Труднее оказалось найти хозяев альбома. Дома в том переулке оказались такими похожими, что никак не поймешь, из какого же вчера вечером выскакивал возмущенный Митя.
Зоя прошла переулок из конца в конец, вглядываясь в одинаковые фасады, в одинаковые цветы на подоконниках, а когда повернула обратно, старьевщик взбунтовался.
— Отдавай альбом, — сказал он.
— Не отдам, — в отчаянье ответила Зоя Платоновна.
— Тогда гони за него полсотни, — сказал старьевщик.
— Почему полсотни? — спросила Зоя Платоновна. — А то отниму, — сказал старьевщик.
— Я буду кричать, — сказала Зоя Платоновна.
— Кричи, а я скажу, что ты меня обокрала. Меня знают, а ты приезжая. Придумала ты про хозяев.
— Они здесь живут!
— Никто здесь не живет. Давай полсотни, и молчим. Ты молчишь, я молчу — все молчат.
Полсотни. Это все, что она взяла с собой из Москвы. Но промедление смерти подобно — старьевщик уже вышел из-под контроля.
— Сорок, — сказала Зоя Платоновна. — Мне надо на обратную дорогу оставить.
— Пятьдесят, — сказал старьевщик и протянул руку к альбому.
— Держите, — сказала Зоя Платоновна, стараясь достать деньги из сумки и при том не выпустить альбома.
Старьевщик принял две лиловые бумажки и сказал:
— Надо было сотню просить, что-то ты легко согласилась. Он тихо засмеялся, а Зоя Платоновна увидела, как по переулку бредет Митя, уже не в пижаме, а в джинсовом костюме.
— Здравствуйте! — закричала Зоя Платоновна, поднимая альбом, как знамя. — Узнаете?
Не может быть! — закричал владелец альбома и бросился к ней.
— Ах да, — вспомнила тут Зоя Платоновна. — А где письма? Письма лежали на мостовой, аккуратной пачкой. Но старьевщика рядом уже не было.