Glorious Land

Глава 5

Итак, я узнал о том, что случилось со Славой, и даже познакомился с его матерью, когда относил вещи, оставшиеся на рабочем месте. Инесса Свердловна, надо признать, не особенно страдала по этому поводу, упрекала своего младшего сына в безалаберности и все зазывала меня разделить чай с ней и ее оставшимися отпрысками.

Справедливости ради стоит заметить, что хоть я и не стал отказываться, проникнуться любовью к этой семье никак не смог. Особенно меня раздражало их отношение к Славе — что-то вроде «второй был не так не сяк, третий вовсе был дурак». Оставшиеся в лоне семьи братья казались мне редкостными дуболомами, хоть один из них и косил усиленно под интеллигента и, держа чашку с чаем чуть на отлете, листал томик стихов Белянина. Неплохой выбор, на мой не очень гуманитарный вкус.

Прошло две недели с тех пор, как я познакомился с Даниилом. Для своих он был просто Даня, но я никак не смог изгнать толику официальщины из нашего общения, хоть мы и прониклись друг другу симпатией, основанной, видимо, на землячестве. Я приходил раз в неделю, приносил стопку отпечатанных бумаг, получал свое «спасибо», кофе, действительно оказавшийся безумно вкусным, и приятное общение, потому что контингент в кафе бывал поразительный по своему разнообразию, и с каждым было интересно пообщаться или поспорить.

Частенько ко мне подсаживалась Лада, девшая куда-то своих дружков-почти-близнецов, и увлекала меня в безумно нудный, но очень приятный с визуальной точки зрения разговор о современном искусстве. Я терпел, сколько мог, и вяло пытался поддержать беседу, но наконец не выдержал:

— Давай сходим прогуляться?

Был вечер субботы и подходила к концу золотая осень. Все деревья обросли желтоватыми светодиоидами, которые постепенно угасали. Это наводило на меня тоску, потому что лампочки постоянно давали сбои, мигали, особенно по вечерам, когда я шел с работы, и это безумно нервировало. А вот днем было по-прежнему хорошо, тепло настолько, что можно было ходить в одних только легких куртках, пахло дождем и озоном и только иногда начинал задувать пронзительный ветер.

Лада согласилась, и я не мог сдержать довольной улыбки. Я отдал копии Даниле, сказал, что вернусь к вечеру, и вышел на улицу. Следом вышла Лада, набрасывая на шею газовый серый шарфик. Я ничего не сказал, но так и не смог взять в толк, зачем навешивать на себя какие-то вещи, которые совершенно не греют?

Девушка вцепилась мне в руку, и мы пошли вверх по набережной, иногда перебрасываясь парой незначительных фраз. Нам и в тишине было хорошо, хотя создавалось впечатление, что Лада просто не может молчать так долго: она иногда подавала голос, чтобы сообщить что-то, что я видел и так. Искусственную радугу, раскинувшуюся на стене дома, мальчика в легком сером комбинезоне, вышагивающего по искрящемуся газону. Как я успел понять, обычная московская улочка, каких много.

— Ты ведешь меня куда-то целенаправленно или так? — голос Лады вывел меня из созерцательного состояния и поверг в ступор.

— Просто так.

— Тогда давай поедем до Новой площади. Я смутно представлял, где это, но отказываться, конечно, не стал.

Да она бы меня и не услышала — мы шагнули под мост, и над нашими головами монотонно и въедливо гудел метрополитен. По рельсам скользили туда-сюда огромные вагоны, перевозящие сотни людей за раз — местная достопримечательность, я, когда в первый раз увидел здешнее метро, долго стоял, оглушенный и завороженный.

Мы поднялись по широкой лестнице, сталкиваясь плечами, и я оплатил оба жетона. Мы не переставали беседовать.

— Раньше ведь метро было под землей, — блеснул эрудицией я. Лада согласно закивала.

— Да, но со временем земля стала проседать, временами возникала зыбучая грязь, в которой не то что люди утопали — дома целые уходили вниз, и во время войны многие станции попросту осыпались. Например, почти весь центр — Почтовый ряд, Театральная, Площадь революции. Или вот Новокузнецкая, например, — и она обвела взглядом серебрящийся навес над нашими головами, прозрачные плиты пола, арматурины перегородок. — Все это появилось на их месте.

— А куда мы едем?

— До станции «Новая площадь», а там увидишь.

Больше я вопросов задавать не стал, да и не смог бы: ветер свистел в вагоне так, что что-либо расслышать было практически нереально.

Зато вид был замечательный. Местами вагончики шли над Москва-рекой, кое-где ныряли сквозь дома, все это было залито лучами из дирижаблей и неповторимо искрилось осенней прелестью. Мы вышли из метро между двух дорог, прошли через аллею, на входе в которую был установлен проектор, показывающий нам двух почтенных старцев.

— Кирилл и Мефодий, — ответила на мой удивленный взгляд Лада. Мы сели на летней веранде небольшого кафе, где вкусно пахло какой-то выпечкой, которую я ни разу в жизни не пробовал, но тут же заказал.

Старой площади давно уже не существовало, такое название носил один-единственный обшарпанный переулок, а Новая площадь, вымощенная последний раз незадолго до войны, живо напомнила мне МКАД: выбитые камни, вздыбленный от снарядов асфальт, покрошившиеся углы ближайших домов. И таких «памятников» в Москве — городе боевой славы, — как я смог заметить, было великое множество.

Над головой Лады, склонившейся к своей тарелке, возвышался один из известных небоскребов Лубянки. Он отражал небо, и я даже смог увидеть перьевые облака, проходящие своим чередом. Я перевел взгляд на само небо, и меня настигло жестокое разочарование: на небе не было ни облачка. Проецированное изображение на стеклах — это даже не смешно и совершенно банально. А я ведь купился, как младенец.

Лада занесла руку над салфетками, потом, передумав, просто положила ее на стол. Я тут же воспользовался ситуацией и положил свою руку поверх. Девушка подняла на меня удивленный взгляд и поспешно отстранилась, даже немного отъехав на стуле.

— Да ну, — криво усмехнулся я, сильно уязвленный. — Ни за что не поверю, что у вас все так серьезно и ушло дальше похабных анекдотов.

Она подняла взгляд куда-то над моей головой. Я тут же обернулся, чтобы узреть возвышаюшееся здание, длинное и плоское, со множеством зарешеченных окон.

— Отдел нравов, — подсказала Лада. — Возрождают традиции Лубянки прошлых веков. Чтобы провести несколько положенных часов с девушкой, нужно прийти туда, пройти обследование, записаться, встать в очередь, дождаться, вписать партнершу и после этого получить разрешение на 21.00–22.00. Все это длится минимум неделю.

— Так я схожу, впишу, кого нужно, мне не сложно! А если не хочешь, так бы просто и сказала, тоже мне, повод. Когда надзор кому-то мешал?

— Не надо, — в голосе Лады проскользнуло что-то отдаленно напоминающее просьбу. — Нельзя, чтобы мое имя попало в какие-либо списки.

Я пожал плечами. Нет так нет. И все дружелюбие и приязнь, возникшие между нами, тут же исчезли.

Дурацкие законы дурацкой страны. Возвращались вместе. Я сел за стойку к Диме и попросил кофе, а Лада тут же прошла к столику, где сидел Данила. Они оба синхронно на меня посмотрели; я пожал плечами, обхватил ладонями высокий стакан и начал разводить бармена на разговор. На душе было погано.