Гипно Некро Спам

Глава Третья. Телефония

– Да?

– Привет, Володя!

– Здравствуйте, Лариса Николаевна.

– Эммм… Это не Володя?

– Нет, Лариса Николаевна. Не Володя.

– А кто это?

– А это важно?

– С кем я говорю?

– То есть важно, да?

– Где Володя? Могу я с ним поговорить?

– Вы? Можете. Он даже Вас услышит.

– Молодой человек, перестаньте паясничать и передайте трубку Володе, пожалуйста.

– «Молодой человек»? Это по голосу, да, слышно? Что я молодой?.. Вы знаете, я тут сокрушённо качаю головой. Здесь, по свою сторону трубки. Вы не слышите этих ноток в моём молодом голосе – сокрушённости? Да? Лариса Николаевна?

– А откуда Вы знаете?..

(пауза)

– Знаю, как Вас зовут? Ну вот. По тому, как Вы замолчали, я понял, что Вы догадались, даже не договорив фразу до конца.

– Что с Володей?

– Наконец – то. Первый правильный вопрос за сегодняшний вечер. Итак: «Что с Володей?». Предложение с Большим Вопросительным Знаком в Конце. Мне, знаете, Лариса Николаевна, больше нравится знак Восклицательный. Он похож на эрегированный член старшеклассника. На бодрый юный болт. Который может десять раз подряд. Куда до него Вопросительному? Этот похож на треснувшую лампочку. Или стоящего раком человека. Вы в курсе, Лариса Николаевна, что Ваш сын любил молодые бодрые болты? Что он совал их себе в рот при случае? Вот они вопросительные предложения, сразу два.

(Пауза. Только шорох каких-то помех в трубках.

Чёткое ощущение того, что на линии сейчас больше, чем двое).

– Что с Володей?

– Он, знаете, жив… Да.

– Что с ним?

– Вы меня так и будете перебивать?

– Послушай, щенок!

– Ой-ёй-ёй-ёй! Лариса Николаевна!..

[БАХ!]

– Что это за звук?

– Это выстрел, Лариса Николаевна.

– Что?.. Что там происходит? Кто там стонет?

– Ну зачем Вы задаёте все эти дурацкие вопросы? Ну кто ещё тут может стонать?

– Володя!!! Володя!!!

– Лариса Николаевна! Вы что, думаете Володя Вас сейчас слышит? Вот я, может быть, оглохну на одно ухо. А Володя Вас не слышит, нет. А хотите, что бы слышал? Хотите, я громкую связь включу? Только, мне кажется, ему сейчас не до этого. Да. Я ему тут рот залепил и член отрезал. Да, а минуту назад вон ногу прострелил. Да. Колено. Хотел привлечь ваше внимание. А то вы меня, кажется, не слушали. Вы привыкли командовать, да, Лариса Николаевна? А теперь Вы меня послушайте. Да?

Пауза. В два раза дольше предыдущей. Потом:

– Я вас слушаю.

– Вот и хорошо. Подождите. Я себе коньяка налью. У вашего сына замечательная коллекция крепких напитков. Да.

[Пауза]

– Да. Хороший коньяк, но! Бывает и лучше. Так. Значит, Володя… Володя ваш делает офигенный минет. Просто чума… Я знаю, что говорю. Он мне его целый год делал. По вторникам и четвергам. Вы спросите, что за странная хронология, и будете правы.

[Пауза]

– Да. Хороший. Коньяк в смысле. Да. По вторникам и четвергам. Тут, вы знаете, нужно сделать отступление. Совсем небольшое. Семья моя в то время как раз переехала в этот город. В тот, где вы сейчас, Лариса Николаевна, живёте. Вот Вы сказали мне в начале нашей беседы «Молодой человек». А в то время я был ещё моложе. Папа получил хорошую работу, и мы переехали в Тюмень. И в девятый класс я пошёл уже в другой школе, за тысячи километров от своей родины и друзей. Но ребята в новом классе оказались нормальные, и я очень быстро влился в новый коллектив. Вы вот слушаете меня, Лариса Николаевна, и не улавливаете никакой связи. Это я так специально. Интригу сохраняю. Я тут целых пять лет учился, как рассказывать истории интересно. Даже диплом есть. И по профессии я работал. Недолго, правда. Пытался рассказывать интересные истории в глянце и за деньги. А там – в моей истории – я переехал в новый город, пошёл в новую школу и обрёл новых друзей. Уроки Начальной Военной подготовки у нас вёл рыжий капитан Тарасов, раненый в Афгане. Он однажды повёл нас в городской стрелковый тир – отстрелять положенное по учебной программе количество часов. Мы стреляли из мелкокалиберных винтовок. Потом нам разрешили сделать по паре настоящих выстрелов из пистолета. Я стрелял вторым. И попал в десятку. Три раза подряд. Тренер по стрельбе, который выдавал оружие и патроны, спросил у нашего военрука, как меня зовут. Подошёл ко мне. Спросил, не занимался ли я стендовой стрельбой. Я сказал, что нет. Тогда он спросил, не хочу ли я походить в секцию стрельбы. Прямо здесь в городском тире. Я посмотрел на завидующих одноклассников и сказал: «Хочу». Тогда тренер протянул мне руку и сообщил:

– Зовут меня Владимир Иванович. Занятия у нас по вторникам и четвергам.

[Пауза]

– Здорово я, да? Согласитесь, сохранял интригу до самого последнего момента, да? Мне самому понравилось. Вы знаете, моя мама считает, что я умею хорошо рассказывать. Вот она сама рассказывать совершенно не умеет. Не получается у неё сохранять интригу. Взяла как-то напилась и вывалила мне, что когда ей было семь лет, её трахал её же старший брат. Которому было тринадцать. И вот теперь я знаю, что дядя Боря – грязный у*бок, который насиловал мою маму. А знаете, как моя мама с моим отцом познакомилась? Маму мою, кстати, Анной зовут. Её девичья фамилия Богданова. Она когда-то в Барнауле жила. Журналисткой работала. Вот тут, я думаю, мама или врёт, или была ненастоящей журналисткой. Хотя вот вспомнил, говорила, что участвовала в предвыборной кампании Михаила Евдокимова – был такой артист – губернатор. Как Шварц в штатах. Умер уже лет двадцать назад. Не Шварц. Этот, по-моему, после четвёртого Терминатора нихт мозгам. Так моя знакомая одна говорит. Ну а мама моя, короче, по – моему, была плохой журналисткой. Потому что Настоящая Журналистка – это Самая Злая Пи*да на этой планете. Я знаю, о чём говорю. Вы никогда не слышали о Спирохете из @chtung (!)?, [Ф] Ольге? Я их видел. И рукой даже мог потрогать при желании. Желания не было. Журналистки – Самые Злые Пи*ды на планете. Они никому не верят, вообще не боятся мужчин и пьют водку. Причём по своей собственной причине: от пива толстеют быстрее. Развести таких тёлок практически невозможно. Но моя пьяная мамочка рассказала вот такую вот историю. Я, Лариса Николаевна, всё очень вкратце, потому что речь сегодня не о моей маме – даже не обо мне. Но расскажу всё-таки. Действительно, вкратце. Сидит себе девушка Аня Богданова на работе, в редакции барнаульского какого-то там телевидения-газеты (я не знаю, честно. Не помню), а так как журналистка она плохая и хорошей темы найти может, а реализовать нет – сидит она себе за рабочим компьютером, в рабочее время по чатам разным общается. И нравится ей в одном из чатов какой-то человек. Такой себе инкогнито. Без фото. Но то, КАК пишет, ей ОЧЕНЬ нравится. Короче, тип этот, назовём его Геннaдий, прочухивает что-то Ане, что та собирает вещи, покупает на все деньги билет на самолёт и летит в Москву. И уже через несколько часов встречает этого Геннaдия. И оказывается этот Геннaдий совсем не таким, каким она себе его представляла. Геннaдий высокий, с огромной плешью, плохими зубами и в отвратительной рыночной одежде. Но он что-то говорит Ане, и та, открыв рот, слушает его теперь в реале. ЧТО, Лариса Николаевна, вы мне объясните, ЧТО??? должен протереть молодой симпатичной чиксе длинный, плешивый хрен, чтобы она его, открыв рот, слушала? А? Села с ним в Электричку до Влaдимира. В электричке он рассказывает ей, что он наёмный убийца. Что он работает на правительство. И что он не хочет, чтобы её видели с Ним рядом. А Аня всё это слушает. И (ВНИМАНИЕ!) верит. Я вообще… Я в шоке… Ну ладно. Дальше. Геннaдий оказывается никаким любовником: он тащит Аню в воняющий ссаниной и говном туалет электрички, где быстро, нетерпеливо сопя и плямкая ртом, пытается потыкать в неё своим вялым членом. А она, испытывая странную изумительную слабость и тошноту, стоит, упираясь ладонями в стену, и подмахивает Геннaдию. И после этого она его ещё полгода ждала. Одна. Знаете, почему? Потому что приехали они во Влaдимир, взялись за руки и пошли по улице. Курили одну сигарету на двоих, стоя на смотровой площадке возле какого-то монастыря и видя с огромной высоты немеряный кусок Влaдимирской области, за который заваливалось Солнце. Вечер. Геннaдий вдруг говорит, что ему пора. Что пусть выходит в этот же чат почаще. Что у него новое дело и что если он не выйдет на связь в течение двух недель, его больше нет. И уходит.

Аня Богданова ночует две ночи в гостинице. Потом у неё заканчиваются деньги. Вот что должно в голове происходить, а, Лариса Николаевна? Чтобы так делать, а? Вы же, вроде как, женщина… Может, вам понятнее? Потом Аня спит две ночи на улице. Потом едет в первое попавшееся агентство по недвижимости и говорит: «Я молодой специалист из Барнаула. Меня взяли на работу на местное рaдио. Редактором. Место – офигенное. Я не могу потерять эту работу. Но я потратила на дорогу сюда все деньги. А зарплата – только через три недели. Вы можете сдать мне квартиру в долг? Вот мой паспорт. Вот билет. Я, честное слово, не вру. Помогите, а?» И вот что там за кал в башке у этих местных риэлторов?.. Они ведь берут и сдают моей матери квартиру. Понимаете? Мама видит в этом знак. Типа огромные буквы в небе «Ничего Невозможного НЕТ!!!!» – и радуга в придачу. Идёт она на рaдио. И её берут редактором. Вот так, да… Тут у мамы вообще башню срывает. Она ждёт его в чате неделю. Две. Три. Месяц. Месяц и один день. Месяц и два дня. Тут моя мама – дура творогом набитая – думает, что Геннaдий погиб. Что его убили при исполнении, а она беременна. Тут я маме: «ЧТО???» А она: «Успокойся. Не тобой»… Это я так рассказываю. С интригой. Мама моя, конечно… хе-хе. Ей вообще пить нельзя. А ещё она рассказывать не умеет, помните? В общем, едет однажды она беременная из Владимира своего в Москву, идёт по своим делам и вдруг видит в отражении витрины, что по другой стороне улицы идёт Геннaдий и снимает её на маленькую видеокамеру. Нормально, да? В общем, чё-то он там с кем—то играл в такие игры, или чё-то они там спорили с кем-то, но вот так вот они с людьми поступали. Вернее, вся та на голову больная компания пыталась как-то там разводить людей, эмоциональный терроризм такой. И самое интересное – никто не вёлся. Один человек повёлся. Один. Моя мама. Это он ей потом, что ли, рассказал. Короче, родила мама девочку, назвала её Настей и продала какой-то тётке. А та тётка потом с ума сошла, порезала Настю ножом, а сама из окна выпрыгнула. Такая вот история. А уже потом мама встретила моего отца, родила меня, я вырос, переехал в Тюмень, военрук повёл нас в тир, и вот тут я встретил Володю. Володя тренировал чемпионов. Из его секции выходили чемпионы страны и Европы. Он заставлял нас часами держать в вытянутой руке гантель, превышающую вес пистолета в три раза. Зато потом оружие ложилось в руку, как в точно отлитую форму. Рукоять была продолжением руки, а ствол – глаз. Володя обещал мне профессиональный немецкий пистолет. Позвал как-то к себе в подсобку. В оружейную. Сделал мне первый минет. Мне только-только исполнилось четырнадцать. Мне понравилось. Ваш сын делал просто чумовые минеты. Он так, знаете, вовремя поглаживал анус в процессе, проводил языком с обеих сторон мошонки, а потом ненадолго брал её в рот целиком. Вот, пожалуйста. У меня даже встал, пока рассказывал… Офигенный… Талантливый был у вас сын, Лариса Николаевна. Был ведь. Потому что пока я с вами тут трепался, он, кажется, умер.

– Володя! Володя! ВОЛОДЯ!!!!!!

***

– Мам…

– Алло… Тима, ты?..

– Я… Мам… Я это…

– Тима, ты что пьяный?

– Мам… Ага… Я тут…

– Тима, давай проспись, а завтра перезвони. Ложись спать, сынок. Угля активированного выпей и ложись.

– Мам… Я тут ужасных вещей натворил… Я – сволочь, мама…

– Тимочка!.. Ты что, плачешь?

– Нет…

– Я же слышу – плачешь!..

– Да, мам…

– Ну что случилось, сынок?

– Всё так страшно… И не исправишь… Уже… Ничего не исправишь…

– Сынок. Ложись, поспи. Зайчик… Утро вечера мудренее… Сынок… Давай, утром вместе подумаем…

– Мама…

– Да, Тима?

– Прощай, мама…

Гудки отбоя и три часа ночи, горящие зелёным на электронном циферблате, завершают эту главу.