Редкостей в городе, кроме самого города, нет; зато он один стоит которого-нибудь из семи чудес. Не хочу входить в подробности, что за городом есть сад, где стоит несколько бюстов, напоминающих англичанам великих людей и их деяния; что в городе есть две библиотеки, одна для гарнизона, другая для купечества; что есть плохой театр, где изрядные певицы, приехавшие из Лиссабона, сердятся вместе со слушателями на дурную музыку; не стану говорить о том, что на этом голом камне местами, в ущелинах есть садики и деревья; что жители воду пьют дождевую, а свежую привозят туда на ослах из Испании, что говядину им продает по контракту мароккский владелец — все это вещь обыкновенная: скажу нечто о крепости.
Гора имеет отлогость только с одной стороны, где стоит город; с востока к Средиземному морю и с севера к песчаному перешейку она возвышается совершенно отвесно. К отлогой стороне с моря изгибаются каменные укрепления, а к перешейку, в вертикальной 200-саженной стене, вырваны порохом казематы, служащие крепостью для обороны на Испанскую сторону.
Эту крепость и пошли мы смотреть. Мы взбирались туда по крутой улице, которая вела в старый мавританский замок, служащий входом в казематы. Во времена испанцев в нем существовала инквизиция; ныне толстые стены его сделались домами многих семейств, во внутренности их живущих, и весь он вообще превратился, с помощью нескольких новейших укреплений, в цитадель. С лишком тысячу лет башня и тройные стены замка стоят почти невредимы; кроме верхних частей и осыпавшихся углов в некоторых местах, камни слились в один состав, и ни время, ни испанские ядра, испестрившие стены сии, ни многочисленные переделки снаружи и в самой толстоте стен для жилья не могут отнять величественного вида, с которым возвышается замок над городом. Это Велизарий[8] в слепоте и нищенстве, но в котором узнает каждый бывшего защитника отечества.
Из замка крутая дорога, высеченная извилинами в скале, привела нас к входу в казематы. После несносного жара охватил нас холодный и сырой воздух. Галереи, образующие эту подземную крепость, идут коленами в высоту постепенно; каждая из них пробита беспрестанными амбразурами, из которых торчат пушки. Толщина наружной стены галереи будет около четырех сажен; амбразуры, в ней пробитые, образуют около каждой пушки каземат, в котором люди удобно могут действовать орудием; ширина галереи и высота ее около 18-ти фут, иногда более, иногда менее.
Если скажу, что сих галерей, высеченных в камне, шесть и они вооружены 700-ми пушек, что на каждом уступе горы лепится наружная батарея, что каждый ее уступ имеет фланковую оборону: тогда вы можете представить, награждены ли труды создания крепости, защищающей каменную непроницаемую стену? Напрасно испанская артиллерия[9] гремела против сих невероятных укреплений: бессильные бомбы и ядра скатывались обломками к подножию скалы, невредимые батареи гибралтарские беспрестанно зажигали деревянные редуты испанцев, и пять тысяч англичан, под командою Эллиота, целые пять лет противустояли всем усилиям соединенных армий и флотов испанских и французских.
Посреди галерей есть две круглые залы, называемые св. Георгия и Корнваллис, куда часто жители собираются на пикники, избегая жаров лета; но признаюсь, надобно быть очень привычну, чтоб переносить быструю перемену из жара в чувствительный холод и сырость, а иногда и сквозной ветер.
Один из выступов скалы, образованной самою природою наподобие башни, называется Мавританскою башнею, потому что мавры первые сделали в ней галереи с бойницами. Недалеко от выхода из третьей галереи, сквозь просеченную в горе арку, есть выход на площадку над Средиземным морем: мы вышли туда. Восточный ветр гнал волны прямо на скалу, и единообразное море то бросалось белою полосою пены, наступая на острые камни у подошвы, то окраивалось черною лентою при отступлении, обнажая камни, почерневшие от нападений воды и времени. Мы остались тут недолго; неприятный сквозной ветер заставил нас воротиться, и тем скорее, что видеть более было нечего: оба берега, Испанский и Африканский, были покрыты туманом, обыкновенно ложащимся на землю при восточных ветрах.
По узкой, крутой лестнице, называемой чертовою, мы взошли на самый гребень скалы, оканчивавшейся трехпушечною батареею. Эта часть горы выше всех прочих ее вершин, с нее видно во все стороны и слышно во все шесть галерей посредством отверстия, просеченного сквозь камень, наподобие слуховой трубы. Отсюда под ногами нашими у самой подошвы к перешейку видны еще укрепления со рвами, наполняющимися водою посредством шлюзов, далее по перешейку кордонные домики, разграничивающие владения англичан и испанцев, за ними видны укрепления последних, пришедшие в упадок; справа к этому песчаному языку примыкает Испанский берег и виден даже до Малаги; влево белеются на прелестном возвышении домики С. Роха; с этой стороны берег заворачивается и образует рейд, в котором на противной стороне виден в лощине между живописных гор красивый Алгезирас; подле — развалины замка, называемого старым Гибралтаром; еще далее — мыс Карнеро, за которым берег в самом проливе виден до Тарифы. Тут сквозь пролив синеется небольшой промежуток Атлантического океана и тотчас подле возвышаются Африканские горы и оканчиваются против Гибралтара Абиллою и Цейтою; вид их дик и суров, густая атмосфера давит их, опоясывает облаками и закрывает вдали какою-то фиолетовою полосою. Я прежде полагал, что расстояние между берегов Африки и Европы гораздо более; теперь, от высоты берегов, оно кажется не много более расстояния Кронштадта от Ораниенбаума.
Нам хотелось побывать на всех трех вершинах Гибралтара; но как проводник сказал, что надобно идти вниз и взбираться туда особыми дорогами, то мы, несмотря на его убеждения, предпочли карабкаться прямо по горе, скользить по серебристой полыни и мелкой душистой мяте, до обсерватории, устроенной на среднем холме. Горные куропатки и дикие козы попадались нам во множестве; в некоторых оврагах видели обезьян, которые с криком разбегались и из-за выступов швыряли в нас каменьями. Это довольно опасно, и хотя жители жалуются на дерзость этих животных, кидающихся на гулящих и обкрадывающих их фруктовые садики, но им жаль истреблять обезьян, потому что голая скала Гибралтара есть единственный пункт в Европе, где они водятся. Притом же природа так скупа в этом месте, что и последний из ее даров кажется здесь бесценным. Для сего запрещено делать какой-либо вред обезьянам, козам и куропаткам.
С трудом добрались мы до обсерватории, где нас встретил смотритель и предложил освежиться плодами; когда же мы собирались спускаться, он просил вписать имена наши в книгу, в которой многие путешественники были прежде нас записаны; против имени каждого он сам выставил чин; а бывшего с нами слугу одного из товарищей он почел натуралистом, потому что этот человек держал в руке несколько трав и камешков, собранных им на вершине.
Спускаясь, набрели мы на кладбище мавров; разрушенные памятники с чалмами, высеченными из камней, и полуистертые арабские надписи свидетельствовали о именах погребенных. Сказывают, что находили во многих местах кости человеческие в самих камнях. Это возможно потому, что известковое свойство камня наполнило могилы капельником и кости заплывали каменною массою. Доказательством тому служат многие известковые накипи в галереях и целая сталактитовая пещера немного ниже кладбища, называемая гротом св. Михаила, где капельники образовали множество столбов, странные фигуры зверей, человеков и проч. Глубина этой пещеры, говорят, ниже горизонта воды; мы не смели опуститься туда без проводника, без свечей и веревок и отложили посещение оной до другого дня, — но это нам не удалось, равно как и видеть две огромные в горе ямы, сделанные испанцами наподобие мортир, из которых они намерены были выстрелить каменьями в англичан во время приступа; но эту опасность отвратил нечаянный случай, доставивший Гибралтар в руки последних.
На третьей вершине мы видели башню, построенную для телеграфа, но разбитую громом, который каждый раз бьет в это место. Полюбовавшись еще прекрасною панорамою, мы спустились вниз утомленные чрезвычайно и поехали на свой фрегат отдохнуть.