Гитлер-победитель. Мог ли фюрер выиграть войну? (сборник)

Михаил Барятинский

Упущенная победа Гитлера

Войну начинают, чтобы побеждать. Трудно представить себе главу государства или правительство, решившихся атаковать соседа без уверенности в победе. Другое дело, что по самым разным причинам эта победа далеко не всегда достигается. Вот тут-то и начинаются разглагольствования типа «если бы знали заранее» или «если бы могли предугадать». Словом, знали бы, где упадем, подстелили бы рогожку. В полной мере все это относится ко Второй мировой войне, к Германии, к Гитлеру. Совершенно очевидно, что фюрер Третьего рейха, начиная войну, был абсолютно уверен в успехе, чего нельзя сказать о его генералах. В отличие от Гитлера все они были людьми образованными, а значит, сомневающимися. Гитлер, с трудом сдавший выпускные школьные экзамены и более нигде не учившийся, в этом отношении имел явное преимущество. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь.

Справедливости ради надо сказать, что уверенность Гитлера существенно подогревалась извне. Сначала немцы оккупировали Рейнскую область, не встретив не только никакого сопротивления, но и никаких серьезных протестов со стороны держав бывшей Антанты. Потом под Германию покорно и довольно охотно легла Австрия. Сей факт опять-таки никого не возмутил. Более того, Коминтерн (читай – Советский Союз), например, по этому поводу разродился резолюцией, приветствовавшей аншлюс и право немецкого народа на объединение. Что было дальше, в общем-то, хорошо известно: по Мюнхенскому пакту Германии отдали Чехословакию – лишь бы не связываться. В такой обстановке у Гитлера не могла не расти уверенность в победе. Хотя в 1938 году реальная война с Чехословакией могла закончиться для Германии плачевно. Вермахт в то время был элементарно не готов даже к войне локального масштаба. Впрочем, судя по воспоминаниям немецких генералов, не слишком он был готов к войне и в сентябре 1939-го. Немцам повезло, что Польша была готова еще хуже. Однако сводить все к везению применительно к начальному этапу Второй мировой войны будет несправедливо. Гитлер реально переиграл своих явных и возможных противников сначала политически, сумев разобщить их (а СССР и вовсе на время выключить из игры), а потом и в военном отношении, разбив их поодиночке.

Для достижения своих целей в военном отношении Гитлер располагал теорией молниеносной войны – блицкрига. Обычно о блицкриге говорят применительно к периоду Второй мировой войны, а точнее – ее начального этапа. Это не совсем правильно, так как теория эта возникла в начале ХХ века, незадолго до начала Первой мировой. Тогда тоже никто не собирался обороняться и уж тем более – отступать. Все собирались наступать, причем наступать быстро и решительно, чтобы завершить войну в течение нескольких недель, в крайнем случае – месяцев. Но ничего из этого не получилось. Противоборствующие стороны, как известно, начали с нуля. Войну ждали, но к конкретной дате никто не готовился и армии свои не отмобилизовывал. Боевые действия начались со стычек патрулей с постепенным затягиванием в них все больших масс войск. Процесс этот с обеих сторон шел практически одновременно, и противники не получали почти никаких преимуществ. Попыткой ускорить процесс на начальном этапе войны стало использование больших масс кавалерии. Но огонь скорострельных пушек и пулеметов поставил крест на перспективах этого рода войск. Война быстро перешла в позиционную фазу, а для Германии вылилась к тому же в войну на два фронта – смертельную для немцев.

Совершенствуя теорию блицкрига применительно к новым условиям, германский Генеральный штаб исходил из двух главных постулатов: ни при каких обстоятельствах война не должна переходить в затяжную фазу; ни при каких обстоятельствах война не должна вестись на два фронта. Последнее требование, кстати, полностью соответствовало завету, данному немцам канцлером Бисмарком. Правда, другой завет мудрого старика – никогда не воевать с Россией – последующие поколения немцев проигнорировали. Впрочем, к России мы еще вернемся.

Просчитанный военными скелет блицкрига Гитлер залил известной долей политического авантюризма. Наглость, как известно, второе счастье. До известной степени наглецам везет. Особенно когда с ними никто не хочет связываться. Так что же такое блицкриг в том виде, в каком его взял на вооружение Гитлер? Если отталкиваться от определения, то блицкриг – это способ ведения войны, основанный на внезапности и стремительности действий, обеспечивающих разгром противника в кратчайшие сроки, до того, как он сумел отмобилизовать и развернуть свои вооруженные силы. Строго говоря, под такое определение подпадает только Польская кампания. Франция и Великобритания успели все отмобилизовать и развернуть – у них для этого было восемь месяцев. Успела отмобилизовать свою армию и Греция, которая к моменту германского нападения уже находилась в состоянии войны с Италией. Так что же, кампании мая – июня 1940 года и апреля 1941 года – это не блицкриг? Безусловно, блицкриг! Надо только отойти от хрестоматийного определения и разобраться, что важнее – сам способ боевых действий, «основанный на внезапности и стремительности», или результат, который достигается с помощью этого способа. Ответ тут очевиден: грош цена способу без конечного результата.

Надо сказать, что в течение 1,5 года у немцев все неплохо сходилось: и способ, и результат. Правда, на Западе им не удалось, как в Польше, разгромить вражескую армию в целом. Но они отрезали от основных сил и заставили капитулировать ее лучшую, наиболее боеспособную часть, включая почти все подвижные войска. Они исключили из борьбы Британские экспедиционные силы, вынудив англичан спасаться бегством и оставить французов в одиночестве. При этом следует подчеркнуть, что, вопреки теории блицкрига, они разгромили отмобилизованную и полностью развернутую армию, считавшуюся лучшей в Европе. Разгромили красиво, можно даже сказать, изящно! Однако Франция оказалась слишком велика, чтобы «съесть» ее в один присест. И в этом уже тогда обозначился главный кризис блицкрига. Уже тогда, избегая последующих ошибок, немецкое командование могло сделать вывод, что стремительного успеха в ограниченные сроки можно добиться лишь на ограниченном пространстве. Поэтому для нанесения окончательного поражения Франции потребовалась пауза, перегруппировка сил и второй этап наступления в июне 1940 года. Отсутствие у противника ярко выраженной воли к сопротивлению лишь облегчило немцам выполнение задачи.

Ограниченное пространство стало решающим фактором быстрого разгрома Югославии и Греции. Продвижение немецких моторизованных соединений на 100–200 км обрушивало вражеский фронт, практически лишало противника тыла и делало организованное сопротивление невозможным. Отсюда можно сделать вывод: блицкриг – это европейская война, то есть война, ведущаяся на ограниченном как по ширине, так и по глубине пространстве. Война, в ходе которой подчас один-единственный глубокий прорыв мог решить (и решал!) все!

Ну а состоялся или нет блицкриг в рамках операции «Барбаросса»? Как способ ведения боевых действий – да, а как средство для достижения конкретной цели – нет. Вернее, он ничего немцам не дал, этот способ, им все равно пришлось вести совсем другую, не европейскую войну – на огромном растянутом фронте, с растянутыми же по гигантской территории коммуникациями. Войну против численно превосходящего, ожесточенного и совершенно не по-европейски не считавшегося с собственными потерями противника. Попытка Германии проглотить кусок значительно больше ее самой закончилась катастрофой.

На этом можно было бы поставить точку, если не пытаться ответить на вопрос: неужели у Германии изначально не было никаких шансов одержать победу в Восточной кампании? В чем ошиблись немцы в стратегическом планировании войны с Советским Союзом? Использовали ли они все возможности для достижения успеха? Попробуем разобраться.

Первая стратегическая ошибка немцев была заключена в самом плане «Барбаросса». Как известно, план этот предусматривал ведение наступления по трем главным стратегическим направлениям, одно из которых было самым главным. Такое растроение усилий ни к чему хорошему привести не могло, тем более что наступление предполагалось вести не просто по трем направлениям, а по трем расходящимся направлениям! Однако такая ситуация сложилась не сразу.

Первый вариант плана операций на Востоке был готов к 5 августа 1940 года. По этому плану немецкое командование предполагало, что Советский Союз будет вести оборонительные действия вдоль всей западной границы, за исключением румынского участка, где ожидался переход Красной Армии в наступление с целью захвата румынских нефтепромыслов. Считалось, что советские войска не будут уклоняться от решительных сражений в приграничных районах и не смогут сразу отойти в глубь своей территории и повторить маневр русской армии в 1812 году.

Исходя из такой оценки, главный удар сухопутных сил намечалось нанести из Северной Польши и Восточной Пруссии в направлении на Москву. Поскольку сосредоточение немецких войск в Румынии по состоянию на лето 1940 года было невозможно, южное направление не принималось в расчет. Исключался и маневр севернее московского направления, поскольку он удлинял коммуникации войск и в конечном счете выводил их в труднопроходимую лесистую область северо-западнее Москвы.

Главной группировке ставилась задача уничтожить основные силы Красной Армии на западном направлении, овладеть Москвой и северной частью Советского Союза; в дальнейшем – повернуть фронт на юг, чтобы во взаимодействии с южной группировкой занять Украину. В итоге предполагалось выйти на рубеж Ростов, Горький, Архангельск.

Для нанесения главного удара намечалось создать группу армий «Север» из трех армий (всего 68 дивизий, из них 15 танковых и 2 моторизованные). Северный фланг ударной группировки должен был прикрываться одной из армий, которой на первом этапе предстояло, перейдя в наступление, форсировать Западную Двину в нижнем ее течении и продвигаться в направлении Псков, Ленинград.

Вспомогательный удар мыслилось нанести к югу от Припятских болот группой армий «Юг» в составе двух армий (всего 35 дивизий, в том числе 5 танковых и 6 моторизованных) с целью захвата Киева и переправ на Днепре в его среднем течении. В резерв Главного командования сухопутных войск выделялось 44 дивизии, которым надлежало продвигаться за группой армий «Север».

Итак, мы видим, что первоначальному плану наступление должно было вестись только по двум направлениям, одно из которых было главным, а другое – вспомогательным. Следует подчеркнуть, что Московское направление в качестве главного было выбрано немцами абсолютно правильно (в этом свете ожидание советским командованием главного удара немцев на Юго-Западном направлении можно считать грубым просчетом Генерального штаба Красной Армии). Мощный рассекающий удар с последующим быстрым захватом Москвы был единственным вариантом, полностью соответствовавшим стратегии блицкрига в целом, поскольку ставил противника в условия, делавшие сопротивление почти невозможным. Этот удар давал немцам колоссальные стратегические преимущества. И морально-политический фактор тут не главный, хотя, безусловно, захват противником Москвы для значительной части населения СССР был равносилен поражению. В свое время Наполеон (а аналогии здесь уместны) справедливо полагал, что, захватив Москву, он поразит Россию в самое сердце. Тем не менее существенно более важной была роль Москвы как крупнейшего промышленного и особенно транспортного центра. В последнем случае речь, конечно же, идет о железнодорожном транспорте. Автомобильный можно почти не принимать в расчет, как по причине малочисленности автопарка, так и по качеству дорог. Шоссе с твердым покрытием были редкостью. Причем под твердым покрытием в то время понималось не асфальтобетонное (их было ничтожно мало), а булыжное и щебеночное. Наиболее же распространенным видом автомобильной дороги в СССР в то время был грейдер – спрофилированное и выровненное одноименной дорожной машиной грунтовое шоссе. Львиная доля (до 90 %, а на большие расстояния – все 100 %) всех грузовых и пассажирских перевозок осуществлялась железнодорожным транспортом. При этом не менее половины всей железнодорожной сети европейской части СССР было замкнуто на Москву. Минуя Москву, с севера на юг шла практически только одна железнодорожная магистраль: Ленинград – Витебск – Киев. Но и она в случае продвижения немецких войск на восток неминуемо разрывалась. Захват же Московского железнодорожного узла приводил к неминуемому коллапсу всей транспортной системы страны.

В результате рассекающего удара на Москву, разгрома советских войск на Западном направлении (при большей концентрации немецких войск его последствия были бы еще более катастрофическими, чем в действительности) и разрыва всех рокадных коммуникаций силы Красной Армии разделялись на две крупные, но практически полностью изолированные друг от друга группировки – северную (в районе Ленинград – Новгород) и южную (на Украине). Обе эти группировки мало чем могли бы помочь войскам на Московском направлении, так как сами находились бы под давлением войск Вермахта и его союзников, пусть не таком сильным, как в центре, но тем не менее существенным. Фланги группы армий «Север», наступавшей на Московском направлении, таким образом, без прикрытия не оставались. Более того, по мере продвижения немецких войск к Москве они все больше нависали бы «балконом» над южной группировкой Красной Армии, принуждая ее к отходу на восток. Против советской группировки на северо-западе первоначальный план кампании на Востоке предусматривал также наиболее целесообразный вариант действий – постепенное выдавливание советских войск все дальше на север и оттеснение их в уже упоминавшуюся труднопроходимую лесистую местность. Надо сказать, что эта северная группировка советских войск находилась бы в более благоприятной ситуации, чем южная, и еще по одной причине. С востока в центральную часть страны, по большому счету, вели три железные дороги, являвшиеся ответвлениями Транссиба. Захват немцами Московского железнодорожного узла обрывал их, оставляя тем не менее не очень прямой, но реальный путь, связывавший Урал и Сибирь с Ленинградом. А вот такого пути в южные районы европейской части страны попросту не было. Самый южный железнодорожный мост через Волгу был в Сызрани (имелся еще один мост в Саратове, но дорога эта вела в Астрахань и заканчивалась тупиком), и через него с востока можно было попасть в Рязянь, уже оттуда южнее – в Воронеж, Курск, Ростов, Харьков и т. д. Но это при условии, что Рязань не занята немцами или не разбита немецкой авиацией. Никаких других железных дорог из Заволжья на Украину просто не было. В результате советские войска на Украине оказывались изолированными не только от северной группы, но и от восточных районов СССР.

Возможно, у читателя возникнет вопрос: не слишком ли автор сгущает краски? Ведь в случае глобального прорыва немецких войск на Московском направлении можно было нанести удар, и не один, во фланг растянувшимся коммуникациям группы армий «Север». Серьезных ударных сил у нашего Северо-Западного фронта не было, но вот Юго-Западный располагал же значительным количеством механизированных корпусов! Не будем обольщаться. Что представляли собой наши механизированные корпуса – хорошо известно. При отсутствии достаточного уровня подготовки, материально-технического снабжения, при весьма невысоком уровне командования в реальных-то условиях 1941 года не удалось организовать ни одного мало-мальски успешного контрудара. Более того, типичным для 1941 года является не сражение танков с танками, а сражение советских танков с немецкой пехотой и артиллерией. Показательным в этом отношении является пример 6-го механизированного корпуса.

В ночь на 23 июня 1941 года командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов в соответствии директивой Наркомата обороны № 3 принял решение создать конно-механизированную группу и нанести мощный контрудар по наступающим немецким войскам в общем направлении Белосток – Гродно с целью уничтожить противника на левом берегу Немана и не допустить выхода его частей в район Волковыска. Говоря проще, контрудар наносился во фланг 3-й немецкой танковой группе. В конно-механизированную группу должны были войти 6-й и 11-й механизированные корпуса и 36-я кавалерийская дивизия из 6-го кавкорпуса. Возглавить эту группу войск командующий фронтом поручил своему заместителю генерал-лейтенанту И.В. Болдину.

Следует оговориться, что принятие подобного решения свидетельствовало о полном незнании командующим фронтом сложившейся обстановки. 11-й механизированный корпус был уже втянут в ожесточенные оборонительные бои северо-западнее Гродно. 6-й мехкорпус находился юго-западнее Белостока примерно в 60–70 км от района предстоящих боевых действий, а 36-я кавдивизия – в районе Волковыска, в 80 км юго-восточнее Гродно. К тому же отсутствие связи не просто затрудняло, а в ряде случаев совершенно исключало возможность согласовывать усилия соединений ударной группы и даже управлять ею. Так, не было связи между механизированными корпусами, между генералом Болдиным и штабом 3-й армии. Тем не менее приказ надо было выполнять.

В течение всей ночи и первой половины дня 23 июня соединения 6-го мехкорпуса под командованием генерал-майора М.Г. Хацкилевича, выполняя поставленную задачу, выдвигались из района сосредоточения в район Гродно. Движение большой массы танков было немедленно обнаружено авиацией противника, которая начала наносить бомбовые удары по боевым порядкам частей. Несколько раз они подверглись воздушным атакам и несли при этом тяжелые потери в личном составе и боевой технике. Только одна 7-я танковая дивизия за день на марше потеряла 63 танка, были уничтожены полковые тылы.

Тяжелые потери понесла и 36-я кавалерийская дивизия, которая должна была поддерживать правый фланг корпуса. Сосредоточение 6-го механизированного корпуса в лесном районе Супрасль, Валилы было в основном закончено к 14 часам 23 июня 1941 года. Однако противника в этом районе обнаружено не было. Почти одновременно с завершением сосредоточения в районе Валилы корпус получил новую задачу – двигаться на Гродно. 4-я танковая дивизия перемещалась в направлении Индура – Гродно, а 7-я танковая дивизия – Сокулка – Кузница – Гродно.

Беспрерывные марши (до 90 км), совершенные 23 июня, в значительной степени подорвали боеспособность частей и соединений корпуса. Сказывалась усталость личного состава, особенно механиков-водителей, но самое главное – корпус начал испытывать затруднения в снабжении горюче-смазочными материалами и, по различным причинам, понес ощутимые потери в материальной части.

Немецкие войска находились в 20–30 км от исходного рубежа атаки корпуса и получили некоторое время для перехода к обороне и подтягивания на направления движения советских танков своей противотанковой артиллерии. Населенные пункты по линии Кузница – Подлипки – Старое Дубовое были спешно превращены в опорные узлы обороны. 24 июня 1941 года на пути лавины советских танков, устремившихся на Гродно, оказалась одна 256-я пехотная дивизия 20-го армейского корпуса 9-й немецкой армии.

Утром 24 июня части 6-го мехкорпуса развернулись в боевой порядок и перешли в наступление, но практически сразу же натолкнулись на сильное противодействие немецкой противотанковой артиллерии. Кроме того, для отражения наступления 6-го мехкорпуса противник привлек 8-й авиакорпус пикирующих бомбардировщиков. Немецкие самолеты ожесточенно атаковали советские танки, причем кроме бомб применялась специальная фосфорная смесь. Командир корпуса генерал-майор Хацкилевич вынужден был выводить части из-под ударов авиации. О накале боев и силе авиационных ударов по советским войскам, не имевшим никакого прикрытия с воздуха, можно судить по докладу командира действовавшего рядом 11-го мехкорпуса Д.К. Мостовенко: «24 июня части корпуса продолжали вести бои с наступающим противником. К исходу дня 24 июня противник, заняв Гродно, стал продвигаться на юг и выходить в тыл 29 тд. Мной было приказано отвести 29 тд на рубеж Гурница, Полотково (в дивизии оставалось около 60 танков, и из них Т-34 10 штук, остальные Т-26). 204 мд с тремя ротами мотоциклетного полка отойти и удерживать рубеж Комионка, Бакуны. 33 тд отходить на Кузница. Мой командный пункт – лес в 6 км севернее Индура.

Наступление 6 мк успеха не имело. 4 тд продвинулась до Кужница и стала отходить. 29 тд и 204 мд с утра 26 июня сдерживали наступление противника из района Гродно, Коробчице и Струпка. Попытки противника форсировать р. Неман в районе Мигово, Комятово были отбиты. Особенно усиленную бомбардировку производила в этот день авиация и артиллерия противника, и уцелевшие от предыдущих дней тылы были уничтожены. Ни одна машина не могла показаться на открытом месте, не будучи уничтоженной. Расположение частей так же подвергалось беспрерывной бомбежке и обстрелу авиацией. Индура, Кужница, Соколка, Радзевичи, Зарубичи, Новоселки, Новик и другие населенные пункты были подожжены и горели. КП в лесу в течение 24 и 25 июня бомбился и обстреливался в течение 6–8 часов ежедневно. Была попытка зажечь лес термитными снарядами, но возникшие пожары были потушены».

25 июня бои продолжились. Из-за отставания артиллерии артиллерийская подготовка перед атакой и сопровождение огнем наступающих танков не производились. Противотанковая оборона противника уничтожалась танками, которые несли при этом большие потери. Практически не применялись обходные маневры, а атаки в лоб на немецкие опорные пункты успеха не приносили. Небольшие тактические вклинения в оборону противника заканчивались налетом вражеской авиации и отводом танков из-под удара с воздуха. 29-я моторизованная дивизия своим правофланговым 128-м полком в районе Кузницы вступила в бой с подошедшей 162-й пехотной дивизией противника. Не выдержав немецкой атаки, полк попятился. За левым флангом 29-й дивизии в лесу сосредоточивалась 6-я кавалерийская дивизия 6-го кавкорпуса. Однако с утра 25 июня кавалеристы подверглись сильной бомбардировке с воздуха, продолжавшейся до 12 часов дня, были рассеяны и в беспорядке начали отходить. Правее моторизованной дивизии вел бой 13-й танковый полк 7-й танковой дивизии генерал-майора С.В. Борзилова. В районе с. Старое Дубовое пытался атаковать 14-й танковый полк этой же дивизии. Имея всего четверть заправки, соединение к исходу дня перешло к обороне. Его командир впоследствии писал: «В частях дивизии ГСМ были на исходе, заправку производить не представлялось никакой возможности из-за отсутствия тары и головных складов, правда, удалось заполучить одну заправку из сгоревших складов Кузница и м. Кринки (вообще ГСМ добывали, как кто сумел)».

Командир 6-го мехкорпуса генерал-майор М.Г. Хацкилевич в тот же день погиб в боевых порядках своих войск. После его гибели управление частями и соединениями корпуса нарушилось. С этого момента дивизии вели бои, не связанные единым замыслом, без связи с вышестоящими штабами и соседями по фронту. Штаб конно-механизированной группы, не имея собственных средств связи, не смог взять управление в свои руки. Под ударами подошедших резервов противника, а также почти при полном отсутствии боеприпасов и горючего контрудар конно-механизированной группы Болдина захлебнулся, и фронт наступающих советских войск под Гродно был разорван. Понеся большие потери, наши войска были вынуждены прекратить наступление и вскоре начали отходить.

Нет никаких оснований сомневаться, что в случае нанесения этими корпусами контрудара в моделируемом нами варианте немецкого наступления на Москву результат был бы иным.

Все это только подтверждает, что именно первоначальный план Восточной кампании делал ее наиболее катастрофичной для Советского Союза. Впрочем, план этот просуществовал недолго. В большинстве источников сообщается, что немецкое командование решило улучшить его, поскольку он якобы недооценивал возможную силу сопротивления Красной Армии. Все это довольно странно, так как в основу нового плана была заложена та же оценка Красной Армии, что и в первом случае. Улучшения же не получилось, план скорее ухудшился, так как стал более соответствовать русской пословице: «За двумя зайцами погонишься – ни одного не поймаешь». В нашем случае немцы решили погнаться за тремя зайцами.

По новому проекту планировалось вести боевые действия на трех стратегических направлениях: Киевском, Московском и Ленинградском. На каждом из них намечалось развернуть: от сухопутных войск – группу армий и от военно-воздушных сил – воздушный флот. Предполагалось, что главный удар нанесет южная группа армий (так она была названа в проекте) из района Варшавы и Юго-Восточной Пруссии в общем направлении Минск, Москва. Ей придавалась основная масса танковых и моторизованных соединений. «Южная группа армий, – говорилось в проекте, – перейдя в наступление, направит главный удар в промежуток между Днепром и Двиной против русских сил в районе Минска, а затем поведет наступление на Москву». Северная группа армий должна была наступать из Восточной Пруссии через нижнее течение Западной Двины в общем направлении на Ленинград. Предполагалось, что в ходе наступления южная группа армий сможет в зависимости от обстановки на какое-то время повернуть часть своих сил с рубежа восточнее Западной Двины на север, чтобы не допустить отступления Красной Армии на восток.

Для ведения операций южнее Припятских болот предлагалось сосредоточить третью группу армий, боевой состав которой был бы равен трети немецких войск, предназначенных для действий севернее Полесья. Этой группе ставилась задача в ходе двойного охватывающего удара (из района Люблина и с рубежа севернее устья Дуная) разгромить войска Красной Армии на юге и захватить Украину.

К войне против СССР привлекались союзники Германии – Финляндия и Румыния. Финские войска вместе с немецкими, переброшенными из Норвегии, должны были образовать отдельную оперативную группу и наступать частью сил на Мурманск, а основными силами – севернее Ладожского озера – на Ленинград. Румынской армии предстояло прикрывать действовавшие с территории Румынии немецкие войска.

Этот вариант плана неоднократно уточнялся. Возникали и новые разработки, пока в середине ноября 1940 года ОКХ не представило детального плана войны с СССР, первоначально получившего условное наименование «Отто». 19 ноября Гальдер доложил его главнокомандующему сухопутных войск Браухичу. Тот не внес в него каких-либо существенных изменений. План предусматривал создание трех групп армий – «Север», «Центр» и «Юг», которые должны были наступать на Ленинград, Москву и Киев. Основное внимание уделялось Московскому направлению, где сосредоточивались главные силы. 5 декабря план «Отто» был представлен Гитлеру. Фюрер одобрил его, подчеркнув при этом, что важно воспрепятствовать планомерному отходу советских войск и добиться полного уничтожения военного потенциала СССР. Гитлер потребовал вести войну так, чтобы уничтожить максимальное количество сил Красной Армии еще в приграничных районах. Он дал указание предусмотреть окружение советских войск в Прибалтике. Группе армий «Юг», по мнению Гитлера, следовало начать наступление несколько позже, чем группам армий «Центр» и «Север». Завершить кампанию намечалось до наступления зимних холодов. «Я не повторю ошибки Наполеона, – заявил фюрер. – Когда пойду на Москву, я выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы». По плану «Отто» с 29 ноября по 7 декабря под руководством генерала Паулюса была проведена военная игра. 13 и 14 декабря 1940 года в штабе ОКХ состоялась дискуссия, которая, по словам Гальдера, способствовала выработке единой точки зрения на основные вопросы ведения войны против СССР. Участники дискуссии пришли к выводу, что для разгрома Советского Союза потребуется не более 8–10 недель. Вечером 18 декабря 1940 года Гитлер подписал директиву на развертывание военных действий против СССР, которая получила порядковый номер 21 и условное название «Барбаросса».

Нет необходимости разбирать план «Барбаросса» подробно. Совершенно очевидно, что он был хуже первоначального плана и значительно меньше учитывал пространственно-временной фактор. Для выполнения поставленных задач – воспрепятствования планомерному отходу советских войск, максимального уничтожения сил Красной Армии в приграничных районах, да еще и полного уничтожения военного потенциала СССР – немцам нужно было вдвое больше войск, чем они имели. Во всяком случае, для того, чтобы решить эти задачи в отведенном месте и в отведенное время. Размазав силы по советской границе, немцы нанесли удар не кулаком, а растопыренными пальцами и в итоге поставленных задач не решили. Добиться победы за 8–10 недель было возможно, только сконцентрировав сверхусилия на одном стратегическом направлении – Московском. Но Гитлеру этого показалось мало, он хотел превзойти Наполеона и овладеть и Киевом, и Ленинградом, и Москвой. Но он не учел, а европейская ментальность и не позволяла ему учесть факта, известного и понятного каждому русскому: Россия – это не страна, это часть света! Сначала немцы «утонули» в пространстве, а затем – во времени. И то и другое – основные факторы в реализации стратегии блицкрига. И что интересно: если разделить Восточный фронт на отдельные участки, то практически на каждом блицкриг удался вполне. С окружением и полным разгромом в Белоруссии, с глубоким прорывом и параллельным вытеснением на Украине и в Прибалтике. И все было бы неплохо, если бы, например, Белоруссия была независимым государством, а не частью Советского Союза. Тогда кампания была бы завершена в две недели, как в Польше. А на деле что получилось? Разгромив Западный фронт, немцы вышли к Днепру и на что наткнулись? На Западный фронт. Под Вязьмой разгромили и его, казалось бы – вот она, Москва, вот он, конец кампании! Но нет, на их пути вновь встал Западный фронт.

Тут налицо явная недооценка противником как военных ресурсов, так и мобилизационных возможностей Советского Союза, приведшая к непониманию того факта, что окончательно и бесповоротно разгромить Красную Армию в приграничном сражении нельзя. На смену разбитой все равно придет еще одна Красная Армия. Это в Европе разгром армии означал одновременный захват всей или почти всей территории страны. В России такой номер не проходил, вне зоны боевых действий оставалась гигантская территория со значительным населением и незатронутыми войной промышленными центрами. Для ее захвата было необходимо время. А его, в рамках стратегии блицкрига, у немцев было очень мало. Время работало против них. К тому же – и, судя по всему, неожиданно для немцев (что удивительно, ведь именно немцам уже не раз приходилось наступать на эти грабли) – у русских обозначилась ярко выраженная воля к сопротивлению, и блицкриг с самого начала стал давать сбои. На шестой день войны генерал Гальдер сделал в своем дневнике показательную запись: «Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на Западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо». Совершенно ясно, что бой по всем правилам требует несколько больше времени, чем с известными вольностями и отступлениями от них.

Итак, первый шанс одержать быструю победу немцы упустили еще при планировании войны с Советским Союзом. Но возникали ли у них такие возможности в дальнейшем? Да, возникали. И тут мы вплотную подходим к обсуждению роли личности в истории. Отвечая на вопрос: мог ли Гитлер победить, следует сказать – мог, если бы Гитлеру не мешал сам Гитлер. Ну, приняли не очень удачный план, так выполняли бы его хотя бы! Но тут как чертик из табакерки выскакивает Гитлер со своим приказом от 21 августа 1941 года, в котором говорится буквально следующее:

«Предложение ОКХ от 18 августа о развитии операций в направлении на Москву не соответствует моим планам. Приказываю:

1. Важнейшей целью до наступления зимы считать не захват Москвы, а захват Крыма, индустриального и угольного района Донбасса и лишение русских доступа к кавказской нефти; на севере важнейшей целью считать блокирование Ленинграда и соединение с финнами.

2. Исключительно благоприятная оперативная обстановка, которая сложилась благодаря достижению нами линии Гомель, Почеп, должна быть использована для того, чтобы немедленно предпринять операцию, которая должна быть осуществлена смежными флангами групп армий «Юг» и «Центр». Целью этой операции должно явиться не простое вытеснение 5-й армии русских за линию Днепра только силами нашей 6-й армии, а полное уничтожение противника до того, как он достигнет линии р. Десна, Конотоп, р. Суда. Это даст возможность группе армий «Юг» занять плацдарм на восточном берегу Днепра в районе среднего течения, а своим левым флангом во взаимодействии с группой армий «Центр» развить наступление на Ростов, Харьков.

3. Группа армий «Центр» должна, не считаясь с дальнейшими планами, выделить для осуществления указанной операции столько сил, сколько потребуется для уничтожения 5-й армии русских, оставляя себе небольшие силы, необходимые для отражения атак противника на центральном участке фронта.

4. Овладеть Крымским полуостровом, который имеет первостепенное значение для беспрепятственного вывоза нами нефти из Румынии…»

Здорово, не правда ли? 22 июня главной целью была Москва, а спустя два месяца, когда до Москвы осталось чуть более 300 км, приоритеты поменялись. В голове у Гитлера что-то явно перещелкнуло, иначе объяснить эту смену настроений никак нельзя. Впрочем, голова Гитлера – объект изучения психиатров, а не историков. Тем не менее во исполнение его приказа 2-я танковая группа Гудериана была развернута на юг, а на центральном участке фронта немецкие войска простояли больше месяца в ожидании момента, когда у Гитлера перещелкнет опять. После взятия Киева фюрер несколько успокоился и решил возобновить наступление на Москву. Однако и тут удивляет непоследовательность в принятии решений. Так, в состав группы армий «Центр» передали только 4-ю танковую группу из группы армий «Север». Логика же подсказывает, что нужно было передать и 1-ю танковую группу, которая могла начать наступление из района Глухова, то есть оттуда, откуда его начала 2-я танковая группа. Этим самым обеспечивался бы фланг группы армий «Центр». 2-ю же танковую группу следовало бы переместить севернее, поставив во второй эшелон для развития успеха. В дальнейшем немцы не раз будут наступать на эти грабли, стремясь совсем по-европейски одержать победу ограниченными силами и выдыхаясь под самый конец.

Но все было как было – 30 сентября войска 2-й танковой группы генерала Гудериана нанесли удар по левому флангу Брянского фронта, прорвали оборону и к концу дня продвинулись на 15–20 км. Попытка организовать контрудар закончилась неудачей – контратаковавшие части были смяты и отброшены. К вечеру глубина прорыва достигла уже 80 км. Утром 2 октября дивизии 3-й и 4-й танковых групп прорвали оборону Западного и Резервного фронтов и продвинулись к концу дня на 20–40 км. Для восстановления положения на участках прорыва командующие фронтами ввели в бой свои резервы, в числе которых были и танковые части. Но поправить ситуацию не удалось. Уже 3 октября глубина продвижения немцев в полосе Западного фронта составила 50 км, Резервного – 80 км и Брянского – почти 200 км. Самое поразительное, что о прорыве немецких войск в полосах Западного и Резервного фронтов Верховное командование Красной Армии ничего не знало. Вот как описал складывавшуюся в те дни ситуацию генерал-лейтенант К.Ф. Телегин, занимавший тогда должность члена Военного совета Московского военного округа и Московской зоны обороны:

«2–4 октября никаких тревожных вестей с Западного фронта не поступало, и все внимание штаба округа и оперативной группы можайской линии обороны было сосредоточено на обеспечении тульского направления. Правда, 3 октября наша проводная связь со штабом Западного фронта прервалась, что мы объясняли действиями авиации противника. Военный совет два-три раза в сутки получал информацию о положении на фронтах от оперативного и разведывательного управлений Генерального штаба, но ни 3-го, ни 4 октября ничего особо тревожного в сообщениях не было.

5 октября истребители, как обычно, вылетали на барражирование. Командующий округом в этот день находился в Туле. Часов в 8 утра мне позвонил из Малоярославца находившийся там начальник оперативного отдела оперативной группы штаба МВО полковник Д.А. Чернов и доложил, что перед рассветом начали появляться отходившие мелкие группы тылов Резервного фронта, от которых стало известно, что гитлеровцы начали наступление, и части Резервного фронта отступают.

Это было расценено как паникерство отдельных тыловиков, ибо о начавшемся наступлении врага против Западного и Резервного фронтов никаких данных не поступило.

Было около 12 часов дня, когда командующий ВВС округа полковник Н.А. Сбытов доложил, что возвратившиеся с барражирования летчики видели колонну танков и мотопехоты противника, протяженностью до 25 км, двигавшуюся по направлению к Юхнову. Сообщение показалось настолько невероятным, что понадобилось дважды проверить этот факт, прежде чем решиться доложить о нем начальнику Генерального штаба. Одновременно начальником штаба округа было отдано распоряжение о немедленном приведении в боевую готовность Подольских пехотного и артиллерийского училищ и выдвижении их на Малоярославец для занятия обороны. Генерал И.С. Белов приказал выслать передовой отряд на автомашинах с артиллерией на Юхнов с задачей задержать противника и не допустить его прорыва на Малоярославец. По боевой тревоге были подняты и высланы на можайскую ЛИНРПО также училище имени Верховного Совета РСФСР, Военно-политическое училище имени В.И. Ленина, сводный батальон Военно-политической академии имени В.И. Ленина, сводный танковый батальон Академии бронетанковых войск, 108-й запасной стрелковый полк и некоторые артиллерийские части. В Москве оставались две дивизии войск НКВД и 25 истребительных батальонов, несших охрану центральных партийных и советских органов, важнейших объектов и патрульную службу.

Через несколько минут после доклада Б.М. Шапошникову позвонил И.В. Сталин. Он спросил, кто докладывал начальнику Генерального штаба о движении противника на Юхнов. Я ответил.

Сталин осведомился о надежности этих данных. После моих заверений последовал вопрос о принятых округом мерах. В заключение разговора Сталин сказал: «Хорошо, продолжайте действовать решительно, собирайте все силы, которые могут быть брошены на можайский рубеж, надо выиграть время, а там будут подведены необходимые силы. Докладывайте обо всем происходящем через Генштаб».

Как впоследствии рассказывали офицеры штабов соединений Западного и Резервного фронтов, на рассвете 2 октября авиация противника нанесла сильный удар по основным и запасным узлам связи фронтов и армий, большинство самолетов связи было уничтожено на аэродромах. Вслед за этим танки и мотопехота прорвались в тыл, и связь с Москвой полностью нарушилась. Этим объяснялось отсутствие у Генерального штаба сведений о противнике».

6 октября 1941 года войска Западного фронта получили приказ на отход, но было уже поздно – на следующий день танки Гота и Гёпнера соединились в Вязьме, замкнув кольцо окружения. В общей сложности в «котле» оказались 64 советских дивизий, 11 танковых бригад и другие войска. Какой-то их части удалось вырваться из вражеского кольца, большинство же погибло или попало в плен.

Путь на Москву был открыт. Достаточно взглянуть на карту, чтобы увидеть, что разрыв в линии фронта достигал примерно 150 км, а с учетом участка Брянского фронта – все 250 км. К 10 октября немецкие танки достигли Гжатска (ныне – Гагарин), Медыни и Калуги и после короткой паузы возобновили наступление. Пауза понадобилась, чтобы подтянуть пехоту, поскольку наступать одними танками немцы не практиковали (и правильно делали). А пехота была занята ликвидацией окруженных в Вяземском «котле» советских войск. Отсюда и задержка, пусть небольшая, но существенная, так как за эти 5–6 дней советское командование сумело перебросить на Можайскую линию обороны 14 стрелковых дивизий, 16 танковых бригад, более 40 артполков и другие части. Остановить совсем немецкое наступление они, конечно, не могли, но вот замедлить – вполне. И им это удалось: за первые 10 дней наступления немецкие войска прошли 150 км, а за последующие 15 – только 50 км! Исключение составило только калининское направление, тут немцы продвигались довольно быстро. Только вот непонятно зачем?

Если посмотреть на схему оборонительного сражения под Москвой, можно увидеть то же самое, что и на схеме операции «Барбаросса», – растопыренную пятерню вместо кулака. Три танковые группы наступали почти по параллельным направлениям. Две по замыслу должны были осуществить охват Москвы с севера и юга, а одна – наступать с запада. Удивительно, но, судя по воспоминаниям немецких генералов, все они считали такой план реальным. Увы, реальным он был бы где-нибудь в Бельгии, которая по площади меньше Московской области, но не в России. Помимо всего прочего, отличие Бельгии от Московской области заключается еще и в том, что за Бельгией – море, а за Московской областью – Владимирская, за ней – Горьковская, и так почти до бесконечности (по европейским меркам, разумеется). Окружить Москву было невозможно, для этого у немцев просто не хватило бы сил. А вот на удар всеми силами с запада или с северо-запада хватило бы. Особенно если бы одна танковая группа была в резерве. В этом случае немцам не потребовалась бы упомянутая выше пауза – танки Гудериана заняли бы Можайский рубеж до подхода советских дивизий. Тем более что готовность этого рубежа составляла на разных участках от 40 до 70 %. Нетрудно подсчитать, что резервные соединения Красной Армии вступали бы в бой немецкими танками уже где-то в районе Одинцово и вряд ли смогли бы их удержать.

С учетом всех обстоятельств – от ментальности нашего народа до географических особенностей страны – немцы могли взять Москву только с налета – либо летом, либо осенью, но с налета. То есть очень быстро, не давая опомниться, осмотреться и окопаться. Если русский солдат окопался, то все, сдвинуть его с места очень трудно. А окапывались русские, по свидетельству тех же немцев, очень быстро.

Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и возможность взятия Москвы в ноябре 1941 года, в рамках второго немецкого наступления на столицу. Для этого, правда, немцам все равно потребовались бы дополнительные силы, чтобы «дожать» те 26 км, которые они так и не сумели преодолеть.

Представим себе, что эти силы нашлись. Ну, скажем, действительно взяли и перебросили под Москву танковую группу Листа. Вводить ее в бой целесообразнее всего было на стыке 16-й и 5-й армий Западного фронта, чтобы ворваться в Москву с запада. Вполне вероятно, танкам Листа удалось бы прорвать фронт. Но вот что дальше? Дальше им пришлось бы преодолеть оборонительные полосы Московской зоны обороны. Таких полос было четыре:

1. Полоса обеспечения, идущая параллельно внешнему поясу.

2. Основная оборонительная полоса в виде полукольца в направлении от Москвы-реки, в районе села Крылатское, через западную окраину Кунцева, Аминьево, Раменки, Никольское, совхоз Воронцово, Беляево, Деревлево, Зюзино, Волхонку, Сабурово, Царицыно.

3. Вторая оборонительная полоса в виде кольца, замкнутого вокруг Москвы.

4. Оборона внутри города в виде кольцевых (включая Садовое и Бульварное кольца) и радиальных заграждений и укреплений.

Естественные, экономические и стратегические условия способствовали созданию такой глубокоэшелонированной обороны. Так, в полосе внешнего пояса обороны и основной оборонительной полосы имелось много водных рубежей – водохранилища, реки, а также большое количество оврагов, которые оборудовались в противотанковом отношении путем устройства эскарпов и контрэскарпов. Здесь было много лесов, которые при устройстве завалов служили противотанковыми и противопехотными препятствиями. Наличие высот, господствующих над впереди лежащей местностью, позволяло использовать их для устройства огневых точек. Подмосковье изобиловало населенными пунктами со строениями, которые могли быть оборудованы как огневые точки и опорные пункты.

Особенностью второй оборонительной полосы являлось наличие сплошных каменных строений, пригодных для оборонительных целей. От Окружной железной дороги начинались улицы, ведущие внутрь города. Поэтому входы в город надо было заградить искусственными препятствиями.

Строительство подмосковных оборонительных рубежей – окопов, противотанковых рвов, эскарпов, контрэскарпов, надолб, противотанковых ежей, командных и наблюдательных пунктов, пулеметных и пушечных огневых точек и других сооружений – началось летом и продолжалось до конца 1941 года. По неполным данным, на подмосковных рубежах и в самой Москве было создано 325 км противотанковых препятствий (не считая минных полей), 256 км противопехотных препятствий; устроено до 3700 огневых точек, из них 1500 железобетонных и 1275 дзотов; установлено 37 500 металлических ежей.

В начале декабря 1941 года войска Московской зоны обороны располагали следующими силами:

а) на внешнем поясе обороны – 60-я армия в составе 329-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизий, шести стрелковых бригад, 323-го пулеметного батальона, 2-й Московской стрелковой дивизии; 24-я армия в составе двух стрелковых дивизий и восьми стрелковых бригад; 40-й стрелковой бригады;

б) на основной оборонительной полосе – 3, 4 и 5-я Московские стрелковые, 332-я стрелковая дивизии, девять артиллерийских полков, восемь артиллерийских дивизионов, пять пулеметных батальонов, семь огнеметных рот, три роты собак – истребителей танков;

в) резерв – две стрелковые дивизии, четыре стрелковые бригады, особый отряд моряков, стрелковый батальон Военного совета Московской зоны обороны, кавалерийский эскадрон, мотоциклетный батальон, три бронепоезда.

В этих частях и соединениях насчитывалось около 200 тыс. человек, 850 орудий различных калибров (не считая зенитной артиллерии), 870 минометов, 1450 станковых и 2500 ручных пулеметов. В составе 1-го корпуса ПВО, обеспечивавшего противовоздушную оборону Москвы, насчитывалось 1044 орудия средних и малых калибров и 336 пулеметных установок.

К чему приводятся все эти данные? Да к тому, что штурмовать Москву было непросто. По мере приближения немецких войск к городу ожесточенность сопротивления советских войск все больше возрастала. Скорее всего, части Вермахта завязли бы уже в пригородах, даже не добравшись до кольцевой железной дороги (в то время граница Москвы). Даже в случае проникновения в собственно городские кварталы продвижение немецких войск было бы очень медленным и ограничилось бы Москвой-рекой. Ареной наиболее ожесточенных боев стали бы, безусловно, Воробьевы горы – главная московская высота, главенствующая абсолютно над всем городом. В этом плане наиболее выгодным (если, конечно, в этом случае применимо такое понятие) для защитников было северо-западное направление. Помимо удобного для обороны рельефа местности, здесь, в районе подмосковных деревень Строгино, Мякинино и Троице-Лыково, было сосредоточено большое количество батарей зенитной артиллерии в основном средних калибров. Дело в том, что это направление совпадало с маршрутом, по которому немецкая авиация совершала налеты на Москву. Думается, что в случае прорыва в этот район немецких танков им пришлось бы несладко. Тем более что обучать московских зенитчиков стрелять по танкам начали еще в сентябре 1941 года. В условиях конца ноября немцам не удалось бы взять Москву с ходу. Волей-неволей они втянулись бы в затяжные уличные бои, теряя свои преимущества в маневре, в слаженности родов войск и т. д. Ситуация усугублялась наступившей зимой, к которой русские были готовы, а немцы – нет. Но отступить им не позволил бы Гитлер, отступить из Москвы для него было равносильно самоубийству.

Вам эта ситуация ничего не напоминает? Правильно, Сталинград. Только в другом месте и в другое время. И с последствиями едва ли не худшими для немцев. Сколько можно было штурмовать Москву? Да практически бесконечно, бросая в эту мясорубку все новые и новые войска. Но у русских войск было все равно больше, а любая стабилизация фронта, пусть даже такой ценой, чрезвычайно выгодна. Можно только гадать, где были бы нанесены контрудары помимо реально состоявшихся под Тихвином и Ростовом. Наверняка по-иному сложилось бы и контрнаступление под Москвой. В том, что оно началось бы, не стоит сомневаться. Увязая в городе, немцы сами подставлялись по полной – точно так же, как это происходило в Сталинграде. Получается парадокс – войди немцы в Москву, их последующий разгром был бы куда страшнее реально состоявшегося. Возможно, в 1942-м немцы уже не дошли бы до Сталинграда.