Решение Ставки продолжать операцию без паузы имело все признаки того огульного наступления, которое Сталин сам раскритиковал в 1929 году. Он говорил тогда: «…Не бывало и не может быть успешного наступления без перегруппировки сил в ходе самого наступления, без закрепления захваченных позиций и доведения до конца наступления. При огульном продвижении, то есть без соблюдения этих условий, наступление должно неминуемо выдохнуться и провалиться. Огульное продвижение вперед есть смерть для наступления». Сделавшись Верховным Главнокомандующим, Сталин сам забыл то, чему поучал.
В соответствии с решением Ставки от 5 января 1942 года, без какой-либо оперативной паузы (чтобы не «дать немцам передышки») началось зимнее наступление Красной Армии. Главной советской военной операцией стало стратегическое наступление на московском направлении с целью полного разгрома германской группы армий «Центр» на Ржевско-Вяземском плацдарме.
Замысел операции заключался в том, чтобы охватывающими ударами войск Калининского фронта из района северо-западнее Ржева на Сычевку, Вязьму и войск левого крыла Западного фронта из района Калуги в направлении Юхнов, Вязьма с одновременным наступлением остальных сил Западного фронта на Сычевку и Гжатск окружить, расчленить и уничтожить основные силы генерал-фельдмаршала Гюнтера фон Клюге.
С целью содействия Коневу и Жукову в выполнении столь грандиозной задачи Северо-Западный фронт генерал-лейтенанта П.А. Курочкина должен был организовать наступление двумя армиями левого крыла из района Осташкова в направлении Торопец, Велиж, Рудня. Брянский фронт генерал-полковника Я.Т. Черевиченко в полном составе – 61-я, 3-я и 13-я армии – наносил удары на болховском и орловском направлениях с тем, чтобы сковать находившиеся здесь войска противника и тем самым обеспечить с юга наступление войск Западного фронта.
Таким образом, успех операции должны были обеспечить скоординированные действия четырех фронтов – семнадцати армий, в которых насчитывалось полтора миллиона бойцов и командиров. Из них более миллиона человек, сколоченных в 77 стрелковых, 17 кавалерийских и 1 танковую дивизию, 26 стрелковых, 18 танковых и 2 воздушно-десантные бригады, находилось в составе наступавших на главном направлении Калининского и Западного фронтов. Войска пополнялись людьми и техникой.
В своем резерве, с учетом Московской зоны обороны, Ставка ВГК имела еще 14 дивизий и 7 стрелковых бригад, а во внутренних округах продолжалось формирование новых соединений. Кроме того, советское высшее руководство считало, что германские войска, деморализованные поражением под Москвой и плохо подготовленные к боевым действиям в зимних условиях, не смогут оказать достаточно серьезного сопротивления, по крайней мере до тех пор, пока не будут восполнены понесенные ими серьезные потери.
Группа армий «Центр» по-прежнему оставалась самой сильной из германских групп армий. В нее входили 9-я, 4-я, 2-я полевые, 3-я и 4-я танковые армии – всего 49 пехотных, 14 танковых, 8 моторизованных, 3 охранные дивизии и 3 бригады.
Однако эта же группа понесла и наибольшие потери в безуспешной попытке взять Москву. Германские войска были измотаны, утратили значительное количество тяжелого вооружения, танков и другой техники. В начале января 1942 года во многих пехотных батальонах насчитывалось по 90 – 100 человек, в батареях по 1 – 2 орудия, в танковых дивизиях по 10 – 14 танков.
Немцы спешно укрепляли рубежи обороны на реках Лама, Руза, Нара и в тылу, перебрасывали войска и технику на московское направление из Германии и с менее активных участков. Сплошной линии фронта не было. Немецкая оборона представляла собой систему отдельных опорных пунктов, узлов сопротивления и небольших гарнизонов в населенных пунктах, перекрывавших пути возможного движения советских войск и узлы дорог. Подходы к деревням и поселкам прикрывались минными полями. Прочности такой оборонительной системы способствовал глубокий снег, исключавший продвижение по целине крупных соединений и техники.
Перед войсками вермахта ставилась единственная задача: стоять насмерть, любой ценой удерживать треугольник Ржев, Брянск, Смоленск. В директиве командования указывалось: «Недопустимо никакое значительное отступление, так как оно приведет к полной потере тяжелого вооружения и материальной части. Командующие армиями, командиры соединений и все офицеры… должны заставить войска с фанатичным упорством оборонять занимаемые позиции, не обращая внимания на противника, прорвавшегося на флангах и в тыл наших войск. Только такой метод ведения боевых действий позволит выиграть время, которое необходимо, чтобы перебросить подкрепления с родины и с запада».
В начале января Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин написал инструкцию по ведению наступательных действий, в которой постарался в доступной форме разъяснить своему генералитету положения теории глубокой операции и некоторые принципы военного искусства. Это сочинение было оформлено как директивное письмо Ставки от 10 января 1942 года и передано по телеграфу всем фронтам и армиям. В письме командующим «открывались глаза» (они сами так утверждают в своих мемуарах) на довольно тривиальные вещи: прорыв вражеской обороны надо производить мощными ударными группами на узких участках, на их поддержку следует массировать все силы и средства, артиллерия должна непрерывно сопровождать и оказывать содействие наступающим войскам на поле боя.
«Наступление может дать должный эффект лишь в том случае, если мы создадим на одном из участков фронта большой перевес сил над силами противника, – наставлял «корифей всех наук» своих нерадивых учеников. – А для этого необходимо, чтобы в каждой армии, ставящей себе задачу прорыва обороны противника, была создана ударная группа в виде трех или четырех дивизий, сосредоточенных для удара на определенном участке фронта. В этом первейшая задача командования армии, ибо только таким образом можно обеспечить решительный перевес сил и успех прорыва обороны противника на определенном участке фронта…
Что требуется для того, чтобы обеспечить прорыв оборонительной линии противника на всю ее глубину? Для этого требуются, по крайней мере, два условия: во-первых, – нужно заменить в практике наших армий и фронтов действия отдельными дивизиями, расположенными цепочкой, действиями ударных групп, сосредоточенных в одном направлении, и, во-вторых, – необходимо заменить так называемую артиллерийскую подготовку артиллерийским наступлением… Что это значит? Это означает, во-первых, что артиллерия не может ограничиваться разовыми действиями в течение часа или двух часов перед наступлением, а должна наступать вместе с пехотой, должна вести огонь при небольших перерывах за все время наступления, пока не будет взломана оборонительная линия противника на всю ее глубину. Это означает, во-вторых, что пехота должна наступать не после прекращения огня, как это имеет место при так называемой «артиллерийской подготовке», а вместе с наступлением артиллерии, под гром артиллерийского огня, под звуки артиллерийской музыки. Это означает, в-третьих, что артиллерия должна действовать не вразброс, а сосредоточенно, и она должна быть сосредоточена не в любом месте фронта, а в районе действия ударной группы армии, фронта, и только в этом районе, ибо без этого условия немыслимо артиллерийское наступление».
Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что до исторического письма, «принципы которого легли в основу организации и проведения наступательных операций в Великой Отечественной войне», руководящий состав Красной Армии об этих премудростях военной профессии имел весьма смутное представление и все делал с точностью до наоборот. Впрочем, и после – тоже.
В результате контрнаступления под Москвой войска Калининского и левого крыла Северо-Западного фронтов охватили основные силы группы армий «Центр» с севера, что создавало благоприятные условия для нанесения удара с этого направления в глубокий тыл противника. Согласно указаниям Верховного Главнокомандующего, наступать должны были абсолютно все. Поэтому генерал Курочкин одним крылом своего фронта готовился окружить и разгромить демянскую группировку противника, а левым флангом должен был провести наступательную операцию для содействия армиям генерала Конева.
Замысел операции заключался в том, чтобы силами 3-й и 4-й ударных армий, имевших в своем составе 8 дивизий, 10 бригад, 13 лыжных и 4 танковых батальонов, нанести удары из района Осташкова на Андреанополь, Торопец, Велиж, Рудня, разгромить противника и в дальнейшем, развивая успех в юго-западном направлении и перерезая тыловые коммуникации, обойти с запада ржевско-вяземскую группировку и уничтожить ее во взаимодействии с войсками Калининского и Западного фронтов. Для обеспечения главного удара с севера часть сил 34-й армии должна была атаковать Ватолино.
Ударные армии в Красной Армии начали формировать в ноябре 1941 года. Эти оперативные объединения предназначались для разгрома группировок противника на важнейших направлениях и, по сравнению с обычными общевойсковыми армиями, как правило, имели больше танков и артиллерии. Личный состав ударных армий по своему положению приравнивался к гвардии, получал повышенные денежные оклады, имел право возвращения в свою часть после ранения и другие льготы.
Свежая 3-я ударная армия, которой командовал генерал-лейтенант М. А. Пуркаев, формировалась в резерве Ставки в конце декабря путем преобразования 60-й резервной. В состав армии входили 23, 33, 257-я стрелковые дивизии, 20, 27, 31, 42, 45, 54-я стрелковые бригады, усиленные двумя артполками РГК, тремя дивизионами гвардейских минометов, двумя танковыми, шестью лыжными, четырьмя саперными, одним инженерным батальоном. Всего в армии насчитывалось: 51 500 человек, 35 танков, 142 орудия, 347 минометов. Войска Пуркаева должны были наступать почти строго на запад, на Холм, с последующим поворотом на Великие Луки.
4-я ударная также была сформирована в декабре на базе 27-й армии и имела в своем составе 249, 332, 334, 358, 360-ю стрелковые дивизии, 21, 39, 48, 51-ю стрелковые бригады, два танковых батальона, два дивизиона РС, два артполка РГК. Армии предстояло наступать на юго-запад, вдоль железной дороги Пенно – Андреаполь – Торопец – Великие Луки с поворотом на юг, перерезая тыловые коммуникации группы армий «Центр». Командармом был назначен бывший командующий Брянским фронтом, специалист по нанесению ударов «перевернутым фронтом», обещавший в сентябре 1941 года разгромить «подлеца Гудериана» и сам месяц спустя разбитый им вдребезги, генерал-полковник А.И. Еременко. Ну да за одного битого двух небитых дают.
Главный артиллерист армии генерал Н.М. Хлебников оставил о Еременко самые хвалебные отзывы: «Слышал о нем как о горячем человеке, инициативном, любившем первым наносить врагу удар, даже если он обладал значительным превосходством в силах и средствах. Неудивительно поэтому, что Верховный Главнокомандующий И.В. Сталин называл его «драчливым генералом» и часто посылал его в самые горячие места». Однако есть по поводу этого прозвища и другие версии. Андрей Иванович слыл известным мордобойцем, любителем, так сказать, кулачного воспитания подчиненных. Вот, к примеру, жалоба члена Военного совета 13-й армии секретаря ЦК Компартии Белоруссии Ганенко на имя Сталина:
«Находясь на передовой линии фронта истекшей ночью, я с генералом Ефремовым вернулись в опергруппу штарма для разработки приказа о наступлении. Сюда прибыл командующий фронтом Еременко с членом Военного совета Мазеповым, при них разыгралась следующая сцена: Еременко, не спросив ни о чем, начал упрекать Военный совет в трусости и предательстве Родины, на мои замечания, что бросать такие тяжелые обвинения не следует, Еременко бросился на меня с кулаками и несколько раз ударил по лицу, угрожал расстрелом. Я заявил – расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста и депутата Верховного Совета он не имеет права. Тогда Еременко вынул маузер, но вмешательство Ефремова помешало ему произвести выстрел. После этого он стал угрожать расстрелом Ефремову. На протяжении всей этой безобразной сцены Еременко истерически выкрикивал ругательства, несколько остыв, Еременко стал хвастать, что он, якобы с одобрения Сталина, избил несколько командиров корпусов, а одному разбил голову. Сев за стол ужинать, Еременко заставлял пить с ним водку Ефремова, а когда последний отказался, с ругательством стал кричать, что Ефремов к нему в оппозиции и быть у него заместителем больше не может, тем более что он не может бить в морду командиров соединений».
Да уж, «горячим» и «инициативным» человеком был генерал Еременко. Депутат и секретарь ЦК в этом эпизоде тоже хорош! Помнится мне, генерал Гудериан за резкое слово в свой адрес вызвал на дуэль фельдмаршала Клюге – самому Гитлеру пришлось разнимать. Но в Красной Армии давно искоренили все эти аристократические выкрутасы, все по уставу: дали в морду – можешь жаловаться по инстанции.
Общая численность ударной группировки Северо-Западного фронта составляла 122 100 человек, более 1000 орудий и минометов, 97 танков. По мнению генерала Г.Г. Семенова: «Дивизии… были сколочены, хорошо управляемы и полностью укомплектованы личным составом и вооружением. Силы по тому времени были немалые». Воздушную поддержку обеспечивали две смешанные авиадивизии ВВС фронта и армейская авиация.
У немцев в районе предстоящих действий проходила разграничительная линия между группами «Север» и «Центр». В районе Демянска размещались пять дивизий 2-го армейского корпуса из состава 16-й армии генерала Буша – против них готовилась отдельная операция; еще три дивизии находились в районе Селижарово. Промежуток между этими двумя группами прикрывали лишь 123-я пехотная дивизия и кавбригада СС. Резервы силою до двух полков были расположены в районе Андреаполь, Величко. На участке от Залесья до Селища, где намечался удар двух советских армий, немцы имели наименьшую плотность сил, а всего на фронте около 100 км они могли противопоставить войскам Пуркаева и Еременко чуть более трех дивизий и 150 орудий.
Широких наступательных действий Красной Армии на этом второстепенном направлении противник не ожидал. Он в принципе считал невозможным действия крупных масс в этом районе. Условия для наступления действительно были очень тяжелыми. Леса, болота с множеством больших и малых озер занимали девять десятых площади. Дорожная сеть была развита очень слабо; даже летом маневрирование здесь войсками было крайне проблематичным делом. А в январе 1942 года среднесуточная температура воздуха достигала минус 35 – 40 градусов, морозы перемежались обильными снегопадами, глубина снежного покрова составляла 70 – 100 см, почти полностью исключая передвижение войск, особенно техники, вне дорог.
Особенно ценными спецподразделениями в таких условиях являлись лыжные батальоны, которых у немцев не было. Однако в силу специфического рассейско-огульного подхода к их формированию фронтовые командиры с удивлением порой узнавали, что прибывший в их распоряжение батальон лыжников состоит сплошь из чистокровных азиатов, лыж никогда в жизни не видевших. Вот и в 4-й ударной: «…лыжный батальон прибыл без лыж, растеряв их по дороге». На соседнем фронте генерал Ф.И. Голиков тоже получил пять лыжных батальонов, но «ходить и вести бой на лыжах они не умели».
Другой проблемой была косность мышления советского высшего генералитета, стремившегося наступать везде и сразу, что приводило к равномерному распылению сил и средств по всему фронту. Так, командующий 4-й ударной армией предложил прикрыть второстепенные участки небольшими заслонами, а максимум сил и средств, глубоко их эшелонировав, бросить на Пенно – Андреаполь – Торопец. С одной стороны, здесь пролегала единственная большая дорога, к тому же расчищенная противником, с другой – такое построение армии позволяло постоянно наращивать удар за счет выдвигаемых из глубины вторых эшелонов и резервов – Еременко уже имел горький опыт командования фронтом, когда германские ударные группировки легко разрезали его растянутую в нитку оборону.
Однако генерал Курочкин и представитель Ставки Н.А. Булганин раскритиковали план командарма в пух и прах и предложили ему нанести вспомогательный удар в направлении озера Вселуг с целью обеспечить стык с соседом справа и «воспретить противнику возможность маневра». Удар должна была наносить 360-я стрелковая дивизия, с 51-й стрелковой бригадой во втором эшелоне, с танковым батальном, тяжелой артиллерией и дивизионом РС – почти четверть наличных сил 4-й ударной армии. Все эти соединения и части направлялись по бездорожью и глубоким снегам в лесные дебри (дебри в прямом смысле слова, поскольку маршрут пролегал через заповедную зону, здесь не имелось даже просек), полностью изолируясь от главных сил. Для связи между правым флангом и центром выделялась 48-я стрелковая бригада с двумя лыжными батальонами. На основное направление Пенно – Андреаполь выдвигались 249-я и 332-я стрелковые дивизии и 39-я бригада, один танковый и три лыжных батальона. Левее действовала 334-я стрелковая дивизия, позади нее уступом влево должна была двигаться 21-я стрелковая бригада, обеспечивавшая стык с соседней 22-й армией Калининского фронта. Столь же равномерно распределялась артиллерия, в результате чего ее плотность не превышала 30 стволов на километр фронта.
Еременко прямо назвал такой подход оперативной «скудостью» командования фронта, а генерал Хлебников счел нужным дать следующие разъяснения: «Теоретически, в принципе, все были согласны с тем, что решительное превосходство над противником, созданное на решающем участке, обеспечивает успех наступления (в принципе, эту теорему доказал на практике фиванский полководец Эпаминонд в 371 году до нашей эры; слыхал ли «государственный и военный деятель» и будущий министр обороны Булганин такую «фамилию»? – Авт.). Однако на практике, под влиянием разного рода обстоятельств, эта аксиома военного искусства соблюдалась далеко не всегда (вроде бы знают, что это – аксиома, но нет, надо бы еще «опыт» поставить над собственными войсками. – Авт.). Поэтому случалось, что хорошо задуманный глубокий удар превращался в ряд фронтальных атак, которые лишь «выталкивали» противника, не приводя к его окружению и уничтожению».
В связи с трудностями сосредоточения войск, которое производилось в сложных погодных условиях в ночное время, начало операции несколько раз откладывалось. Единственная железная дорога с перевозками не справлялась, а в 40 км перед Осташковом была уничтожена немцами. Далее стрелковые подразделения доставлялись на исходные рубежи автотранспортом, лыжные батальоны шли своим ходом. Некоторые части прибыли уже после начала наступления. Еще хуже обстояли дела с материальным обеспечением, особенно с горючим и продовольствием. 8 января в «Журнале боевых действий войск 4-й ударной армии» появилась запись: «В 360-й стрелковой дивизии на 9 января 1942 года продовольствия нет». Такая же запись сделана и в отношении 322-й дивизии. В соседней 3-й ударной положение было еще хуже, так она снабжалась со складов армии Еременко.
На полном серьезе командарм рассказывает, как он «тренировал» войска к боям в суровых условиях: в период сосредоточения полуголодные дивизии «…по трое-четверо суток подряд не заходили в населенные пункты, чтобы приучить личный состав действовать и жить в лесу при низких температурах (!)» – этакая школа выживания. Политработники на тридцатиградусном морозе читали лекции, внушали бойцам наступательный дух и учили их строить шалаши, «утепляя их еловым лапником». Костры разводить запрещалось. Не мудрено, что после генеральских экспериментов «каждый солдат, от водителя грузовика в тыловой колонне до бойца штурмовой части, мечтал об атаке, как о чем-то самом прекрасном и самом важном в своей жизни».
В общем, по послевоенному признанию маршала Еременко, в материально-техническом отношении его армия к операции оказалась неподготовленной: «В войсках и на складах имелось всего 2,5 боекомплекта боеприпасов, 1 – 1,5 суточной дачи продовольствия и фуража. Бензина на армейских складах не было совсем, и в баках машин оставалось в среднем 0,15 заправки. Тем не менее основные условия для успеха имелись: определенная степень материального обеспечения (см. выше. – Авт.), высокий моральный дух войск (трое суток ночевавших в сугробах и шалашах тренировки ради. – Авт.), в целом верно разработанный и доведенный до непосредственных исполнителей план действий».
Утром 9 января армии левого крыла Северо-Западного фронта, не завтракавши, но «с большим подъемом», перешли в общее наступление. В полосе 3-й ударной армии главный удар в центре наносили 33-я и 257-я стрелковые дивизии. Им противостояли подразделения 415-го пехотного полка 123-й дивизии, усиленные охранным батальоном. Из-за низкой плотности артиллерии и плохой разведки полностью подавить огневую систему противника не удалось. Советские соединения, встретив на ряде участков организованное сопротивление, ввязались во фронтальные затяжные бои с мелкими гарнизонами. Вместо того чтобы использовать незанятые промежутки для обхода опорных пунктов врага, дивизии штурмовали их непрерывными лобовыми атаками. В результате за день войска продвинулись вперед всего на 4 – 5 км. Генерал Пуркаев, не удовлетворенный темпами наступления, подгонял своих комдивов привычными большевицкими методами. «…Слушайте задачу… Генерал Пуркаев назвал рубеж, на который должны выйти части нашей дивизии завтра к вечеру. Передайте товарищам Макарьеву (комдив-33) и Лыткину (комиссар), – добавил командарм, – что за невыполнение задачи они пойдут под суд военного трибунала».
Лишь 12 января 3-я ударная армия прорвала тактическую оборону противника, углубившись в его расположение на 20 – 25 км. Немцы во всей полосе начали отход в юго-западном направлении. Отсутствие дорог, глубокий снег замедляли продвижение советских войск, особенно артиллерии и танков, усложняли работу тылов. Тем не менее темп наступления вырос. Ударные 33-я и 257-я дивизии 14 января вышли на дорогу Молвотицы – Холм, которую немцы поддерживали в хорошем состоянии, и через двое суток, почти не встречая организованного сопротивления, достигли рубежа Красный Клин, озеро Волкота, в 20 – 25 км восточнее Холма. Правда, к этому времени из-за отсутствия горючего отстали 146-й танковый батальон, 106-й дивизион РС и артполки усиления. Ухудшилось положение с подвозом продовольствия и боеприпасов. На правом фланге удалось пройти до 40 км, затем советские соединения втянулись здесь в затяжные бои за укрепленные пункты Ватолино и Молвотицы.
К исходу 16 января войска генерала Пуркаева растянулись по фронту на 100 км и продолжали наступать широким веером, штурмуя каждый населенный пункт. В этот день командование Северо-Западного фронта закрепило эту порочную систему своими новыми вводными. Правым крылом 3-я ударная армия должна была овладеть Ватолино и Молвотицами, поскольку сосед справа, 34-я армия успеха не добилась. Для решения этой «стратегически важной» задачи выделялась почти половина стрелковых соединений – 23-я стрелковая дивизия, 20, 27, и 42-я бригады. В центре – подвижными отрядами 33-й стрелковой дивизии полковника А.К. Макарьева занять 19 января город Холм. Левофланговым 257-й стрелковой дивизии и 31-й бригаде предстояло наступать в сторону Великих Лук. В итоге фронт армии расширялся еще больше, ее силы дробились на три части, каждая из которых действовала на самостоятельных направлениях, не имея никакой связи друг с другом. Аналогично в целом 3-я ударная армия проводила свои операции безотносительно соседней с ней армией Еременко, с которой не имела ни локтевой, ни какой-либо иной связи.
Генерал Пуркаев с собственными дивизиями общался с помощью бороздивших снег на санях посыльных. По этой причине 33-я стрелковая дивизия, находившаяся в 30 км от Холма, лишь днем 18 января получила приказ, из которого комдив узнал, что уже должен вести бои за город и 19-го полностью овладеть им. По данным разведки, немцы имели на подступах к городу и в гарнизоне Холма около 1500 солдат и офицеров.
Выполняя поставленную задачу, полки Макарьева совершили ночной марш-бросок и утром вступили в бои на подступах к городу, являвшемуся важным узлом дорог. Немцы оказывали ожесточенное сопротивление и впервые за все время советского наступления применили на этом направлении бомбардировочную авиацию для поддержки своих частей. 21 января советская пехота захватила западную часть Холма, но, остановленная сильным огнем с восточного берега, через реку Ловать переправиться не смогла. К этому времени немцы подтянули к городу части 218-й пехотной дивизии, переброшенной на самолетах из Дании.
Таким образом, к исходу 21 января все войска 3-й ударной армии были втянуты в сражение. На демянском направлении 23-я стрелковая дивизия и три бригады безуспешно топтались у Ватолино и Молвотиц. В центре 33-я дивизия вела бои за Холм. На левом фланге 257-я стрелковая дивизия и 31-я бригада достигли района Снопово, Шешурино.
У генерала Еременко дела шли несколько веселее. Против правого фланга 4-й ударной армии противник имел два полка 123-й пехотной дивизии, в центре – кавалерийскую бригаду СС и отдельные разведотряды, на левом фланге – 453-й полк 253-й пехотной дивизии. Армия Еременко действовала более решительно, двухчасовая артподготовка была проведена эффективно. После чего стрелковые части прорвали оборону противника и к исходу дня, пройдя почти 20 км, вышли к Пенно. На подступах к городу, не имея поддержки своей отставшей артиллерии, они были остановлены сильным огнем. За ночь части 249-й стрелковой дивизии генерал-майора Г.Ф. Тарасова обошли город, подтянулись гаубицы, «катюши», 141-й танковый батальон – 31 танк (4 КВ, 7 Т-34, 20 Т-60). Появились и запоздавшие к началу операции пять лыжных батальонов. Правда, «…лыжники были утомлены трудным двухсуточным маршем без продовольствия». С рассветом Пено взяли одним ударом, а его гарнизон почти полностью уничтожили.
Избегая лобовых ударов, обходя опорные пункты, ударная группировка армии Еременко продвигалась вдоль железной дороги на Андреаполь, Торопец. 332-я стрелковая дивизия имени М.В. Фрунзе под командованием полковника С.А. Князькова вскоре повернула на юг, к станции Западная Двина, расположенной на другой, почти параллельной первой, железной дороге. 249-я дивизия наступала в прежнем направлении. Активную помощь войскам оказывали партизаны. Они разрушали рокадные дороги в тылу у немцев, прикрывали фланги отдельных частей, а также выполняли роль передовых отрядов.
С 13 по 15 января бои велись в районе Величко, Лучи, станции Охват. Германское командование, обеспокоенное быстрым продвижением 4-й ударной армии, попыталось остановить ее, введя в бой свежие силы. Прорыв должна была закрыть прибывшая из Франции 81-я пехотная дивизия. Однако на этот раз сами немцы сработали поспешно и неграмотно: дивизия вводилась в бой с ходу, по частям, на широком фронте, что заранее предопределило ее поражение. Кроме того, и командование 81-й пехотной дивизии, и все ее солдаты и офицеры, оказавшись в условиях, столь резко отличных от Западного театра военных действий, притом без зимнего обмундирования, «растеряли многие качества, которые в сумме своей определяют боеспособность войск». В первых же столкновениях ее 189-й полк и два отдельных батальона были разбиты частями 249-й и 332-й стрелковых дивизий.
В ночь на 15 января дивизия Тарасова вышла к Адреанополю, окружив его с трех сторон. Утром к городу подтянулись артиллерия и танки. После полуторачасовой артподготовки советские части начали атаку. Германский гарнизон состоял из пехотного полка, саперного батальона и батальона связи 81-й пехотной дивизии, а также отдельных подразделений 253-й дивизии. Немцы в течение двух дней оказывали упорное сопротивление, но к исходу 16 января были разгромлены. В Адреанополе была захвачена крупная база снабжения группы армий «Север», склады с продовольствием и фуражом.
Таким образом, наступление главных сил 4-й ударной армии развивалось успешно. 249-я стрелковая дивизия в хорошем темпе продвигалась к Торопцу, 332-я – к станции Западная Двина. Этого, правда, нельзя было сказать о фланговых группировках.
Правофланговая 360-я стрелковая дивизия генерала И.М. Кузнецова, направленная «прорываться» через леса и болота, этим и занималась, полностью потеряв взаимодействие с главными силами. Во втором эшелоне за ней следовала 51-я стрелковая бригада полковника Н.А.Федорова. Сопровождавшие их 171-й танковый батальон, на две трети укомплектованный английскими «матильдами» и «валентайнами» и не имевший ни одной широкогусеничной «тридцатьчетверки», гаубичный и гвардейский минометный дивизионы не смогли преодолеть снежных заносов, быстро израсходовали горючее и встали. Позднее их перебросили на направление главного удара, а пехота по пояс в снегу продолжала выполнять указания товарища Булганина: двигалась вперед, прокладывая дорогу в сплошном лесу, валя вручную деревья, утаптывая снег и перетаскивая на себе боевую технику. Чтобы проложить пути для двух маршевых колонн, приходилось рубить до 1000 деревьев на 1 км. По таким «путям», естественно, невозможно было организовать нормальный подвоз продовольствия. Его и не организовывали, и «наши части… терпя лишения, шли вперед и снабжались теми запасами, которые удавалось отбить у противника». Противника в этой глуши было совсем немного, запасов – тоже. Этот беспримерный марш имел глубокое оперативно-тактическое обоснование, он «…в случае неудачи на центральном направлении обеспечивал общий успех прорыва (!?), выводя крупные силы (?) в глубокий тыл оборонительной полосы гитлеровцев».
На левом крыле 334-я дивизия генерала Н.М. Мищенко и 21-я стрелковая бригада ввязались в затяжные бои и сильно отстали. Кроме того, немцы непрерывно атаковали их во фланг из района Селижарово. Еременко также признает, что: «Объективные трудности действий на этом участке усугублялись тем, что командование дивизии не могло отрешиться от стремления брать опорные пункты в лоб без тщательной разведки и надлежащей организации боя». Еще левее 22-я армия вела бои с селижаровской группировкой противника. 4-я ударная прошла 70 км и вырвалась вперед, все больше сил выделяя на обеспечение своих флангов, – в сражение была введена 358-я стрелковая дивизия из резерва командарма.
Следующей целью стал Торопец. Город, где размещалась вторая крупная база снабжения группы армий «Север», обороняли части 253-й пехотной дивизии, полевой жандармерии и полиции, полк ПТО – всего около 2500 человек. Генерал Тарасов получил специальный приказ: вести свои полки лесами и скрытно подойти к городу, чтобы внезапно ворваться в район товарной станции, захватить продовольственные склады и удерживать их любой ценой. Как пишет Еременко: «Для нас в то время продовольствие имело первостепенное значение. Снабжение на Северо-Западном фронте было организовано плохо. В этих условиях возможность получить продовольствие… являлась для армии просто кладом. И мы не выпустили этот клад из наших рук». Еременко вел свою голодную армию к Торопцу, прямо как генерал Бонапарт своих оборванцев в цветущую Италию.
С утра 20 января части 249-й стрелковой дивизии внезапно для противника ворвались в город, и ее 917-й полк к 14 часам овладел товарной станцией, депо и складами. Опомнившись, немцы контратаками выбили русских со станции, но склады наш героический полк не отдал! Взять город с ходу, правда, не удалось. Войска 4-й ударной произвели перегруппировку сил. Из тыла подошли 48-я и 39-я стрелковые бригады. Объявилась наконец 360-я стрелковая дивизия; она, преодолев за двенадцать дней 135 км, вышла из лесов и болот с большими потерями в технике, почти без артиллерии и боеприпасов, и заняла позиции северо-западнее Торопца. Одновременно специальный отряд лыжников был выслан для захвата станции Старая Торопа с тем, чтобы перерезать железную дорогу Великие Луки – Торопец и перехватить пути отхода противника на юго-запад и на юг.
21 января, после двухдневных боев, Торопец был освобожден. В качестве трофеев советским войскам достались 720 автомашин (штаб армии оснастился немецкими мотоциклами и вездеходами), 450 тысяч снарядов, большие склады горюче-смазочных материалов, до 40 складов с продовольствием. Еременко неоднократно указывает, что последнее обстоятельство для его войск было «самым главным»: «Эти продовольственные склады мы превратили в свои армейские. Их запасами армия питалась в течение месяца… Нас выручало лишь то, что мы захватили большие продовольственные и другие склады противника и по-хозяйски их расходовали… Можно прямо сказать, что материальное обеспечение армии, особенно продовольствием, а частично и горючим и даже боеприпасами, производилось за счет противника».
334-я дивизия полковника Мищенко вела в это время упорные бои на подступах к поселку и железнодорожной станции Нелидово, стимулом ее бойцам служило донесение разведки об обнаружении на станции эшелонов с продовольствием.
Под Торопцом впервые довольно активно действовала германская авиация; 20 января во время проведения рекогносцировки перед штурмом генерал Еременко получил здесь от немецкого пилота пулю, перебившую голень правой ноги. Командарма пришлось отправить на командный пункт. В госпиталь он ехать отказался и продолжал управлять войсками с носилок, о чем сам скромно рассказывает: «В течение 23 дней, то есть до полного выполнения задачи, поставленной Ставкой, мне пришлось командовать войсками с носилок, с перебитой ногой, положенной в гипс. Эти 23 дня стоили, наверняка, нескольких лет жизни. Кроме физических страданий, я и морально пережил немало, прежде всего потому, что из-за своей неподвижности не мог бывать в войсках («не мог бить в морду командиров соединений»? – Авт.)… Однако должен сказать, что эти невзгоды и переживания не сломили моей воли, я стремился твердо и уверенно руководить войсками».
К 21 января 4-я ударная армия на направлении главного удара продвинулась на 140 – 150 км и заняла рубеж Старая Торопа, Западная Двина, перерезав железную дорогу Великие Луки – Ржев, являвшуюся важной коммуникацией ржевской и оленинской группировок противника.
Таким образом, в ходе двухнедельных боев войска левого крыла Северо-Западного фронта, глубоко вклинившись в немецкую оборону на стыке групп армий «Север» и «Центр», нарушили оперативное взаимодействие между ними и обошли с запада ржевско-вяземскую группировку.
В связи с тем, что фронт генерала Курочкина вел наступление на двух расходящихся направлениях, а его южная ударная группировка решала общие с Калининским фронтом задачи, Ставка 22 января передала обе ударные армии в подчинение генералу Коневу. Новый командующий потребовал более энергичного наступления с тем, чтобы выйти в глубокий тыл и перерезать коммуникации группы армий «Центр», не дать войскам Клюге отойти на тыловые оборонительные рубежи и создать условия для уничтожения всей германской группировки. Задача 3-й ударной армии фактически оставалась прежней – взять Холм, овладеть Великими Луками и продвигаться на Витебск. Правофланговые части по-прежнему бились за Ватолино, Молвотицы.
Соединения генерала Пуркаева за третью декаду продвинулись в юго-западном направлении еще на 120 км и к 30 января подошли к Великим Лукам, разгромив по дороге 323-й пехотный полк 218-й дивизии. Однако в дальнейшем 257-я стрелковая дивизия полковника А.А. Дьяконова и 31-я стрелковая бригада натолкнулись на ожесточенное сопротивление противника. Немцы имели в районе Великих Лук свежую 83-ю пехотную дивизию, части 403-й охранной дивизии и несколько отдельных частей под общим руководством штаба 59-го армейского корпуса. В начале февраля сюда дополнительно были переброшены 330-я и 205-я пехотные дивизии.
Понеся значительные потери, войска левого фланга 3-й ударной армии остановились и в первых числах февраля перешли к обороне.
33-я стрелковая дивизия в течение десяти суток вела бои за Холм. 23 января в помощь к ней прибыл 146-й танковый батальон, имевший в своем составе две «тридцатьчетверки» и 11 танков Т-60, а также три установки РС. Дивизия, несмотря на нехватку боеприпасов и ощутимые потери в людях, продолжала штурмовать восточную часть Холма и одновременно отражала атаки 386-го полка 218-й германской пехотной дивизии, рвавшегося на помощь гарнизону. 27 января немцы обошли город с севера и отбили его западную часть. Дальнейшее их продвижение удалось остановить только 31 января в 10 – 15 км юго-западнее Холма с помощью подошедшей из второго эшелона 45-й стрелковой бригады. К этому времени дивизия Макарьева из-за понесенных потерь не в состоянии была вести активные боевые действия; в полках оставалось по 200 – 300 человек. Поэтому 1 февраля советские войска и на холмском направлении перешли к обороне.
Армия Пуркаева растянулась по фронту более чем на 200 км и исчерпала свои наступательные возможности.
4-я ударная армия должна была наступать в общем направлении на Велиж, Рудню.
Наступление продолжалось без всякой паузы. Дивизии не успели восполнить понесенные потери, сильно растянулись тыловые коммуникации. Это вместе с нехваткой транспорта, бездорожьем и продолжавшимися снегопадами весьма отрицательно сказывалось на снабжении войск. От Конева армия не получила ничего, кроме указаний.
«Нам предстояло преодолеть оборону противника, состоявшую из опорных пунктов, – вспоминает генерал Хлебников. – Они перекрывали те немногие дороги, которые оставались еще проходимыми. При глубоком снежном покрове обойти такой опорный пункт сколь-нибудь значительными силами было очень трудно, так как артиллерия тотчас застревала в сугробах, а части, совершившие обход, лишались регулярного снабжения и практически превращались в легкие рейдовые группы. Конечно же, такими силами, лишенными артиллерийской поддержки, с ограниченным запасом продовольствия, фуража и боеприпасов, редко удавалось выполнить серьезную боевую задачу. Вот почему, начав наступление, мы были вынуждены ввязываться в бои за опорные пункты, терять время и силы, чтобы выбить эти пробки, мешавшие нам двигаться по дорогам».
Командиры советских частей упорно сражались за отдельные деревни не потому, что все они были совсем уж профанами в военном деле. В зимнюю стужу населенные пункты, по выражению Еременко, обладали «притягательной силой». Наночевавшись за две недели боев (не считая «тренировок») в снегу или «утепленных» шалашах, войскам хотелось получить хоть краткую передышку, хоть какой-то человеческий отдых. При этом надеялись, что удастся удар с ходу. Когда этого не получалось, ввязывались в затяжные бои. В результате штурм села Ильино занял двое суток, Кресты – трое. Это позволило германскому командованию выиграть время, перебросить резервы и сильно укрепить Велиж. Под этим городом завязались ожесточенные, продолжительные бои.
На левом фланге армии 334-я дивизия полковника Мищенко утром 25 января при содействии партизан овладела Нелидовом. 332-я стрелковая дивизия, блокировав город Демидов, продвинулась в район Рудни, но взять этот населенный пункт и перерезать железную дорогу Смоленск – Витебск ей не удалось.
Главную роль в наступлении на Велиж, Рудню играли 360-я и 358-я стрелковые дивизии. Дивизия генерала Тарасова, обойдя 29 января стороной Велиж, а затем и Сураж, вырвалась далеко вперед и 3 февраля вышла на подступы к Витебску. Чтобы избежать бомбардировок вражеской авиации, дивизия продвигалась по ночам. На специально приспособленных санях везли с собой десять 45-мм пушек и восемь 82-мм минометов. Этими средствами и ограничивалась огневая поддержка стрелковых полков. Вся полковая и дивизионная артиллерия, а также 141-й танковый батальон остались далеко в тылу, застряв на занесенных снегом дорогах.
Отсутствие артиллерии и танков не позволило успешно завершить дерзкий бросок. На подступах к Витебску, у села Тетерки, две пехотные дивизии противника со всей своей артиллерией предприняли ряд ожесточенных контратак. Связи со штабом 4-й ударной армии генерал Тарасов не имел, поэтому принял решение отступить. 249-я стрелковая дивизия, в которой оставалось 1400 штыков, отошла к Велижу, где включилась в бои, которые вели за этот город главные силы армии.
В первых числах декабря, выйдя на рубеж Усвяты, Велиж, Демидов, 4-я ударная армия дальше продвинуться не смогла, хотя общая численность германских войск на этом рубеже оценивалась не более 7000 человек. Сопротивление противника все усиливалось, и выбить его из Велижа и Демидова не удалось, несмотря на неоднократные попытки. Армия прошла дорогами наступления свыше 250 км, части нуждались в отдыхе и пополнении. Из-за снежных заносов и отсутствия горючего далеко в тылу остались танки, тяжелая артиллерия и трофейные склады. Соседи справа и слева отставали на 100 км. Большие потери были понесены в технике, в основном по причине поломок на бездорожье. Резервов тоже не было. Поэтому все усилия войск ощутимых результатов не давали.
Против 3-й и 4-й ударных армий немцы выдвинули в январе-феврале дополнительно свежие четыре пехотные дивизии, прибывшие из Западной Европы, и к началу февраля остановили их продвижение. Растянувшиеся на фронте около 300 км советские войска не смогли преодолеть возросшее сопротивление противника и перешли к обороне на достигнутых рубежах. Бои за Холм и Велиж систематически возобновлялись до конца мая, но каждый раз безуспешно.
В ходе Торопецко-Холмской операции было нарушено взаимодействие между группами армий «Север» и «Центр», войска ударных армий вклинились на глубину до 250 км, освободили от оккупантов территорию площадью более 12 тысяч кв.км с большим количеством населенных пунктов, прервав при этом ряд коммуникаций, создав угрозу важным для противника железнодорожным магистралям и дорогам в районе Витебск, Орша, Смоленск и тылам его гжатско-вяземской группировки.
Можно сказать, что в целом войска Пуркаева и Еременко поставленные задачи выполнили. Более того, в свете дальнейших событий эту операцию можно признать одним из самых успешных наступлений Красной Армии в первой половине 1942 года. Потери обеих ударных армий были сравнительно невелики и на 6 февраля составили около 30 тысяч человек. Однако прорыв, совершенный на большом удалении от района Вязьмы, где происходили главные события, не смог решающим образом повлиять на оперативно-стратегическую обстановку в центре советско-германского фронта.
В полосах Калининского и Западного фронтов между Селижаровом и Жиздрой с немецкой стороны в первом эшелоне оборонялись десять армейских корпусов (23, 6, 27, 5, 9, 7, 20, 12, 13 и 43-й) и пять моторизованных (41, 56, 46, 57 и 40-й) общей численностью 38 пехотных, 2 охранные, 9 танковых и 5 моторизованных дивизий, входивших в состав 9-й и 4-й полевых, 3-й и 4-й танковых армий. Из резервов на этом направлении у фон Клюге имелись корпусные части 9-го армейского корпуса в районе Можайска; 339-я и 208-я пехотные дивизии, перебрасываемые в район Вязьмы, и части 216-й пехотной дивизии северо-восточнее Спас-Деменска. Итого: 57 расчетных дивизий и примерно 440 танков. В среднем на одну дивизию приходилось 10 км фронта.
Германская авиация на западном направлении была представлена оперативной группой «Восток», насчитывавшей 615 боевых самолетов, в том числе 236 бомбардировщиков, 284 истребителя, 95 разведчиков.
Калининский фронт имел в своем составе 22-ю, 39-ю, 29-ю, 31-ю, 30-ю армии и 11-й кавалерийский корпус – 32 стрелковых и 5 кавалерийских дивизий, 4 танковых бригады, 12 артполков РГК – 346 100 человек.
Фронтом командовал генерал-полковник И.С. Конев, бывший унтер-офицер царской армии и комиссар Гражданской войны, выросший в советское время в крупного военачальника. Большой личной храбрости человек, он, по свидетельству сослуживцев, «дипломатией заниматься, прямо сказать, не умел». По отношению к подчиненным это выражалось в насаждении в буквальном смысле слова палочной дисциплины. То есть у Конева была особая палка, которой он лупил провинившихся. «Когда я ему сказал об этом, – вспоминал маршал А.Е.Голованов, – он ответил: «Да я лучше морду ему набью, чем под трибунал отдавать, а там расстреляют!»
Еще один отзыв: «Сам Конев был, безусловно, одаренным военным, этого у него не отнимешь, хотя те люди, которые служили под его началом, утверждали, что людей он не жалел, при выполнении задачи шел на любые жертвы. Крут бывал нередко…»
В состав Западного фронта, занимавшего полосу более 500 км, входили 1-я ударная, 20-я, 16-я, 5-я, 33-я, 43-я, 49-я, 50-я, 10-я армии, 1-й и 2-й гвардейские кавкорпуса – всего 45 стрелковых, 12 кавалерийских, 1 танковая дивизия, 26 стрелковых, 2 воздушно-десантные и 14 танковых бригад – 713 100 бойцов и командиров.
Во главе фронта стоял «величайший» советский полководец-самородок с двухклассным образованием, генерал армии Г.К. Жуков, воспетый самим собой и многочисленными писателями и режиссерами. В отличие от гуманиста Конева, Георгий Константинович, не моргнув глазом, мог и в морду дать, и под трибунал отправить, а то и приказать организовать расстрел на месте. Даже «драчливый генерал» Еременко считал Жукова «узурпатором и грубияном» (!): «Это человек страшный и недалекий. Высшей марки карьерист…» Знаменитый летчик Г.Ф. Байдуков охарактеризовал Жукова одним словом – «зверюга». Из примеров жуковского самодурства, стремления раздавить и унизить нижестоящего можно составить книгу, не меньшую по объему, чем канонизированные «Воспоминания и размышления». Может, для кого-то все это является подтверждением его полководческих талантов, хотя у меня интеллектуальные способности (о морали не стоит заикаться, мораль отменили в 1917 году – это одно из «завоеваний Октября») человека, обладающего безграничной властью над жизнями сотен тысяч людей и опускающегося при этом до примитивного рукоприкладства, вызывают сомнения. В 1945 году у маршала прорезался еще и «талант» барахольщика.
Под стать командующему Западным фронтом был его заместитель генерал Г.Ф. Захаров – «…преданный Советскому государству и Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку». О нем вспомнил в своих мемуарах генерал П.А. Белов: «Генерал Захаров прибыл с поручением побудить нас скорее выполнить задачу. Присутствие его создавало нервозную обстановку. Он щедро расточал угрозы, прибегал к самым крутым мерам… Одним из первых на глаза Захарову попался майор Кононенко (начальник разведки). Ни с того ни с сего генерал обвинил его в том, что корпус не имеет хороших дорог для движения автомашин. Кононенко, как говорится, едва унес ноги и ушел в прорыв вместе с генералом Осликовским. Вообще командиры стремились избегать встреч с Захаровым».
Как видим, свои начальники были пострашнее немцев. Недаром Сталин как-то выразился в том смысле, что у нас нужно больше смелости, чтобы отступить, нежели пойти в атаку.
Советские военачальники жалуются на то, что укомплектованность частей и соединений была недостаточной для проведения новой наступательной операции. Средняя численность стрелковых дивизий Калининского и Западного фронтов в этот период колебалась в пределах 3 – 5 тысяч человек. Однако количество самих дивизий увеличилось, а личный состав в них на 50% состоял из новых пополнений. Так, к началу контрнаступления под Москвой у Конева и Жукова имелась 941 тысяча командиров и красноармейцев, потери за месяц боев составили 371 тысячу убитыми и ранеными. Тем не менее на 8 января в строю находилось 1060 тысяч человек, а согласно «Истории Второй мировой войны» и того больше – 1245 тысяч.
Труднее было восполнить потери в технике: имелось всего 8700 орудий и минометов и 571 танк. Настоящей же проблемой была практически полная дезорганизация работы тыла. За месяц контрнаступления сильно растянулись коммуникации, недоставало автотранспорта, немцы при отступлении взорвали мосты и вывели из строя железнодорожные колеи, пригодные для движения дороги можно было сосчитать на пальцах. В результате войска испытывали острую нехватку в боеприпасах, продовольствии и горючем.
ВВС двух фронтов на 1 января имели 331 исправный самолет, в том числе 218 бомбардировщиков, 18 штурмовиков, 95 истребителей. Кроме того, на западном направлении действовали: авиация Московского военного округа и 6-й истребительный авиакорпус ПВО, авиационные группы генералов И.Ф. Петрова и Е.М. Николаенко, соединения дальнебомбардировочной авиации Главного Командования, а также авиация резерва Ставки ВГК – всего 1375 боеготовых самолетов. Если учитывать авиацию Северо-Западного фронта – 1422 самолета.
Это, оказывается, значительно меньше, чем 615 германских машин! Любопытную бухгалтерию с целью доказать германское превосходство в авиации применил коллектив генералов-историков под руководством маршала В.Д. Соколовского: «По общему количеству самолетов советские ВВС на всем западном направлении превосходили авиацию противника, но только формально, ибо по мере удаления наступавших войск от Москвы количество истребительной авиации (в частности самолетов 6-го истребительного корпуса ПВО Москвы) для прикрытия войск быстро уменьшалось. Поэтому фронты в дальнейшем могли в основном рассчитывать лишь на свои собственные ВВС. Силы же эти, особенно по истребителям, были весьма невелики и уступали количественно и качественно противнику… Если вычесть из общего количества 1422 самолетов 320 истребителей ПВО Москвы и 548 небоевых машин, то для поддержки фронтов оставалось всего 554 боевые единицы. Таким образом, противник даже и по числу самолетов превосходил авиацию Северо-Западного, Калининского и Западного фронтов (!!!)».
Вот так, «формально» наших самолетов было больше, а «неформально» – 284 немецких истребителя «превосходили» 543 советских.
Странно только, что вся наличная авиация группы «Восток» сравнивается с исправными советскими самолетами: надо понимать, у немцев самолеты не ломались и не получали боевых повреждений? Далее, советские ночные бомбардировщики У-2 (за сбитие которых давался Железный крест, чем мы очень гордились) и разведчики Р-5 считаются «небоевыми машинами», а 95 германских воздушных разведчиков – самые что ни на есть «боевые». Кроме того, при всех подсчетах совершенно не учитывается армейская авиация, по принципу: у немцев ее не было, значит, и сравнивать не с чем. А между тем каждый советский командарм имел собственные авиаполки, которым сам ставил задачи.
По уставу командующий фронтом не имел права использовать авиацию общевойсковых армий в интересах фронта. Армейская авиация по количеству машин зачастую превосходила фронтовую. Например, на 1 января 1942 года ВВС Северо-Западного фронта насчитывали 77 исправных самолетов, а в одной только 4-й ударной армии этого же фронта было 60 машин (в том числе 38 истребителей), из них 53 исправных.
В общем, наши ученые успешно доказали: «С учетом же качественного превосходства материальной части немецких самолетов и того, что советские бомбардировщики устаревших типов могли выполнять боевые задачи только ночью (между прочим, именно перенимая советский опыт, немцы с опозданием создавали в это время свою ночную авиацию. – Авт.), общее превосходство врага становилось еще более внушительным, фактически противник превосходил нашу авиацию примерно в два раза». Действительно, чтобы освоить такую «высшую математику», надо непременно быть генералом и кандидатом наук, никак не меньше.
Но подавляющего количественного превосходства над армиями Клюге и правда не было, что уменьшало шансы на успех «красных маршалов», не усвоивших «аксиомы» военного искусства (об аксиомах, которые «не соблюдались», неоднократно упоминает и маршал Рокоссовский).
Наступление войск Калининского фронта началось 8 января 1942 года. Замысел проводимой им операции состоял в том, чтобы вначале прорвать оборону противника ударом 39-й армии генерал-лейтенанта И.И. Масленникова западнее Ржева, а затем, развивая успех главной группировкой фронта в направлении Сычевка, Вязьма, лишить противника основных коммуникаций, а затем разгромить его совместно с войсками Западного фронта. 22-я армия под командованием генерал-майора В.И. Вострухова, наступая на Белый, Ярцево, должна была обеспечить главную группировку фронта с запада.
В первый же день 39-я армия – 361, 373, 355, 381, 183 и 357-я стрелковые, 46-я и 54-я кавалерийские дивизии, 148-й и 165-й отдельные танковые батальоны, три батальона РС, три артполка РГК – прорвала оборону противника западнее Ржева на участке 15 км и, не встречая больше особого сопротивления, устремилась на юг, к Осуге и Сычевке. Однако соседи генерала Масленникова пока топтались на месте.
Справа 22-я армия – 179, 186 и 178-я стрелковые дивизии – за неделю боев практически не продвинулась вперед ни на шаг. Лишь 15 января в связи с отходом 253-й и 102-й пехотных дивизий, вызванным успешным наступлением Еременко, войска генерала Вострухова овладели Селижаровом и частью сил переправились через Волгу.
29-й армии генерал-майора В.И. Швецова, в состав которой входили 220, 369, 252, 243, 246 и 174-я стрелковые дивизии, 143-й и 159-й танковые батальоны, два батальона гвардейских минометов и четыре артполка РГК, наступавшей с севера на Ржев, не удалось сбить с позиций части 6-го армейского корпуса.
Не лучше обстояли дела на левом крыле Калининского фронта. 31-я армия генерал-майора В.А. Юшкевича в составе 247, 359, 262, 119, 5-й и 250-й стрелковых дивизий на исходных позициях сражалась с 161-й и 162-й пехотными дивизиями противника.
30-я армия генерал-майора Д.Д. Лелюшенко – 363, 348, 379, 371, 365-я стрелковые дивизии – не смогла преодолеть упорное сопротивление 36-й моторизованной и 251-й пехотной дивизий.
Для ликвидации угрозы удара во фланг группировки фронта, наступавшей на Сычевку, Ставка потребовала во что бы то ни стало не позднее 12 января взять Ржев, привлекая все войска 29-й армии и часть сил 39-й армии. Конев решил, используя успех генерала Масленникова, произвести перегруппировку армии Швецова в полосу прорыва и захватить город ударами с запада и северо-запада. Но все атаки девяти советских дивизий отражались обороной противника.
Одновременно 11 – 12 января был введен в прорыв 11-й кавалерийский корпус под командованием полковника Соколова. В его состав входили 18, 24, 82-я кавалерийские и 2-я гвардейская мотострелковая дивизии. Задача корпуса состояла в том, чтобы, достигнув района западнее Сычевки, отрезать противнику пути отхода. В дальнейшем конникам предстояло перерезать автостраду Москва – Минск западнее Вязьмы.
Таким образом, в первую неделю наступления войска Конева достигли успеха лишь на направлении главного удара. Но и этот успех был ограниченным. Хотя к 15 января войска 39-й армии пятью дивизиями вышли на подступы к Сычевке, овладеть городом они не смогли. Железная дорога Ржев – Сычевка – Вязьма оставалась в руках противника. Немцы перебросили сюда дополнительно 1-ю танковую дивизию генерала Крюгера из района Лотошино и части 208-й пехотной дивизии из резерва. Войска Масленникова были скованы боями и понесли большие потери. Тылы армии, базировавшиеся на одну грунтовую дорогу, отстали; красноармейцы перешли на «самообеспечение» на и без того основательно разграбленной оккупантами территории. Выход в район юго-западнее Сычевки кавалерийского корпуса Соколова ничего не изменил. Поэтому командование фронта вынуждено было почти на неделю задержать конницу на правом фланге 39-й армии до окончательного выяснения обстановки.