— Только не торопись… Ты знаешь, как я люблю, — донеслось сверху, уже приглушенное одеялом.
Словно подбадривая меня, по моей щеке провели указательным пальцем, а потом этим же пальцем надавили на губы, явно предлагая мне открыть рот. Чисто машинально, я сделала то, что от меня ожидалось — впустила этот палец, всосала его почти до основания и медленно вытолкнула языком обратно. Декан сверху довольно хмыкнул. И толкнул меня еще ниже за плечо.
Я же была в абсолютной прострации, граничащей с обмороком. Мало того, что я понятия не имею, как он любит, я в принципе никогда в жизни не делала… это! Лёшик ничего подобного не предлагал, настаивая на том, что отношения в семье должны прежде всего основываться на дружбе и взаимоуважении, а уж потом на похоти. Теперь-то мне понятно, почему ему не нужны были утренние минеты — похоть он отлично удовлетворял с моими «подружками»…
В любом случае, за всю мою короткую замужнюю жизнь, я не то, что член в рот не брала, я даже не оказывалась ни разу на этом уровне — нависая над мужским пахом лицом! Да еще так низко, что чувствовала тепло от вздыбленного под боксерами полового органа и странный мускусный запах, весь пропитанный мужскими гормонами.
Господи, что ж со всем этим делать-то? Какая тут может быть прелюдия?! Я же не собираюсь и в самом деле отсосать нашему декану, притворяясь его подружкой?
Спокойно, спокойно, девочка… Отсасывать, конечно, не надо, а вот высвободить его из боксеров и приласкать рукой возможно придется… Потом поцелуешь пару раз вокруг да около, спустишься ниже, будто хочешь грудью по его ногам поелозить, потом еще ниже… А там уж и до края одеяла недалеко. Ты ведь уже в одежде — сбежишь, пока он сообразит, что ласка прекратилась. И заметить не успеет, что не с той в постели проснулся!
Обрисовав себе план действий, я уставилась на тугой, треугольный холм перед самым моим лицом. Чёрт, как же его «высвободить»-то? Зацепить боксеры пальцами с двух сторон и потянуть вниз? Но тогда эта штука может резко выскочить и ударить мне по губам. А это всё равно, что минет — чего я и пытаюсь избежать…
А может, сначала рукой придавить и ослабить тугую ткань, и там уже медленно высвобождать, приподнимаясь самой по мере надобности? А вдруг он бедрами вверх подастся от нетерпения? И прямо мне в рот!
Паника опять накатила, руки затряслись, во всем теле появилось напряжение, какое бывает перед прыжком…
Хватит! — рыкнула я на себя мысленно. Немедленно успокойся, истеричка!
Представь, что… что тебе пришлось… сняться в порнофильме! Ну, чисто теоретически, может же такое быть? Вот прям кровь из носа, надо сейчас этому красивому мужику отсосать. Причем на камеру, которая уже просунута под одеяло и пялится тебе в лицо, фиксируя каждую твою эмоцию, каждую каплю пота на лбу и слюны на подбородке. Зная, что там наверху, над одеялом, твоего «перформанса» ждет не только этот мужчина, но еще и команда из десяти человек, плюс, шофер, плюс уборщица… А потом, твое лицо увидят еще несколько миллионов, и от ближайших нескольких минут зависит, как именно тебя запомнят твои многочисленные мастурбирующие поклонники…
Не знаю, почему, но эта странная фантазия придала мне уверенности и почти погасила панику. Наверное, сработал годами вбиваемый в нас, женщин, страх показаться глупой и нелепой…
Из двух возможных вариантов я выбрала последний — менее шоковый. Набрала в грудь воздуха… и медленно, с нажимом провела большим пальцем по всей длине члена.
— Ооххх… — донесся сверху прерывистый, долгий и хриплый стон. Рядом с моим плечом рука декана сжалась на простыне, явно сдерживаясь, чтобы не вцепиться мне в волосы.
Уф… Лиха беда начало. Ободренная несомненными звуками удовольствия, я повторила жест — только уже не пальцем, а всей ладонью, медленно оглаживая напряженный орган под тонкой тканью. От страха даже зажмурилась, не веря, что делаю это — трогаю член самого декана Игнатьева! Да и никто не поверит, если расскажу… Это же просто… охренеть какой п****ц!
Рука на простыне сжалась еще сильнее — если он так будет продолжать, точно порвёт собственную постель…
Стоны сверху прекратились — вероятно Игнатьев прикусил что-то, чтобы не шуметь, но по постоянно сокращающимся мышцам живота, я поняла, что дышать ему непросто. Мужские ноги подо мной тоже дергались, и чтобы хоть как-то угомонить их, я перебралась в ложбинку между ними и налегла сверху грудью. Совершенно забыв, что она у меня… почти голая!
На мгновение замерла, ошеломленная ощущением жестких волосков на сосках… а потом, не удержавшись, потерлась об эти волоски грудью.
Обалдеть… Зрачки мои закатились от удовольствия, жар промеж бедер заставил сильно сжать ноги… Как же это приятно… А если повыше подняться? Там волосков еще больше — вокруг боксеров. Он же наверняка ничего не заметит, правда?
Так я и сделала — подтянувшись на руках, передвинулась по деканову телу чуть повыше, и нависнув лицом над его пупком, опустилась грудью на его пах… и поелозила.
О да… Глаза снова закатились — удовольствие от трения было почти невыносимым, острым и пронзительным — как будто меня кололи в соски легкими электрическими разрядами. Пытаясь заглушить стоны, я ткнулась лицом в крепкий живот подо мной и часто задышала, приоткрыв рот…
— Так! Хватит! — рявкнули сверху грубым и глухим голосом. Рука рядом с моим плечом сдернулась с места, приподняла одеяло над моей головой и плотно легла мне на затылок. И почти одновременно с этим, вторая рука стянула боксеры, сдерживающие член, вниз — на бедра.
Как я и боялась, воспрянув от полученной свободы, здоровенный орган пружинисто подскочил и ударился мне куда-то в солнечное сплетение. От неожиданности я пискнула, дернулась вверх, невольно пропуская член вперед — между двух полушарий груди…
— Так тоже хорошо… — одобрил декан, перемещая руку с моей головы на плечо и надавливая. Фактически укладывая меня грудью на член. — Возьмешь в рот, когда кончать буду… — то ли попросил, то ли приказал он.
А потом сделал что-то совершенно непредвиденное — ладонями обнял мою грудь с двух сторон, сжал ее вокруг собственного члена… и принялся ритмично толкаться бедрами вверх и вниз в образовавшуюся узкую и скользкую ложбинку.
— О да, детка… О, вот так… Твою ж мать, как хорошо… — самозабвенно стонал Игнатьев, трахая меня промеж грудей.
Я же была настолько ошеломлена, что какое-то время не воспринимала ощущений — не чувствовала, что соски мои всё так же трутся о жесткие волосы его паха, только еще быстрее — потому что бедра мужчины толкались в меня с такой силой и скоростью, на какую я бы сама не решилась никогда.
А когда сообразила, сопротивляться было уже поздно — удовольствие захлестнуло девятибальной волной, ударив сразу по всем чувствительным местам — от промежности, в которую теперь пихалось колено декана, до груди, прижатой к поросли в его паху.
Утопив крик куда-то Игнатьеву в пупок, я изогнулась над ним, содрогаясь в мощнейшем оргазме, чувствуя, как сладкая истома отзывается в каждой клеточке моего тела, распластывает его и превращает в безвольный, почти невесомый кисель…
И уже почти не обратила внимания на напряженный, мокрый от смазки орган, который пихнулся при последних отголосках удовольствия мне в приоткрытые губы, растянув и сразу же заполнив собой полость рта.
Он сейчас кончит… — лениво проплыло в голове, на что мне было решительно наплевать. Как и не то, что в оригинальном плане вообще-то задумывалось бежать, а не мастурбировать об колено и живот декана.
Всё так же распластавшись на его ногах, я послушно держала ртом его орган и, прикрыв глаза, прижималась языком к пульсирующей венке, пока он стонал, дергался и судорожно сжимал мое плечо. Проглотила, почти не почувствовав вкуса, густой фонтан спермы, напоследок лизнула головку и улеглась щекой на живот, слегка размякший после оргазма.
Надо бежать — назойливо крутилось где-то на задворках разума, но тело было решительно против. Тело хотело одного — не двигаться. Спать. Спать, устроившись на животе, у опадающей эрекции мужчины, которого я еще недавно страшно ненавидела. Каким бы безумием это ни звучало и какими бы казнями египетскими мне это ни грозило.
— Я знал… — спустя что у тебя какое-то долгое время, практически разбудив меня, выдохнул декан. — Знал, что у тебя чувствительные соски… Сафронова.