

Московские астрономы А. Шаров и Ю. Ефремов решили выяснить, как менялась светимость 3С 273 в прошлом. Они нашли 73 фотографии этого объекта, самая ранняя из которых датировалась 1896 годом. Оказалось, что объект 3С 273 несколько раз менял свою яркость почти в 2 раза, а иногда, например в период с 1927 по 1929 год в 3—4 раза.

Надо сказать, что феномен переменной яркости был обнаружен еще раньше. Так, исследования, проведенные в Пулковской обсерватории в 1956-м, показали, что ядро галактики NGC 5548 достаточно сильно изменяет со временем свою яркость.

Теперь специалисты понимают всю важность этого наблюдения, но несколько десятилетий назад ученые были убеждены, что излучение от ядер галактик в оптическом диапазоне обеспечивается исключительно миллиардами находящихся там звезд, и даже если несколько тысяч из них по каким-то причинам погаснут, то с Земли этого заметно не будет. Значит, рассуждали ученые, большинство звезд в ядре галактики должны «мигать» синхронно! Хотя, конечно, управлять подобным оркестром не под силу ни одному дирижеру. Таким образом, именно из-за своей абсолютной непонятности это открытие и не привлекло к себе особого внимания.

Дальнейшие наблюдения показали, что изменение интенсивности излучения с периодом несколько месяцев – для квазаров явление обычное, и размер области излучения не превосходит расстояния, которое проходит свет за эти самые несколько месяцев. А для того чтобы изменения во всех точках области происходили синхронно, нужно, чтобы информация о начинающемся изменении успела дойти до всех точек. Понятно, что материя квазара излучает свет не по команде, а в силу происходящих на нем процессов, но факт синхронности, то есть одновременности, изменения условий и величины излучения указывает на компактность данного квазизвездного объекта. Поперечник большинства квазаров, по-видимому, не превышает одного светового года, что в 100 тысяч раз меньше размеров галактики, а светят они при этом порой как целая сотня галактик.

Как это обычно и бывает, сразу после обнаружения квазаров начались попытки введения новых законов физики, хотя поначалу непонятно было даже, из какого же именно вещества они состоят, столь необычным был спектр излучения квазаров. Впрочем, прошло совсем немного времени, и химический состав излучающих областей квазаров был опознан по спектральным линиям известных химических элементов. Водород и гелий на квазарах идентичны земным, вот только спектры их излучения, как оказалось, сильно смещены в красную сторону из-за большой скорости убегания.

На сегодняшний день наиболее распространена точка зрения, согласно которой квазар – это сверхмассивная черная дыра, втягивающая в себя окружающее вещество (аккреция вещества). По мере приближения к черной дыре заряженные частицы разгоняются, сталкиваются, и это приводит к сильному излучению света. Если черная дыра при этом имеет мощное магнитное поле, то оно дополнительно закручивает падающие частицы и собирает их в тонкие пучки, джеты, разлетающиеся от полюсов.

Под действием мощных гравитационных сил, создаваемых черной дырой, вещество устремляется к центру, но движется при этом не по радиусу, а по сужающимся окружностям – спиралям. При этом закон сохранения момента импульса заставляет вращающиеся частицы двигаться все быстрее по мере приближения к центру черной дыры, одновременно собирая их в аккреционный диск, так что вся «конструкция» квазара чем-то напоминает Сатурн с его кольцами. В аккреционном диске скорости частиц очень велики, и их столкновения порождают не только энергичные фотоны (рентгеновское излучение), но и другие длины волн электромагнитного излучения. При столкновениях энергия частиц и скорость кругового движения уменьшаются, они потихоньку приближаются к черной дыре и поглощаются ею. Другая часть заряженных частиц направляется магнитным полем к полюсам черной дыры и вылетает оттуда с огромной скоростью. Так образуются наблюдаемые учеными джеты, длина которых достигает 1 млн. световых лет. Частицы в джете сталкиваются с межзвездным газом, излучая радиоволны.

В центре аккреционного диска температура относительно невысокая, она достигает 100 000К. Эта область излучает рентгеновские лучи. Чуть дальше от центра температура еще немного ниже – примерно 50 000К, там излучается ультрафиолет. С приближением же к границе аккреционного диска температура падает и в этой области происходит излучение электромагнитных волн все большей длины, вплоть до инфракрасного диапазона.

Не надо забывать и о том, что свет от далеких квазаров приходит к нам сильно «покрасневшим». Для количественного определения степени покраснения астрономы используют букву z. Именно выражение z+1 показывает, во сколько раз увеличилась длина волны электромагнитного излучения, долетевшего от источника (квазара) до Земли. Так, если появляется сообщение, что обнаружен квазар с z=4, то это означает, что его ультрафиолетовое излучение с длиной волны 300 нанометров превращается в инфракрасное излучение с длиной волны 1 500 нанометров. Кстати, для исследователей на Земле это большая удача, ведь ультрафиолетовая часть спектра поглощается атмосферой и эти линии никогда бы не наблюдались. Здесь же длина волны за счет красного смещения увеличилась, как будто специально для того, чтобы пройти сквозь земную атмосферу и быть зарегистрированной в приборах.

Согласно другой точке зрения квазары – это первые молодые галактики, и мы просто наблюдаем процесс их зарождения. Впрочем, существует и промежуточный, хотя вернее было бы сказать «объединенный» вариант гипотезы, согласно которому квазар – это черная дыра, поглощающая вещество формирующейся галактики. Так или иначе, но предположение о сверхмассивной черной дыре в центре галактики оказалось плодотворным и способным объяснить многие свойства квазаров.

Так, например, масса черной дыры, находящейся в центре типичной галактики, составляет 106—1010 солнечных масс и, следовательно, ее гравитационный радиус варьируется в пределах 3х106—3х1010 км, что согласуется с предыдущей оценкой размеров квазаров.

Новейшие данные также подтверждают компактность тех областей, из которых исходит свечение. Например, 5-летние наблюдения позволили определить орбиты шести звезд, вращающихся около похожего центра излучения, находящегося в нашей галактике. Одна из них недавно пролетела от черной дыры на расстоянии, составляющем всего 8 световых часов, двигаясь со скоростью 9 000 км/с.

Как только вокруг черной дыры появляется материя в любой форме, черная дыра начинает излучать энергию, поглощая вещество. На начальной стадии, когда формировались первые галактики, вокруг черных дыр было много вещества, являющегося для них своеобразной «пищей», и черные дыры светились очень ярко – вот они, квазары! Кстати, энергии, которую средний квазар излучает за секунду, хватило бы для обеспечения Земли электричеством на миллиарды лет. А один рекордсмен с номером S50014+81 излучает свет в 60 тысяч раз интенсивнее всего нашего Млечного пути с его сотней миллиардов звезд!

Когда вещества в окрестности центра становится меньше, свечение ослабевает, но тем не менее ядро галактики продолжает оставаться самой яркой ее областью (это явление, называемое «Активное галактическое ядро», астрономам известно давно). Наконец, настает момент, когда черная дыра поглощает из окружающего пространства основную часть вещества, после чего излучение почти прекращается и черная дыра становится тусклым объектом. Но она ждет своего часа! Как только в окрестностях появится новое вещество (например, при столкновении двух галактик), черная дыра засияет с новой силой, с жадностью поглощая звезды и частицы окружающего межзвездного газа. Так что, стать заметным квазару удается только за счет своего окружения. Современная техника уже позволяет различить вокруг далеких квазаров отдельные звездные структуры, являющиеся питательной средой для ненасытных черных дыр.

Впрочем, в наше время, когда столкновения галактик редки, квазары возникать не могут. И судя по всему, это действительно так – почти все наблюдаемые квазары находятся на очень существенном удалении, а значит, прилетающий от них свет был испущен очень давно, еще в те времена, когда рождались первые галактики. Именно поэтому квазары иногда называют «динозаврами Вселенной», намекая не только на их крайне почтенный возраст, но и на то, что они, образно говоря, «вымерли».

Столь мощные источники лучистой энергии, как квазары, – опасные соседи, поэтому нам, землянам, можно только радоваться тому обстоятельству, что в нашей Галактике и в ближайшем скоплении галактик они отсутствуют. Их обнаруживают в основном на самом краю видимой части нашей Вселенной, в тысячах мегапарсек от Земли. Но тут волей-неволей возникает естественный вопрос – а не противоречит ли это наблюдение распространенному мнению об однородности Вселенной? Как получилось, что в одних галактиках квазары существуют, а в других нет? Для того чтобы ответить на эти вопросы, необходимо вспомнить, что свет от наблюдаемых нами квазаров летел миллиарды лет. А это означает, что взору землян квазары предстают в «первозданном» виде, такими, какими они были миллиарды лет назад, и сегодня они скорее всего уже утратили свою былую силу. Следовательно, те галактики, которые расположены недалеко от квазаров, «видят» гораздо более слабые источники света. Но тогда, если Вселенная однородна, то же самое должно относиться и к нашей Галактике! И тут остается повнимательнее присмотреться к ближайшим к нам космическим структурам, в попытке отыскать объекты, напоминающие остывшие квазары, эдакие квазары-призраки. Оказывается, такие объекты действительно существуют. Квазары, являющиеся одними из самых древних образований, родились почти одновременно со Вселенной, то есть примерно 13 млрд. лет назад. Причем они не только крайне отдалены от нашей Галактики – согласно закону расширения Хаббла (чем дальше от нас объект, тем быстрее он удаляется), расстояние между нами продолжает неуклонно увеличиваться. Так вот, наиболее далекие квазары «убегают» от нас со скоростью всего на 5% меньшей скорости света.

Наиболее яркие квазары испускают ежесекундно столько же световой энергии, сколько сотня обычных галактик типа нашего Млечного пути (это примерно 1042 ватт). Чтобы обеспечить выход такого количества энергии, черная дыра каждую секунду поглощает массу, равную массе Земли, за год же «съедается» около 200 солнечных масс. Подобный процесс не может проходить бесконечно долго – когда-нибудь окружающее вещество иссякнет, и квазар либо перестанет функционировать, либо же станет излучать относительно слабо.

Итак, свечение квазара со временем уменьшается, но что же может заставить его время от времени увеличивать яркость? Чтобы понять механизм этого процесса, вспомним, что черная дыра поглощает любую материю, а не только элементарные частицы. В галактике же, центр которой занят черной дырой, особого порядка нет. Конечно, в целом звезды вращаются вокруг центра, но всегда есть те звезды-одиночки или их небольшие скопления, которые нарушают заведенный порядок. Они-то и бывают наказаны – их захватывает и поглощает черная дыра. При этом если звезда «проглатывается» целиком, без предварительного разрушения, то света выделяется мало. Причина состоит в том, что как бы звезда ни была велика, ее электрический заряд равен нулю. Поэтому она не излучает активно свет и не теряет быстро энергию и момент импульса, испуская в окружающее пространство в основном гравитационные волны. А значит, она вращается вокруг черной дыры достаточно долго, потихоньку падая на нее. Но если звезда при подходе к так называемому Шварцшильдовскому горизонту черной дыры – гравитационному радиусу, прохождение которого закрывает путь обратно навсегда – разрушается приливными силами, то дополнительное излучение может быть очень заметно. После поглощения нарушителя порядка, свечение квазара возвращается к норме.

Еще совсем недавно считалось, что черные дыры являются одной из конечных стадий существования звезд, а затем, с течением времени, эти черные дыры сливаются в сверхмассивные. Но тогда откуда же взялись массивные черные дыры в период формирования первых галактик? Проблема легко разрешается в рамках моделей первичных, то есть появившихся до начала звездообразования, черных дыр. Возможна и другая точка зрения – черные дыры и звезды образуются практически одновременно и по одному и тому же сценарию. Облака водорода и темной материи сжимаются под действием гравитационных сил. Малые облака образуют звезды, а большие – массивные черные дыры.

Разобравшись в общих чертах с устройством квазаров, ученые пытаются использовать их в качестве инструмента для исследования Космоса. Например, наблюдая эффект микролинзирования, можно обнаружить темные объекты с массой, примерно равной массе Юпитера. Они выдают себя, отклоняя свет квазара так, что мы видим как бы кратковременное увеличение его блеска. Если такие тела будут обнаружены, то, возможно, будет решена проблема темной материи. Сейчас для многих ученых открытие нового квазара обозначает открытие новой черной дыры. Так, изучение недавно открытого квазара с красным смещением z=6.43 указывает на то, что черная дыра, сердце этого квазара, очень массивна – примерно миллиард масс Солнца. Следовательно, массивные черные дыры появились очень рано. Этот вывод крайне важен для космологии. Ученым не так давно стало понятно, что энергия вакуума, хоть и чрезвычайно мала, но отлична от нуля. Этот революционный для науки вывод был впервые сделан на основе исследования скорости удаления квазаров. Оказалось, что красное смещение, а значит, и скорость космических объектов по мере удаления от Земли растут даже быстрее, чем того требует закон Хаббла. Затем другие наблюдения, в том числе за реликтовым излучением, еще более утвердили научную общественность в правильности этого вывода. Так что получается, что наша Вселенная не просто степенно расширяется, а разлетается со все увеличивающейся скоростью. Открытие квазаров очень сильно повлияло на космологию, породив множество новых моделей зарождения и развития Вселенной. И сегодня ученые почти уверены в том, что черные дыры играют существенную роль в формировании галактик и их последующей судьбе.

Сергей Рубин, доктор физико-математических наук

Большое путешествие: К востоку от Енисея

Преодолев по Транссибу почти 5 тысяч километров, мы все больше убеждались в том, что дело, которое более 100 лет назад было инициировано Александром III, поистине державное – именно по его монаршей воле Российской империи удалось соединить Запад с Востоком. Но и сейчас, сидя в вагоне поезда, идущего от Урала на Дальний Восток, трудно было даже представить себе, каким образом столь гигантская артерия могла сложиться всего за четверть века… Наш путь кружил огромными петлями, проходил тоннели, взлетал на взгорья. Именно на этом отрезке строителей Великого Сибирского пути когда-то ждали и самые большие трудности, и самые большие достижения. Их нам и предстояло увидеть…

В Тайшете, узловой станции, с которой начинается Байкало-Амурская магистраль, мы оказались случайно – там должно было состояться открытие новых железнодорожных путей, которое мы и решили посетить. Ведь рожденный Транссибом Тайшет и сейчас живет железной дорогой.

Основанный в 1897 году как небольшое село, статус города Тайшет обрел только в 1938-м, хотя с самых первых дней работы магистрали он стал одним из узловых пунктов Великого Сибирского пути. Сегодня Тайшетский район находится на пересечении важнейших для Восточной Сибири железных дорог: Транссиба, линии Тайшет – Братск – Лена (БАМа), помимо этого, через его территорию проходит железная дорога Решеты – Карабула. Наиболее же выгодным положением отличается сам Тайшет, находящийся в самом центре всех восточносибирских путей. В общем, город этот, стоящий, по словам его жителей, «на четырех ветрах», – единственное во всей России место, которое нельзя миновать, двигаясь любым железнодорожным путем из Европы и Западной Сибири на восток, а далее – в Азию и Приморье. Поэтому железная дорога для этих мест – главная «кормилица». Всякое иное производство находится здесь в плачевном состоянии, та же участь постигла и близлежащие совхозы. Спрос на цветные металлы породил типичный для нашего времени «акт вандализма» – в городе дважды похищали памятник Ленину, но после переговоров со злоумышленниками его оба раза возвращали на место. Многие жители покидают некогда благополучный город и его окрестности. Нас осторожно предупредили, что по ночам без особой необходимости по тайшетским улицам лучше не ходить. Хотя мы и понимали, что подобные проблемы существуют не только в далеком Тайшете, и что жизнь все равно идет своим чередом.

…На церемонию открытия новых тайшетских путей мы поехали вместе с бывшим главным инженером Тайшетского отделения магистрали Сергеем Путилиным. На вопрос, почему этот совсем еще не старый и вполне крепкий мужчина попал в разряд «бывших», он так и не ответил, лишь иногда хмурился…

В тот день по новым путям должен был пройти первый поезд. Наш провожатый, успевший внести в это, без преувеличения, выдающееся для города событие немалую лепту, выглядел необыкновенно счастливым. Да и у всех собравшихся настроение было приподнятое, хотя при этом нам показалось, что люди как будто стеснялись этого радостного ожидания…

Церемония прошла вполне успешно – поезд «обновил» только что проложенную колею, добавив почтенному Транссибу «свежей крови». А значит, что уже завтра по этим путям пойдут новые составы, которые, как и прежде, никак не смогут миновать Тайшет.

«Его стороной не объедешь!» – говорят местные жители, показывая приезжим то место, где на перрон станции выходил маршал Буденный, где стоял монгольский премьер Чойбалсан и где Фиделю Кастро подарили живого медвежонка.

По дороге в Иркутск нас застиг ураган. Поезд задержался на 3 часа, что, принимая во внимание масштабы разгула стихии, было совсем немного. Лес по краям дороги казался выкошенным гигантской косой. Железнодорожные пути местами были завалены огромными деревьями. Город встретил нас оборванными проводами и поваленными тополями. Было жутковато и немного обидно – встреча с ним виделась совсем иной…

«Иркутск – превосходный город. Совсем интеллигентный. Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы… Совсем Европа». Так писал о городе Антон Павлович Чехов. История Иркутска насчитывает без малого 350 лет, и за все это время он не переставал быть главным экономическим и культурным центром Восточной Сибири, эдаким интеллигентом посреди девственной байкальской тайги. Одним из основных пунктов Великого Сибирского пути Иркутск сделался в 1900 году, когда Средне-Сибирская железная дорога связала просторы Сибири и Дальнего Востока с Центром России, а станция «Иркутск-Пассажирский» (бывшее Глазковское предместье – вотчина казаков Глазковых, первыми обосновавшихся в здешних местах) стала 5 185-м километром магистрали.

Впрочем, пронесшийся над городом ураган так и не смог испортить впечатление от его удивительного облика и царящей здесь атмосферы купеческой основательности и вольного духа признанной сибирской столицы. Столичный размах чувствуется тут во всем, даже в том, какое внимание городские власти уделяют состоянию и работе детской железной дороги.

Великолепное новое здание вокзала, по размерам вполне сравнимое с «настоящим», вагоны серийного производства, пусть размером и вполовину меньше обычных, инспекторы, машинисты, дежурные по вокзалу. И все они – дети. Только маленькому машинисту помогает взрослый, остальные «железнодорожники» справляются сами. И хотя масштабы этой магистрали не позволяют полностью передать управление ею в руки детей, большую часть работы выполняют именно они.

На этой железной дороге занимаются одновременно около 1 000 детей. Здесь – все всерьез. В построенном два года назад новом здании предусмотрены классы для будущих железнодорожников самых разных специальностей, и надо сказать, что, к радости устроителей детской магистрали, они вовсе не пустуют. По твердому убеждению ее начальника Валентина Ивановича Красюкова: «Дети – это тесто, из которого что захочешь, то и слепишь… Сейчас многие из них брошены на произвол судьбы, они и понятия не имеют, чем им можно заняться, а дурных примеров много. Во многих семьях просто нет денег, чтобы дать детям образование. У нас же все бесплатно».

После разговора мы сочли своим долгом преодолеть 3-километровый «детский» маршрут и убедиться в том, что эта небольшая магистраль работает с той же четкостью и слаженностью, что и «взрослая». В конце маршрута Валентин Иванович проводил нас к памятнику основателю Транссиба императору Александру III. Его воздвигли на народные деньги в 1908 году по проекту скульптора Роберта Баха, посвятив монумент окончанию строительства Великого Сибирского пути. На гранях пьедестала были помещены скульптурные портреты тех, кто немало сделал для освоения Сибири – казачьего атамана Ермака, а также сибирских генерал-губернаторов Михаила Сперанского и Николая Муравьева-Амурского. Одну из граней венчал двуглавый орел, держащий в когтях свиток с рескриптом Александра III, коим император повелел приступить к сооружению Магистрали. После установления советской власти с этим памятником начались непрогнозируемые коллизии. В 1920 году его переплавили, то есть уничтожили, и до 1964 года пьедестал стоял сам по себе, никем не занятый. В 1964-м на месте некогда стоявшей фигуры царя в небо вознесся шпиль, который был назван «Благодарная Сибирь» и посвящен строителям Транссиба. Но народные острословы приклеили к нему другое название – «мечта несостоявшегося мужчины». И лишь в прошлом году справедливость восторжествовала: памятник восстановили в первозданном виде. Сейчас он снова высится на берегу Ангары. А приезжающие в город туристы так и продолжают спрашивать про «Благодарную Сибирь», поскольку в туристические проспекты изменений еще не внесли.

Дальнейший наш путь лежал на Кругобайкальскую железную дорогу – уникальный образец инженерной мысли. В сентябре 1904 года по ней прошел первый поезд с министром путей сообщения, князем Михаилом Ивановичем Хилковым, так что в этом году этой дороге исполнится 100 лет.

Этот участок Транссибирской магистрали, самый короткий по протяженности – «всего» 260 км, оказался самым трудным, практически беспрецедентным, по характеру строительства из-за необычайно сложного рельефа местности. Сооружение Кругобайкалки началось в конце 1899 года и шло в несколько этапов. Когда рельсы дошли до западного и восточного берегов Байкала, возникла необходимость быстро связать между собой СреднеСибирский и Забайкальский участки магистрали, к тому времени уже введенные в эксплуатацию. Решение было найдено в организации железнодорожно-паромной переправы через Байкал. Уже летом 1899 года на воду озера был спущен паром-ледокол «Байкал», а спустя год – паром-ледокол «Ангара», а на зиму начиная с 1901 года временный рельсовый путь укладывали прямо на байкальский лед.

Весной 1902-го строители приступили к работам на самом сложном участке дороги – от станции «Слюдянка» до станции «Байкал». Движение по всему маршруту дороги началось в 1904 году, а в постоянную эксплуатацию она была принята в 1905-м. Форсировать строительство вынудило начало Русско-японской войны, которая требовала бесперебойного снабжения войск, сражающихся на Дальнем Востоке.

Сооружение этого участка Транссиба по сложности проведенных работ не имеет аналогов в практике железнодорожного строительства. На ныне действующей Кругобайкальской дороге насчитывается 41 тоннель, 16 каменных галерей, 3 железобетонные галереи, 248 мостов и виадуков, 268 подпорных стенок – такого количества сложнейших инженерно-технических сооружений, приходящихся на столь короткий отрезок железнодорожной трассы, невозможно встретить больше нигде. Причем любопытно, что официально Кругобайкальской железной дороги никогда не существовало – она всегда считалась лишь частью Забайкальского участка Транссиба. Хотя Управление по строительству Кругобайкальской ЖД существовало вполне официально.

Современный маршрут Кругобайкалки сложился в конце 1950-х годов, когда после строительства Иркутской ГЭС в 1956 году участок дороги, проходящий вдоль Ангары – от Иркутска до Байкала, был затоплен. Несколькими годами ранее вместо этого оказавшегося под водой отрезка пути был построен новый ход – от Иркутска до Слюдянки. И в результате рельсовый путь вдоль Байкала утратил свое прежнее значение, став в наши дни не только уникальным памятником инженерной мысли, но и ландшафтно-архитектурным заповедником, охраняемым государством.

Наш путь по Кругобайкалке начался на станции Слюдянка. Здесь находится единственное в мире здание вокзала, в 1904 году целиком возведенное из местного белого мрамора. Этот вокзал – не просто одно из станционных сооружений по пути следования магистрали, а своеобразный монумент, венчающий грандиозный труд строителей Кругобайкалки.

Сегодня по этой дороге движения почти нет. Все ее «население» составляют туристический поезд да тепловоз с тройкой вагонов, который ласково величают «мотяней» – потому что, как нам объяснили, он «мотается туда-сюда».

Поездка на этом «мотяне» была удивительной. До станции Байкал тепловоз шел то ли 7, то ли 9 часов – мы просто сбились со счета. Он то и дело останавливался, а его предельная скорость была 15 километров в час. В вагоны входили и выходили пассажиры – туристы и местные жители.

Тепловоз вели два машиниста – Петя и Гена. Многие туристы их знали и постоянно к ним обращались: «Петя! Не забудьте нас завтра забрать!», «Гена! Захвати батарейки!»… Оба они отвечали на оказываемые им знаки внимания с чувством собственного достоинства. В какой-то момент Гена, правда, загрустил: «Мне вот 47 стукнуло, а родителям моим, дай Бог им здоровья, уже за 70. Вот я и думаю – как, если, конечно, доведется, прожить эти 30 лет?» Мы немного помедлили и спросили: «А в чем дело-то?» Гена вздохнул и медленно проговорил: «Да если мне пенсия скоро выйдет, то заняться потом уж будет совсем нечем. Другой работы здесь никакой…»

За окном небольшого поезда открывались фантастические байкальские виды, по другую сторону колеи – удивительной красоты горы. «Мотяня», ведомый своими машинистами, медленно курсируя туда обратно, ничего этого не замечал…

Следующей нашей остановкой была столица Бурятии город Улан-Удэ. С 30-х годов XVIII века он именовался Верхнеудинском – по названию реки Уды, на высоком берегу которой еще в 1666 году было основано «Удинское казачье зимовье», ставшее ядром будущего города. Улан-Удэ город стал называться лишь в 1934 году, когда к старому названию реки был прибавлен новый и куда более актуальный для того времени эпитет – «красная», так с бурятского переводится слово «улан».

Великий Сибирский путь пришел в город в самый канун XX века, а если быть точнее, то 15 августа 1899 года. В тот день городская управа Верхнеудинска «покорнейше просила» жителей «украсить свои дома днем флагами, а вечером иллюминировать». Просьба была исполнена, и первый поезд, встреченный горожанами в самой торжественной обстановке, разделил жизнь города на две эпохи – до магистрали и после. Уже год спустя на станции Верхнеудинск было сооружено достаточно крупное паровозное депо, и набиравшее обороты железнодорожное сообщение на участке магистрали Мысовая—Верхнеудинск принесло в эти отдаленные места невиданное оживление. Достаточно сказать, что ежегодный оборот традиционных Верхнеудинских ярмарок уже в 1900-м достиг 3 миллионов рублей.

На протяжении более 100 лет город рос и ширился только благодаря железной дороге, она же во многом определила и сам облик Улан-Удэ, протянувшегося вдоль нее на 30 километров. Сейчас город делится на три больших района. И если Советский, по иронии судьбы, являет собой средоточие практически всех исторических и культурных памятников, а Октябрьский – почти сплошь новостройки, то Железнодорожный, где находится не только сама узловая станция, но и большинство промышленных предприятий, – это индустриальный центр города.

Может показаться странным, но из 390-тысячного населения города лишь 22% – коренные жители республики. Однако господствующая в Бурятии религия буддизм накладывает отпечаток на весь уклад здешней жизни. Поэтому нам показалось интересным отправиться в один из главных буддийских храмовых комплексов Забайкалья – Тамчинский дацан.

Он существует на территории Бурятии с 1741 года. Главная святыня храма – оленный камень, или «алтансэргэ», что в переводе с буряткого означает «золотая коновязь». Свое название камень, чей возраст оценивается археологами в 3,5 тысячи лет, получил благодаря высеченным на нем изображениям оленей. Согласно преданиям каменная стела, стоящая ныне у входа в главное здание монастыря, служила коновязью для священных лошадей небожителей, прибывавших в дацан на культовые праздники.

В конце 1920 – начале 1930-х годов, в период наиболее жестоких гонений на религию и верующих, дацан был закрыт. Немногим позже здесь разместился лагерь для политических заключенных, труд многих из них использовался при строительстве вторых путей Транссиба. Условия содержания в лагере, как говорят, были ужасные, и в главном храме располагался лазарет, куда свозили тела погибших.

В 1957 году Тамчинскому дацану был присвоен статус историко-архитектурного памятника, и на территории храмового комплекса развернулись реставрационные работы. Лишь в 1990 году освященный дацан вернули верующим, и он вновь стал действующим.

Три часа езды на автомобиле от Улан-Удэ – и мы в Тамчинском дацане, расположившемся в селе Гусиное Озеро. Прибыв туда, мы вспомнили, что для осмотра дацана и съемок в его внутренних помещениях нужно было получить разрешение в другом бурятском дацане – Инголинском, который является резиденцией хамбо-ламы, главы буддистов России, но вспомнили поздно… Видимо, поэтому настоятель Тамчинского дацана, где сейчас постоянно живут пять монахов, встретил нас крайне холодно, не удостоив своим вниманием. Однако закон гостеприимства, видимо, не позволил выпроводить нас ни с чем… Навстречу нам вышел молодой бурят с открытым, приветливым лицом. «Меня попросили показать вам дацан», – сказал он и провел нас по его территории.

Молодого человека звали Домба (в миру Сергей), ему недавно исполнилось 19 лет. Домба – лама с небольшим стажем, он лишь некоторое время назад стал жить в монастыре. Его прадед был тоже ламой, а вот дед – уже убежденным коммунистом. Он рассказал нам, что перед самым закрытием монастыря в 1930-х годах монахи якобы спрятали в горах всю ценную монастырскую утварь, которую здешние жители упорно пытались отыскать. Но «золотая лихорадка» не увенчалась успехом, потому как из-за взорвавшегося неподалеку три года назад склада боеприпасов земля теперь так нашпигована остатками снарядов, что металлоискатели пищат буквально повсюду. Домба и в этом усматривает особый смысл: «Когда-нибудь монастырские святыни обязательно найдутся. Просто время еще не пришло…»

Некоторое представление о Чите сложилось у нас задолго до того, как мы оказались в этом городе. Еще в самом начале пути по Транссибу в купе поезда № 2 «Москва—Владивосток» нашим попутчиком оказался житель Читы Игорь Макушев, человек тихий и немногословный. Мы не сразу узнали о том, что он – не простой попутчик, а майор транспортной милиции. И это было как нельзя кстати, поскольку представить повседневную жизнь железнодорожной магистрали без работы стражей порядка представить себе было трудно. Поэтому с Игорем мы договорились встретиться позже, уже в Чите.

…Немало определений было дано этому населенному пункту, расположившемуся у слияния рек Читы и Ингоды, прежде чем он стал областным центром и значимым железнодорожным узлом Великой Сибирской магистрали. Сама же история Читы началась в 1653 году, когда землепроходец сотник Петр Бекетов со своими казаками заложил на берегу реки зимовье, получившее название Ингодинское. Более точной датой образования Читы многие историки считают 1687 год, когда «плотбище», расположившееся на месте современной столицы Забайкалья, было впервые упомянуто в рукописном источнике – письме полномочного посла Федора Головина воеводе Нерчинскому Власову. В 1690 году возникло новое наименование – слобода, названная вскоре Читинской, и населяли ее казаки и промышленники. А в начале XVIII века слободу переименовали в острог. Через Читинский острог, приписанный к Нерчинским заводам, через местную этапную тюрьму, отправлялись на серебряные рудники каторжане. В 1797 году здесь насчитывалось около трех сотен поселенцев.

Молва о Чите докатилась до российской столицы после событий 1825 года, когда в эти места были сосланы десятки декабристов. «Наше пребывание в Чите, – писал М.А. Бестужев, – обогатило жителей… У жителей появилось довольство, дома приняли более благообразный вид, костюмы – более опрятный…» В 1851 году, во многом благодаря ссыльным, указом императора Николая I Чита была возведена в ранг города, центра вновь учрежденной Забайкальской области, приобретя свой герб. Началась в Чите городская жизнь, появлялись мастерские, строились заводы. А самым грандиозным событием для совсем еще не большого в ту пору деревянного городка стало строительство Забайкальской железной дороги, движение по которой было открыто зимой 1900 года.

Выйдя на перрон Читинского вокзала, мы увидели идущего нам навстречу Игоря. В транспортной милиции он работает недавно. Нынешняя его должность – начальник дежурной части станции «Чита-2». Для нас уже стало привычным, что на Транссибе каждый, на ком лежит груз той или иной ответственности, отвечает за огромный по европейским меркам участок дороги. Железная дорога для Читы – одно их главных условий существования, поскольку других способов сообщения с Центральной Россией здесь просто нет. К тому же регион этот – в силу близости к характерным для Забайкалья «местам не столь отдаленным», а также по причине все более возрастающего «китайского» влияния, не говоря уж обо всех других недоразумениях и беспорядках, – вряд ли можно назвать благополучным. Однако Малышева это не остановило. Работать на железной дороге ему нравится – он утверждает, что здесь, не в пример другим местам его службы, гораздо легче. Трудно себе это представить, однако ему виднее…

От станции Архара берет начало Дальневосточный участок Великого Сибирского пути. Всего каких-нибудь 15 лет назад станция пропускала через себя несколько десятков поездов в сутки. Здесь, на стыке двух магистралей – Забайкальской и Дальневосточной, – трудились сотни железнодорожников. Архара считалась транспортным узлом первого класса, да и сам городок был довольно оживленным.

Не так давно взамен старого деревянного здесь возвели новое здание вокзала – огромное, несоразмерное с нынешней, тихой архаринской жизнью. Теперь, когда поезда останавливаются в Архаре гораздо реже, класс станции понизили до четвертого, а число рабочих мест сократили с 5 000 до 500.

Работа кипит неподалеку – почти в полусотни километров от Архары, в отрогах Хинганского хребта, идет строительство Тарманчуканского железнодорожного тоннеля, самого протяженного на Транссибе, длиной более двух километров. Строительство началось еще в 1991 году, но потом из-за нехватки средств замедлилось почти до полной остановки. Финансирование возобновили в 2001 году. Теперь тоннель почти готов, сдача запланирована на декабрь этого года. Достроить его необходимо, потому что ныне действующий тоннель, построенный еще в 1916 году, давно обветшал и едва справляется с современным грузопотоком. Когда по Тарманчуканскому тоннелю пустят наконец товарные и пассажирские составы, старый закроют на реконструкцию.

У строительства Тарманчуканского тоннеля высокая категория сложности. Геологическая ситуация, породы и гидрологические условия непростые для любого строительства.

Параллельно Тарманчуканскому тоннелю сквозь гору сейчас прокладывают технический тоннель – для отвода грунтовых вод. В отличие от основного, который строили взрывным способом, этот бурят специальным канадским бурильным комплексом. Подобным образом строят сейчас метро, только здесь свод меньшего радиуса. Работать тяжело – в тоннеле жарко. Породы очень твердые – за 40 минут проходят 70 сантиметров. «Трудно было строить, – поясняет наш проводник по тоннелю Денис Рябов. – Такие обвалы бывали – деревья с поверхности проваливались. Но главное препятствие – вода. Ее, как известно, сдержать нельзя никакими силами, можно только перенаправить…»

Первое, что мы увидели в Хабаровске, был памятник человеку, 300 с лишним лет назад утвердившему русское присутствие на Амуре. И хотя Ерофея Хабарова нельзя назвать основателем города, носящего его имя, именно он положил начало освоению всего Амурского края.

Имя Хабарова появилось на картах в 1858 году, когда по приказу генерал-губернатора Восточной Сибири Николая Николаевича Муравьева-Амурского на реке Амур был основан военный пост Хабаровка. Спустя 20 с небольшим лет, в 1880 году, пост получил статус города, а еще через 4 года Хабаровка стала центром Приамурского генерал-губернаторства.

Великий Сибирский путь просто не мог обойти стороной такой важный русский форпост на Амуре, и в 1897 году Уссурийский участок магистрали был проложен через Хабаровск.

Когда хабаровчане, готовясь к 100летнему юбилею своего города, решили увековечить память русского первопроходца, оказалось, что сделать это будет непросто. Ни портретов, ни даже описаний внешности Ерофея Хабарова не сохранилось. Поэтому памятник, украшающий привокзальную площадь города, – это некий собирательный образ тех русских казаков, которые первыми достигли этих отдаленных земель.

Современный Хабаровск – не просто красив и строен, он еще очень уютен, а главное ухожен. Каменные 2– 3-этажные постройки отреставрированы и содержатся в идеальном порядке, храмы города с их сияющими куполами радуют глаз своим величием и не запущенностью. Как и в любом крупном городе-порте, основная жизнь в Хабаровске сосредоточена на его двухъярусной набережной, которая по всей длине пересечена лестницами, соединяющими высокий правый берег с водами самого Амура. Эту великую реку справедливо назвать главной достопримечательностью Хабаровска и его окрестностей. Мощь Амура, стремительно несущего свои воды к Тихому океану, производит впечатление чего-то огромного, необузданного и едва ли не безбрежного, до того он широк и волен. Хотя даже такого своенравного великана людям удалось укротить. Правда, чтобы сделать это, им потребовалось построить самый длинный – почти трехкилометровый – железнодорожный мост во всем Старом Свете, во всяком случае, в 1916 году, когда его возведение было закончено, так оно и было. Уже более 80 лет мост соединяет два берега Амура, являясь предметом особой гордости хабаровчан. Однако пришло время, когда однопутное движение перестало справляться с все возраставшим потоком транспорта. В 1999 году закончилась первая очередь реконструкции моста. Благодаря оригинальному и сложному инженерному решению, позволившему использовать опоры моста для надстройки второго яруса, по нему было открыто автомобильное движение.

В Хабаровске нам предстояла встреча с начальником Единого Центра управления движением Дмитрием Анатольевичем Бородинским. Уже достаточно хорошо представляя себе, что должно стоять за плечами того, кто занимает подобный пост, мы даже не предполагали, что нас встретит совсем молодой человек лет тридцати. Однако должность обязывала, и поначалу собеседник показался нам суровым и неприступным. По телефону он разговаривал так, как и должен разговаривать человек, головой отвечающий за бесперебойное движение сотен поездов и за работу тысяч людей. Но когда мы заговорили, вся его суровость куда-то исчезла.

– Да, нагрузка, конечно, огромная. И работать мы должны не в убыток, а в прибыль. Впрочем, человеческий фактор для нас не менее важен, чем экономический. Вот недавно был случай, когда один из машинистов ни с того ни с сего во всеуслышание заявил, что он – мессия и ничьим приказам больше подчиняться не будет. Пришлось снимать его с тепловоза и в больницу везти. Представляете, что он мог наделать? Или, к примеру, еще одна недавняя история. Ошибку допустили два диспетчера – по занятому пути отправили навстречу друг другу один – «свой» поезд, другой – «свой». Когда один из диспетчеров понял, что наделал, бросился звонить на подстанцию – слава Богу, там успели отключить ток и метров за 600 до лобового столкновения два поезда встали. После разбора оказалось, что в тот момент было допущено 17 грубейших нарушений правил, но даже представить себе страшно, к чему могли привести эти нарушения, не успей мы вовремя… Словом, забот хватает. Сегодня мы готовимся пустить экспериментальные тяжеловесные грузовые составы весом по 6 000 тонн каждый. Если все получится, то будет хорошо.

Пришло время, когда мы преодолели последний километр Транссиба. Конечная точка магистрали – Владивосток. Дорога была долгой и не сказать, чтобы легкой, но расставаться с ней было жаль. Очень.

Когда мы приехали во Владивосток, последний километр магистрали ремонтировался. Вроде, обычное дело – ремонт железнодорожного полотна. Но здесь, во Владивостоке, это показалось не случайным. Именно по этим отремонтированным путям поезда пойдут в обратную сторону, из Владивостока в Москву. Осмотревшись на перроне Владивостокского вокзала, мы поняли, что облик его здания явно напоминает начальную точку нашего путешествия – Ярославский вокзал. И это не было обманом зрения.

Еще в 1912 году, когда уже был возведен вокзал в Москве, родилась идея закончить Великий Сибирский путь подобием творения Шехтеля. Это, конечно, не точная копия Ярославского вокзала, но сходство явно проглядывается.

…В 1867 году Н.М. Пржевальский писал: «Под вечер 26 октября добрался я до Владивостока, и в ту же ночь поднялась сильная метель… Владивосток вытянут на протяжении более версты по северному берегу бухты Золотой Рог, обширной и глубокой, со всех сторон обставленной горами и потому чрезвычайно удобной для стоянки судов. Кроме солдатских казарм, офицерского флигеля, механического заведения, различных складов провианта и других запасов в нем имеется около пятидесяти казенных и частных домов да десятка два глиняных мазанок. Число жителей вместе с войсками простирается до пятисот человек…» Тогда никто еще не предполагал, что пройдет всего 4 года, и Владивосток станет главным военным портом России на Тихом океане. А еще по прошествии 30 лет именно к этому городу через всю громадную Российскую империю, невзирая ни на что, будет проложена стальная колея Великого Сибирского пути. Пути, по которому может проехать всякий, кто хочет увидеть и понять свою страну.

Текст Андрея Фатющенко| Фото Андрея Семашко

Зоосфера: Закрытая жизнь

Деревня, где я гостил летом, изнывала от зноя. Вот уже почти три месяца, с самого апреля, не было дождя. Стрелка нашего старомодного барометра прилипла к надписи «Великая сушь». На разбитой трещинами земле выгорела последняя трава, сирень, растущая в палисаднике, склонилась в мольбе о влаге, а некогда полноводный деревенский пруд превратился в грязноватую лужу. В воздухе висели пыль и гарь от лесных пожаров, солнце кровавой кляксой ползало по небу.

Однажды поутру из соседского дома вышел заспанный мужик. Провел рукой по пожухлой траве, произнес загадочное слово «сухорос», поскреб пятерней небритый подбородок и с надеждой посмотрел на небо – отсутствие утренней росы в деревне считалось верным признаком близкого дождя.

Однако лишь к исходу дня небо на востоке вдруг потемнело, в иссиня-черных облаках замелькали багровые зарницы и упругий, резкий ветер разом надул зеленые паруса деревьев. Тяжеленное тело исполинской тучи заслонило весь горизонт и медленно двинулось на село. Уже над прудом из нее вывалилась какая-то слоновья нога, которая, потоптавшись на месте, вдруг ринулась прямо на наш дом. Мгновение спустя чудовище, висящее в воздухе, поджало свою ногу, и с неба вдруг посыпались комья грязи, ветки, палки, листья и… улитки. Улитки падали, словно град, грохоча по крыше, приземляясь во дворе, огороде, саду. Ветер еще не стих, а я уже кинулся рассматривать нежданный «дар небес». Улиток было великое множество – разных форм, размеров и расцветок, в одночасье я стал обладателем неплохой коллекции брюхоногих моллюсков, которую легко было пополнять, не выходя за пределы двора своего дома. Наш пруд и его окрестности, по которым прошелся смерч, оказались обиталищем многочисленных видов улиток. Каких только моллюсков не принесло ураганом – здесь были и крошечные гидробии, чьи башнеобразные раковинки едва достигают высоты 4—5 мм, и непременные жители наших стоячих водоемов – лужанки с их невероятно красивым темным телом, усыпанным золотисто-коричневыми точками, и встречающиеся повсеместно в огромных количествах на водной растительности битинии, и небольшие аплексы, чей век измеряется лишь годом. Чаще всего мне попадались прудовики, наверное, одни из самых известных наших улиток, распространенных по всему свету. Эти моллюски, которых можно встретить среди зарослей кувшинок и лилий, неизменно привлекают к себе внимание благодаря крупным размерам своих раковин, достигающих длины 70 мм.

Когда я уже набрал изрядное количество разнообразных моллюсков, мое внимание привлекла внушительных размеров улитка, тихонько ползущая к соседскому забору. Я пригляделся повнимательнее – передо мной была виноградная улитка – жительница Южной Европы, Северной Африки и Передней Азии. У нас в России этого моллюска можно встретить на южных окраинах страны. В средней полосе виноградная улитка – в общем-то, редкость. Поэтому я, позабыв обо всех своих находках, тотчас занялся нежданной пришелицей. Никаких сомнений быть не могло – округлая, закрученная в 4,5 оборота, почти шаровидная раковина, желтовато-коричневого цвета, с широкими коричневыми полосами, идущими вдоль завитков, выдавала в моллюске виноградную улитку. Интересно, что на раковине моей улитки была какая-то отметина, напоминавшая белую запятую. Я посадил эту удивительную гостью в отслужившую свой век пластмассовую ванну, создав для улитки все необходимые условия – на дно емкости положил влажную землю, в одном из уголков устроил небольшой водоем, а в другом – горку из кусочков известняка, которая должна была послужить для моллюска не только убежищем, но и постоянным источником столь нужного при строительства раковины кальция.

Благодаря моему энтузиазму виноградная улитка вскоре стала объектом повышенного внимания всех домочадцев. Наблюдать за ней оказалось весьма любопытно. Большую часть дня улитка пряталась в раковине среди обломков известняка, а с наступлением сумерек выходила на кормежку. Аппетит у нее был отменный – улитка не брезговала самыми разными растениями, которые я предлагал ей в качестве пищи, но особенно по вкусу ей пришлись кусочки яблок и огурцов. Вооружившись лупой, я с интересом следил за тем, как моллюск поглощает пищу. Язык улитки снабжен радулой – своеобразной теркой, которая усажена многочисленными хитиновыми зубчиками. При помощи этого аппарата улитка соскребывает пищу, которую затем проглатывает. «Хитиновый язык» способен справиться с весьма твердыми продуктами, поэтому улитка может себе позволить существенно разнообразить свое меню. Живя в своем террариуме, улитка демонстрировала чудеса эквилибристики – забиралась на отвесные стены, ползала по стеклу, которым я накрыл ее жилище, а однажды едва не отправилась в бега, сдвинув неплотно прилегающую стеклянную крышу.

По возвращении в Москву я купил для своей улитки пару. Осенью с наступлением холодов все улитки впадают в спячку. Выкопав мускульной ногой ямку в почве, улитка забирается под землю, прячется в раковину и закрывает ее специальной крышечкой. До весны моллюск впадает в оцепенение, при этом сокращается число сердечных пульсаций, замедляется обмен веществ. В теплой московской квартире, однако, все эти хлопоты оказались лишними – мои улитки бодрствовали всю зиму, а ранней весной им предстояло позаботиться о продолжении рода.

Любовная игра улиток оказалась весьма интересным зрелищем. Едва первые лучи мартовского солнца пробились сквозь облака, поведение улиток изменилось. Они медленно ползали, подолгу замирая на одном месте, приподнимая голову, словно разыскивая кого-то. Наконец встретившись, улитки вытянулись друг против друга, соприкоснувшись подошвами, и начали ощупывать друг друга своими рожками. При этом их «объятия» становились все теснее, потом они упали и оставались недвижимы почти полчаса. Затем все повторилось вновь и вновь. Лишь спустя три часа улитки расползлись в разные стороны. А через некоторое время они вырыли во влажной земле террариума ямки и отложили в них яйца – несколько десятков небольших заключенных в скорлупу шариков.

Чтобы родители не съели свое потомство, я отсадил взрослых улиток в приготовленный для них ящик. А уже через четыре недели в террариуме появились вполне самостоятельные крошечные улитки, которые стали быстро осваивать свое жилище. В эти дни я был так поглощен прибавлением в улиточной семье, что совсем позабыл о взрослых улитках, чей ящик стоял на подоконнике. Однажды, придя домой, я увидел, что стеклянная крышка ящика немного приоткрыта. Заглянув внутрь, я обнаружил там только одного моллюска – улитка с белой «запятой» на раковине отсутствовала, а серебристый след, тянувшийся по подоконнику, уходил к открытому окну…

Валерий Дмитрий

Загадки истории: Молот ведьм

Тема охоты на ведьм вызывает множество вопросов: существовал ли в действительности организованный культ служителей дьявола? Что именно вменялось в вину предполагаемым ведьмам? Какие психологические механизмы лежат в основе веры в колдовство? Как начались и почему неожиданно прекратились суды над ведьмами?

3 ноября 1324 года в Килкенни, Ирландия, была отлучена от церкви и сожжена заживо Петронилла де Митс – служанка состоятельной дамы Алисы Кайтелер. Этой казнью завершилось преследование Алисы Кайтелер епископом Оссорским, Ричардом де Ледреде, который в начале 1324 года выдвинул против нее сразу несколько обвинений: в отречении от Господа и католической церкви; в попытках узнать будущее через демонов; в связи с «демоном одного из низших классов ада» и принесении ему в жертву живых петухов; в изготовлении магических порошков и мазей, с помощью которых она якобы умертвила трех своих мужей и собиралась проделать то же с четвертым.

Леди Алиса была достаточно влиятельной, чтобы противостоять епископу, но все же ей пришлось переехать в Англию. Тогда «козлом отпущения» в этой истории стала ее служанка. И хотя под поркой Петронилла де Митс созналась во всем, что хотел услышать епископ: в посещении ночных оргий, принесении жертв демону, а также в том, что ее госпожа – искуснейшая из ведьм, – несчастную это не спасло.

Эта история стала одной из первых в печально известной охоте на ведьм, продлившейся несколько столетий и унесшей жизни, по разным оценкам, от 60 до 100 тысяч человек. Правда, в XIV веке колесо только раскручивалось и казни были относительно редкими. «Большая охота» началась в середине XVI века и продлилась примерно 200 лет – на этот период приходится около 100 тысяч процессов и 50 тысяч жертв. Своего апогея ведовская истерия достигла в Германских государствах, Швейцарии, Франции и Шотландии, в меньшей степени затронув Англию, Италию и Испанию, и почти не коснулась Восточной Европы и России. Лишь несколько процессов было в Америке, самый известный пример – Салемские события 1692—1693 годов.

Охота на ведьм многими воспринимается как символ «мрачного Средневековья», но, как видим, ее разгар приходится вовсе не на «безмолвные века», а на начало нового времени – на XVII и даже XVIII века. Кажется непостижимым, но людей сжигали во времена Ньютона и Декарта, Канта и Моцарта, Шиллера и Гете! Сотни тысяч «ведьм» пошли на костер в век научной революции, а среди судей были профессора университетов. Об охоте на ведьм историческая наука до недавнего времени знала очень мало, даже число жертв этой идеологической чумы не было известно. Лишь в последние десятилетия благодаря систематической кропотливой обработке судебных документов, монастырских и муниципальных архивов удалось воссоздать приблизительную картину событий.

Существует несколько версий относительно возникновения массовых ведовских процессов, ни одну из которых, впрочем, нельзя считать исчерпывающей. По одной версии, охота на ведьм стала лишь продолжением практики искоренения ересей. Сторонники этой точки зрения утверждают, что инквизиция воспринимала ведьм как членов организованной сатанинской секты, и относят начало охоты на них к XII веку, когда появляются сведения о секте катаров. XI—XII столетия, как известно, стали временем расцвета еретических движений богомилов, альбигойцев и вальденсов, и католическая церковь отреагировала на это созданием в 1215 году специального органа – папской инквизиции – для розыска и наказания еретиков. Однако инквизиция отнюдь не ставила своей целью уничтожение ведьм. Она преследовала подозреваемых в колдовстве лишь в случае их причастности к еретическому движению. При этом весьма высок был процент оправдательных приговоров.

В соответствии с другой точкой зрения, ведьмы преследовались как некий фантомный «внутренний враг» наравне с другими изгоями, прежде всего евреями и прокаженными. Действительно, еще в XI веке появляются первые гетто для евреев в Германии и начинаются их массовые убийства в Испании. В 1179 году во Франции издается закон против прокаженных и гомосексуалистов. В конце XII века из Франции изгоняются евреи. И, наконец, в XIV веке в этой же стране происходят массовые убийства прокаженных. Но такие сопоставительные ретроспекции не проясняют причин массовой охоты на ведьм, развернувшейся многим позже перечисленных событий.

Существует и психоаналитическая интерпретация ведовских процессов, согласно которой они представляли собой массовую мисогонию – войну мужчин против женщин. Эту версию выдвинул французский историк Жюль Мишле, опубликовавший в 1929 году книгу «Ведьма и женщина». Эта оригинальная интерпретация и поныне вдохновляет идеологов феминистского движения. Но утверждать, что ведовские процессы были «женским холокостом», мешают два исторических факта – среди осужденных в колдовстве было около трети мужчин (а в Нормандии и Скандинавии даже подавляющее их большинство), а обвинителями очень часто выступали именно женщины.

По самой курьезной из версий, охота на ведьм была следствием массового психоза, вызванного стрессами, эпидемиями, войнами, голодом, а также более конкретными причинами, в числе которых наиболее часто упоминается отравление спорыньей (плесенью, появляющейся на ржи в дождливые годы) или атропинами (белладонной и другими растительными и животными ядами). Однако принять эту версию мешает длительность эпохи преследования ведьм и очевидная бюрократичность, даже рутинность процессов. Кроме того, тогда придется признать, что расстройством сознания страдали не измученные голодом и стрессами крестьяне, а ученые демонологи и судьи: историки доказали, что рассказы о полетах на шабаш и других невероятных вещах, якобы вызванные галлюцинациями, были не фантазией обвиняемых, а всего лишь ответами на прямые вопросы следователей, добивавшихся с помощью пыток подтверждения своих собственных представлений о том, что и как должны делать ведьмы.

Наконец, согласно одному из самых убедительных объяснений, распространению ведовской истерии способствовало появление демонологических ученых трактатов – инструкций по поиску и искоренению ведьм. Они базировались на авторитете Ветхого завета: «Ворожеи не оставляй в живых», – гласит книга Исхода (22:18). Одно из самых влиятельных руководств такого рода – знаменитый «Молот ведьм» монахов-доминиканцев Якоба Шпренгера и Генриха Инститориса – было издано в 1487 году по поручению папы Иннокентия VIII. В последующие 200 лет этот трактат выдержал 29 изданий и использовался для формализации судебных допросов. В XVI – начале XVII века появляется много изданий такого рода – «Демономания» Жана Бодена, «Демонология» короля Якова I Стюарта, «Демонолатрия» Николя Реми. Тон этих сочинений выдает глубокое внутреннее напряжение, которое находило выражение в конструировании кошмарной вселенной, где свирепствуют и предаются разгулу дьявольские силы. Из трактатов ученых демонологов в сердца и умы читающей публики постепенно проникал образ дьявольской служанки – ведьмы.

При слове «ведьма» обычно представляют безобразную старуху (которая, впрочем, способна представляться прекрасной женщиной) с нечесаными волосами, редкими зубами и пронзительным взглядом, окруженную кошками и другой мелкой живностью. С помощью нечистой силы она вредит своим соседям, насылает болезни и смерть на людей, отбирает молоко у коров, вызывает непогоду, засуху и моровые поветрия, варит зелья, оборачивается разными животными и предметами, по ночам летает на метле или козле на ведовской шабаш – сатанинские оргии. Этот образ восходит отчасти к европейскому фольклору, отчасти – к творчеству демонологов начала нового времени. На многих картинах и гравюрах XVI—XVIII веков (от Питера Брейгеля-старшего и Альбрехта Дюрера до Франсиско Гойи) изображен один и тот же сюжет: обнаженные женщины, молодые и старые, в окружении магических книг, черепов, змей и жаб варят в котлах свое отвратительное зелье либо на козлах, собаках и ухватах летят на ночное сборище.

Образ ведьмы в трудах теологов XV—XVII веков формировался на основе древнего наследия – в образе злокозненной распутницы угадываются черты ветхозаветной Лилит, античной богини Дианы, Цирцеи, превратившей в свиней спутников Одиссея, Медеи и женских персонажей поэм Вергилия и Горация. Добавлением к этому образу стало новое истолкование необычных способностей ведьмы. Идея о том, что некоторые люди обладают сверхъестественными способностями, универсальна для всех народов Земли. Но в Европе позднего Cредневековья эти способности стали ассоциироваться с дьяволом – считалось, что ведьма приобретала свои умения в обмен на бессмертную душу. В результате на теле ведьмы якобы появлялась «дьявольская отметина» – неприметное пятнышко, нечувствительное к боли. Поиск этого пятнышка стал одним из стандартных следственных действий во время ведовского процесса. Другим «тестом» было испытание водой – предполагалось, что ведьма даже со связанными руками не тонет, потому что ей помогают ее домашние демоны и сам патрон. Стойкость на допросах, нежелание признаваться в злодеяниях тоже считались показателями ее нечеловеческой природы.

В глазах же европейских крестьян образ ведьмы был несколько иным – это не обязательно была женщина, главным был не пол, а внешность и поведение человека. Люди с физическими недостатками, одинокие, нелюдимые, злые и сварливые, пренебрегающие нравственными нормами или внезапно разбогатевшие, – вот кто рисковал приобрести репутацию ведьмы или колдуна. С ними уживались и даже старались обходиться как можно более вежливо, чтобы не навлечь на себя их гнев. Но как только что-нибудь случалось – ведьме угрожали, заставляли забрать назад порчу, даже били и царапали до крови (считалось, что это может снять заклятие). Не связь с дьяволом, не ночные полеты, а именно вредоносные действия ведьмы, колдовская порча – так называемая maleficia – пугали крестьян.

Вопреки распространенному стереотипу образ ведьмы как тайного врага, опасного для всего общества, более характерен не для католических, а для протестантских общин с их борьбой за идеологическую чистоту и категорическим отвержением всего, хоть отдаленно напоминающего магию. Католическая церковь более спокойно относилась к деревенским знахарям, она мирилась с существованием дьявола и его слуг, адаптируя таким образом дохристианские представления. В самом католичестве было много магии, клир и монастыри предлагали прихожанам и паломникам разные средства для чудесных исцелений и защиты от ведьм. Реформация отменила и эти средства, и мир в отношении всех инакомыслящих, будь то паписты или ведьмы. Инквизиция приговаривала ведьм к сожжению не за магию, а за ересь – договор с дьяволом и службу ему, протестанты же были гораздо более радикальны.

Было ли что-либо подобное в православии? Американская исследовательница Валери Кивельсон полагает, что ведовская истерия не коснулась России во многом из-за особого отношения к человеческому телу в восточном христианстве в отличие от католичества и тем более протестантизма. Хотя православие унаследовало иудео-христианское представление о женщине как сосуде греха, оно не приняло идеи падения Адама и первородного греха как основы христианского учения. Последствия были огромны: если для католицизма грехи плоти – основной порок и причина падения мужчины, а протестантизм относится к плоти как к косному «носителю» души, то в православии плоть воспринимается не как неизбежное зло, а скорее как благо, освященное воплощением Спасителя. Восточные теологи были меньше поглощены идеей греховности плоти, чем их западные коллеги, и, соответственно, женщина как телесное существо беспокоила и пугала православных христиан меньше. В России не было теологической теории колдовства, и оно не было окрашено в сексуальные тона. В ходе русских колдовских процессов о дьяволе, этом патроне западных ведьм, речь заходила очень редко.

Важно и то, что в России уголовное законодательство в отношении колдовства в допетровскую эпоху не было развито, а Петр I своим указом 1715 года против кликуш, обычных обвинителей колдунов, раз и навсегда перекрыл канал доносов. Православные священники были осторожны в своих проповедях на тему колдовства и порчи, в которые, безусловно, верили русские крестьяне и горожане, и стремились препятствовать народным самосудам над колдунами. К тому же православие не испытало того глубокого кризиса, который вылился на Западе в Реформацию и привел к затяжной эпохе религиозных войн.

Франция была одной из первых стран, где охота на ведьм началась уже в первой половине XIV века, при папе Иоанне XXII. В 1390 году состоялся первый светский процесс по обвинению в колдовстве. С начала XVI века суды становятся массовыми, а на период 1580—1620 годов приходится настоящая эпидемия колдовской истерии. В середине XVII века парламент Парижа начинает отклонять дела о колдовстве, но последний ведовской костер во французской столице горел и совсем незадолго до гильотин буржуазной революции конца XVIII века.

Испанская инквизиция активно боролась с еретиками, но от охоты на ведьм Испания пострадала меньше других стран Европы. Наказания суда инквизиции были даже легче, чем у светских судов! Первая казнь ведьмы в этой стране датируется 1498 годом, а последние наказания за колдовство (две сотни ударов розгой и 6-летнее изгнание) – 1820 годом. В Англии закон против колдовства был принят в 1542 году, причем пытки были запрещены, а ведьм казнили через повешение. После 1682 года ведьм уже не казнили, 1712-м датируется последнее официальное обвинение в колдовстве, а в 1736 году, впервые в Европе, соответствующая статья закона была отменена. Жертвами охоты на ведьм стали около тысячи жителей Англии. В Германии, эпицентре ведовской паники, эта охота унесла жизни десятков тысяч человек.

Законы против колдовства, входившие в Каролинский кодекс 1532 года, предусматривали пытки и смертную казнь, а самым распространенным способом казни было сожжение заживо. Массовые процессы начались здесь во второй половине XVI века, под влиянием Реформации и Тридцатилетней войны, а последний приговор за колдовство был вынесен в 1775 году. Шотландия занимала второе место после Германии по жестокости процессов над ведьмами. Начавшись довольно поздно, в конце XVI века, особенно интенсивной охота на них стала со времени правления короля Якова VI Стюарта (в 1603 году он стал королем Англии под именем Якова I). Наибольшие волны преследований пришлись на 1640—1644-е и 1660—1663-е годы. Последняя ведьма в Европе была казнена в 1782 году в Швейцарии.

Большую роль в превращении единичных процессов в массовые сыграли изменения в законодательстве – под влиянием папских булл XIV—XV веков в светские уголовно-судебные уложения попадают описания следственных методов инквизиции и статьи о наказании за колдовство. Колдовство признавалось исключительным преступлением – crimen exeptum. Это означало неограниченное применение пыток, а также то, что для вынесения приговора было достаточно доносов и показаний свидетелей. Пытки порождали эффект «снежного кома» – обвиняемые выдавали все новых и новых сообщников, с которыми якобы встречались на шабашах, и число осужденных росло в геометрической прогрессии. Так, например, в Салеме, небольшом городке, в котором насчитывалась всего сотня домовладений, за два года процессов было осуждено 185 человек.

Особенно интенсивными ведовские процессы были на территориях, затронутых Реформацией. Восприняв как догму демонологические построения своих политических противников, протестантские наставники стали своими силами бороться с «посланниками ада». «Колдуны и ведьмы, – писал Мартин Лютер, – суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели… понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам дьявола». И вскоре в лютеранских и кальвинистских государствах появились собственные, более суровые законы о колдовстве (например, был отменен пересмотр судебных дел). Пытаясь расколдовать мир, протестантские теологи породили массовую паранойю.

Так, в саксонском городе Кведлинбурге с населением в 12 тысяч человек за один только день 1589 года были сожжены 133 «ведьмы». В Силезии один из палачей сконструировал печь, в которой за 1651 год сжег 42 человека, включая двухлетних детей. Но и в католических землях Германии охота на ведьм была в это время не менее жестокой, особенно в Трире, Бамберге, Майнце и Вюрцбурге.

Свободный город Кёльн помнит ведовскую панику 1627– 1639 годов, когда было уничтожено около тысячи человек. В Теттванге (Вюртемберг) в 1608 году почтенный отец семейства умер в тюрьме от пыток, его жену истязали 11 раз, пока она не призналась. А их 12-летнюю дочь в течение целого дня пытали с такой жестокостью, что сам палач только через десять недель решил, что она достаточно поправилась, чтобы выдержать дальнейшие истязания.

Дурен, священник из Альфтера, в письме к графу Вернеру фон Сальму так описывал ведовские преследования в Бонне начала XVII века: «Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены… Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы казнили воспитанницу князя-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием… Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками Дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения 9—14 лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать».

Преследование ведьм в Германии достигло высшей точки во время Тридцатилетней войны 1618—1648 годов, когда воюющие стороны обвиняли друг друга в колдовской ереси. Но и в мирные времена политическая борьба и придворные интриги часто принимали форму взаимных обвинений в колдовстве. В Англии за это преступление были осуждены многие высокопоставленные лица, подозревавшиеся в политическом инакомыслии и тайном заговоре против короля. В 1478 году герцогиня Бедфордская была обвинена в чародействе. Ричард III в 1483 году обвинил бывшую королеву Елизавету Вудвилл в том, что она иссушила его руку. Супруга Генриха VIII Анна Болейн была казнена в 1536 году по обвинению в колдовстве.

Была еще одна причина того, что процессы стали массовыми – передача дел о колдовстве из церковных судов в светские ставила охоту в прямую зависимость от настроений и амбиций местных правителей. И если некоторые из них не допускали разгула процессов, то другие всячески их поощряли и даже сами выступали в числе рьяных охотников за ведьмами. Эпицентр массовых ведовских процессов был либо в отдаленных провинциях крупных государств, либо там, где центральная власть была слабой. В централизованных государствах с развитой административной структурой, например во Франции, охота на ведьм велась менее интенсивно, чем в государствах слабых и раздробленных. Иногда центральная власть сама начинала процессы, как в Испании, но они никогда не смогли бы достичь такого размаха без поддержки местной элиты.

Однако политические факторы сами по себе вряд ли сыграли бы решающую роль, если бы не сопутствующие обстоятельства. Судебные процессы против ведьм распространялись волнами, тесно связанными с кризисными явлениями – неурожаями, войнами, эпидемиями чумы и сифилиса, которые порождали отчаяние и панику и усиливали склонность людей искать тайную причину несчастий. По мнению историков, в конце XVI века число процессов резко выросло из-за демографического и экономического кризисов. Увеличение численности населения и долговременное ухудшение климата в течение этого столетия наряду с притоком серебра из американских колоний привели к революции цен, голоду и росту социальной напряженности.

Психологи утверждают, что в ситуации стресса, экономической нестабильности, социального и идеологического кризиса может возникать так называемый архаический синдром – интеллектуальный регресс, когда человек или общество оказываются в странном мире оживших призраков и материализованных фобий. Страх усыпляет разум, а сон разума, по выражению Гойи, рождает чудовищ. В такой ситуации естественный способ устранения страха и паники – порождение образа «внутреннего врага», чтобы, изгнав его, символически изгнать причину страха.

Мало найдется на Земле людей, убежденных в том, что происходящие лично с ними события случайны. Пытаясь понять причины случившегося, человек редко довольствуется очевидным и ищет его тайные пружины. Даже самое обыденное событие, в котором, казалось бы, сложно увидеть мистику, взывает к осмыслению. Споткнулся человек о ступеньку и разбил, например, нос – почему именно я? Почему сейчас? К чему бы это? Способы осмысления могут быть самыми разными – это зависит и от культурной традиции, и от индивидуальной фантазии: ребенок в отместку ударит обидевший его предмет, хиппи подумает об «астральном нападении», а Аполлинария Михайловна припомнит соседку – видать, сглазила, позавидовала новым туфлям.

Представление о том, что мистической причиной несчастья может быть обида или зависть соплеменника, характерно для всех человеческих обществ, за исключением разве что пигмеев в тропических лесах Африки и некоторых других групп охотников-собирателей, ведущих подобный же полукочевой образ жизни – они живут слишком малыми группами, чтобы позволить себе внутригрупповую вражду и подозрения в колдовстве. Их мифология гуманна – несчастья приписываются злым духам или душам предков. Как только возникает конфликт, пигмей может уйти из группы и присоединиться к другой. К тому же они периодически проводят специальные трансовые ритуалы «изгнания зла». По всей видимости, пигмеи подписались бы под известным выражением Сартра «ад – внутри нас». В более многочисленных, но все же небольших сообществах, где конкуренция, зависть и вражда не смягчены простой заботой о выживании и гуманной мифологией, зло часто персонифицирует член общины – не такой, как все, слишком слабый или слишком сильный. Здесь тоже есть ритуалы изгнания зла, но не из тела человека, а из социального тела – изгнания «козла отпущения» из общины. Это так называемое «базовое» колдовство, в изобилии обнаруженное антропологами в племенных обществах Африки и Азии. В его основе лежит психологический механизм переноса ответственности или вины на другого человека и проекции на него собственных враждебных чувств.

Когда нет государственных институтов, подобные представления и практики оказываются средством общественного управления, выполняют важные функции – социального контроля, утверждения моральных ценностей, сплочения группы, наказания нарушителей. Думать и действовать в терминах колдовства – способ борьбы с невзгодами: обвинения кристаллизуют и тем самым ослабляют множество тревог и сомнений, а изгнание персонифицированного зла разрешает конфликт, утверждает границы и внутреннюю сплоченность общины. Антропологи полагают, что с этой точки зрения колдовские представления – вполне рациональная стратегия решения проблем. С ее помощью можно объяснить несчастье иначе, чем случайностью или собственной ошибкой. Угроза обвинений в колдовстве держит потенциальных возмутителей спокойствия под контролем, заставляет беречь репутацию, не говорить лишнего, не нарушать социальные нормы, не позволяет становиться слишком богатыми за счет соседей. Страх колдовства даже играет полезную роль – заставляет быть осторожнее и внимательнее со стариками, нищими, соседями.

Однако антропологическая теория колдовства не очень хорошо подходит для объяснения официальных ведовских процессов в христианской Европе – здесь они были не социальным институтом, выполнявшим важные функции, а, скорее, показателем расстройства социальной системы.

Для того чтобы ученые рассуждения о колдовстве и ведьмах вылились в массовые преследования в Европе, понадобилось около 100 лет. Не одно поколение дворян выросло в окружении книг и гравюр, слухов и мнений о врагах рода человеческого, вездесущих, как мухи. И к середине XVI века появилось достаточное число рьяных охотников из светской молодежи, убежденных в серьезной опасности ведьм для общества.

В представлении крестьян ведьмы не были связаны между собой, поэтому, например, вред, нанесенный одной, могла исправить другая. Демонологи же, а вслед за ними и охотники-практики сделали следующий логический шаг: раз ведьмы – враги общества, значит, они составляют нечто вроде антиобщества, тайной организации, плетущей хитроумный дьявольский заговор. Поэтому каждая из них опасна вдвойне, и ни уживаться с ними, ни миловать их нельзя. По всей видимости, именно наложение простонародной и ученой традиций привело к тому, что ведьму стали воспринимать не как человека, а, подобно инопланетному существу из фантастических фильмов, как Нечто, которое поместили в человеческую оболочку. И чем более знаком и близок был этот человек, тем больше ужаса и отвращения вызывал он после того, как его «подменили». В мире, где человек – скорее душа, чем тело, пакт с дьяволом приводит к появлению людей враждебной сущности в человеческом облике. Полеты на шабаш, оборотничество и прочие необычные способности ведьм подчеркивают эту их нечеловеческую природу. Все тайные страхи и подавленные желания, несовместимые идеи, ведущие к раздвоению образа близкого человека, отразились в этой кошмарной фантазии. Признания под пытками, ответы на изощренные вопросы инквизиторов только подтверждали это видение. Казнь ведьмы не была для палачей и большинства ротозеев человеческой смертью, она была освобождением мира от еще одного врага.

Это представление постепенно проникло и в замкнутый прежде мир сельской общины. Когда церковные и светские власти заинтересовались ведьмами, они своим авторитетом только упрочили веру простолюдинов в колдовство и к тому же предоставили им возможность избавляться от опасных или надоевших соседей, не марая собственных рук. Конфликты начали приобретать иную форму – не контрмагия и самосуды, а доносы властям. Историки ныне испытывают шок, разбирая эти нацарапанные корявым почерком анонимные записки. В 1692 году в Салеме 4-летнюю Доркас Гуд, дочь одной из осужденных за колдовство, на девять месяцев посадили в Бостонскую тюрьму. Решились бы жители Салема, добропорядочные пуритане, сами, не опираясь на авторитет судей, причинить зло ребенку?

Стараниями элиты народная культура была открыта для внешних воздействий и оказалась плодородной почвой для материализации книжных демонов. Это и порождало, и оправдывало процессы. Своего рода «фокусом», в котором сошлись крестьянские суеверия и ученые теории, стали некоторые местные дворяне, «генералы» охоты на ведьм.

Салем, небольшой городок штата Массачусетс в Новой Англии (ныне США), ведовская паника охватила в 1692—1693 годах в момент кризиса политической и судебной власти. Группа девочек-подростков, собиравшаяся по вечерам слушать сказки рабыни Титубы и гадать о женихах, вдруг стала странно себя вести (они легко возбуждались и впадали в истерику), что было интерпретировано пастором и врачом как одержимость бесами (в ту эпоху это было привычное объяснение нервных болезней).

Девочки воспользовались мнением взрослых и начали разыгрывать из себя одержимых, корчились и бились в припадках во время проповедей, выкрикивая имена людей, якобы заколдовавших их. Первыми жертвами стали сама Титуба и некоторые одинокие и бедные женщины Салема. Затем очередь дошла и до других. К бездумной шалости подростков присоединились голоса некоторых взрослых, начавших обвинять своих недругов в колдовской порче. Всего во время этой истерии было арестовано 185 человек. Тридцать один человек был приговорен к смертной казни, девятнадцать (в том числе пятеро мужчин) повешены.

Из оставшихся двенадцати двое умерли в тюрьме: одна была замучена до смерти, другая (Титуба) пожизненно содержалась в тюрьме без приговора. Двоим осужденным исполнение наказания было отложено из-за беременности, и они прожили еще довольно долго. Одна женщина после вынесения приговора убежала из тюрьмы, а пятеро покаялись и обеспечили себе снисхождение. 14 лет спустя одна из обвинительниц, Анна Патнем, взяла свои показания обратно, заявив, что она и другие девочки повинны в гибели людей. В 1711 году Верховный суд штата принял постановление о реабилитации осужденных.

По мнению одного из историков, охота на ведьм не затронула Россию потому, что в ней «не было своего Мэтью Хопкинса». Этот сельский джентльмен из восточной Англии в 1645 году решил, что группа крестьянок около его дома собирается для совершения ведовских ритуалов, о которых он много знал из литературы и живописи. Так он понял, что обладает способностью опознавать ведьм. Провозгласив себя генералом в охоте на них, он вместе со своим напарником Джоном Стерном начал преследования в северном Эссексе, а затем и в других графствах. Довольно скоро специалисты начали получать приглашения из деревень с просьбами помочь избавиться от врагов христианства. Они приезжали в деревню, расспрашивали о конфликтах и подозрениях, подвергали подозреваемых пыткам – на несколько дней лишали еды и сна, иголками определяли наличие дьявольских пятен, внимательно следили, не появится ли в комнате, где был связан подозреваемый, демон в виде животного или насекомого. Началась настоящая ведовская паника. Всего в этой местности за 300 лет власти осудили 250 человек, из них 200, преимущественно женщины, были осуждены во второй половине 1645 года.

Каждая болезнь, несчастный случай или происшествие Хопкинс немедленно объявлял колдовской порчей; он утверждал, что ведьмы не просто существуют, они буквально везде. Каждую старуху с морщинистым лицом, с веретеном в руках он объявлял ведьмой. Были ли у Хопкинса в начале его предприятия корыстные интересы – трудно сказать, но впоследствии его «помощь» деревенским жителям щедро ими оплачивалась. Возможным такой произвол стал из-за ряда обстоятельств: гражданская война разрушила судебные и административные органы, а в довершение всего в Маннингтри, родном городе Хопкинса, в тот момент не было ни лендлорда, ни приходского священника.

Вскоре самовольная охота привлекла внимание Джона Гоула, викария соседнего городка. Викарий, конечно, не отрицал существования ведьм, но утверждал, что их не так легко обнаружить, и должны применяться строгие процедуры опознания, и уж, конечно, если повод серьезный, а не просто курица сдохла. В проповедях Гоул говорил о непозволительности произвола, вызывал Хопкинса к себе, но тот лишь вежливо отвечал на письма, не прекращая своей деятельности. Впрочем, через год Хопкинс умер от туберкулеза, и после 14 месяцев интенсивной охоты она полностью прекратилась. Однако слишком просто было бы предполагать, что, избавившись от всех «охотников», можно остановить охоту на ведьм.

На этот вопрос однозначно ответить также невозможно. Здесь, как и в случае возникновения охоты на ведьм, действовал целый комплекс причин. Обычно ссылаются на идеологию Просвещения, подъем науки и торжество разума, но при этом забывают, что не только мракобесы обвиняли ученых в связях с демонами, но и сами ученые нередко увлекались магией. За колдовство сжигали и безымянных рыночных торговок, и университетских профессоров.

В действительности против охоты на ведьм довольно рано начали выступать и дворяне, и сами же богословы, только их голоса долго не были слышны. В 1584 году кентский дворянин Реджинальд Скотт издал на свои средства «Открытие колдовства» – важнейший английский трактат, отрицающий могущество дьявола и реальность ведьм. Иезуит Фридрих фон Шпее в своем знаменитом сочинении «Предостережение судьям, или о ведовских процессах» (1631 год) резко выступил против этого безумия. Прежде всего, утверждал он, надо отменить ужасные пытки и тогда ведьмы исчезнут сами собой. Протестантский проповедник Балтазар Беккер в книге «Околдованный мир» (1691 год) сурово осудил собратьев по вере за разжигание ведовской истерии. Прусский правовед и философ Кристиан Томазий в сочинении «Краткие тезисы о грехе колдовства» (1704 год) аргументированно доказал абсурдность ведовских процессов. Авторитет Томазия был чрезвычайно высок при дворе прусского короля, и уже через два года Фридрих I сократил количество ведовских процессов, но лишь к середине XVIII века в Пруссии перестали полыхать костры.

К окончанию охоты вело и изменение социального портрета ведьмы. Если первыми «козлами отпущения» становились слабые и увечные, старые нищенки и бедные служанки, то с ростом ведовской паники доносчики уже не считались ни с социальным положением, ни с полом и возрастом обвиняемых. Смертные приговоры за колдовство стали выноситься школьным учителям, дамам с безупречной репутацией, пасторам, младенцам благородных кровей и даже членам семей судей. Неудивительно, что в такой ситуации скептицизм судей рос, они уже менее рьяно вершили свою миссию и рассуждали о том, что настоящую ведьму определить сложно. В конце концов, в образованных кругах стало немодным и даже неприличным верить во всю эту чепуху о ведьмах.

Были и другие факторы, способствовавшие уменьшению веры в колдовство среди простолюдинов. Постепенно улучшались медицинское обслуживание и социальное обеспечение, с развитием медицинских знаний появилось представление о психических заболеваниях и прежних одержимых и «порченых» начали запирать в сумасшедшие дома. Рост промышленности приводил к оттоку сельских жителей в города, что снижало социальную напряженность в деревне. В городах же с ростом населения начинал доминировать иной тип взаимоотношений – больше индивидуализма и независимости, меньшая роль репутации, чем в небольшом сообществе, где все про всех все знают и друг от друга зависят. Однако в действительности охота на ведьм прекратилась далеко не сразу после изменений в законодательстве и условиях жизни.

После окончания организованных и юридически оформленных ведовских процессов свободно вздохнуть смогли лишь тогдашние правозащитники. Но в деревенских и городских общинах охота на ведьм продолжалась. У добропорядочных граждан по-прежнему прокисало пивное сусло, болели дети и дохли куры. Лишившись возможности обращаться с доносами на вредных соседей, граждане стали решать проблему старыми средствами – путем самосудов и линчеваний.

22 апреля 1751 года в Тринге (Англия) Руфь Осборн 70 лет и ее муж были растерзаны толпой горожан. Немолодая и бедная чета Осборнов имела репутацию колдунов. Если происходило какое-либо несчастье, обычно винили их. Особенно пострадал от них фермер Баттерфилд: как-то раз он отказался дать Руфи молока, и вскоре стали умирать его коровы. Баттерфилд продал ферму и открыл таверну, но дела шли плохо, и к тому же сам он заболел нервной болезнью. Баттерфилд обратился к гадалке, и та подтвердила его подозрения, что это порча. Молва быстро распространилась по округе, и 22 апреля толпа начала искать Осборнов, которых местные власти для безопасности спрятали. Обнаружив дом, где они укрывались, горожане разбили окна и обыскали даже короб для соли, полагая, что для колдуна не составит труда оборотиться чем-то небольшим, вроде кошки. В конце концов власти вынуждены были выдать Осборнов, и толпа под предводительством трубочиста Томаса Коллея расправилась с «колдунами». На выездной сессии присяжных Коллей был признан виновным в преднамеренном убийстве и повешен.

Охота на ведьм, унесшая жизни тысяч человек, – столь заметная страница европейской истории, что, казалось бы, ее сложно обойти вниманием. Однако благополучный XIX век забыл о ней. Заново ее «открыли» историки лишь в первые десятилетия XX века. С тех пор были написаны сотни научных исследований о колдовстве и демонологии не только в Европе, но и в самых разных уголках мира. «Охотой на ведьм» стали называть и нацистские преследования неарийцев, и сталинские поиски «врагов народа», и маккартистское преследование коммунистов в послевоенной Америке, а в последние месяцы это выражение часто можно было встретить в газетах в связи с войной в Ираке. Все эти столь разные политические явления объединяет общее представление о неких опасных и сильных существах, часто с чем-то дьявольским внутри (будь то бесы, гены или идеи), желающих разрушить «добропорядочное общество». Эти образы фабрикует элита, и они проникают в воображение народа, и живут, пока элита, видя разрушительные последствия преследований фантомного врага, не провозглашает остановку охоты, или же это делает некая внешняя сила, как в случае нацистской Германии.

Как правило, подобный террор начинается в периоды идеологических сломов и экономических потрясений.

С одной стороны – ведьмы, евреи, масоны, демократы, олигархи, с другой – сельский джентльмен Мэтью Хопкинс, сенатор Джозеф Маккарти, Аполлинария Михайловна… По выражению английского историка Робина Бриггса, ведьма – это всегда кто-то другой, но вера в колдовство – в нас самих.

Ольга Христофорова, кандидат культурологии

Люди и судьбы: В поисках Шамбалы

Николая Рериха объявляли духовным водителем человечества, антихристом, главой Коминтерна, советским шпионом, руководителем мирового масонства и даже перевоплощением одного из буддийских божеств. Сам же Рерих сравнивал себя с одиноким медведем, подчеркивая при этом, что именно с медведем, а не с волком. Ответить на вопрос: кем же был этот человек на самом деле? – невозможно. Это оказалось не под силу даже биографам Рериха: толкования отдельных эпизодов его жизни, в том числе и его происхождения, подчас полностью исключают друг друга.

Николай Рерих стал первым в семье, кто предпринял попытку оправдать многообещающую фамилию: она – скандинавского происхождения – в переводе означает «богатый славой». Отец Николая, Константин Федорович Рерих, принадлежал к шведскому роду, жившему на территории сегодняшней Латвии. Он служил в Петербурге нотариусом окружного суда и отнюдь не был простым обывателем: член Императорского Вольного экономического общества, он стыдился крепостного положения русского крестьянства и принимал участие в подготовке реформы по их освобождению. Так что нескрываемый общественный темперамент, правда, совсем иной направленности, Николай Рерих, по всей видимости, унаследовал от отца. Мать Николая – Мария Васильевна Коркунова-Калашникова принадлежала к купеческому сословию.

Свое первое образование Николай Рерих получил в частной гимназии Карла Мая, заведении, знаменитом тем, что к ученикам в нем относились как к равным. Есть свидетельства тому, что уже в 7 лет его нельзя было оторвать от бумаги и красок, и сочинять – в смысле писательствовать – он тоже начал ребенком. Его рассказы «Месть Ольги за смерть Игоря», «Поход Игоря» печатались в журналах «Природа и охота», «Русский охотник». Имелось у Николая и особенное хобби: археологические раскопки. К ним мальчика приохотил археолог Лев Ивановский, часто гостивший в имении Рерихов – Изваре. В окрестностях Извары имелось множество курганов, и 14-летний Коля собственноручно раскопал несколько серебряных и золотых монет X—XI веков. Отец настаивал на том, чтобы Николай, как самый способный из троих сыновей, продолжал семейное дело и наследовал нотариальную контору, сам же Рерих мечтал сделаться художником. То, как молодой человек разрешил этот спор, выявляет очень важную черту его характера: умение договориться и найти компромисс. В 1893 году Рерих стал студентом императорской Академии художеств и одновременно поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Нагрузка на него свалилась колоссальная, но он оказался сущей рабочей лошадью: был вынослив, силен, неутомим. С утра писал в мастерской Архипа Ивановича Куинджи, потом бежал на лекции в университет, по вечерам занимался самообразованием. Неугомонному Рериху принадлежала идея организовать среди друзей кружок самообразования, где молодые люди изучали славянское и древнерусское искусство, западную философию, античную литературу, поэзию, историю, религоведение. Уже студентом Рерих имел масштабные планы – изучить историю и религию персов и изложить все это в научном труде.

Впрочем, не стоит представлять себе молодого Рериха ученым сухарем. Он был честолюбив, экспрессивен и обидчив. Эмоциональные записи в дневнике вполне отражают это: «Этюд окончательно испортил. Ничего нужного из него не выйдет. …Ой, удалят, чую, удалят! Какими глазами на меня знакомые посмотрят. Господи, не допусти этого позора!»

Позора, как известно, не случилось. Напротив: художник Рерих совершил стремительно быстрый взлет. Он не только успешно закончил Академию художеств, но и был замечен мастерами: на дипломной выставке сам П.М. Третьяков выбрал картину Рериха «Гонец» для своего музея. Рерих писал много, и его картинам везло: их действительно замечали, они постоянно выставлялись и в Академии художеств, и в «Мире искусства», и в «Союзе Русских художников», а потом – за границей. С 1904 по 1908 год на Миланской международной выставке его удостоили почетным дипломом, потом избрали членом Национальной академии в Реймсе и членом Осеннего салона в Париже. «Княжья охота», «Поход Владимира на Корсунь», «Древняя жизнь», «Заповедные места»… Список его ранних работ огромен. «Молодой да ранний», – шипели завистники вслед Рериху. Многие считали его плохим художником, зато знатным карьеристом. Как бы там ни было, но в 30 лет Рериха назначили директором школы Общества поощрения художеств, а в 1909 году возвели в действительные члены императорской Академии художеств, и он стал подписывать свои письма «академик Рерих».

Невзрачно одетый молодой человек в видавшей виды куртке, самой заурядной фуражке и высоких охотничьих сапогах скромно сидел в уголке гостиной новгородского имения Павла Путятина. Хозяина не оказалось дома, и Рерих его дожидался. Племянница Путятина, юная красавица Елена Шапошникова, пригласила юношу к столу. Весь вечер он не мог оторвать от нее восторженного взгляда, хотя и старался это скрыть. Впрочем, Елена привыкла к тому, что ее красота ошеломляла. Высокого роста, с черными миндалевидными глазами и пышными светло-каштановыми волосами, Елена притягивала необыкновенной женственностью и мягкостью, сквозящей во всем ее облике – в выражении глаз, голосе, улыбке. Елена Ивановна была дочерью известного петербургского архитектора, а также двоюродной правнучкой русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Как и у Рериха, у нее имелись скандинавские корни. Прадед Елены Ивановны служил бургомистром Риги и в свое время преподнес оказавшемуся в городе Петру Великому шапку Мономаха. Император остался доволен и предложил дарителю русское подданство и новую фамилию – Шапошников, с намеком на дар.

С самой первой встречи Рерих угадал нечто существенное в Елене Ивановне, нечто столь же существенное угадала в нем и она. Как писала Елена Ивановна, «любовь взаимная решила все». Впрочем, родственники Шапошниковой были против их союза: Рерих казался им недостаточно родовитым. Однако Елена с ранней юности решила для себя, что непременно выйдет за человека со значительным дарованием – музыканта, художника, писателя. Многим женихам, в том числе и с большим состоянием, она уже успела отказать, чем привела родственников в полнейшее недоумение.

В своих дневниках Елена Ивановна пишет, что накануне официального предложения от Рериха она видела два вещих сна, в которых покойный отец входил к ней в комнату и говорил: «Ляля, выходи за Рериха». Молодые обвенчались 28 октября 1901 года в церкви Академии художеств.

Рерих с самого начала предъявлял большие требования к их союзу и надеялся обрести в Елене, которую называл еще и Другиней, не просто традиционную жену, а помощницу во всем. Собственно, со встречи с ней и началась подлинная история «тайного Рериха».

Увлечение Рериха Востоком не взялось из «ниоткуда», как иногда пишут. В этом смысле он даже не был оригинален: не шел вразрез со своим временем, не опережал его, а, напротив, вполне соответствовал его духу. На переломе веков Россия переживала увлечение Индией и всем ориентальным. В 1890—1891 годах наследник престола, будущий император Николай II, в сопровождении востоковеда князя Э.Э. Ухтомского посетил многие города Индии и привез оттуда огромную коллекцию предметов буддийского культа. В 1893 году в залах Зимнего дворца была устроена специальная выставка. У 19-летнего Николая Рериха захватывало дух от статуэток будд, маленьких изображений ступ, четок; нетерпеливыми пальцами он перелистывал огромный красочный каталог, описывающий все представленные предметы. От них веяло тайной.

Помимо всего прочего, в начале века России удалось непосредственно познакомиться с индийской философией. Были переведены и изданы «Провозвестие Рамакришны», книги его ученика Вивекананды, Упанишады, «БхагаватГита». Индийские метафизические доктрины, их взгляд на космические и исторические циклы захватили Рериха, как захватили многих. Тибет и тибетские чудотворцы были притягательны особо. Как раз появилось несколько книг о культуре и истории Тибета, труды Ухтомского, Потанина, Пржевальского.

К 1914 году, дате строительства в Петербурге первого буддийского храма, интерес Николая Рериха к Востоку сформировался настолько определенно, что он вошел в комитет содействия строительству и тесно общался с посланником далай-ламы XIII – Хамбо Агованом Лобсаном Дорчжиевым. В картинах и очерках Рериха Индия стала появляться все чаще и чаще.

Его крайне интересовал вопрос общих корней России и Азии. Он подозревал общность между Россией и Азией во всем: в искусстве, верованиях, складе души. Еще в 1895 году Рерих писал в дневнике: «Мне весьма любопытно, было ли на русское искусство два влияния – византийское и западное или было еще и непосредственно восточное? Кое-где нахожу смутные указания на это». На эту связь указывали уже многие, вспомнить хотя бы славянофилов, особенно подчеркивающих восточный характер Российской империи, – Киреевского, Аксакова, Леонтьева.

Помимо восточной философии Россия вслед за Западом повально увлекалась оккультизмом. Рерих и в этом не стал исключением. А к русскому двору в то время буквально приклеился французский герметик и маг доктор Папюс, организовавший в Петербурге ложу «Креста и звезды». В нее вошли, как ни странно, Николай II с супругой, вдовствующая императрица Мария Федоровна, великие князья и множество других высокопоставленных сановников. В среде художников оккультизм и спиритические сеансы тоже стали весьма популярным времяпрепровождением. Рерихи были особенными энтузиастами: в их квартире на Галерной для участия в знаменитых «столоверчениях» часто собирались друзья – Бенуа, Грабарь, Дягилев, фон Траубенберг.

Однажды у Рерихов «выступал» знаменитый медиум Янек, приглашенный в северную столицу императорской четой. Между прочим, спиритических сеансов не чурались и многие ученые, частым гостем Рерихов стал психиатр Бехтерев, изучавший гипноз. Именно Бехтерев одним из первых заметил медиумические способности Елены Рерих. И все же в этом увлечении Рерихи отличались от всех остальных: они видели в оккультизме не просто модное времяпрепровождение и экстравагантное средство развеять скуку. Когда кто-нибудь из друзей, например художники Грабарь или Бенуа, позволяли себе пренебрежительно высказываться «о вызове духов», обычно сдержанный Рерих шел пятнами от возмущения.

– Это серьезный духовный феномен, тут необходимо разобраться, – хмуря брови, говорил он. «Разобраться» было его любимое слово. Друзья прятали улыбку. Между тем около 1909 года случилось некое событие, определившее дальнейшую жизнь семьи Рерихов: по словам Елены Ивановны, ее посетило видение, – очнувшись ото сна, она увидела высокую фигуру человека с необыкновенно красивым, сияющим лицом и решила, что это была первая мистическая встреча с Учителем.

Можно по-разному относиться к этим свидетельствам: для рационалистов это вне обсуждения. Однако известно, например, что Джордано Бруно был мистиком, Ньютон – прежде всего алхимиком, а потом уже физиком, а Эйнштейн – глубоко верующим человеком. И подобных примеров много. Что же касается Рериха, то он, по всей видимости, действительно не сомневался в том, что все его действия, его культурная и исследовательская деятельность подчинены некоему Высшему служению.

Рерихи знали: их путь лежит на Восток. Их судьба – Азия. Там они надеялись найти ответы на свои сокровенные вопросы, из тех, что зовутся «вечными». Там Рерих должен был «воочию встретиться с учителями», там ему предстояло подтвердить свои догадки о культурных и духовных связях России и Востока. Но путь в края, где для Рериха скрывалась истина, оказался нелегким. Первой преградой на дороге стала История…

Грянувшая Февральская революция застала Рерихов в Карелии в арендованном деревянном доме в Сердоболе, стоящем посреди соснового леса. Рериху с женой и двумя сыновьями, Юрием и Святославом, пришлось переехать сюда из промозглого, сырого Петербурга по причине его болезни: воспаление легких, грозящее тяжелыми осложнениями. Дела были так плохи, что он даже составил завещание. От директорства в школе Общества поощрения художеств пришлось отказаться. Но Рерих пишет и здесь: «Вечные всадники», «Облако-вестник», «Послание Федору Тирону»…

В это же время, в ноябре 1917 года, нарком по национальной политике Иосиф Сталин, прибыв в Гельсингфорс (ныне Хельсинки) на съезд социал-демократов, произнес пылкую речь о национальном самоопределении наций и их праве на полное отделение. Земля Суоми не медлит и спешит как можно скорее осуществить провозглашенное право. После гражданской войны Финляндия потребовала присоединения Карелии и всего Кольского полуострова. После этого отношения между Финляндией и Советской Россией были порваны, а граница – оказалась запертой на все замки. Рерихам надо было уносить ноги.

Поначалу отношение Рериха к произошедшему на родине перевороту было типичным для интеллигента. В октябре 1917 года он пишет в статье «Единство»: «Откуда восстание против знания и стремление к равнению по убожеству, по невежеству? Откуда изгнание свободы и замена ее тиранией?… Отчего тупоумны и недоброкачественны вожди ваши?»

Сложным маршрутом семья Рерихов направилась в Лондон. Там они задерживаться долго не собирались, надеясь лишь получить визы в Индию – колонию британской короны. Родины больше не было, возвращаться было некуда.

Но и визу в Индию получить оказалось не так просто: русские эмигранты не имели нансенского паспорта. Тем не менее Рерих не опускал рук. Он месяцами обивал пороги бюрократических заведений, убеждал, настаивал, писал прошения, заручался поддержкой известных людей. В английской столице он встретил старых друзей – Дягилева, Стравинского, Нижинского и обзавелся новыми, особенно ему был дорог поэт Рабиндранат Тагор.

Наконец, на 20 июня 1920 года был куплен билет на пароход.

Елена Ивановна, упаковывая вещи, ходила сосредоточенная, взволнованная. И вдруг – непредвиденное. В последнюю минуту выяснилось, что по разным причинам ожидаемые на дорогу деньги не придут. Поэтому Рерих принял предложение директора чикагского Института искусств Роберта Харше провести в Америке выставочное турне и заработать необходимые на поездку средства. Его картины путешествовали в течение трех лет по 29 городам Америки, его лекции собирали большое количество слушателей. Многие говорили, что Рерих никогда не высказывает того, что думает на самом деле, что он нечто таит про себя. Другим же он казался совершенно неискренним. Но и те, и другие признавали его как сподвижника мира искусства.

А у Рериха была своя идея-фикс: пережив сначала Первую мировую войну, а потом русскую революции и возмущаясь тем, как разумные существа могут вести себя как «потерявшие человеческий облик безумцы», Рерих пришел к своей формуле спасения человечества (впрочем, уже до него высказанной его соотечественником) – «красота спасет мир», а инструментом этой красоты должно стать искусство. «Искусство объединит человечество, искусство едино и нераздельно. У него много ветвей, но корень один». В Америке снова проявился неутомимый общественный темперамент Рериха: он организовал Институт объединенных искусств в Чикаго, объединение художников с характерным названием – «Пылающее сердце». А в 1922 году, опять же его стараниями, возник Международный культурный центр «Венец мира», где могли трудиться деятели науки и искусства из разных стран.

… Декабрь 1923 года. В небольшом княжестве Сикким, неподалеку от города Дарджилинг на склонах восточных Гималаев, Рерихи благоговейно осматривали дом Талай Пхо Бранг, знаменитый тем, что, по преданию, здесь останавливался один из духовных лидеров в тибетской истории, далай-лама V. Рерих тогда так разволновался, что то и дело возбужденно пощипывал свою клинообразную бородку. В движениях, в глазах – нетерпение мальчишки: он попал в страну своей мечты, журавль уже не в небе, он почти в руке. Вскоре взволнованные супруги ускоренным шагом направились к небольшому храму, спрятавшемуся в темной зелени в стороне от дороги. Здесь, по их словам, произошло самое важное событие в их жизни – они «лицом к лицу встретились с Учителями». И встреча эта, судя по всему, была давно запланированной.

Есть свидетельства, что уже в Америке Рерихи установили контакт с буддийскими общинами Индии и вышли на лам высокого духовного ранга. Не исключено, что им помогли в этом теософы – еще, будучи в Лондоне, Рерихи стали членами некогда основанного Е.П. Блаватской, а теперь возглавляемого Ани Безант теософского общества. Словом, в буддийском храме их действительно ждали. Об этой решающей встрече Рерих сообщает скупо, однако ясно дает понять, что предстоящая экспедиция в Центральную Азию, на которую, наконец, удалось собрать деньги, была полностью согласована с пожеланиями и наказами Учителей, или Махатм, как их называли в Индии. Буддийским ламам, скорее всего, тибетского происхождения, поход Рерихов оказался небезразличен, и они внесли в него любопытную и неожиданную коррективу: «Говорили о предстоящей ЦентральноАзиатской экспедиции, – пишет Рерих. – Россия по плану Махатм была важнейшим этапом в маршруте».

Скорее всего, идея двигаться через территорию Советского Союза первоначально не входила в рериховский план; не исключено также, что Рерих был удивлен. К тому же это создавало и формальные проблемы: в советской России он, будучи эмигрантом, не был желанным гостем. Но на Востоке приказ Учителя – закон, а Рерих был рьяным и преданным учеником, поэтому он попытается сделать все, что было в его силах.

Первая Центрально-Азиатская научная экспедиция Николая Рериха, организованная при помощи и финансировании американцев и проходившая под американским флагом, наконец, стала реальностью. Основу экспедиции составляли супруги Рерихи, их сын Юрий, закончивший индоиранское отделение восточных языков Лондонского университета (впоследствии он станет одним из самых авторитетных востоковедов своего времени), доктор Константин Николаевич Рябинин, много лет изучавший тибетскую медицину, энтузиаст Востока полковник Николай Викторович Кордашевский и еще горстка единомышленников, готовых и способных заниматься исследованиями в самых разных областях: геодезии, археологии, почвоведении… По мере продвижения в глубь Азии состав экспедиции постоянно менялся, присоединялись местные – индусы, монголы, буряты, – кто-то уходил, кто-то приходил. Неизменным оставался только костяк – семья Рерихов.

В 1924 году, к моменту начала путешествия, Николаю Рериху уже исполнилось 50 лет. Итак, двинулись через Индию древним маршрутом в сторону границы с СССР: от Шринагара до Леха, потом через Маульбек, Ламаюр, Базгу, Саспул прошли в Хотан и Кашгар. Исследовали важнейшие памятники искусства, осматривали монастыри, слушали легенды и предания, делали зарисовки местности, снимали планы, собирали минералогические и ботанические коллекции. В Хотане во время вынужденной стоянки Рерих создал серию картин «Майтрейя».

Уже к этому этапу путешествия был накоплен большой исследовательский материал. И вот – первые выводы после внимательнейших наблюдений: «Все происходящее в метапсихическом институте Парижа, опыты Нотцинга и Рише по эктоплазме, опыты Барадюка по фотографированию физических излучений, работы Котика по экстериоризации чувствительности и попытки Бехтерева по передаче мыслей на расстоянии – все это знакомо Индии, только не как маловероятное новшество, но как давно известные законы».

29 мая 1926 года трое Рерихов в сопровождение двух тибетцев перешли советскую границу в районе озера Зайсан.

13 июня того же года Рерихов неожиданно видят в Москве…. Про художника ползут слухи, что он «продался большевикам», тем более что он посещал дома высокопоставленных советских чиновников: Свердлова, Чичерина, Луначарского, Каменева. Бывшие знакомые, из тех, кто остался в советской России, в недоумении: что он здесь забыл? Его прежнее отношение к большевикам как к «извергам» – общеизвестно. На все недоуменные вопросы Рерих спокойно отвечал, что ему необходимо получить разрешение властей на продолжение экспедиции на территории советского горного Алтая.

На самом деле, Рерих явился в Москву не только за разрешением посетить Алтай, а с важным посольством: он привез два странных документа – «приветственные письма к советским властям» и небольшой ящичек со священной землей из тех мест, оттуда происходил Будда Шакьямуни. От кого были все эти послания? От Учителей. «Посылаем землю на могилу брата нашего Махатмы Ленина, – говорилось в одном из писем. – Примите привет наш».

Эти удивительные письма пролежали в архивах 40 лет, но в конце концов были опубликованы. В первом послании перечисляются идеологические аспекты коммунизма, до известной степени близкие духовной установке буддизма. Но самое главное, что учителя Рериха на основании этой связи сумели внушить художнику новое отношение к коммунизму, объяснив, что это шаг не к варварству и тирании, а, напротив, к более высокому сознанию и более продвинутой ступени эволюции. И Рерих, в конце концов, принял эту новую позицию. И вот это изменившееся отношение Рериха к Советам впоследствии оттолкнуло от него многих.

Во втором послании Махатмы обратились к более насущным и практическим вещам. Они сообщили, что готовы к переговорам с Советским Союзом об освобождении Индии, оккупированной Англией, а также Тибета, где англичане тоже вели себя по-хозяйски, практически задушив местное правительство: духовный лидер Тибета таши-лама был вынужден бежать из страны из-за проанглийски настроенных светских властей.

Нарком иностранных дел Чичерин немедленно доложил о Рерихе и привезенных им документах секретарю ЦК ВКП(б) В.М. Молотову, приложив перевод обоих писем. Для Советского государства возможность получить новых союзников в Тибете была очень заманчива, так как это косвенно способствовало бы решению сложного политического вопроса о присоединении к СССР Монголии. Монголия всегда оставалась буддистской страной, и тибетские иерархи традиционно пользовались здесь практически безграничной поддержкой. Речь шла об огромной территории прежней Великой Монголии, которая впоследствии частично осталась за Китаем, а частично действительно вошла в состав СССР. Итак, Чичерин просил партийных вождей не препятствовать планам Рериха, этого «полубуддиста-полукоммуниста». Руководствуясь этим фактом, некоторые его биографы делают вывод, что таким образом его завербовали в советскую разведку. Однако для подобных утверждений серьезных оснований все же нет. Рерих выполнил свою посредническую миссию, передал послания и двинулся своей дорогой на Алтай и дальше. В 1926 году полномочный представитель СССР в Монголии П.Н. Никифоров писал советскому правительству: «В Монголии появился известный художник, путешественник Н.К. Рерих, который в августе направляется в Тибет. Этот Рерих настойчиво ставит вопрос о необходимости возвращения таши-ламы в Тибет, приводя теологические обоснования». Да, Рерих этого добивался, будучи уверенным, что духовный лидер Тибета должен жить в своей стране, потому что в противном случае духовный потенциал Тибета может пошатнуться. Сам Никифоров, подозревавший, что Рерих «на кого-то работает», но неизвестно, впрочем, на кого, подчеркнул стоявшие на первом и главном месте неведомые чиновнику «теологические обоснования». Вот ключ к вмешательству Рериха в политику – «теологические обоснования». Такие люди не годятся в шпионы по собственному почину, хотя зачастую их используют как пешки в чужой политической игре.

Экспедиция Рериха, снова воссоединившаяся с прежними участниками и набравшая новых, взяла, наконец, священный курс – на Тибет. Это всегда была закрытая для иностранцев территория, однако Рерихи стали отнюдь не первыми русскими путешественниками, побывшими здесь. В 1879 и в 1883 годах Н.М. Пржевальский организовал две экспедиции в Тибет, пройдя 8 тысяч километров. Чуть позднее его путь повторили Г.Ц. Цыбиков и Н. Я. Бичурин. Несомненно, Рерих был знаком с оставленными ими картами, книгами и описаниями. И, конечно, осознавал все трудности предстоящего пути.

Шел 1926 год. Медленно и трудно, черепашьим шагом экспедиция Рериха перемещалась через Алтай, Барнаул, Новосибирск, Иркутск, Улан-Удэ, Улан-Батор. До сих пор удавалось передвигаться на машинах, кое-где прямо по целине. Что только не приходилось преодолевать: наводнение, песчаные бури, обрушивающиеся с гор камни. В августе 1927 года по тибетскому нагорью караван Рериха двинулся на Нагчу. О машинах уже не было речи. Мужчины ехали на лошадях, в то время как Елену Ивановну несли в портшезе.

Вокруг были болотистые равнины, поросшие колючей травой, озера и «мертвые горы», напоминающие кладбище. Внизу – глубокие, гулкие ущелья, в которых завывает ледяной ветер. Кони скользили и оступались среди кочек. Высота увеличивалась, дойдя до более 4,5 тысячи метров. Трудно было дышать. То и дело кто-нибудь падал с коня, однажды вот так упал Юрий Рерих. Отец и доктор Рябинин бросились к нему, он лежал весь белый с едва прощупывающимся пульсом. Привели в себя его с трудом.

В двух днях пути от крепости Нагчу была устроена вынужденная стоянка.

У Рериха были документы, позволявшие ему прямиком двигаться в Лхасу, но на пограничном пункте тибетцы, сурово оглядев двигавшихся под американским флагом путешественников, заявили, что «документы неправильные» и им дальше нельзя.

Тем временем наступила суровая зима со свирепыми ледяными ветрами, которую и местные-то переносили с трудом. Деньги и лекарства были на исходе. Уже умерло несколько участников похода: тибетец Чампа, один монгольский лама, потом – харчинский. Ламы-буряты восстали против Рериха с требованием отпустить их. Но Рерих проявил неслыханное упорство, требовал от местных властей пропуска в Лхасу и бесконечно терпеливо ждал. Ясно, что за подобной стойкостью скрывалась не просто добросовестность ученого-исследователя. Имелась некая сверхзадача, ради которой Рерих подвергал себя и самых близких людей опасности. Эта сверхзадача носила имя Шамбалы.

В буддийской мифологии это страна царя Сучандры, символический центр мира, окруженный восемью снежными горами, напоминающими цветок лотоса. Согласно легендам в Шамбале существуют наиболее благоприятные условия для реализации буддистского пути и у пришедших туда открываются «центры мудрости». Так называемых путеводителей в Шамбалу существовало великое множество. Ее географическое положение указывалось всегда по-разному и весьма туманно: «севернее Индии», «за океаном», «за снежными горами Тибета». В своем продвижении к Тибету Рерих выяснял в монастырях и среди ученых лам, как найти путь в эту заповедную страну. Разумеется, добиться каких-либо конкретных сведений оказалось невозможно. Добросовестные ламы намекали пришельцу, что Шамбала – понятие исключительно духовное и находится во внутреннем мире, а не во внешнем. Встречались и другие ламы, желавшие выманить у богатых западных людей золото, шкуры, ткани и всевозможные подарки. Те таинственными и многозначительными намеками давали понять, что им известен путь в Шамбалу и неопределенно указывали наверх – в непроходимые горные дебри Тибета. Рерих пишет: «Мы знаем реальность земной Шамбалы. Мы знаем рассказы одного бурятского ламы, как его сопровождали через очень узкий тайный проход. Мы знаем, как другой посетитель видел караван горцев, везущих соль с озер, расположенных на самой границе Шамбалы. …Земная Шамбала связана с небесной, И именно в этом месте объединяются два мира». Блажен, кто верует…

Несмотря на все усилия Рерихов, в Лхасу их не пустили, и Шамбалу – во всяком случае, находящуюся в географических земных пределах – им найти не удалось. Английская разведка, считавшая Рериха советским шпионом, грамотно сделала свое дело и перекрыла экспедиции дальнейший путь. Каравану, продержавшемуся на стоянке несколько месяцев, с осени 1927 до весны 1928 года в нечеловеческих условиях, пришлось повернуть обратно в Индию.

Рерих вернулся в Нью-Йорк вместе с сыном Юрием в начале лета 1929 года. Их встретили с почестями. 19 июня мэром Нью-Йорка Джеймсом Уокером в честь Рерихов был устроен грандиозный прием. Зал был украшен флагами всех наций и не мог вместить всех желающих: политики, бизнесмены, учителя Школы искусств, ученики. В адрес Рериха произносились речи, со всех сторон слышались эпитеты «величайший ученый», «крупнейший исследователь Азии», «прогрессивный художник». Вскоре Рериха принял и сам президент США – Герберт Гувер.

17 октября 1929 года в Нью-Йорке торжественно открыли музей Рериха. Теперь он помещался в 29-этажном небоскребе. На первом этаже – собственно музей с более чем тысячей картин художника, выше – рериховские учреждения по объединению искусства всего мира, еще выше – квартиры сотрудников.

Меланхолия редко нападала на такого энергичного и всегда деятельного человека, каким был Николай Рерих. Однако чем более его превозносили за «дела земные», тем более он считал, что до сих пор так и не достиг сокровенной цели своей жизни. Оставаться в Америке и пожинать плоды успеха Рерих не собирался, тем более что Елена Ивановна осталась в Индии, в долине Кулу, где Рерихи купили поместье. В Америку он вернулся, собственно, все с той же целью, что и много лет назад: добыть денег и разрешение на новую экспедицию в Азию. Не тут-то было…

Только в 1931 году, почти 2 года спустя после возвращения в США, он наконец получил возможность увидеть жену. Больше года ему, несмотря на все его связи, не удавалось добиться визы в Индию: козни строила все та же всесильная английская разведка, по-прежнему опасавшаяся влияния этого «полукоммуниста» на свою колонию, где и так уже начались беспорядки. Дело с визой Рериха достигло размеров международного скандала, так что Николаю Константиновичу пришлось взывать к заступничеству английской королевы и римского папы.

…Новое жилище Рерихов располагалось в долине Кулу, колыбели памятников культуры двух тысячелетней давности, как и весь северный Пенджаб. Большой, каменный, двухэтажный дом живописно примостился на отроге горного хребта. С балкона открывался чудесный вид на долину, на исток реки Биас и снежные вершины гор. В соседней постройке, расположенной чуть выше, открыли наконец давно задуманный Рерихом гималайский Институт научных исследований, названный «Урусвати», что в переводе означает «свет утренней звезды». Институт формально возглавил Юрий Николаевич Рерих. Младший сын Рерихов, Святослав Николаевич, художник, как и отец, тоже жил с родителями в Кулу. К сотрудничеству в институте, костяк которого на месте составила горстка единомышленников, привлекли десятки научных организаций Европы, Азии и Америки. Обрабатывали результаты первой Центрально-Азиатской экспедиции, собирали новые данные. В частности, известный советский генетик и академик Вавилов именно отсюда получал семена для своей редчайшей ботанической коллекции.

Однако Рерих рвался в новое путешествие в Азию. Похоже, он не терял надежды найти свою Шамбалу. В конце концов, министр земледелия США Генри Уоллес помог финансировать вторую экспедицию и предложил формально организовать ее в целях сбора засухоустойчивых трав, в изобилии произрастающих в Центральной Азии и предотвращающих эрозию почвы. Рерих двинулся в путь в 1935 году, начав продвижение из Маньчжурии к пустыне Гоби. 15 апреля среди песков Гоби над экспедиционным лагерем взвилось «Знамя мира». В этот день президент Рузвельт и все члены Панамериканского союза подписали Пакт Рериха, задуманный им еще до революции в Петербурге. Идея пакта сводилась к тому, что государства-участники обязуются защищать культурные ценности в военное время. Настроение Рериха во время второй вылазки в Азию было не слишком оптимистичным. И все же он надеялся, что ему удастся продолжить изыскания в заповедных районах Индии, но – снова осечка: американцы свернули его экспедицию и приказали быстро возвращаться обратно. Узнав эту новость, Рерих отошел подальше от стоянки и с горькой досадой разрядил в воздух револьвер, его душило разочарование. Ему был 61 год, далеко не молодость, и он ясно предчувствовал, что это был его последний поход.

Тем временем в США разворачивались весьма примечательные события: пока Рерих находился в Маньчжурии, его бывший покровитель и ученик, бизнесмен Луис Хорш приступил к заранее спланированному разорению рериховского музея в Нью-Йорке. За одну ночь он вывез почти все картины, сменил замки, распорядился арендой гигантского небоскреба. Благодаря стараниям того же Хорша Рерихом заинтересовалась налоговая полиция, собиравшаяся содрать с него гигантскую сумму за экспедицию.

В Америку Рерих больше не вернулся. С 1936 года до самой своей кончины он безвыездно провел в Индии в своем поместье в Кулу. Обдумывая удачи, а главное, неудачи своей жизни, он понял, что вечная отсрочка, невозможность поймать журавля, который был уже почти в руке, – все это было его ученичеством, закалкой духа. Как всегда, Рерих много работал; по обыкновению вставал в 5 часов утра и отправлялся в кабинет к холстам и краскам, по вечерам писал. От работы отвлекали тревожные мысли – шла Вторая мировая война. Индию, эту страну духа, тоже трясло, как в лихорадке, от политических страстей. Индийцы пытались сбросить господство Англии, повсюду висели воззвания «Англичане – вон из Индии!» Британцы сопротивлялись отчаянно и отвечали арестам и расправой над непокорными.

В мае 1942 года взволнованный Юрий Николаевич принес отцу телеграмму от махараджи княжества Индора. Те предлагали Рериху выступить посредником в переговорах между Индией и Англией о независимости индийского государства. Положение Рериха оказалось весьма щекотливым – он сам был гостем в этой стране и жил здесь фактически на птичьих правах. Британцы неоднократно намекали, что если он покинет Индию, то больше сюда не вернется. Выступи Рерих на стороне индийцев, а они будут в очередной раз разбиты – и что тогда?

Тем не менее индийская революция победила. И тотчас независимую Индию начали точить междоусобицы среди индусов и мусульман, грозившие принять размах гражданской войны. В доме Рерихов, находящемся недалеко от Кашмира, явственно слышались выстрелы. В музее «Шах Манзил» в городе Хайдарабаде мусульмане устроили погром, приведший к пожару. В результате сгорело 11 картин Рериха и его сына Святослава. К 1947 году окончательно укрепляется решение Рериха вернуться на родину, в Россию. Все-таки дом – там, а остальной мир так и остался чужбиной. Он пишет друзьям: «Итак, на новую ниву. Полные любви к Великому Народу Русскому». Но осуществить эти планы ему не удалось – 13 декабря 1947 года Николая Рериха не стало.

После смерти Николая Рериха его жена Елена Ивановна подала прошение в советское консульство, чтобы ей и двум сыновьям разрешили вернуться на родину. Но прошению не дали хода. Елена Ивановна умерла в Индии 5 октября 1955 года. Вернуться в СССР удалось лишь старшему сыну Рерихов, известному востоковеду Юрию Николаевичу Рериху.

Андрей Кураев, богословский писатель, диакон

«Рубеж ХIХ—ХХ веков был ознаменован целым фейерверком самых разнообразных утопий… Были утопии теургические и утопии техницистские, утопии космические и утопии нацистские… И семья Рерихов не осталась в стороне. Они тоже создали свою Утопию. Они мечтали о „новом мире“. В этом мире все будет другое, новое – не только философия и этика, не только способы медитации и молитв. Новым должно стать общество, новой должна стать власть. То, что теософия есть религиозное учение, никак не означает, что у нее нет политических идеалов и стремлений. Теософия стремится к своей теократии. Отсюда и переписка Е. Рерих с супругой президента Рузвельта, и послание Махатм вождям Советского Союза. В письмах Елены Рерих упоминается грядущий „государственный строй, отмеченный монизмом религиозного культа“. „Близится время, когда стоящие во главе стран начнут поддерживать в государственном масштабе все просветительные созидания“. Близится время Вождей. Откуда они придут? Невежественное большинство, не принявшее мудрость „тайной доктрины“, конечно, не сможет избрать правильных руководителей. Что ж – они придут к власти иным путем. „Вожди будущего будут назначаться не безответственными массами, но иерархией Света и Знания. «Никто не назначает иерарха. Учитель будет естественным вождем. Можно радоваться, что Ленин признан таким учителем“ (Община, 215).

Максим Дубаев, автор книги о Рерихе, вышедшей в 2003 году в серии «ЖЗЛ»

«…Еще в 1900 году Николай Константинович, как бы стесняясь своего происхождения, несколько иронично писал своей невесте» о том, какого же он происхождения. «Между тем во Франции произошло очень важное событие: Рерих сумел доказать свое дворянское происхождение и даже баронство. …Вопрос о собственном дворянском происхождении давно мучил Николая Константиновича, тем более что его жена была княжеского рода, внучатой племянницей М.И. Голенищева-Кутузова». Далее автор книги приводит в подтверждение отрывки из воспоминаний князя Щербатова, который сравнивал Н.К. Рериха с Тартюфом.

Андрей Всеволжский

Досье: Во глубине горячих руд…

XX век ознаменовался триумфом человека в воздухе и покорением самых глубоких впадин Мирового океана. Лишь мечта проникнуть к сердцу нашей планеты и познать скрытую доселе жизнь ее недр по-прежнему остается недостижимой. «Путешествие к центру Земли» обещает быть необычайно трудным и увлекательным, таящим в себе массу неожиданностей и невероятных открытий. Первые шаги на этом пути уже сделаны – в мире пробурено несколько десятков сверхглубоких скважин. Информация, полученная при помощи сверхглубокого бурения, оказалась столь ошеломляющей, что поколебала устоявшиеся представления геологов о строении нашей планеты и дала богатейшие материалы для исследователей в самых разных областях знаний.

Трудолюбивые китайцы в XIII веке рыли скважины глубиной 1 200 метров. Европейцы побили китайский рекорд в 1930 году, научившись пронзать земную твердь при помощи буровых на 3 километра. В конце 1950-х годов скважины удлинились до 7 километров. Начиналась эпоха сверхглубокого бурения.

Как и большинство глобальных проектов, идея пробурить верхнюю оболочку Земли возникла в 1960-х годах XX века, в разгар космических полетов и веры в безграничные возможности науки и техники. Американцы задумали ни много ни мало пройти скважиной всю земную кору и получить образцы пород верхней мантии. Представления о мантии тогда (как, впрочем, и сейчас) строились лишь на косвенных данных – скорости распространения сейсмических волн в недрах, изменение которой интерпретировалось как граница слоев горных пород разного возраста и состава. Ученые считали, что земная кора похожа на бутерброд: сверху молодые породы, снизу – древние. Однако лишь сверхглубокое бурение могло дать доподлинную картину строения и состава внешней оболочки Земли и верхней мантии.

В 1958 году в США появилась программа сверхглубокого бурения «Мохол». Это один из самых смелых и загадочных проектов послевоенной Америки. Как и многие другие программы, «Мохол» был призван обогнать СССР в научном соперничестве, установив мировой рекорд в сверхглубоком бурении. Название проекта происходит от слов «Мохоровичич» – это фамилия хорватского ученого, который выделил поверхность раздела между земной корой и мантией – границу Мохо, и «hole», что по-английски значит «скважина». Создатели программы решили бурить в океане, где, по данным геофизиков, земная кора значительно тоньше, чем на материках. Надо было спустить трубы на несколько километров в воду, пройти 5 километров океанского дна и достичь верхней мантии.

В апреле 1961 года у острова Гваделупа в Карибском море, где водная толща достигает 3,5 км, геологи пробурили пять скважин, самая глубокая из них вошла в дно на 183 метра. По предварительным расчетам, в этом месте под осадочными породами ожидали встретить верхний слой земной коры – гранитный. Но поднятый из-под осадков керн содержал чистые базальты – эдакий антипод гранитов. Результат бурения обескуражил и в то же время окрылил ученых, они стали готовить новую фазу бурения. Но когда стоимость проекта перевалила за 100 млн. долларов, конгресс США прекратил финансирование. «Мохол» не ответил ни на один из поставленных вопросов, но он показал главное – сверхглубокое бурение в океане возможно.

Сверхглубокое бурение позволило заглянуть в недра и понять, как ведут себя горные породы при высоких давлениях и температуре. Представление, что горные породы с глубиной становятся плотнее и пористость их убывает, оказалось неверным, как и точка зрения о сухих недрах. Впервые это было обнаружено при бурении Кольской сверхглубокой, другие скважины в древних кристаллических толщах подтвердили тот факт, что на многокилометровой глубине горные породы разбиты трещинами и пронизаны многочисленными порами, а водные растворы свободно движутся под давлением в несколько сот атмосфер. В этом открытии состоит одно из важнейших достижений сверхглубокого бурения. Оно заставило вновь обратиться к проблеме захоронения радиоактивных отходов, которые предполагалось помещать в глубокие скважины, что казалось совершенно безопасным. Учитывая информацию о состоянии недр, полученную в ходе сверхглубокого бурения, проекты создания подобных могильников ныне выглядят весьма рискованными.

С тех пор мир заболел сверхглубоким бурением. В США готовили новую программу изучения океанского дна (Deep Sea Drilling Project). Построенное специально для этого проекта судно «Гломар Челленджер» несколько лет провело в водах различных океанов и морей, пробурив в их дне почти 800 скважин, достигнув максимальной глубины 760 м. К середине 1980-х годов результаты морского бурения подтвердили теорию тектоники плит. Геология как наука родилась заново. Тем временем Россия шла своим путем. Интерес к проблеме, разбуженный успехами США, вылился в программу «Изучение недр Земли и сверхглубокое бурение», но не в океане, а на континенте. Несмотря на многовековую историю, континентальное бурение представлялось совершенно новым делом. Ведь речь шла о недостижимых ранее глубинах – более 7 километров. В 1962 году Никита Хрущев утвердил эту программу, хотя руководствовался он скорее политическими мотивами, нежели научными. Ему не хотелось отстать от США.

Возглавил вновь созданную лабораторию при Институте буровой техники известный нефтяник доктор технических наук Николай Тимофеев. Ему было поручено обосновать возможность сверхглубокого бурения в кристаллических породах – гранитах и гнейсах. На исследования ушло 4 года, и в 1966 году эксперты вынесли вердикт – бурить можно, причем не обязательно техникой завтрашнего дня, достаточно того оборудования, что уже есть. Главная проблема – жара на глубине. Согласно расчетам, по мере внедрения в горные породы, слагающие земную кору, температура должна увеличиваться через каждые 33 метра на 1 градус. Значит, на глубине 10 км надо ожидать порядка 300°С, а на 15 км – почти 500°С. Такого нагрева бурильные инструменты и приборы не выдержат. Надо было искать место, где недра не столь горячи…

Такое место нашли – древний кристаллической щит Кольского полуострова. Отчет, подготовленный в Институте физики Земли, гласил: за миллиарды лет своего существования Кольский щит остыл, температура на глубине 15 км не превышает 150°С. А геофизики подготовили примерный разрез недр Кольского полуострова. По их данным, первые 7 километров – это гранитные толщи верхней части земной коры, потом начинается базальтовый слой. Тогда представление о двухслойном строении земной коры было общепринятым. Но как оказалось позднее, и физики, и геофизики ошибались. Площадку для буровой выбрали на северной оконечности Кольского полуострова близ озера Вильгискоддеоайвинъярви. По-фински это значит «Под волчьей горой», хотя ни горы, ни волков в том месте нет. К бурению скважины, проектная глубина которой составляла 15 километров, приступили в мае 1970 года.

В конце 1980-х годов в Швеции в поисках природного газа небиологического происхождения пробурили скважину до глубины 6,8 км. Геологи решили проверить гипотезу, согласно которой нефть и газ образуются не из отмерших растений, как считает большинство ученых, а посредством мантийных флюидов – горячих смесей газов и жидкостей. Насыщенные углеводородами флюиды просачиваются из мантии в земную кору и накапливаются в больших количествах. В те годы идея о происхождении углеводородов не из органического вещества осадочных толщ, а посредством глубинных флюидов была в новинку, многие хотели ее проверить. Из этой идеи следует, что запасы углеводородов могут содержать не только осадочные, но также вулканические и метаморфические породы. Вот почему Швеция, большей частью расположенная на древнем кристаллическом щите, взялась поставить эксперимент.

Для бурения выбрали кратер Сильян Ринг диаметром 52 км. По геофизическим данным, на глубине 500—600 метров находились кальцинированные граниты – возможная покрышка для нижележащего резервуара углеводородов. Замеры ускорения силы тяжести, по изменению которой можно судить о составе и плотности залегающих в недрах горных пород, говорили о наличии высокопористых пород на глубине 5 км – возможного коллектора нефти и газа. Результаты бурения разочаровали ученых и инвесторов, вложивших в эти работы 60 млн. долларов. Пройденные толщи не содержали промышленных запасов углеводородов, только проявления нефти и газа явно биологического происхождения из древних битумов. Во всяком случае, никому не удалось доказать обратное.

Создания принципиально новых устройств и гигантских машин бурение Кольской скважины СГ-3 не требовало. Начинали работать с тем, что уже имелось: установка «Уралмаш 4Э» грузоподъемностью 200 тонн и легкосплавные трубы. Что действительно было нужно на тот момент, так это нестандартные технологические решения. Ведь в твердых кристаллических породах на столь большую глубину никто не бурил, и что там будет, представляли себе только в общих чертах. Опытные буровики, однако, понимали, что каким бы детальным ни был проект, реальная скважина окажется намного сложнее. Через 5 лет, когда глубина скважины СГ-3 превысила 7 километров, смонтировали новую буровую установку «Уралмаш 15 000» – одну из самых современных по тем временам. Мощная, надежная, с автоматическим спускоподъемным механизмом, она могла выдержать колонну труб длиной до 15 км. Буровая превратилась в полностью обшитую вышку высотой 68 м, непокорную сильным ветрам, бушующим в Заполярье. Рядом выросли минизавод, научные лаборатории и кернохранилище.

При бурении на небольшие глубины мотор, который вращает колонну труб с буром на конце, устанавливают на поверхности. Бур представляет собой железный цилиндр с зубьями из алмазов или твердых сплавов – коронку. Эта коронка вгрызается в породы и вырезает из них тонкий столбик – керн. Чтобы охладить инструмент и извлечь из скважины мелкий мусор, в нее нагнетают буровой раствор – жидкую глину, которая все время циркулирует по стволу, словно кровь в сосудах. Через какое-то время трубы поднимают на поверхность, освобождают от керна, меняют коронку и вновь опускают колонну в забой. Так ведется обычное бурение.

А если длина ствола 10—12 километров при диаметре 215 миллиметров? Колонна труб становится тончайшей нитью, опущенной в скважину. Как ею управлять? Как увидеть, что творится в забое? Поэтому на Кольской скважине внизу бурильной колонны установили миниатюрные турбины, их запускал буровой раствор, нагнетаемый по трубам под давлением. Турбины вращали твердосплавную коронку и вырезали керн. Вся технология была хорошо отработана, оператор на пульте управления видел вращение коронки, знал ее скорость и мог управлять процессом.

Каждые 8—10 метров многокилометровую колонну труб приходилось поднимать наверх. Спуск и подъем в общей сложности занимали 18 часов.

Когда в Нижегородской области были найдены мелкие алмазы, это немало озадачило геологов. Конечно, проще всего было предположить, что драгоценные камни принес ледник или речные воды откуда-то с севера. Но вдруг местные недра скрывают кимберлитовую трубку – вместилище алмазов? Проверить эту гипотезу решили в конце 1980-х годов, когда программа научного бурения в России набирала обороты. Место для бурения выбрали севернее Нижнего Новгорода, в центре гигантской кольцевой структуры, которая хорошо выделяется в рельефе. Одни считали ее метеоритным кратером, другие – трубкой взрыва или жерлом вулкана. Бурение прекратили, когда Воротиловская скважина достигла глубины 5 374 м, из которых более километра приходилось на кристаллические породы фундамента. Кимберлитов там не нашли, но справедливости ради следует сказать, что в споре о происхождении этой структуры точку тоже не поставили. Добытые из недр факты одинаково подходили для сторонников обеих гипотез, в итоге каждый остался при своем мнении. А скважину превратили в глубинную геолабораторию, которая действует и поныне.

7 километров – отметка для Кольской сверхглубокой роковая. За ней начались неизвестность, множество аварий и непрерывная борьба с горными породами. Ствол никак не удавалось держать вертикально. Когда в первый раз прошли 12 км, скважина отклонилась от вертикали на 21°. Хотя буровики уже научились работать при невероятной кривизне ствола, дальше углубляться было нельзя. Скважину предстояло перебурить с отметки 7 километров. Чтобы получать вертикальный ствол в твердых породах, нужен очень жесткий низ бурильной колонны, дабы он входил в недра, как в масло. Но возникает и другая проблема – скважина постепенно расширяется, бур болтается в ней, как в стакане, стенки ствола начинают рушиться и могут придавить инструмент. Решение этой задачи получилось оригинальным – была применена технология маятника. Бур искусственно раскачивался в скважине и подавлял сильные колебания. За счет этого ствол получался вертикальным.

Наиболее распространенная авария на любой буровой – обрыв колонны труб. Обычно трубы пытаются захватить вновь, но если это случается на большой глубине, то проблема переходит в разряд неустранимых. Искать инструмент в 10-километровой скважине бесполезно, такой ствол бросали и начинали новый, чуть выше. Обрыв и потеря труб на СГ-3 случались многократно. В итоге в своей нижней части скважина выглядит как корневая система гигантского растения. Разветвленность скважины огорчала буровиков, но оказалась счастьем для геологов, которые неожиданно получили объемную картину внушительного отрезка древних архейских пород, сформировавшихся более 2,5 млрд. лет назад.

В июне 1990 года СГ-3 достигла глубины 12 262 м. Скважину стали готовить к проходке до 14 км, и тут вновь произошла авария – на отметке 8 550 м колонна труб оборвалась. Продолжение работ требовало долгой подготовки, обновления техники и новых затрат. В 1994 году бурение Кольской сверхглубокой прекратили. Через 3 года она попала в Книгу рекордов Гиннесса и до сих пор остается непревзойденной. Сейчас скважина представляет собой лабораторию для изучения глубоких недр.

СГ-3 была секретным объектом с самого начала. Виноваты и пограничная зона, и стратегические месторождения в округе, и научный приоритет. Первым иностранцем, посетившим буровую, стал один из руководителей Академии наук Чехословакии. Позже, в 1975 году, о Кольской сверхглубокой вышла статья в «Правде» за подписью министра геологии Александра Сидоренко. Научных публикаций по Кольской скважине по-прежнему не было, но кое-какие сведения за рубеж просачивались. Больше по слухам мир стал узнавать – в СССР бурят самую глубокую скважину.

Завеса тайны, наверное, висела бы над скважиной до самой «перестройки», не случись в 1984 году в Москве Всемирного геологического конгресса. К столь крупному в научном мире событию тщательно готовились, для Министерства геологии даже построили новое здание – ожидали много участников. Но зарубежных коллег интересовала в первую очередь Кольская сверхглубокая! Американцы вообще не верили в то, что она у нас есть. Глубина скважины к тому моменту достигла 12 066 метров. Скрывать объект более не имело смысла. В Москве участников конгресса ждала выставка достижений российской геологии, один из стендов был посвящен скважине СГ-3. Специалисты всего мира недоуменно взирали на обычную буровую головку со стертыми твердосплавными зубьями. И этим бурят самую глубокую в мире скважину? Невероятно! В поселок Заполярный отправилась большая делегация геологов и журналистов. Посетителям показали буровую в действии, доставали и отсоединяли 33-метровые секции труб. Вокруг высились кучи точно таких же буровых головок, как и та, что лежала на стенде в Москве.

От Академии наук делегацию принимал известный геолог, академик Владимир Белоусов. Во время пресс-конференции из зала ему задали вопрос:

– Что же самое главное показала Кольская скважина?

– Господа! Главное, она показала то, что мы ничего не знаем о континентальной коре, – честно ответил ученый.

Кое-что о земной коре континентов, конечно, знали. Тот факт, что континенты сложены очень древними породами, возрастом от 1,5 до 3 миллиардов лет, не опровергла даже Кольская скважина. Однако составленный на основании керна СГ-3 геологический разрез оказался прямо противоположным тому, что ученые представляли себе ранее. Первые 7 километров были сложены вулканическими и осадочными породами: туфами, базальтами, брекчиями, песчаниками, доломитами. Глубже лежал так называемый раздел Конрада, после которого скорость сейсмических волн в породах резко увеличивалась, что интерпретировалось как граница между гранитами и базальтами. Этот раздел был давно пройден, но базальты нижнего слоя земной коры так нигде и не появились. Наоборот, начались граниты и гнейсы.

Разрез Кольской скважины опроверг двухслойную модель земной коры и показал, что сейсмические разделы в недрах – это не границы слоев из пород разного состава. Скорее они указывают на изменение свойств камня с глубиной. При высоком давлении и температуре свойства пород, видимо, могут резко меняться, так, что граниты по своим физическим характеристикам становятся похожи на базальты, и наоборот. Но поднятый на поверхность с 12-километровой глубины «базальт» тут же становился гранитом, хоть и испытывал по пути сильнейший приступ «кессонной болезни» – керн крошился и распадался на плоские бляшки. Чем дальше уходила скважина, тем меньше качественных образцов попадало в руки ученых.

Глубина заключала в себе много неожиданностей. Раньше было естественно думать, что с удалением от поверхности земли, с ростом давления породы становятся более монолитными, с малым количеством трещин и пор. СГ-3 убедила ученых в обратном. Начиная с 9 километров, толщи оказались очень пористыми и буквально напичканы трещинами, по которым циркулировали водные растворы. Позднее этот факт подтвердили другие сверхглубокие скважины на континентах. На глубине оказалось гораздо жарче, чем рассчитывали: на целых 80°! На отметке 7 км температура в забое была 120°С, на 12 км – достигла уже 230°С. В образцах Кольской скважины ученые обнаружили золотое оруденение. Вкрапления драгоценного металла находились в древних породах на глубине 9,5—10,5 км. Впрочем, концентрация золота была слишком мала, чтобы заявлять о месторождении – в среднем 37,7 мг на тонну породы, но достаточная, чтобы ожидать его и в других подобных местах.

Высокие температуры, встреченные буровиками под землей, навели ученых на мысль использовать этот практически неисчерпаемый источник энергии. Например, в молодых горах (каковыми являются Кавказ, Альпы, Памир) на 4-километровой глубине температура недр достигнет 200°С. Эту природную батарею можно заставить работать на себя. Надо пробурить рядом две глубокие скважины и соединить их горизонтальными штреками. Потом в одну скважину закачивать воду, а из другой извлекать горячий пар, который пойдет на отопление города или получение другого вида энергии. Серьезной проблемой для таких предприятий могут стать едкие газы и флюиды, нередкие в сейсмически активных районах. В 1988 году американцам пришлось завершить бурение скважины на шельфе Мексиканского залива у берегов штата Алабама, достигнув глубины 7 399 м. Причиной тому стали температура недр, достигавшая 232°С, очень высокое давление и выбросы кислотных газов. В тех районах, где есть месторождения горячих подземных вод, можно добывать их прямо из скважин с довольно глубоких горизонтов. Такие проекты подходят для районов Кавказа, Памира, Дальнего Востока. Однако высокая стоимость работ ограничивает глубину добычи четырьмя километрами.

Демонстрация Кольской скважины в 1984 году произвела на мировую общественность глубокое впечатление. Многие страны начали готовить проекты по научному бурению на континентах. Такую программу утвердили и в Германии в конце 1980-х годов. Сверхглубокую скважину KTB Хауптборунг бурили с 1990 по 1994 год, по плану она должна была достичь глубины 12 км, но из-за непредсказуемо высоких температур удалось добраться только до отметки 9,1 км. Благодаря открытости данных по буровым и научным работам, хорошей технологии и документированности сверхглубокая скважина КТВ остается одной из самых известных в мире.

Место для бурения этой скважины выбрали на юго-востоке Баварии, на остатках древней горной цепи, чей возраст исчисляется 300 миллионами лет. Геологи полагали, что где-то здесь проходит зона соединения двух плит, бывших некогда берегами океана. По мнению ученых, со временем верхняя часть гор стерлась, обнажив остатки древней океанской коры. Еще глубже, в десяти километрах от поверхности, геофизики обнаружили крупное тело с аномально высокой электрической проводимостью. Его природу также надеялись прояснить с помощью скважины. Но основной задачей было достичь глубины 10 км, чтобы приобрести опыт сверхглубокого бурения. Изучив материалы Кольской СГ-3, немецкие буровики решили сначала пройти пробную скважину глубиной 4 км, чтобы составить более точное представление об условиях работы в недрах, опробовать технику и взять керн. По окончании пилотных работ многое из бурильного и научного оборудования пришлось переделывать, кое-что создавать заново.

Основную – сверхглубокую – скважину КТВ Хауптборунг заложили всего в двухстах метрах от первой. Для работ соорудили 83метровую вышку и создали мощнейшую по тем временам бурильную установку грузоподъемностью 800 тонн. Многие бурильные операции автоматизировали, в первую очередь механизм спуска и подъема колонны труб. Самонаводящаяся система вертикального бурения позволяла делать почти отвесный ствол. Теоретически с таким оборудованием можно было бурить до глубины 12 километров. Но реальность как всегда оказалась сложнее, и планы ученых не сбылись.

Проблемы на скважине КТВ начались после глубины 7 км, повторив многое из судьбы Кольской сверхглубокой. Сначала, как полагают из-за высокой температуры, сломалась система вертикального бурения и ствол пошел вкось. В конце работ забой отклонился от вертикали на 300 м. Потом начались аварии посложнее – обрыв бурильной колонны. Так же как и на Кольской, приходилось бурить новые стволы. Определенные трудности доставляло сужение скважины – вверху ее диаметр составлял 71 см, внизу – 16,5 см. Бесконечные аварии и высокая температура в забое –270°С вынудили буровиков прекратить работы невдалеке от заветной цели.

Нельзя сказать, что научные результаты КТВ Хауптборунг поразили воображение ученых. На глубине главным образом залегали амфиболиты и гнейсы – древние метаморфические породы. Зону схождения океана и остатки океанической коры нигде не обнаружили. Возможно, они есть в другом месте, здесь же находится небольшой кристаллический массив, вздернутый на высоту 10 км. В километре от поверхности обнаружили месторождение графита.

В 1996 году скважина КТВ, стоившая бюджету Германии 338 млн. долларов, перешла под патронат Научного центра геологии в Потсдаме, ее превратили в лабораторию для наблюдений за глубокими недрами и объект туризма.

«Потому что на Луну не хватило бы чугуну» – наверное, именно так противники гипотезы, согласно которой Луна оторвалась от Земли, могли бы ответить ее сторонникам. Гипотеза эта, однако, возникла не на пустом месте, и ученые рассматривают несколько районов Земли, откуда мог быть выбит кусок планеты величиной с Луну. Кольская скважина предложила свой вариант. В 1970-х годах советские станции доставили на Землю несколько сот граммов лунного грунта. Вещество разделили между собой ведущие научные центры страны, чтобы провести независимые анализы. Крошечный образец достался и Кольскому научному центру. Взглянуть на диковинку приезжали ученые со всего региона, в том числе сотрудники скважины, впоследствии ставшей самой глубокой в мире. Шутка ли? Потрогать неземную пыль, поглядеть на нее в микроскоп. Позже специалисты исследовали лунный грунт и опубликовали по этому поводу монографию. К тому времени скважина в Заполярном достигла приличной глубины, поднятые из ствола породы детально описывали. И что же? Образцы лунного грунта, на которые буровики когда-то с трепетом взирали, оказались один к одному диабазами из их скважины, с глубины 3 км. Тут же возникла гипотеза, что Луна оторвалась не иначе, как от Кольского полуострова примерно 1,5 млрд. лет назад – таков возраст диабазов. Хотя невольно возникал вопрос – какой же величины был тогда этот полуостров?..

Рекорд Кольской скважины по-прежнему остается непревзойденным, хотя в глубь Земли наверняка можно пройти 14 и даже 15 км. Однако вряд ли такое единичное усилие даст принципиально новые знания о земной коре, в то время как сверхглубокое бурение – дело весьма дорогое. Времена, когда с его помощью проверяли самые разные гипотезы, давно прошли. Скважины глубже 6—7 км с чисто научными целями почти перестали бурить. К примеру, в России остались всего два объекта такого рода – Уральская СГ-4 и Ен-Яхинская скважина в Западной Сибири. Их ведет государственное предприятие НПЦ «Недра», расположенное в Ярославле. В мире пробурено так много сверхглубоких и глубоких скважин, что ученые не успевают анализировать информацию. В последние годы геологи стремятся изучать и обобщать полученные с больших глубин факты. Научившись бурить на большие глубины, люди хотят теперь получше освоить доступный им горизонт, сконцентрировать усилия на практических задачах, которые принесут пользу уже сейчас. Так в России, выполнив программу научного бурения, пробурив все 12 задуманных сверхглубоких скважин, сейчас работают над системой для территории всего государства, в которой геофизические данные, полученные при помощи «просвечивания» недр сейсмическими волнами, будут увязаны с информацией, добытой сверхглубоким бурением. Без скважин разрезы земной коры, построенные геофизиками, – всего лишь модели. Чтобы на этих схемах появились конкретные горные породы, нужны данные бурения. Тогда геофизики, работы которых намного дешевле буровых и охватывают большую площадь, смогут гораздо точнее предсказывать месторождения полезных ископаемых.

В США продолжают заниматься программой глубинного бурения дна океанов и ведут несколько любопытных проектов в зонах вулканической и тектонической активности земной коры. Так, на Гавайских островах исследователи надеялись изучить подземную жизнь вулкана и приблизиться к мантийному языку – плюму, который, как полагают, и породил эти острова. Скважину у подножия вулкана Мауна-Кеа планировали пробурить до глубины 4,5 км, но из-за огромных температур осилить смогли только 3 км. Другой проект – глубинная обсерватория на разломе Сан-Андреас. Бурение скважины через этот крупнейший разлом Североамериканского континента начали в июне 2004 года и прошли 2 из 3 запланированных километров. В глубинной лаборатории намерены исследовать зарождение землетрясений, что, быть может, позволит лучше понимать природу этих стихийных бедствий и составлять их прогноз.

Несмотря на то что современные программы сверхглубокого бурения уже не столь амбициозны, как прежде, им уготовано явно большое будущее. Недалек тот день, когда наступит черед больших глубин – там будут искать и открывать новые месторождения полезных ископаемых. Уже сейчас добыча нефти и газа в США с глубин 6—7 км становится обычным делом. В будущем Россия тоже должна будет качать углеводородное сырье с таких уровней. Как показала Тюменская сверхглубокая скважина, в 7 километрах от поверхности есть перспективные для газовых месторождений толщи осадочных пород.

Сверхглубокое бурение недаром сравнивают с покорением космоса. Такие программы, с глобальным размахом, вбирающие в себя все лучшее, чем располагает на данный момент человечество, дают толчок развитию многих отраслей промышленности, техники и в конечном итоге готовят почву для нового прорыва в науке.

Как-то раз Кольская сверхглубокая оказалась в центре мирового скандала. В одно прекрасное утро 1989 года директору скважины Давиду Губерману позвонили главный редактор областной газеты, секретарь обкома и еще масса самых разных людей. Все хотели узнать про дьявола, которого буровики якобы подняли из недр, как о том сообщили некоторые газеты и радиостанции по всему миру. Директор опешил, и – было от чего! «Ученые обнаружили ад», «Сатана сбежал из ада» – гласили заголовки. Как сообщалось в прессе, геологи, работающие очень далеко в Сибири, а может быть, на Аляске или даже Кольском полуострове (единого мнения на сей счет у журналистов не было), проводили бурение на глубине 14,4 км, как вдруг бур начал сильно болтаться из стороны в сторону. Значит, внизу большая дыра, подумали ученые, видимо, центр планеты – пустой. Датчики, опущенные вглубь, показывали температуру 2 000°С, а суперчувствительные микрофоны озвучили …вопли миллионов страдающих душ. В результате бурение было прекращено из-за опасений выпустить адские силы на поверхность. Конечно, советские ученые опровергли эту журналистскую «утку», но отголоски той давней истории еще долго кочевали из газеты в газету, превратившись в своеобразный фольклор. Спустя несколько лет, когда байки про ад уже позабылись, сотрудники Кольской сверхглубокой побывали в Австралии с лекциями. Их пригласили на прием к губернатору штата Виктория, кокетливой даме, которая приветствовала русскую делегацию вопросом: «И какого черта вы оттуда подняли?»

Самые глубокие скважины мира

1. Аралсорская СГ-1, Прикаспийская низменность, 1962—1971, глубина – 6,8 км. Поиск нефти и газа.

2. Биикжальская СГ-2, Прикаспийская низменность, 1962—1971, глубина – 6,2 км. Поиск нефти и газа.

3. Кольская СГ-3, 1970—1994, глубина – 12 262 м. Проектная глубина – 15 км.

4. Саатлинская, Азербайджан, 1977—1990, глубина – 8 324 м. Проектная глубина – 11 км.

5. Колвинская, Архангельская область, 1961, глубина – 7 057 м.

6. Мурунтауская СГ-10, Узбекистан, 1984, глубина —

3 км. Проектная глубина – 7 км. Поиск золота.

7. Тимано-Печорская СГ-5, Северо-Восток России, 1984—1993, глубина – 6 904 м, проектная глубина – 7 км.

8. Тюменская СГ-6, Западная Сибирь, 1987—1996, глубина – 7 502 м. Проектная глубина – 8 км. Поиск нефти и газа.

9. Ново-Елховская, Татарстан, 1988, глубина – 5 881 м.

10. Воротиловская скважина, Поволжье, 1989—1992, глубина – 5 374 м. Поиск алмазов, изучение Пучеж-Катункской астроблемы.

11. Криворожская СГ-8, Украина, 1984—1993, глубина – 5 382 м. Проектная глубина – 12 км. Поиск железистых кварцитов.

Уральская СГ-4, Средний Урал. Заложена в 1985 году. Проектная глубина – 15 000 м. Текущая глубина – 6 100 м. Поиск медных руд, изучение строения Урала. Ен-Яхтинская СГ-7, Западная Сибирь. Проектная глубина – 7 500 м. Текущая глубина – 6 900 м. Поиск нефти и газа.

Скважины на нефть и газ

начала 70-х годов

Юниверсити, США, глубина – 8 686 м.

Бейден-Юнит, США, глубина – 9 159 м.

Берта-Роджерс, США, глубина – 9 583 м.

80-х годов

Цистердорф, Австрия, глубина 8 553 м.

Сильян Ринг, Швеция, глубина – 6,8 км.

Бигхорн, США, Вайоминг, глубина – 7 583 м.

КТВ Hauptbohrung, Германия, 1990—1994, глубина —

9 100 м. Проектная глубина – 10 км. Научное бурение.

У пределов жизни Экстремофильные бактерии, обнаруженные в горных породах, поднятых с глубины в несколько километров ДОСЬЕ Одно из самых удивительных открытий, которое ученые сделали с помощью бурения, – это наличие жизни глубоко под землей. И хотя жизнь эта представлена лишь бактериями, ее пределы простираются до невероятных глубин. Бактерии вездесущи. Они освоили подземное царство, казалось бы, совершенно непригодное для существования. Огромные давления, высокие температуры, отсутствие кислорода и жизненного пространства – ничто не смогло стать препятствием на пути распространения жизни. По некоторым подсчетам, масса микроорганизмов, обитающих под землей, может превышать массу всех живых существ, населяющих поверхность нашей планеты.

Еще в начале XX века американский ученый Эдсон Бастин обнаружил бактерии в воде из нефтеносного горизонта с глубины несколько сот метров. Обитавшие там микроорганизмы не нуждались в кислороде и солнечных лучах, они питались органическими соединениями нефти. Бастин предположил, что эти бактерии живут изолированно от поверхности уже 300 млн. лет – с тех пор как образовалось нефтяное месторождение. Но его смелая гипотеза осталась невостребованной, в нее просто не поверили. Тогда считали, что жизнь – это лишь тонкая пленка на поверхности планеты.

Интерес к глубинным формам жизни может быть вполне практическим. В 1980-х годах департамент энергетики США искал безопасные методы захоронения радиоактивных отходов. Для этих целей предполагалось использовать шахты в непроницаемых горных породах, где живут питающиеся радионуклидами бактерии. В 1987 году началось глубокое бурение нескольких скважин в штате Южная Каролина. С полукилометровой глубины ученые отбирали образцы, соблюдая всевозможные меры предосторожности, чтобы не занести бактерии и воздух с поверхности Земли. Изучением образцов занимались несколько независимых лабораторий, их результаты оказались положительными: в глубоких толщах обитали так называемые анаэробные бактерии, которые не нуждаются в доступе кислорода.

Бактерии нашли и в породах золоторудной шахты в Южной Африке на глубине 2,8 км, где температура составляла 60°С. Живут они и глубоко под дном океанов при температуре свыше 100°. Как показала Кольская сверхглубокая скважина, условия для обитания микроорганизмов есть даже на глубине более 12 км, поскольку горные породы оказались довольно пористыми, насыщенными водными растворами, а там, где есть вода, возможна жизнь.

В сверхглубокой скважине, которая вскрывала кратер Сильян Ринг в Швеции, микробиологи тоже обнаружили колонии бактерий. Любопытно, что микроорганизмы обитали в древних гранитах. Хотя это были очень плотные, залегающие под большим давлением породы, но в них по системе микропор и трещин циркулировали подземные воды. Настоящей сенсацией стала толща пород на глубине 5,5—6,7 км. Она была насыщена пастой из нефти с кристаллами магнетита. Одно из возможных объяснений этого феномена дал американский геолог Томас Голд, автор книги «Глубокая горячая биосфера». Голд предположил, что магнетито-масляная паста не что иное, как продукт жизнедеятельности бактерий, которые питаются поступающим из мантии метаном.

Как показывают исследования, бактерии довольствуются поистине спартанскими условиями. Пределы их выносливости остаются загадкой, но похоже, что нижнюю границу обитания бактерий все-таки устанавливает температура недр. Они могут размножаться при 110°С и выдерживать, хоть и короткое время, температуру в 140°С. Если считать, что на континентах температура увеличивается на 20—25° с каждым километром, то обнаружить живые сообщества можно до глубины 4 км. Под океанским дном температура растет не так быстро, и нижняя граница жизни может пролегать на глубине 7 км.

Это означает, что жизнь имеет колоссальный запас прочности. Следовательно, биосфера Земли не может быть полностью уничтожена даже в случае самых серьезных катаклизмов и, вероятно, на планетах, лишенных атмосферы и гидросферы, микроорганизмы вполне могут существовать в недрах.

Татьяна Пичугина

Арсенал: Оружие пехоты Второй мировой

Война практически всегда застает врасплох и сразу же требует много оружия. А гражданские тылы начинают свой ратный труд, выполняя непосильную для мирного времени задачу: при сжатых сроках, дефиците материалов и оборудования, при общем снижении квалификации рабочих рук – «ковать оружие победы». Великая Отечественная война в этом смысле не стала исключением. И в тяжелый, катастрофичный первый год войны ее главная ударная сила – пехота – получала-таки свои винтовки и пулеметы.

К началу Великой Отечественной войны система стрелкового вооружения РККА в целом соответствовала условиям того времени и состояла из следующих видов вооружения: личное (пистолет и револьвер), индивидуальное оружие стрелковых и кавалерийских подразделений (магазинные винтовка и карабин, самозарядная и автоматическая винтовки), снайперское оружие (магазинная и самозарядная снайперские винтовки), индивидуальное оружие автоматчиков (пистолет-пулемет), коллективное оружие стрелковых и кавалерийских отделений и взводов (ручной пулемет), пулеметных подразделений (станковые пулеметы), зенитное стрелковое вооружение (счетверенные пулеметные установки и крупнокалиберные пулеметы), стрелковое вооружение танков (танковый пулемет). Кроме того, на вооружении имелись ручные гранаты и винтовочные гранатометы. Исходя из приведенного перечня можно сделать вывод о том, что существовавшие виды оружия удовлетворяли потребности различных родов войск. Но на поверку оказалось иначе и, несмотря на разнотипность образцов, даже неспециалисту было понятно, что некоторые из них решали абсолютно схожие задачи: 2 образца личного, 4 образца индивидуального оружия, 2 снайперские винтовки, 2 станковых пулемета. Недавно поставленные на производство и слабо опробованные эксплуатацией образцы приходилось дублировать старыми, проверенными боевой практикой.

Накануне войны армия находилась в состоянии реорганизации и перевооружения, что видно и из плана военных заказов на 1941 год: 1 800 000 винтовок (из них 1 100 000 самозарядных), 160 000 револьверов «Наган» и 140 000 пистолетов, 200 000 пистолетов-пулеметов Шпагина, 3 000 пулеметов «Максим», 39 000 пулеметов ДП и ДТ, 4 000 пулеметов ДШК. Что же касается перевооружения пехоты автоматическим оружием, которому в то время уделяли большое внимание, то о нем можно судить по следующим цифрам: на июнь 1941 года в Киевском особом военном округе стрелковые соединения ручных пулеметов имели от 100 до 128% от штата, пистолетов-пулеметов – до 35%, зенитных пулеметов– 5—6% от штата. Как видим, зенитных средств и пистолетов-пулеметов было очень мало. А вот пехотных противотанковых средств ближнего боя фактически не было.

Начало войны, как известно, было связано с чрезвычайно большими потерями в личном составе и вооружении. Убыль вооружения в РККА за июнь—декабрь 1941 года составила: винтовок и карабинов – 5 547 000, пистолетов и револьверов – 454 100, пистолетов-пулеметов – 98 700, ручных пулеметов – 135 700, станковых пулеметов – 53 700, 12,7-мм пулеметов – 600. Это были самые большие потери вооружения за всю войну, причем его значительная часть осталась на поле боя в пригодном состоянии. Но во время стремительного отступления, когда на одних участках упорно дрались, а на других отход превращался в бегство и сдачу в плен, войска просто не успевали собирать и ремонтировать вооружение. Службу сбора оружия, в том числе и трофейного, приходилось налаживать в ходе войны. А в первый период войны отсутствие такого сбора сказалось самым негативным образом, особенно в ходе мощного контрнаступления под Москвой.

Выпущенные же за первые полгода винтовки и карабины (1 567 141), пистолеты-пулеметы (89 665) и пулеметы (106 200) не перекрывали потерь.

Народный комиссариат вооружения (НКВ) под руководством самого молодого наркома Д.Ф. Устинова провел тогда большую и трудную работу по расширению военного производства как на действующих оружейных заводах, так и среди переведенных «на военные рельсы» гражданских предприятий. Так, главным производителем ППШ стал бывший шпулечный завод в городе Вятские Поляны. Помимо этого завода ППШ выпускали и на московских, включая ЗИС, а также в Тбилиси и даже в Тегеране (с 1942 года из Ирана для РККА поставили несколько десятков тысяч ППШ); стволы для них поставляли из Ижевска. Основное производство ручных пулеметов ДП оставалось на заводе им. К.О. Киркижа в Коврове, но уже в 1942 году его продублировали в городе Сталинске (ныне Новокузнецк) и в Ленинграде, производство ДШК – в Куйбышеве. В тот же год производство «Максимов» кроме тульских оружейного и машиностроительного заводов было организовано в Златоусте и Ижевске (на базе Мотоциклетного завода). Производство СВТ из Тулы эвакуировали в город Медногорск.

Как известно, оружейное производство – одно из самых металлоемких, поэтому при оружейных заводах принято развивать собственную металлургию и кузнечно-прессовое производство. Такая специфика сыграла в военное время особую роль, поскольку мобилизационная готовность оружейных заводов обеспечивала не только собственное наращивание производства, но и быстрое перепрофилирование предприятий гражданской промышленности. Помимо этого, быстрому производству оружия в режиме военного времени способствовало и успешное предвоенное развитие металлургической промышленности и станкостроения в целом, а также широкая подготовка инженерно-технических кадров. Отдельно стоит сказать и о технологиях массового поточного производства, заимствованных из других отраслей промышленности. Они позволяли не только экономить материалы в оружейном деле, но и снизить некоторые требования к квалификациям рабочих при холодной штамповке деталей из стального листа, дорнировании ствола, точечной сварке. И все же качеством обработки приходилось жертвовать. Была отменена чистовая обработка внешних поверхностей деталей, не участвующих в работе автоматики, лакировка деревянных деталей (по этому пути, заметим, шла оружейная промышленность всех воюющих государств). Время эксплуатации оружия было тоже сокращено, и значительно уменьшена его комплектация запчастями и принадлежностями. Так, к ручному пулемету ДП, например, вместо 22 дисков придавалось 12.

Всего за годы войны советская промышленность выпустила около 13 млн. винтовок, 6,1 млн. пистолетов-пулеметов, 1,7 млн. пистолетов и револьверов, 1,5 млн. пулеметов всех типов, 471,8 тыс. противотанковых ружей. Для сравнения – в Германии за тот же период было выпущено 8,5 млн. винтовок и карабинов, 1 млн. пистолетов-пулеметов, 1 млн. пулеметов.

Война всегда ускоряет разработку и внедрение новых образцов. Фронтовой опыт и данные о тактике и вооружении противника детально анализировались и становились основой новых заданий для разработчиков. Такая «обратная связь» сильно стимулирует развитие оружия. За время войны на вооружение приняли 6 новых и 3 модернизированных образца стрелкового оружия, 7 образцов гранат. Испытания новых образцов проходило не только на научно-испытательном полигоне стрелково-минометного вооружения в Щурово и на полигоне курсов «Выстрел», но и непосредственно на фронтах. К работе в органах Государственного Комитета Обороны и НКВ привлекали крупных ученых и инженеров. Так, авторитетнейший специалист В.Г. Федоров в 1942—1946 годах работал сначала консультантом, а затем заместителем председателя технического совета НКВ.

Дважды за войну произошло фактически перевооружение Красной Армии – в конце 1941– начале 1942 года, когда восполнялись потери первого военного полугодия, и в 1943—1944 годах, когда в армию в возрастающих количествах поставлялись новые образцы вооружения.

Резко росла и потребность в боеприпасах, тем более что значительная часть их запасов была потеряна в первые же месяцы (Западный фронт, например, к 10 июля 1941-го потерял – именно потерял, а не израсходовал – по некоторым данным, 67 410 500 винтовочных патронов).

В 1942-м выпуск патронов составил 136 % от выпуска 1940-го, а в 1945-м – 224 %. Такие темпы производства во многом объясняются тем, что дефицитную латунь в изготовлении гильз заменили сталью и биметаллами. Сталью заменили и свинец в сердечниках пуль. Пули же стали называться «суррогатированными». Немаловажную роль сыграло и внедрение автоматических роторных машин Л.Н. Кошкина.

В целом предприятия Народного комиссариата боеприпасов выпустили 22,7 млрд. штук патронов всех типов, около 138 млн. противопехотных и 21 млн. противотанковых гранат. О расходе патронов можно судить по таким данным ГАУ: за 200 дней Сталинградской битвы было израсходовано 500 млн. патронов всех типов, столько же – за 50 дней Курской битвы, за Берлинскую операцию – 390 млн.

Поставки союзников по ленд-лизу в плане стрелкового оружия были очень незначительны – 151 700 «стволов». Можно сказать, что трофейного стрелкового оружия Красная Армия использовала значительно больше, чем поставленного по ленд-лизу. Правда, американское и британское стрелковое оружие поставлялось и в комплекте с танками, бронемашинами, самолетами и в этом качестве применялось шире, чем непосредственно пехотное. Наиболее существенная помощь ленд-лиза в этой отрасли, пожалуй, заключалась в поставках пороха, дефицитных металлов и промышленного оборудования.

«Боевой устав пехоты» 1942 года (БУП-42), воплотивший в себе опыт войны, гласил: «Огонь, маневр и рукопашная схватка – основные способы действий пехоты». Огневого превосходства над противником пехота добивалась прежде всего повышением плотности ружейно-пулеметного огня и огнем минометов. Если на август 1941 года германская пехотная дивизия превосходила советскую стрелковую дивизию по суммарному количеству пистолетов-пулеметов и пулеметов втрое, а по минометам – вдвое (имея к тому же в 1,55 раза больше личного состава), то уже к началу 1943 года это количество примерно сравнялось. В начале же 1945-го обычная советская стрелковая дивизия примерно вдвое превосходила германскую пехотную как по пистолетам-пулеметам и пулеметам, так и по минометам, при примерно равной численности личного состава (изменение соотношения различных типов стрелкового оружия в основном подразделении – стрелковой роте– можно видеть из представленной таблицы).

Первые месяцы войны показали, что большая часть командиров среднего и младшего звена плохо представляла себе, как нужно организовывать огонь и управлять им в бою. Уже в конце 1941 года нарком обороны приказал руководству курсов «Выстрел» подготовить 1 000 командиров стрелковых батальонов, которые бы знали тактику современного боя, умели руководить батальоном в бою и владели всем штатным оружием батальона. Этот выпуск состоялся в феврале 1942 года.

Война потребовала пересмотра системы подготовки пехоты и ее тактики. Пришлось отказаться от деления боевого порядка на «сковывающую» и «ударную» группы: теперь ударная сила атаки обеспечивалась участием всего подразделения и его оружия, а устойчивость обороне придавал огонь всех огневых средств. К тому же для командира упрощалось управление маневром и огнем. Основой боевого порядка в атаке вновь стала цепь; для подавления противника использовался огонь на ходу с грубой наводкой на объекты или рубежи. Атакуя с танками и САУ (самоходными артиллерийскими установками), пехота часто двигалась на их броне.

С 1942 года при штурме укреплений и в городских боях широко применялись штурмовые группы и отряды, в которых совместно действовали стрелки, автоматчики, пулеметчики, бронебойщики, саперы, химики (с огнеметами и дымовыми средствами), расчеты минометов и противотанковых пушек.

Поскольку бой становился подвижнее – большей подвижности ждали и от пехоты. Не случайно уже с начала 1942 года выдвигаются требования облегчения различных образцов стрелкового оружия.

В ходе войны и советская, и германская армии постепенно переходили к траншейной системе обороны, к созданию сильных опорных пунктов и приспособлению населенных пунктов к круговой обороне. Причем главной задачей в такой системе обороны было обеспечение «многослойности» огня и быстрое маневрирование огневыми средствами.

Отдельно следует сказать о таком важном показателе, как плотность огня. До войны в РККА считалась необходимой плотность ружейно-пулеметного огня в обороне 5 пуль в минуту на 1 погонный метр фронта. В июле 1941 года, когда оборону приходилось вести на широком фронте, средняя плотность огня не превышала 2,5 пули на 1 метр. В декабре 1942го она выросла до 3,9 пули, а в декабре 1944-го – до 7,6 пули. Посредством маневрирования огневыми средствами удавалось достичь и больших плотностей. Так, в оборонительной операции под Курском летом 1943 года плотность огня на некоторых участках достигала 8—10 пуль на 1 метр. Плотности огня и его действенности способствовало широкое применение флангового, косоприцельного, перекрестного огня. Помимо этого, в напряженные моменты боя для повышения плотности огня в РККА возродили залповый огонь стрелков преимущественно магазинными винтовками. Этот маневр к тому же дисциплинировал бойцов и облегчал командиру управление огнем.

Если накануне войны стремились увеличить дальность ведения одиночного и автоматического огня, то уже в первые несколько месяцев, когда главной задачей пехоты признали ближний бой, появилась обратная тенденция – сокращение дальности огня при увеличении его плотности на ближних рубежах.

Повышение роли артиллерийского и минометного огня в поражении противника, более широкое применение танков, САУ и штурмовой авиации снижали требования к дальности огня пулеметов. Смещение же пулеметного огня «назад» позволяло изменить и пределы дальности индивидуального оружия, за исключением снайперов. Так, БУП-42 установил наиболее выгодные дальности стрельбы станкового пулемета в 800—1 000 м (а лучше «внезапный огонь с дистанции 600 м и ближе»), ручного пулемета – 800 м, огонь отличных стрелков – 600 м, всех стрелков – с 400 м.

Война породила немало новых солдатских специальностей, и даже традиционная «специальность» стрелка разделилась теперь на две – «стрелки» с винтовками или карабинами и «автоматчики» с пистолетами-пулеметами. Это деление было вызвано различными возможностями оружия и, как следствие, различным тактическим применением подразделений, которые им оснащались.

Винтовка со штыком оставалась основным и самым массовым оружием пехоты во всех воюющих армиях (магазинные 98 и 98k «Маузер» в Германии, Тип 38 и Тип 99 «Арисака» в Японии, «Манлихер – Каркано» моделей 1938 и 91/38 в Италии, №4 Mk I «Ли – Энфилд» в Великобритании, самозарядные М1 «Гаранд» и магазинные М1903 «Спрингфилд» в США). При всех достоинствах СА мозарядной винтовки роль главного оружия в РККА оставалась за магазинной обр. 1891/30 г. Этот факт часто пытаются объяснить тем, что самозарядная винтовка (СВТ) была «громоздкой, неудобной и ненадежной». Говорят также, что с этой винтовкой связаны неудачи начала войны. Возможно, эти версии не лишены основания, но оружие, явно не удовлетворяющее войска, вряд ли продержалось бы в производстве до января 1945 года. Правда, объемы этого производства оказались гораздо ниже планировавшихся до войны, когда самозарядным винтовкам отводили главную роль. Как бы там ни было, но с начала 1942 года начинают наращивать выпуск магазинной винтовки обр. 1891/30 г. и к лету, например, на Ижевском машиностроительном заводе доводят его до 12 тысяч винтовок в сутки. В этом же году выпуск магазинных винтовок и карабинов в 13,3 раза превысил выпуск СВТ. Решающими факторами в «развенчивании» СВТ стала сложность ее производства и сложность эксплуатации, ведь большинство личного состава пехоты имело слабое представление о технике и не имело времени на обучение. Тогда как старая добрая «трехлинейка» была не только проста в обращении, но и в 2,5 раза дешевле в производстве. Заметим, что немцы, вообще широко пользовавшиеся трофейным оружием (особенно автоматическим), весьма ценили трофейные СВТ, а конструкция их автоматической винтовки G.43 имела явные следы влияния СВТ.

В целом же переход к массовому выпуску магазинных винтовок и пистолетов-пулеметов, по сути, спас тогда положение, позволил вооружить армию и создать запасы оружия.

Производство «трехлинейки» тоже пришлось упрощать: ствольную коробку выполнили без верхних граней, уменьшили пуговку курка, латунные детали прибора заменили стальными, антабки – прорезями в ложе, ложи вместо ореховых стали делать березовыми, их не полировали и не покрывали лаком.

А в мае 1942 года в производство «вдруг» пустили автоматическую винтовку Токарева АВТ с предохранителем-переводчиком видов огня (в войсках некоторые умельцы сами переделывали СВТ в автоматические). Казалось бы, странно: ведь только накануне войны отказались от производства такого варианта. Уже тогда опыт эксплуатации АВС-36 показал, что даже при самой удачной системе оружия автоматический огонь из винтовки под мощный патрон при относительно легком стволе и небольшой массе оружия малоэффективен. Но выпуск АВТ-40 в тот момент был связан с нехваткой ручных пулеметов и потому продолжался недолго.

Что касается магазинного оружия, то к концу войны предпочтение все больше отдавали карабину – оружию более компактному (на 340 мм короче и на 0,4 кг легче винтовки), удобному в бою в траншеях, в танковом десанте, городском бою. Прицельная дальность карабина была ниже, чем у винтовки, зато заметно превосходила пистолет-пулемет. Правда, карабин обр. 1938 г. не имел штыка для рукопашного боя. И хотя было очевидно, что будущее стрелковое оружие должно быть обязательно автоматическим, на тот момент нужно было исходить из реальных возможностей и как можно лучше приспособить к требованиям стрелков имеющееся оружие.

Итак, магазинная винтовка обр. 1891/30 г. прослужила долгую военную службу, вплоть до января 1944 года – до принятия на вооружение магазинного карабина обр. 1944 г. с неотъемным откидным штыком Н.С. Семина. В этом же году старую добрую «трехлинейку» сняли с производства.

Неоценимую роль во время Второй мировой войны сыграли снайперы. Их огонь оказывал заметное влияние на действия подразделений. Истина здесь проста: успех или неуспех рот и взводов решает часто исход всего сражения.

Снайперские винтовки Второй мировой войны являлись новым поколением снайперского оружия. Они все еще выполнялись на базе «линейных», но изготавливались специально, на отдельных линиях и с особой точностью, снабжались оптическими прицелами, выпущенными согласно военным стандартам.

К началу войны советских снайперов планировали вооружать снайперским вариантом СВТ с оптическим прицелом ПУ. Однако наиболее массовым оказался снайперский вариант винтовки обр. 1891/30 г., и с началом войны прицел ПУ приспособили к нему. И хотя «трехлинейка» в качестве базы для снайперской винтовки была менее удачна, чем, скажем, германский «Маузер», советская снайперская винтовка зарекомендовала себя в ходе войны неплохо. Производство же снайперской СВТ прекратили с октября 1942 года, не говоря о большей сложности в производстве, эта винтовка уступала магазинной и по кучности стрельбы.

«Автоматами» во время войны у нас именовались пистолеты-пулеметы, и до сих пор эта неточность в названии зачастую вызывает путаницу. Роль главного автоматического оружия Второй мировой пистолет-пулемет занял, в общем-то, случайно: считаясь до войны вспомогательным оружием, он в ходе нее оказался самым простым и доступным средством повышения плотности огня.

РККА к началу войны располагала пистолетом-пулеметом Дегтярева (ППД) нескольких модификаций – в основном это был ППД обр. 1940 г. с барабанным магазином на 71 патрон и разрезной ложей.

Когда же Г.С. Шпагин предложил пистолет-пулемет, изготавливаемый штамповочным способом, многие приняли его скептически: как можно штамповать автоматическое оружие, какую точность может вообще дать штамповка? Среди сомневающихся был и В.А. Дегтярев, но очень скоро, оценив достоинства идеи, он же самым активным образом способствовал принятию на вооружение образца Шпагина. ППД при удовлетворительных боевых качествах требовал большой механической обработки деталей, а это затрудняло его широкое внедрение в войска. Уже в конце 1940 года в сравнении с серийными ППД-40 испытали пистолеты-пулеметы Б.Г. Шпитального и Г.С. Шпагина. По боевым и производственно-технологическим свойствам образец Шпагина оказался лучшим, и 21 декабря 1940 года его приняли на вооружение под обозначением «пистолет-пулемет обр. 1941 г. Шпагина (ППШ-41)». Кроме широкого применения холодной штамповки и точечной сварки ППШ отличался очень малым числом резьбовых соединений и прессовых посадок. Оружие получалось внешне грубоватым, зато снижение трудоемкости, затрат металла и времени позволило быстрее пополнять убыль и увеличивать насыщенность войск автоматическим оружием. Если во втором полугодии 1941 года пистолеты-пулеметы составили около 46% всего выпущенного автоматического оружия, то в первой половине 1942 года – уже 80%. К началу 1944 года действующие части РККА имели в 26 раз больше пистолетов-пулеметов, чем на начало 1942 года.

При выдерживании условий производства ППШ обеспечивал и надежную работу, и достаточную меткость. Последняя в немалой степени зависела от его массивности и дульного тормоза-компенсатора. Но та же массивность вкупе с громоздкостью барабанного магазина вызывала и нарекания войск – с носимым боекомплектом ППШ весил около 9 кг, переползать с ним и менять его было непросто.

Модернизация ППШ в начале 1942 года была рассчитана на упрощение производства. Секторный прицел, насеченный до 500 м, заменили перекидным до 200 м – далее огонь пистолетов-пулеметов был малоэффективен, да и наибольшую плотность огня пехота развивала на дальностях до 200 м. В дополнение к барабанному в феврале 1942 года приняли коробчатый магазин («рожок») на 35 патронов, но его массовое применение началось позже. Автоматчики ценили компактные, легко сменяемые и не так гремящие при движении «рожки» больше «дисков» и часто носили запасные «рожки» в карманах шинели, телогрейки, за голенищами сапог.

Как и в системах большинства пистолетов-пулеметов, в системе ППШ выстрел производился с заднего шептала. Спущенный с боевого взвода затвор шел вперед, досылал патрон в патронник и жестким бойком разбивал его капсюль. Отсюда – большая опасность самопроизвольного начала стрельбы при падении или ударе, особенно при слабом предохранителе или износе шептала. ППШ разбирался, переламываясь пополам, и при случавшихся самопроизвольных открываниях крышки затворной коробки возвратно-боевая пружина просто вылетала. Это был большой недостаток.

Практически одновременно с модернизацией ППШ в начале 1942 года объявили конкурс на облегченный пистолет-пулемет, призванный дополнить ППШ на вооружении. Новый образец должен был весить с боекомплектом не более 6—6,5 кг, быть удобен для всех родов войск, к тому же быть более технологичным. Конкурс оказался одним из самых массовых: разработчики – как именитые конструкторы Дегтярев, Шпагин, Коровин, так и малоизвестные Меньшиков-Шкворников, Зайцев, Горонескуль, Пушкин, Волков-Чухматов – представили до 30 образцов. Много проектов пришло из действующей армии, что само по себе показывало актуальность вопроса. После первых же испытаний в феврале—марте 1942 года внимание специалистов привлек образец лейтенанта Безручко-Высоцкого. Но и он нуждался в существенной доработке. В результате доведение этого образца было предложено военному инженеру III ранга А.И. Судаеву, служившему на НИПСВО. По окончании работ участие Безручко-Высоцкого отметили Орденом Красного Знамени, а заслуги майора Судаева – Сталинской премией II степени.

В финал вышли образцы Г.С. Шпагина (ППШ-2) и А.И. Судаева. По результатам испытаний в июле 1942 года лучшим признали ППС, в конце того же года Московский завод им. Калмыкова поставил его производство. Самого Судаева направили в блокадный Ленинград, где он на основе эвакуированного Сестрорецкого завода им. Воскова, завода им. Кулакова и артели «Примус» за 3 месяца наладил выпуск ППС. Это событие стало уникальным случаем в истории оружия: кратчайшие сроки постановки его производства говорят о продуманности и технологичности конструкции. Испытания ППС прошли тут же на Ленинградском фронте и получили лучшую оценку бойцов.

20 мая 1943 года на вооружение приняли 7,62-мм пистолет-пулемет обр. 1943 г. Судаева (ППС-43). Холодная штамповка, минимум закрытых отверстий, использование стержня возвратно-боевой пружины в качестве отражателя, простой амортизатор и другие решения намного упрощали производство, хотя в 1942—1945 годах заводы Москвы, Ленинграда и Тбилиси дали Красной Армии 765 773 ППС. Пониженный до 650—750 выстр./мин темп стрельбы (против 1 000—1 100 у ППШ) и удачное расположение пистолетной рукоятки и горловины магазина делали ППС «более управляемым». Пистолет-пулемет был прочен, надежен, быстро приводился в готовность к стрельбе. Предохранитель был надежнее, чем у ППШ. Для разборки ППС также переламывался пополам, но возвратно-боевая пружина крепилась здесь иначе и не выскакивала произвольно. Не уступая ППШ по боевым качествам, ППС был значительно удобнее для экипажей боевых машин, разведчиков, десантников, партизан. Он стал лучшим пистолетом-пулеметом Второй мировой войны.

Это понял и противник. Финны уже в 1944-м под обозначением М44 начали выпуск копии ППС под 9-мм патрон. Упрощенные копии пытались выпускать и немцы (после войны они сделали это в Испании, и с 1953 года на вооружении жандармерии и пограничной охраны ФРГ состоял мало отличавшийся от ППС пистолет-пулемет DUX-53).

Массовое применение пистолетов-пулеметов сделало 7,62-мм пистолетный патрон ТТ вторым по массовости после винтовочного и потребовало перехода на суррогатированные пули. А для ночного боя начали выпуск патронов с трассирующей пулей.

Предельно упрощенные конструкции в ходе войны были нередки – во время осады Тулы, например, С.А. Коровин создал очень простой пистолет-пулемет для Тульского рабочего полка. Разнообразие конструкций партизанских образцов (как оригинальных, так и собранных из разных моделей) не поддается учету. С германскими пистолетами-пулеметами связан ряд популярных легенд. Главная – чуть ли не поголовное вооружение ими вермахта. На самом деле на протяжении всей войны количество пистолетов-пулеметов в вермахте было намного меньше, чем карабинов 98k «Маузер» (использовались еще и бельгийские, и чешские «маузеры», и старые винтовки). Версальский договор 1919 года запретил Германии иметь пистолеты-пулеметы, но развитие и выпуск этого типа оружия германские оружейники все же продолжали. Они поставляли его и в другие страны, и в «полицейские» формирования, что не смущало авторов Версальского договора, опасавшихся роста революционных выступлений в центре Европы. В 1936 году (вскоре после начала формирования вермахта) Управление вооружений Германии предложило снабдить пистолетами-пулеметами экипажи боевых машин и мотопехоту. Это проявилось и в новом облике пистолета-пулемета МР.38, принятого на вооружение в 1938 году. Он отличался небольшими размерами, складывающимся прикладом, открытым стволом без цевья (вторая рука держала оружие за магазин или за пластиковое дно затворной коробки), зацепом для стрельбы из установок боевых машин и поверх бортов. Для ускорения подготовки к выстрелу рукоятку затвора разместили слева – правой рукой удерживали пистолетную рукоятку оружия, левой взводили затвор (из-за этого, кстати, пистолет-пулемет предпочитали носить на боку, а не на груди). И у нас, и у наших бывших союзников образец МР.38 и его наследников часто называют «Шмайссерами», хотя создателями МР.38 были Г. Фольмер и директор фирмы «Эрма» Б. Гайпель, а отнюдь не Х. Шмайссер. Видимо, к концу 1930-х годов благодаря предыдущим конструкциям имя «шмайссер» воспринималось как название типа оружия. МР.38 был достаточно прост – на один экземпляр требовалось 10,7 кг металла и 18 станко-часов. Для сравнения: ППШ требовал 13,9 кг и 7,3 часа, а ППС – 6,2 кг и 2,7 часа.

В начале войны МР.38 использовали наряду со старыми МР.18/I, МР.28/II, МР.35/I, австрийскими МР.34 (о), опыт подтолкнул вермахт к более активному и широкому применению пистолетов-пулеметов и, соответственно, потребовал модернизации. МР.40 отличался от МР.38 прежде всего упрощением и удешевлением. В нем были исключены фрезерованные детали, алюминий в конструкции заменен сталью. А новая рукоятка затвора, позволившая блокировать его как в заднем, так и в переднем положениях, уменьшила вероятность случайного выстрела при падении оружия. Изменения вносились и в уже выпущенные МР.38 – эти пистолеты-пулеметы получили обозначение МР.38/40. Широкое применение штамповки, надежность, компактность, близкий к оптимальному темп стрельбы были достоинствами МР.40. Германские солдаты прозвали его «пулевым насосом», американские – «отрыгивающей трещоткой», но относились к этому оружию уважительно. Правда, опыт боев на Восточном фронте потребовал повысить меткость стрельбы, что попытался сделать уже Х. Шмайссер, дополнив МР.40 постоянным деревянным прикладом и переводчиком для ведения одиночного огня, но таких МР.41 выпустили немного. Всего с 1940 по 1945 год выпустили более 1 млн. МР.40 (для сравнения: винтовок и карабинов выпустили 10 327 800, штурмовых винтовок – 450 000). Неудивительно, что уже в середине войны германские солдаты «довооружались» советскими ППШ. А к концу войны появились доведенные до примитивности германские образцы – пытались, например, еще более «упростить» британский «Стэн».

Военное руководство Великобритании еще накануне Второй мировой войны «не видело необходимости в гангстерском оружии», именуя так пистолеты-пулеметы. Но после катастрофы 1940 года, когда со складов срочно изымали устаревшее оружие, а автоматического оружия оказалось крайне мало, отношение к ним изменилось. В США срочно закупили пистолеты-пулеметы «Томпсон», но оружие это было дорогое и оказалось в основном в подразделениях «командос» и SAS. В общем, союзникам был нужен образец попроще, полегче, рассчитанный на массовое производство с привлечением небольших субподрядчиков. Его разработали в начале 1941 года Р.В. Шепард и Х.Дж. Терпин на «Ройал Смол Армз» в городе Энфилде. Оружие назвали «Стэн» (STEN) – по первым буквам фамилий конструкторов и первому слогу названия города. Производство «Стэн» MkI поставили «Бирмингем Смол Армз» и еще несколько заводов. Последующие модификации в основном отличались дальнейшими упрощениями. Наиболее массовый «Стэн» Mk II выпустили в Великобритании, Канаде и Новой Зеландии (в Австралии предпочли свою конструкцию «Оуэн») в количестве более 2 млн. единиц. Всего выпустили более 3 млн. различных «Стэнов» (их копировали также в Дании, позже – Израиле). Они были действительно просты и дешевы, но меткостью и удобством не отличались, заслуженно получив прозвище «дыроколы».

Одновременно со «Стэном» Дж. Ланкастер разработал пистолет-пулемет по типу германского МР.18/I, но он был и тяжелее, и дороже «Стэна», выпускался в меньшем количестве и только для Королевского ВМФ.

Американцы в начале войны также вынуждены были решать вопрос пистолета-пулемета на ходу. Тот же «Томпсон» закупался в небольшом количестве для армии и морской пехоты, но стоимость его была слишком велика. В 1941 году появилась его упрощенная модификация М1 с автоматикой на основе отдачи свободного затвора, потом – еще более упрощенный М1А1. И все же «Томпсоны» – как и другая модель, М50 «Рейзинг» – не решили проблему. И только к 1944 году американцы пустили в серийное производство пистолет-пулемет М3, разработанный Дж. Хайдом и Ф. Сэмпсоном. Кроме широкого применения штамповки его отличали герметизация затворной коробки – экстракционное окно закрывалось откидной крышкой, а затвор взводился качающимся рычагом, массивный затвор, обеспечивавший достаточную устойчивость при стрельбе, выдвижной приклад, который можно было использовать вместо шомпола, а также возможности быстрой переделки с патрона 45 АСР под 9-мм патрон «парабеллум». Недостатком М3 был ненадежный предохранитель. В появившейся позже модификации М3А1 затвор взводился просто пальцем, вставленным в углубление затвора. Свои пистолеты-пулеметы были и у других армий. У итальянцев, например, была неплохая модель «Беретта» 1938А оригинальной конструкции Т. Маренгони, но она требовала тщательной механической обработки, и модификации 38/42 и 38/44 сделали ее несколько проще.

Вопрос облегченного станкового пулемета в РККА к началу войны решен не был. Жалобы из войск и новые испытания пулемета ДС-39 выявили у него целый ряд недостатков – низкая живучесть деталей, разрывы гильз в патроннике, демонтаж патрона в ствольной коробке. С началом войны времени на доводку уже не было, и производство ДС-39 прекратили в пользу «Максимов». Пулемет ДС-39 не раз называли «неудачным», однако заложенные в нем идеи и решения вряд ли были таковыми. Для упрощения производства и эксплуатации на ТОЗ (Тульский оружейный завод) инженеры И.Е. Лубенец и Ю.А. Казарин под руководством главного инженера А.А. Троненкова в июне 1941 года в очередной раз усовершенствовали «Максим». Его характерными чертами теперь стали широкая горловина для заполнения кожуха ствола снегом и льдом, упрощенный прицел.

Германская армия вступила в войну с единым пулеметом MG.34, и опыт боевого применения целиком подтвердил правильность концепции единого пулемета, применяемого в качестве ручного, станкового, зенитного, танкового. Но уже с началом серийного производства MG.34 немецкие инженеры развернули работы над более технологичным образцом, потом – по опыту в основном Восточного фронта– добавили требования слабой чувствительности к засорению и состоянию смазки. Новая конструкция разрабатывалась с участием ряда фирм, но руководителем работы стал доктор Грюнов на фирме «Гроссфусс», доселе неизвестной в оружейной области, зато имевшей опыт штамповки и сварки металлических деталей. В 1942 году на вооружение германской армии был принят пулемет MG.42, к его производству привлекли пять крупных фирм и несколько мелких субподрядчиков. Широкое применение штамповки, большие допуски на размеры деталей обеспечили его быстрый выпуск. Вывешенное положение деталей автоматики, роликовая система запирания, двухтактная подача ленты – обеспечили надежность работы этого пулемета, а высокий темп стрельбы, ленточное питание и сменяемый за 4—6 секунд ствол – высокую интенсивность огня. За темп (до 1 200—1 300 выстр./мин) и характерный звук стрельбы MG.42 получил прозвище «пила Гитлера». MG.42 считают лучшим пулеметом Второй мировой войны.

Британская армия к началу войны главным своим пулеметом сделала «Брэн», созданный на основе чешского ZB30 «Зброевка Брно». Кроме осуществленной чешскими конструкторами В. и Э. Холеками и А. Мареком переделки с 7,92-мм патрона «маузер» под британский патрон калибра .303 «бритиш сервис» пулемет получил амортизатор, улучшивший кучность стрельбы, магазин на 30 патронов. Пулемет начали выпускать в Энфилде – откуда и название «Брэн» (BREN – BRno-ENfild). Оружие получилось удачным, англичане даже считают его лучшим ручным пулеметом Второй мировой. И все же «Брэн» был плохо приспособлен к массовому производству, требовал много металла и механической обработки. В результате для повышения технологичности его пришлось модернизировать и ставить его дополнительное производство в Канаде и Австралии. «Брэн» поставляли и в другие страны, включая СССР и Китай. Чешские же ручные пулеметы, послужившие основой для «Брэна», использовались германской армией. Некоторые черты этого пулемета позаимствовали японцы в ручных пулеметах «Тип 97» и «Тип 99». В результате чешские конструкции оказались почти на всех фронтах, хотя по масштабам производства уступали и германским, и советским. Широкое применение нашел и чешский станковый пулемет ZB-53 системы В. Холека и М. Рольчика – те же англичане, например, приняли под именем «Беза» его танковый вариант, даже не меняя 7,92-мм калибр.

Армия США вступила в войну с пулеметами систем Браунинга – ручным BAR, станковыми М1917 и М1919 и крупнокалиберным М2НВ. Первый отличали достаточная надежность и легкость, но 20-местный магазин и несменяемый ствол ограничивали боевую скорострельность. Возможно, применение американцами боевых дробовиков во Второй мировой войне было попыткой компенсировать отсутствие на вооружении удачного ручного пулемета. Попытка переделать в ручной пулемет станковый М1919 А4 – то есть повторить путь, уже пройденный германскими и советскими конструкторами, – дала весьма неудачный М1919 А7. Станковый пулемет М1919 А4 на легком треножном станке был оружием добротным, но устаревшим (американцы даже безуспешно пытались выполнить под свой патрон копии германских единых MG.34 и MG.42). А вот 12,7-мм М2 НВ «Браунинг» оказался весьма неплохим.

Продолжение следует

Семен Федосеев

Заповедники: Земля желтого дьявола

Часть этой экосистемы сохранена в виде первого и самого крупного в США Национального парка Йеллоустон. Заинтригованная рассказами охотников и легендами индейцев, экспедиция Фердинанда Хейдена, побывавшая в 1871 году в Йеллоустоне, привезла такие удивительные сведения, зарисовки и фотографии, что уже через год президент Грант подписал закон о неприкосновенности этой территории и создании «народного» парка.

Сегодня Йеллоустон является домом для медведей гризли, рысей, бизонов, лосей, пум, койотов и еще нескольких десятков видов животных. Но всемирную известность ему принесли многочисленные гейзеры. Увидеть «кипучую» жизнь этих горячих источников, нереальную синь гейзерных озер, обрамленных побелевшими мертвыми соснами, ежегодно приезжают почти 3 миллина человек.

При подъезде к парку с восточного входа, со стороны долины Гремучих Змей, первое, на что обратит внимание путешественник, – это запах. Сероводородный аромат тухлых яиц витает над гейзерными бассейнами парка и близлежащими территориями. Здесь на высоте 7 000 футов над уровнем моря находится огромное озеро Йеллоустон. На дне этого водоема расположены подводные каньоны, гейзерные долины и горячие источники. Кипящие соленые воды гейзеров вливаются в пресные воды озера, порождая необыкновенный подводный мир. Прямо с берега озера Йеллоустон можно увидеть горячие, бьющие под водой источники и фонтаны подводных гейзеров. Берега усеяны гейзерными полями, скоплениями небольших горячих водоемов и фонтанирующих соленых источников, над которыми постоянно висят клубы пара. Форель, щука и какие-то мелкие рыбешки, живущие в озере, держатся на границе двух вод, не заходя в горячие потоки. Давно погибшие сосны, потерявшие кору и покрытые слоем белых солей, которые выпали на мертвых деревьях из гейзерных фонтанов и дымов, отражаются в водах озера Йеллоустон.

Дальше на юго-восток расположен еще один крупный гейзерный бассейн – Вест-Тамб. Территория ВестТамб очень сильно пострадала в 1988 году от пожаров, потеряв большую часть своих лесов. И без того кажущиеся нереальными ландшафты гейзерных долин теперь выглядят особенно зловеще в обрамлении черных мертвых лесов, простирающихся до горизонта.

К западу от Вест-Тамб находится гейзер Старый Служака – настоящая жемчужина Йеллоустона. Вокруг этой достопримечательности выстроен целый гостиничный комплекс. Центральное здание – роскошное многоэтажное шале, построенное в начале XX века по примеру альпийских гостиниц, но с американским размахом. Пройдя через это здание, попадаешь на деревянную дорогу, проложенную вокруг Старого Служаки. Публика располагается у гейзера в шезлонгах, на табуретках, а то и просто на деревянном настиле в ожидании очередного извержения. Бывает, что к жаждущим зрелищ посетителям парка выходит стадо бизонов, которое невозмутимо шагает сквозь туристический поселок, по склонам Служаки – в леса внутренней части парка. Служаку любят не только за зрелищность – вид 55-метрового фонтана кипятка, вдруг с ревом вырывающегося из-под земли, мало кого может оставить равнодушным, но и за пунктуальность. Гейзер извергается примерно каждые полтора часа, и хоть в последнее время несколько удлинил периоды покоя, но по-прежнему отличается редкостной пунктуальностью.

Поблизости имеется еще несколько гейзерных бассейнов – Верхний, Средний, Нижний, Шошон и бассейн Одинокой Звезды. Каждый из них – это переплетение множества изумрудно-зеленых озер, желтых берегов, сложенных серой кипящих гейзеров, и горячих грязевых источников. Число желающих посетить эти места огромно, и потому маршруты здесь строго регламентированы пределами деревянных тротуаров. Прикасаться к гейзерам и бросать туда какие-либо предметы также строго запрещено. Раньше дело доходило до курьезов – один небольшой гейзер был совершенно завален монетками, и его пришлось очищать специальным термостойким водным пылесосом.

К северу, за пышными лугами, прорезанными мелкими речушками и гейзерными долинами, находятся еще два обширных бассейна – Мадисон и Норрис. В последнем расположен самый большой в мире гейзер Стимбот, бьющий на высоту более 90 метров. Ни Мадисон, ни Норрис уже не столь доступны для любого туриста. Сюда можно добраться лишь пешком. В отличие от Старого Служаки большинство здешних гейзеров не так пунктуальны и извергаются не часто.

Еще дальше на север, в окрестностях туристического поселка Мамонт, располагаются горячие источники, которые многочисленными каскадами ванн, озер и водопадов охватывают целый склон горной долины. А к востоку и югу находятся самые известные водопады Йеллоустона – Тауэр, Верхний и Нижний. Все три образовались на реке Йеллоустон, а последние два – в Большом Каньоне этой реки, где она глубоко врезается в желтые горы.

Но чтобы увидеть Йеллоустон понастоящему, нужно отправиться в пеший многодневный поход по внутренним территориям парка. Основная опасность такого путешествия – возможная встреча с медведями гризли. Поэтому туристы проходят необходимый инструктаж. После сдачи небольшого экзамена и подписания всех бумаг надо собираться в дорогу. Покинув наиболее посещаемые места, можно добраться до удаленных гейзерных долин, пересечь вброд теплые болота из желеподобных водорослей, встретить бизонов, оленей, лосей и купаться в теплых полусоленых речках равнин или в холодных горных ручьях парка.

Георгий Бурба | Фото автора

Избранное: Под знаком печали

Борис Акунин Григорий Чхартишвили

Я писал эту книгу долго, по одному-два кусочка в год. Не такая это тема, чтобы суетиться, да и потом было ощущение, что это не просто книга, а некий путь, который мне нужно пройти, и тут вприпрыжку скакать негоже – можно с разбегу пропустить поворот и сбиться с дороги. Иногда я чувствовал, что пора остановиться, дождаться следующего сигнала, зовущего дальше.

Дорога эта оказалась длиной в целых пять лет. Началась от стены старого московского кладбища и увела меня очень-очень далеко. За это время многое изменилось, «и сам, подвластный общему закону, переменился я» – раздвоился на резонера Григория Чхартишвили и массовика-затейника Бориса Акунина, так что книжку дописывали уже вдвоем: первый занимался эссеистическими фрагментами, второй – беллетристическими. Еще я узнал, что я тафофил, «любитель кладбищ». Оказывается, существует на свете такое экзотическое хобби (а у некоторых и мания). Но тафофилом меня можно назвать лишь условно – я не коллекционировал кладбища и могилы, меня занимала Тайна Прошедшего Времени: куда оно девается и что происходит с людьми, его населявшими?

Знаете, что кажется мне самым интригующим в обитателях Москвы, Лондона, Парижа, Амстердама и тем более Рима или Иерусалима? То, что большинство из них умерли. Про ньюйоркцев или токийцев такого не скажешь, потому что города, в которых они живут, слишком молоды.

Если представить себе жителей действительно старого города за всю историю его существования как одну огромную толпу и вглядеться в это море голов, окажется, что пустые глазницы и выбеленные временем черепа преобладают над живыми лицами. Обыватели городов с прошлым живут, со всех сторон окруженные мертвецами.

Нет, я вовсе не считаю старые мегаполисы городами-призраками. Они вполне живы, суетны и искрятся энергией. Речь о другом.

С некоторых пор я стал чувствовать, что люди, которые жили раньше нас, никуда не делись. Они остались там же, где были, просто мы с ними существуем в разных временных измерениях. Мы ходим по одним и тем же улицам, невидимые друг для друга. Мы проходим сквозь них, а за стеклянными фасадами новомодных строений мне видны очертания некогда стоявших здесь домов: классические фронтоны и наивные мезонины, чванные ажурные ворота и полосатые шлагбаумы.

Все, что когда-то было, и все, кто когда-то жил, остаются навсегда.

Вам не случалось увидеть где-нибудь в густой толпе на Кузнецком мосту или на Никольской невесть откуда взявшийся и тут же растаявший силуэт в шляпе-веллингтоне и плаще-альмавиве? А прозрачный девичий профиль в чепце с лентами-мантоньерками? Нет? Значит, вы еще не научились видеть Москву по-настоящему.

Старинные города – это совсем не то, что города новые, которым каких-нибудь сто или двести лет. В большом и древнем городе родились, любили, ненавидели, страдали и радовались, а потом умерло так много людей, что весь этот океан нервной и духовной энергии не мог взять и исчезнуть бесследно.

Перефразируя Бродского, рассуждавшего об античности, можно сказать, что предки для нас существуют, мы же для них нет, потому что мы про них кое-что знаем, а они про нас ровным счетом ничего. Они от нас не зависят. И городу, в котором они жили, тоже не было до нас, нынешних, никакого дела. Поэтому чем старее город, тем меньше обращает он внимания на своих теперешних обитателей именно потому, что они в меньшинстве. Нам, живым, трудно удивить такой город; он видел и других, таких же смелых, предприимчивых, талантливых, а может быть, те, умершие, были качеством и получше.

Нью-Йорк существует в том же ритме, что сегодняшние ньюйоркцы, он их современник, напарник и подельник. А вот Рим или Париж с равнодушной снисходительностью взирает на тех, кто развесил по старым стенам рекламы «Нескафе» и стирального порошка «Ариэль». Старинный Город знает: прокатится волна времени и смоет с улиц всю эту мишуру. Вместо шустрых человечков в джинсах и пестрых майках здесь будут разгуливать другие, одетые по-другому, да и нынешние тоже никуда не денутся, лишь переселятся из одних кварталов в другие, подземные. Полежат там несколько десятилетий, а потом сольются с почвой и окончательно станут безраздельной собственностью Города.

Кладбища в мегаполисах обычно живут недолго: ровно столько, сколько нужно, чтобы заполнить могилами выделенную под погост территорию, да еще полсотни лет, пока не вымрут те, кто приходил сюда ухаживать за надгробиями. Через каких-нибудь сто-полтораста лет поверх костей нарастет слой земли, на ней раскинутся площади или встанут дома, а на окраинах расширившегося Города появятся новые некрополи.

Мертвецы – наши соседи и сожители. Мы ходим по их костям, пользуемся выстроенными для них домами, разгуливаем под сенью посаженных ими деревьев. Мы и наши мертвые не мешаем друг другу.

Под Парижем несколько лет назад было обнаружено целое царство кадавров: катакомбы, где лежат миллионы и миллионы прежних парижан, чьи останки были некогда перенесены туда с городских кладбищ. Любой может доехать до станции Данфер-Рошро, спуститься в подземелье и обозреть бескрайние ряды черепов, представить собственный где-нибудь в уголочке, в семнадцатом ряду сто шестьдесят восьмым слева и, возможно, внести некоторую корректировку в масштабирование своей личности.

Но возможность заглянуть в земные недра, где поселились жившие прежде нас – это редкость. Парижанам, можно сказать, повезло. Чаще местом встречи с предшественниками для нас становятся чудом сохранившиеся старые кладбища, островки сгустившегося и застоявшегося времени, где давно уже никого не хоронят. Последнее условие обязательно, потому что разрытая земля и свежее горе пахнут не вечностью, а смертью. Этот запах слишком резок, он помешает вам уловить хрупкий аромат другого времени.

Если хотите понять и почувствовать Москву, погуляйте по Старому Донскому кладбищу. В Париже проведите полдня на Пер-Лашез. В Лондоне съездите на Хайгетское кладбище. Даже в Нью-Йорке есть территория остановившегося времени – бруклинский Грин-Вуд.

Если день, погода и ваше душевное состояние окажутся в гармонии с антуражем, вы ощутите себя частицей того, что было прежде, и того, что будет потом. И, может быть, услышите голос, который шепнет вам: «Рождение и смерть – это не стены, а двери».

Так начинается предисловие, которым Григорий Чхартишвили (в последние годы получивший известность под псевдонимом Борис Акунин) открывает свой новый проект – книгу очерков и новелл в стиле детективного триллера «Кладбищенские истории», вышедшую в издательстве «КоЛибри» в октябре 2004 года.

Я не был уверен, что это правильное кладбище. Вроде бы старое, из тех, у которых все в прошлом, однако смущали два обстоятельства.

Во-первых, сами размеры. Возможно ли, чтобы рядом с Манхэттеном, где земля, мягко говоря, недешева, сохранился исторический некрополь площадью чуть ли не в десять московских Кремлей?

Во-вторых, здорово напугал деловитый интернетовский сайт с рекламным зазывом: «Покупайте участки заранее, по нынешним ценам – это выгодное капиталовложение. Сколько бы вам ни было лет, разумнее позаботиться о месте упокоения прямо сейчас».

Приедешь туда и увидишь у ворот очередь из катафалков, думал я. И тогда останется только развернуться и уехать – я ведь уже писал, что активно функционирующие фабрики смерти мне неинтересны, я тафофил, а не некрофил.

Но начало было обнадеживающим: ни один из таксистов о Грин-Вуде слыхом не слыхивал, отправиться на поиски согласился только четвертый и потом долго плутал по невыразительным улицам, расположенным за Бруклинским туннелем.

А когда я увидел дивные готические ворота и зеленеющие за ними лесистые холмы, в воздухе явственно пахнуло Остановившимся Временем – ароматом, от которого у меня учащается пульс.

Катафалков я не видел – ни одного. Посетителей тоже, что и неудивительно: представьте себе город с шестисоттысячным населением, в котором все жители сидят по домам, да и в гости к ним мало кто ходит, потому что все, кто их знал, давно умерли.

Живописные пруды, рощи, лощины, плавные возвышенности. Кое-где попадаются разноцветные попугайчики – несколько лет назад сбежали из аэропорта Кеннеди и размножились на здешнем приволье.

Истинный элизиум, райский сад.

Именно таким Грин-Вуд и замышлялся. В эпоху, когда он возник, в европейских языках появилось новое слово – cemetery, cimitiere, cimitiero, от изящного греческого «койметерион», то есть «место сна». До девятнадцатого столетия смерть воспринималась западным человеком как ужасный порог, за которым лишь могильные черви да расплата за грехи. Для того чтоб было не так страшно, ложиться в землю следовало поближе к стенам церкви. Больших кладбищ не существовало – лишь маленькие погосты, лепившиеся к многочисленным храмам.

Но наступил Век Просвещения. Зародилось понятие санитарии – медики стали говорить, что город не может стоять на трупах, мертвых необходимо хоронить подальше от жилых кварталов, чтобы миазмы гниения не проникали в подземные источники вод. Чуть позже вошел в моду романтизм, который впервые со времен античности напомнил изысканному обществу, что смерть – это не только страшно, но еще и красиво. Возникла своего рода каменная поэзия надгробий, языка которой современному человеку без перевода уже не понять. Жителю XIX века памятники на могилах сообщали гораздо больше, чем нам. Изображение розы означало, что здесь похоронена девушка или молодая женщина. Обрубленная колонна – молодой мужчина, чьим чаяниям не суждено было свершиться. Две колонны – супружеская пара, которую даже смерть не смогла разлучить. Ягненок – невинное дитя. Бабочка – ранняя юность. Сноп колосьев – мирная кончина в преклонном возрасте, когда отходишь яко колос ко снопу. Все эти метафоры, конечно, печальны, но все же печаль – чувство совсем иного регистра, нежели животный страх смерти.

В человеческое сознание встроен антидепрессантный механизм, помогающий преодолевать ужас перед неизбежностью конца. В Средние века эту роль исполняла глубокая, нерассуждающая вера в Вечную Жизнь. Когда же человек начал умничать, выискивать доказательства существования Бога (каковых, разумеется, не нашел, потому что вере доказательства не нужны), сформировалась новая концепция – смерти как возвращения в лоно природы. Несмотря на тысячи крестов, истинной религиозности в Грин-Вуде не ощущается. Просто в новом респектабельном квартале под названием «Afterlife» («посмертное существование» – англ.), куда переселяется усопший, принято украшать дом христианской атрибутикой – там «так носят».

Именно в середине XIX столетия зародилось то отношение к смерти, о котором полтора века спустя Лев Лосев напишет:

Гробы изнутри здесь вроде матраса,

с точки зрения местного среднего класса

смерть – это красиво и как бы сон.

Грин-Вуд с самого начала создавался как парк, куда люди будут приезжать не столько по скорбной необходимости, сколько просто покататься, погулять, устроить пикник на траве. И заодно убедиться в том, что ничего такого уж страшного в смерти нет. Вон какое место славное, и вид отменный.

От Манхэттена отсюда всего три мили, а сообщение было удобное: четыре паромные линии через Ист-Ривер, омнибусы, наемные фиакры, извозчики. Кладбище быстро стало популярнейшим местом для прогулок. В 60-е годы XIX века его кущи и аллеи ежегодно посещали полмиллиона человек. Соседство мавзолеев, усыпальниц, могильных крестов не портило гуляющим настроения и аппетита, не мешало флиртовать и веселиться. Атмосферу праздника, правда, могла подпортить похоронная процессия, но, завидев траурный караван, веселые компании просто уходили подальше, благо места хватало.

В те времена Грин-Вуд выглядел еще нарядней и ухоженней, чем теперь. Мрамор и бронза не успели померкнуть под воздействием дождя и снега, могилы были обнесены затейливыми коваными оградами (почти все они пошли на переплавку в годы последней войны), посреди каждого из четырех водоемов било по фонтану. Во всех книгах и статьях об истории кладбища непременно приводится цитата 1866 года из газеты «Нью-Йорк таймс»: «Мечта всякого ньюйоркца – жить на Пятой авеню, гулять в Центральном Парке и упокоиться в Грин-Вуде».

Учрежденный в 1838 году, бруклинский парк-некрополь уже через несколько лет начал приносить прибыль, что с новыми кладбищами случается редко.

Тактика устроителей была стандартной: сделать пи-ар за счет «звезд», а там потянется и массовый клиент. Победив в ожесточеннейшей конкурентной борьбе, Грин-Вуд добыл самого завидного из тогдашних нью-йоркских покойников – губернатора Де Витта Клинтона. Трофей, правда, был не первой свежести – великий человек скончался четвертью века ранее, но гроб извлекли из прежней могилы и с большой помпой перевезли на новое место. Паблисити было на всю страну, и после этого бизнес пошел как по маслу.

Успех был столь велик, что в разных городах страны начали появляться собственные некропарки с тем же названием – Зеленый лес.

Кладбище вступило в пору расцвета, можно сказать, стало главным кладбищем страны, и надолго, на целых сто лет – на то самое столетие, в ходе которого, собственно, и сложилась сверхэффективная химическая формула под названием «Соединенные Штаты Америки».

На Грин-Вуде присутствуют все ее исходные ингредиенты.

Первой из кладбищенских «звезд», поселившейся здесь еще раньше, чем губернатор Клинтон, стала представительница коренного населения Америки – дочь индейского вождя До-Хум-Ми, главная звезда великосветского сезона 1843 года. Бедняжка простудилась и умерла, провожаемая в последний путь стуком бубнов и завываниями своих соплеменников. Те хотели увезти покойницу в родные прерии, но владельцы Грин-Вуда то ли упросили, то ли подкупили краснокожих, и кладбище обзавелось своей первой знаменитостью. Ее белокаменное надгробие высечено Робертом Лауницем, самым плодовитым из грин-вудских скульпторов (и, между прочим, петербургским уроженцем).

Следующую по хронологии генерацию американцев представляет Уильям Пул (1821—1855), потомок первых переселенцев и предводитель ксенофобской партии (а точнее, шайки) «Природных американцев». Эта колоритная фигура недавно приобрела всемирную известность благодаря голливудскому блокбастеру «Банды Нью-Йорка». Билл-Мясник был знаменитым драчуном, искусным метателем ножей и лютым врагом ирландских иммигрантов, за что и получил от одного из них пулю в сердце. Изумляя врачей, богатырь боролся за жизнь целых две недели и испустил дух со словами «Я умираю настоящим американцем».

Вторые переселенцы, которые в отличие от первых приплыли в Америку не добровольно, а скованные цепями, в прежние времена могли попасть на чопорный Грин-Вуд лишь в порядке исключения, но, на счастье нынешних попечителей, на кладбище имеется-таки чрезвычайно политкорректная знаменитость: Сьюзен Смит Мак-Кинни-Стюард (1846—1918), первая чернокожая женщина-врач города Нью-Йорка.

Главное событие американской истории XIX столетия, Гражданская война, совпало с золотым веком Грин-Вуда, украсив его множеством памятников, барельефов и героических эпитафий. Генералы обеих враждующих армий представлены здесь в таком неисчислимом изобилии, что даже образовалась местная достопримечательность: могила Элизабет Хамилтон. Эта дама побывала замужем сразу за двумя видными военачальниками Северной армии и покоится между обоими своими супругами, на одинаковом расстоянии от одного и от другого.

Некрополь напоминает выставку достижений американского хозяйства: то и дело попадаются знакомые имена, которые сегодня ассоциируются уже не с живыми людьми, а с фирменными названиями и брендами. Но на Грин-Вуде убеждаешься: все они, внесшие свою лепту в величие Америки, действительно существовали: человек-телеграф Морзе, человек-тюбик Колгейт, человек-пишмашинка Ундервуд, человек-пианино Стейнвей, человек-ластик Фэйзер, человек-безделушка Тиффани.

Еще из каких клише состоит Америка?

Из шоу-бизнеса? Спорта? Адвокатуры? Мафии?

Эти классические разновидности Homo Americanus представлены здесь, что называется, в ассортименте. Не стану перечислять всех грин-вудских «звезд», довольно будет по одному имени из каждой категории. Писать о таких судьбах хочется крикливым языком газетных заголовков, вроде тех, что сопровождали этих людей при жизни.

Итак, шоу-бизнес:

Женщина, которую преследовали несчастья

Кейт Клакстон (1852—1924) была известнейшей актрисой своей эпохи, американской Ермоловой. Ее личная жизнь являла собой сплошную череду потрясений: сын покончил с собой, муж втайне от нее женился на другой актрисе, но репутацию женщины, навлекающей беду, Кейт заработала еще прежде того, в ранней молодости. Она была на сцене Бруклинского театра, когда там начался ужасный пожар, унесший 278 жизней. Сама актриса спаслась чудом, сильно обгорев и едва не повредившись рассудком. Вскоре после этого сгорела гостиница, в которой она остановилась во время гастролей, и с тех пор суеверные и малодушные зрители стали избегать спектаклей с ее участием.

Спортсмены:

Сорвал резьбу

Первая звезда бейсбола Джим Крейтон (1841—1862) был известен как «человек-винт». Это он изобрел крученую подачу, а, отбивая мяч, «завинчивался» таким невообразимым образом, что все только диву давались. Однажды в момент удара раздался странный треск, словно лопнул ремень. Мяч был отбит на славу, Джим обежал полный круг по площадке – и вдруг упал замертво: оказалось, что он порвал себе мочевой пузырь.

Адвокаты:

Роковая случайность

Америка – страна, которую создали (и, должно быть, когда-нибудь погубят) адвокаты. Это их безраздельная вотчина. На Грин-Вуде похоронен великий и ужасный Уильям Хоу (1821—1900), виртуознейший из судебнопроцессуальных краснобаев и крючкотворов. Он специализировался на «особо тяжких», причем состоял на постоянном жалованье у нью-йоркских воров и грабителей. За свою адвокатскую карьеру Уильяму довелось защищать 650 убийц. Его выступления были выстроены по всем правилам драматического искусства, особенно удавались мэтру скупые мужские слезы. Шедевром его ораторского искусства была речь, убедившая присяжных, что обвиняемая произвела шесть выстрелов подряд «по чистейшей случайности».

Гангстеры:

Бриться нужно дома

Итальянец с нежной фамилией Анастасия (1903—1957) был боссом знаменитого синдиката «Мердер инкорпорэйтед», бравшего заказы на убийства и выполнившего в общей сложности около 500 «контрактов». При этом за свою долгую карьеру Альберто Анастасия попался с поличным только однажды. Полтора года просидел в камере смертников, но потом адвокаты добились пересмотра дела, и во время повторного процесса обнаружилось, что четверо ключевых свидетелей обвинения пропали без вести… Погубила Анастасию привычка бриться в парикмахерской. Именно там, в кресле, с намыленной физиономией, его и изрешетили киллеры, подосланные коварным Вито Дженовезе.

При всей причудливости своих биографий эти четверо гринвудцев безусловно относятся к разряду «типичных представителей». Однако среди обитателей кладбища есть такие, чья судьба поражает воображение, потому что такого просто не бывает.

Больше всего мне хотелось посмотреть на могилу самой знаменитой (вернее, самой скандальной) женщины XIX века Лолы Монтес (1821—1861). Я знал расположение участка и номер могилы, но так ее и не нашел. Это меня не очень удивило – в глубине души я подозревал, что никакой Лолы на самом деле не было, что ее выдумали газетчики и беллетристы. Недолгая жизнь этой хрестоматийной femme fatale слишком театральна, в ней слишком много роковых любовей и великих любовников, невероятных взлетов и сокрушительных падений. В самом деле, возможно ли, чтобы обыкновенная ирландская девчонка за несколько лет успела побывать возлюбленной Листа, Бальзака, Дюма-отца, Николая Первого, звездой эротического танца, фавориткой баварского короля Людвига (и правительницей его страны), баронессой и графиней, спириткой, причиной одной революции, нескольких судебных процессов и множества дуэлей? Она курила сигары, разгуливала с белым попугаем на плече, с легкостью меняла страны, континенты и подданства. Ее любимой присказкой было: «Когда Лола чего-то хочет, она идет и берет». Ее скандальная карьера закончилась к тридцати годам. Она была вынуждена покинуть Старый Свет, в Новом не преуспела и умерла, всеми покинутая, едва достигнув сорока. Неудивительно, что я не нашел ее могилы. Как выяснилось потом, на камне значится не эффектное «Лола Монтес» и не аристократичное «графиня фон Ландсфельдт», а заурядное имя, с которым женщина-вамп появилась на свет: Элиза Джилберт.

Еще одна загадка Грин-Вуда, будоражившая воображение современников, – Молли Фэнчер (1846—1916). В двадцать лет, после несчастного случая, который теперь отнесли бы к категории ДТП, она оказалась полностью парализованной и впала в кому. Последующие полвека, до самой смерти, провела в постели, без сознания, но при этом шепотом отвечала на вопросы. Она видела, что происходит за стенами ее комнаты, могла прочесть запечатанное письмо, предсказывала пожары и прочие несчастья. Одни называли ее шарлатанкой, другие говорили, что мисс Фэнчер повисла между миром живых и миром мертвых и поэтому ей открыто больше, чем обычным людям. Мне больше нравится вторая гипотеза.

Как всякое почтенное кладбище, Грин-Вуд хранит в своих анналах некоторое количество душераздирающих историй на тему «Любовь и Смерть». В трагедиях этого рода содержится некий консервант, делающий их неподвластными времени. Драма оборванной любви одинаково волнует и современников, и потомков. Может быть, оттого что все истинно печальное красиво?

Бедный Теодор Рузвельт. 14 февраля 1884 года на него обрушился страшный удар. В один и тот же день по трагическому стечению обстоятельств он лишился сначала жены, а через несколько часов и матери. «Свет погас. Моя жизнь кончена», – написал он в дневнике. Так, собственно, и произошло. Впоследствии Рузвельт стал полицейским, солдатом, министром, самым молодым в истории США президентом, но он никогда больше не произносил имени своей первой жены, потому что она осталась в прежней, закончившейся жизни.

Самая известная из грин-вудских любовных трагедий не по-американски романтична. К готическому монументу Шарлотты Канда (1828—1845) водят экскурсии и сегодня, а в XIX веке сюда устраивались настоящие паломничества. Дочь бывшего наполеоновского офицера погибла в день своего 17-летия: понесли лошади, испугавшиеся грома, карета перевернулась. Безутешный отец потратил целое состояние на памятник. Роковое число 17, погубившее девушку, присутствует повсюду: высота обелиска 17 футов, склеп под ним 17-футовой глубины, на каменном щите 17 роз. А чуть поодаль, на неосвященной земле, стоит скромное надгробие жениха Шарлотты – Шарля, застрелившегося ровно год спустя в ее доме. История красивая, но какая-то не американская. Она больше подошла бы парижскому Пер-Лашез. Что поделаешь – французы.

Лично на меня куда более сильное впечатление произвел наивный барельеф на памятнике Джейн Гриффит (1819—1857). Ничего романтичного: обычная женщина, умерла от сердечного приступа. Скульптор запечатлел миг ее расставания с мужем. Они прощаются на ступеньках своего уютного дома. Он уезжает по каким-то обыденным делам (в углу изображен ожидающий омнибус), Джейн вышла его проводить. Я перевидал много скорбящих ангелов и трогательных эпитафий, но не знаю ничего пронзительней этого памятника безвозвратно ушедшему счастью.

Кладбище есть кладбище, место скорби, сколько его ни драпируй кущами и дубравами. Крепкие же были нервы у пикникующих, если соседство с надгробием Джейн Гриффит не портило им аппетита. А впрочем, ньюйоркцев XIX столетия не пугала и собственная могила. Богатый человек Уильям Ниблоу (1789—1875) выстроил себе мавзолей еще при жизни, разбил вокруг него сад, вырыл пруд, развел там карпов и много лет подряд устраивал у места своего будущего упокоения званые гарден-парти. И это было не чудачество, а довольно распространенная практика. Некий капитан Корреджа (1826—1910) поставил себе на заранее купленной могиле памятник из каррарского мрамора: будущий покойник изображен в полный рост, в фуражке, с секстантом в руке. Скульптура была изготовлена за полвека до кончины моряка, так что к моменту похорон успела покрыться благородной патиной.

Именно таковы настоящие грин-вудские захоронения: добротные, оплаченные не в момент необходимости, а заранее, по спеццене – эдакие выгодные инвестиции в будущее. На кладбище, разумеется, есть и клиенты Внезапной Смерти – жертвы войн, катастроф, несчастных случаев и преступлений, но явное первенство не за бурной, а за спокойной смертью, не за розой или обрубленной колонной, а за колосом, отходящим ко снопу.

Грин-Вуд – территория запланированной смерти, первая ласточка пресловутого positive thinking («позитивное мышление» – англ.), того самого американского оптимизма, который так раздражает иностранцев. Для жителей Нового Света очень важно, чтобы у них все было тип-топ – даже если дело принимает скверный оборот. Эта экзистенциальная установка зафиксирована и на уровне идиоматики. Сколько раз мы видели в голливудских фильмах, как один герой наклоняется над другим (а тот весь израненный-переломанный) и спрашивает: «Are you okay?» – хотя слепому видно, что тот никак не может быть okay, и по-нашему следовало бы запричитать: «Господи, какой ужас! Что они, гады, с тобой сделали!» Но первый не станет причитать, а второй мужественно ответит: «I’m fine». Потому что оба настоящие американцы, оба мыслят позитивно. Кого-то, знаю, от этой позитивности с души воротит, а мне, пожалуй, она нравится. Не ныть, не давить на жалость, не навязывать другим свои проблемы. Чем плохо? Пожалуй, даже красиво. I’m fine, говорит умирающий герой – и мы его теряем.

Оптимисты позапрошлого века, гулявшие и устраивавшие пикники среди гробов, были носителями истинно американского пионерского духа. Они пробовали освоить владения Смерти точно так же, как осваивали просторы Дикого Запада: построить там удобные дороги и дома, сделать мертвую пустыню пригодной и даже удобной для обитания. Эти принципиальные позитивисты пытались цивилизовать не только свой мир, но и негативистские владения Смерти. Чего нам Ее бояться, будто спрашивают пышные мавзолеи и умеренные памятники. Мы честно жили, честно работали и вправе рассчитывать на подобающее воздаяние. Не может быть, чтобы Будущая Жизнь нас разочаровала, это была бы unfair play («нечестная игра» – англ.).

Ар ю о`кэй? – спрашивает через воды Ист-Ривера силуэт Манхэттена, небоскребы которого, потеряв двух своих товарищей, сомкнулись плечо к плечу, так что у них теперь все снова в полном порядке.

Ай`м файн, отвечает кладбище Грин-Вуд. Все будет олл райт.