Источник вдохновения: https://author.today/work/1910
У Марики Становой в «Рождении экзекутора» очень своеобразный стиль, который легко узнать среди тысяч других. Забавными и яркими особенностями являются: ужасающие сцены расчленений, написанные ровным языком и время от времени разбавляемые профессионально-медицинскими терминами, подробное описание пищи и предметов гардероба, а также неожиданная смесь фантастических и обычных европейских имён. Герои Марики постоянно вступают в беспорядочные половые связи, неожиданно завершающиеся сценами избиений и истязаний. А, учитывая то, что герои постоянно меняют тела и имена, их любовные связи выглядят весьма странно для неподготовленного читателя.
Плюс каждый прохожий старается поизгаляться над главной героиней, она же всё время думает о главном герое.
Гвардеец Генри Айзенштифт, облачённый в тёмно-синее платье-халат, мотнул головой и неожиданно ударил. Косая линия нижней челюсти Стива хрустнула, скуловерхнечелюстной шов разошёлся, выпавшие из причёски бусинки запрыгали по плиткам пола. Император был сегодня холоден и строг, неужели у него появилась другая крошка?! Десятки, сотни крошек?! Стив заплакал, не обращая внимания на потёкшую по щекам тушь.
— Не забывай, что ты — экзекутор! — промурлыкал Генри Айзенштифт. — Ты — частичка императора! Ты разленилась, и твои внутренние резервы задремали.
Я — кусочек императора, повторил Стив, я — сексекутор, самый желанный подарок в Гайдере! От сладко-приторных тревожащих мыслей кружилась голова. Фантомной рукой Стив прикоснулся к упругому животу гвардейца, фантомные ногти ласково царапнули кожу и скользнули ниже, к затвердевшей гвардейской мошонке. Генри Айзенштифт часто задышал и несколько раз шумно разрядился. Поиграв с листками препуция, фантомная рука проникла в сфинктер гвардейца, зацепила прямую кишку и вывернула её наружу. Раздался крик ужаса и наслаждения. От боли глаза Генри Айзенштифта выскочили из орбит, повисли на ниточках зрительных нервов и с шумом лопнули, обдав Стива стекловидным телом. Но Стив продолжал разматывать кишечник гвардейца через сфинктер, не обращая внимания на вывалившиеся и растёкшиеся по полу непереваренные свиные тефтели в банановом соусе и шоколадное пирожное с клубничным кремом. Силовым полем ножа Стив развалил тело Генри Айзенштифта напополам, залив пол кровью, вторичной мочой и опалесцирующим секретом предстательной железы.
«Я недоволен тобой, Крошка!» — В голове Хагисс нарисовался суровый образ императора в кашемировом пальто-реглане с шёлковым подкладом и накладными карманами.
Он мной недоволен, подумала Хагисс. Он не желает меня видеть! Я плохо себя вела! Я должна выполнять его волю.
«Ты — моя конечность, моя рука! Ты — часть меня, плоть от плоти, — нахмурился Джи, поправив причёску, — Убей Кваржика и освободи себя».
Крошка ахнула от тепла фантомной руки, ласкавшей внутреннюю поверхность её бёдер.
— Убей меня! — взмолился Кваржик, подвигав подклювьем.
Хагисс фантомной рукой начала ласкать биоморфа. Кваржик хрипло застонал, сел на пол, широко раскинул задние ноги и начал яростно мастурбировать клювом. Крошка вырвала его пенис Кваржика вместе с мочеполовым каналом и распорола им податливый живот биоморфа, вывалив на пол дымящиеся сизые внутренности. Император простит её! Что-то несмело царапнулось в её душе, просочилось внутрь, отозвалось эхом в каждой клеточке истерзанного тела, рассыпалось искрами угасающего пламени в отзвуках ушедшего бушующего шторма. Оно ворочалось, терзало, силилось объять и поломать, оно умирало и воскресало в яростном стремлении распять, подмять и уничтожить. Джи простит меня! Рука скользнула меж судорожно сжатых бёдер, язычок жала высунулся и, не найдя источника крови, спрятался вновь. Он обязательно простит!
Модернизированные вагоны дребезжащих трамваев уже ушли в депо, рикши не ездили в столь поздний час, и Свинка Рю воспользовалась порталом. Джи в обычном теломорфе — полный мужчина средних лет в бархатном кафтане, изумрудных лосинах и большим розовым бантом в волосах — занимался научной работой в лаборатории цитологии и плотно завтракал печёной бараниной в мятном соусе и маринованными моллюсками. Одной рукой он совершенствовал методы жидкостной иммуноцитохимии и денситоморфометрии, а другой срывал одежду с белоголового юного лаборанта Джая.
«Ты снова провинилась, Крошка! — раздалась в голове ментограмма императора. — Ты не должна была являться ко мне в этом теломорфе! Тем более, без бусинок в причёске… Теломорф для меня — барашек Борька! Ты должна это помнить всегда, ведь ты — мой кусочек, моя плоть, моя секреторная система, гомологичная каналу-транслакону в эндоплазматическом ретикулуме».
«Прости меня, прости!»
«Ты наказана, Крошка! Джай, ты хочешь поиграть с ней?»
Вихляя задом, срывая на ходу блузку и чулки, Джай приблизился к свинке Рю, и впился долгим поцелуем в пятачок. Затем он шлёпнул свинку Рю по спине, перебив сросшиеся позвонки крестцового отдела. Свинка Рю обиженно хрюкнула, пружина хвостика напряжённо сжалась и развернулась вновь. Джай надел на шею Рю ошейник, ободрав щетинку и заблокировав скан. Император не простил меня! У него есть другие крошки! Свинка Рю ментально поблагодарила императора. Джи, смыв макияж, отправился в ванную. Хлопнула дверь, забытый крилод выкатился из кармана кафтана и, оторвав Джаю половину черепной коробки, запрыгал по ступеням…