Глава клана

Глава 2

– Проходите, – подчёркнуто холодно и не очень-то и гостеприимно произнесла Кня’жина, открывая дверь в свой дом.

– Что ты, милочка, только после тебя! – хмыкнула Бажова, криво улыбнувшись.

Ольга Васильевна на это ничего не ответила, только чуть приподняла бровь, бросив быстрый взгляд на свою спутницу. Не то чтобы Ланская уделяла особое внимание древним традициям и устоям, но в дом, где живут чародеи, действительно принято было входить после хозяев. В то время как пропускать гостя вперёд – банальная вежливость простецов, на пороге жилища которых вряд ли возьмёт, да и сработает механическая ловушка или какая особо хитрая защитная печать.

Так что, не размениваясь на препирательства, женщина просто прошла вперёд, на ходу отодвинув в сторону поспешившую поприветствовать вернувшуюся начальницу Клару. А последовавшая за ней одноглазая ещё и мимоходом сунула в руки слегка опешившей служанке свой довольно тяжёлый вещмешок со словами: «Кинь где-нибудь в углу. Только внутрь не залезай – откусит любопытный нос!»

Следуя за Ланской в её кабинет, Марфа удивлённо проводила взглядом быстро проскользнувшую мимо, вежливо поприветствовавшую их красивую молодую девушку с зелёными глазами и неяркими, но всё же узнаваемыми чертами её клана. А ещё от молодки прямо-таки пыхало мощной, вообще никак не контролируемой и не сдерживаемой, но родной живицей.

За руку девица вела золотоволосого мальчика лет шести, чем-то очень недовольного и полностью проигнорировавшего как хозяйку дома, так и гостью, а за ними тихой мышкой следовала девочка чуть постарше с робким взглядом и испуганным личиком. Намётанный глаз охотницы за чудовищами тут же отметил, что в детях также присутствовала кровь Бажовых.

Вот только из-за абсолютно нехарактерной внешности трудно оказалось понять, были ли они смесками-полукровками, уродившимися похожими на других родственников, или всё же являлись удалёнными квартеронами. Во всяком случае, если пацан, судя по всему, носил явные черты какого-то неизвестного Марфе клана, то другой ребёнок, не имевший ярких признаков, больше походил на обычного простеца. Охотница за чудовищами, скорее всего, и сочла бы её за выбракованного в этом поколении носителя крови, если бы не всё ещё слабое, но вполне нормальное для возраста девочки давление бесконтрольной живицы, которое женщина прочувствовала, когда та проходила мимо.

А вообще, живущие в этом доме люди всё больше и больше удивляли Бажову. Начиная с её будущего ученика, практически не развитого и ничего не умеющего ленивого полукровки. Этакой «паршивой овцы» в стаде Бажовых. Ознакомившись с присланными из Совета документами, Марфа долго плевалась от предстоящей ей работёнки, а затем ещё некоторое время испытывала острое желание как следует вымыться, столько откровенной грязи содержала в себе биография этого недоросля. Будь это один из её собственных ныне покойных сыновей, Бажова собственными руками задушила бы его только за малую часть того, что успел наворотить за свою недолгую жизнь этот малолетний подонок! Более того, ещё и живущий, как в Ирии, на самой кроне Древа, вместо того чтобы гнить за свои преступления на каторге или быть вздёрнутым на столбе!

Марфа вообще не очень понимала решение Совета отправить её учить чему-то этого ублюдка, вместо того чтобы просто ликвидировать подобный человеческий мусор и сделать вид, что такой позор в клане Бажовых никогда не рождался. И всё же приказ есть приказ, как бы ни не хотелось ей его выполнять. Но в любом случае женщина затруднялась сказать, чем же была вызвана подобная лояльность со стороны стариков: то ли тем, что это последний выходец из старшей семьи главной ветви. То ли тем, что он обладал бета-стихией и нёс основные признаки двух Великих кланов, что уже само по себе было необычно.

Волосы Карбазовых, к примеру, очень легко было принять за чисто-белые, как, например, у каких-нибудь там Светловых или Солнцевых с Лучиковыми. Беловолосых среди чародеев вообще было много, однако Карбазовы со своей водно-ледяной стихией, не имевшей вообще никакого отношения к «свету», всё же отличались, что не могла не подметить Марфа.

Всё-таки пусть тому доверчивому Бажову, назвавшемуся Михаилом, сыном Ивана из Сыктывкара, она и навешала лапши на уши, поддерживая свою мрачновато-негативную репутацию в Большом Клане, но Фёдор Карбазов действительно был её любовником. Вот только не пленным, которого она засношала до смерти, а верным спутником и помощником, с которым женщина то сходилась, а то расходилась. Ведь у каждого из них имелась своя жизнь, а Федя, старше её на пять лет, всё же был привязан к своему клану, хоть и не разделял их довольно экстремальной идеологии чистоты крови.

Кстати, именно из-за его родственников Марфа так и не родила ему сына, хотя до сих пор могла бы это сделать, всё-таки физиологией чародейки немного отличались от простых женщин. К тому же пока он был единственным мужчиной в её новой жизни, для которого хотелось бы пойти на подобный шаг… Но вот он не желал делать своего ребёнка целью для атак собственного клана, может, потому и уходил каждый раз, когда Бажова уже готова была плюнуть на всё и сделать по-своему.

И тем не менее волос клана мурманских воинов ледяной воды Марфа узнала бы из миллиона белоснежных шевелюр. Однако, если взять, да и покрасить этого самого Антона краской под русого, то отличить его от эталонного кланового мужчины-Бажова будет практически невозможно. Глаза (как цвет, так и идеальный разрез), нос, подбородок скулы, форма рта и даже ушей вкупе с цветом кожи, – всё выдавало в будущем ученике не просто клановую породу. Именно что, кровь старшей семьи главной ветви, ставшей московской ипокатастимой.

При этом, даже если абстрагироваться от написанного в сопроводительных бумагах к заданию, этот ребёнок её уже очень разочаровал. В его-то возрасте даже при отсутствии кланового воспитания можно было хоть что-то из себя представлять! Она же ясно увидела перед собой избалованного и ленивого балеруна, который, полностью соответствуя своей характеристике, привык прятаться за спиной этой самой Кня’жины, считающей себя её матерью.

Естественно, негативное отношение к малолетнему ублюдку переложилось и на вышагивавшую сейчас перед ней Ланскую, которая то ли целенаправленно не замечала всего того, что творит её якобы «сын». То ли прямо потворствовала его мерзким наклонностям. К тому же испытываемое Марфой презрение еще усилилось, потому как эта пародия на женщину и чародея за те шесть лет, что опекала этого недоросля, не перевоспитала малолетнего преступника, бандита и убийцу, а избаловала его, превратив в абсолютно никчёмное существо. Мерзкого слизняка, имеющего наглость претендовать на главенство в её, Марфы, клане!

В том же, что женщина сказала правду, и она являлась Ланской, отпрыском княжеской семьи, Бажова даже не сомневалась, пусть никогда и не встречалась с их представителями. Ещё бы, единственная ветвь, состоящая из одной семьи, ведущая свой род почти прямиком от Святогора Тимирязева… кто бы допустил, чтобы правители Московского Полиса просто так сходились на полях сражений незнамо с кем. И тем не менее известно о них было многое, а потому не узнать характерную стойку, используемую только этой семьёй, опытная чародейка просто-напросто не могла. Учитывая же её естественность, сразу же подмеченную Марфой, эта Ольга практиковала свой стиль с самого детства.

Ещё одной тайной, вызывающей многочисленные вопросы, стала только что встреченная практически взрослая Бажова. Совершенно необученная девушка, но с настолько могущественной живицей, что, по сути, уже превосходящая убогого слизняка, которого ей навязал Совет Премудрых Пердунов. Такое не могло быть естественным, ядро этой девушки без должного развития уже должно было начать атрофироваться, пережив пик роста, не поддержанный в четырнадцать-пятнадцать лет необходимыми методиками!

Бажова вообще сказала бы, что эта молодка каким-то образом съела «Фруто Кристалиум», священный плод, взращенный ритуалом из души добровольно пошедшего на жертву умирающего чародея. Но если она в далёком детстве была простецом, тогда почему сейчас не владеет своей силой?

О том, что уровень контроля нулевой, говорили выплёскиваемые организмом девушки волны живицы. Но чтобы та начала придавать телу внешние клановые черты должно было пройти много лет. В то же, что кто-то взял и идеально подобрал «Хрустальный Плод» конкретно под неё, Марфа просто не верила! Во-первых, для подобного нужно обладать опытом и чутьём древних шаманов, а ещё – их описанными в клановых легендах коллекциями драгоценных яблок. А во-вторых, откуда здесь, в Москве, им вообще взяться?

Марфа резко остановилась возле широкой арки, ведущей в кухонное помещение, с нарастающей в душе яростью глядя на сидевшую за столом женщину, абсолютно точно бывшую выходцем из её клана. Та, чуть покачиваясь на стуле, пустым взглядом глядя на стену и не обращая на неё никакого внимания, баюкала на руках тихонько хныкающего спелёнатого младенца с зелёными глазками и русыми волосиками. Он был весь опутан какими-то пластиковыми трубками, уходящими под окровавленные тряпки. Через них в тело поступали жидкости, идущие от пяти установленных на стойках капельниц, заполненных красным, синим, жёлтым, зелёным и прозрачным содержимым.

На столе же перед Бажовой, имени которой Марфа не знала, стоял полупустой стакан с чаем. Бутылочка с соской и, судя по всему, с детским питанием, несколько погремушек и перепачканные красными пятнами салфетки лежали рядом.

– Что у вас здесь вообще происходит?! – почти зарычала Бажова, гневно воззрившись на Ольгу Васильевну, потому как переданная ей информация, которой до этого момента просто-напросто не хотелось верить, фактически подтвердилась.

– Парная терапия, – со вздохом, явно подавляя раздражение, объяснила учёная. – У ребёнка от рождения путрайдизомнит, это…

– Я знаю, что это такое, – огрызнулась Марфа. – Не вчера родилась!

– Похвально, – фыркнула Ланская. – В этом возрасте у него ещё есть шанс излечиться, однако введение препаратов и крови Антона, ближайшего родственника-мужчины, болезненно для ребёнка. Только на руках матери он успокаивается. Плюс он продукт инбридинга, и мы пытаемся это поправить…

– Да-а-а, повезло мне с ученичком, – с омерзением поморщившись, произнесла Бажова, с отвращением глядя на Кня’жину. И процедила: – Как вы вообще могли допустить, чтобы этот… сотворил нечто со своей же родной матерью?! Понимаю, почему его поставили под рассмотрение на «приказ 77»…

– О чём вы вообще говорите?! – слегка покраснев, прошипела учёная, готовая за такие предположения просто убить гостью, и уже тише добавила: – С чего вы взяли, что Елизавета – мать Антона, а Слава – его сын?!

– С чего я взяла? – фыркнула Бажова. – Ну точно не сама придумала и не на потолке нашла. У меня есть его характеристика, присланная из Совета нашего клана, этого вполне достаточно. И то, что я вижу, полностью укладывается в приведённые в ней факты!

– Могу я? – поинтересовалась Ольга Васильевна, продолжая хмуро разглядывать собеседницу и протягивая руку.

– Вообще-то это дела клана, и вас, милочка, они не касаются…

– Вообще-то вы сейчас находитесь на территории Московского Полиса и обязаны подчиняться нашим законам. Я официальный опекун мальчика вплоть до его чародейского выпуска из Академии, а соответственно его текущему статусу являюсь утверждённым Советом Московских Кланов регентом Бажовых. И поклялась действовать исключительно в интересах Антона, – жёстко отрубила Ланская. – Надеюсь, вы будете столь же сговорчивы, как ваши коллеги из Новгорода. А теперь… мне повторить свою просьбу?

– Х-ам… – женщина нехотя открыла закреплённый на поясе небольшой подсумок для бумаг и документов и, вытащив несколько аккуратно сложенных листков, передала их учёной.

В общем-то, Марфа, конечно, могла и послать эту Кня’жину на мужской детородный орган со всеми её претензиями, не взирая ни на какой статус в этом Полисе. Да, «регент клана» было вполне официальным статусом, пусть изредка, но присваиваемым Главе другого клана, если вследствие военных действий или какого-то внутреннего конфликта в роду у союзников не осталось ни одного взрослого чародея, способного взять на себя заботу о детях и подростках. Однако в случае Антона ситуация была вовсе не так однозначна, ведь одно только присутствие здесь самой одноглазой Охотницы, по идее, полностью аннулировало какую-либо потребность в содействии со стороны Ланских.

И всё же с ходу конфликтовать с аборигенами Бажовой не хотелось, да и в той части документа, которую женщина только что передала хозяйке коттеджа, не содержалось никакой секретной информации. Только собранная биография и зафиксированные сомнительные подвиги одного очень испорченного подростка. Всё остальное – самое важное – Марфа демонстрировать естественно не стала, зато с каким-то внутренним садистским удовлетворением наблюдала, как темнеет лицо Кня’жины по мере прочтения каждой страницы.

Ольга же впала в ступор от содержимого переданных ей документов. Если им верить, именно Елизавета была необученной на чародейку родительницей Антона, и в первый раз в половую связь с ней он вступил в возрасте примерно шести лет, фактически изнасиловав. Парень якобы с детства состоял в самых худших московских бандах. Занимался убийствами, работорговлей, проституцией, в том числе торговал собственным телом в грязных кабаках первого уровня, где заработал кличку «Сладкая попка». Чем, собственно, промышляет до сих пор, совершенно не интересуясь развитием своих чародейских навыков. Попутно совмещая свои гомосексуальные наклонности с порочной страстью к собственной матери, от которой нынче имеет четырёх детей.

При этом ничего хорошего о самой учёной также написано не было. К ней он попал вследствие удачно проведённой аферы шесть лет назад, после чего принудил её стать его сожительницей. Далее шла полнейшая ахинея, якобы доказывающая его многочисленные преступления, а также садистские, мазохистские и прочие наклонности: необоснованную жестокость, паталогическую глупость, жадность, лень, а также способность вонзить нож в спину ближнего своего, отнять конфету у ребёнка и пнуть беременную кошку.

«На три четверти самой ужасной лжи всегда следует добавлять одну четверть правды – и тогда вам поверят!» – именно так поговаривал последний Глава печально известного в Полисе «Семицветья». И кто бы ни был составителем этих бумаг, он пользовался такими же погаными методами. Часть информации, связанная с инцидентом с «Садовниками», случившемся год назад, была подана верно. Указывалось даже наличие раны в виде выхода кристаллизованной души. Вот только подано всё это было так, что Антон назначался чуть ли не главным виновником той трагедии. Как-то прознавшем о ритуале «Хрустального сада» и возжелавшем таким мерзким способом за счёт одноклассников увеличить собственные силы. Да ещё и умудрившемся в очередной раз обмануть всех глупеньких москвичей. Как, видимо, и саму смерть, потому как, сожрав множество хрустальных яблок, он сам чуть было не пророс, но каким-то чудом выжил, хотя и стал слабосилком, сохранившим свою «Бета-стихию».

– Вы что там, Бажовы, у себя все с ума посходили? – смеясь поинтересовалась Ольга Васильевна, удивлённо посмотрев на Марфу. – Кто вообще может поверить в подобную чушь?

– Хо! Милочка, поброди с моё по свету – ещё и не такое увидишь и услышишь! – отрезала Бажова, поморщившись. – В любом случае это официальный документ, гербованный и заверенный печатью канцелярии совета. Мне он был доставлен курьером в опечатанном чарами охранном конверте. Так что не верить написанному у меня причин нет! Как бы я там ни относилась к стариканам…

– Ну, значит, у вас там какой-то шибко талантливый беллетрист завёлся, которому романы в пору писать, а не отчёты. В любом случае к Антону вот эти вот писульки вообще никакого отношения не имеют. Это надо же придумать, в шесть лет кого-то там изнасиловать… – тихо ругнувшись и продолжая посмеиваться, произнесла Ольга Васильевна, а затем, резко отвернувшись, приказала: – Следуй за мной. Не стоит беспокоить Лизу! Она и так страдает, а мы пока не можем ничего сделать! Не стоит ещё больше усугублять …

Марфа нахмурилась, но подчинилась. Признаться, она ожидала какой угодно реакции, но только не смеха. Этот Антон, которого ей велено учить… плевать даже на преступления, чародеям порой и не таким приходится заниматься, но всё остальное за гранью добра и зла. А он, оказывается, ещё к тому же болен грязной болезнью и заразил ей своего сына…

Пристрастие же к мужеложству и связь с собственной матерью – подобные увлечения даже среди простецов сурово осуждались вплоть до клеймления и каторги! А эта княжеская сучка не только его покрывала, но и смеялась над остальными Бажовыми!

Из доклада, оправленного холмгарёрцами, ставшего основой для её поездки в Москву, ясно следовало, что в Полисе Москва был обнаружен один-единственный мужчина. Проведённое же ими тщательное расследование показало что это моральный урод, порченый человек, но при этом претендующий на главенство как в своей ипокатастиме, так и в Большом Клане. И это именно полукровка Антон Бажов, так что никакой ошибки просто быть не могло! В конце концов, никто ещё не сошёл с ума, чтобы гонять от Урала почти к Холмгарёру дорогущий вездеезд с курьером и десятком чародеев сопровождения, только чтобы доставить ей непроверенную информацию!

Теперь у неё имелось подтверждение того, что маленький ублюдок нарушил важнейшее табу на инцест, которое испокон веков неизменно соблюдалось как среди Бажовых, так и во многих других чародейских кланах. Они – женщины Бажовых – были красивы! Так уж распорядилась природа, и мало находилось мужчин, способных перед ними устоять! Однако трогать близких родственников до пятого колена включительно было запрещено ещё при Князе Горохе! Под страхом немедленной смерти!

В полученных ею бумагах, тех, что она не показала Кня’жине, этот вопрос был отмечен как требующий уточнения. Сейчас же она своими глазами видела больного ребёнка и замученную, психически сломленную женщину, Марфу более не сдерживало постановление об ученичестве. Его отменял вложенный в выданный её Михаилом пакет лист с формой «Приказ 77», который предписывал произвести ликвидацию отступника в случае, если лицо, указанное в нём, будет замечено в преступлениях против клана.

Единственно, что немного смущало Охотницу за чудовищами, из-за чего она ещё не начала действовать, так это смазанное имя Бажова в таком важном документе. Причём подлинность его была стопроцентной и подтвержденной личной подписью со знакомой ей живицей секретаря. Но вот сколько бы она ни выполняла как семьдесят седьмых, так и семьдесят девятых на ликвидацию чародеев из других кланов, документы всегда были заполнены предельно чётко, а здесь… такое впечатление, что имя вообще начиналось на «В», которое попытались исправить на вензельное «А», а потом ещё и смазали.

Так что она не торопилась и желала перед тем, как всё закончится, немного развлечь себя, послушав, как Ланская будет в очередной раз отмазывать своего малолетнего любовника. А уже затем совершить вынесенный приговор. Что, конечно же, будет стоить ей самой жизни. Впрочем, ловушка ли это старых маразматиков, которым надоело её своеволие, и те отправили её на самоубийственное задание, стечение обстоятельств или просто судьба – женщина не знала. Зато всегда была уверена, что этот день когда-нибудь да наступит.

Учитывая обстоятельства, вряд ли она, закончив здесь дела, сможет вырваться из этого Полиса и тем более увести за собой четверых человек, найденных ею Осколков, включая, конечно же, и младенца с необходимым ему оборудованием и лекарствами. Так что все мысли одноглазой Охотницы были сосредоточены исключительно на том, как она будет убивать мерзкого парня, и каким образом не сделать при этом Москву врагом для остальных Бажовых, прибив бросившуюся защищать своего сына-любовника княжескую родственницу.

А также, что, возможно, стоит проявить хитрость, признав правоту Ланской, а не переть буром, как она вообще-то привыкла. Проявить себя истинной чародейкой, создать за какое-то время условия для отхода, поучив чему-нибудь говнюка, и так вывести из-под удара остальных найденных Бажовых… Когда уже в кабинете её мысли прервала упавшая на стол перед Марфой гербованная Ланскими папка, брошенная, похоже, пребывающей в настоящей ярости Кня’жиной.

– Читай! – уже почти сдерживаясь, прорычала Ольга Васильевна.

Погружённая в мрачные мысли, Марфа тем не менее взяла выглядевшие официальным расследованием документы и, вначале скептически полистав бумаги, в результате прилипла к написанному. Вчитываясь в куда более строгое и логичное, чем в присланных ей из Совета документах, изложение дела: «Куртизанки клана Золотниковых, Бажовой Е.В.»

С одной стороны, не веря написанному, подозревая подлог. А с другой – понимая, что конкретно её появления никто не ожидал и оправдываться перед Бажовыми не собирался. А потому, возможно, всё написанное, здесь может быть правдой. Тем более что документы были для внутреннего пользования и открывали некоторые незначительные секреты чужого клана.

Наконец, отложив заполненные бумажными листами и скреплённые шнурками картонки, Марфа задумчиво и уже не так агрессивно, как раньше, спросила:

– И я могу этому доверять? – Всё же поверить в то, что она, как и Совет, получила от одной из ипокатастим клана заведомо ложную информацию, было трудно.

Да – момент с этой Елизаветой был «одним из» в деле Антона Бажова. Вот только чуть было не оказался роковым, в то время как, если верить Ланским, парень мог бы делать с ней вообще всё, что хотел. Матерью его она никогда не была… да и вообще, между ними пролегало приличное количество поколений.

К тому же, учитывая имя казнённого Новгородцами настоящего отца Славика как раз на «В», ещё более подозрительным выглядел полученный «Приказ 77» с более-менее читаемой вензельной «А», совершенно не соответствующей остальному тексту, и смазанным именем.

– Это официальные бумаги «моего» клана, – едко ответила Ланская. – К тому же вы сказали, что знаете, что такое путрайдизомнит?

– Знаю, – нахмурившись ответила Марфа.

– Так скажите, как я могу лечить заражённой кровью ребёнка, если донор – Антон, а болезнь передаётся по мужской линии?

Почему-то этот факт, озвученный всё ещё взбешённой учёной, повлиял на Марфу куда сильнее, нежели всё только что прочитанное. А на робкий вопрос о той встреченной недавно сильной девушке, последовал ответ, что ни по группе, ни по родству она не подходит! И к тому же не умеет оперировать живицей.

– Тогда я не понимаю, как… – произнесла Бажова, кивнув на бумаги из Совета, сиротливо отложенные на край стола.

– Вы же от ваших Новгородцев весточку получили?

– Да, – медленно произнесла женщина, и тут же перед ней по столу хлопнула книжица, которую так и не севшая на своё явно рабочее место Ланская достала из того же сейфа.

«Codex: Qui sumus est», – было написано на обложке, а, прочитав по совету хозяйки пару последних глав новгородского кодекса и выслушав Ольгу, Марфа с головой окунулась в далеко не самую приятную для себя версию пропаганды, где все другие Бажовы, кроме холмгарёрцев, были выставлены слабаками или откровенно вредящими делу клана людьми. Сосредоточена же она была на личности их нынешнего лидера. Который был не сильно старше Антона, также обладал бета-стихией и с подачи старейшин своей ипокатастимы чуть ли не со рождения претендовал на всеобще лидерство в Большом Клане.

Оправданное, надо сказать, особенно, учитывая, увиденного ею сегодня тюфяка и лентяя. Который в свои годы даже просто драться в том же клановом стиле Ланских нормально не научился. Или, точнее, за столько лет его, возможно, не посчитали нужным научить, воспитывая лень молодого человека. А теперь ответственность за него воспитание решением Совета легла на неё…

И, что самое отвратительное, после предоставления доказательств непричастности парня к рождению маленького Славика убивать его было не за что. Да и остальные описанные прегрешения в свете одной большой лжи уже не казались такими уж правдоподобными. Но разговор как-то так повернул, что спустя полчаса женщины, быстро распаляясь, уже почти кричали друг на друга.

– Это дело клана! – Бажова, хоть теперь и сомневалась в переданных ей документах, но не собиралась посвящать чужака в свои дела больше необходимого. – И посторонним их видеть незачем!

– Это я тут посторонняя? – Ланская тоже отступать не собиралась. – Я его мать!

– Кто? – охотница на секунду зависла.

– Да! Его мать! – прорычала Ольга, прихлопнув свой собственный стол так, что ладонь проломила его.

– Слышь, ты! «Я ж мать!» – вторила ей Марфа, не обращая внимания на насилие над мебелью. – Какая ты, нах, мать?! Мать твою!

– Какая есть, а другой у него сейчас нет! – ответствовала Ланская, а ситуация в кабинете накалялась, в то время как чародейки уже вполне готовы были по-простецки вцепиться друг другу в волосы.

– Да сколько ему лет?! – гаркнула Марфа, доламывая чужую столешницу, разрывая ладонью бумаги из совета, по которым пришёлся удар. – Если даже всё это неправда, какая мать-чародейка шесть лет позволит ребёнку оставаться таким ленивым, тупым неучем?! Он даже защищает себя через зад…

– Вообще-то Антон живёт со мной чуть больше полугода! – вдруг успокоившись, фыркнула Ольга Васильевна, и Марфа Александровна, блеснув своим единственным глазом, будучи умной женщиной, почувствовала, что тут опять что-то не так.

Подавив уже алеющую в заполненных зеленью глазах бажовскую ярость, женщина пару раз демонстративно вздохнула, а затем ответствовала:

– Так расскажи мне тогда, милочка, почему мой родственник под твоей опекой ничего собой не представляет? – сдержанно произнесла женщина. – Как так получилось, если ты его воспитывала, мальчик…

– Ну вот мы с тобой, – вежливое «вы» после всего сказанного друг другу превратилось в «ты» и у Ольги, – дошли до главного! Я знаю Антона чуть больше полутра лет!

– Но в… – начала было Бажова, но Ланская перебила.

– В твоих бумагах написана ерунда, – Ольга хмуро глядела на старшую женщину. – Я вообще удивлена, новгородцы казались вполне нормальными людьми, пусть даже статус Антона их не устраивал.

– Я не думаю, что это их вина… – нехотя озвучила свои мысли Марфа. – Они бы о чём-то умолчали, но они слишком горды, чтобы врать. Это кто-то из наших Старейшин. Только у них есть доступ к канцелярии.

– Скажу честно, мне плевать, – отмахнулась Ольга. – Вот это как раз ваши проблемы и вообще клановые дела.

– Я сообщу кому нужно, – согласно кивнула Марфа.

– А с Антоном. До этого июня мальчик был фактическим простецом, страдая от… простым языком говоря, замкнутого дуализма ядра… Или тебе по-научному?

– Прости, но в подобном уже не разбираюсь.

– Неважно. Главное, я разбираюсь, – Ольга Васильевна встала и, направившись к мини-бару, спросила: – Хочешь что-нибудь, а то наши бессмысленные толкания лбами меня утомили?

– Да, после такого мне тоже надо выпить. Так что с ядром?

– Сейчас ничего! Всё нормально и даже лучше, чем можно было надеяться. Кстати, он намного сильнее Алёны, про которую ты спрашивала, а не почувствовала его ты, потому как этот засранец имеет прямо-таки природный талант к маскировке, – с гордостью выдала учёная, наливая в два стакана ликёр на молоке и коньячном аперитиве, ставя их на журнальный столик, куда дамы переместились, сломав рабочий стол. – А до этого в прошлом году у Антона было два ядра под жёсткой оболочкой. Более того, раньше он жил в приюте на Дне, да-да… Что бы ты там ты ни прочитала в своих писульках, не было у него счастливой жизни, а у меня «любовника».

– То есть…

– То есть Антон – хороший мальчик, которого жизнь загнала в трудные обстоятельства! – ответила Кня’жина, улыбнувшись. – А меня как объект интереса он вообще никогда не рассматривал! Ну, может, только в фантазиях, но мальчишки, сама знаешь, такие… Попал он к нам в Академию в прошлом сентябре, благодаря интриге «Шипов»…

Марфа поморщилась, зная, какими беспринципными могут быть современные полисные спецслужбы, например, Сыктывкарская «Лоза» или Казанская «Ябалдаш», у которых к женщине имелась уйма претензий после посещения поселений в Зелёной Зоне.

– Мы впервые встретились, – продолжила Ольга, – когда его в середине сентября привезли в нашу школу агенты. Это был дикий зверёныш, а не нынешний Антон – у него после смертельного инцидента с неправильно использованным магическим свитком в драке подростковых банд только-только порвалась сквозь жёсткую оболочку магия. И это было не ваше пламя, а похожие на какой-то аспект жуткие взрывы. Но к концу года я приняла мальчика всем сердцем, а затем был тест Запретного Леса. Там на него напал агент «Садовников», которой была моя прошлая ученица, а дальше…

Марфа молча слушала, то мрачнея, то, наоборот, светлея, постигая перипетии жизни молодого полукровки. Это не значило, что, узнав о его трудностях, парень автоматически стал ей прямо-таки нравиться. Просто она усваивала информацию, в то время как немедленное исполнение «Приказа 77» отходило на второй план до полного уточнения обстоятельств. Потому как доверять полученным бумагам в полном объёме она уже не могла, но и полагаться исключительно на документы Ланских и мнение Кня’жины жизнь её не готовила.

Особенно тяжело Бажовой было слышать о ситуации с «Игнисом», когда её будущий ученик полностью поддался влиянию печати и изуродованной памяти этой Елизаветы. Что было отрицательным штрихом в его новой, только начавшей формироваться характеристике.

И тем не менее, оказывается, он мог сделать «Мисахику», судя по всему, лишь по какой-то книге-памяти, подаренной, а точнее, возвращённой кланом Громовых. Постигнув искусство принца Огамы и его матери, недоступное ныне для всего остального клана.

Он уже сталкивался с теми, с кем не следовало. И пусть с помощью, но побеждал. Всего этого не было в бумагах, отправленных ей. Где он выставлялся ленивым, испорченным снобом, преступником и мужеложцем с больной страстью к собственной, как оказалось, не-матери.

Новгородцы… Или всё же кто-то из Совета, вот в чём был главный вопрос, хоть она и не верила, что первые будут так нагло врать. Совершенно не похоже на гордых Холмогарёрцев.

Марфа, узнав правду, ну, или то, как она выглядела для Ольги, не взяла да полюбила Антона. Слишком, по её мнению, он был себе на уме и вообще неправильный. Но Охотница на чудовищ после всего прочитанного и услышанного готова была признать, что парень, сумевший всего за год с небольшим сделать для своего развития столь многое, в каком-то смысле гений. Вот только не он её так сильно заинтересовал, хоть она и решила дать ему шанс.

На свою беду, человек, привлекший её внимание, спустя несколько минут после завершения самой важной части разговора, постучавшись, вошёл в кабинет.

– Ольга Васильевна, – произнесла Алёнка, заглянув в помещение. – Обед вам с гостьей подавать сюда? Или в кухне, а может в столовой накрыть? А то Клара…

Получив ответ и уточнив, что подруга просила её поинтересоваться, девушка уже собиралась уйти, когда, вспыхнув в кресле, Марфа перенеслась прямо к ней за спину под немного удивлённым взглядом Ольги Васильевны и, схватив за шиворот, вернула молодую Бажову в кабинет.

– Ау-ой! – охнула затягиваемая обратно в помещение девушка. – Что… За что?!

– А ну-ка, – поворачивая добычу к себе, произнесла Марфа. – Как зовут, кто родители?

– Ах… ну… Алёнка я, а так Ольга! Лавра Оксёмыча из Подпятнинского посада и матушки моей Изабеллы Чернушкиной дочка.

– Эм… Алёна, а почему ты никогда про мамку свою не рассказывала? – задала вопрос Ольга Васильевна.

– Так папенька не велел, – пожала плечиками девушка. – Он её, болезную, на пляже реки нашёл, в лодке. Домой принёс, выходил, а там и поженились. И она по первой по-московски вообще не говорила. Уже я родилась, а она всё «Майма нейма из Блека», ну и прочее, про какой-то Лондум бредила. А вырастила мня вторая жонка отца, Маруся, он с мамкой хорошо ладит и языку её человеческому учит. Она, как выучилась, так только Чернушкиной её величала. Я маленькой была ещё, а она меня рассказами красивыми всё баловала. О могущественных кнайтах, таких, как вы, Ольга Васильевна и Антошка мой…

– Блэк? – хмыкнула Марфа. – Блэк… Это же не Чернушкина, а «Чёрная». Известный клан из Альбиона, там много по цветам названо: рыцари «Вайт» – Белые, «Блек» – Чёрные, «Блю» – Синие… И наши с тобой, Алёна, теперь родственники «Грин», правда, далёкие очень.

– Меня, Алёна, больше волнует вопрос, как женщина из Альбиона, а то, что ты сказала, это их язык, в лодке возле вашего Посада оказалась. Он же на Волге, если я не ошибаюсь? – произнесла Ольга Васильевна.

– На Волге-матушке! Так не помнит она почти ничего, – пожала плечиками девушка. – Только что плыла куда-то, плохо ей было, а потом батеньку увидела, который её, как принцессу, поднял. Так и влюбилась с первого взгляда!

– Не как «княжну», а как «принцессу»? – поинтересовалась Кня’жина.

– Так говорила, – ответила девушка, видя, как две женщины переглянулись.

– Но это рыцарская семья… – наконец произнесла Бажова, немного пугая Алёну своим единственным глазом. – Чёрные волосы, чёрные глаза…

– Так я в батеньку уродилась, светленькая, – быстро ответила под требовательным взглядом девушка.

– И всё равно! – воскликнула женщина. – Ты же точно наша, Бажова!

– Так Бажовой меня любимый сделал! – нежно, тепло и задумчиво улыбнулась девушка, хоть её и продолжали держать за воротник. – Антон мне яблочко дал стеклянное и сказал съесть – красивое такое! Вкусное! А я и съела. Болела потом немного, а ныне как недавно родилась себя чувствую, если бы не нападение на нас недавнее, так вообще бы всё хорошо было!

Марфа внимательно посмотрела на девушку, которую всё ещё держала, ухватив за шиворот, а затем переглянулась с Ольгой Васильевной, и та сказала:

– То есть мамка твоя называла себя Блеком… ну… Чернушкой? – спросила учёная.

– Ну да!

– И мой ученик, – уже без каких-либо нервов, а наоборот, в полном спокойствии спросила Марфа, – накормил тебя хрустальным яблочком?

– Ну да – прозрачненькое такое, – кивнула девушка, не очень понимая, чего от неё, собственно, хотят. – С дымкой зелёной внутри, звёздочками и искорками! Вкусное – остановиться не могла!

– И с тобой всё было нормально? – вновь задала вопрос Бажова.

– Я не знаю самого процесса, но мы её госпитализировали, – вставила Ольга, – несколько дней она была очень нестабильна.

– Это, в общем-то, нормально. Повезло тебе, девочка… папаня твой в лодке, похоже, обычную женщину нашёл… А не одарённую, иначе ты б уже умерла, – задумчиво произнесла гостья и кивнула, а затем, отпустив девушку, поднесла руку к её груди.

– Ты совсем недавно верила, что Антон съел кучу этих яблок, вырванных их детей, проходивших экзамен… – осуждающе покачала головой учёная.

– Моя печать, – слегка рыкнула Охотница на чудовищ, складывая незнакомые Ольге ручные печати, а затем, остановившись, не донеся светящуюся красным руку до живота Алёны, повернувшись, спросила: – Можно?

– Смотря что, – холодно ответила Ольга Васильевна, подходя к парочке. – Это женщина моего Антона…

– Это теперь Бажова! – ощетинилась в ответ Марфа. – А не какой-то там простец, который может просто так быть чьей-то женщиной!

– И тем не менее она с Антоном! Что ты намереваешься сделать? – игнорируя её реакцию, спросила Кня’жина, прикрыв рукой рот младшей Ольги-Алёнки, что заставило её замолчать, хотя девушка и пыталась что-то сказать.

– Своей силой повысить начальный контроль, – уже спокойно ответила Марфа, рука которой так и светилась пурпурным.

– Чем это грозит девушке? – продолжила допрос Ольга, глядя Бажовой прямо в глаза.

– По праву, дарованному нашим кланом, я смогу, проверив её, объявить своей названной дочерью! – гордо ответила Бажова и посмотрела на растерянную Алёну. – У тебя родители – простецы, и ты съела яблочко с живицей кого-то из нашего клана. У любого найденного Осколка должен быть призванный живицей родитель!

– То есть у тебя нет никаких претензий к тому, что Антон мой сын? – холодно спросила Ланская.

– Нет, – призналась Бажова.

– Зачем я вам? Если это разлучит меня с Антоном, я не согласна! – вырвавшись, только благодаря тому, что схватилась обеими руками за ладонь Ольги Васильевны, воскликнула девушка.

– То есть тебя не волнует, что ты, по сути, отречёшься от родных папы и мамы? – усмехнувшись, поинтересовалась Марфа.

– Я никогда их не забуду! – уверенно произнесла девушка, с вызовом глядя на старших женщин. – А Антон, он мой! Навсегда! Пусть даже Хельга… и Нина… и Алиса…

Алёна забормотала, а Ольга и Марфа только усмехнулись. В клановых порядках, что бы ни случилось, статус Алёнки как первой наложницы Антона уже не оспаривался, пусть даже она и будет кем-то удочерена. Для его отмены парень должен умереть. И одна женщина думала, что не допустит этого, а вторая – что после всего услышанного и прочитанного сегодня посмотрит и подумает, убивать ли своего ученика или нет.

– Обещаю вам не мешать, – произнесла женщина и таки приложила руку к животу девушки.

Ровным счётом ничего не произошло. Вот только ни Марфа, ни Ольга, в отличие от Алёны, не удивились. Зато, когда смущённую девушку попросили представить огонь на руке, и тот появился, быстро затопив весь кабинет, ахнули обе. Одна пробормотала что-то про «Звёздных», а вторая завила: «Беру!»

Сегодня я первый раз поцеловался с Хельгой. Гуляя по кампусу, мы зашли на одну из зимних аллей, внезапно оставшись одни, а потом оказались очень близко, и оно случилось… словно произошёл взрыв мозга. Удивительно, но с Алёной я ничего подобного не ощущал. Поцелуи и объятия с ней были тоже приятны, но по-другому. Только положив руки на талию Никитиной сестры, я испытал странный трепет, прошедший по всему телу, который вряд ли смогу забыть.

Я даже не был уверен, сколько прошло времени, прежде чем мы, потеряв дыхание, разъединились. Удивительно, но глаза Хельги, вообще-то карие, блестели алмазами, цирконами, сапфирами в глубине, а также мириадами искр, и это было самое прекрасное, что я видел в своей жизни. В то время как она не могла оторвать взгляда от меня. Никакая Таша, научившая меня целоваться, ни Алёна, которую, я думал, что искренне любил, не могли сравниться с созданием Древа… дриадой, находившейся в моих объятьях. И сравнивать было просто глупо!

Ещё и ещё раз мы целовались с Громовой, и каждый раз меня словно уносило куда-то, а вообще трогать это казавшееся мне неземным явно древесное существо было чем-то невероятным. Почти святотатством, чем-то, отчего трепетала сама душа, а её окаменевшая часть пульсировала при одном только взгляде на девушку. Это было лучшим, что случалось в моей жизни! Хельга же практически теряла сознание после каждого поцелуя, и остановиться мы просто не могли, губы так и тянулись друг к другу.

А потом кто-то пришёл в наш сотворённый маленький мирок, и мы были вынуждены покинуть его. Не взирая на то, что достоинство стояло колом, а пах откровенно болел по совершенно непонятной мне причине. Я терпел, в то время как в голове была исключительно Хельга. Хельга и её нежное тело, на удивление, даже в зимней одежде куда более мягкое, чем у обнажённой Алёны… И, вмешайся сейчас её брат, Никита, я, наверное, бы его просто убил!

Голые заснеженные деревья, медленный шаг по поскрипывавшему снегу и ощущение жаркого тепла, которое дарила мне моя спутница. Набравшись смелости… будто никогда не встречался со смертельным врагом, я спросил, хочет ли она быть моей девушкой. И она прошептала: «Да!» А затем… словно наши энергетики срослись! Такой я почувствовал прилив. Так мы добрались до территории Школы, где я, уже никого не стесняясь, поцеловал подавшуюся навстречу «мою» Хельгу и, вежливо кивнув покачавшей головой комендантше её общежития, удалился.

Чувствуя не унимающуюся боль в причинном месте и опасаясь, что со мной что-то не так, ведь ранее при общении с девушками я никогда не испытывал ничего подобного. Я направился к моей дриаде, святой женщине из-под самой кроны Древа, Ларисе Вениаминовне. И от одного только вида школьной медсестры мне стало только хуже. Впрочем, именно она и объяснила, что происходящее со мной – вполне нормальная мужская реакция на общение с девушкой, которая мне больше, чем просто нравится, но при этом в плане немедленной любви недоступна. На вопрос же об Алёне, про которую эта женщина знала, мне посоветовали поспешить к ней, чтобы как раз она помогла сбросить возникшее напряжение.

Так что по дороге я лишь мельком обратил внимание на мальчика и девочку где-то шестого касса школы, которые шли вместе с Директором Бояром куда-то по своим делам. Добравшись же до дома, узнал от Клары, добавившей неприятных ощущений в моём паху, что ни странная избившая меня утром женщина, ни Ольга Васильевна, ни Алёна, чуть позже присоединившаяся к ним, из кабинета так и не выходили.

Подозревая худшее, я направился туда. И уже у двери услышал разговор.

– Так вот, прыгаю я, значит, на нём, а он как завопит! Сломал! Понимаете, он его во мне сломал! – произнесла та самая Бажова, затем грянули громким заливистым смехом две женщины, а я поспешил постучать.

Красная и явно нетрезвая Алёнка, увидев меня, буквально пулей, выпущенной из пулевика-штуцера, вылетела из помещения, молча повиснув на шее. Она практически меня задушила, но прижавшееся тело тут же породило новую волну боли в детородных органах. Вот только дальнейший вечер и бессонная ночь были такими, что, кажется, я её даже немного замучил.

Впрочем, утром девушка блестела, в то время как я чувствовал себя так, словно по мне проехал трактор. Однако в фантазиях всё это время в моей кровати провела не счастливая поутру Алёна, а Хельга, о чём моя наложница-любовница от меня никогда не узнает!