Главбухша

1

Марта почти час беседовала с Кустовой, чьими божественными ручками восхищалась Лидия Николаевна. Земская вдруг подумала: если ее и убьют по заказу Гриневича, то умрет она красивой, убрав ненужные морщинки, чтобы у всех, кто будет провожать ее в последний путь, навернулись слезы от умиления. И решилась делать подтяжку.

— Так у вас все хорошо, кожа эластичная, никаких рубчиков не останется, — ласково и вместе с тем напористо говорила хирург Елена Леонидовна. — Тем более что надрезы мы сделаем за ушками и на голове. Вот только сосуды у вас близко к коже подходят, это плохо. Ну да ничего, и с этим справимся. Что ж, сдавайте побыстрее анализы, и тогда сразу же начнем!

С короткой, как у Мирей Матье, стрижкой и такими же черными блестящими прямыми волосами и сияющими большими глазами Кустова казалась богиней, способной творить чудеса. «У Ровенской точный глаз, — подумала про себя Марта. — Живешь, и не знаешь, что рядом есть такие восхитительные женщины! Вот уж кто достоин поклонения со стороны мужчин!»

От Кустовой исходили уверенность и энергия.

Марта, ощутив с ней душевное родство, не удержавшись, спросила:

— Ваш муж, наверное, тоже хирург?

— Я не замужем, — ответила Елена Леонидовна.

Земская была удивлена.

— Да у такой красивой женщины пол-Москвы должно ходить в поклонниках! — воскликнула она.

— Поклонники бывают, а вот замуж пока не получается, — с грустью произнесла она.

— Что ж это на белом свете происходит, когда таких женщин некому на руках носить!

— Это не самое удобное положение, — улыбнувшись, заметила Кустова. — По крайней мере лично для меня.

Виталик уехал. У Марты не хватило наглости помешать его намерениям, да и после того как Стас признался в своей непричастности к этой постановке, сорвать ее было бы не так-то просто. Кроме того, муж загорелся идеей сделать свой вариант «Чайки», часами сидел на кухне, рассказывая о будущем спектакле.

— Ты должна обязательно приехать на премьеру! — настаивал он. — Это будет фурор! Вот увидишь!

На следующий день после отъезда Виталика в два часа дня Марта явилась к Лидии Николаевне. Та всех предупредила, что это не свадьба, а обыкновенный обед для своих на двенадцать персон, а посему главбухша прихватила в подарок лишь большую бутылку золотой текилы.

— Пароль правильный, проходи! — встречая ее, pадостно обняла ее Ровенская.

Из всех приглашенных гостей, не считая Стаса и саму хозяйку, Земская была знакома только с Кустовой и Александром Васильевичем Стуковым. С Еленой Леонидовной они нежно расцеловались, как старые знакомые.

— Все анализы прекрасные, на следующей неделе можно начинать! — шепнула она. —Я сама позвоню!

Отъезд Виталика многое осложнял, но, с другой стороны, Марта была рада, что он не увидит ее в бинтах и повязках и она предстанет на его премьере яркой красоткой, так что все актрисы позеленеют от злости.

— Марта Сергеевна, вы, как всегда, божественны! — Александр Васильевич, чуть располневший, с густыми усами на круглом лице, похожий на Винни- Пуха в своей неизменной вязаной кофте, галантно поцеловал ей ручку. — Покурим?

Они вышли на балкон, закурили. Стояла уже теплынь, все вокруг таяло, и с шумом бежали ручьи. Стуков, приглашая ее покурить, многозначительностью тона дал Марте понять, что хотел бы сообщить нечто важное, и она согласилась. Как у бывшего чекиста, у дяди Саши была особая манера разговаривать. Он говорил неторопливо, словно просеивал каждое слово,проверяя его на благонадежность, но даже отпустив его на волю, некоторое время раздумывал; верно ли он поступил, произнеся это словечко. Вот и сейчас он не спешил приступить к делу, оглядывая двор, где дети, бегая вдоль ручьев, пускали кораблики..

— Немец уехал? — спросил Стуков, хотя знал наверняка об этом от своего племянника.

- Марта кивнула.

— Вы там не очень-то с ним милуйтесь, — осторожно заметил дядя Саша. — Я узнал, он был очень тесно связан с военной разведкой, а разведчики люди ненадежные во всех отношениях, продадут ни за понюшку табака.

Главбухша не стала даже обсуждать этот тезис: о ненадежности Вальтера она уже имела представление. Марта почувствовала, что Александр Васильевич затащил ее на балкон поговорить о вещах более значительных.

— Мне Стас рассказал об одной вашей проблеме, — туманно начал он. — Я кое-что сумел прояснить за последние несколько дней. Побывал тут на работе, наши ведут Гриневича по ряду вопросов... Так вот, поступила информация, что Гриневич замышляет какое-то убийство, причем его объект — женщина. Он даже советовался об этом с владельцами компаний «Глобус», и этот разговор нашим удалось записать на магнитофонную пленку. Фамилия жертвы не упоминалась, род занятий тоже, употреблялось лишь местоимение «она». И выражения типа: она меня душит, не дает жить...

— Это я... — оцепенев, прошептала Марта.

Она даже выронила сигарету и схватилась за перила балкончика, чтобы не упасть.

— Не знаю, — не меняя выражения лица, продолжил Александр Васильевич — Я, к сожалению, сам пленку не слушал, а приятель пересказал бегло, в общих чертах, и переговорить подробно мы не успели, его вызвало начальство, и мы уже не увиделись. Он только сообщил, что владельцы «Глобуса» его затею не одобрили, заявив, что женщин надо убирать другим путем. Вот такое неприятное сообщение мне преподнесли относительно пройдохи Гриневича. Но хочу сказать, что коли Марк запросил согласия владельцев, то политес будет вынужден блюсти и против них не пойдет. Мне приятель пообещал дать послушать эту пленочку, постараюсь точно установить, кого этот подлый еврей имел в виду...

— Кого, как не меня, .- глухим голосом произнесла Земская. — Тут и устанавливать не надо.

Ну, я бы не стал так категорически утверждать, — докуривая, нахмурился Стуков, словно знал и других женщин, с кем Гриневич давно был не в ладах.

— Саш, Марта Сергеевна! Что за секреты? Давайте к столу! — закричала Лидия Николаевна.

— Идем, идем! Вы адмирала еще не видали?

— Нет.

—Ну, это впечатляет! — улыбнулся он. — А вот насчет Рындина пока ничего не получается. Мои ребята пробовали к нему подкатиться. Но он мужик кремень. Делает вид, что ничего не понимает. Да, заходил, потому что поступил сигнал, надо было проверить. Всем крутит такую волынку. Говорят, что за ним явно кто-то стоит, но как этого дознаться, пока не знаю, — признался Стуков.

— Дядя Саша, все уже за столом! — позвал Стас.

— Ну пойдемте, а то Лидия заставит выпить штрафной стакан водки, а я бы этого не хотел. Кстати, у Джаника этого что-то серьезное с головой. Врачи опасаются, что умственные способности и память в полном объеме могут не восстановиться. Лихо вы его сковородкой уговорили! — рассмеялся Стуков.

Адмирал Никита Самсонович и впрямь выглядел картинно: под два метра ростом, косая сажень в плечах, с живым блеском в глазах, с зычным голосом и бурными эмоциями — этакий Петр Первый. Марта пришла в восхищение от нового супруга матери Стаса,чем весьма порадовала Лидию Николаевну. Стол, как всегда, ломился, но обед протекал по дипломатическим канонам; сначала закуски и разносолы под водочку и текилу, потом рыбная солянка из семи сортов рыб — собственноручное творение Никиты Самсоновича, на второе — нежные бараньи ребрышки, на третье — три сорта мороженого с шампанским, ромом, ликером и коньяком. Гости ахали. Специально нанятые юные гарсоны, все, как на подбор в белоснежных манишках и в белых перчатках, меняли блюда, разливали вино и водку.

После первых трех рюмок гости зашумели, стали было произносить витиеватые тосты во славу молодых, но Лидия Николаевна быстро пресекла эту самодеятельность, взяв бразды в свои руки. Она произносила речи за каждого из присутствующих, не дав больше никому выговорить ни слова. Пили стоя и до дна за божественные ручки Лялечки Кустовой и за финансовый гений Марты Земской и так далее за всех по порядку, ибо Лидия Николаевна собрала у себя весь цвет нации, и каждый мог это осознать, сидя у нее за столом.

За чаем и кофе богатырь адмирал взял гитару и приятным баритоном проникновенно спел несколько романсов. Пока гости слушали «Гори, гори, моя звезда», Рбвенская подсела к Марте и стала ей нашептывать про то, какой Никита Самсонович сильный любовник. Они иногда по целым дням не вылезают из кровати и питаются всухомятку, отчего у адмирала появились первые признаки гастрита.

— Наверное, скучно по целым дням заниматься только этим? — спросила Марта.

— Ну что ты, деточка моя, это так замечательно! Такое ощущение, словно нам по двадцать лет! — восторженно пела ей на ухо Лидия Николаевна. — -Никита так нежен в постели, так застенчив, я столько пережила за эти недели, ты себе не представляешь! Словно заново родилась на белый свет! Вам надо со Станиславом пожениться. Создать сетъ магазинов и магазинчиков, немножко заработать, а потом жить на проценты с прибыли. Купить домик где-нибудь во Франции. Скажем, в Гренобле. Это юг, рядом Лион и Марсель, горы, тихий городок, чистенький, уютный, я была там. Сказочный городок. Рядом чудесные места. Мы с Никитой к вам будем приезжать. Жить здесь ужасно. Что скажешь?

— Надо подумать, — ответила Марта,

— Подумай, конечно, подумай, но не затягивай. Ни к чему затягивать! Я вижу, как Стасик тебя любит, вы такая замечательная пара, так подходите друг другу! Не комплексуй! Сейчас сделаешь подтяжечку, помолодеешь, и никто не скажет, что Стасик тебя младше! Вы и так смотритесь одногодками!

Стас не пил, заметно скучал и после обеда предложил отвезти Марту домой. По привычке приглашал заехать к нему на чашку чая, но она отказалась, — Дядя тебя ввел в курс событий? — спросил Стас.

Земская ничего не ответила, закурила. Она была расстроена сообщением Стукова. Гриневич мужик упертый и найдет способ осуществить свой замысел, и как его остановить, Земская не знала.

И между прочим, ее даже обидела невозмутимость Александра Васильевича: речь идет о жизни человека, а эфэсбэшники спокойно прослушивают пленочки, вместо того чтобы хватать Гриневича и обвинять его хотя бы в покушении на убийство. Ведь в этом-то ни у кого сомнений нет. Но боевым гвардейцам кардинала нужны более серьезные улики. Вот если гендиректор «Глобуса» убьет Земскую, тогда они его схватят. А так чего волноваться?

—Неужели Марк все-таки замышляет убить тебя?! — воскликнул Стас. — Вот уж никогда бы не подумал, что Гриневич способен на такую подлость.

—Ты знавал его в минуты благородства? — съязвила Марта.

— Когда он попался на наркотиках, дядька его вытащил почти из тюряги. Сказал, что Марк работал по их заданию, и уголовное дело против него прекратили, хотя ему светило семь лет. Вот почему мне удивительно, что Гриня, позабыв всякую благодарность, осмелился пойти на тебя, а это значит, на меня и на дядю. Одного только не пойму, чем уж ты так смогла ему насолить?

— Да тем, что хватала его постоянно за вороватую руку! — огрызнулась Марта. Ее раздражало, что гендиректор так трепетно относится к тому, кто у него под носом уводит их партнера и поставщика.

— Ладно, все, не будем! — примирительно сказал Ровенский. — Может быть, тебе у меня пожить, пока дядя Саша не выяснит всех обстоятельств?

Предложение было заманчивое, Марта вспомнила о вечерних звонках, о бессонной ночи, но одна мысль о том, что придется ложиться в одну постель со Стасом, терпеть его ласки, глупые рассуждения про Гриневича, перевесила все остальное.

— Если твой ягненок Гриневич заказал меня, то киллер достанет где угодно, — отозвалась Марта, к тому же я привыкла спать в своей постели, ты ведь знаешь.

Он кивнул.

Земская вернулась домой, стащила с себя черный брючный костюмчик, который так шел ей, подчеркивая ее стать, постояла минут десять под душем, смывая запахи дорогих духов и сигары, которой дымил Стас, — он вдруг решил, что сигара придаст ему некий шарм, — потом надела халат, взяла книгу любимого Торнтона Уайлдера и в шестнадцатый раз стала перечитывать его роман «Мост короля Людовика Святого»: «В полдень в пятницу 20 июля 1714 года рухнул самый красивый мост в Перу и сбросил в пропасть

пятерых путников». Она никогда не помнила, что будет дальше, а потому интрига ее сразу захватывала. Но не помня романных сюжетов, Марта почти наизусть знала весь план счетов, включавший в себя более ста пунктов, и разбуди ее в два часа ночи, главбухша без запинки могла сказать, что на десятом счету сидят «сырье и материалы», пятьдесят второй — валютный, а с помощью шестьдесят восьмого производятся все расчеты с бюджетом. Марта знала назубок счета не только для бюджетных, но и для оптовых, розничных организаций и банков. Но этого мало. Она держала в памяти все проводки — и для бюджетников, и для коммерческих предприятий, и те же Кирка с Валюшкой пользовались ею как бесплатной энциклопедией. Как только появлялась новая компьютерная бухгалтерская программа, Марта просиживала всю ночь, осваивая ее, и никогда не прибегала к помощи разработчиков, как не нуждалась в чужих советах, стружа очередной баланс.

Она зачиталась и уже дошла до последней, пятой части романа, когда неожиданно зазвонил телефон. Часы показывали половину второго ночи. Включился определитель номера, который поставил друг Виталика, но вместо цифр появились прочерки: вероятно, у звонившего был антиопределитель или он пользовался таксофоном.

Марта тотчас напряглась и стала ждать, когда трель прекратится.

Нормальные люди после шести-семи вызовов бросали трубку,понимая, что абонента нет дома, но прозвучало уже двенадцать, а гудки не прекращались. Гриневич мертвой хваткой вцепился в нее. Марта встала и выдернула шнур из розетки.

«Надо купить мобильный», — подумала она.

Утром она даже не стала включать телефон, выпила чаю и уехала на работу. Сама осмотрела склад, нашла прежние недочеты и сняла с Коли и Леши половину зарплаты, пообещав проверить снова через неделю.

— Не будет сделано — наймем кладовщика! -жёстко сказала Марта.

Позвонил Вальтер, стал кричать, что все утро мог к ней пробиться. Он получил факс, признает свою вину и с Гриневичем никаких дел иметь не будет когда. Он был так возбужден, что Марта не выдержала:

— Не кричи, я все слышу, — оборвала она его.

— Первую партию автозапчастей отправлю через два дня, ты слышишь?

— Я слышу, слышу!

- А что там по поводу фотонегативов и Северной Кореи? Меня это очень беспокоит!

— Мы все уладим, не волнуйся. Я лично занимаюсь этим делом. Пришлось кое-что заплатить.

— Вычти из моей доли!

— Ладно, не тревожься.

— Я понял, что люблю тебя, Марта, только одну, ты слышишь? — кричал Вальтер.

— Я слышу, слышу!

— Я люблю тебя, Марта!

— Все, до связи!

Она положила трубку. Улыбнулась, посмотрела на Стаса.

— Теперь можно не дергаться, — сказала она. Через два дня придет первая партия.

Разговop происходил при Юле, помощница сидела за компьютером, переписывала кассовую книгу за последнюю неделю согласно новой чековой ленте и новым накладным. Работа тупая и муторная, требующая только внимания и аккуратности.

Вновь затрещал телефон. На этот раз, был Гриневич. Он заказал Стасу новую партию автозапчастей, и видимо, он был не уверен в немце или тот уже отказал Марку.

— Нет, теперь уже предоплата, Марк... Я доверяю тебе, но... Этот вопрос решен!.. — жестко проговорил Ровенский. — Не будет завтра денег — не будет запчастей... Да, это мое последнее слово!

Стас победно посмотрел на Марту.

— Молодец! Мы заставим их играть по нашим правилам, как бы они ни сопротивлялись! — одобрила его Марта.

Юля, закончив свою работу, подошла к главбухше.

— Марта Сергеевна, — смутившись, вымолвила она, — у меня такая резь в желудке, словно я чем-то отравилась. Вы бы не могли меня сегодня отпустить?

— Иди, конечно. Дома прими бисептол, сделай слабый настой марганцовки и выпей сразу стаканов пять, чтобы прочистить желудок и кишечник, — громко сказала Марта.

Юля побагровела, ибо деликатный совет услышал и Стас.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Отравилась наша девушка, пусть идет домой.

Юля бросила на Марту беглый взгляд, не в силах скрыть ненависти, сухо попрощалась и ушла.

«Ах ты, мерзавка! — возмутилась про себя Земская. — Принцессу из себя строит! Не пукает она и не какает, и желудок у нее не болит! Дрянь!»

Марта завелась с пол-оборота и, чтобы успокоиться, пошла за сигаретами в соседний киоск. В торговом зале Коля с Лешей попивали кофеек из термоса, уставясь в ящик, — шла очередная серия «Ментов». В магазине торчали два пенсионера, которые листали каталог и тяжело вздыхали, глядя на цены.

— У нас самые низкие цены на импортные автозапчасти, — подойдя к старикам, проговорила Марта, — так что, если что-то нашли, берите, не раздумывайте! Вас что интересует?

— Меня сын попросил купить два задних масляных амортизатора А-100!

— У нас есть эти амортизаторы, мы получаем их из Германии, прямо с завода! — твердо сказала Земская.

— Вот как? Тогда я возьму!

Пенсионер купил два масляных амортизатора, выложив три с половиной тысячи, а второй — две фары «Толедо 91-95», каждая стоимостью по две тысячи сто пятнадцать рублей, и еще вентилятор радиатора всего почти на восемь тысяч. И оба ушли довольные покупками. Марта проводила их ласковой улыбкой. Но едва старички ушли, как улыбка тут же слетела.

— Вы для чего здесь находитесь?! Чтоб телевизор смотреть да кофейком баловаться?! — рявкнула она, взяла термос и поморщилась. — Да еще с коньячком! И это в рабочее время! Мы платим вам по триста долларов в месяц, но вам наплевать, будут покупатели в магазине или нет! Что ж, придется систему оплаты поменять. Я теперь поняла, что половины выручки мы недосчитываемся, потому что вместо продавцов за прилавком стоят два олуха царя небесного, для которых их работа хуже горькой редьки!

— Вы не правы, Марта Сергеевна, — замычали Леша с Колей, но Марта их оборвала:

— Молчать! Если б я не подошла к этим пням замшелым, они так бы и ушли ни с чем! Ваща обязанность не только в том, чтобы деньги получать, чеки пробивать и со сдачей не ошибаться, но еще и наш товар рекламировать, объяснять, почему покупать выгодно именно у нас, давать консультации по взаимозаменяемости запчастей. Где ваши должностные инструкции? Покажите!

Леша полез под прилавок, достал инструкцию, помещенную в рамочку, сдул с нее пыль.

— Она всегда с нами...

— Инструкцию надо знать назубок! И не только знать, но и выполнять все, что там написано! А невыполнение должностных обязанностей влечет за собой увольнение по статье за профнепригодность! Все ясно? — прорычала главбухша.

— Так точно! — вытянувшись во фрунт, гаркнули Леша с Колей.

—А инструкция чтоб висела на стенке! — Марта двинулась в кабинет.

— Так точно! — снова хором грянули продавцы.

Земская резко обернулась, уловив насмешку, но ребята смотрели на нее предельно серьезно, и Марта, не выдержав, улыбнулась.

2

Виталик позвонил ей через два дня на работу.

— Что случилось?! — всполошился он. — Дома третий день телефон не отвечает. Его что, отключили?

—Да, там какая-то неуплата, а я никак не могу вырваться, чтобы разобраться.

— Все нормально?

— Да вроде, на работе запарка. Как у тебя?

— Приступил к репетициям, актеры хорошие, надеюсь, что-нибудь выйдет путное. Премьера назначена на тридцатое апреля, так что ты без ущерба сможешь приехать.

— Посмотрим, я не люблю загадывать.

— Я рад, что все в порядке. Целую тебя, пока.

— Пока.

Она не успела положить трубку, как сообщили из таможни: груз пришел. Марта послала туда Мишу, экспедитора.

Несколько дней назад «Сириус» заключил договор с частной фирмой «Экон», оказывающей услуги по растаможке. Там работали бывшие таможенники, и сотрудничество с такой фирмой являлось завуалированной формой взятки тем же чиновникам таможни. Марта поняла, что всех, кто пытается обойти «Экон» будут тормозить. И, пока остальные это не расчухали «Сириус» сможет получать свой груз намного быстрее. Поэтому и уговорила Стаса заключить договор с «Эконом».

— Если будут сложности, звони, я приду на помощь, — сказала Марта экспедитору.

Миша кивнул и уехал.

От Гриневича вестей не было, и Стас нервничал. Он попробовал договориться с другой фирмой, те с желанием откликнулись, но оплату обещали через дня после поставки и все по безналу. Это было невыгодно.

— Не дергайся, будем искать. Надо съездить в Долгопрудный, Химки, там есть солидные фирмы. Позвони в Обнинск, я тебе достала телефон тамошнего сервиса! — наставляла его главбухша. — Работай cпокойно. На Гриневиче свет клином не сошелся!

— А вот эту фразу в протоколе не печатать! — послышался зычный голос: возникший как фантом, на пороге с бутылкой шампанского стоял Марк Григорьевич.

В черном длиннополом плаще, в блестящем светло-сером костюме, элегантный, неотразимый, он смеясь, раскрыл объятия, подошел к Стасу, расцеловался с ним. На Марту лишь посмотрел и поздоровался с ней легким кивком, не скрывая своей неприязни.

— С вами, мадам, не целуюсь, ибо знаю, что я не в вашем вкусе, — добавил он.

Он поставил бутылку шампанского на стол.

— Как гласит народная мудрость, если гора не идет к Магомету, тогда Гриневич идет к горе!

Директор «Глобуса» открыл дипломат, показал Стасу аккуратно уложенные пачки долларов.

- Сегодня только собрали. Можно будет груз забрать? — спросил он.

Ровенский взглянул на Марту. Гриневич проследил этот взгляд, повернулся к главному бухгалтеру, передал ей дипломат с наличкой.

— Извините, деньги вам! Тут и платежка на вторую часть. Так как насчет груза? — Вы его получите, — сказала она.

Стас тотчас закивал, слабая улыбка окрасила его лицо.

—Когда?—спросил Марк,снова повернувшись к Ровенскому, но ответила опять Марта:

— Сегодня.

Гриневич понял, что последнее слово по-прежнему остается за Земской, и ему это радости не доставило. — Прекрасно! — точно стряхнув с себя оцепенение, неожиданно просиял Гриневич, взял со стола шампанское и ловко открыл его. -Разрешите тогда выпить с вами по бокалу полусладенького в знак продолжения наших отношений! Как, нет возражений?

— Конечно, мы все нормальные люди! — Стас бросился доставать бокалы.

Марк разлил шампанское, Марта, помедлив, подошла к мужчинам.

— Братцы, давайте жить дружно, без обид, ну чего нам делить? — воскликнул Гриневич.

— Я тоже так думаю! — поддакнул Ровенский.

Марта ничего не сказала. Все чокнулись, молча выпили, ощущая некоторую неловкость.

— Ах, хорошо! — громко крякнул Марк Григорьевич. — Грешным делом люблю шампанское! Ну и последний тост, без которого, нельзя покидать столь хорошую компанию, — он снова наполнил бокалы. — За прекрасную даму, хозяйку этого очага, красавицу, умницу, в которую нельзя не влюбиться!

Гриневич чокнулся с Земской, осушил бокал до дна и, раскланявшись, уехал, сославшись на важную встречу. Его никто не удерживал.

— Ну вот все и сладилось! — обрадовался Стас, — Надо позвонить Мише, сказать, чтоб он всю партию загнал на «Глобус».

Марта молчала. Марк даже не предупредил ни ее, ни директора, что собирает для них деньги. А если б они продали эту партию кому-нибудь другому?

— Подонок! — прошипела она.

— Почему? — не понял Стас.

— Потому что не извинился перед нами за то, что пытался украсть нашего партнера! И не счел нужным известить, что собирает для нас деньги, не сомневаясь, что мы все равно никуда не денемся! — резко проговорила главбухша. — Я уже не беру во внимание другие его намерения! Он из тех циничных людей, кто может осыпать тебя комплиментами и держать нож за пазухой!

— Марк личность скользкая, не отрицаю, но пока он единственный, кто готов платить наличкой, да еще в долларах, — заметил Ровенский.

В отличие от шефа, который просто расцвел при появлении Гриневича, Марта не почувствовала в душе облегчения. Наоборот, она ощутила странную тревогу, словно Марк задумал какую-то каверзу и пришел это отметить. Земская не стала обсуждать неприятную тему со Стасом, чтобы он не подумал, что она зациклилась на Марке.

— Может быть, гульнем сегодня? — предложил Стас. — Мать с адмиралом улетели куда-то на неделю, и она приволокла мне море деликатесов, оставшихся после званого обеда. Как идея?

— Посмотрим на ваше поведение, сударь! — улыбнулась Марта.

Она не успела достать сигарету и закурить, как в кабинет без стука вошел Рындин. Капитан прошел вперед, и за его спиной снова выросли три автоматчика.

— У вас есть ордер на обыск? — поднявшись, спросил Ровенский.

— Есть, — Рындин снял фуражку, достал официальный бланк, передал его генеральному, взглянув на недопитую бутылку шампанского, оставшуюся после ухода Гриневича.

Стае взял бумагу. В его глазах промелькнула растерянность.

«Ну вот и долетел привет от Гриневича, — усмехнулась Марта. — Не зря шампанское пили!»

— Что ж, пожалуйста! — проговорил Стас. — Ищите!

Капитан кивнул автоматчикам. Те стали осматривать кабинет, шкафы, столы, но делали это как-то вяло, без энтузиазма.

Рындин подсел к главному бухгалтеру.

— У меня есть еще одна бумага. — Полицейский выложил ее перед Земской.

В ней говорилось о том, что капитан может забрать с собой ряд документов для проверки на срок до трех суток.

— Берите, что понравится, у нас тайн от вас нет, — сказала Марта.

— Спасибо, мы так и сделаем. Нам бы баланс за прошлый год и за первый квартал и договоры последних трех месяцев. Подберите сами, я вам доверяю! — почти дружеским тоном промолвил капитан. — И обязательно товарные документы!

Главбухша кивнула: этот полицейский был неплохо подкован. Самым слабым местом в торгующих иностранным товаром компаниях являлись сопровождающие документы. На их несоответствии многие и попадаются, лишаясь лицензий и подвергаясь большим штрафам.

Земская вытащила несколько папок отдала их Рындину.

— Вот, пожалуйста, а дальше смотрите сами!

— Спасибо!

Рындин стал складывать палки к себе в портфель.

— Мне бы от вас бумажечку с перечислением того! что вы у нас взяли, товарищ капитан! — столь же вежливо попросила Марта.

— Непременно!

Офицер вытащил протокол изъятия, стал вписывать туда названия папок.

Полицейские лениво бродили по кабинету, не зная, чего еще искать. Вдруг один из них подошел к портрету Чарли Чаплина, долго смотрел на него, заглянул сбоку, неожиданно чем-то заинтересовавшись, затем снял портрет, принес капитану. Рындин помедлил и вытащил оттуда толстую красную тетрадь. Стас побледнел и вцепился в столешницу, это была книга черной кассы.

Марта, увидев, что нашли налоговые полицейские, на мгновение словно превратилась в камень, но усилием воли заставила себя даже улыбнуться.

— Что это такое? — поморщившись, спросил капитан, скосившись на Земскую. Но Марта почему-то сразу поняла, что офицер налоговой полиции хорошо знает, какой документ держит в руках. И именно ради него он сюда и заявился.

— Это не имеет отношения к нашей работе, это частные записи, — Земская потянулась рукой к тетради, но Рындин быстро сунул ее в портфель.

— Ничего, мы посмотрим эти ваши записки, — с торжествующим видом сказал капитан.

Марта обернулась к Стасу, словно он мог выручить ее, но Ровенский был не состоянии выговорить ни слова, с отчаянием осознавая, какой разрушительной силы компромат попал в руки налоговикам. Он вдруг понял, почему люди убивают друг друга. Приди Рындин сюда один и будь у Стаса в руках пистолет, он бы, возможно, и выстрелил. Так ему, по крайней мере, представилось.

— Но вы не имеете права брать частные записи! — опомнившись, стала настаивать главбухша. — Это моя личная собственность!

— Частные записи хранятся у людей дома, а все, что находится в офисе, считается собственностью служебной, — возразил офицер. — Если я увижу, что это действительно не имеет отношения к деятельности фирмы, то тотчас же тетрадь верну и принесу свои извинения. Мы уважаем права человека и не читаем дневники и частную переписку.

В голосе Рындина зазвучали насмешливые нотки, чувствовалось, что он издевается.

— Что ж, спасибо за сотрудничество! Не прощаюсь, надеюсь, мы скоро увидимся!

Капитан забрал портфель, кивнул автоматчикам, надел фуражку и вышел, а за ним его рать.

Несколько мгновений Марта и Стас сидели молча, не глядя друг на друга.

Вбежал Алексей:

— Ну как, все нормально?

— Иди работай, — сказал Ровенский.

— Понял. — Продавец исчез.

На столе оставалась недопитая бутылка шампанского, и Стас в несколько глотков осушил ее. Потом заметил страждущие глаза Марты и покраснел.

— Извини.

Земская налила себе холодного чая, залпом выпила. Потом закурила, лихорадочно пытаясь вспомнить все записи, которые она делала в книге за последнее время. Вроде бы фамилий она не писала, указывала лишь две буквы: «С», «М» — и суммы. Что же там еще есть?

Марта леденела от страха, и память отказывалась выдавать все подробности.

— Как там оказалась книга черной кассы? — помолчав и набравшись сил, спросил Ровенский, мотнув головой на портрет Чаплина. — Она же у тебя дома хранилась! Главбухша кивнула. Налила себе еще чаю.

— Как? — переспросил директор.

— Глупость ума, — выдавила из себя Земская. — Несусветная глупость! Я бы таких пристреливала!

— Бывает...

Стас тоже закурил. Они помолчали еще минут десять. Марта не двигалась с места.

— Может быть, пойдем поужинаем? — предложил он.

—Тебе кусок полезет в горло?

— На меня нападает жор, когда я нервничаю. И потом, не сидеть же здесь весь вечер?

Стас не знал, какие записи делала Марта в книге черной кассы, но не сомневался, что в любом случае они помогут полицейским догадаться о механизме утаивания от налоговой инспекции большой суммы денег. Самое худшее, что может произойти, так это что их придется отдать. Но это самое худшее. Что-то, возможно, удастся отстоять. Но не исключено, что Рындин, как и все остальные, берет взятки и запросит тысяч пятьдесят. Они скинутся по двадцать пять, не такая уж большая утрата, заработают, в конце концов. Не надо только отчаиваться. А вот на Марте лица нет, она очень впечатлительна.

— Давай пока не будем паниковать! Надо успокоиться, взять себя в руки и решать проблемы по мере их поступления.

3

Они все-таки поехали к Стасу. Сев на разных концах длинного стола, с жадностью набросились на еду, точно голодали до этого целую неделю, и минут десять молча ели, выуживая самое вкусненькое, позвякивая вилками, соусницами да изредка поднимая головы и поглядывая друг на друга, улыбаясь тихо и грустно, ибо радоваться было нечему.

Когда прошел первый приступ голода, Марта откинулась на спинку стула и не без ехидства изрекла:

— Пир во время чумы!

Стас не ответил. Он еще продолжал жевать.

— А это что за рыба? — кивнув на одно из блюд, спросила Марта.

— Форель.

— Народ голодает, а мы тут устроили...

— Мы продаем автозапчасти для иномарок. А на иномарках у нас ездят богатенькие. Значит, мы обираем богачей, — не задумываясь, ответил Ровенский.

— А те обирают народ! — добавила Марта.

— Вот так зародились первые социалисты и произошла революция. Мы придем к тому же. Сделать всех богатыми невозможно. Лентяя не сделаешь богатым, безрукого не научишь ремеслу. — Стас поглощал оливки с анчоусами. — Страшный и порочный круг. Есть народы, которые привыкли работать. Они могут пить, бабничать, но при этом вкалывают, как волы. А других из-под палки не заставишь... Кстати, на второе — молочный поросенок с гречневой кашей, он стоит в духовке, чуть подпекается.

— Не могли налоговые полицейские сами с бухты-барахты начать эту акцию против нас! — не выдержав, вернулась к больной теме Марта.

— Они явно подготовились и знали, что им нужно искать, — согласился Ровенский.

Во время обыска Земская старалась не смотреть на полицейских, и ей показалось, что они наткнулись на красную тетрадь случайно.

— Ты считаешь, что они знали, где она находилась?

— Я бы так не сказал, — подумав, проговорил он. — Хотя что-то странное в этом есть. Лично я бы никогда не предположил, что за ним что-то спрятано. Впрочем, я его не разглядывал. Может быть, в нем действительно было что-то не так? Но ведь они же не наркотики искали, чего лазить по стенам? И вообще они ничего не искали. Так, потыкались в разные места, а большей частью ходили кругами, точно ждали сигнала...

— Чтобы вытащить книгу черной кассы, — продолжила Марта.

— Возможно.

— Забавная мысль. — Она достала зубочистку и стала ковыряться в зубах.

— Тогда что же получается: навел тот, кто знал, где она находится?— Ровенский подняла глаза на Марту.

— Ты хочешь сказать, что это я? — усмехнулась она.

— Знаешь, как говорят мудрые сыщики: под подозрением все.

— Ну да, я настучала на себя, чтобы сесть в тюрьму с конфискацией! Замечательно! Лучше не придумаешь! — Марта уже начинала злиться.

— Ты теряешь чувство юмора, а значит, ты не права! — сказал Стас.

— Я теряю последние мозги в такой идиотской ситуации, поскольку и без того нахожусь в положении той самой унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла! А ты мне предлагаешь поюморить! Хорошенькое занятие!

— Ладно, успокойся!

Ровенский поднялся, наполнил ее бокал сухим красным вином, плеснул себе виски.

— За тебя, единственную и неповторимую!

Они чокнулись, выпили. Стас отправился на кухню и вскоре вернулся с большим блюдом, на котором картинно лежал покрытый золотистой корочкой поросенок, набитый кашей.

— Вообще-то самому почетному гостю полагается голова... — взяв нож и вилку, нерешительно проговорил хозяин.

— Нет, голову не надо, я тебя умоляю! — поморщившись, воспротивилась Марта. — Отрежь мне один маленький кусочек, я уже наелась.

Стас вырезал ей срединную часть, положил дымящейся каши. Марта замахала руками, возражая против гречки.

— Без каши нельзя! Бери хрен, горчицу и ешь, пока горячий! А я люблю у поросенка задницу!

Они снова навалились на еду и молча ели с аппетитом, причмокивая, выпучивая глаза от едкого хрена. Земская пользовалась ножом и вилкой, хозяин же ел руками, и у него это получилось лучше. Мясо поросенка таяло во рту. Марта впервые ела молочного поросенка и с удовольствием грызла даже хрящики. Насытившись, оба отвалились от стола и шумно задышали.

— Я объелась, — сообщила Марта.

— Я тоже, — сказал Ровенский.

— Это какое-то сумасшествие! У нас у обоих крыша поехала, тебе не кажется?

— Что ж, не самый худший способ сойти с ума. Люди во все века любили вкусно поесть и получали наслаждение от пищи.

Мягко загудел телефон. Стас вздрогнул, но не сдвинулся с места.

— Подойди, — сказала Марта.

Стас поднялся, снял трубку. Несколько секунд он молчал, словно и на другом конце никто не говорил.

— Хорошо, — после долгой паузы неохотно процедил он, — но только не сегодня... Ни почему. Я сказал, и все!

Последняя фраза была произнесена жестко и властно. Стас вернулся к столу, постарался сделать вид, словно ничего не случилось.

— Слушай, у меня есть лимонный сок, хочешь принесу? — с улыбкой предложил он.

— Это Рита? — спросила Марта.

Ее лицо превратилось в бесстрастную холодную маску. Так происходило всегда, когда она злилась или с чем-то была в корне не согласна.

— Да, — Ровенский мгновенно помрачнел. — Она продолжает звонить мне, расспрашивать о моих делах, я иногда отвечаю: она хочет защищать диссертацию и ей нужен живой материал. Мы теперь просто друзья, и больше ничего нас не связывает.

Марте захотелось тотчас уйти. Она сама не понимала, что это с ней. Не ревность, нет, она не могла его ревновать, потому что не любила, но почему-то и простить не могла этой тайной связи с Ритой. Словно Марта со Стасом были страстными любовниками, а Рита выступала в роли разлучницы.

Но с другой стороны, и ехать домой плохо. Она знала, что, оставшись одна, всю ночь промается раздумывая над тем, что случилось. Мысль очутиться на нарах, отправиться на зону приводила ее в содрогание. Люди везде, конечно, живут, даже там, но лучше не пробовать этого счастья. Но страшнее было даже другое: рухнут все ее мечты о той жизни, о какой она мечтала. Пусть не стала она министром, зато стала богатой. Она многое могла себе позволить: и сделать подтяжку, и купить машину, и поехать куда захочется.

И вдруг всего этого лишиться! После зоны ей уже не подняться. Кому нужна старуха, да еще с таким прошлым? Ищут молодых, со знанием языка. Ей просто повезло, что она встретила Стаса и он влюбился в нее и сделал своим партнером.

Она конечно же заслужила, но элемент счастливой случайности в этом присутствует.

— Давай я сейчас позвоню дядьке, договорюсь с ним о встрече прямо на завтра, такие вещи лучше обсуждать с глазу на глаз, мы втроем встретимся и выработаем общую стратегию. Согласна? — спросил Стас.

Марта кивнула. Стас условился со Стуковым, что утром они с Мартой подъедут к нему домой, и она немного успокоилась. Бездействие ее всегда угнетало.

Убрав со стола, она приняла душ и прошла в соседнюю комнату. Стас не настаивал, чтобы они легли в одну постель.

Марта заснула быстро, словно провалилась в пропасть, ощущая острый холодок на коже, но никаких кошмаров ей не привиделось, пробудилась уже в семь от птичьего галдежа. За окном снова была зима, снегу навалило по колено. Марта лежала, смотрела на радостный галочий переполох в снежном сквере, и ее вдруг пронзила острая жалость к себе. Она попробовала даже заплакать, но не смогла. Слез не было.

4

Дядя Саша, выслушав их грустную историю, по привычке лишь хмурился и курил, предпочитая пока отмалчиваться. Затем ушел на кухню, сварил себе и гостям кофе, вальяжно уселся в широкое кожаное кресло, прихлебывая дымящийся кофе из большой кружки, на которой был нарисован элегантный крокодил с розочкой в зубах. Дядя Саша и сам внешне чем-то напоминал крокодила: в длинном стеганом халате, высокий, усатый, с грустными большими глазами.

— Ну чего ты молчишь? — не выдержав, спросил Стас, нервно грызя ногти. — Мы к тебе за советом пришли!

— А что ты хочешь от меня услышать? Что все обойдется и я смогу за уши вас обоих вытянуть из этого дерьма, в которое вы ненароком вляпались? Так этого я говорить не буду, — сердито пробурчал ков. — Раньше надо было думать, не дети!

— Марта говорит, что это Гриневич навел на нас налоговых полицейских,— сообщил Стас.

— Ну, Гриневич или кто другой, я не знаю, а что это заказ, тут и сомневаться нечего. Значит, скоро объявится зачинщик смуты и выставит свои условия — боюсь, что денежные, — так что вас основательно потрясут. А коли эти ребятки связаны с налоговой полицией, да еще вас за такой мощный крюк подвесили, то тут ваша «крыша» не поможет и с денежками придется расстаться.

— Да черт с ними, с деньгами! — пробормотала Марта.

— Ну я бы.так не сказал. Эти мальчики не сто же| тысяч долларов с вас потребуют, а, скорее всего, миллион.

— Миллион?! — хором воскликнули Стас и Марта и несколько секунд сидели, потрясенные этим известием.

Дядя Саша усмехнулся, наблюдая за реакцией гостей.

— Ну, пятьсот тысяч баксов, Не меньше. Нужно торговаться. Чувствуется, что эта операция долго и хорошо готовилась. А кто стоит за ней — думайте сами. Может быть, и Гриневич. Тот уж точно жадноват и пощиплет вас основательно.

— Я тогда его убью! — злобно выдохнул Стас.

Александр Васильевич удивленно посмотрел на племянника, потом на Марту, словно говоря: как вы можете допускать, чтобы он порол такую чушь?!

— Однако я не склоняюсь столь сильно, как вы, Марта Сергеевна, к тому, что это Маркуша Гриневич.

Он из простой жадности не станет ввязываться в такие дорогостоящие авантюры, — допивая кофе, сказал Стуков. .

— А кто еще?! — взвился Стас. — Он сначала хотел Марту убить, ему хозяева не позволили, и тогда он решил устроить эту каверзу! Все логично.

— Возможно, я бы с тобой согласился, если б Марк действительно хотел расправиться с Мартой Сергеевной. Но я прослушал ту самую злополучную пленочку его секретного разговора с владельцами «Глобуса», и там речь шла совсем о другой особе, — весомо сказал Александр Васильевич.

— О ком же? — спросил Ровенский.

—Тебе так нужно это знать? Меньше знаешь — крепче спишь. Слышал такую поговорку?

—Слышал,— не унимался Стас.— Ну скажи, кого Гриневич замочить собирался?!

-Это между прочим секретная информация.

— Я тебе клянусь: могила! А Марта у нас вообще Зоя Космодемьянская. Ее пытать станут, она никого не выдаст. А паразит Гриневич — наш партнер. Мы же должны знать, на что способен этот агент Израиля?

— Должны!

— Стас, перестань! — укоротила его Земская. — Ну что ты пристал, как ребенок?!

— Ничего я не пристал. В конечном счете мы имеем право это знать, поскольку речь шла о твоей жизни и он сам говорил любовнице, ну, этой актрисе, что хочет тебя убить!

— Ладно, я скажу, — сдался Стуков, — но только хочу предупредить, что если вы проговоритесь, то серьезные неприятности появятся не только у вас, но и у меня, поэтому... — Он выдержал паузу. — В том разговоре шла речь об убийстве его жены.

— Его жены?! — воскликнула Марта.

— Именно. — Александр Васильевич набил трубку голландским табаком и стал ее раскуривать. Ароматный дым заполнил комнату.

— Какой запах! — восхищенно проговорила Марта.

— Он так обольщает всех женщин, — усмехнулся Стас. — Излюбленный прием. Табак называется «Амфора» и кружит головы представительницам слабого пола, а дядюшка этим пользуется.

Стуков бросил насмешливый взгляд на племянника.

— Но зачем Гриневичу понадобилось убивать жену? Можно же развестись, — заинтересовалась Марта.

— Во-первых, он бабник и, видимо, своими похождениями довел свою супругу до того, что она готова пойти в УБЭП и донести на него. Судя по его словам, она кое-каким компроматом располагает. Вот он и бросился к хозяевам.

— И что те? — спросил Стас.

— Те же не дураки, дали ему по рогам, сказали, чтобы такие вещи он улаживал сам, без всяких киллеров. Чтобы бросил баб, занялся женой и чтобы этих разговоров они от него не слышали. Так что тут совсем другая женщина и, думаю, Гриневичу пока не до вас Впрочем, вполне мог и он такую каверзу закрутить. Марк мужик шустрый и любит гадости другим устраивать, но вскоре все разъяснится. Надо подождать. Узнать, кто из следователей будет вести дело, а там уже решать, искать к нему подходы. Рындин — он оперативник, и все будет зависеть от следака, как он начнет раскручивать дело, — попыхивая трубкой, говорил Стуков. — Хотя прокололись вы капитально!

—Ты думаешь, они знали, где мы прячем кассовую книгу? — спросил Стас.

— Откуда мне знать? Могли и догадываться, а могли нечаянно наткнуться...

-Она была хорошо спрятана, — проговорила Марта.

— Тут думайте сами, — Стуков посмотрел на часы,давая понять, что их время вышло. Уходя от Стукова, Марта задала лишь один вопрос: через сколько времени ее побеспокоят? Александр Васильевич пожал плечами.

— Одному следаку три дня хватит, другому полтора месяца. Все зависит от того, какая цель поставлена. Если для грубого шантажа, то и недели достаточно, а если будут рыть серьезно, то, прежде чем делать выводы, пригласят для начала разбираться опытного специалиста...

— Какого специалиста?

— Экономиста, главбуха — кого-нибудь, кто в вашей арифметике хорошо разбирается. На это тоже необходимо время. Потом все зависит от квалификации следователя. Один с первого же раза все поймет и концы нитей свяжет, а другой будет лоб чесать да позевывать! Ну да чего про то говорить, сами все знаете. А я со своей стороны так же похлопочу, попробую узнать, что там происходит. Рындин, к сожалению, никак на контакт не идет. Хоть и поговаривали, что не святой. Следовательно, прикуплен, потому и рожу воротит. Конечно, можно и больше дать...— вздохнул Александр Васильевич.

— А вы не жалейте, больше обещайте! — твердо сказала Марта Сергеевна.

— Попробуем посулить и больше, — важно проговорил тот.

У нее ничего не клеилось. Стала считать кассу — ничего не сходилось. Три раза подряд вылезали откуда-то семь тысяч сто пятнадцать рублей. Не сошлось и на четвертый раз. Позвонила Юля, объявила, что еще болеет, врачи даже подозревают у нее гепатит. Она разговаривала с Мартой писклявым голоском и твердила одно и то же: если нужно, она выйдет и все сделает.

— Лежи, без тебя управимся! — прикрикнула на нее Марта. — Когда вылечишься, тогда и вылечишься!

— Нет, я правда могу приехать и посчитать ту же кассу, я понимаю, вам сейчас не до нее...

— Почему не до нее? — встрепенулась Марта.

— Я звонила еще утром, хотела предупредить, что продлили бюллетень, но вас не было, и я разговаривала с Алексеем, он сообщил, что вчера у нас опять были из налоговой и производили какой-то обыск...

— Да, они заходили в гости.

— Но все, надеюсь, обошлось? — спросила Юля.

— Будем надеяться. Но ты не дергайся, спокойно болей. Выздоровеешь и тогда уже выходи!

Марта положила трубку, налила себе чаю, снова ceлa пересчитывать кассу.

Стас с состраданием смотрел на своего главбуха, на пепельницу, полную окурков, на тени, внезапно появившиеся под глазами у Марты, и сухой комок вставал в горле.

— Пойдем в кино сходим! — предложил он.

— С ума сошел! У меня дел невпроворот! Я кассу не могу сосчитать, а ты про какое-то кино!

— Посчитай, и пойдем.

— Займись делом, я тебя умоляю, а то ты меня только путаешь! — рассердилась она.

Марта жила в страхе и ожидании, вздрагивала от каждого телефонного звонка, боялась взять трубку. Ей казалось, звонят из налоговой полиции, чтобы пригласить на допрос. Душа уходила в пятки. Возвращаясь домой, с тревогой заглядывала в почтовый ящик, боясь найти там судебную повестку. Но из налоговой никто не звонил и повестки не присылали.

Не было никаких вестей и от Стукова. Он просил помочь своих старых друзей из ФСБ, и те искали знакомых приятелей среди налоговых полицейских, которые могли бы что-то разузнать о затевающемся новом деле.

В эти напряженные до крайности дни неожиданно позвонила Кустова.

— Я освободилась и теперь готова заняться вами! — после сердечного приветствия ласково проговорила она. — Я даже придумала одну необычную конфигурацию, которая сделает вас еще неотразимее! Мне так нравится ваше лицо, что не терпится побыстрее сделать из вас писаную красотку!

Елена Леонидовна говорила столь искренне и с таким увлечением, что Марта не смогла ей ответить отказом, как собиралась. Лишь безумец отважился бы в такие дни обновлять свое лицо и транжирить деньги, которые могли понадобиться на подкуп следователя или прямых заказчиков этой полицейской акции.

— Тогда, может быть, прямо со следующей недельки? — предложила Кустова.

— Да, это прекрасно! Рада была вас слышать.

— Взаимно! До встречи!

Марта вытащила деньги, лежавшие под матрасом и под кроватью в большом бумажном мешке, аккуратно пересчитала — сто девяносто шесть тысяч долларов. Затем позвонила сыну, он приехал к ней на грязной проржавевшей «ауди» и перевез баксы к себе, на тот случай, если к ней вдруг нагрянут с обыском. Так посоветовал Александр Васильевич. Особо ценных вещей в доме не было, кроме того, половина всего имущества принадлежала мужу. Марта не стала мелочиться и отправлять к сыну печь-СВЧ, пылесос, новенькую стиральную машину, компьютер и прочую бытовую технику.

«Черт с ней, пусть забирают, если так уж случится!» — решила Земская.

На самом деле она просто не верила, что до всего этого дойдет, а потому и не хотела искушать судьбу.

Марта не посвящала сына в тайны своего бизнеса, но, переправив к нему деньги, вкратце обрисовала сложившуюся на сегодняшний день ситуацию. Костя, хорошо знавший, как непредсказуемо действуют законы в этой стране, лишь сочувственно вздохнул:

— Может, удастся отмазаться?

Она пожала плечами.

— Если не получится, будешь отправлять посылки на зону, — мрачно пошутила она.

— Перестань! — оборвал он мать.

Косте Земскому исполнилось двадцать пять, он перепробовал массу профессий за эти годы и в последнее время занялся ремонтом иномарок. Лучшего механика в Москве трудно было сыскать, телефон обрывался, и за срочный выезд предлагали и триста, и четыреста баксов, но Костя знал себе цену и никогда не спешил сразу ответить согласием.

— За прошлый месяц, не особо напрягаясь, двадцать штук заработал, — сказал он. Марта даже не подозревала о такой бешеной популярности сына и его фантастических заработках.

— А чего на ржавой «ауди» гоняешь? — удивилась она.

— Во-первых, ржавчина накладная, американская, это такие наклеечки, которые почти не отличишь от настоящей, чтобы придурки не угнали. Движок же там стоит что надо, двести шестьдесят — двести восемьдесят без особых усилий выдает на трассе. Найди лучше.

Костя дару лет отбатрачил на двух крупных автосервисах, приобрел знакомства в мире автомобилистов, посыпались заказы. Сегодня механики, обслуживавшие такие крупные автоцентры, как «Вольво» и «Мерседес», сами уже рекомендовали своим клиентам услуги Кости, который был способен не только разобраться в причинах той или иной поломки, но и быстро устранить ее, самостоятельно выточить ту или иную деталь. Одним словом, он был отличным диагностом и автослесарем одновременно.

Костя давно сам зарабатывал себе на жизнь, успевая кое-что и откладывать. Однако такую прорву денег он в руках еще не держал.

— А я уж было возгордился и подумал, что смогу скоро предложить тебе уйти на пенсию и без хлопот содержать тебя, но вижу, что ты и сама времени не теряла. Пива хочешь?

— Нет, лучше чаю. А тебе советую поменьше болтать о деньгах, — строго заметила она.

— Это я понимаю, — усмехнулся сын. — В наше время могут прихлопнуть и за сотню баксов. Ты считаешь, что все так серьезно с обвинениями против тебя?

— Похоже, что так.

— С такими деньгами я бы ничего не боялся!

— Иногда деньги ничего не значат. Как говорят, среди сотни рыжих бывает и один брюнет, вдруг этим брюнетом окажется следователь, который будет вести мое дело. И что тогда?

— Нанять лучшего адвоката.

— Наймем и адвоката конечно же! Но это только в кино герой, помытарствовав, выходит сухим из воды. А в жизни все происходит совсем не так.

— Первый раз вижу тебя смирившейся, — с грустью отметил Костя.

— Я не смирилась, я только готовлю себя к наихудшему, но буду до конца бороться.

—Виталик знает?

Марта отрицательно покачала головой.

— Все произошло после его отъезда, — сказала она.

— Все, больше не буду! — Она вытерла слезы, высморкалась. — Последние дни живу в каком-то диком напряжении. Держусь из последних сил... А что, разве я раньше не плакала? — удивилась главбухша.

И, усмехнувшись, добавила: — Он всегда шутил: если тебя посадят, то я тебе буду отправлять посылки на зону. И вот его пророчество, кажется, сбывается.

— Перестань!

Сын сжал ее руку, и Марта, не выдержав, обняла его, прижала к себе и расплакалась.

— Мам, ну что! Ну не надо! — приговаривал Костя, поглаживая ее по спине. Смахнул слезинки со щек. — Ты же никогда не плачешь!

—Может быть, и плакала, но при мне — никогда. Не помню такого. Я тебя видел только сильной и решительной. Мои школьные друзья прозвали тебя буревестником.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что буревестник всегда ищет бури, а не покоя. И поэтому, как только начиналась спокойная жизнь в семье, ты чахла, увядала и тебе хотелось взорвать это семейное болото. Разве не так?

— Нет, не так, сыночка...

— А как?

— Видишь ли, твой отец уже после четырех лет жизни со мной забыл, что рядом с ним живет красивая женщина, и Валерьян Адамович лишь ловко этим воспользовался. У меня закружилась голова от похвал, комплиментов, подарков, мужского внимания, но брак с ним оказался неудачен, как ты понимаешь. Что же касается Виталика... — Она вдруг осеклась, только сейчас поняв, что, в сущности, его почти не замечала.

А может быть, в том и состоит вообще преимущество браков?

Вскипел чайник. Костя налил ей чаю, достал варенье и шоколад.

— Оставайся у меня ночевать, завтра я тебя на работу отвезу! — предложил он, и она согласилась, хоть и не любила спать в чужих постелях.

Ей вдруг приснился родной городок, где по сию пору жили родители, школа, в которой она училась, подружки и старый пруд, который осенью сплошь засыпало листвой. И все было такое знакомое, милое, что она снова всплакнула во сне и сразу же проснулась от этих горячих слез, обжигающих щеки. Посмотрела на часы: без десяти пять утра.

За окном только закипал предутренний сумрак. Марта набросила одеяло на плечи, прошла в соседнюю комнату, где, раскинувшись на широкой тахте, безмятежно спал сын, укрыла его заголившуюся грудь, тихонько присела рядом. И вновь щемящее чувство горечи разлилось в ее душе, словно она прощалась и с сыном, которого долго уже не увидит, и с его домом, каковой сама вместе с Костей заботливо создавала: клеила обои, красила двери, покупала мебель и ковры. Марта по-прежнему испытывала вину перед сыном за то, что лишила его родного отца. А Олег из всех ее троих мужей оказался не самым худшим, а может быть, единственным, за кого бы стоило держаться.

Слеза скаталась по ее лицу.

Генерал Стуков позвонил к концу третьего дня и попросил Марту со Стасом заехать к нему, ибо не захотел разговаривать о таких деликатных вещах по телефону.

Они приехали к Александру Васильевичу ровно в шесть вечера. Тот провел их в кабинет, усадил в кресла перед небольшим журнальным столиком, где на подносе уже стояла бутылка трехзвездочного армянскского коньяка, рюмки, орешки, шоколад и кофе.

— Анестезия перед важными сообщениями, кивнув на коньяк, усмехнулся Стас.

Он протянул дядьке две бутылки «Джонни Уокер» , тоник, фисташки и палку сухой колбасы.

— Это от нашего садика вашему. Ну выкладывай, дядя Саша! Уж лучше сразу!

— Садитесь, ребята, и не дергайтесь, ибо особых новостей нет, а те, что удалось получить, пока погоды не делают. Что же касается коньяка и прочего, так это мне просто захотелось выпить. Один я не пью, a с вами за компанию согрешу с удовольствием. Опять же под предлогом секретных переговоров я освободился от надзора жены, и это стоит отметить. По-моему, весьма разумные аргументы, — потирая руки, радостно сообщил он.

— Еще бы! — поддержал Стас.

— Ну ладно, я что-то разговорился не в меру. — Александр Васильевич открыл коньяк, наполнил рюмки. — Ну что же, братцы, дай бог, все утрясется!

В голосе Стукова прозвучали столь обнадеживающие нотки, что Марта даже махнула половинку рюмки, отчего у нее глаза полезли на лоб, столь крепким оказался напиток.

— Но что все же удалось узнатъ-то? — нетерпеливо спросил Ровенский.

— Да немногое. Дело принял следователь Бобров Валентин Петрович. Он работал раньше в районной прокуратуре, есть опыт, но никто его не знает. Темная лошадка, а потому и подобраться к нему будет непросто. Неизвестно, берет, не берет, насколько управляем, податлив ли к просьбам... Ну что еще? Контроля свыше за делом нет...

- Что это значит? -не понял Стас.

— Ну, есть дела, которые по тем или иным причинам начальство держит под контролем, уделяет им особое внимание, что конечно же затруднило бы влияние на Боброва со стороны. Мои ребята попробовали напрямую с ним поговорить, как говорится, внаглую, но тот на контакт не пошел. Осторожный. Мои то же самое сказали: заказное дело. Но чье, чье? Мне даже самому стало интересно. Кто-то тонко работает. Чувствуется опытная рука. Нашел же такого тихушника, которого никто не знает!

—И что делать? — воскликнул Ровенский.

— Ничего.

— Как — ничего?

— Искать и ждать ответных действий. Пока же никакого обвинения не выдвинуто. А может быть,ничего и не будет, кроме угроз. Я ведь не знаю, что было в этой вашей черной книге и как эти записи могут быть использованы против вac. — Он снова наполнил рюмки коньяком, взял свою и стал медленно потягивать, смакуя каждый глоток. — Впрочем, я не собираюсь всерьез в это влезать. Мое дело найти ходы к Боброву. А потому информирую: пока сделать этого не удалось. Вот весь итог.

-И что дальше? — спросил Стас.

— Что дальше? Будем работать. И тут у нас есть свои секреты, которые я не намерен выдавать даже тебе, моему племянничку. Посмотрим, что это за крепкий орешек, наш Бобров, посмотрим... Не робейте, ребята!

5

Ни Рындин, никто из полицейских больше не появлялся, точно о них забыли.

Марта начала успокаиваться, на время позабыв о том, что идет расследование, повеселела и даже огорчилась, узнав, что Елена Леонидовна неожиданно загрипповала и перенесла операцию еще на неделю.

— Я уже настроилась, разгребла все рабочие дела чтобы освободить недельку, и вдруг... — расстроенно проговорила Марта, позвонив Кустовой домой и услышав ее простуженный голос.

— Хотите я передам вас своей приятельнице?

— Нет-нет, только вы, Лялечка! Есть кому о вас позаботиться во время болезни? Хотите я заеду, куплю еды и что-нибудь приготовлю? — предложила Земская.

— Спасибо. Стоило мне заболеть, как сразу же объявился цербер, который и в эти минуты сидит рядом и держит меня за руку. Правда, обеды его источают ароматы «Арагви», но во всем остальном он необычайно старателен! — рассмеялась Елена Леонидовна.

Что ж, верю, что под такой неусыпной опекой вы снова поправитесь! Я позвоню в конце недели. Выздоравливайте!

От Стукова снова не поступало никаких новостей и это единственное, что тревожило Марту.

— Давай назначим твоему дяде определенную сумму, ну, скажем, тысяч сорок долларов, чтоб он понимал, что мы его наняли и его работа оплачивается. Кому охота ишачить просто так! — приставала она к Ровенскому.

Он морщился и шумно вздыхал.

— Это же мой родной дядька. Я в самом начале ему предложил пятьдесят штук, чтоб он замял это дело. Он обиделся. Ты хочешь, чтоб он обиделся во второй раз?

— У меня такое ощущение, что он, ну как бы тебе сказать, что-то делает по обязанности, но не торопясь, спокойно... — Марта не договорила.

— Я так не думаю. Он делает все, что в его силах, и даже больше. Тут же деликатная работа. Не придешь к тому же Боброву, не скажешь: сколько возьмешь? Он тебя пошлет, и все.

— Время идет.

Они приняли еще одну партию автозапчастей, которую Стас разбросал по подмосковным автосервисам.

Юля вышла на работу, и в пятницу Марта отправила ее проплачивать груз, присланный Вальтером, занялась проверкой вчерашней кассы. Примчался Стас, привез акты купли-продажи, товарные накладные и наличку от фирм. Все эти документы надо было приводить в порядок, и Марта, покончив с кассой, принялась за них.

Зазвонил телефон, Земская деловито схватила трубку:

— «Сириус».

— Марта Сергеевна? — послышался тихий вкрадчивый голос.

— Да, я слушаю!

— Вас беспокоит Бобров Валентин Петрович, следователь Главного управления Московской налоговой полиции. Мне бы хотелось с вами побеседовать. Как это можно сделать?

— Вы приглашаете меня на допрос? — тотчас насторожилась Земская, и ее мгновенно прохватил озноб.

— Хотите, чтоб вас вызвали по повестке? — сухо уточнил Бобров.

— Ну почему, я могу и так прийти.

— Да, было бы лучше...

— А когда я должна быть?

— Сегодня в два вас устроит?

Марта посмотрела на часы: без пятнадцати двенадцать.

— Да, конечно.

— Тогда записывайте адрес!

Стаса в кабинете не было. Земская выбежала в салон.

— А где Станислав Эдуардович? — спросила она у Леши.

Алексей уговаривал усатого клиента, объясняя, для чего необходима накладка переднего бампера. На вопрос главного бухгалтера он лишь пожал плечами.

— Леша, я тебя спрашиваю, где он?! — рассердилась Марта.

— Да он вышел куда-то на улицу!

— На машине отъехал, — уточнил Коля.

— Куда?!

Продавцы не знали.

Обычно Стас всегда сообщал, куда уезжает, и прежде всего своему главбуху: работа того требовала. Но сегодня даже не заметила, когда он успел выскочить. Скорее всего, он отправился в ближайшую пиццерию, где покупал большую шаньгу с сыром и грибами, иначе бы кого-нибудь предупредил.

Время еще оставалось, и Земская вернулась в кабинет, набрала номер Стукова. Ей нужно спросить у него, как себя вести, на какие вопросы отвечать, на какие нет, почему Бобров не вызвал ее повесткой и что означает такое приглашение на беседу, будут ли ее ответы считаться официальными, стоит ли подписывать протокол, если его будут вести. И еще десятки других важных вопросов, которые могли бы ей помочь.

К телефону подошла жена, стала выспрашивать, кто звонит, Марту это взвело.

— Из Министерства юстиции, срочно!

— Слушай, ты, министерша! Если еще раз позвонишь, я узнаю откуда, приеду и выцарапаю тебе глаза! Ты все поняла?

— Вот сучка! — выругалась Марта и бросила трубку. Она не знала, что отставной генерал еще и бабник.

Интересно, он сейчас дома? Земская позвала Лешу, попросила его набрать номер Стукова и пригласить его к телефону.

— А если спросят кто?

— Скажи, из магазина «Автозапчасти».

Однако было занято. Прошло минут двадцать,прежде чем Алексей дозвонился. — Але! Александра Васильевича можно? -Но не успел он произнести эти слова, как тут же недоуменно взглянул на Марту Сергеевну.

— Что такое? — встревожилась она.

— Швырнули трубку. Неудачными оказались и вторая, и третья попытка.

—Ладно, иди в салон! Спасибо! — проговорила Земская, еле сдерживая гнев. Она и сама не знала, на кого злилась: то ли на бывшего генерала, то ли на гендиректора, уехавшего неизвестно куда в тот самый момент, когда ей потребовалась его помощь. — Может, еще попробовать? — предложил Леша.

— Не надо,иди!

Часы показывали половину первого. Ровенский не возвращался.

Марта закурила, прислушиваясь к различным шумам, доносящимся из салона, и вздрагивала каждый раз, когда хлопала дверь. Прошло еще полчаса. Земская поднялась, оделась и поехала. Никому в магазине она намеренно не сказала куда. До последней секунды она надеялась, что Стас появится. Она честила его последними словами, не понимая, куда он мог запропаститься, да еще в такой момент. Но Ровенский как в воду канул, Марта прибыла в Главное управление на десять минут раньше, нашла нужный кабинет, присела на стул. Из-за двери доносился приглушенный голо; видимо следователь говорил по телефону. Ещё можно было встать и уйти. И возможно, Стуков посоветовал бы ей никуда сегодня не ходить, а потребовать повестку и явиться на допрос с адвокатом, который бы руководил ею при ответах. А так этот Бобров облапошит ее и подведет под монастырь.

Марта сделала несколько шагов к выходу, но точно запнулась, не в ее характере было удирать с поля битвы. Она вернулась, снова опустилась на стул. Еще оставалось две минуты. Ей вдруг вспомнились утренние часы с сыном, когда она, посидев на краешке его постели, приготовила Костику овсянку, яичницу с мясом, заварила кофе, потом разбудила его, они вместе позавтракали, и сын повез ее на работу.

— Слушай, мам, пока Виталика нет, переезжай ко мне, поживем вместе, что скажешь? — Марта, улыбаясь, посмотрела на него. — Давно я такую вкусную кашу не ел!

— А сейчас продают растворимую овсянку; Заливаешь кипятком, и она готова. Я тебе куплю.

— Иными словами, ты переезжать не хочешь?

— Я тебе не хочу мешать, твоей личной жизни.

— А ее пока нет.

— Почему?

— Только что разошлись, как в море корабли. Надо отдохнуть немного. Как говорил Хемингуэй: мужчины без женщин. Есть такой период в жизни каждого холостяка. В том числе и молодого.

Марта хотела напомнить о внуках, но промолчала. Если ее посадят, то какая из нее бабушка.

— Вы ко мне?

Бобров выглянул из кабинета и внимательно смотрел на нее.

—Я—Земская.

— Заходите! Я вас давно поджидаю. Надо было просто постучать.

Марта вошла в кабинет, взглянула на часы: двенадцать минут третьего.

— Раздевайтесь, у нас здесь тепло. Вот вешалка, присаживайтесь на стульчик! — заботливо говорил следователь.

Он подождал, пока Марта снимет пальто, разглядывая ее внимательно, даже как-то по-доброму.

— Диктофона и других записывающих устройств с собой нет? — спросил Бобров, когда Марта расположилась на предложенном стуле.

Главбухша покачала головой.

—Нет,если они есть,в сумочке или еще где-то, можете вытащить и смело записывать наш разговор. А то у меня был один подследственный. Спрятал диктофончик, тайно писал, а потом судьи не могли pазобрать ни слова. Обозлились и отвергли данный аргумент, вот ведь как бывает... Там, правда, ничего существенного и не было, так, небольшие разночтения в ответах, да и то по форме, а не по сути.

- Мне пока набирать компромат на вас ни к чему, — смело заявила Марта.

— Вон как?! Ну хорошо, допустим. Вы, наверное, уже поняли, что я и есть тот самый несгибаемый упрямец Валентин Петрович Бобров, которого вы, Марта Сергеевна, пытаетесь всеми силами согнуть в бараний рог? — с ехидцей высказался он. — Верно глаголю?

— Я не понимаю...

— Да ну? — удивился Бобров. — Странно!

— Что тут странного?!

— Как — что странного?! Вот уже пять моих сослуживцев, начиная от генерала и кончая старлеем, уговаривают меня под разными предлогами закрыть это дело, хотят разузнать, откуда оно появилось, и намекают на хорошее вознаграждение. Такой вот необычайный интерес. Все управление скоро будет ходить и смотреть на меня, как на чудо-полицейского, который не берет взяток! И вы хотите сказать, что не приложили к этому своих нежных ручек?! Никого не npoсили помочь вам?

Марта не ответила. Только теперь она поняла, почему молчал Стуков. Он предпринимал героические усилия, дабы похерить это дело, но у него ничего не получалось. Бобров и впрямь оказался тем самым единственным брюнетом среди сотни рыжих.

— Хорошо, не будем об этом. Давайте лучше перейдем к делу! Вас наверняка инструктировали сотни дорогих адвокатов, научили, как говорить, что отвечать, верно ведь?

— Я еще не обращалась ни к одному адвокату, — сказала Марта.

— Но ведь кто-то за вас уже хлопочет?

— Кто-то хлопочет, — кивнула она. — Как хлопотали бы за вас или за ваших родственников, окажись они в беде. Или вы отвернулись бы от такой родни?

— Все правильно, но передайте вашим заступникам, пусть больше не тратят силы, а вы — деньги! Все это бесполезно и настраивает только против вас. A зачем нам с вами с первых же минут становиться врагами? Неразумно, верно?

Марта снова кивнула.

— Ладно, давайте поговорим о деле. Я пригласил вас на беседу, и на то есть причина. Но сначала о вашей книге черной кассы. Она весьма красноречива. Вы пунктуальный, скрупулезный человек и вели ее отменно, подробно записывая, как распределялась прибыль, какие взятки и кому вы давали. Мне, конечно, пришлось посидеть пару вечеров, помараковать, но все же вычислил, как вы это делали!

Бобров открыл ящик стола, достал листок и протянул его Марте. На нем была воспроизведена схема липовых фирм, через которые проходили автозапчасти, прежде чем попадали в «Сириус». Бобров даже раскопал названия этих обществ с ограниченной ответственностью. Марту бросило в жар. Теперь нетрудно будет и дальше раскопать всю цепочку, найти кого-то, кто видел Земскую, получал из ее рук зарплату, а дальше уже не составит труда доказать и ее вину.

— Как видите, все несложно... — Бобров вытащил пачку «Явы» в мягкой упаковке. — Вы курите?

— Да. Можно закурить? — попросила разрешения Марта.

— Конечно, конечно.

Земская вытащила «R-1».

— Как видите, по вашим записям удалось восстановить принципиальную схему вашей работы, а дальше мне сравнительно легко будет и собрать доказательства. Укрывательство от налогов очень больших сумм, создание преступного вида деятельности — все это повлечет за собой и серьезное наказание. Много| не дадут, учитывая, что у вас это первая судимость, да и ловкость адвокатов выручит, но три — пять лет с конфискацией я вам обещаю. У вас, я вижу, смешные зарплаты: двести, четыреста рублей, — а людей ездят на работу на своих машинах, хорошо одеваются. Этот реестр заработной платы — открытое издевательство над налоговой инспекцией, и мы уж добьемся, поверьте, чтобы вы попали на зону, чего бы нам это ни стоило! — Бобров помолчал, уткнувшись в свои бумаги, потом вдруг улыбнулся: — А там вас научат любить волю. Когда вы выйдете из тюрьмы, вам стукнет пятьдесят, на работу по специальности не возьмут ! И куда? В вахтеры, уборщицы, посудомойки? Перспектива незавидная!.. — Валентин Петрович затянулся, выпуская струю дыма и глядя на Марту.

Она вдруг сообразила, что в кассовой книге названий подставных фирм не было, а расходы на их содержание обозначались условной аббревиатурой «ГЧК», что означало «гречка». Гречка, рассыпуха, этим словом они со Стасом обозначали липовые компании. Кроме них, этого никто не знал, и догадаться не мог. Но откуда тогда он раскопал названия фирм? Как, впрочем, и саму тетрадь.

И тут Земская вспомнила, что, когда она прятала кассовую книгу, в кабинет вошла Юля. Девочка видела портрет Чаплина, лежавший на столе у Марты и красную тетрадку. Связать все воедино было уже несложно. К тому же помощница слышала и названия подставных фирм, хоть главбухша ее к ним и не подпускала. Неужели Юля их продала?

«Боже, какой ужас! — прошептала про себя Марта. — А ведь у нее был мотив! Она положила глаз на директора, но я ей перешла дорогу. То же самое и с Вальтером. Неужели Юля?!»

— Конечно, придется повозиться, — продолжал Бобров, наблюдая за Мартой, — но такой наш хлеб, легких дел не бывает! По этому же делу пойдет Ровенский, а двое — это уже сговор, преступная группа, а значит, срок больше. Но я, как видите, сознательно его не упоминаю. Он легко уйдет от наказания, адвокаты постараются, да и маменька его нажмет кое на кого в Белом доме. Так что и судьи все мои обвинения похерят, я уже чую. У вас же таких связей нет, да и кого-то посадить ведь надо. Вот вы и станете козлом отпущения! Я специально излагаю весь расклад, чтобы вы поняли: нет смысла для вас играть в молчанку и затягивать ход следствия.

— Почему?

— А вот почему! — Следователь передал ей специальное постановление, подписанное прокурором, о взятии ее под стражу. На бланке стояло сегодняшнее число.

У Марты все поплыло перед глазами. Лишь представив себе, как ее под конвоем отправляют в следственный изолятор, где она будет месяцами ждать суда в переполненной камере, Земская чуть не упала в обморок.

Бобров сразу же это почувствовал.

— Вам плохо? Может быть, воды?

— Да, воды, пожалуйста...

Следователь поднялся, достал стакан из шкафа, протер его носовым платком, налил воды из графина. Вода была из-под крана, с горьковатым привкусом ржавчины. Но Марта выпила все и снова закурила.

Валентин Петрович открыл форточку. Вернулся на место.

— Да, вы правильно догадались, я имею право прямо сейчас взять вас под стражу. Это в интересах следствия и не противоречит закону. А у нас сидят и по году, и по два. Суды не успевают разбирать дела. А ваше могут послать и на доследование.

«Я имею право прямо сейчас взять вас под стражу... Имею право, но им не воспользуюсь» — так нужно понимать его слова. Но тогда Бобров должен выставить условия. Однако он о них пока умалчивал.

Зашла молоденькая девица, положила перед следователем какие-то бумаги и, не сказав ни слова, удалилась. Валентин Петрович пробежал их глазами и сунул в папку, лежавшую на краю стола.

— Как видите, сегодня я не заставляю вас признаваться в совершенных преступлениях. Я знаю, что вы в них повинны. Пройдет еще год-два, и никто из ваших коллег такими вещами заниматься не будет.

Мы создадим общество законопослушных граждан. Налоги будут платить все без исключения. Я в это верю. И моя вера основана на убеждении, что таких людей, как я, немало. Есть и подлые взяточники, не скрою. Но таких, как я, больше! — с гордостью проговорил Бобров. — И вот такие люди, как мы, и построят новую Россию! Мне совершенно наплевать, кто придет к власти: коммунисты или демократы. Я служу России, Отечеству, только и всего. И не сомневаюсь, что скоро люди будут гордиться своей честностью и неподкупностью, как сегодня это делаю я!

Марта не решалась вступать в диалог со следователем, боясь его разозлить. Ведь ему ничего не стоило нажать кнопку, вызвать охрану и приказать ее увести. От одной этой жуткой мысли ее бросало то в холод, то в жар.

Бобров прав: когда клюнет жареный петух, а он уже клюнул, то все разговоры о любви отпадут сами собой. Ровенский от всего отречется, адвокаты ero вытянут, мама расстарается, и он в число обвиняемых не попадет. Все сойдется на ней, и три года заключения превратят ее в старуху. А какой удар это будет для родителей?! Все от нее отвернутся. Жизнь закончится. Собственно, уже и заканчивается сейчас, вот в эти ж минуты, под разглагольствования невзрачного человечка в сером костюме, с худощавым лицом, большой бородавкой на правой щеке, невыразительными блеклыми глазами и косой челочкой, спадающей на узкий морщинистый лоб. Встретив его на улице, пройдешь и не заметишь, настолько он бесцветен. Но именно от него зависит ее судьба. Судя по всему, эта беседа — лихой тактический маневр. Скорее всего, Бобров хочет провести так называемую психологическую об работку. Выложить все карты и предложить: либо полное признание и тогда ареста не будет, либо изнурительное следствие с предварительным содержанием в СИЗО. Марта поняла, что вот-вот от нее потребуют ответа. А признание — это приговор и зона. Но и непризнание — та же тюрьма. И второй вариант, может быть, еще хуже. Надо срочно думать, ломать голову, искать ответ.

Нет, сегодня ей нельзя в тюрьму. Нужно хотя бы психологически подготовиться. Попрощаться с сыном, найти адвоката, доделать дела, еще раз вкусно поесть, полакомиться мороженым. Только не сегодня!

— Ну что же, Марта Сергеевна, думаю, вы уже догадались, что я пригласил вас, чтобы объявить те условия, на которых вы можете быть выпущены, а дело прекращено. В начале разговора мы упоминали о хлопочущих родственниках. В свое время против моего отца ополчился первый секретарь райкома КПСС. Дело казалось безнадежным, тогда партия диктовала всем и вся, отцу грозило шесть лет, мать отчаянно болела и явно не пережила бы все это. Мы остались бы сиротами, а дальше — детский дом. Я ходил только в пятый класс, и кто знает, как бы сложилась моя судьба. Скорее всего, вкалывал бы сейчас на заводе или отсиживал свой срок. А я закончил университет, и стал, как говорится, человеком, ибо с отца были сняты все обвинения. Не буду хитрить, ваша судьба в руках того, кто выручил тогда моего отца. Вы вправе отказаться от его благодеяний и попасть под следствие или же покориться его воле, и в этом случае я закрою дело за отсутствием состава преступления, уничтожу эту красную тетрадочку.

Стуков не ошибся, подумала Марта, дело заказное. Но сколько они могут попросить? У нее двести, у сына семьдесят, тридцать даст Стас. Триста. Но это не полмиллиона. У Стаса, конечно, должны быть деньги, и он не жадный. Но надо поторговаться. Хватит и по сто штук — заказчику, Боброву и Рындину. Это приличная цена. Ну что им проку, если они подведут ее под статью? Так они получают по сто тысяч, а с ее арестом вообще ничего. Зачем же жадничать? Нет, они согласятся, должны согласиться.

— Вы конечно же вправе упрекнуть меня: еще недавно следователь Бобров разглагольствовал о честности, вере в закон, а сам тут же готов идти на подлог и прочее, — продолжал Валентин Петрович.

— Я сознаю, что поступаю незаконно. Но, узнав вашу биографию и принимая во внимание вышесказанное, я полагаю, что не совершу большого злодеяния, ибо спасу не закоренелого преступника, а заблудшую овцу. Думаю, нашего разговора и пережитых волнений будет достаточно, чтобы вы, Марта Сергеевна, в корне пересмотрели ваши трудовые и нравственные принципы и зажили бы впредь честной жизнью. Или я ошибаюсь?

Бобров пристально посмотрел на Земскую, и она покорно затрясла головой.

— Да, мне этого будет достаточно, — пробормотала она. — Даже с лихвой!

— Я так и думал. Иногда требуется лишь предупредить человека, и он сам способен измениться. — Валентин Петрович умолк, взглянул на часы, словно готовясь к решающему слову. — Ну что же, этот человек должен быть уже здесь... Сейчас, одну минуту!

Он поднялся, вышел за дверь. У Марты застучало в висках, она попыталась сосредоточиться, взять себя в руки. Можно сторговаться и за сто пятьдесят. Но если это Гриневич, то у него аппетиты такие, что и по миру пустит, Марк прекрасно знает, сколько они имеют со Стасом с каждой сделки. И уж он непременно потребует отдать ему Вальтера. Заберет все, хоть караул кричи. Как быть? Если Марта скажет слово, то от него отступаться будет нельзя, посему нужна крайняя осторожность. Опять самая тяжелая ноша досталась ей, Стас улизнул, словно заранее знал, чем закончится ее беседа с Бобровым. Наверняка знал и нарочно смылся, чтобы не присутствовать при разборках. Дядя его предупредил, это уж точно.

Вернулся следователь.

— Ну что же, — он, как Понтий Пилат, потер ладони, зябко поеживаясь, подошел к окну, закрыл форточку. — Ваш благодетель пришел, он ждет вас на крыльце. Итак, все зависит от вас: согласитесь вы на его условия, значит, я дело закрываю, могу даже красную тетрадочку вам вернуть, чтобы не было никаких недоразумений, надеюсь, вы сами ее уничтожите. Ну а нет... Уж не взыщите, ответите по всей строгости закона. Разговор у нас был приватный, ссылаться на него не советую, мелкая месть только усугубит ваше положение. Но вы человек рассудительный и подобные выходки себе не позволите. Что ж, хотелось бы сказать: прощайте, Марта Сергеевна, и впредь нам лучше встречаться в другой обстановке, за другим столом. Ну да сами решайте!

Земская попыталась встать, но ноги не удержали, и она села на место.

— Сейчас я поднимусь, — покраснев, пробормотала она.

— Видите, как вы разволновались! — сочувственно подметил Бобров, и в его глазах блеснула торжествующая улыбка. — А вы позволяете мелким подлецам типа этого Ровенского втягивать себя в преступные авантюры. Ни к чему, совсем ни к чему! Вам помочь?

— Нет-нет, спасибо, я сама!

Она поднялась, подошла к вешалке, оделась, двинулась к двери.

— Вы, кажется, сигареты забыли, — окликнул ее Валентин Петрович — Да и пропуск надо отметить, иначе не выпустят.

Марта вернулась, спрятала в сумочку сигареты. Следователь проставил время, подписал пропуск.

— Спасибо. До свидания! — сказала Земская.

— Уж лучше прощайте!

— Да-да, прощайте! — поправилась она.

Марта вышла в коридор, пропахший масляной краской, прислонилась к стене и долго стояла, приходя в себя. Ей всегда казалось, что она покрепче, повыносливее и способна одолеть любые преграды! А тут душу словно в порошок измельчили. А это всего лишь недолгий разговор — прошло не больше двух часов, — вполне безобидный, без резких интонаций, почти дружеский. На Марту не замахивались, ногами не стучали, не били, наручники не надевали. Но этот Бобров — тонкая бестия, он хорошо подготовился к такой доверительной беседе, легко отыскав слабину в ее характере: гордыню и чрезмерное самолюбие. Никто еще не загонял ее в угол, не оставляя никакого выхода.

Судя по всему, работа приносила следователю наслаждение. Валентин Петрович столь вдохновенно крутил свое веретено, опутывая Марту намеками, угрозами, предсказаниями, что она была вынуждена сдаться: Пусть и на время, если не сможет выкрутиться. Но и этого никому из мужчин еще не удавалось.

Марта двинулась по коридору, попала в холл, где сидел дежурный, отдала ему пропуск и вышла на улицу.

Моросил не то мелкий дождь, не то снег. Она огляделась: вокруг никого не было. Главбухша растерянно крутила головой, ища того, кого Бобров назвал «благодетелем», и уже хотела вернуться, как вдруг с дальней скамейки, опираясь на трость, поднялся высокий мужчина и замахал рукой. Земская сошла по ступеням, еще не различая, кто это, — на тучного Гриневича поджарый незнакомец явно не походил, — приблизилась на несколько метров и только тогда узнала Валерьяна Адамовича.

Они не виделись лет восемь. Ее некогда сановитый и вальяжный второй муж заметно сдал: ссутулился, постарел, мешки набрякли под глазами, а кожа на подбородке свисала вниз морщинистыми складками, как у бульдога. Лишь темно-зеленые глаза его по-прежнему светились, взирая на Марту нежно и преданно.

Валерьян пришел к ней на свидание отутюженный, в белой рубашке, в галстуке и в начищенных ботинках.

— Это ты? — растерянно спросила она, озираясь по сторонам в поисках истинного благодетеля, и вдруг ее точно пронзила молния: она все поняла. — Так это ты...

— Да, это я.

Он вытащил платок, вытер белую пену, возникшую в уголках губ, пожевал ртом сырой воздух. Дрожащей рукой достал валидол, сунул под язык.

Марта вспомнила. Это, было в самый первый год после свадьбы, когда муж еще работал зампредом Госплана, ездил на служебной «Волге» и был в силе. Он пришел домой хмурый и часа полтора висел на телефоне, кому-то названивая.

— Что-то случилось? — спросила она.

— Да так, помочь надо одному товарищу. Сфабриковали против него судебное дело, а там жена, двое детей. Надо вытащить бедолагу! — ответил он, садясь ужинать.

— Ты всем так помогаешь?

— Всем не поможешь, но вот с его женой в одной школе, в одном классе учились, и я был некогда даже в нее влюблен, потом изредка встречались...

— Так она твоя любовница?! — воскликнула Марта. — Теперь все понятно!

— Перестань! Первая школьная любовь, будем так это называть, никогда не забывается, да и с мужем мы давно знакомы, почему бы не помочь?

Через несколько дней приехала эта школьная любовь, привезла дорогой коньяк, шампанское, коробку конфет. Ее мужа благодаря стараниям Валерьяна освободили, и следствие было прекращено. А еще через несколько дней они приехали вместе, радостные и счастливые, но больше в их доме не появлялись, и этот эпизод забылся, изгладился из памяти. Потому, слушая Боброва, Марта никак не связала его рассказ об отце со своим вторым мужем.

— Как ты живешь? — помолчав, спросил Валерьян.

— Сам видишь, как прекрасно я живу, — холодно сказала Земская.

Он кашлянул. Они продолжали стоять на улице под дождем. Наконец бывший муж точно очнулся, поспешно раскрыл зонт, поднял над Мартой.

— Извини! Давай немного пройдемся, — предложил Валерьян Адамович.

Они медленно двинулись в сторону небольшого сквера.

— Ну давай выкладывай твои условия! — выдохнув, проговорила главбухша.

— Никаких условий, собственно, и нет. Я хочу, чтоб ты вернулась ко мне. Мы любили друг друга и жили душа в душу. У всех супружеских пар после десяти лет совместной жизни случаются кризисы. Вот и с нами это произошло. Нам обоим очень тяжело дался разрыв. Теперь мы успокоились, пожили врозь, стали умнее. Ведь и новая семья, насколько я знаю, у тебя не сложилась... — осторожно произнес он.

— Откуда у тебя эти сведения?

— Есть свои источники, — уклончиво ответил Валерьян. — Когда мужа любят, на сторону не бегают.

— Ах, вон ты о чем!

— У меня мама умерла... — Валерьян неожиданно остановился, начал хватать ртом воздух, вытащил платок. Слезы брызнули у него из глаз.

— Прими мои соболезнования!

— Спасибо. Я остался один и вдруг подумал, что теперь ничто уже не помешает нам быть вместе и снова пережить то счастье, какое когда-то подарил Господь. Это было так чудесно! — Он не выдержал и разрыдался, запищал тоненько, как мышь, закрыв лицо руками.

— Ну перестань, хватит, не надо!

— Извини, но я... — Он снова зашарил по карманам, ища платок. Марта подсунула ему свой. — Мы должны быть вместе, я это чувствую!

— Сколько было маме?

— Девяносто восемь.

— Она долго прожила.

— И почти не болела! — Он высморкался, отер рукой лицо. Несколько минут бывшие супруги шли молча. Рядом с небольшим кафе они остановились.

— Может быть, зайдем, я не хочу разговаривать на ходу, — предложил Валерьян Адамович.

Они вошли в полупустое кафе, где из десяти столиков было занято всего лишь два, и расположились неподалеку от входа. Подбежал резвый официант.

— Ты что выпьешь? Кофе, чай? — предложил Валерьян.

— У вас коньяк есть? — спросила Марта.

— Да, конечно! Вот меню!

Марта нашла карту крепких напитков. После такого стресса ей надо было выпить.

— Ты будешь? — она посмотрела на Валерьяна.

— Нет, я чай.

— Чая, к сожалению, нет, но есть сок в ассортименте, — сообщил официант.

— Два стакана апельсинового сока, сто граммов «Метаксы» и шоколадку, — попросила Марта.

— Но я... — На лице Валерьяна промелькнула растерянность, он знал, сколько стоит коньяк в подобных заведениях, но Земская его успокоила:

— Я заплачу.

«Благодетель» возражать не стал.

— Так, может быть, ты все-таки выпьешь? — предложила Марта.

— Да, я бы выпил.

— Принесите еще сто граммов.

Официант убежал.

— Ты давно задумал эту операцию? — спросила она.

— Какую? — встрепенулся Валерьян Адамович.

— Как — какую? — усмехнулась Земская. — Натравить на меня налоговую полицию, воспользовавшись сведениями своей племянницы, которой я, своему несчастью, доверяла. Обвели меня пальца, как институтку!

Она вытащила сигареты, закурила.

— Ты куришь? — удивился Валерьян.

— Да, я курю. Не надо только финтить, давай поговорим откровенно. Юля тебе что-то иногда рассказывала, возмущалась, что мы ворочаем большими делами, а её к ним не допускаем. Она девочка тщеславная и дрянь порядочная. Ты повстречал сына спасенного тобой человека, и оказалось, что он теперь служит в налоговой полиции, важный человек, следователь. Вот у тебя в голове и зародился отчаянный план: с его помощью изъять у меня компрометирующие документы, возбудить уголовное дело, крепко прижать меня и выставить условия: либо — либо! Либо в тюрьму, либо на съедение благодетеля — это он так тебя называл.

— Я не понимаю...

— Не надо Ваньку ломать, Валерьян! Мне этот твой Бобров все сказал открытым текстом: согласитесь на условия благодетеля — я закрою дело, не согласитесь — упеку в тюрьму!

Официант принес вторую рюмку коньяку, помедлил, но гости больше ничего не заказывали, и он удалился.

Валерьян тут же отхлебнул половину порции.

— Ну рассказывай, ведь так все и было?! С Валентином Петровичем вы все подробно обсудили...

— Но я так категорично не формулировал вопрос, — заюлил бывший муж.

— Тогда пойдем к Валентину Петровичу, ты скажешь ему, чтобы он закрыл дело, отдал мне мои бумаги, и поговорим спокойно! Пошли! — Марта решительно поднялась, взяла сумочку, посмотрела на Валерьяна Адамовича. — Ну так что?

Тот не шевельнулся.

— Что же ты?! Ты не хочешь идти к Боброву? Как идти, коли вы обо всем договорились? Да и меня отпускать просто так не хочется. Рыбка висит на крючке. — Марта усмехнулась. Валерьян хмуро смотрел в сторону. — Может быть, ты хочешь денег?

— Нет, денег я не хочу! И прекрати этот пьяный балаган!

— Я? Пьяный балаган? Интересный поворот. Может быть, я чем-то оскорбила вас, 'Валерьян Адамович? Загнала в угол, в ловушку? Подвела под статью?

Он не проронил ни слова.

— Ну что ж, помолчим.

Она допила коньяк, позвала официанта:

— Еще два коньяка!

— Нет, я больше не буду, — запротестовал Валерьян Адамович. — Я не пью больше ста граммов.

— Тогда одну порцию. И соку еще.

Ей вдруг захотелось плюнуть в лицо своему бывшему мужу, встать и уйти. Но это было бы слишком просто. Нет, она не собиралась возвращаться к нему. Это еще хуже, чем тюрьма. Она представила себя в его потных старческих объятиях, и ее чуть не стошнило.

— Да, мне пришлось пойти на этот обман, чтобы привлечь твое внимание, — заговорил он. — Ведь иначе ты бы не захотела со мной даже разговаривать.

— Так это ты звонил по ночам и молчал в трубку? -воскликнула она.

— Я? По ночам? — порозовел он.

— Ты, конечно ты! Но почему ты молчал?

— Не знал, что сказать тебе...

— Ты не знал, что сказать, поэтому звонил всю ночь. А может быть, следователь Бобров тебе посоветовал? Ведь очень важно было деморализовать меня, запугать, чтобы потом, как говорится, объявить последний акт драмы. Все хорошо задумано, срежиссировано, исполнено, и актриса, загнанная в угол, не сплоховала. Браво! Браво!

Марта поднялась и громко захлопала в ладоши. Все, даже официанты повернулись в ее сторону.

— Я тебя прошу, на нас смотрят, — прошептал он.

— Я тебя компрометирую? Мне уйти?

— Сядь, пожалуйста! Мы так и не договорили...

— Ах да, наш контракт!

Она схватила коньяк и залпом выпила.

Бывший муж с удивлением посмотрел на Марту.

Когда они были женаты, она с трудом выпивала бокал шампанского за весь новогодний вечер и никогда не пила крепких напитков. А туг не прошло и получаса, как супруга махом осушила двести граммов сорокаградусного пойла.

Земская повернулась к официанту и поманила его пальчиком. Тот резво подбежал.

— Тебе заказать коньяк? — обратилась она к Валерьяну.

— Нет, я не хочу и тебе не советую...

— А мне соточку!

— Сейчас исполним! — Официант удалился.

— Ты хочешь напиться? — хмуро спросил Валерьян.

— Да, хочу. Я хочу все забыть. Но, видимо, это уже не удастся. Ну давай, объявляй свои условия!

— Я прошу, чтоб ты вернулась ко мне. Мне кажется, и для тебя так будет лучше... — с грустью посмотрел на коньяк и сигареты.

— А ты по-прежнему физзарядку делаешь?

— Да, каждый день по тридцать — сорок минут! Между прочим, я по двадцать пять раз отжимаюсь от пола! — гордо сообщил он. — И еще кручу велосипед. Это такой тренажер. Мама перед смертью подарила.

— Молодец. Ты неплохо для своих лет выглядишь.

— Я к врачам еще ни разу не обращался.

— И над газетами работаешь?

— А как же. Пресса требует догляда. И вообще в моей жизни, Марточка, ничего не изменилось, — ласково проворковал он.

«А в моей все пошло кувырком», — сказала про себя Марта.

— И когда я должна возвратиться к тебе?

— Побыстрее хотелось бы.

— Мне нужно три дня. Уладить дела не столько с мужем, сколько с сыном. Он мальчик ранимый, ты помнишь. — Валерьян закивал. — Ну и подготовиться к переезду, вещи уложить. Ты не против?

-Нет.

— Ну вот и хорошо!

Марта допила коньяк, щелкнула пальцем, подзывая к себе официанта. Тот принес счет: 2980 рублей. Марта помнила, что цена ста граммов в меню была четыреста сорок рублей. Значит, весь заказ не больше двух тысяч.

— Принеси-ка меню, дружок! — проговорила она трезвым голосом и вытащила калькулятор. — И директора позови!

Официант остолбенел. Только тут он понял, что вляпался. Счет с его подписью лежал под рукой контролерши (так он про нее подумал), и теперь предстоят серьезные разборки.

— Извините, я, кажется, ошибся в подсчетах, промямлил он.

— И как будем исправляться? — Марта в упор посмотрела на гарсона.

— Не понял, — пробормотал тот.

— Директора будем звать? — напомнила Земская. — И делать оргвыводы?

— Я думаю, не стоит...

— Тогда в кассу наш счет оплатишь из чаевых!

— Но там немалая сумма, — насупился официант. — Я лучше перепишу счет.

— Нет уж! Тогда зови директора!

Молодой хапуга не знал, на что решиться. Марта молчала, ожидая его ответа.

— Ладно, я заплачу, — обиженно буркнул он и отошел к стоике.

— Так-то лучше, — сказала главбухша. — Двинули! — бросила она Валерьяну Адамовичу.

Они поднялись, вышли из кафе. Дождь все еще продолжал моросить, но после трех порций коньяку Марта его почти не замечала, в груди разлилось приятное тепло.

«Вот так бабы и спиваются», — подумала она.

— Ловко ты его! — радостно усмехнулся Валерьян. — И поделом! Учить надо таких!

— Да, я тоже так думаю!.. Ну, до скорого, Валерьян Адамович!

— Ты как-то уж совсем официально, — скривился он. — Помнишь, как ты меня раньше звала?

— И как я тебя звала?

— Лepa... — Он расплылся в улыбке.

— Ну пока, Лера! — Марта протянула ему руку, и бывший супруг с чувством пожал ее.

— Пока. Буду ждать звонка. Телефон не забыла еще?

— Нет.

Она уже отошла на несколько метров, как вдруг остановилась и окликнула Валерьяна.

— Ты только Юле ничего не говори, хорошо? Я не держу на нее зла,

— Вот это по-нашему! — обрадовался он.

Земская свернула за угол и остановилась. Последние минуты разговора с «благодетелем» она с трудом сдерживалась, чтобы не высказать ему в лицо какую-нибудь гадость.

— Нет, это будет похуже любой тюрьмы, даже похуже камеры пыток, — проговорила она вслух. — Через неделю я его задушу или отравлю, и тогда меня упекут надолго и жизнь на зоне сразу же покажется мне раем!

— Что вы сказали? — остановившись и приложив ладонь к уху, спросила низенькая старушка в старомодной шляпке с розочкой. — Вы мне это говорили?

— Себе, — устало ответила Земская и побрела дальше.

Было без пятнадцати шесть. Интересно, что делается на работе? Разыскивает ли ее Стас?

У метро продавали беляши с мясом, и Марта вдруг ощутила дикий приступ голода. Она купила сразу два и мгновенно их съела. Потом купила еще один.

— Нравится, дамочка?. — обрадовалась торговка.

Земская молча жевала. Беляши были отвратительными: тесто не пропечено, вязнет в зубах, а в мясе много лука и перца, видимо, оно не первой свежести.

— Я их сама стряпаю, так что ешьте, дамочка, не бойтесь, беляши домашние!

«Может, и мне этим заняться?» — неожиданно думала Марта. Когда-то она хорошо готовила, и особенно ей удавались пироги: с рыбой и грибами, рисом и яйцом, с капустой. Даже мать ей завидовала

Земская не стала брать машину, а поехала на метро, как все. Жадно смотрела на людей, радуясь тому, что свободна. Вошла старушка, и Марта уступила место, но тут поднялся молодой парень, лет двадцати и, смущаясь, предложил свое. Все это ее так растрогало, что она была готова расплакаться.

«Наверное, все-таки не в деньгах счастье, — вдруг подумала она. — Ничего этого за деньги не купишь. Можно уметь радоваться невкусному, но горячему беляшу и тому, что можешь уступить старушке место в. метро. И кукситься от икры и осетрины. Та же Юля заложила нас со Стасом потому, что позавидовала. Моль подлая! Да делай ты что-нибудь, предлагай, добивайся! А то ведь ничего не умеет и не хочет ничего уметь, а гонору на миллион! А я еще с ней тетешкалась, холила ее, оберегала. Боже, какая я дура непроходимая!»

За раздумьями она проехала свою остановку, и пришлось возвращаться. Когда Марта вошла в салон, Лешка чуть не бросился ей на шею.

— А мы тут с ума сходим, не знаем, куда вы пропали, — пробормотал он.

— Станислав Эдуардович у себя?

— Нет, он был, но ему позвонили из больницы, привезли похожую на вас, и он помчался... ну, как бы на опознание...

— Придурок!

— Но мы же не знали, где вы! Вы ушли, а куда — не сказали! И что думать?

Марта усмехнулась:

— Юля здесь?

— Нет.

— Куда она, Коль, поехала?

— Сказала, в статистику.

Все ясно. В статистику ездят сдавать баланс, но квартал еще не закончился и ей там делать нечего. Юля залепила им первое, что пришло в голову. Чует кошка, чье мясо съела. Небось побежала к дядюшке, чтобы обо всем разузнать.

«Побаивается она меня, — усмехнулась про себя Земская, — побаивается! Что ж, и поделом!»

Она прошла в кабинет, включила чайник. На столе лежала пицца, коробка конфет, сырокопченая колбаса. Марта разделась, села за свой стол и несколько минут сидела молча, как бы заново привыкая к нему. Закипел чайник. Она налила себе большую чашку,бросилапакетик «Липтона» и дольку лимона.

Из салона доносились голоса ребят, шумно уговаривавших кого-то купить стойку переднего стабилизатора, самую дешевую во всем СНГ.

«Это они ведь для меня стараются, паразиты! Радуются, что я вернулась, — улыбнулась Марта, и слезы подступили к глазам.— Что это я не в меру сентиментальной становлюсь. Видимо, старею!»

6

Позвонил Костя. В наушник проникал бархатный голос Джо Дассена, напевавшего свой популярный хит «Если б тебя не было». Марта любила этого певца. Под его песни и мелодии пролетела ее молодость. Она в первого мужа влюбилась, потому что внешне он походил на Дассена: светлые кудри, высокий рост, крупные черты лица. Такая же застенчивая улыбка. И Костя, пусть отдаленно, тоже напоминал знаменитого француза.

— Ну как ты?

— Нормально.

— Пока никто не тревожил?

— Тревожили.

— И что? — В его голосе прозвучала неподдельная тревога, и Марте было приятно сознавать, что сын искренне за нее переживает. — Они снова приходили в магазин?

— Нет, вызывали на беседу.

— И что хорошего рассказывали?

— Будем драться, сынок.

— Подмогнуть?

— Ничего, я сама.

— У меня тут есть один действующий генерал-лейтенант авиации, я ему «мерседес» позавчера латал. Вроде мы понравились друг другу. Кроме того, я ему солидную скидку сделал. Давай я ему позвоню! — предложил Костя.

— Нет, не надо. Ты лучше береги себя. Мне так или иначе понадобится надежный тыл, а ты у меня единственный верный мужчина. Я справлюсь. Ты же знаешь меня. Я не позволю переехать себя катком. Во всяком случае, буду бороться до последнего! — Она вытащила платок. — Ты откуда звонишь?

— Из машины. Домой рулю. Приедешь? Я что-нибудь приготовлю вкусненькое. Я тут откопал одно местечко, там продают парную нежирную свинину. Отбивные получатся замечательные. Нежные, как поцелуй ребенка! Я не шучу!

— Я еще не знаю, мне тут надо поговорить кое с кем, заняться делами, и потом я тебе позвоню. Но ты с ужином меня не жди и вообще на меня не ориентируйся, хорошо, Котик?

— Хочешь, я сейчас заеду?

— Нет-нет, поезжай домой! — Марта с трудом сдерживала слезы, но они все же прорвались, брызнули из глаз. — Я тебе обязательно сегодня позвоню. Ты поужинай сам, не жди меня! Слышишь? Я тебя целую, мой Котик, пока!

Марта положила трубку, закрыла лицо руками и заплакала. Она мужественно держалась все два часа, что провела в кабинете с Бобровым, но, услышав обеспокоенный голос сына, не выдержала. Словно душа переполнилась горькими обидами.

Марте вспомнилось, что последний раз она вот так же безутешно плакала у постели одиннадцатилетнего сына, внезапно заболевшего менингитом. Она не выходила из палаты, проводя там все дни, и своей верой спасла Костика, ибо врачи сомневались, что он выздоровеет и останется полноценным человеком. Оставаясь наедине с сыном, лежавшим без сознания, она заливалась горючими слезами, но при докторах, которые созывали один консилиум за другим, не зная, какие принимать врачебные меры, держалась стойко и беззаветно.

Сын заболел в Симферополе, где они отдыхали, и Марта, наблюдая беспомощность врачей, забрала его и перевезла в Киев, хотя доктора кричали, что это безумство и она доставит туда мертвое тело. Но мать привезла еще живого Костю, подняла на ноги весь город и спасла ребенка. Медицинские светила только разводили руками.

Точно так же Марта потом освободила сына от армии, дойдя до самого генерала, отвечавшего в Министерстве обороны за призыв. Тот принял ее, выслушал и собственноручно начертал на заявлении «Освободить», хотя районный военком клятвенно пообещал запихнуть Константина Олеговича Земского в такую дыру, где его быстро научат уважать честь солдата. Марта принесла эту генеральскую резолюцию и бросила майору на стол, он долго ее разглядывал, словно не верил своим глазам. Он даже позвонил в приемную генерала, и там ему подтвердили подлинность документа.

—Чем взяла? Передком? — скривившись и покачав головой, зло бросил военком.

Земская несколько секунд молча смотрела на него. Ей очень хотелось заехать ему по скотской нахальной роже, но она вспомнила о сыне и быстро обуздала свой гнев.

— Давайте поспорим, товарищ майор, что через неделю, а то и меньше вас в этом кабинете уже будет! — жестко проговорила Марта.

Военком хмыкнул, но сдержался:

— Что вы хотите?

— Чтоб вы немедленно выдали сыну военный билет! Иначе я такое устрою, что вы пожалеете о том дне, когда вам в голову взбрело стать военным.

Майор дернул желваками (кое-какое самолюбие у него все же водилось) и даже готов был прогнать eе вон, а заявление с подписью генерала порвать и завтра забрить сынка этой стервы. Но ему вот-вот должны были дать погоны подполковника, и рисковать ими он не захотел. Через полчаса Марта получила военный билет, несмотря на то что выдавать его матери на руки военком не имел права. Он пошел даже на нарушение правил, так как понял: если эта сумасшедшая объявит ему войну, то непременно победит.

— Прошу простить меня за грубость, Марта Сергеевна, — отдавая ей билет, вежливо проговорил майор.

— Вот этого никогда не будет!

— Чего? — не понял военком.

— Прощения! — ответила она. Еще несколько дней Марта горела суровым мщением, но потом отошла, успокоилась и заводить тяжбу с военным комиссаром не стала.

В то время Земская уже жила со вторым мужем, и Валерьян Адамович хорошо знал эту историю, как и вообще ее бойцовский характер, но, видимо, старость резко ослабила его память и заметно повредила ум,коли он решился бросить ей вызов. Да она теперь в порошок сотрет своего бывшего муженька. Чего бы ей это ни стоило. Даже если сломает себе шею. Он решил поставить ее на колени. Этот мерзавец вознамерился поставить ее колени! Что ж, она принимает этот вызов.

Марта смахнула непрошеные слезы, шумно высморкалась. У нее разболелась голова, она достала анальгин, запила таблетку холодным чаем.

Позвонил Стас.

— Куда же ты пропала?! — услышав голос главбухши, кричал он. — Я всю Москву поднял на ноги, все больницы переполошил! Где ты была? Не могла позвонить?!

— Как я могла позвонить, если меня допрашивали? — завелась она. — В кабинете у следователя на столе, кроме графина с водой, больше ничего не было.

— Как допрашивали? — обалдев, тихим голосом проговорил Ровенский. — Кто, где?

— Мы что, по телефону эти вопросы станем обсуждать?

— Нет, я уже еду, через пять минут буду. — Он отключился.

Стас засыпал ее вопросами, но Марта уже подготовила ему записку: «Не исключено, что Рындин со товарищи мог понаставить здесь жучков. А потому этот разговор лучше перенести в безопасное место. Скажем, в кафе».

Директор закивал, соглашаясь с ней. Они заехали в ближайшее кафе, дорогое, но зато полупустое. Марта вкратце рассказала о допросе, не передавая мнения Боброва относительно того, что Ровенский выкрутится, но не умолчала насчет группового преступления по предварительному сговору. Стас приуныл.

От волнения он ничего не ел. На Марту, наоборот, напал самый настоящий жор. Она мела все подряд, при том что еще на работе слопала половину грибной! пиццы.

В конце концов Ровенский заказал себе пятьдесят граммов греческого коньяку и залпом, морщась, выпил.

— Ты хоть закуси, а то развезет! — посоветовала она.

В отличие от сникшего гендиректора, Марта чувствовала себя воспрявшей духом.

— Подожди, это еще не все, — загадочно проговорила она. — Это лишь первый акт криминальной драмы, но есть и второй, не менее интересный!

— Что, еще что-то было?

— А ты думаешь, почему он меня отпустил, имея постановление о заключении под стражу? За красивые глазки? — Марта на мгновение задумалась. — Кстати, это был бы еще один вариант — влюбить его в себя. Хотя он мне не нравится. Серенькая мышка... Странно!

— Что странно? — не понял Стас.

— Странно, что у него и мать, и отец были людьми красивыми, а сын не удался. — Какой сын?

Марту вдруг осенила догадка: Валерьян Адамович — вот кто настоящий отец Боброва, и тогда все сходится. Теперь понятно, почему следователь пошел на такое серьезное нарушение. Ради отца на все пойдешь.

«Ради старого знакомства или давней благодарности на такое опасное дело Бобров не решился бы, — подумала Марта. — Ведь это может стоить ему карьеры, а следователь не такой уж легкомысленный человек, чтобы, не раздумывая, броситься с головой в омут».

— О чем ты говоришь? — наморщил лоб Стас.

Главбухша рассказала ему о встрече с бывшим мужем и о его ультиматуме.

— Первый раз о таком слышу! — воскликнул Стас. — Слушай, так можно прижать этого Боброва! Написать на него телегу, мол, так и так, и он слетит!

— Что написать? Где доказательства? Разговор наш не протоколировался. Получается, его слово против моего. Но это у меня есть причина его скомпрометировать, а у него никакой!

— Да, ты права, — вздохнул Стас. — Но как же твой муж не понимает, что насильно мил не будешь? У него что, крыша поехала?

— Думаю, да.

— Может быть, дать ему денег?

— Я предлагала, бесполезно.

— Знаешь что, поехали к дядьке!

Ровенский вытащил мобильный, набрал номер.

— Тетя Рита, это я... Нормально... Да, погода ужасная... А где наш... Понятно... Да, разбуди его, он мне очень нужен!.. Дрыхнет дядюшка по такой погоде, — зажав микрофон, доложил Марте Стас. — Но ничего, мы его поднимем! Восемь вечера, детское время!

— А Рита — это его жена?

Стас кивнул.

— Кем она работает?

— В цирке. Тарелками жонглирует. Сразу десятью может. Дядя Саша до перехода в центральный аппарат с цирком на гастроли ездил, курировал их, так сказать. В одной из поездок они и познакомились. Начался роман, дядя Саша был тогда женат. Там такая история была, сам председатель комитета давал разрешение на развод., у них с этим строго... Але, дядя Саш? Привет... Извини, что не дал поспать... Да, надо бы посоветоваться... Вызывали... Ладно, сейчас будем.

Он отключил телефон. — Ну что, помчались?

Они заехали в магазин, купили по бутылке виски и «Метаксы», ананас и любимой Стуковым сухой колбасы. Земская хотела оплатить покупки, но Стас ей не позволил. Марта не сопротивлялась.

По дороге Ровенский беспрерывно болтал, рассказывая, как ему позвонили из Склифа, куда привезли труп женщины, похожей по описанию на Марту: красивая блондинка, сорока — сорока пяти лет, в светлом плаще, без документов. Стас знал, что главбухша без документов не ходит, но ведь их могли вытащить.

— Я примчался, долго не мог найти дежурную, как бешеный носился по коридорам. Наконец она появилась, и меня провели в морг, зрелище, сама представляешь, не для слабонервных. Там лежала масса трупов, и их все по очереди открывали, чтобы обнаружить блондинку. Представь мое волнение! Но, к счастью, это оказалась не ты. Трупные запахи меня так переполнили, что закружилась голова, и я чуть не свалился в обморок. Мне дали понюхать нашатыря, и после него меня стошнило. Оказывается, я не переношу запаха нашатыря. Я поехал обратно на работу, позвонил, услышал твой голос и так обрадовался, что надавил на газ и чуть не врезался в джип «чероки» с четырьмя придурками в салоне. Представляешь, какие могли быть разборки, если б я в них врезался! — Он хохотнул.

— А куда ты около двенадцати исчез? — спросила Марта. — Ты мне так был нужен, что я была готова обегать все окрестности, чтобы найти тебя!

— Приближалось время обеда, и я поехал за пиццей, потому никого и не предупредил...

— Я так и поняла, но тебя не было часа полтора!

— Когда я вернулся, Лешка сказал, что ты ушла минут пять назад и тоже ничего никому не сказала.

Я и подумал, что, устав меня ждать, ты сама отправилась за пиццей. Знал бы, что не за ней, я бы нагнал тебя у метро!

— Но с тобой-то что случилось?

— Ну вот слушай! Я проехал метра три, смотрю,бежит моя маман, машет руками. Я остановился. Она была в магазине «Ковры» рядом с нами и присмотрела чудный коврик для адмиральского кабинета. Ее благоверный решил писать мемуары, и мама оборудует ему кабинет рядом со спальней. Но ее птенчик может простудиться, если на полу не будет ковра. Ковер она приглядела, а денег не хватило, и она помчалась ко мне. Но ты же знаешь, что отделаться от нее невозможно. И вот мы поехали в магазин, купили ковер, совсем не тот, который она хотела вначале. Потом маман заставила меня отвезти ее домой, внести ковер в дом, и я еще помог расстелить его, а для этого пришлось передвинуть всю мебель. Потом мать решила, что взяла у меня деньги в долг, и уломать ее, чтобы она приняла ковер в подарок, было невозможно. Наконец она вознамерилась накормить меня обедом, но тут уж я вырвался, помчался обратно, вбежал в пиццерию, взял две пиццы, вернулся, но тебя уже не было.

Стас перевел дух.

— У тебя уши не горели?

-Уши?

— Я честила тебя последними словами.

— Вот как? — улыбнулся Стас. — А уж как я тебя ругал, когда ты не появилась через пятнадцать минут! Я не поленился сходить в пиццерию. Но там мне сказали, что тебя вообще не видели! И вот тут я дал себе волю поругаться! Ох, как я ругался!

Александр Васильевич принял их снова в своем кабинете. Выслушав подробный рассказ Марты, задумался.

— Да, неожиданный поворот,— пробурчал он наливая себе полстакана виски и добавляя лед. И какое решение?

— А какое тут может быть решение? — возмутился Стас. — О том, чтобы возвращаться к бывшему мужу не может быть и речи! Он сумасшедший! У него крыша поехала!

— Зато никаких проблем, — усмехнулся Стуков.

— Нет, уж лучше в тюрьму! — проговорила Земская.

— Это ни к чему, — возразил Александр Васильевич. — Я просто не знаю вашего бывшего мужа. А задачка в том, чтобы поменять его планы. Ведь он состоянии сказать этому Боброву: отдай бумаги и закрой дело?

Марта кивнула.

— Вот, в состоянии! Значит, надо найти ключ, подход к нему, чтобы он... Как его именуют?

— Валерьян Адамович.

— Чтобы Валерьян Адамович сказал: все, закрываем и сюда больше не лезем. Теперь чем его зацепить, на чем поймать? Как? — Глаза Стукова загорелись. Он принялся жевать колбасу. — Надо отыскать его слабые стороны, на них сыграть. Надавить. Ведь он действовал, не очень-то с нами церемонясь. Нашел компромат, потом следователя, тот быстро предложил ему эту схему. И они разыграли все как по нотам. Ответный ход за нами. Точный и расчетливый.

— Может быть, через его племянницу Юлю? —предложила Марта.

— А у него свои дети есть?

— Нет, — ответила она.

— Может быть, — задумался дядя Саша.

— Дать этой поганке денег, — сказал Стас, — и потребовать, чтобы она его уговорила.

— Похоже, что он зациклен на нашей красавице Марте, — хмурясь, сказал Стуков. — Вряд ли его уговоришь.

— Может, обольстить самого Боброва? — выдвинула очередную идею Земская.—Если он узнал, что приходится сыном этому Валерьяну, то тут сыновний долг перетянет, — возразил Александр Васильевич. — Нет, Боброва лучше не трогать, надо искать рядом с воспламененным супругом, чтобы погасить эту неожиданную страсть. Все прямо по Шекспиру. Племянница — это хорошо, он наверняка воспринимает ее как дочь...

Стуков посмотрел на Марту.

— Да, отец у Юли умер, и Валерьян действительно заботится о ней, как родной отец, — подтвердила Земская. — Мой бывший муженек сам позвонил мне, попросил устроить ее на работу, хотя для него сделать такой шаг было ох как не просто!

— Вот, это славный рычаг! — воскликнул дядя Саша, — Только надо им умело и тонко воспользоваться. Не перегнуть палку и в то же время нанести сильный удар, который заставит вашего бывшего мужа играть по нашим законам!

— Выкрасть ее! — разошелся Стас.

— И что? Он заявляет в милицию, и тогда я вас очень долго не увижу! — рассмеялся Александр Васильевич. — Это, братцы мои, уже не шутки! Надо чтить Уголовный кодекс, как говорил Остап Бендер.

Но эта мысль крепко засела у Стаса в голове. Юлю выкрасть, а старика припереть к стенке. Либо он забирает у Боброва бумаги, передает им и прекращает это дело, получая взамен племянницу живой и невредимой, либо он ее лишится. Но тут имелось два уязвимых момента, которые Александр Васильевич быстро вычленил. Во-первых, что делать, если вдруг Валерьян Адамович не захочет осуществлять такой обмен? Убивать племянницу? А во-вторых, если он не пожелает внять их требованиям не привлекать милицию, что тогда, отпускать ее? Или убивать? Трюк с похищением очень опасен, потому что никто не знает взаимоотношений Юлии и ее дяди сегодня. Они могут быть не такими уж трепетными и безоблачными, а кроме того, похищение сразу же выдает Марту как главную исполнительницу, что опять же усугубляет и без того тяжелое ее положение. Процент удач невелик. Так резюмировал, потягивая виски и жуя сухую колбасу, Александр Васильевич.

Однако Стаса это не только не вразумило, а, наоборот, еще больше распалило.

— Все просто. Я увожу Юлю на дачу своего приятеля, и она там тихо живет и жирует. Мы требуем обмена. Если этот придурок артачится, тогда я беру у своего приятеля из анатомического музея заспиртованный мизинец, привожу дядюшке и говорю: мы будем отрезать твоей племяннице каждый час по пальчику, если ты, падла госплановская, не принесешь бумаги и не прекратишь всю эту чехарду! Пара музейных пальчиков быстро приведет его в чувство, и он прогнется! Как миленький прогнется!

— Да, с пальчиками это ты замечательно придумал! — выкладывая лед из ведерка в стакан и подливая себе виски, веселился бывший генерал. — Ты, племянничек, видимо, американских фильмов насмотрелся! Девяносто девять процентов за то, что Валерьян Адамович тотчас свяжется с Бобровым, тебя вздернут за этот пальчик на такую дыбу, что ты, описавшись,им тут же все расскажешь.

Два часа они искали способы воздействия на бывшего мужа Марты. Но выходило, что не было у Валерьяна Адамовича такого близкого человека, за которого он бы отдал все на свете. Оставалась одна Юля. Валерьян Адамович поселил ее в однокомнатную мамину квартиру, и это одно говорило о его нежном отношении к племяннице. Деньги за ее проживание он не брал, больше того,сам платил за квартиру и коммунальные услуги. Юля рассказывала, что дядюшка иногда заезжал, готовил ей свои фирменные блюда, привозил сладости. Но Марта не могла быть стопроцентно уверена, что дядей двигали родственные чувства, а не интерес к бывшей жене. Вполне возможно, что он приходил к Юле, чтобы выудить из нее информацию о бросившей его Марте, и в голове у него созревал коварный план мщения. Если это так, то похищение, племянницы никак не сработает. Тут дядя Саша прав.

Сам генерал никаких идей не предлагал, но зато хорошо разбивал, те, которые выдвигал Стас. Марта тоже молчала. Она понимала, что есть два пути, два способа воздействия на бывшего супруга: один мирный, другой — с помощью силы. Мирный его не сдвинет, коли он сам решился на силовую акцию, агрессивный же может бумерангом ударить по ней. Марта надеялась, что Александр Васильевич, помурыжив их как щенков, выдаст вариант, который решит проблему, но он тихо напился, и тем их мозговая атака была бесславно завершена. Просидев в кабинете Стукова больше двух часов, они так ни до чего и не договорились.

Жена Александра Васильевича стала то и дело заглядывать в кабинет, наконец не выдержала, вошла и прекратила все дебаты.

— Ваш советчик пьян и уже ни черта не соображает, — посмотрев на пустую бутылку «Джонни Уокера», резонно заметила она. — В следующий раз либо приезжайте без виски, либо не открывайте бутылку до тех пор, пока не добьетесь от моего муженька вразумительного ответа.

С тем они и удалились.

Дядя Саша провожая их до дверей, заплетающимся языком проговорил:

— Ребята, я буду всю ночь напрягать мозги!

Марта была разочарована. Она понимала, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих, как спасти себя, как схватить за волосы и одним рывком вытащить из болота? Барону Мюнхгаузену это однажды удалось, значит, на один шанс из ста она вправе рассчитывать.

У Стукова Марта ничего не ела и сейчас почувствовала, что проголодалась.

— Я есть хочу, — проговорила она.

— Поехали!

Что было хорошо в Стасе, так это постоянное желание ей угодить.

— В «Арагви», «Националь», куда двинем? — садясь в машину, спросил он.

— Только не в ресторан.

Стас на мгновение задумался: а где еще можно поужинать? На вокзале в буфете? Но это уже чересчур. Так, где еще? Дома, как это он сразу не догадался.

— Давай только заедем в ресторан, я возьму по хорошей отбивной, а закуска у меня дома найдется. Пойдет?

Марта согласилась. Ей было бы невыносимо сидеть на публике, чтобы в ее сторону глазели подвыпившие субъекты, встречаться даже на миг с официантами, швейцарами, гардеробщиками и прочей обслугой. Она хотела одиночества, тишины, возможности сосредоточиться на своей проблеме. В ресторане же, пропитанном запахами подгоревшего масла, чеснока, мяса, где играет громкая музыка, а народ хочет бурно отдыхать, пить, есть и веселиться, сосредоточиться было нельзя.

7

Ровенский заехал в «Арагви», взял три шашлыка, сложил их в банку, купил зелени, свежих овощей, теплых лепешек и две бутылки «Киндзмараули».

Они приехали к нему — Марта вдруг поймала себя на мысли, что ей уже нравится квартира Ровенского своей элегантностью, уютом и комфортом, — шашлык даже не успел остыть, набросились на еду и молча поглощали сочное, тающее во рту мясо, запихивая в рот зелень, запивая ароматным вином, которое, как убеждают историки, любил Сталин.

— Я пойду чай поставлю, — сказал Стас.

Он вышел, а Марта, дожевав последний кусок, отвалилась на спинку стула и тупо стала смотреть новости по телевизору. Шла война в Чечне, гибли люди, и все ее волнения из-за козней бывшего мужа показались вдруг мелкими и ничтожными.

Земская позвонила Косте, он еще не спал. В наушник просачивались посторонние звуки, голоса, музыка, и Марта подумала, что у сына гости.

— Я не вовремя?

— Почему? Ты всегда вовремя! — возразил Костя. Я просто фильм смотрю. Приятель дал кассету на вечерок. «Матрица», не слышала о таком кинохите?

— Нет.

— Приезжай, посмотрим вместе. Хорошая картина.

— Да нет, мне надо кое-что обдумать... Ты поел?

— Да. Но две отбивных для тебя еще остались.

— Спасибо. Не жди меня, я, наверное, не приеду.

— Ты завтра будешь на работе?

-Да.

— Хорошо, я позвоню.

Она положила трубку. Вернулся Стас, принес икру, кусок осетрового балыка, конфеты, орешки.

— Ты наелась?

— Да, спасибо.

— Сделать бутерброд?

- Нет, уже не могу.

— Ты тоже считаешь, что похищение этой предательницы пользы не принесет?

Марта задумалась. Она чувствовала, что Юлю надо как-то использовать для давления на бывшего мужа. Но как? Земская всегда отличалась тем, что выдумывала интересные идеи. Но теперь, как назло, ничего не придумывалось.

— Есть мысль! — воскликнул Стас.

— Какая?

—Ты соглашаешься переехать к нему, изображешь ласковую гюрзу, нежно шипишь, потом забираешь наши бумаги и делаешь дяде ручкой! Представляешь его рожу? А что сделает Бобров без кассовой книги? Да ничего!

— Он владеет всей информацией, а кроме того, есть свидетельница — Юля, найдутся и другие. Прижми тех же Лешку с Колей, они тут же расколются! Ты его не видел. Он, во-первых, идейный, его не купишь, во-вторых, способный ,гад , знает свое дело. А начнет рыть, пасти нас — и вся наша жизнь превратится в глухую оборону. Бизнес развалится, деньги уйдут на адвокатов... Нет, надо сделать так, чтобы Бобров оставил нас в покое раз и навсегда. Как и Валерьян Одним ударом убить двух зайцев.

— Красиво сказано, но каким ударом?

— Думать надо, только и всего. — Марта усмехнулась, вспомнив, что Стуков пообещал всю ночь напрягать мозги. Интересно, как он их сейчас напрягает?

Она так устала, что осталась ночевать у Стаса, объявив, что секса сегодня не будет, поскольку завтра подъем в семь тридцать утра. Ровенский выпучил глаза: — Что, начинаем новую жизнь?

- Почти.

Земская приняла горячий душ и легла в другой комнате. Ей хотелось побыть одной, подумать. Мужинек был не так прост, не стоило забывать, что он руководил некогда Госпланом и умел просчитывать жизнь крупнейшей державы на десятилетия вперед. И сейчас он все предусмотрел. Капкан захлопнулся. Она должна смириться. И все начнётся сначала: физзарядка по утрам, чтение газет с красным карандашом, письма в редакцию, жуткий запах лосьона и немощного старого тела. Секс с разлагающимся трупом. Ее будет тошнить каждый раз, когда он станет обнимать ее.

Но в конце концов бывший зампред Госплана не вечен. К тому же можно поставить условие: никакой близости, он вряд ли вообще на нее способен.

Семь лет назад у него это получалось с большим трудом, а туг еще такие стрессы: развод, который он ей долго не давал, а потом смерть матери. Вот крыша у Валерьяна и поехала. Черт с ним, она бы согласилась на такой вариант, но Марта никогда в жизни не уступала мужикам. Она бы себя перестала уважать, если б такое случилось. А потерять уважение к себе— значит умереть. Вот и вся логика.

Марта долго лежала с открытыми глазами, размышляя над сложившейся ситуацией. Потом вдруг заснула. Проснулась ровно в семь. Ровенский еще спал. Марта приняла душ, заварила кофе, сделала бутерброды с осетриной, подала завтрак Стасу в постель. Когда требовалось, она умела обольщать мужчин, быть мягкой и покорной.

Они выехали в восемь утра и отправились на Каширку, где в квартире мамы Валерьяна проживала Юленька. Пора было с нею объясниться напрямую и лучше всего нагрянуть к ней домой, ворваться утром,неожиданно, когда она никого не ждет, заговорить жестко, лишить ее возможности обороняться и выяснить дорожит ли ею дядя. Вряд ли она его любит. Он жуткий зануда, демагог, упивающийся своей непогрешимостью. Юля девочка пугливая, жадноватая,ее можно купить за деньги, за тридцать, сорок тысяч. Но прежде чем покупать ее, надо выяснить, согласится ли на такой размен Валерьян Адамович.

Стуков был прав в одном: давить на сумасшедшего опасно.

Марта была в квартире обожаемой маменьки Валерьяна два раза. Первый, когда он привозил ее на смотрины. Земская хорошо запомнила адрес, ибо муж навещал мать почти каждый вечер, и, если Марты не было дома, всегда оставлял ей короткую записку, где указывал точные маменькины координаты, телефон и рисовал подробный план на тот случай, если Марта вдруг захочет ее навестить. Второй же раз она приехала туда уже к Юле. Они ходили в налоговую, которая располагалась в соседнем доме, и Юля буквально затащила ее к себе выпить чашку чая. Марта поразилась тогда тому, что в квартире ничего не изменилось. Древняя покосившаяся мебель, все занавесочки, вышивки, старые гипсовые слоники, петушки, павлины, курочки, сотни самых разных безделушек, скопившихся за долгую жизнь прежней хозяйки, — все стояло на своих местах, словно вторая свекровь Марты на мгновение вышла из комнаты.

— Валерьян Адамович ничего не разрешает здесь трогать и даже менять местами, — заметив удивленный взгляд главбухши, покраснев, пояснила тогда Юля.

Они подъехали к дому в восемь тридцать пять. Обычно помощница выходила в девять — девять пятнадцать.

—Может быть, ты подождешь в машине? — предложила Стасу Земская. — Мне было бы проще наедине с ней разговаривать.

— Нет, я тоже хочу посмотреть в ее невинные глазки! — нахмурился Ровенский.

Марта задумалась. Присутствие генерального директора, в которого Юля была тайно влюблена и которого побаивалась, могло усилить эффект их утреннего вторжения, хотя, с другой стороны, ей было бы проще говорить с глазу на глаз. Не так давно, выйдя из «Пекина», эта голубоглазая малютка уже высказала все, что она думает о своей начальнице. Ответного теплого слова у Марты Сергеевны тогда не нашлось.

А она не любила быть хоть в чем-то кому-то должной.

— Хорошо, пойдем, но говорить буду я! Ты смотри в ее глазки и молчи! — Ладно, — согласился Стас.

Марта нажала на кнопку звонка. Послышалось мурлыканье за дверью, потом тихий шорох и легкие вкрадчивые шаги. Юля заглянула в глазок, но Марта и не думала скрываться.

— Открой, Юля, это я! — громко сказала она.

Юля помедлила, не зная, на что решиться. Открывать дверь ей явно не хотелось. Вот и первое препятствие: молниеносного вторжения, как предполагала главбухша, не получилось, и атака может вообще захлебнуться.

— Юля, не заставляй меня идти за слесарем в РЭУ! — сердитым голосом предупредила Земская. —Я скажу там, что ты не являешься на работу и, видимо, с тобой что-то случилось. Слесарю придется взламывать дверь. Так что открывай, я знаю, ты дома!

После короткой паузы снова послышался тихий шорох, затем раздался долгожданный щелчок замка, дверь открылась.

Марта с Ровенским вошли в прихожую. Юля, увидев генерального директора, покраснела. Она была в ярком бирюзовом халате, и главбухша подумала было, что, скорее всего, ее подняли с постели. Но пахло кофе, поджаренным хлебом — девочка завтракала.

— Пойдем, угости нас чаем! — решительно npoговорила Марта и первой двинулась на кухню, на ходу снимая теплый плащ.

Главное, захватить инициативу, смять стройные ряды противника и, не дав ему опомниться, продолжать натиск. В детстве Земская любила читать военные книжки, они ее захватывали, и там часто полководцы обдумывали предстоящие бои, как им лучше действовать. Марта представляла себя на месте полководцев, обдумывающих предстоящие бои, и волнение настолько переполняло ее, что она съедала целую вазу обыкновенных ржаных сухариков. Мать долго терзалась догадками, не понимая, куда они исчезают из мешка, который она наполняла на черный день.

Юля робко вышла на кухню. Настал тот заветный миг, когда директор и главный бухгалтер могли посмотреть в ее голубые глазки. Но помощница опустила голову.

— Нет, уж ты посмотри нам в глаза! — потребовала Марта. — Сподличать, предать, распнуть нас сумела, сумей и ответ держать, не будь размазней! Сколько тебе заплатили? Тридцать сребреников? А я ее пригрела на своей груди, в обиду не давала! Поделом старой бабе за эти нежности! Hу что молчишь?!

Марта огляделась: в пятиметровой кухне втроём уже было не развернуться. Она поставила чайник, зажгла газ, села на табуретку, закурила. Стас пока молчал, хмуря брови и кривя губы.

— Так чем будешь расплачиваться за свое предательство? Если ты думаешь, что эта подлянка тебе сойдет с рук, то глубоко ошибаешься! Ни я, ни тем более Станислав Эдуардович не из тех людей, которым можно плюнуть в лицо, а они утрутся и пойдут дальше. Этого не будет. Как ты сама понимаешь, у нас есть средства, чтобы придумать тебе любое наказание, и ни твой сумасшедший дядюшка, ни его обьявившийся сынок из налоговой инспекции не смогут нам помешать. Ты не могла не знать, что обычно заносилось в книгу черной кассы, и точно вывела на нее полицейских, решив пустить нас по миру, упрятать в тюрьму. Товарищ Бобров высоко оценил твои услуги...

Юля метнула На Марту испытующий взгляд.

— Да-да, он называл твое имя, красавица, но ты еще не знаешь самого главного: какого врага обрела в моем лице.

Юля отшатнулась, губы задрожали, она испуганно взглянула на гендиректора.

— Не беспокойся, мы лично со Станиславом Эдуардовичем тебе ничего не сделаем, мы не собираемся о тебя пачкать руки. Это сделают другие, — Земская даже понизила голос, дабы нагнать на помощницу побольше страха. — Я не хочу тебя запугивать, детка, но Валерьян Адамович с твоей помощью бросил нам вызов, и мы его приняли. Но готова ли ты к этим нешуточным сражениям? Сейчас ты живешь и не ведаешь страха, а что будет завтра? Ты думаешь, эту квартиру кто-то станет охранять? На что ты вообще рассчитывала? На чью защиту?

Юля не в силах была вымолвить и слова, слушая.

В тот миг, когда она рассказывала дяде, где Земская прячет книгу черной кассы, племяннице хотелось лишь выставить ее перед Валерьяном Адамовичем в непристойном свете. Дядюшка стал петь дифирамбы бывшей супруге, говорить о том, что до сих пор любит и будет любить до конца своих дней умнейшую и красивейшую женщину, может быть, всего тысячелетия. Эти восхваления и возмутили Юлю. В припадке злобы она высказала все, что накипело у нее на душе, а гнев копился не один год.

Юная провинциалка, став помощницей Марты Сергеевны, в первые же дни столкнулась с ее жестким, подчас тираническим характером. Возможно, для дела он и подходил как нельзя лучше, но, получая ежедневно суровые нахлобучки от грозной начальницы, Юля целыми вечерами плакала от обиды и собственной беспомощности.

— Ты что наделала, сонная тетеря! — орала главбухша, найдя крохотную ошибку в кассе. — А ну пересчитывай все снова! Что, одни мужики в голове?! Из-за малейшей неточности, незнания Земская поднимала ее на смех, осыпала оскорбительными прозвищами. Позже Юля поняла, что так главбухша относилась ко всем, даже к генеральному директору. Но Poвенский мог за себя постоять, она же боялась вылететь,лишиться работы, хорошего куска хлеба. Нет, Марта по-своему даже любила ее, но эта любовная опека, как| и взрывы барского гнева, приводили Юлю в такое раздражение, что, приходя домой, она отводила душу, ругая начальницу последними словами. Юля потихоньку подыскивала работу. Но ей в лучшем случае предлагали тридцать — сорок долларов, на эти деньги она прожить не могла, а туг Марта Сергеевна от щедрот повысила зарплату до четырехсот баксов — столько получали лишь высококлассные специалисты, и вряд ли кто-нибудь смог бы платить ей такие же деньги. А потому приходилось сжать зубы и терпеть. Но все имеет свой запас прочности. Юля начала срываться. А после того злополучного ужина в «Пекине» уже одно имя начальницы приводило ее в раздражение.

И все же она и подумать не могла, что ее признаниями дядюшка воспользуется по-своему. Он попросил ее не ходить несколько дней на работу, сказал, что решил немного припугнуть Марту Сергеевну, но все это ради того, чтобы она вернулась к нему. Если это случится, то, учитывая оказанную ею помощь, он подарит Юле эту квартиру. Но через день ее вызвал на беседу Бобров, и по его вопросам и логике рассуждений она поняла, в какую подлую авантюру ее втянули, Юля хотела в тот же час побежать к Земской и все ей рассказать, но пришел дядя, стал увещевать, уговаривать, твердить, что она тут ни при чем, книгу обнаружили во время обыска случайно, а потому ей не стоит ни в чем признаваться, она только все испортит.

-Делай вид. что тебя это не касается и ты ничего не знаешь— учил ее Валерьян Адамович.

Она так и делала. И вот чем все обернулось.

— Не понимаю, о чем ты думала, — заговорил Стас. — Я ведь почти всех крупных магазинщиков знаю. И стоит мне шепнуть, тебя ни в одну фирму не возьмут! Кому нужен стукач? Да от тебя шарахаться все станут, как от прокаженной. Недаром Иуда повесился! Чего ты добилась? Ни я, ни Марта Сергеевна плохого тебе не делали, а ты нам такое устроила. Я вот Марте Сергеевне сказал: поеду лишь для того, чтобы Юле в глаза посмотреть. Мне просто интересно, как может себя чувствовать человек, предавший своих товарищей, которым по его милости грозит тюрьма. И вижу: он сел спокойно завтракать и кусок хлеба не застрял у него в глотке! Вот самое великое потрясение, какое я испытал за все прожитые мной годы!

Юля слушала Ровенского, опустив голову, не смея поднять на него глаза. Вдруг она судорожно вскрикнула, закрыла лицо руками и скрылась в ванной, закрыв дверь на защелку. Через мгновение послышались ее бурные рыдания и заглушавший их шум воды.

8

Жирные воробьи дрались за кусок пузыристого белого хлеба, выхватывая его друг у друга с такой жадностью, что Стас невольно засмотрелся на них, Hо главбухша вернула его к реальности.

Оставлять юное создание в таком состоянии было опасно, и Марта попробовала через дверь уговорить свою помощницу прекратить истерику и вернуться на кухню. Потом к увещеванию подключился Стас, но их просьбы никакого воздействия на Юлю не возымели.

— Лишь бы она глупостей не натворила, —промолвил Ровенский. — Порыдать ей полезно, но кто знает, что выкинет наша нервическая барышня.

— Не такая уж она нервическая, — заметила главбухша. — Я что-то не замечала за ней чрезмерной впечатлительности.

— Даже я думал только об одном: как бы мне врага в твоем лице не нажить!

— Тогда придется взламывать дверь. А вдруг у нее там бритвенный станок, лезвия — полоснет по венам,и привет! Только этого в нашем положении не хватало!

Стас нажал на дверь, но она не поддалась.

— Плотно пригнана и, видимо, запор внутри крепкий: даже не шелохнется! — доложил Стас. — Топор понадобится.

Земская осмотрела кухню, открыла несколько ящиков, заглянула в навесные шкафы, но подходящего орудия не нашлось. Ровенский взял в руки несколько тонких ножей, но положил их обратно.

— Да, вляпались мы! — пробурчал он. — Можно у соседей попросить топор, но боюсь, не поймут.

— Попробуй выйти без шума за дверь и позвонить! — шепотом предложила Марта. — Может быть, наружный звонок и чей-то приход приведет ее в чувство. Позвони раз пять длинными!

Стас кивнул, тихонько вышел за дверь. Послышались длинные звонки. Марта подошла к ванной.

— Юля, кто-то к тебе пришел. Возможно, дядя, поэтому я не хочу подходить к двери. .Выйди, открой!

Шум воды прекратился. Звонки продолжались, но Юля не выходила. Марта терпеливо выжидала.

— Юля, открой, это несерьезно! — громко потребовала Марта.

Стас был, как всегда, до безобразия исполнителен. Позвонив ровно пять раз, он умолк. К счастью, Юля все же не выдержала и вышла, двинулась к двери, но в прихожей столкнулась с генеральным. Поняв, что ее провели, кинулась обратно, но у дверей ванной с бесстрастным лицом уже стояла Марта.

—Хватит, девочка, водить нас за нос! Одевайся,поехали! — приказала она.

— Куда? — испуганно пролепетала Юля.

— Пока на работу, я не хочу больше находиться в этой усыпальнице!

- Но мне надо в ванную! Я не успела принять душ!

— Пойдем, меня тебе стесняться нечего!

— Вы что, меня похищаете?

— Похищать тебя будут другие, если ты им приглянешься. А пока мы просто поедем в офис. Ты пока еще не уволена и обязана явиться на работу.

Юля помедлила.

— Я бы хотела принять душ, но одна, без свидетелей, — потребовала она.

— Хорошо, но не закрывайся. Ты обещаешь? Помощница кивнула.

— Иди.

Юля вновь исчезла в ванной, но щелчка не последовало. Стас с уважением посмотрел на Марту. Послышался шум воды.

— Зачем ты тащишь ее на работу?

— Во-первых, рабочий день начинается, — главбухша посмотрела на часы. — Во-вторых, мне действительно неприятно здесь находиться. В-третьих, мы пока ни о чем еще не переговорили. А время идет, у меня только три дня. И у тебя, Станислав Эдуардович, тоже только три дня...

Земская налила себе чаю.

— А у нас жучков полицейские не наставили?

Она пожала плечами, снова потянулась за сигаретой, но Стас остановил ее, накрыв рукой пачку и с мольбой взглянув на нее.

— Ты уже пятую хватаешь.

— Я здесь чувствую себя, как в склепе.

Через пятнадцать минут в халате и с полотенцем на голове из ванной показалась порозовевшая от горячего душа Юля, молча прошла в комнату, оделась и снова появилась перед ними в строгом темно-синем парадном костюме и в белой блузке. Наряд так подходил к ее глазкам и сама она была столь хороша и неотразима, что Стас несколько секунд не мог отвести от нее глаз, а Марта почувствовала странный мимолетный укол ревности. На кукольном личике помощницы не было ни тона, ни туши, ни помады. На щеках — естественный румянец, губы алые и свежие. Холодный свет светло-голубых глаз. И стальная хрупкость во всем облике.

«Далеко девочка пойдет, — промелькнуло в мыслях у Марты, — коли уже сейчас осознает свои преимущества и без всякого стеснения вступает в схватку!»

— Я готова, — поняв, что добилась желаемого эффекта, с удовлетворением вымолвила Юля.

- Ты завтракала? — спросила Марта.

— Я пила чай. — Племянница Валерьяна ответила сухо, с достоинством, глядя прямо в глаза своей начальнице. Ни прежней, стыдливости, ни тени былого испуга на лице, словно и не слышала никаких угроз, не пережила легкой истерики.

— Тогда поехали!

Они вышли, сели в машину. Позвонил Миша, экспедитор, сообщил о том, что из Франкфурта звонил Вальтер, будет перезванивать через полчаса.

Юля молча сидела сзади. Марта с ней не заговаривала, обсуждая дела только с гендиректором. Главбухша взглянула на нее в зеркало заднего обзора: помощница сидела напряженная, словно что-то обдумывала.

«У этой девочки стальные нервы, и страх у нее быстро проходит, —заметила про себя Земская. — Не так легко будет с ней договориться».

За время пути Марта несколько раз замечала, как Стас украдкой посматривал на Юлю в зеркало. Словно увидел свою работницу впервые и в первый раз поразился ее красоте.

Юля пришла на работу в магазин два года назад. И ее кукольное личико, тогда к тому же сильно накрашенное, что делало его неестественно ярким, похожим на клоунскую маску, и нелепое клетчатое платье с оборками и кокеткой, и неприятная манера смотреть в сторону, а не в глаза — все это сразу не понравилось Ровенскому.

— Она хоть что-нибудь знает в вашем деле? — подписав заявление, с тоской спросил Стас.

— Научим, — ответила Марта.

Все два года гендиректор не замечал ее, вероятно видя в ней ту самую воронежскую провинциалочку, хотя она за это время очень переменилась. Из угловатой девочки, гадкого утенка превратилась сразу в красивую женщину. От Марты не укрылось, как горят глаза у Коли с Лешей, как другие мужчины бросают на Юлю пламенные взоры, как Вальтер совершенно искренне влюбился. И не будь у них там в Германии столь сложен процесс развода— прежде всего из-за потери большой части накопленных благ, — он бы ради Юленьки развелся. И наверняка в порыве чувств нашептывал ей об этом.

Юля хорошо сознавала, чем обладает. И не спешила выходить замуж, подыскивая состоятельного мужа. Ровенский в этом смысле подходил как нельзя лучше: и богат, и внешне красив, и молод, и характером покладист, и семья с достаточными связями и знакомствами. Что еще желать? Да и вдвоем они хорошо смотрелись, и Юленька очень походила на Лидию Николаевну — той же хрупкой красотой и мощной хваткой. Брак мог бы стать идеальным, но Стас и не смотрел в ее сторону. Точнее, смотрел, но не видел.

И вот сегодня, кажется, глаза Ровенского раскрылись, и верный рыцарь и опора Марты не мог отвести потрясенного взора от той, кто стремился разрушить судьбу и благополучие их обоих. Земская готова была на части разорвать эту царевну-лягушку. И Стаса возненавидеть.

Не успели они приехать, как Лешка выбежал из магазина, замахал руками:

— Вальтер звонит!

Марта влетела в кабинет, схватила трубку. Диц спешил сообщить, что выслал новую партию товара, намекнул о своей доле прибыли. Земская сказала, чтобы он не волновался, его интересы учитываются и он внакладе не останется. Обрадованный немец заговорил о Юлечке, по которой скучает.

— Ее нет в магазине? Я могу с ней поговорить? — с мольбой в голосе попросил он.

— Ее нет, — ответила Марта, — но я все передам, не сомневайся! Мы, возможно, скоро приедем.

— А Юлю можно взять с собой? Я готов сам оплатить авиабилеты и суточные!

— Мы подумаем, Вальтер.

— Ты бы доставила мне такое счастье, Марта! — завопил он. — Я бы работал как вол!

— Хорошо, мы подумаем! — повторила Земская— Все, я тебя целую, пока!

Юля и Стас вошли в кабинет. Ровенский старался не смотреть на девушку, но между ними уже ощущалась некая связь, словно они успели сговориться, Марта пыталась убедить себя, что все это ее фантазии и за несколько минут, пока она разговаривала с Дицем, они бы столковаться не успели.

Земская сразу же принялась за бумаги: от Гриневича пришла рекламация на четыре фары, на стекле которых оказались царапины.

— Вальтер отправил новую партию? — спросил Ровенский.

— Да, две фуры.

Юля разделась, села за свой стол и молча ждала, что предпримет ее начальница. Марта же занималась своими делами, словно ничего не случилось.

— Значит, через недельку придут, — хмуро проговорил генеральный, заглядывая в календарь.

Снова зазвонил телефон, Марта по привычке схватила трубку. Это был Гриневич, но с главным бухгалтером общаться не захотел, а позвал Ровенского. Стас минуты три слушал, сказав лишь одно слово: «Ладно».

Земская передала гендиректору рекламацию, пришедшую за подписью Марка.

— Он просит меня срочно подъехать, — сообщил Стас.

— Это связано с, рекламацией?

— Да вроде нет, — пожал плечами гендиректор, — он сказал, по личному вопросу, а что случилось, я не понял.

Он взглянул на Юлю и тут же отвел глаза.

— Мы поговорим без тебя, произнесла Марта.

Стас уехал. Земская выглянула в салон.

— Леш, если кто-то будет спрашивать, скажи, что и директор, и я будем через часик.

— Ладно, — откликнулся продавец.

Она вернулась в кабинет, поставила чайник, взяла сигареты, подсела к столу Юли.

— Так что будем делать, Юлия Максимовна? Ситуация непростая, ты, надеюсь, в курсе, что происходит? — начала главбухша.

— А что именно? — спросила помощница.

— Что Бобров готов начать уголовное расследование. Все зависит от твоего дядюшки: если я вернусь к нему, то дело будет закрыто и книгу черной кассы нам возвратят. Такая вот милая игра в любовь и налоги.

Юля несколько секунд недоуменно смотрела на Марту.

— Я не знала об этих условиях, — прошептала она. — Он мне ничего не говорил.

— Но это так! Ни о каком возвращении и речи быть не может! — категорично заявила Марта. — Ты взрослая девушка и прекрасно понимаешь, что этаким способом любовные истории не складываются. Разрушенный замок не восстановишь, и желания одной стороны мало. Это сумасбродство. Но оно возникло с твоей помощью. Ты хочешь нас со Станиславом Эдуардовичем посадить в тюрьму? Какая твоя цель?

— У меня нет и не было такой цели.

— А ты что, собиралась помирить меня с дядей?

Юля пожала плечами:

— Я ему случайно проговорилась об этой книге, — покраснев, пролепетала она, — и не думала, что он этим воспользуется. И что ее нашли, узнала от него. Я возмутилась, хотела приехать к вам и обо всем рассказать, но Валерьян Адамович уверил меня, что полицейские обнаружили ее сами и мне не надо ни в чем оправдываться. Я лишь потом, когда меня вызвал Бобров, поняла, что дядя все подстроил, и мне до сих пор так стыдно, что я сама мучаюсь всем этим. Могла бы я куда-нибудь уйти, я бы ушла из его квартиры, но мне некуда.. .

Она прикусила губу, но несколько слезинок удержать не удалось. Юля вытащила платок, промокнула нос.

— Ладно, ты извини, что мы утром наехали на тебя, но ты сама виновата, — примирительно проговорила Земская, выключая чайник и беря чашки. — Надо было прийти к нам и объясниться, но ты молчишь, а значит, не считаешь свой поступок таким уж паскудным. Хорошо, с этим разобрались, но как теперь исправлять будем? Как говорится, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Тебе налить чаю?

Юля кивнула.

— А что можно сделать? — спросила она.

— Надо убедить твоего дядюшку отказаться от безумной затеи, забрать книгу и отдать ее нам.

— Но как?

— Скажи, он тебя любит? — Марта разлила чай, достала из холодильника лимон.

— Не знаю, может быть. Он заходит три раза в неделю, приносит продукты, денег не берет. Даже готовит иногда, звонит почти каждый день, справляется о здоровье. Ну и так далее. Но вообще-то мне кажется, что для него дорога эта квартира, потому он и не разрешает ничего переставлять и требует бережно относиться к каждой безделушке. У меня иногда возникает такое ощущение, что он приходит на встречу со своей матерью, а я как бы играю ее тень.

— Да, сложный случай, но деваться некуда, надо пробовать. Будем исходить из простого. На уговоры он не поддастся, я его знаю, это бесполезно. Значит, его надо переломить, но причина должна быть очень весомой. Если объявить о твоем похищении, он тут же побежит к Боброву, а привлекать милицию и прочие структуры нам ни к чему.

Этот вариант не подходит. Нужно инсценировать какую-то серьезную беду с тобой. Ну, к примеру, ты потеряла сорок тысяч долларов и, чтобы их возвратить, должна обратиться к нам со Стасом, а мы выставим свои условия: отдать книгу и прекратить дело. Но потеря денег не очень оригинальная идея. У тебя было подозрение на гепатит?

- Да.

— Это ведь очень опасная болезнь... А что, если врачи обнаружили у тебя болезнь Гоше и нужна срочная пересадка костного мозга? Это стоит сорок тысяч долларов. У Стаса есть знакомый врач, мы можем все это разыграть предельно серьезно. Ты можешь сама сводить Валерьяна к врачу. Знакомых, у кого он может одолжить такую крупную сумму, у него ведь нет?

— Не знаю, но думаю, что нет.

— Вот и проверим твоего дядюшку. Что для него дороже: собственное сумасбродство или жизнь племянницы? — Марта усмехнулась.

Юля молчала.

— Я понимаю, что это нехорошо, но Валерьян Адамович первым повел себя самым гнусным образом: использовал тебя, загнал в западню меня, а посему и с нашей стороны такой обман извинителен. Я логично рассуждаю?

— В общем, да.

Марта поднялась, протянула ей руку. Встала и Юля, смущенно улыбнулась, подала свою ладошку.

— Договорились. А врача я попрошу придумать такую болезнь, которой нет ни в каких медицинских справочниках, чтобы Валерьян Адамович не смог затерзать своих знакомых докторов. Он сегодня у тебя появится?

— Наверное.

— Значит, сегодня ты на работе не была, почувствовала себя плохо и пошла к врачу, которого тебе порекомендовала подружка из банка, где ты бываешь:

Ты пошла, тебя сразу же обследовали, сейчас есть такая аппаратура, и картина выявилась не очень приятная. Ты испугалась, позвонила мне и Ровенскому — куда еще звонить, как не в фирму, где работаешь? — и я тебе сказала, что мы со Стасом готовы помочь, но есть ряд условий, которые необходимо обсудить с Валерьяном Адамовичем. Если он согласится, я позвоню ему. Остальное, как говорится, дело техники, — Марта пристально посмотрела на свою помощницу. — Но тут ты, Юленька, должна все разыграть так, чтобы он поверил. Иначе наша пьеска с треском провалится! Но у настоящих драматургов, в отличие от нас, есть, как правило, еще один шанс. Чеховская «Чайка», провалилась в Петербурге, но имела шумный успех в Москве. У нас же второй премьеры не будет.

— Я постараюсь.

Через полчаса приехал Стас. Гриневич готов был забыть про все рекламации и заплатить любую сумму за ту злополучную пленку, что имелась в руках эфэсбэшников, и Марк Григорьевич попросил Ровенского, чтобы тот попросил дядю посодействовать в получении этой записи. Он больше всего боялся жены. Она, по его словам, сумасшедшая. Если узнает, то сама наймет киллеров, и Гриневича угрохают.

— Он на самом деле был перепуган, — усмехнулся Ровенский: — Во всяком случае, я его таким еще не видел.

— Что ж, может быть, это собьет с него спесь, — обронила Марта.

Она пересказала ему план, который они придумали вместе с Юлей. Главбухша намеренно подчеркнула, что «они вместе придумали», дабы показать, что все недоразумения сняты и конфликт исчерпан.

— И нам нужно сегодня же договориться с твоим врачом-приятелем, как его...

— Юрчинский. Сергей.

— Вот, с Сергеем! Съездить к нему с Юлей, пусть он обучит ее нескольким профессиональным словечкам и разъяснит суть этой опасной болезни. Увы, время поджимает.

— Вы думаете, дядюшка клюнет?

— У тебя есть другой вариант?

Ровенский пожал плечами.

— Тогда звони Сергею и договаривайся о встрече! — скомандовала Марта.

— Может, с дядей Сашей посоветоваться?

— Я понимаю, он всю ночь напрягал мозги, только мы этого не чувствуем. А время уходит. Александр Васильевич уже помог нам определить приоритеты, убедил, что надо любым способом переломить моего бывшего муженька. Единственный вариант, который может сработать, на мой взгляд, — это поставить его перед выбором. Юля — ближайшая родственница. Если Валерьян не бросится спасать жизнь племянницы, то, значит, крыша у него точно поехала и тогда придется обращаться к психиатру. Звони Сергею!

Через час они уже сидели в кабинете Юрчинского.

Шапка черных кудрей, большие навыкате глаза, тот час загоревшиеся, едва он увидел двух очаровательных женщин, длинный нос Сирано и крупные губы, наполовину скрытые густыми усами.

«Бабник еще тот», — с ходу определила Марта.

— Сергей Юрьевич Юрчинский, собственной персоной! —отрекомендовался врач, едва они переступили порог его кабинета, и тотчас предложил выпить за знакомство по граммульке спирта с рижским бальзамом. — Хочу сразу же предупредить, что я неотразимо обаятельный и на женщин произвожу неизгладимое впечатление. Но тут уже ничего не поделаешь, — он тяжело вздохнул, словно устал от непрерывного нашествия женщин. — Натура — дура! Так как, ощетинимся с рижским по граммульке?

Все отказались. Земская популярно объяснила, чего они хотят, И Юрчинский быстро назвал страшную болезнь, о которой только что вычитал в одном медицинском журнале. Мало того, написал медицинское заключение, поставил свою подпись и личную печать.

— Пусть дядюшка смело обращается ко мне за справками, а вы непременно звоните и держите меня в курсе! — Он галантно поцеловал Марте и Юле ручки, предлагая звонить и заходить в любое время дня и ночи.

— А вы что, здесь круглосуточно находитесь? — поинтересовалась главбухша.

— Нет, я же дал вам два телефона: рабочий и домашний, — многозначительно проговорил он. — Если меня нет на работе, значит, я дома, а если меня нет дома...

— Значит, вы на работе! — закончила Земская.

— Верно! — обрадовался Юрчинский, со значением пожимая Марте руку и с такой ненасытной жадностью глядя ей в глаза, словно он в первый раз видел женщин после десятилетнего заключения. Такое впечатление почему-то сложилось у Марты.

Стас подвез Юлю к метро.

— Может быть, к дому? — спросил он, взглянув на девушку в зеркальце.

Юля смутилась, пожала плечами. Гендиректор впервые проявлял столь важные знаки внимания, и она не знала, как реагировать. Однако вмешалась Марта:

— Я не против, но это опасно. У Валерьяна Адамовича есть ключ от квартиры, он у нас пенсионер и часто приходит к племяннице пораньше и, поджидая ее, готовит ужин. Можем нарваться на него, дядюшка заметит Юлю в нашей компании, и мы только все испортим. Потому лучше не рисковать... Ну, девочка, весь мир сейчас смотрит на тебя! Ты нас слегка подвела, тебе и выручать. Другого выхода нет.

— Я попробую, — еле слышно пробормотала Юля,выбираясь из машины.

— Я буду дома ждать твоего звонка! — бросила ей вслед Земская. — Звони в любое время!

9

Моросил дождик, и Марте не хотелось выходить из теплой машины.

Еще вчера Стас попытался бы отговорить ее ехать домой, вместо того чтобы остаться у него. Но сейчас он промолчал, и Марта ощущала странную грусть в душе, словно ее бросили. Словно она все-таки влюбилась, прикипела, собралась за Стаса замуж, а тот взял да и разлюбил. А если б все на самом деле так и было? Ведь Ровенский вьюном крутился, слова красивые разбрасывал, как сети, обольщал долго и упорно. Хорошо хоть ей не двадцать, а то бы поверила. A эта мышка все же пробила клетку, высекла свой сноп победных искр. Молодец, что еще можно сказать. Вот оно, племя младое, незнакомое! Пушкин оказался прав: именно незнакомое.

-Марта была не уверена, что Юля все в точности исполнит. Красотка поняла, что опасность миновала, старая тетка пошумела, погрозилась, но тут же простила. Однако пока Марта сидит в кресле начальницы и крутит всеми в «Сириусе», Стаса Юле не видать. А тут удобный случай избавиться от Земской.

Главбухша взглянула на большие уличные часы: половина четвертого. Она вдруг поймала себя на мысли, что сегодня еще не обедала.

— Знаешь, я, наверное, поеду сегодня домой, — сказала Марта. — Что-то я подустала.

— Я договорился с Гриневичем, он заберет одну фуру — сообщил Стас. — Надо заехать к дяде Саше,поговорить насчет кассеты. Не хочешь его повидать?

— Конечно, надо бы узнать его мнение относительно нашей затеи, —вздохнула она. — Александр Васильевич хороший аналитик, он тут же укажет промахи, ежели они есть. Но я сижу, как квашня, точно из меня все нутро вынули. Жрать хочется, а как представлю, что надо куда-то тащиться, всякий аппетит пропадает... Я вижу, ты наконец-то разглядел нашу Юленьку, — неожиданно ляпнула она, хотя за несколько минут до этого категорически запретила себе об этом заикаться. Вот бабизм-ягизм! Марта была готова от злости откусить кончик языка.

Ровенский мгновенно смутился.

— Я не понял, что значит «наконец-то разглядел»? — хмурясь, произнес он.

— Ладно, только не вешай мне, мудрой тетке, лапшу на уши! — завелась Марта. — Разглядел, и хорошо. У тебя есть в натуре эта особенность: смотреть и не видеть, видеть, но не суметь разглядеть все до донышка Это не сразу, с опытом приходит.

Стас набрал номер по мобильнику.

— Але, тетя Рита? Дядя Саша дома?.. Да ничего, помаленьку... Дядя Саш, это я! Чего у вас сегодня на обед? Борщик и куриные котлетки? Годидзе! Ну так что, покормите двух бедняг, отравленных ресторанными шкварками?. Да, надоело, ты прав! Так мы заедем?.. Тогда покедова! — Он отключился. — Поехали! Тетя Рита знатные борщи готовит! А куриные котлеты — сама нежность. Я ведь тоже ничего не ел, и от голода башка идет кругом! Долго засиживаться не будем, а потом я отвезу тебя домой.

И Ровенский, не дожидаясь ее ответа, лихо вырулил на мокрую дорогу, подрезав утлый «фиатик», и помчался в сторону дома генерала Стукова, на «Сокол».

Густой красный борщ, с перцем и говядиной, сочные поджаристые котлеты с цветной капустой на самом деле оказались вкусными, и Марта вдруг вспомнила, что, наверное, больше месяца не варила никаких супов. Обленилась в отсутствие мужа. Дядя Саша, по-прежнему облаченный в стеганый теплый халат, обедать с ними отказался, но принес лед и стал пить свое виски, слушая сообщение о Гриневиче.

— Я не могу каждый раз вытаскивать этого индюка из параши, куда он по своей же воле залезает! Ну сколько можно?! Я же не машина «скорой помощи»!

— Марк обещал хорошо заплатить. Любую сумму.

— Обещать он горазд. В результате все сведется к двадцати штукам баксов, я его знаю! — буркнул Александр Васильевич. — Вам налить чего-нибудь по рюмашке?

— Марку веры нет, — подтвердила Земская. — Я пить не буду, а Стасу нельзя.

— Ты видишь, как мне сложно руководить предприятием? — усмехнулся Ровенский.— Ладно, сделай в последний раз, я ему слово дал, что уговорю тебя!

—А ты впредь словами не бросайся! — вспылил Стуков. — А то завел себе домашнего генерала! Живи по уму! Скромно, по возможностям!

— Да ладно, не шуми, ты не на планерке с подчиненными! Сидим, говорим по-родственному. Не можешь сделать, так и скажи: не могу. Или не хочу! А чего мне нотации читать?! Марк ненадежный человек, дурной, я это понимаю, но других постоянных партнеров, с кем бы я уже пять лет работал, у меня нет. Это тоже надо учитывать. Я бы вообще хотел жить и работать где-нибудь в Испании, Посиживать в кафе на веранде, за стаканчиком вина большую часть дня. А приходится здесь болтаться... Поговори со своими, — сбавив тон, попросил Ровенский. — Может быть, удастся что-то сделать.

— Хорошо, спрошу у ребят, но ничего пока не обещаю. Если Марк взят в серьезную разработку, то и ты тогда к нему больше не суйся, а то сам попадешь под колпак. Завтра узнаю и сам позвоню. Если невпротык, Грину скажешь, что лента подшита в дело и взять ее невозможно. Ну а чего у вас? — Александр Васильевич взглянул на Марту,

Земская рассказала о своей идее. Стуков внимательно выслушал и качнул головой:

— Неплохо! Учись, Стас, пока Марта Сергеевна рядом! Я поражаюсь ее уму! Она бы и у нас могла работать. Я тоже придумал нечто похожее. Даже договорился с одной больничкой. Девоньку увозят с острым приступом, она лежит в поту, дядя приходит ее навестить, племянница даже говорить не может, а пишет записку: «Попроси у Марта! Сергеевны!». Чего попроси, непонятно, а врач разъясняет, что деньги на лекарство нужны срочно, завтра. Ну а дальше все, как у вас. У меня немного побольше атмосферы, живописных деталей. А у вас все зависит от того, как сыграет ваша Юля. Но вы лучше ее знаете, потому умолкаю. Дай-то бог ей удачи!

Александр Васильевич допил свой стакан и снова его наполнил.

— Да, я, видимо, поторопилась! — погрустнела главбухша.

— Ничего, Марта, еще не вечер! — махнул рукой Стуков. — Если ваш Валерьян не сумасшедший, то должен клюнуть на вашу удочку. Ну а если крышу сорвало, то и мой вариант не сработает. Подождем.

Кофейку, ребятки? Кстати, ваш Джаник либо всерьез повредился в уме, либо косит под сумасшедшего, чтобы избежать зоны. Боюсь, его упекут в психушку.

Марта со Стасом выпили по чашке крепкого кофе, а генерал, выкушав почти литр виски, осоловел, и Рита увела его спать. Гости, откланявшись, поехали домой.

Был уже вечер, асфальт блестел от дождя. В салоне было тепло и уютно от старых песен Элтона Джона.

— Не гони, дорога мокрая, — сказала Марта. — Интересно, чем закончится моя маленькая пьеска для двух исполнителей. Дорого бы я отдала, чтобы посмотреть, как она играется. — Она взглянула на часы.—Шесть вечера. Это его время. Наверно, уже там поджаривает картошечку с бараниной. Или стружит салат. В рубашечке, в переднике, все чинно, чисто, посуда тут же моется, очистки сразу же выбрасываются. Любит намурлыкивать что-нибудь про себя, мелодию Гершвина или Чайковского. — Она громко зевнула. — Извини! Но кажется, мой ресурс на сегодня весь выработан... Да, у дяди Саши вариант повкуснее, получше, потоньше! Теперь буду весь вечер переживать, что дала маху, засуетилась, возомнила о себе черт знает что, а надо было бы себя окоротить и уважительнее отнестись к профессионалу!

— Да не терзай себя! Ты все нормально сделала!

— Нет, надо себя терзать! Нельзя наступать на одни и те же грабли! Нужно совершенствоваться, чтобы уважать себя! А не будешь терзать свою душу и казниться из-за каждого промаха, так и останешься глупцом! — запальчиво проговорила Марта. Сонливости в ней как не бывало. — Да уж лучше я загрызу себя до смерти, но никогда не буду радоваться своей лени, тупости или неумению!

Ровенский был не в силах с ней спорить. Этот денек вымотал и его. Ему хотелось лечь, вытянуться и забыть обо всём.

— Мне кажется, я совершила ошибку! — помолчав, призналась Марта. — Какое-то мрачное предощущение... Ладно, все, тебе тоже надо отдохнуть!

Они подъехали к подъезду. Марта вышла из машины, махнула Стасу, чтобы уезжал. В узком коридорчике Земская столкнулась с соседкой, врачихой Верой. Та в своем розовом халатике, наброшенном на голое тело, протирала пол.

— Вот решила помыть, а то дышим этой пылью, грязью, — точно оправдываясь, смущенно проговорила она. — Я что-то Виталия Витальевича давно не вижу. Он не заболел?

— Он уехал ставить спектакль.

— Что вы говорите?! — .радостно воскликнула Вера. — То-то и вас я совсем не вижу!

«Вот стерва!» — выругалась про себя Земская.

Дома она тут же легла, взяв в руки любимый роман «Немного солнца в холодной воде» Франсуазы Саган. Однако с трудом дочитала страницу и снова вспомнила о помощнице. Сейчас, в эти секунды, возможно, и происходит объяснение. Но как? Юле бы надо, придя домой, прилечь, схватиться за бок, чтобы дядюшка всерьез почувствовал мертвую хватку болезни. Он не глуп, и его не так-то просто провести. Да, стоило бы подождать, порепетировать, ничего бы за один день не случилось.

Зазвонил телефон, и главбухша схватила трубку. Но это была Алла Клигман. Марта уже успела позабыть о ней.

— Добрый вечер, я не разбудила? — радостно защебетала актриса.

— Нет-нет, я вас слушаю.

— У нас послезавтра начинаются съемки, но режиссер просит вас подъехать завтра...

— Я, к сожалению, не могу, Аллочка!

— Но это очень важно! — воскликнула Клигман. — Режиссер хотел, чтобы вы посмотрели на мой рабочий стол, окинули его критическим взглядом, сказали бы, каких деталей не хватает. Мы могли бы прислать за вами машину! Это очень важно! Вы же согласились быть консультантом! Мы никого больше не искали,и вы очень подведете нас, если откажетесь!

— Хорошо, позвоните завтра утром, часов в девять. Ровно в девять! Если не позвоните, то я уйду!

— Я позвоню обязательно! Рада была вас слышать.

— Всего хорошего! — Марта с минуту смотрела на телефон, ожидая, что позвонит Юля, но аппарат молчал. У Земской появилось искушение самой набрать номер помощницы, однако в последний миг главбухша отказалась от этого намерения.

Она открыла роман и опять начала с первой страницы, на этот раз одолев вторую и третью, но на четвертой глаза стали слипаться, она выронила книгу и заснула.

Ее разбудил через полтора часа телефонный звонок. Она схватила трубку и, услышав тихий голосок Юли, произнесла:

— Подожди секунду! — Прижала трубку к груди и несколько мгновений приходила в себя, ощущая, как колотится сердце . — Да, говори!

— Я ему все объяснила, как вы и велели, показала включение врача, предложила ему позвонить или съездить к врачу, но он почему-то не стал брать номер телефона. Выслушал спокойно, спросил, где я думаю брать деньги. Я сказала, что могла бы у вас и у директора. Одну сумму взять с рассрочкой выплаты, а другую безвозмездно. Но у вас наверняка появятся встречные условия. Валерьян Адамович выслушал и сказал: «Пусть Марта Сергеевна мне позвонит, мы с ней все обсудим».

В голосе Юли слышались радостные нотки, она решила, что основного добилась, но Марта отреагировала на ее слова более сдержанно:

— А он поверил в твою болезнь?

— Я думаю, да! Дядя внимательно прочитал медицинское заключение, долго потом меня расспрашивал, что я чувствую, какие боли, где, какие затруднения, я все ему расписала, как доктор научил.

— А почему же он сразу не захотел со мной связаться? — не унималась Марта.

— Я не знаю.

— Он был спокоен?

— Внешне — да. Но внутренне, как мне показалось, он взволновался.

Земская хорошо знала, как волновался бывший муж. Однажды его мамочка позвонила по телефону, заявила, что умирает, и потребовала вызвать «скорую», так он ни 03 набрать не мог, ни слова выговорить. А когда Марта сердито заметила, что мамочка, вместо того чтобы набирать их семизначный номер и объявлять о своей смерти, могла бы сама вызвать врача, тут Валерьян Адамович заломил руки, упал на колени и зарыдал, как институтка, которой сообщили об измене жениха. Похоже, его нынешнее спокойствие ничего хорошего не предвещало. То ли бывшего супруга совсем не встревожила участь бедной племянницы, то ли он не поверил ее рассказам, то ли так изменился за прошедшие годы, что стал мудрым и спокойным.

— Хорошо, я ему позвоню, — помолчав, сказала Земская. — Спасибо тебе. Пока.

Она положила трубку, но тотчас же звонить Валерьяну не стала. Надо выждать, не теряя самообладания. Если зерна сомнений посеяны, то им нужно дать прорасти. Пусть еще раз все взвесит. Наверняка ему захочется посоветоваться с Бобровым. Тот попытается по своим каналам все проверить. И прежде всего Юрчинского.

Марта набрала номер Сергея. Он тотчас подошел, приглушил музыку. Она представилась, выложила, какое неизгладимое впечатление он произвел на нее, чем вызвала фонтан восторгов и ответных комплиментов.

—Хотите я приеду? — Он готов был немедленно сорваться с места.

— Сергей Юрьевич, вы спешите, а делать этого не стоит. Пусть наши зарождающиеся отношения укоренятся в сознании, войдут в плоть, и я думаю, мы сами почувствуем, когда необходимо сделать следующий шаг, — тихим голосом проговорила Марта.

— А если не почувствуем? — живо заинтересовался врач.

«Боже, какой остолоп! — ругнулась про себя Марта. — Как он еще людей лечит?»

— Если не почувствуем, значит, мы не созданы друг для друга. Логично?

— Но есть еще и секс! — не унимался Юрчинский.

— Для секса нужны Багамы или Майами. Поехали, я могу освободиться на недельку.

Пыл Юрчинского поубавился. Земская этим воспользовалась, тут же огорошив своего собеседника тем, что его могут навестить из налоговой полиции с расспросами о больной И тут нельзя спасовать.

Но вы же сказали, что это безобидная шутка, которая нужна лишь для того, чтобы напугать скупого дядюшку, — забеспокоился Юрчинский.

— Вот от него и придут.

— Но мы так не договаривались! — запротестовал врач.

— А как же ваши заверения, что ни одно медицинское светило ни в чем не усомнится? — удивилась главбухша. — Выходит, вы нас обманули? А я чуть было вам не поверила!

— Да нет, все так и есть, проверить можно только в Европе, кажется, в Испании есть такая генетическая служба, но стоит это очень дорого...

— Ну вот это и скажите, Сергей Юрьевич, когда к вам придут.

— Попробую, — вздохнул он.

— Да не волнуйтесь вы, никто проверять не будет! И побольше уверенности в голосе! Да, и позвоните сразу же мне! Рабочий у вас есть, он такой же, как у Стаса, домашний я тоже давала. Вот видите, у вас появится повод для звонка. Атам кто знает... — Марта не спешила заканчивать разговор, давая ему проглотить наживку.

— А кто там знает? — кокетливо спросил Юрчинский.

— Да есть один малыш. Зовут его Амурчик.

— Я с ним, между прочим, хорошо знаком!

— Вот как? — двусмысленно протянула Марта. — Ой, у меня чайник горит! Все, пока! — Она бросила трубку, иначе бы он не отлип еще часа два.

Земская отключила телефон, Погасила свет, повернулась на правой бок и закрыла глаза. Но уснула не сразу. Потребовалось минут сорок, чтобы успокоиться, прогнать рой тревожных мыслей, крутившихся вокруг бывшего мужа и Боброва. Все же она явно недооценивает их. Они оба не простаки и все рассчитали. Валерьян дал ей три дня, мог дать и две недели, нисколько не сомневаясь, что все ее попытки вывернуться провалятся. Не исключено, что завтра Юрчинского припугнут и попытаются расколоть. Денек-то он продержится, но потом его придется чем-то подпитывать.

Валерьян со своим внебрачным сынком предполагали, что Марта кинется в бой. Тогда выходит, что завтра бывший муж даст понять, что ей не стоит заниматься ерундой, тратить время и деньги на эти наскоки, которые все будут легко отбиты. И что тогда? Что она предпримет, если госплановский супруг окажется несгибаемым? Сама прогнется?

Она вздохнула, открыла глаза, наблюдая, как тени от автомобильных фар скользят по стене, превращая комнату в аквариум. И в детстве так было, и в юности, и смерть она представляла себе такой: гигантский аквариум, где души, как тени, беспрерывно перемещаются, ища родных и знакомых.

Утром Марта поднялась как обычно, приняла душ, выпила чаю. Включила телефон. Она знала, что Валерьян каждый день встает в семь и привычек своих не менял с двадцати одного года. К восьми он завершает физзарядку, смывает пот, завтракает, и в восемь тридцать раньше за ним приходила служебная «Волга», чтобы везти в Госплан, теперь же он садится за письменный стол и с красным карандашом просматривает «Правду», «Известия» и подчеркивает основные мысли. До девяти тридцати он этой важной работой как раз и занимается. Марта еще размышляла, переговорить ли с бывшим супругом сейчас или подождать до вечера, сначала узнав информацию от Юрчинского, но додумать ей так и не дали: заверещал телефон.

Тоненький голосок актрисы сообщил, что шофер уже выехал и через десять минут будет у ее подъезда. Эта неслыханная наглость так поразила Марту, что она не нашлась даже, что ответить, ибо вчера они договаривались только созвониться и ни на какую студию Земская ехать не собиралась. Тут вся жизнь катится под откос, а она помчится кино снимать. Да гори оно синим огнем!

— Это ненадолго, Марточка Сергеевна, я вас буду ждать на студии, у нас белая «Волга», номер триста пятьдесят, шофера звать Вася, до встречи! — протрещала Клигман и тут же бросила трубку.

От такого хамства Марта тотчас приняла стойку воина, но позвонил Виталий. Он заговорил радостным, бодрым тоном, стал рассказывать о своих успехах, о том, что репетиции продвигаются легко, все работают с воодушевлением и, кажется, это будет шумный успех. Газетчики и местное телевидение уже сейчас осаждают его, пишут статьи и делают репортажи о ходе постановки.

— Мне предлагают стать главным режиссером, — неожиданно объявил Виталий. — Прежний уходит, и весь коллектив «за», словом, я пришелся ко двору...

— И что ты решил?

— Без тебя я не могу такие вопросы решать. Я понимаю, что ты не поедешь, это, как говорится, без комментариев, но я бы поработал годика два. Представляешь, кончается дневная репетиция, а я жду не дождусь, когда наступит вечерняя. Мы тут как-то зарепетировались за полночь, так и остались ночевать в репзале. Счастливые часов не наблюдают. Тебе, наверное, забавно обо всем этом слышать, не так ли? Я сам посматриваю на себя с удивлением.

— Ты истратишь кучу денег на переговоры!

— Плевать, мне их все равно некуда девать! Питаюсь в театре, тут недорого, водку не пью, на девушек тоже не трачу...

—Они тратят, — вставила Марта без всякой язвительности.

— Примерно так.

«Значит, любовницу завел, коли говорит об этом почти открытым текстом», — с горечью подумала она.

— Ты на премьеру приедешь?

— Не знаю.

— Приезжай, нам надо о многом поговорить!

— Не знаю, — повторила Марта.

— Ладно, я еще позвоню. А хочешь, запиши мой телефон в гостинице, я, правда, не всегда там бываю.

— Лучше позвони сам, — резко перебила она его. — Тебе ведь все равно некуда деньги тратить. — Марта положила трубку.

Опять не сдержалась. Но и Виталик тоже хорош. Мог бы и промолчать по поводу любовницы. И хоть бы спросил, как у нее идут дела. Привык, что у нее всегда лучше всех.

«Все мужики кобели!» Каждый раз произнося эту непреложную истину, Марта надеялась, что кто-нибудь ее опровергнет. Вот и нашелся один — Валерьян Адамович. Но лучше бы он этого не делал.

10

Марта ехала на студию под пленительную музыку Первого концерта Рахманинова, и утреннюю сердитость разом куда-то смыло. Земская вдруг подумала, что все, что случилось, должно было случиться. Ничто безнаказанным не остается, за все приходится платить, и чаще всего двойной ценой. Она влюбила Валерьяна в себя, приручила, а потом бросила. Несчастный чиновник был виноват только в том, что разонравился ей, стал раздражать своими дурацкими привычками. Что же, так бывает. И Джульетта, пожив с . Ромео меньше десятка лет, скорее всего, его возненавидела бы, поняв наконец, как правы были родители. Ибо муженек пропадал бы целыми днями с приятелями, пируя в разных харчевнях, тискал бы простолюдинок, заваливаясь с ними на сеновал, или соблазнял молоденьких женушек, вышедших замуж за богатых стариков и жаждущих свежей плоти. После пяти-шести лет такой жизни Джульетта превратилась бы в ярую стерву и сама начала бы искать утешения со слугами и сомнительными проезжими. Идиллия лопнула бы с треском, как перезревший арбуз.

— Верно, Вася? — сказала вслух Марта.

— Не знаю, что вы имеете в виду, но, видимо, так, — философски заметил шофер.

Алла встретила Земскую на проходной, подхватила под руку, потащила в павильон, где уже вырос уголок фирмы, в том числе и кабинет главного бухгалтера с массивным столом, креслом, вентилятором и небольшим дополнительным столиком. Суетились бутафоры, ставя некоторые предметы и украшая стол всякими безделушками. Рядом с калькулятором появился одноногий чертик, затем стеклянный шар, наполненный жидкостью с зимней сказкой внутри. Тут же старый арифмометр с ручкой. Принесли компьютер, стали устанавливать.

— В кабинете обязательно должно быть большое зеркало, она же баба! — потребовал черноволосый сорокалетний мужчина, вошедший в павильон.

— Это оператор-постановщик, — шепнула Алла. — Очень известный и талантливый.

На лице известного и талантливого сохранились следы вчерашней бурной попойки, он жевал жвачку, видимо перебивая этим крепкий сивушный дух, который Земская сразу же почувствовала, хотя он держался метрах в четырех от нее. Земская не любила пьяниц, но оператор почему-то не вызвал у нее раздражения — уж очень был импозантен. Вместо галстука у него был повязан шейный платок, который очень шел ему. Открытое, крупной и красивой лепки лицо, глубоко посаженные глаза, казалось проникавшие насквозь, черные волнистые волосы,блестящие, словно набриолиненные, отливающая гладкостью синева щек, твердый волевой подбородок — все выдавало в нем уверенного мужчину. С ним, наверное, любой женщине было бы легко и покойно.

Однако его грубоватое выражение «Она же баба!» мгновенно пробудило в Марте боевой дух.

— Это совсем не обязательно, — сказала она. — Женщины, когда им нужно привести себя в порядок,пользуются пудреницей или косметичкой. Я нигде не видела, чтобы в кабинете главного бухгалтера висело зеркало.

Оператор бросил на Земскую хмурый взгляд, и Клигман тотчас поспешила ее представить:

— Марта Сергеевна, наш консультант.

— Георгий Иванович. — Во взгляде оператора что-то блеснуло, этакий отдаленно-слабый интерес.

— Понимаете, Марта Сергеевна, мне нужно зеркало, чтобы решать некоторые сцены, поскольку оно позволяет дать еще одно изображение, — пояснил он. — Если мы повесим зеркало, это не станет стратегической ошибкой? — В его голосе прозвучала ирония.

Марта ничего не смогла возразить, впервые почувствовав себя беспомощной.

— Нет, не станет..

— Вот и прекрасно! Вешайте!

— А куда, Георгий Иванович?

— Пока вон в тот угол! А потом поправим.

Оператор вытащил пачку «Парламента», молча предложил Земской, и она почему-то не отказалась, хотя еще секунду назад и не думала курить. Вообще Георгий Иванович действовал на нее магически. Она не могла понять, чем он ее так привораживал. Не своей же мужской красотой. Красивых мужиков Марта повидала.

— Я пойду поищу режиссера, надо вас познакомить. Он должен быть где-то здесь, — проговорила Алла и убежала.

— Режиссер уехал домой, у него там что-то случилось, а меня просил извиниться перед вами. Что я и делаю, — сказал оператор.

— А как же Алла, она не знает...

- Пусть побегает, не люблю эту трещотку! Чего он ее взял?! Вот вас надо снимать! — Георгий Иванович пристально посмотрел на Земскую.

Марта смутилась, как девчонка.

— Ну какая из меня актриса!

— Да вы себя со стороны не видите! — загорелся он. — Какой умный взгляд, какое красивое лицо!

Они стояли посредине большого павильона, наблюдая за суетой декораторов, оформлявших стены разных комнат и кабинетов.

— Эй! — Оператор подозвал одного из рабочих. — Принеси-ка нам те два кресла!

— Но они же в декорации!

— Ничего, ничего, давай неси!

Парень принес.

— Садитесь, Марта Сергеевна! В ногах правды нет, — предложил Георгий Иванович.

Они сели. К оператору подбежал ассистент.

— Я две кассеты зарядил на завтра, это из тех, проверенных кусков, — доложил он. — Вторую ось на проверку тоже отдал, экспонометр починили.

— Слушай, сбегай в буфет, принеси водички: мне минералки, а Марте Сергеевне, наверное, колы или «Спрайта». Что хотите? А может, по сто коньячку? — и, не дожидаясь ее ответа, прибавил: — Да, это хорошая мысль! Все, отдыхай, Костя! Завтра в девять, как штык! В одиннадцать съемка! Пошли!

Марте пора было на работу, но она покорно встала.

Они поднялись в буфет. Было закрыто, но Георгий Иванович постучал, и его впустили, налили по сто граммов коньяку, дали лимончик и два бутерброда с семгой.

— Вот это разговор! Ну, за знакомство! — Они чокнулись, пригубили коньяк, оператор уцепил дольку лимона, смачно разжевал, крякнул, с восхищенной улыбкой глядя на Марту. — Очень красивое лицо! Вот его бы снимать! А тут расфуфырка с тенями! Вы сценарий-то читали?

— Нет.

— Надо почитать. Современная драматическая история женщины — главного бухгалтера. Судьба сгибает ее в колесо, а она пытается бороться, противостоять, и довольно отважно у нее это получается. Несколько любовных линий, есть что играть актрисе, но Алла не вытянет: она субретка, актриса второго плана. Правда, этим всегда хочется выйти в примы.

— А чем все кончается? — затаив дыхание, спросила Марта. -Ей вдруг показалось, что все это о ней, словно кто-то подсмотрел ее жизнь.

— Не буду пересказывать, лучше почитайте и, кстати, может быть, сделаете какое-нибудь дельное замечание, не только по части вашей профессии... Берите бутерброд! А хотите я закажу эскалопчик? Наша Наденька готовит изумительно!

— Нет, спасибо, мне уже пора на работу, — ответила Марта. Она съела бутерброд с рыбой.

— Не хотелось бы вас отпускать, конечно, но что поделаешь, — грустно усмехнулся Георгий Иванович. — Только вы сценарий с собой заберите. Я могу свой экземпляр отдать. У нас на съемки — месяц, и финальные сцены будем снимать в конце, но надо, чтобы вы пораньше прочли. — Оператор снова пристально взглянул на нее, и она опять смутилась. — Мы могли бы как-нибудь встретиться? — неожиданно спросил он.

Марта пожала плечами:

— Почему нет.

— Как вам позвонить?

Она продиктовала ему свой домашний телефон, который обычно никому из мужчин не давала.

— Что ж, выпьем еще раз за знакомство, которому я лично до чрезвычайности рад, ибо испытал ни с чем не сравнимое чувство наслаждения, находясь рядом с вами. Я сегодня не хотел ехать на студию, отговаривался всеми возможными способами, но режиссер меня вытащил, а сам уехал, оставив меня наедине с вами! Как тут не воскликнешь: судьба-индейка!

Глядя на него, Марта не помнила ни о чем: ни о работе, ни о бывшем, ни о настоящем муже, ни о своих бедах. Полная амнезия.

Прибежала Алла. Увидела, что они пьют коньяк и мило воркуют, позеленела от злости.

— К сожалению, Александр Михайлович уехал домой, там у него что-то стряслось, он извиняется, Что так все получилось. Я пол студии обегала, никто ничего не знает!.. — затараторила она;

— Мне надо уже на работу, Аллочка.

— Вася здесь, он вас отвезет, но мы обязательно созвонимся, договоримся о встрече, мне еще надо много вопросов вам задать и режиссеру постановщику...

— И оператору- постановщику, — вставил Георгий Иванович.

—Да, и оператору...

— Ты найди экземпляр сценария для Марты Сергеевны, а то она не в курсе.

— Режиссер оставил экземпляр для Марты Сергеевны, я пойду его возьму, найду Васю и встречаемся внизу, в холле!

Клигман исчезла.

— Такая маленькая, а столько производит шума, что диву даешься, — сказал Георгий Иванович. — Красивая женщина — это как терра инкогнита, незнакомая, непознанная земля, а каждый мужчина в душе хоть немного, но путешественник. Так и вспыхивает страсть. За вас, Марта Сергеевна! — Он поднял стакан с остатками коньяка.

Его низкий, с хрипотцой, бархатный голос, казалось, касался самой души, заставляя ее вздрагивать.

— Да вы поэт! — улыбнулась Марта.

— Не знаю, что уж это — поэзия или глупость, что иногда одно и то же, но я именно это чувствую. Я никогда ничего не выдумываю такого, чего не смог бы ощутить! — Георгий Иванович нежно поцеловал ей руку.

Внизу запыхавшаяся Алла вручила Марте сценарий, и Земская уехала, наполненная ароматами коньяка, сигаретного дыма и терпкого, но приятного запаха лосьона, исходившего от ее неожиданного знакомца. Марта посмотрела на часы и ужаснулась: стрелки показывали половину первого. Ей привиделось, что в магазине царит переполох, Стас стоит на ушах, гадая, что с ней приключилось, обзванивает морги и больницы, работа не движется. Но, влетев в торговый салон, она обнаружила спокойные лица Коли и Леши. Продавцы даже не спросили, что с ней случилось. В кабинете она застала еще более мирную картину: Ровенский пил чай с Юленькой, уминая берлинские пирожные.

— Долго спим, Марта Сергеевна! — весело сказал Стас.

Видимо, Юля его утешила своим рассказом о дядюшке, и Стас воспринял реакцию Валерьяна как готовность пойти на уступки, потому и пребывал в эйфории.

Земская ничего не ответила, прошла за свой стол, бросила сумку и только потом разделась.

Чайку не желаете, Марта Сергеевна? — спросил Стас.

— Нет, спасибо! — На столе лежала гора бумаг, надо было,пересчитать кассу, а они тут затеяли пир. Ее это бесило.

Позвонил Юрчинский. Он сообщил, что действительно приходили двое полицейских из налоговой и терзали его относительно диагноза очаровательной Юли. Но он отвечал, как положено, так что претендует на ответную благодарность.

— Они запросили копию заключения?

— Увы! Я не хотел давать, но они настаивали.

— К ней могут придраться?

— В принципе нет. Болезнь редкая, и специалистов у нас мало...

— А без принципа?

— Ко всему можно придраться.

— А кто у нас в России способен сделать повторную экспертизу? — поинтересовалась Марта.

— Частично в Институте генетики, но полностью, как я говорил, в Испании.

— Ладно, пока!

— А вознаграждение?

— Потом поговорим, у меня уйма работы!

Она положила трубку. Стас с Юлей продолжали сидеть за чайным столом.

— Юля, кассу проверь, — распорядилась Марта.

«Пока не ткнешь, сама ничего не сделает, словно ее это не касается! — ворчала про себя Марта. — Или она считает, что за свои услуги может полмесяца не работать?!»

Юля с недовольным видом поднялась, забрала товарные накладные, кассовые чеки, включила компьютер и стала пересчитывать кассу.

— Вроде с Марком удалось разрядить ситуацию, — сообщил Ровенский, перемещаясь за свой стол. — Так что он теперь носится как угорелый, ищет для нас денежки под новую партию от Вальтера, чтобы расплатиться за день вперед.

...Марта решилась позвонить своему бывшему мужу около шести вечера, когда осталась в офисе одна. Юля ушла в семнадцать тридцать, а Стас, помаявшись минут десять, вдруг вспомнил о срочной встрече со Стуковым, который пообещал передать ему злополучную кассету, изобличающую Гриневича. Но все было шито белыми нитками, Стас прятал глаза, выдумывая предлог, чтобы только не оставаться с Земской. Марта ощутила вдруг странную горечь в душе, понимая, что он ее предает.

«Мы все Иуды и Каины, каждый по-своему и в свой назначенный час. И не можем уже не предавать», — мелькнуло у главбухши.

— А ты бы не хотела к дяде заехать? — Ощущая напряжение, разлитое в воздухе, уже с порога, неуверенно спросил генеральный, больше всего боясь, что она согласится и тогда у него пропадет свидание с Юлей.

Их дневные перегляды были достаточно красноречивы, и Марта не сомневалась, что за утро, проведенное вместе, они отлично сговорились. Ровенский,скорее всего, поведет Юлю в ресторан, а потом пригласит к себе выпить кофе. У него она и останется. Трудно сказать, чем закончится новая влюбленность гендиректора и сколько она продлится. Марта в состоянии ее разрушить, но делать этого не будет. Если Валерьян не поверит Юрчинскому, тогда Юля может потребовать от дяди злосчастную книгу черной кассы хотя бы ради того, чтобы спасти от тюрьмы и разорения своего жениха. И это будет последний аргумент Марты в ее поединке с бывшим супругом.

Земская позвонила Валерьяну Адамовичу, предложила встретиться у входа в то самое кафе, где сидели два дня назад. И он не отказался.

— У нас уже появляются новые традиции, — пошутил по телефону он. И это была недобрая шутка.

Они заняли тот же столик, и к ним подбежал тот же шустрый официант. Он узнал Марту, и на лице его появилась кислая гримаса.

— Что будешь, Валерьян? — спросила главбухша.

— На этот раз я угощу тебя. — Он заказал два коньяка, два сока, шоколадку и орешки.

Земская пыталась угадать настрой своего собеседника, с чем он пришел. Ей вдруг на мгновение захотелось упасть перед ним на колени, попросить прощения и взмолиться, чтобы он отпустил ее. В кафе было малолюдно, и эта сцена могла бы пройти незамеченной. Но Марта скорее бы убила себя, чем так унизиться перед мужиком.

— Ты просила три дня, а прошло только два, — напомнил он.

— До трех я считать еще умею, — язвительно ответила главбухша, — но появились обстоятельства, о которых ты знаешь.

— Если ты имеешь в виду этот розыгрыш с мнимой болезнью моей племянницы, то лучше о нем умолчать. Очень неудачная затея, Марта. — На его тонких губах возникла слабая улыбка. — А я всегда высоко ценил твой ум.

—Ты думаешь, мы и медицинское заключение выдумали? — сохраняя самообладание, спросила она.

Официант принес заказ. Земская сразу же сделала глоток коньяку, отломила дольку шоколада.

— Марта, давай договоримся: не надо разыгрывать в этой истории мою племянницу! — жестко проговорил Валерьян Адамович. — Можно было сообразить что-нибудь поумнее, к примеру, организовать похищение. Но и тогда я бы не пошел ни на какую сделку с похитителями, это мой принцип. И в отношениях с Юлей я установил строгое правило: от меня никакой помощи, пусть выкручивается сама. А моя просьба к тебе устроить ее на работу и явилась началом осуществления плана вернуть тебя. Как видишь, я не торопился. Я и к девочке ходил два года, готовил ужин ради одного: что-то узнать о тебе. Любую малость. Возвращался домой, записывал все новости в отдельную тетрадь, сортировал их, тщательно анализировал. Со временем эта работа превратилась в потребность. Я уже не мог не приходить к Юле, и она быстро поняла, что мне нужно. Чтобы отделаться от меня, быстро все выкладывала, и я удалялся. Я платил за эти сообщения тем, что приносил мясо, фрукты, шоколад. А потом она сообщила, что ты стала партнершей Ровенского и вы вдвоем делите прибыль, умело уходя от налоговой полиции. Тогда мы уже подружились с Валентином Петровичем...

— Твоим внебрачным сыном, — усмехнулась Марта.

— Я всегда считал тебя умной женщиной, — ответил он. — Вот, собственно, вся история. Что же касается Юли, то я ее не люблю. Она цинична, развратна, лжива, продажна, и как только ты переедешь ко мне, мы поменяем нашу двухкомнатную и мамину однокомнатную на хорошую трехкомнатную и заживем без хлопот. А этот воронежский мотылек не пропадет. Она скопила уже достаточно денег, чтобы купить небольшую квартиру. Вот пусть и покупает, снимает, мне все равно, я не хочу ее больше видеть и уж тем более не стану спасать. Забудь о Юле и любых попытках переменить условия. Я не откажусь от них, Даже если вы выкрадете меня и приставите пистолет к виску. Ты должна понять одно — я, собственно, ради этого и согласился прийти на встречу: либо ты идешь в тюрьму, либо возвращаешься ко мне. Альтернативы нет. И не будет. Ты должна просто сесть и принять решение. Любое, конечно. — Он помолчал, отломил квадратик шоколадки, разжевал, выпил сока. — Ты можешь меня проклинать, честить всеми словами, ненавидеть, но вспомни, как ты меня бросила. Я тогда чуть не умер от боли. И поклялся, что верну тебя, чего бы мне этого ни стоило.

Это не сумасшествие, нет. За любовь надо бороться. Вот я и борюсь. И верю, что лет через пять-шесть ты мне скажешь: «Как я благодарна тебе, что мы снова вместе. Я только сейчас поняла, как счастлива с тобой!»

Последние слова Валерьян Адамович прошептал с благоговением, шумно зашмыгал носом, задышал, и слезы сверкнули в его глазах.

Марта сидела оцепенев, не в силах произнести ни слова.

11

Она предчувствовала такой исход, но до конца этой встречи не хотела в него верить. И вот все рухнуло. Теперь уже никаких вариантов нет.

Земская даже знала, что скажет спец Стуков. Он усмехнется, глотнет виски и выдаст:

— Ну а какая трагедь? Вернись к нему, поживи год-два, ему под семьдесят — долго не протянет. И потом, когда ты получишь назад кассовую книгу, можно будет взять и уйти. Конечно, он возвратит ее не сразу. Дождется, пока ты получишь развод, сочетаешься с ним браком, переедешь, и лишь когда он почувствует себя уверенным, отдаст. Жизнь на свободе лучше, чем в неволе.

Купив по дороге свежих помидоров и огурцов, Марта вернулась домой, настружила себе салат, заправила его сметаной и с жадностью все съела, подтерев остатки соуса кусочком белого хлеба. Телевизор не включала. От обилия рекламы и боевиков ее тошнило.

Позвонил Юрчинский и стал нагло давить на нее, требуя немедленного свидания.

— Я хочу сегодня! — твердил он. — Я тут вас спасаю, жертвую своей врачебной репутацией, а что взамен? Я не прошу многого, хотя бы одна-две встречи. Так ведь тоже нельзя. За все надо платить, милая Марта!

— Еще раз позвонишь, и я тебя кастрирую! — прорычала Земская. — Ты все понял?

— Что? — обалдев, переспросил врач.

— Еще раз позвонишь, и тебя кастрируют! Хочешь испытать судьбу? Валяй! — И она бросила трубку.

Несколько мгновений телефон молчал, но потом затрещал снова.

— Ах, тебе все-таки неймется, паршивец! — взъярилась Марта. — Слушай меня внимательно: с этой минуты береги свои яйца, как два бриллианта, потому что я тебе их отрежу! Ты меня понял, пидор вонючий?!

Последовала долгая пауза, и низкий, с хрипотцой, бархатный голос произнес:

— Извините, я, кажется, не туда попал, мне была нужна квартира Марты Сергеевны Земской. — Это был Георгий Иванович. Этот тембр Марта узнала бы из тысячи.

— Это я, извините. Повадился звонить один телефонный хулиган, пришлось употребить некоторые крепкие выражения...

— Так это вы?! — Оператор громко расхохотался. — Прошу прощения за этот смех, но мне эта мужская отповедь понравилась. Даже у меня не хватило бы воображения на такие словесные обороты! Извините, я вас не потревожил?

— Нет, я только что пришла.

— Вы так допоздна работаете?

— Иногда случается.

— Я сегодня весь день хожу под впечатлением от нашей встречи. Честное слово, это не ради комплиментов или лихого донжуанства, это правда. Я все время вижу ваше лицо и теперь даже не знаю, как буду снимать эту трещотку Аллочку. Она хорошая актриса, но кино — это прежде всего лицо, линия, фактура. Зрителя не обманешь. Кто способен влюбиться в Клигман? Только идиот или слепой. Зритель же не поверит ни одной сцене. Я говорил сегодня с режиссером... Словом, он хочет попробовать вас на главную роль!

— Что? — Марта рассмеялась, — Да вы с ума сошли!

— Да, на первый взгляд это сумасбродная идея, но уверен, что вы сыграете лучше кого бы то ни было! И это будет потрясающий фильм! Я хороший оператор, поверьте мне. Десятки режиссеров мечтают снимать фильмы со мной... Как видите, я немного хвастаюсь, но только ради того, чтобы уговорить вас. Пробы завтра, в три часа на студии, машину мы пришлем. Я буду счастлив вас снова увидеть. Сценарий можете не читать, это не существенно... — Он выдержал паузу. — Вы изменили всю мою жизнь! До встречи!

— До встречи, — эхом, как завороженная, отозвалась Марта и опомнилась, лишь когда зазвучали короткие гудки. Она не собиралась никуда ехать, а уж тем более сниматься в кино. В ее положении пора пробоваться на главную роль не в мелодраме, а в тюремном триллере.

Ночь Земская почти не спала, расшалились нервы, слишком много всего навалилось. Ее мучили внезапные предательства, Стаса и мужа. Виталик примет предложение, а она в Пермь не поедет. И что, это семейная жизнь? Она и до этого не складывалась, а тут расколется, как пустой орех. Но страшнее всего смертельные объятия бывшего супруга, который, сходя в могилу, решил приковать Марту к себе чугунной цепью. Тюремная решетка не слаще. Правосудия в этой стране нет, и три— пять лет судьи вынесут без колебаний. Родители не переживут ее позора, соседи непременно будут шептаться: «Вон, дочка Земских, мужа бросила, уехала в Москву, вышла чуть ли не за министра, а теперь в тюрьме сидит!» Из-за родителей она не может идти в тюрьму, но принимать ласки того, к кому испытывает тошноту и отвращение, еще страшнее. Так недолго и руки на себя наложить. Если б знать, где упасть...

Марта на мгновение задумалась. И что, если б знала? Сидела бы тише воды, ниже травы? Не в ее натуре. Все равно бы пыталась перебороть. Некоторым же удаётся. Это сладостное «а вдруг»! Вдруг удастся проскочить? Одиссею же удалось прорваться между Сциллой и Харибдой — двух страшных чудовищ, над которыми даже Посейдон был не властен, — а чем она хуже? Она верила, что бога за бороду схватила.

Весенняя ночь таяла, тончала, как сосулька. Главбухша пыталась уснуть, гнала прочь тревожные мысли, но они, подобно мухам, делали круг и снова возвращались.

Прощаясь, Валерьян Адамович сказал:

— Даю тебе два дня, чтобы определиться. Следователь настроен решительно, он вообще требовал, чтобы этот срок не превышал двенадцати часов, я же подарил тебе трое суток, теперь прибавляю еще одни. И все. После этого не взыщи. На попятную не пойду. Ты меня знаешь, я человек принципа.

Да, она знала: он и пяти минут не простит, если она просрочит. Но Земская уже решила... Однако Марта даже про себя не могла произнести, что решила сдаться на милость сумасшедшего. Пусть суд, пусть зона — тюрьма только на три года, этот же с его каждодневной физзарядкой проживет еще двадцать: маман умерла в девяносто восемь. И весь род у него из долгожителей. Так какой срок заключения дольше?

Валерьян уже ей сказал, что второй раз они будут венчаться. Знает, что через Бога она не переступит. В душе у Марты жила потаенная вера в Бога. Она молилась, когда сын заболел менингитом, и Костя выздоровел. С тех пор словно огонек вспыхнул, он то угасал, то разгорался, но не потухал.

Утром позвонила Кустова, хирург, извинялась, что пропала: ее после того, как она выздоровела, послали в Париж, на симпозиум по пластической хирургии, и то, что она там увидела, — это сказка. У нее появились новые идеи относительно Марты. Когда бы они могли увидеться?

— А что, если через неделю? — предложила Марта, просто желая отодвинуть встречу, ибо стоит ли теперь вообще говорить о подтяжке, неизвестно. Для зоны морщины больше подойдут.

Со смутой в душе Марта и ушла на работу. Еще издали, подходя к магазину, она увидела, как подъехал на «БМВ» Стас. Из салона выпорхнула Юля. Ровенский заметил Марту и понял: она все видела. Подождал, пока главный бухгалтер подойдет.

— У метро встретил Юлю, заодно расспросил, как там ее дядюшка. Ты с ним не встречалась?

— Встречалась.

— И что?

— Ничего хорошего. Племянница ему нужна была, как подсадная утка, чтобы поставлять информацию обо мне. А потому, если даже мы ее четвертуем, он и пальцем не шевельнет, чтоб ее выручить. Условия прежние, осталось два дня: сегодня и завтра. Если я не соглашаюсь, начинается следствие и нам с тобой грозит по три года исправительно-трудовой колонии. А если докажут сговор между нами, что совсем не исключено, то потянем и на большее. Юлю и мальчиков расколют в два счета. Укрытие налогов только по зарплате — мы должны были ежемесячно выплачивать государству больше сорока тысяч — составит лишь, за два года миллион рублей. Бобров знает из книги и о подставных фирмах, и о схеме получения черного и белого нала, так что живыми нам не выбраться.

Стас побледнел. Он словно только сейчас понял, насколько взрывоопасна ситуация.

— И что ты решила?

— Не знаю. Для меня и то и другое — зона. Только в тюрьме я буду три года, а в лапах у Валерьяна лет двадцать. Три года, согласись, все же поменьше!

У Стаса от этих слов вытянулось и помертвело лицо. Он хорошо знал: если Марта в чем-то утвердилась, ее в сторону не свернуть.

— Надо только хороших адвокатов найти, чтобы они нас вели. Документы я почищу... — продолжала Марта.

— Подожди, давай все обдумаем! — У Стаса даже губы задрожали, едва он представил, как из своих евроапартаментов с биде и кондиционером он переселится на парашу. — Зачем же так?

— А как?! — резко сказала она. — Ты же сам твердил: только через мой труп вернешься к своему мужу! Твои слова?

— Мои.

— Ну вот и будем изображать некоторое время трупы. Верно говорят на Руси: от тюрьмы да от сумы не зарекайся. Побыли мы богатенькими, побудем бедными, посидим на хлебе и воде. Я даже с какой-то радостью принимаю свою новую участь, — вдруг загоревшись, вдохновенно заговорила Марта.

— Ты несешь какую-то чушь! — нервно схватил ее за руку Стас. — Какая новая участь? Я не узнаю тебя, Марта! Ты же борец, ты же никогда не сдаешься!

Вот я и не сдаюсь, — усмехнулась Земская. — Это значило бы сдаться.. А я даю ему пощечину и плачу за нее весьма дорогую цену. В чем же противоречие? Ладно, пошли, что стоять на крыльце.

— Подожди! Ты что, все это всерьез?

— Почему бы и нет. Пойдем.

— Марта, давай не пороть горячку, надо все хорошо обдумать. Я тебя умоляю!

— А что думать, не из чего выбирать. Или ты хочешь, чтобы я пожертвовала собой и вернулась к мужу?

Стас не ответил, но по его перепуганному лицу она поняла: он именно этого и хотел. Он ждал, что Марта пожертвует собой, как раньше ждал, что она придумает ловкую схему ухода от налогов и выкачивания трехсотпроцентной прибыли. Все мужики кровососы, Земская всегда это знала.

Марта начала подчищать «хвосты», за которые следователь мог ухватиться. Лирика лирикой, а дело делом. Всего не успеть, но главные подкопы надо завалить. Она Юлю отправила сначала в банк, а потом к Гриневичу — отвести новый вариант договора, подписать и забрать старый.

Стас же был так подавлен, что ничем уже не мог заниматься. В присутствии Юли он еще сдерживался, но едва она ушла, как он вскочил, забегал по кабинету.

— Это какая-то чушь — все, что ты мне наговорила! — закричал он.—Надо ехать к дядьке и все подробно обсудить! Выход найдется, должен быть! Возьмем старого козла в заложники! Если Бобров его сын, то он прогнется, он нам уступит, чтобы спасти отца!

— Перестань! — оборвала его Марта — Бобров тебя возьмет под стражу, посадит к уголовникам, и через полчаса ты выложишь ему все, даже то, что не знаешь! А дядю Сашу, увы, уже списали, он может достать какую-то информацию, замолвить по своему ведомству за кого-то словечко, но повлиять на Боброва ему не удалось, ты же знаешь. Что еще можно придумать, какой выход?

Конечно, если б мы собрали всю информацию на следака, то, возможно, и нашли бы его ахиллесову пяту, но теперь поздно... Нет, будем сражаться, надо искать теперь адвокатов и продумывать нашу с тобой тактику на допросах!

Стас схватился за голову, не желая даже слышать ни о каких допросах. В два за Мартой приехал шофер с киностудии. Еще утром она решила, что ни на какие пробы не поедет, но, устав от Ровенского, Земская вмиг собралась и умчалась, пообещав вернуться.

На студии ее встретил посвежевший, ласковый и неотразимый Георгий Иванович и совсем молодой, вихрастый режиссер Саша.

Похожий на взъерошенного сердитого вороненка, он с недоверием с минуту смотрел на Марту, потом кивнул и двинулся в павильон.

— Пойдемте.

— Вы ему понравились, — перевел привыкший к странным манерам режиссера Георгий Иванович.

Все уже было готово к съемкам. Оператор встал за камеру, ассистентка попросила Марту пройти на площадку, гримерша положила легкий тон, подвела брови. Включили свет, который мгновенно спрятал от Марты всех, кто находился в павильоне.

— Марта Сергеевна, просто посидите за столом, пощелкайте мышью, пытаясь что-то найти в компьютере. Телефон подключен к сети, так что звоните, кому хотите...

— Желательно не по межгороду, — послышался женский голос.

— Помолчи! Звоните, куда хотите, хоть на Луну, нам важно услышать ваш голос. Внимание! Тишина в студии! — Голос режиссера вдруг обрел металлические нотки. —Приготовились!.. Мотор!

Она и не знала, что режиссер в эти минуты сидит у монитора и следит за каждым ее движением с разных ракурсов.

Марта, посидев и освоившись, поводила мышью,но ничего интересного в компьютере не нашла, потом позвонила Стасу:

— Ну что там? Юля привезла договор?

— Ты где? Когда приедешь? — взвился Ровенский — Что за фокусы с этой киностудией?

— Только без истерик, я скоро буду! — деловито заговорила Земская. — Когда Юля приедет, старый экземпляр пропусти через машинку...

— Послушай, Марта, лично я не собираюсь из-за твоих прихотей идти в тюрьму! Не собираюсь!

— Заткнись! — выкрикнула она, резко поднялась, но тут же взяла себя в руки. — Не ходи, если не хочешь, — неожиданно спокойно сказала главбухша и, помедлив, язвительно добавила: — Я не держу тебя. Я схожу туда одна. Большой привет! — И она резко положила трубку. Села, пытаясь собраться.

Конечно, на следствии этот пай-мальчик Ровенский будет все отрицать и всю вину взвалит на нее. Она наконец-то получила то, что хотела. Все мужики — скоты. Неужели, чтоб доказать эту истину,надо связывать свою жизнь с ними?! Только идиоткам доступен такой способ познания.

— Мне иногда кажется, что я не схожу с круга, — вдруг заговорила она вслух. — Это как заезженная пластинка. Иголка попадает в испорченную бороздку, и знакомый голос талдычит од ну и ту же фразу. Сейчас уже нет бороздок, есть цифры, их комбинации создают мелодии и слова, но ситуация все равно будет повторяться, ибо появляются испорченные цифры. Так вот, иногда мне кажется, что вся моя жизнь и есть всем давно набившей оскомину фразы: «Как скучно жить на белом свете, бормочешь, лужу обходя!» Спасибо за внимание!

Марта поднялась и внезапно ушла в тень. В зале все сидели, не шелохнувшись. Наконец режиссер крикнул «Стоп!», зажгли общий свет в павильоне.

Главбухша выскочила из студии, схватила такси и поехала на работу. Она мчалась туда лишь с одной мыслью — написать заявление об уходе, бросить на стол Стасу, забрать свои вещи и уйти. Ей надоело быть вечной нянькой пустоголовых.

Расплатившись с водителем, Марта вышла из машины и направилась к магазину, предвкушая свой блистательный удар, как вдруг ее окликнули. Она оглянулась. Из «Жигулей» выбрался капитан Рындин, приблизился к ней.

— Я, собственно, вас поджидаю, Марта Сергеевна, — деликатно проговорил он. — Не могли бы мы поговорить накоротке? — Он кивнул на пустые «Жигули».

Марта забралась на переднее сиденье. Капитан занял место шофера. Помолчал. Потом расстегнул черную папку, вытащил злополучную красную тетрадь и передал ей. Земская осторожно взяла ее в руки, удивленно взглянула на Рындина.

— На заднем сиденье остальные документы, — сказал он.

Марта обернулась: все десять служебных папок лежали аккуратной стопкой.

— На самом деле все просто, Марта Сергеевна. Я— офицер, прошел Афган и первую чеченскую и не люблю, когда из меня лоха делают! Я думал сначала, что все по-серьезному, нормальное расследование, ну а потом ребята уж раскрыли глаза: Бобров делает свой гешефт по заказу бывшего хмыря со Старой площади, который топит вас. Не знаю, сколько уж он следователю заплатил, а мы, как... — Рындин дернул желваками, не договорил. — Словом, вот так. Вы не беспокойтесь, Марта Сергеевна, Бобров вас больше не потревожит. — Капитан вытащил из кармана магнитофонную кассету! — На ней есть один разговорчик, который мои ребята записали. Я его Вале прокрутил, и он поднял ручки вверх, поскольку, как говорят, разговор его полностью изобличает. Вот так!

Они помолчали.

— Спасибо. Могу я чем-нибудь отблагодарить вас?— проговорила Марта.

— Да нет. Меня просто зло заело. Валя все время трындит о чести, справедливости, а сам!.. — Рындин махнул рукой, спрятал кассету в карман. — Пока у меня все нормально. Ну а если возникнут проблемы, то забегу по старой памяти!

— Заходите в любое время и по любому поводу, помощь придет незамедлительно! — сказала Марта.

— Я рад, что так все кончилось, потому что вы мне симпатичны!

Они пожали друг другу руки.

Земская забрала папки.

— Помочь? — уже отъезжая, выкрикнул капитан.

— С этим грузом я управлюсь! — улыбнулась главбухша.

Она прошла в кабинет, свалила все папки на стол, кассовая книга уже лежала в сумке. Стас молчал. Марта взяла лист бумаги, села писать заявление. Положила на стол перед Ровенским.

— Ты решила меня кинуть? — затравленно спросил он.

— Вопрос с расследованием закрыт.

— Как закрыт?!

— Так. Возможно, и твой дядя тут приложил руку. Думаю, без него не обошлось. Так что можешь спать спокойно.

— Прощай! — Марта выложила на стол и кассовую книгу. — Ее советую уничтожить.

Она вернулась за свой стол, стала выгребать свои личные вещи. С годами всегда что-то накапливается, разные сувениры, дамские принадлежности, книжки по бухучету и налогам, купленные за свои деньги.

Стас подошел к Марте, бухнулся на колени, опустил голову.

— Если можешь, прости меня, только не бросай! Ты мне нужна! Я готов пойти на любые твои условия! На любые! — промямлил он.

— Стас, мы не дети, которые не могут поделить чужие игрушки. Я не прощаю предательства и не могу работать в одной связке с тем, кому не могу доверять. У нас такая работа: только на доверии друг к другу.

А как я могу тебе доверять?! «Я не собираюсь в тюрьму из-за твоих прихотей» и прочее! Это что, мои прихоти? — Она ткнула в кассовую книгу.

— Прости, у меня сдали нервы, это бывает! Но ты первая начала меня подначивать: все, на зону и больше никуда! Это же подначка, я чувствовал! И все из-за Юли! Да, мы вчера поужинали, но я отвез ее домой и никакой лав стори! Клянусь мамой! А утром она поджидала меня у метро, я ее подвез. Прости, я виноват, но повинную голову меч не сечет! Я тебя умоляю!

— Встань, — поморщилась она.

Ровенский поднялся.

В кабинет вошел Георгий Иванович.

— Можно? — спросил он.

— А вы к кому? — недовольно спросил Стас.

— Это ко мне, — сказала Марта. — Проходите, Георгий Иванович!

Оператор осмотрел интерьер.

— А в этом что-то есть! — пробормотал он, словно про себя.

— Оператор-постановщик художественного фильма, который я консультирую, Георгий Иванович. А этo мой генеральный директор, Станислав Эдуардович, — представила их Марта.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Извините, я вас оставлю на минуту! — Стас выскочил за дверь.

Георгий Иванович подошел к Марте.

— Поздравляю, вас утвердили, — сказал он. — Собственно, я в этом и не сомневался. И пожалуйста, не говорите, что вы не будете сниматься, я этого не переживу!

— Вы извините, но я не могу заниматься тем делом, которого не знаю! — смущаясь, заговорила Марта. — Георгий Иванович, вы же профессионал и понимаете, что значит быть дилетантом! Это стыдно!

— Я чувствую, перед вами все мужчины стоят на коленях, — с улыбкой заметил он.

— Ну не все еще. — Она взглянула на него, и Георгий Иванович, уловив намек, опустился на одно колено.

— Теперь все! И я не встану, пока вы не скажете «да»! Клянусь всеми святыми!

— А теперь сядьте! — неожиданно посуровев, властно сказала Марта, и кинооператор послушался. — Простите, но я не могу сейчас бросить свою работу даже на месяц. Есть обязательства, долги, а мне не двадцать лет, чтобы кидаться с головой в омут и начинать жизнь сначала. По молодости это считают сумасбродством, а в мои лета — уже предательством. И лимит на него я уже исчерпала. Вы же вольны придумать для вашего режиссера любой повод для моего отказа. Кстати, скажите, что я ложусь на операцию, и это будет правдой.

— И что, сложная операция? — посерьезнев, спросил Георгий Иванович.

— Во всяком случае, месяц-полтора все это npoдлится. Ведь вас такая задержка не устроит?

— Вот со сроками у нас действительно напряженно.

— А у меня в жизни почти на каждом шагу остросюжетное кино, и в нем сплошные главные роли. Не обижайтесь, Георгий Иванович!

— Я могу вам иногда звонить?

Она помедлила и кивнула. На мгновение ей стало жалко себя, комок подкатил к горлу, она схватила папки, стала запихивать их в книжный шкаф, на прежнее место.

Марта прилетела в Пермь первого мая на второй премьерный спектакль «Чайки». Самолет задержался с вылетом, и она примчалась в театр прямо из аэропорта. О своем появлении мужа предупреждать не стала — хотела сделать ему сюрприз.

Солидные мужчины в темно-синих костюмах, расхаживая в фойе, с восхищением оборачивались на ослепительно красивую блондинку, а их растолстевшие жены с нескрываемой завистью оглядывали ее немыслимо короткую прическу и дорогое, сшитое на заказ знаменитым московским кутюрье блестящее черное платье, напоминающее европейскую моду начала тридцатых. Марта достигла, чего хотела, — на нее глазели, о ней судачили.

Спектакль прошел «на ура», публика кричала «Браво!», выносили цветы на поклонах, наконец вызвали режиссера, и Виталик вышел на сцену. Со счастливой улыбкой он смотрел на кого-то позади Марты. Она повернула голову и увидела незнакомку, восторженно аплодирующую высоко поднятыми руками. Ей не было и тридцати. Невысокая, хрупкая, яркая брюнетка. Естественно. Очередную жену выбирают как противоположность предыдущей.

Виталик провел сияющим взором по рядам, скользнул глазами по Марте, и вдруг его словно что-то царапнуло. Он вернулся взглядом к ней, всмотрелся и окаменел. Так бывает, когда через две недели после похорон видишь умершего ядовитого соседа. Хочется вскрикнуть: этого не может быть, но вот он, сидит, моргает и презрительно поджимает губы.

Виталик, не дожидаясь закрытия занавеса, нырнул за кулисы, точно хотел сбежать, и больше зрителям не показывался. Видимо, надо было что-то срочно менять в заранее составленном на этот вечер плане, подумала огорченная Марта.

Однако Виталик встретил ее тепло и, осыпав упреками («Почему не позвонила? Я бы мог встретить!») и комплиментами («Ты подстриглась! И новое платье! И вообще чудесно выглядишь!»), провел Марту за кулисы и познакомил с актерами. Он весьма успешно осваивал роль мужа, ибо через полчаса ущипнул ее за зад и страстно прошептал: «Ты неотразима, народ в отпаде! Я хочу тебя!»

На банкете присутствовала и брюнетка, Виталик представил ее как музыкального оформителя спектакля. Она сидела напротив московской гостьи с кислым лицом: девочка явно проигрывала Марте и статью, и красотой, и нарядом, и умом.

— Так что ты решил? Остаешься? — тихо спросила Марта, когда банкет подходил к концу.

Она была готова к любому ответу; но Виталик, сжимая ей под столом руку, словно стараясь ее соблазнить, шепнул в ответ:

— Нет. Мне дают постановку в Москве! Вчера на премьере был один столичный главреж, я его приглашал, ему понравился спектакль, и он меня позвал к себе. А тут я закисну. — Виталик сиял. — Хорошо, что ты приехала! И надо сказать, чертовски помолодела! Одиночество тебе идет на пользу.

Шел второй час ночи, все, изрядно выпив, шумели не уставая хвалить актеров, режиссера, директора театра и начальство города. Земская уже злилась, пытаясь вытащить Виталика, но он никак не мог оторваться от стола, и главбухша с тоской подумала, что мужской кобелизм ничем не вытравишь, он заставляет мужиков цепляться за бабьи юбки и напиваться вдрызг. Но Марта не позволила себе развить эту мысль, решив, что это все-таки лучше трезвого занудства и бесполой верности. Судьба привела ее сюда, так что нечего нос воротить. Надо принимать все, как есть, и поменьше брюзжать. Она красива, не бедна, она счастлива, наконец. И Бог ее милует, уберегает от напастей. И так будет всегда.