Журнал "Вокруг Света" №2  за 1997 год

Страны и народы: Зарабатываем на преисподней

Если поделить километры, составляющие протяженность Явы, скажем, на 120 — приблизительное количество разбросанных по острову вулканов, потом принять во внимание их среднюю высоту — от 3 до 4 тысяч метров, можно с уверенностью сказать: гигантские «волдыри» на главном острове Индонезии видны отовсюду. Тем более, что свыше 30 из них источают смог, перистые хвосты которого растягиваются на сотни километров. Фиолетовые вершины выбрасывают серо-черный пепел и ядовитый газ, сползающие кипящие болота слизывают деревеньки, горячая пыль обжигает легкие и в десятке километров от вулканов...

И все же Яву называют раем. Зловредные вулканы засыпали ее слоями пепла, которые орошаются муссонными ливнями, прогреваются жарким солнцем, а потому производят на свет самую богатую в мире флору. Ее принято называть влажными тропическими лесами. В пестрейших зарослях еще совсем недавно в изобилии водились носороги, тигры, дикие буйволы, вопили обезьяны, прыгали летающие лисицы и кокосовые белки, ворочались в протоках крокодилы, ползали питоны. Сейчас изобилия не осталось, но увидеть все это еще можно.

Отвезти меня на западное побережье Явы и показать вулкан Кракатау вызвались в Джакарте трое, рекомендованные старшим менеджером гостиницы «Картика-плаза». Парни держали себя с большим достоинством, нежелание работать с туристами через обычные бюро обслуживания объяснили просто:

— Дешевый стандарт — не наш стиль. Мы гарантируем путешествия такого качества, которое было только в прошлом веке... По тем дорогам, которые предлагаем мы, пройти могут не все.

Имена их звучали тоже необычно. Выехавший со мной из Джакарты назвался Девид Ламбертус. Богослов из Гааги? Банкир из Берна? Стряпчий из Австралии? Всего лишь, как он сказал, младший егерь. Лопоухий, лицо треугольником, поверх типично яванской — словно французская горчица — желтизны, сероватый налет от частых спусков в серную гарь вулканных кратеров. А улыбка — жемчужная.

Когда до приморского городка Карита, откуда мы катером предполагали дойти до знаменитого вулкана Кракатау, оставалось, по моим расчетам, не больше часа езды, мы уперлись в перегородившую шоссе плотную шеренгу спин вопящих, пританцовывающих и размахивающих руками мужичков в тюрбанах. На сигнал никто не обратил внимания.

Девид протянул мне расшелушенный банан величиной с булку и посоветовал:

— Остыньте. Ну, подумаешь, бой петухов... Переждем. Все равно уже сэкономили время...

Действительно, в предыдущей деревне на нанятом в Джакарте «лендровере» я с налету влетел в кучку свежего слоновьего навоза. Рано утром там проводилось официальное открытие мероприятия, схожего с нашими конскими базарами в далеком прошлом. Только тягловая скотинка выставлялась чисто местная.

Пробуксовав в «ароматной» кучке, поехали дальше, а через минуту зеркало заднего вида просто потемнело. За нашей медленно двигавшейся машиной возникло два, а может, и три десятка слонов, вываливших сплошной колонной на шоссе. Торгуют ими, обычно выстроив прямо на асфальте, полный день, ярмарку эту не объедешь, так что нам действительно повезло. Могли простоять до вечера. И вот теперь, в следующей деревне новое общественное событие — петушиные бои...

Для яванца, в особенности западного, деревенская улица, даже если она давным-давно стала частью шоссе, это нечто большее, чем пространство между домами. Продолжение дворика, куда отправляют детей поиграть. Свалка для убитых крыс и змей. Овечий или гусиный выпас. Место обучения езде на велосипеде или жертвоприношений духам-покровителям. Рынок. Ровная площадка, где приятно поваляться, покуривая, на вынесенной раскладушке. Многое еще что и только потом уже — проезжая часть для автомобилей. Ведь машины появились у людей позже, чем все остальное... Подождут.

Мы и ждали. Я изучал карту, а Девид Ламбертус, младший егерь, выигрывал, как выяснилось, пару тысяч рупий, ввязавшись в ставки.

— Они похвалили вас, сказали: какой цивилизованный водитель, не давил на сигнал, не бегал за полицейским...

— Ну, хорошо, Девид Ламбертус, сэр, — сказал я. — Только бы успеть на место до вечера.

— Сегодня все равно ничего не будем делать.

— Как так? Осталось километров восемь!

— Конечно, их надо проехать. Но через четыре километра поворот на проселок. Возьмем в сторону километров шесть. Туда и обратно, значит, плюс двенадцать... Подберем Марко Поло. Он молодожен, купил дом. Кстати, если уж говорить правду, вот он-то настоящий сэр...

— Марко Поло? Молодожен?

— Марко Поло. Вы правильно произносите.

— Но ведь он...

— Вы вполне осведомлены, это приятно. Да, он — большой человек, главный егерь, его многие знают, но машины у него еще нет, скоро купит, конечно...

Тут пора дать объяснение. В западной части Явы индонезийцы носят иногда странные для этой части света имена. Кроме Девида Ламбертуса и Марко Поло, третьим со мной работал Элберт Камю. Хотя они и называют себя егерями, к лесам и живности не имеют никакого отношения. Они сопровождают приезжих и соотечественников (к которым, то есть соотечественникам, относят по каким-то неизвестным признакам и некоторых голландцев) к кратерам вулканов или, как они выспренно говорят, «в преисподнюю», по выбранным ими тропам, обеспечивая необходимую технику безопасности.

114 лет назад, 23 августа 1883 года, разверзлась в морской пучине и тверди под ней «дыра» в 40 квадратных километров. Хлынувшие в «дыру» массы воды вызвали мощный взрыв, поднявший тридцатиметровые волны, которые смыли навечно в пучину 36 тысяч яванцев с ближайших берегов. Выброшенные извержением куски породы перекинуло на другую сторону Индийского океана — на Мадагаскар.

Грохот слышали в четырех тысячах километрах от места извержения, в Брисбене, а пепел донесло до Испании. Из океана поднялся остров, получивший название Кракатау. Потом второй. «Его сын», как пояснил Камю.

К концу нынешнего века прибавилось еще два острова и теперь их — четыре. Заваленные остывшим пеплом, они сплошь, если не считать «горячих лысин» на вершинах, покрыты экзотической растительностью. Что же касается змей, насекомых, грызунов и прочей живности, то их появления здесь ученые ожидают только через два миллиона лет. Раньше — вряд ли.

Извержение облегчило работу христианских миссионеров, в те гады, в основном, голландцев. Западные яванцы, устрашившиеся разверзшейся преисподней, решили, что собственные духи-покровители окончательно отвернулись от них. При крещении же протестантские проповедники с не присущим им чувством юмора давали имена, какие подскажет фантазия. Эти имена наследуются неизменно из поколения в поколение. Теперь-то патеры — яванцы, и будучи, как все уроженцы западной части острова, неисправимыми традиционистами, внимательно следят, чтобы земляки не своевольничали при крещении. Элберты Камю, или чаще — Камюсы мне встречались и потом. Французский писатель был, наверное, здесь в моде, когда они появлялись на свет.

Марко Поло, Элберт Камю и Девид Ламбертус — выносливые пешеходы по кручам и знатоки, определяющие по характеру пара, бьющего из расселины, или усиливающейся серной вони — «где рванет». Они несут прямую ответственность за жизнь клиентов, порою довольно недисциплинированных, а то и просто бестолковых или подвыпивших.

В документе, который Марко Поло, прежде, чем сесть к нам в «лендровер», сунул мне на подпись, говорилось: «Всякий, вернувшийся живым, получает почетный титул побывавшего в кратере, о чем и выдается бесплатный диплом».

На самом-то деле диплом всякому желающему заглянуть в кратер вулкана обходится недешево. Но ребята отрабатывают свой гонорар.

Увидев с борта крошечного катерка, пляшущего в толкучке мутновато-коричневой жижи Зондского пролива, как то появляется, то исчезает за волнами столб серого дыма, пробивающий набухшие дождем облака над островком Кракатау, невольно испытываешь страх. Потом, правда, немного обвыкаешь. Океан постоянно «дымится» во многих точках пролива, разделяющего Яву и Суматру, Шкипера катера, что перебрасывает туристов, жаждущих получить диплом о «возвращении живым с Кракатау», на остров-вулкан, звали совсем не по-морскому, скорее даже как-то по-ковбойски — Майкл Смит. Вместе с Марко Поло, Девидом Ламбертусом и Элбертом Камю они объединились в некое подобие акционерного общества закрытого типа, в которое не так-то легко устроиться даже на должность писца упомянутых дипломов. В этой части Явы царит хроническая безработица...

Длинный, смуглый, совсем коричневый от загара и ветров, Майкл Смит собирается переменить профессию, поскольку страдает от морской болезни. Его мечта — стать учителем истории, для чего он заочно учится в Джакартском университете. Но дипломную работу по-прежнему «привязывает» к вулканам. Разрушительные их извержения, по его мнению, стали одной из причин того, что Ява, колыбель утонченной цивилизации и культуры, более развитой, чем у португальцев, появившихся в этих водах в XVI веке, оказалась не способной отразить военный и религиозный натиск пришельцев, поначалу католиков, а потом протестантов — голландцев.

Вулканы, объяснил мне капитан и будущий историк, если жить среди них, подавляют психику, давят на душу и лишают человека воли.

Вулканные егеря несут и дозорную службу, Кракатау дремлет под их надзором. Готовить подробные отчеты для вулканологов — их, наверное, главная служебная обязанность. Водить туристов — это, хотя и заработок, но все-таки «левый». В те часы, когда мы рассматривали Кракатау, на острове стояла тишина, кратер был холодный. Но кто знает, что произойдет завтра?..

Следующий день выдался солнечным. Хмари словно и не бывало. Поселившие меня в Карита егеря исчезли до вечера, пообещав на закате показать «кое-что невиданное». Крохотный гест-хауз, выходящий деревянной верандой на песчаный пляж, залитый колеблющимся от жары воздухом и заставленный пальмами с растрепанными бризом челками, после сиесты оказался переполненным туристами. На веранде шла бойкая торговля складными стульями.

Припухший, видимо, со сна Марко Поло, появившийся со стороны кухни, предложил немного пройтись по пляжу. Мы взобрались на кривую, склонившуюся от дряхлости над белым, словно сахар, песком пальму, к стволу которой были прибиты дощечки-ступени, и уселись лицом на запад.

Океан лежал плоский и зеленый, словно сукно бильярдного стола. Светло-желтый подол Кракатау переходил в коричневый конус, вершина которого, сдвинутая чуть набекрень, зияла беловатыми рваными краями. Было видно, как зеленые заросли тянутся от прибойной кромки к вершине, повторяя путь, по которому когда-то сбегала лава, размазывая за собой плодородный влажный пепел. Издали Кракатау произвел на меня большее впечатление, чем вблизи.

Десять минут — и солнце затонуло. Море слилось с небом. Кракатау исчез.

На обратном пути в гест-хауз выслушиваю короткую лекцию. Марко Поло живописует вулканы, словно неких великанов-работяг, преисполненных патриотического рвения.

— Вулканы, — говорит он, — выработали около четырех миллионов тонн плодороднейшего пепла. Одним из основных и довольно стабильных его поставщиков теперь является Танкубанпраху, в 30 километрах от Бандунга..

— Дайте наводку на егерей, которые там работают, — прошу я Марко.

— Можем и туда ехать вместе...

И уже, как бы пускаясь в новый маршрут, он рассказывает, потягивая таиландское пиво «амарит», что на вершине Танкубанпраху русский император Николай II, тогда еще цесаревич, совершавший путешествие от Гатчины до Владивостока морем, праздновал в 1890 году день рождения отца, Александра III. Пикник состоялся именно на вулкане.

С другим Романовым связана и история первого путешествия первого русского на Яву.

Некто из свиты молодого Петра Первого, объезжавшего в самом начале XVIII века Западную Европу, в амстердамском кабаке болтанул лишнее про «величество». Прошелся ядовито насчет пьянства и неоправданных трат на отнюдь не лучших голландских мастеров, приглашаемых царем в Россию — и горько пожалел об этом наутро. Доносчики в делегациях — явление не новое. Распалившийся царь-просветитель приговорил «слишком умного» дворянина к обезглавливанию. Так и сделали бы, да вмешались голландцы, жившие уже тогда в «правовом государстве». На своей земле они судили сами. Хотя царь и взбесился, решили: выслать навечно бедолагу в Батавию, как тогда называлась Джакарта... Тот и поплыл, прикованный к веслу на галере, посмотреть знаменитые вулканы. Есть сведения, что он потом прислал домой довольно подробную реляцию о пользе последних.

Офицеры из свиты цесаревича Николая тоже проявляли к вулканам особенное внимание. Ведь где вулканы, там и сера, неотъемлемый компонент производства пороха, которого уже тогда на один выстрел корабельного орудия требовалось не меньше пуда. Российская океанская экспансия выражалась в поисках и возможного местного снабжения боезапасами, и так называемых угольных станций для паровых крейсеров, начинавших челночные рейсы между Кронштадтом и Владивостоком вокруг Африки, Индии, Индокитая и Китая...

Девид Ламбертус натягивает через голову серый свитер. Подъем на вулкан Танкубанпраху предстоит до отметки 1850 метров над уровнем моря. Вулканолог Асет — бандунгские окрестности его вотчина — предлагает мне крепкий посох. Двигаемся по хорошей, в общем-то, тропке, которую начал торить здесь в 1813 году голландец Абрахам ван Рибек. В Европе шли наполеоновские войны. Голландская колония на Яве оказалась отрезанной, а Вест-Индской компании требовался порох. Ван Рибек прорубался через непролазную чащобу в горах, выбирая направление на усиливавшийся запах серы. Залежи он обнаружил, даже приступил к разработкам и отправке сырья вниз, в долину, но, вымотанный путешествиями по джунглям и изнуренный тропическими болезнями, умер.

Асет говорит, что жизнь голландского ученого «высосал вулан».

Серный запах «высасывает» и наше дыхание.

Привал делаем на обрыве, с которого открывается вид на лунную поверхность. Серая круча, тронутая беловато-желтым налетом. Ядовито-зеленого, почти малахитового цвета поверхность кажущегося загустевшим озера в кратерной воронке. И десятки то ли дымов, то ли струй пара по склонам и на дне вулкана. Дно это для яванцев — золотое.

Асет — второй из трех братьев в семье, который выбрал карьеру в туристском вулканном бизнесе. В Бандунге, откуда он родом, действует специальная частная высшая школа. На ее факультетах — гостиничного дела, ресторанного обслуживания и управления туристскими бюро готовят классных специалистов с научной подготовкой вулканологов для сопровождения групп в кратеры.

— Если бы вам предложили стать управляющим ресторана на смотровой площадке у кратера, вы взялись бы за дело? — спрашивает он шутливо.

— И что же в этом бизнесе особенного? — отвечаю в тон вопросом на вопрос.

— Вовремя унести ноги и валюту, — смеется Асет, — пока внезапное извержение не застало врасплох...

Вулканы — это вообще целая отрасль туризма. Для устройства школы приглашали европейских экспертов, содержание которых обходилось в огромные суммы. Но на это смотрели как на инвестиции, которые окупятся многократно. Может быть, поэтому учеба стоит недешево. За шесть семестров нужно внести около 2000 долларов, при этом последующая зарплата, если, конечно, удается устроиться в хорошую фирму, — около 350 долларов в месяц. Одолженные для учебы под проценты деньги Девид Ламбертус возвращает и сейчас.

— По сути, эти ребята занимаются экспортом того, что не сдвинешь с места, — говорил мне потом в Джакарте Иуп Аве, один из высших правительственных чиновников, курирующих «привулканное» предпринимательство в Индонезии. — В последнее время к туристам из Европы и Америки прибавились японцы, становится все больше корейцев и тайваньцев, сингапурцев, таиландцев. Они приезжают и привозят свои деньги. Это миллионы долларов. Они компенсируют сворачивание нашего главного экспорта — нефтяного.

— Здесь вулканы, — продолжает он. — А у вас в Сибири тайга... Золотое дно. С места падения Тунгусского метеорита девиды ламбертусы собирали бы не меньше. Конечно, нужен строгий контроль за гостиницами, дорогами и другими источниками загрязнения среды... А что? Сделайте объявление и увидите, какие предложения посыпятся... Главное, чтобы этим занимались подготовленные профессионалы, а для начала кто-то вложил бы капитал. Хотите возьмемся вместе?!

...На дне кратера Танкубанпраху, откуда-то из-за паров, бьющих сквозь расселины в желто-серой губчатой корке под ногами, словно мираж, появляется человек в армейской шинели. Но это не солдат. Торговец местной пористой крупной малиной, собранной в окрестных джунглях. Просто другой одежкой пока не разжился. Малина на вкус слишком приторная. Цена — фантастическая. Торгуемся.

И тут, наверное, требуется еще пояснение, чтобы снять возможный вопрос: тоже чудаки — надумали торговаться в неподходящем месте... У яванцев, как объяснил Девид Ламбертус, существует семь главных резонов торговаться. Первый — чтобы самоутвердиться, обозначить свои деловые качества, так сказать, показать себя искусным негоциантом. Второе — ради собственного удовольствия. Третий — чтобы полировать и дальше личную технику экономии денег. Четвертый — «спустить на тормозах» дурное воспитание. Пятый — продемонстрировать воспитанность, проявить вежливость, поскольку немедленное согласие платить сколько запрашивают — признак высокомерия. Шестой — скрытая форма просьбы о милосердии, если вы бедны. Седьмой — ухаживание. Даже в современном супермаркете в Джакарте, если вам симпатична кассирша, попросите скидку с общей насчитанной суммы. Она воспримет это верно — вы отличили ее, она вам нравится, вы хотите пообщаться, скидка, просьба о которой все равно обречена на провал, просто предлог. И те, кто стоят вам в затылок, и сама кассирша, не взовьются от обывательского негодования, даже не обменяются ироническими взглядами. Отчего-то люди, живущие среди вулканов, мягки и терпимы.

Малину мы, конечно, купили. Кроме малины, потом нам принесли еще и ожерелья из полированных комочков застывшей лавы. Одно из них я постоянно носил в нагрудном кармане рубашки так, чтобы оно немного, вроде бы случайно, свисало из него. Как своеобразный пропуск и свидетельство моего серьезного отношения к стране.

Про индонезийцев иногда говорят, что они существуют в тридцати веках одновременно. Племена на острове Ириан-Джайя находятся в каменном веке. На острове Бали доктора философии ставят перед порогом дома блюдечки с водой для плохих и добрых духов, может, и по житейской инерции. В Джакарте сквозь стекла контор, в которых предприниматели вывешивают на стенах гарвардские дипломы и матово поблескивают экранные бельма компьютеров, на стенах висят амулеты от сглаза. А вулканы и подавно для всех них — нечто извечное. Симпатии голого вождя, утонченно-томного балийца и энергичного джакартского дельца будут на вашей стороне, если вы пройдете у них один и тот же тест. Продемонстрируете: первое — что вы знаете, сколько вулканов на островах Индонезии, второе — что побывали в кратере одного из них, и третье — сумму, в которую вам обошлось это путешествие, назовете в индонезийских рупиях, а не в долларах или рублях.

Валериан Скворцов / фото автора

о.Ява