Год 1985. Ваше слово, товарищ Романов

Часть 93

Часть 93

7 августа 1976 года, 07:15 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Едва мы закончили все дела над Североамериканскими Соединенными Штатами, чтобы там никто никуда уже не летел, не ехал, не плыл и даже не шел, на связь со мной вышел Колдун. Мол, канал, выводящий в март тысяча девятьсот восемьдесят пятого года, быстро наполняется энергией. И у него есть подозрение, что, как было и с миром пятьдесят третьего года, нам придется ловить убегающее время. В ответ энергооболочка хмыкнула и сказала, что в марте означенного года только один момент был таким, что его требовалось хватать за хвост: 11 марта 1985 года, когда на внеочередном Пленуме ЦК КПСС Генеральным секретарем был избран Михаил Сергеевич Горбачев, он же Миша Меченый.

Счастливый случай, однако. Впрочем, все будет ясно, когда откроется первый портал. Поймать сигналы точного времени через просмотровое окно проще простого, а потом станет понятно, попали мы туда загодя, в последнюю секунду или безнадежно опоздали. В худшем варианте… Я мысленно задал вопрос Небесному Отцу, не будет ли он против, если я в упрощенном порядке оформлю всех грешников по первой категории. Патрон не возражал. Когда спасают страну, не считают оторванных во имя святой цели голов. Разумеется, тяжесть вины должна хотя бы в общих чертах соответствовать суровости наказания. Такая вот индульгенция ограниченного радиуса действия.

Впрочем, пока канал в мир восемьдесят пятого года не наполнился энергией, необходимо в максимально возможном темпе закончить дела в мире товарища Брежнева, где мы смертельно ранили, но пока еще не добили, американскую плутократию. Просто Леня такой программе отнесся сугубо положительно.

— Вы, Сергей Сергеевич, и так создали нам такой задел, что теперь с ним можно работать хоть сто лет, — сказал он. — Вы идите, а мы, если что, уже сами.

— Если что по-крупному, — сказал я, — то вы всегда можете рассчитывать на мою помощь, я всегда буду неподалеку.

— А я, — сказал Джеральд Форд, — хотел бы скорее заняться делами там, внизу в Вашингтоне.

Я демонстративно посмотрел на часы и ответил:

— Давайте дождемся, когда в Вашингтоне настанет утро и конгрессмены и пентагоновские деятели придут на свои рабочие места — и тогда мы их всех разом. А если начать операцию прямо сейчас, за каждым персонажем придется бегать по отдельности, чего очень не хочется. Потерпите немного, и все у вас будет.

— Хорошо, мистер Сергий, я потерплю, — ответил президент Форд, на чем разговор был исчерпан.

Надо сказать, что у нас с товарищем Ларионовым возникли серьезные сомнения, что есть необходимость снова опускать «Неумолимый» на поверхность планеты. Программа получения расходников с советских заводов выполнена полностью, а то, что на Луне добывает харвестер, можно принять на борт, и не сходя с орбиты. В то же время, находясь тут, на высоте, мы занимаем господствующее положение относительно этого мира. Линкор на орбите — это не то же самое, что линкор в Пуцком заливе или любом другом месте на поверхности. Наблюдая с орбитальной высоты, как развиваются дела в Европе, я обратил внимание на данные психосканирования. Едва громада «Неумолимого» зависла над европейскими странами, смятение и неуверенность сменились паническими настроениями. А ведь к тому времени Группа Советских Войск в Германии и прибывшие на учения части Войска Польского успели только ликвидировать Западноберлинскую группировку войск НАТО, а на большее, за исключением воздушных операций, пока не замахивались.

По всему Союзу стучат колесами по стыкам рельс эшелоны, и до окончания сосредоточения войск для наступательной операции остается от недели до десяти дней. Но, не дожидаясь начала советского генерального наступления, в Бонне, Копенгагене, Амстердаме, Осло, Стокгольме, Брюсселе (особенно) и Лондоне уже гадят под себя жидким пометом. В Париже, Мадриде, Риме, Белграде (знает Тито, чье мясо съел), Афинах и Анкаре настроения тоже близки к паническим. У каждой из этих стран перед Россией и Советским Союзом должок, и есть мнение, что отдавать его придется с наросшими процентами, что может стоить некоторым государственности. Но эти второстепенные страны пусть пока поживут, в первую очередь необходимо решить западноевропейскую проблему.

Перелетая с североамериканского на европейский театр военных действий, «Неумолимый» еще раз пострелял главным калибром по авианосным группам, вышедшим в море из баз атлантического побережья. Результат, как всегда, замечательный — все в труху. И даже линкор «Айова», на что уж прочный корабль, развалился на части и пошел ко дну. Квазигравитационные орудия, они такие — выживших после их применения не остается в принципе. Те корабельные соединения стран НАТО, что находились в европейских водах, еще загодя были атакованы и уничтожены «Каракуртами», так что «Неумолимому» оставалось только поработать психологическим аргументом. А это у него неплохо получается.

Между прочим, в восемьдесят пятом году, когда Рональд Рейган только-только начал размахивать пугалом «Звездных войн», встречный психологический аргумент из моего личного линкора должен выйти внушительным. В семьдесят шестом году матч в «Ред Алерт» с элементами «Звездных войн» у меня получился более чем успешным, даже при том, что в Европе наземные действия еще не начинались, и с вероятностью в процентов семьдесят так и не начнутся, ибо никто из европейских подхалимов дяди Сэма не рвется в бой без ядерного зонтика, и уж тем более если сила на другой стороне. В восемьдесят пятом году по дяде Рональду главным калибром можно будет врезать вообще без переговоров и даже без предупреждения. За выдуманную им «Империю зла» я готов устроить этому уроду персональное отделение преисподней или, опять же без предупреждения, выбросить во тьму внешнюю. Размещение ракет средней дальности в Европе — это отдельная статья «Подготовка к развязыванию агрессивной войны», и, по совокупности всех деяний, киноковбою, антикоммунисту и русофобу будет мало трех казней. Правда, есть еще подмахивавший Рейгану Горбачев, но эту проблему мы решим келейно, можно даже сказать, кулуарно, не вынося сора из избы.

— Не забудь о Гордиевском, — буркнула энергооболочка, — прибываешь ты в марте, а дезертировала эта тварь только в июле. Правда, работает он не на американцев, а на британцев, и то, что этот иуда добывает на советской стороне, докладывают лично Маргарет Тэтчер. А еще он не жертва обстоятельств, а убежденный антисоветчик, происходящий из семьи старого чекистского кадра Антона Гордиевского и «просветлившийся» от речи Хрущева на двадцатом съезде. Вот уж кого стоило бы по старым монгольским рецептам сварить живьем в котле, но ни в одном из всех доступных нам миров этот персонаж не дался живым тебе в руки.

— Про Гордиевского помню, — ответил я, — но прямо сейчас этот персонаж не актуален. А потом, если будет надо, вытащим его хоть прямо из логова СИС, с последующей казнью в центре Москвы. В данный момент мы действуем по принципу «здесь и сейчас», доделываем текущие дела, и только потом начинаем готовиться к переходу на следующий уровень.

А потом был небольшой праздничный обед (или, учитывая московское время, ранний завтрак), когда за столом собрались ваш покорный слуга, Леонид Ильич Брежнев, Джеральд Форд, Константин Симонов и Роберт Хайнлайн (все с супругами), а также все четверо Самых Старших Братьев. При этом американскую первую леди пришлось вытаскивать чуть ли не из релаксационной ванны, где американка проходила лечение от шока и нервного потрясения, что принесли ей несколько последних дней. Из-за этого даже пришлось немного отложить начало мероприятия. Все женщины, присутствующие на этом обеде, прошли радикальное омоложение (кроме моей Елизаветы Дмитриевны, которой такая процедура пока не требовалась, и Бетани Форд, еще не успевшей ее пройти), из-за чего казалось, что солидные мужчины в возрасте между тридцатью и сорока годами набрали в партнерши выпускниц средней школы.

Особеннохороша была Виктория Брежнева — темноволосая девушка спортивного типа с короткой стрижкой. Не зря супруг до конца жизни называл ее Витей, и после походов «налево» всегда возвращался под семейный кров. Впрочем, и Вирджиния Хайнлайн тоже блистала эдакой холодной англосаксонской красотой, а старина Роберт был влюблен в нее, как в первый день знакомства. На фоне этих двух признанных красавиц Лариса Симонова выглядела хоть скромно, но вполне достойно: обычная смешливая плотненькая круглолицая девушка с короткими темно-рыжими волосами. Вроде бы ничего особенного, но если взглянуть под другим углом, становится понятно, что кукольная красотка и по совместительству алкоголичка Валентина Серова Ларисе и в подметки не годится. От Серовой у Симонова были только проблемы, а за нынешней женой он как за каменной стеной. И вообще, для этой парочки кремация и развеивание праха откладываются надолго, если не навсегда.

Миссис Форд, шагнув через портал в парадную залу моих апартаментов, сморщила нос. И понятно из-за чего. Сидят мужчины в самом расцвете сил, а рядом с ними -молоденькие барышни, годящиеся тем в дочери — сплошное безобразие с точки зрения американки старого закала, не охваченной сексуальной революцией. Мистер Брежнев, женатый человек, так бесстыже-неприкрыто выставляет напоказ свою побочную связь с молодой девчонкой… И остальные мужчины, которых она не знает, тоже хороши…

Старина Джеральд поймал взгляд супруги и глубоко вздохнул (очевидно, из-за того, что теперь ему придется объясняться с дражайшей половиной).

— Дорогая Бетти, — сказал президент Форд, — ты все неправильно поняла. На самом деле все присутствующие здесь дамы уже много лет являются законными женами своих партнеров, и лет им примерно по столько же, сколько тебе. Просто у мистера Сергия для своих друзей и союзников существует процедура радикального омоложения. И мы тоже можем удостоиться такой чести, если, конечно, будем вести себя правильным образом.

— Омоложения? — удивленно переспросила первая леди Америки. — А это не опасно, ну, в смысле спасения души? А то наши пасторы про мистера Сергия говорят такое, что поневоле задумаешься, а не лучше ли нам было просто умереть, чем иметь дело с таким человеком…

— Мистер Сергий — это специальный исполнительный агент нашего Господа, специалист по вопросам, что решаются путем меча, а наших пасторов в аду заждались черти с дубинками и баграми, — убежденно заявил Джеральд Форд. — А потому, дорогая, проходи, садись и ничего не бойся. Правда и Господь на нашей стороне.

— Да, — сказал я, вставая, когда Бетти Форд все же села рядом со своим мужем, — не убиваем мы Соединенные Штаты Америки, а лишь даем им возможность стать такой страной, от которой не исходит угроза для всего остального мира. Изначально я хотел обойтись еще более мягким вариантом, но люди, что правят Америкой из-за кулис, решили поступить по-своему. Ну что же, Бог им судья, и прибытие на Его суд я этим мерзавцам обеспечу, не мытьем так катаньем. Аминь.

— Мы это знаем, — ответил президент Форд, — ведь именно поэтому большинство американцев сейчас торопливо оправляются от шока перемен, а не бредут уныло по бесконечному адскому этапу. Когда-то из алчности и животной злобы наши предки истребили аборигенов своей земли, и за это преступление, именуемое геноцидом, нам и нашим потомкам теперь расплачиваться вечно. Быть может, мы, если изменимся, будем наконец амнистированы Господом, и нашу нацию перестанут преследовать несчастья… Аминь.

И тут мрачно и веско, так, что даже у меня мороз пошел по коже, заговорил генерал Бережной:

— Ваша нация всегда была угрозой для существования человечества и даже для самой себя, даже тогда, когда была всего лишь англичанами, запертыми судьбой на Оловянных островах. Это надо же было додуматься — объявить вне закона и истреблять свое же простонародье, только для того, чтобы освободить место для овец! В Европе, и вообще в мире, такого больше не делал никто и никогда, и уж тем более подобное кажется дикостью нам, русским, предпочитавшим интеграцию и ассимиляцию всем остальным методам взаимодействия с инородческим населением. Общаться с подобными соседями можно только с помощью пушечных залпов и стремительных рейдов подвижных соединений, и вы должны возблагодарить Господа за то, что его специальным исполнительным агентом работает такой взвешенный и гуманный человек, как товарищ Серегин. В этом, почти родном мне мире, где маленький Слава Бережной уже ходит в школу, я бы не удержался от того, чтобы отправить вас на страницы учебника истории. Мол, были такие, а теперь их нет.

— Да, — поддержала товарища Нина Антонова, — вы, англосаксы, такие мерзкие, что даже сам Сатана бегает к вам перенимать опыт. Но все же мы надеемся, что после трепки, что задал вам Сергей Сергеевич, вы опомнитесь и станете такими же, как все, а не исключительной нацией имени мистера Обамы, состоящей из негров-наркоманов, гомосексуалистов и трансгендеров.

— Дальше будет только хуже, — подвел итог я, — но это не повод впадать в мировую скорбь и поминать пациенту его былые прегрешения. Кто бежал, тот бежал, кто убит, тот убит, а со всеми остальными отношения должны начаться с чистого листа. И все об этом. У нас на носу новое задание — месье Горбачев собственной персоной и мир поломанных надежд. А ведь мне докладывают, что еще в восемьдесят четвертом году Рейган пребывал в полной уверенности, что к концу его второго президентского срока Советский Союз оккупирует территорию Соединенных Штатов, и даже начал готовить программу подпольного сопротивления. На самом деле вышло наоборот: позднесоветские элиты с пылкой страстью неофитов отдались в объятия опытных заокеанских развратников, но честного общечеловеческого мира без аннексий и контрибуций опять не получилось. Старого людоеда не переделаешь, и любые пылкие признания в любви он воспринимает только как приглашение к обеду. Впрочем, это будет у нас в следующем мире, а тут мы отмечаем завершение кампании и подготовку к началу следующего этапа.

— Сергей Сергеевич, — сказал адмирал Ларионов, — в этом мире осталось еще одно недоделанное дело, с которым местным товарищам справиться будет затруднительно. Я имею в виду Иосипа Броз Тито, создателя своей социалистической мини-империи, ни в грош не ставящего ни товарища Брежнева, ни кого-то еще.

— Гражданином Тито уже занимаются серьезные люди, — сказал я. — Я имею в виду Кобру, которой отрубить дурную голову — это все равно, что нам выпить стакан воды. Поскольку живым этот властолюбивый карьерист от социализма нам не нужен, все так и будет. Тело осталось в постели, а голову в авоське унесла с собой Кобра. И в то же время подчиненные товарища Бережного, разбитые на батальонные тактические группы, чистят концлагеря, где этот маньяк содержит противников режима. Охрану, националистов и коррупционеров они сразу пускают в расход, а сторонников дружбы с Советским Союзом направляют в Тридесятое Царство на реабилитацию. Никакого другого ущерба социалистической Югославии я приказал не причинять: югославы не виноваты, что ими правил властолюбивый придурок. Утро в Белграде должно быть добрым. Все делается точно так же, как было в мире пятьдесят третьего года, ведь с тех пор сущность титоизма ничуть не изменилась. На этом, товарищи, по югославскому вопросу у меня все. И вообще, что-то мы все время говорим о делах да о делах, а ведь у нас как-никак торжественный обед, а не производственное совещание!

И в дальнейшем до конца мероприятия не было никаких разговоров о делах, ибо Нам подобное не было угодно. И если чета Хайнлайнов чувствовала себя весьма свободно, а сэр Роберт даже завел с Константином Симоновым разговор о литературе, то Форды ощущали себя как на собственных поминках. Ну и черт с ними — никто им не обещал, что даже почетная капитуляция окажется легким и простым делом.

7 августа 1976 года, местное время 10:15. Соединенные Штаты Америки, Федеральный округ Колумбия, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

И вот мы снова в Вашингтоне, только год за окнами не пятьдесят третий, а семьдесят шестой, а все остальное в той же канве. Американский Конгресс мы застали в той позиции, когда эти деятели, собравшись на заседание, только готовились голосовать за импичмент президента Форда. При этом его преемником должен был стать не вице-президент Рокфеллер (делся неизвестно куда), и не спикер Палаты представителей Альберт Кал (взял самоотвод из-за недавнего коррупционного скандала), а Временный президент Сената и председатель сенатского судебного комитета Джеймс Оливер Истленд.

Данный персонаж был иарким представителем выходцев из богатейших слоев населения американского юга: хлопковый плантатор, почти рабовладелец, противник гражданских прав для афроамериканского населения и, естественно, ярый антикоммунист. Так его мои люди и взяли — уже изготовившимся занять теплое кресло в Белом Доме, чтобы через пять месяцев благополучно передать его Джимми Картеру. Вообще в США однопартийные выборы — это нонсенс, но в Миссисипи, откуда происходил мистер Истленд, подобное было в порядке вещей с 1890 года, когда конституцией штата для избирателей был введен жесткий образовательный ценз. С тех пор там на выборах побеждали исключительно кандидаты от Демократической партии, выходцы из очень состоятельных слоев населения. Это еще не закулисный владыка Америки (плантацию в двадцать четыре квадратных километра, где работают негры-издольщики, так просто в Австралию не перевезешь), но существо, этим людям классово близкое и дружелюбно настроенное.

Для меня удивительно, как эти люди могут игнорировать сгустившуюся вокруг них реальность*, но факт налицо: даже при резком ухудшении своего положения господа конгрессмены в основной своей массе продолжили выполнение старых планов, после уничтожения американского ракетно-ядерного потенциала утративших целесообразность. Два десантных полка, высадившихся со «Святогоров», оцепили Капитолий так, что муха не проскочит, еще два полка, частью через входы, частью через крышу, взяли штурмом Пентагон и положили там всех мордами в пол. С американскими военными нам еще разбираться и разбираться, а вот политиканы кристально прозрачны.

Примечание авторов:* те, кто не поверят, что такое может быть, должны посмотреть, как ведет себя продемократическая Европа в украинском вопросе в тот момент, когда Америка развернулась на шестнадцать румбов и на полном ходу удаляется прочь от государства-катастрофы.

Мне от них требовалось только одно — ратификация акта о капитуляции, в соответствии с которым представительские Палата представителей, Сенат и Законодательные собрания штатов распускаются на пятьдесят лет, американская Конституция отменяется, и Соединенные штаты переходят под внешнее управление моим специальным представителем Джеральдом Фордом. В том случае, если Конгресс отвергнет предложенныймною Акт о капитуляции или после его ратификации будут массовые акты сопротивления, я плюну на свой первоначальный гуманизм и ужесточу условия, пригнав сюда столько оккупационных советских, китайских и восточногерманских войск, сколько нужно для окончательного решения американского вопроса. Деятели, что не захотят голосовать за предложенный документ, подразумевающий полную демобилизацию армии и сохраняющий только национальную гвардию и полицейские силы, будут сосланы в один из диких миров далекого прошлого, остальные, проголосовавшие «за», еще поживут на свободе у себя дома. Воздерживаться при этом голосовании нельзя. Сами себе придумали положение, в котором не может быть обратного хода, и сами теперь расхлебывайте. Раз, два, три, кто за, кто против? Принято большинством голосов. Голосовавшие «за» — свободны, остальных прошу отойти в сторону для отправки в вечную ссылку. У нас все ходы записаны, так что никто не уйдет от своей судьбы.

И вот мы сидим в Овальном кабинете, так сказать, на дорожку. Все местные дела сделаны, в том числе в Вашингтон доставлен терминал планшета орбитальной сканирующей системы с ограниченной дееспособностью, распространяющейся только на территорию США. Теперь мистер Форд будет в курсе, что у него творится на подмандатной территории и как. А ведь даже в эти достаточно травоядные годы Америка — отнюдь не рай на земле, точнее, рай, но далеко не для всех. В поисках мест, где пониже налоги и поменьше заработные платы, Большой Капитал утекает из цитадели демократии, оставляя после себя закрывшиеся заводы и толпы растерянных людей, которым никогда уже не найти применения по прежней специальности. Помимо Китая, который теперь снова гуляет под руку с северным соседом, для размещения американских капиталов имеется такая емкая страна, как Индия. Туда стремятся в основном опасные химические производства: если случится авария с тысячными жертвами, все кончится лишь небольшим штрафом. В южной Европе, Италии, Испании, Греции, и так далее, условия пожестче, но трудовой контингент гораздо более образован при довольно невысоком уровне зарплат. Там можно размещать все что угодно — от швейных фабрик с потогонной системой до заводов по сборке телевизоров, стиральных машин и пылесосов. Также есть Малайзия, Сингапур, Таиланд, Тайвань и Япония. В самом ближайшем будущем эти страны на американские деньги станут флагманами мировой микроэлектронной промышленности. И этому процессу разбегания капиталов в разные стороны способствует статус доллара как мировой резервной валюты.

Об этом я и говорил с президентом Фордом, как говорится, на посошок. Ему эту ситуацию исправлять, заново запуская промышленность, чтобы у каждого американца была работа, которая обеспечит ему пропитание, одежду и крышу над головой. Иначе никак.

— В том числе секрет в импортных пошлинах, — говорил я. — На то, что на территории Америки не производится и не добывается из недр, пошлины должны быть низкими. На то, что производится, но в недостаточных количествах, их нужно сделать умеренными. На то, что производится в объемах, необходимых для покрытия внутреннего спроса, следует установить запретительные пошлины. И особенно неприемлемой должна быть ситуация, когда американская компания производит некий товар в стране с низкими затратами на рабочую силу, а потом пытается ввезти его обратно в Америку. За такое нужно бить оборотными штрафами прямо по голове, чтобы неповадно было хитрить и обманывать родное государство.

— Неужели это так просто, мистер Сергий? — спросил Джеральд Форд.

— На самом деле не так просто, — признался я. — При претворении в жизнь предложенной мною политики крупный бизнес, который и выводит свою деятельность за пределы США, может пойти в отказ, закрыть все оставшиеся предприятия на американской территории, объявив локаут до смягчения требований до обычного уровня. В подобном случае карать слишком умных вы должны самым жесточайшим образом, с конфискацией всего движимого и недвижимого имущества и последующей распродажей его в частные руки, заморозкой долларовых активов, полной остановкой импорта продукции зарубежных предприятий, принадлежащих этим бизнесменам и открытием против них уголовных дел. Стремиться следует не к увеличению прибылей крупного бизнеса, а к общему росту возможностей вашей экономики. Опирайтесь в этих своих устремлениях не на крупный, а на средний и мелкий бизнес. Эти люди никогда не предадут ни вас, ни страну, зато денежные мешки давно считают себя гражданами мира, что подтвердили последние события.

— А что делать нам, военным? — спросил генерал Вэйэнд. — Ведь, согласно Акту о капитуляции, американская армия должна быть демобилизована, а ВВС и флот упразднены…

— За все нужно платить, дорогой генерал, и за попытку неспровоцированного ядерного нападения в том числе, — ответил я. — На протяжении всей американской истории на вашу страну было только одно нападение, в Перл-Харборе, зато вы сами под выдуманными предлогами или вообще без предлога много раз нападали на ближних и дальних соседей. И даже война с Японией была тщательно срежиссирована и спровоцирована, ибо без нее вам было не видать статуса мирового гегемона как своих ушей. Сами же говорили, что американский способ воевать — самый кровавый, жестокий и бессмысленный. Теперь все это закончено, сдаем гремучие игрушки на склад и занимаемся общественно полезным трудом. Как я вам однажды обещал, где вас не должно быть, там вас и не будет. Ненападение непосредственно на американскую территорию гарантируется, а все остальное от лукавого. А деньги, высвободившиеся от освоения военного бюджета, лучше всего направить на инфраструктурные проекты, чтобы у вас через тридцать лет Детройт или Чикаго не выглядели так, будто их долго и упорно бомбила вражеская авиация. Вот поднимусь на соответствующие уровни мироздания — натыкаю вас носом в то дерьмо, к которому вы так долго и упорно шли. Всем будет лучше от вашего разоружения, и вам самим в первую очередь. Понятно, мистер Вейэнд?

— Понятно, мистер Сергий, — ответил тот, опустив голову.

Мне стало его откровенно жалко, и я сказал:

— У вас была краткая минута славы, когда вы сражались с плохими парнями Гитлером и Хирохито за мировую демократию и счастье всего человечества. Но потом ваше государство пошло по кривой дорожке борьбы с мировым коммунизмом за прибыли вашего крупного капитала, и это сделало вас не спасителями, а губителями людей. Ради чего были миллионные жертвы Кореи и Вьетнама, сожженные заживо дети и разрушенные города? Ради чего вы позволяли жестоким диктаторам грабить свои народы? Уж не ради ли того, чтобы «Дженерал Электрик» и «Боинг» увеличили доходы, а в американских банках прибыло вкладов крупной компрадорской буржуазии разных стран? Впрочем, все это риторические вопросы, ответ на которые заранее известен. Жить на свои легко и приятно, и думаю, что вам это даже понравится. Помните, что все, что ни делается, к лучшему.

10 августа 1976 года, 10:35 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», парадный императорский ангар для приема транспортных кораблей с официальными делегациями и представителями правящих домов

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Почти двое суток уровень наполнения канала в восемьдесят пятый год простоял на уровне девяноста пяти процентов. По опыту предыдущих миров, открывавшихся с такой коллизией, это означало, что нас будут выпускать на задание с низкого старта, под рев мотора и визг пробуксовки шин по асфальту. Ну да ладно, могло быть и хуже, хорошо, что не опоздали. Хотя хотелось бы попасть в новый мир загодя, чтобы осмотреться, приготовиться и расставить по местам все нужные фигуры… Однако в данном случае нам эта роскошь, пожалуй, недоступна.

Так что пришлось провести предварительную подготовку, дабы подстелить соломки. Со всех ключевых фигурантов тогдашнего ЦК в семьдесят шестом году наши маги жизни сняли слепки аур. Бригаду полковника Коломийцева переобмундировали в ГБ-шную форму образца… 1953 года, а товарищи Сталины провели между собой небольшой саммит, по итогам которого, как и ожидалось, представлять идеи сталинизма в восемьдесят пятом году выпало самому старшему воплощению этой сущности. За истекших четыре месяца наши врачи и маги жизни в Тридесятом царстве хорошенько подтянули здоровье этого человека, так что он теперь бегает легко, как сорокалетний юноша, но не утратил ни капли мудрости.

Это именно ему предстоит начинать строить истинно социалистическую экономику, а все остальные, в том числе и я, будут наблюдать за этим процессом, фиксируя успехи и неудачи. Однако в данном случае он генералиссимус Победы, сорок лет которой стукнет через два месяца; одни в Советской стране его неистово обожают, другие так же люто ненавидят. Энергооболочка говорит, что по позднему Союзу ходили упорные слухи, что Черненко на девятое мая восемьдесят пятого года назначил реабилитацию сталинизма, и именно за это демократические перестройщики его и убили. Собрать с нуля внеочередной пленум ЦК за двадцать часов, прошедших с момента смерти предыдущего генсека — это ненаучная фантастика даже в восемьдесят пятом году. Такое могло получиться, только если с самого начала все стояли на низком старте. Все точно так же, как и в пятьдесят третьем, только там для гарантии Пленум собрали еще при живом вожде.

И одновременно, как доложила энергооболочка — о, какая нелепая случайность! — на пленуме отсутствовали главные оппоненты Горбачева: Щербицкий, Кунаев и Романов, достаточно авторитетные, чтобы погнать волну в обратном направлении. Щербицкого заблаговременно угнали в командировку в США, Кунаева «забыли» оповестить, а Романов находился на отдыхе в Паланге, и о смерти Черненко с избранием Горбачева узнал только из передачи программы «Время». Все это благоухает такими зловонными миазмами, что версия об убийстве Черненко и заговоре по выдвижению Горбачева становится доминирующей. При любой другой версии уж очень сильно не клеятся концы с концами. Слишком много подозрительных совпадений.

Есть мнение, что в основу заговора лег сговор горбачевского клана со старейшим на тот момент членом Политбюро Андреем Андреевичем Громыко (76 лет). Обязанности поделили просто: горбачевцам — неограниченная власть, а товарищу Громыко — должность предсовмина. Хотя непонятно, на кой Андрею Андреевичу была эта морока, ведь он же дипломат, а не хозяйственник, и в функционировании государственного аппарата понимал не более, чем свинья в апельсинах. Это позволило Горбачеву иметь абсолютную власть без всякой ответственности. Все шишки за провалы по хозяйственной части сыпались не на него, а на председателя совета министров, а в случае каких-либо успехов в белом с блестками был именно Горбачев.Да и потом, после смерти Громыко, главы правительства менялись как перчатки в соответствии с сезоном, обстановка внутри страны непрерывно ухудшалась, и лишь Миша Меченый блистал на международной арене, подписывая одно капитулянтское соглашение за другим. Тьфу, какая мерзость!

И вот наконец канал наполнен на сто процентов, магическая пятерка в сборе и готова к открытию первого портала, официальная делегация и группа силовой поддержки в ожидают команды с прикладом у ноги. Кроме товарища Сталина из пятьдесят третьего года, в нашу делегацию входят товарищ Брежнев с приставкой «супер», товарищ Ленин из четырнадцатого года, а также основатели фундамента марксизма-ленинизма Карл Маркс и Фридрих Энгельс.

За минувших полтора месяца оба основоположника изрядно переоценили свой интеллектуальный багаж. В мире восемнадцатого года они видели первое в мире социалистическое государство, находящееся на самой заре своего существования. В мире сорок второго года оно окрепло и заматерело, готовое на равных сражаться против всей Европы. В мире пятьдесят третьего года первое в мире государство рабочих и крестьян достигло вершины своего развития, возглавив страны народной демократии. В мире семьдесят шестого на нисходящей ветви траектории они наблюдали, как вторичные эпигонствующие деятели, постепенно переставая быть коммунистами и марксистами, ведут и страну, и идею к развоплощению и упадку. То, что перестает расти и развиваться, неизбежно начинает стариться, дряхлеть, а в итоге умирает.

Кроме того, товарищи основоположники изучили короткий, но бурный опыт роста Аквилонии, заглянули через плечо Русской галактической империи, а также проштудировали свои собственные труды, еще не написанные на 1856 год, и приложили их к явлениям на местности во всех доступных ключевых точках двадцатого века. На основании собранного материала можно написать еще несколько томовКапитала, и это не преувеличение. И вот перед Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом лежит еще один мир, в котором проблемы, обозначившиеся в семьдесят шестом году, достигли экстремума.

Магическая пятерка мысленно берется за руки, Дима-Колдун тянет за наполненную энергией мировую нить — и вот он, дивный мир восемьдесят пятого года, миг, когда еще ничего не было предрешено. На календаре одиннадцатое марта, точное время — без пяти минут десять. Члены Центрального Комитета, Совмина и Президиума Верховного Совета, а также приравненные к ним функционеры-аппаратчики заполняют зал для заседаний Совета Союза Большого Кремлевского дворца, в то время как на балконе устраиваются технические работники того же аппарата. Одновременно с просмотровым окном мы открываем портал в околоземное космическое пространство, где один из «Святогоров» начинает вывешивание сателлитов орбитальной сканирующей сети, а находящиеся на его борту маги-ищейки по слепкам аур приступают к поиску товарищей Романова, Кунаева и Щербицкого. Все будет по науке, все будет точно в срок. А если возникнут какие-нибудь задержки, то всегда можно через просмотровое окно бросить в зал заседаний обыкновенное заклинание стасиса. Товарищи даже не заметят, как пролетит время.

10 августа 1976 года (11 марта 1985 года), околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», парадный императорский ангар для приема транспортных кораблей с официальными делегациями и представителями правящих домов

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Оказалось, что время до решающих событий у нас еще есть, целых четыре часа. Портал открылся к первому, протокольному заседанию Пленума: сейчас собравшиеся будут слушать доклад мандатной комиссии, потом произносить длинные траурные речи, поминая покойного, затем будет обед, ибо держать голодными советских небожителей совсем не можно. И только на втором заседании, которое откроется в четырнадцать часов, Михаила Сергеевича Горбачева будут венчать на царство, что для нас совсем не айс.

И еще одна новость. Григорий Романов собственной персоной обнаружился в президиуме пленума, а отнюдь не в санатории в Паланге. Только вид у него не боевой, а как у побитой собаки, и это наводит на определенные мысли. Задаю энергооболочке вопрос, в чем собственно, дело, а та в ответ лишь пожимает плечами: мол, так было записано на скрижалях. Интересно, а что еще там записано настолько же неправильно, из-за чего можно вляпаться в весьма неприятную ситуацию?

А вот Горбачев цветет и пахнет. Скорее всего, думает, что для него уже все предрешено. Сейчас небольшие формальности — и должность генсека в кармане, потом дело за малым — перетрясти состав Политбюро, выбросить ненужного Романова и ввести своих людей. Лигачев, Рыжков, Шеварнадзе, Чебриков уже на низком старте. Но эту малину мы Мише Меченому непременно обломаем, такая у нас работа.

Вмешиваться в события прямо сейчас не имеет смысла, так же, как доставлять в Москву Кунаева и Щербицкого. Ничего в серьезных раскладах они не изменят, зато суеты и хлопот от их изъятия с мест пребывания может быть выше головы.

Нам еще националистических волнений в Казахстане не хватало, и всего лишь потому, что кто-нибудь пустит слух, что Москва, то есть русские, арестовали и похитили их любимого первого секретаря. А такой слух непременно пойдет, если Кунаев внезапно и бесследно исчезнет из своей резиденции в Алма-Ате. Конечно, с моими возможностями подавить такой бунт проще пареной репы, но нам оно прямо сейчас и нафиг не надо.

И то же касается бесследного исчезновения за рубежом главы официальной советской делегации. Инфаркты и истерики, в том числе на официальном уровне, неизбежны. Если учесть, что командирован Щербицкий не куда-нибудь, а в США, то все тамошние спецслужбы встанут на дыбы, а преждевременно предупреждать Рейгана о своем прибытии я не нанимался. Хоть это же почти мой мир, необходимо как следует осмотреться по сторонам, прежде чем кидаться в бой.

И как раз в этот момент товарищ Сталин (как и все ипостаси этого человека, наделенный Истинным Взглядом) медленно, расстановкой заговорил:

— Не нравится мне вся эта публика, причем активно. Видал я таких в гробу, посылал за Можай пачками и расстреливал без счета. Почти половина из этих людей является самыми прожженными карьеристами без всяких политических убеждений. Если это высшая советская элита, тогда понятно, почему Советский Союз должен распасться всего через шесть лет, когда эти окончательно дорвутся до власти. Тьфу ты, Иудушкины* внуки, Никиткины детки!

Примечание авторов:* слово «Иудушка» в постреволюционной фразеологии означало Троцкого.

И вот что удивительно: после этого «тьфу ты» от Вождя и Учителя месье Горбачев по ту сторону окна с некоторым недоумением утер со лба неожиданный плевок. До первого ряда зала от президиума расстояние такое, что не доплюнет и чемпион мира по харчкам на дальность, но вот же, прилетело.

— К счастью, — ответил я, — такие там не все. На первых порах работать можно даже с частью вменяемых карьеристов и умеренных националистов, только держать их следует в ежовых рукавицах. Еще должен сказать, что впечатления от делегатов февральского пленума семьдесят шестого года у меня тоже были совсем иными. Из тогдашних участников осталось немного, и крайне мало тех, кто помнит Войну и Победу. Возможно, в этом зале уже сидят те первые секретари обкомов и горкомов, которые всего шесть лет спустя публично, на камеру, станут жечь свои партийные билеты, а это такие беспринципные мрази, расстреливать которых требуется при любой власти. Предавший единожды предаст и снова, а потому повинен смерти!

— Совершенно верно, товарищ Серегин, — сказал Сталин. — Простить можно неопытность, глупость, нераспорядительность, но вот предательство, даже потенциальное — никогда. Но мы видим, что часть из этих людей готовы предать страну, если это покажется им выгодным, а часть одобрят это предательство, если от него им перепадет кусок послаще и покрупнее.

— То, что мы видим, — возразил я, — это лишь поверхностное явление, вроде прыщей при ветрянке, первопричина кроется как в потерявшей ориентировку идеологии, давно превратившейся в догматику, так и в двадцатимиллионном «теле» партии, где друг на друге сидят и погоняют и коммунисты, и либералы, и христиане, и националисты всех мастей. Очевидным этот диагноз станет через четыре года, на съезде Народных Депутатов СССР в восемьдесят девятом году, где все эти демплатформы повылезали на поверхность из недр КПСС и принялись прилюдно смердеть. О том, как это было, можно спросить у солдат и офицеров танкового полка, для них это событие произошло совсем недавно. При этом мнения тогда разделились: старшие офицеры были за ортодоксов из Политбюро, а капитаны-лейтенанты и солдатская масса — за «демократов». Из всех замполитов полка только двое оказались годны для того, чтобы словом и личным примером нести в массы идеи Маркса и Ленина. И неудивительно, что как раз их подразделения оказались боеспособными и дееспособными, хоть сразу в бой, а остальные еще долго пришлось приводить в чувство. И только у меня в Тридесятом Царстве бойцы и командиры полка протрезвели от наведенного морока, поумнели, и теперь уже не поддадутся ни на один дешевый развод.

— Интересно, — встрял в разговор Ильич, — а в этой партии вообще есть здоровые силы, или вся она целиком состоит из коллективных товарищей Зиновьевых?

Вот, чья бы корова мычала. Сам товарищ Ленин семена этой отравы в партию и бросил — это казалось ему вполне демократичным и представительным. Мол, в дискуссии должны присутствовать самые разные точки зрения. Вот и додискутировались, что называется, даже не до мышей, а до насекомых.

— Здоровые силы в КПСС тоже имеются, и таких людей даже большинство, — ответил я, — но они разобщены внутри партии, не имеют лидера и организационно не оформлены во фракцию, а потому пробиться непосредственно к власти для них невозможно. В бюрократической системе карьерист бьет по всем статьям человека дела. И еще. Эти люди — отнюдь не из числа будущих основателей и членов КПРФ. Они являются как раз теми коммунистами, которые после краха КПСС сохранили партийные билеты, оставшись при этом беспартийными. Вывод из этого прост и жесток: нам мало привести к власти правильного генерального секретаря. Чтобы он мог нормально работать на благо идеи и страны, необходимо организовать тщательную чистку партийных рядов от проходимцев, карьеристов, националистов, прилипал и приспособленцев всех сортов, с оформлением всех вычищенных по первой категории. Иначе никак.

— Двадцать миллионов — это слишком много, — веско сказал вождь. — Пять-шесть миллионов было бы достаточно. И еще товарищ Серегин прав в том, что партию непременно нужно чистить: от прохвостов, от карьеристов, и еще от тех, кто, достигнув высоких постов, зарос спесью и утратил единство с народом. Необязательно это должна быть первая категория, иногда достаточно просто сказать: «Пошел вон, пес!».

— Ну вот, — сказал я, — товарищ Сталин высказался, значит, дальнейшие пустые разговоры пора прекращать. Вот возьмем кое-кого за жабры, тогда и договоримся до упора. А сейчас я хотел бы знать, стоит брать эту публику прямо сейчас или немного погодить.

— Прямо сейчас не надо, — сказал товарищ Брежнев, большой специалист в разных аппаратных процедурах. — Делать это следует тогда, когда делегаты пленума дослушают доклад мандатной комиссии, наговорятся траурных речей, проголодаются и соберутся на обед. На голодный желудок в таких случаях и голова лучше работает. А сейчас ждем, пока развернется орбитальная сеть и даст нам первые результаты психосканирования территории СССР. Без этого не понять, сколько в каждом конкретном случае нужно вешать в граммах.

— И это тоже правильно, — сказал лучший друг советских физкультурников, на чем мы и порешили.

Два с половиной часа спустя, там же

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

И вот, наконец, первое заседание закончилось, и члены ЦК и технические работники аппарата зашевелись на своих местах, приготовившись покинуть зал и отправиться в забронированный на спецобслуживание ресторан.

И вдруг, в такой патетический момент, началось невероятное. Во всех дверях сразу появились люди в чекистской форме начала пятидесятых: фуражки с синим околышем, синие бриджи и защитные гимнастерки, начищенные до зеркального блеска хромовые сапоги, золотые погоны у офицеров и бордовые у рядового состава. Стволы сотен самозарядных винтовок с примкнутыми ножевидными штыками и единых пулеметов нацелились на мятущуюся массу партийно-номенклатурных деятелей, считающих себя совладельцами советской страны. Для пущего эффекта можно было бы впустить в зал хотя бы один «Шершень», но я счел это излишним.

Ноги у участников сборища ослабели и подогнулись, и они неловко шлепнулись задницами на свои прежние места. Кстати, что-то мне эта мизансцена напомнила. Ах да — разгон Учредительного Собрания в восемнадцатом году. И хоть тут я никого разгонять не собираюсь (скорее, наоборот) все равно очень похоже.

И тут же на возвышении президиума открывается портал, и оттуда, прямо из неведомого параллельного пространства первым делом появляются бойцы в экипировке «Неумолимого», а за ними — официальная делегация, к которой за время ожидания добавились Самые Старшие Братья, еще один Григорий Романов и… Мэри Смитсон (так, вдруг пригодится воды напиться). Также я взял с собой Кобру и Диму-Колдуна, а вот Анастасию с Птицей попросил подождать на той стороне. Малых и сирых, которых можно простить, здесь нет, и небесные хляби тоже разверзать не потребуется. Зато заклинание Истинного Света я подвесил в зале почти автоматически, не задумываясь. В ситуации, когда необходимо как можно скорее наладить контакт с аборигенами, чтобы свои опознали своих, Истинный Свет, показывающий все таким, как оно есть, незаменим.

Увидев совсем рядом Брежнева, Сталина, Ленина, Карла Маркса и Фридриха Энгельса, деятели в президиуме (да и в зале тоже) оцепенели от неожиданности.

Первым из ступора вышел Горбачев. Пока еще ни в чем не разобравшись, инстинктом крысы он понял, что эти матерые коты пришли именно за ним. Очки его запотели, он был бледен, отчего пятно на его лбу в капельках испарины выделялось особенно, сияя точно восходящая заря. Михаил Сергеевич потянулся к микрофону, крикнул придушенным, каким-то не своим голосом: «Товарищи…» — и тут Дима-Колдун щелкнул пальцами, и несостоявшийся генсек замер на месте с перекошенным ртом и блестящей от пота лысиной.

Обстановку разрядил Просто Леня. Он подошел к столу президиума и в звенящей наэлектризованной тишине, по-хозяйски уперев руки в боки, сказал, обращаясь к Громыко:

— Что же ты, Андрей Андреич, обмишулился-то так? Пень старый, а подался туда же, в предсовмины. Не ожидал я от тебя такого, не ожидал…

Интонации голоса «молодого», то есть не перенесшего инсультов, Брежнева спутать было невозможно ни с чем. Вот и Громыко узнал их сразу, и нахлынули на него воспоминания о тех временах, когда они оба были молоды (относительно), и он, неумолимый Мистер Нет, диктовал советские условия заносчивым американцам.

При этом другие члены ЦК и работники аппарата хорошо слышали каждое слово, вне зависимости от того, насколько далеко сидели. Магическая акустика, она такая. И так будет до тех пор, пока Дима-Колдун не снимет заклинание.

Наконец решившись и подняв взгляд на стоявшего перед ним, Громыко увидел, что это действительно Леонид Брежнев. Да как же такое может быть⁈ Андрей Андреевич поморгал, губа его дернулась, ему захотелось прокашляться, но он сдержался, и лишь во все глаза продолжал смотреть на стоящего перед ним коренастого человека. Да, это точно Леонид Ильич, какие тут сомнения: его характерную внешность столь достоверно не воспроизведет ни один грим… Да только это не тот Леня, каким его клали в гроб всего-то два с половиной года назад. Отнюдь… ЭТОТ Брежнев был откуда-то из середины или конца шестидесятых годов — не живая развалина, а подтянутый и готовый к драке боец, со столь знакомым блеском глаз из-под густых бровей.

Некоторое время состарившийся Мистер Нет тупо смотрел на соратника по прежним делам, дурея от фантасмагоричности происходящего.

— Что, Андреич, не узнаешь? — спросил его Брежнев и наклонился к собеседнику, глядя тому прямо в глаза насмешливо-торжествующим взглядом.

— Да нет, Ильич, узнаю… — ответил Громыко, непроизвольно вжимаясь спиной в кресло. Он нервно сглотнул, утер пот со лба желтеньким носовым платком, и только после этого ему удалось прокашляться, прогоняя комок в горле. — Кхм-кхм… кхм-кхм… Прости, Ильич, все это так неожиданно и невероятно… Я, кхм-кхм… я не могу поверить… Прости… А в чем именно я обмишулился, раз уж ты пришел за мной с такой помпой и в такой, кхм-кхм… интересной компании?

— А вот в чем ты обмишулился, — хмыкнул Просто Леня, постучав кончиками пальцев по лысине оцепеневшего Горбачева. — Иуда, предатель, еретик и просто дурак, он шел к посту Генерального секретаря ЦК КПСС только затем, чтобы намеренно разрушить и коммунистическую партию, и страну. Все, что мы строили такими трудами и защищали кровью миллионов — все пошло псу под хвост, после чего случилась реставрация капитализма. Главный реставратор тоже сидит в этом зале, да только я его фамилии не назову, рано еще.

Громыко с сомнением покосился на тушку Горбачева.

— И откуда, кхм-кхм, тебе это известно? — делая над собой усилие, чтобы не поверить этим страшным словам, спросил он.

— Мне это просто известно, — ответил Ильич Второй. — А вот товарищ Серегин, товарищ Кобра, товарищ Колдун и товарищи Самые Старшие Братья происходят из миров второго десятилетия двадцать первого века, а потому пережили реставрацию капитализма в бывшем Советском Союзе, и сильнее месье Горбачева и господина реставратора они ненавидят, пожалуй, только Гитлера.

— Ээээ… прости, Ильич… второго десятилетия двадцать первого века? — переспросил ошарашенный Громыко. — То есть тридцать лет тому вперед⁈

— Да, — подтвердил Ильич Второй, — именно так. Товарищи Самые Старшие Братья, вон те четверо, хотя из них один брат женского пола, ушли на боевое задание из две тысячи двенадцатого года, а товарищ Серегин со спутниками — из две тысячи шестнадцатого. И вообще все мы тут из разных миров-годов. Я — из семьдесят шестого года, товарищ Сталин — из пятьдесят третьего, товарищ Ленин — из пятнадцатого, а товарищи Маркс с Энгельсом — из тысяча восемьсот пятьдесят шестого года. Так уж получилось, что в две тысячи шестнадцатом в ходе выполнения ответственного и секретного задания в тартарары на самое дно Мироздания провалился капитан спецназа ГРУ Сергей Сергеевич Серегин, а обратно наверх в родной двадцать первый век по мирам-ступенькам поднимается… Верховный Главнокомандующий Четвертого Галактического Союза. В каждом мире у товарища Серегина имеется задание направить его к лучшей жизни, исправив самые очевидные проблемы, и пока оно не будет выполнено, дальше его не пускают.

— А кто не пускает? — вполголоса спросил Громыко, покосившись на тех людей, о которых говорил Брежнев.

— А ты догадайся… — хмыкнул Брежнев. — Одним словом, это долгий разговор, и к тому же секретный, только для тех, кто по итогам этого пленума будет избран членом Политбюрю. А для остальных могу сказать… — Он обернулся и окинул взглядом зал. — Я слышал, что вас тут некто Рейган пугает Звездными Войнами? Будут американцам звездные войны, трах-тибидох им всем в печенку. Вон там, за порталом, на круговой орбите вокруг нашего мира крутится присягнувший на верность товарищу Серегину галактический линкор планетарного подавления с наводящим ужас названием «Неумолимый». Этот убийца укрепленных планет, когда его нашли, пребывал в таком изношенном состоянии, что было проще пустить его на слом, но товарищ Серегин пошел иным путем, и принял все возможные меры к восстановлению этого рукотворного чудовища, сделав из него свою главную ударную единицу. Тут у нас в двадцатом веке, особенно во второй его половине, как-то неуютно жить без тяжелой дубины под рукой, не находите, товарищи?

По залу легкой рябью прокатился нервный смех. Участники пленума, очевидно, уже начали отходить от шока, а поняв, что никто не собирается их расстреливать, перестали испытывать страх перед ближайшим будущим. К тому же они, как и Громыко, поверили, что человек, похожий на «Дорогого Леонида Ильича», это он сам и есть. Семнадцать лет они прожили за его широкой спиной, и вот он снова с ними. Жить стало сразу лучше, жить стало веселее.

Уловив настрой зала, Брежнев продолжил:

— Последние полгода «Неумолимый» провел в нашем мире, плавая в Пуцком заливе, — продолжил Леонид Ильич, — а советская промышленность снабжала его расходными материалами для восстановительных процессов: титаном, алюминием, медью и легированными сталями. И расплатился с нами товарищ Серегин, можно сказать, по-царски: не только золотом и галактическими технологиями, но и тем, что с помощью своего линкора за сто секунд уничтожил весь американский ракетно-ядерный потенциал, включая подводные лодки и бомбардировщики, а также изрядно поизмывался над их флотом, перетопив всю их плавучую посуду, даже давно законсервированные линкоры у причалов. А на Советский Союз и страны народной демократии не упало ни одной бомбы. Вот только американских городов и прочих селений товарищ Серегин разрушать не стал, ибо ему претят убийства гражданского населения, зато жирных котов, хозяев банков, заводов, газет, пароходов, задумавших внезапное вероломное нападение на нашу страну, он покарал недрогнувшей рукой…

Просто Леня, вот ведь жук, постепенно от диалога с Громыко перешел к выступлению перед аудиторией. В зале грянули длительные бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Как говаривал в таких случаях герой известной книги, «лед тронулся, господа присяжные заседатели». Просто Леня тоже уловил этот переломный момент, и резко взял быка за рога. Дождавшись, пока аплодисменты начнут стихать, он решительно произнес:

— Итак, товарищи, ставлю на голосование главный вопрос сегодняшнего дня. Кто за то, чтобы Генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической Партии Советского Союза избрать Григория Васильевича Романова, прошу поднять руки. Единогласно! Ваше слово, товарищ Романов.

Новоизбранный генеральный секретарь вышел к трибуне и замялся в растерянности, ибо все происходящее застало его врасплох. Никакой речи он не готовил, и после разгрома на ночном заседании Политбюро не ожидал от нынешнего пленума ничего хорошего. Тогда Просто Леня, угадав причину заминки, взял со стола Горбачева сколотые скрепкой листы бумаги с уже заготовленной тронной речью и сунул их виновнику торжества. Мол, если не готовился — вот тебе шпаргалка. Григорий Романов перелистал бумаги, вздохнул и начал выборочно зачитывать отдельные осмысленные места, беспощадно сливая всю воду:

— Дорогие товарищи! Стратегическая линия, выработанная на XXVI съезде, была и остается неизменной. Это — линия на ускорение социально-экономического развития страны, на совершенствование всех сторон жизни общества. Это значит подчинять все экономическое развитие в конечном счете интересам советских людей. Партия будет неуклонно проводить разработанную ею социальную политику. Все во имя человека, на благо человека — это программное положение должно наполняться все более глубоким и конкретным содержанием. Углубление социалистической демократии неразрывно связано с повышением общественного сознания. Эффективность воспитательной работы проявляется прежде всего в том, как рабочие, колхозники, интеллигенция участвуют в решении больших и малых проблем, как они трудятся, как борются с недостатками. Повышение трудовой и социальной активности советских людей, укрепление дисциплины, воспитание патриотизма и интернационализма — важные задачи всей идеологической деятельности. При этом будут и впредь приниматься решительные меры по дальнейшему наведению порядка, очищению нашей жизни от чуждых явлений, от любых посягательств на интересы общества и его граждан, по укреплению социалистической законности. В сложной международной обстановке, как никогда, важно поддерживать обороноспособность нашей Родины на таком уровне, чтобы потенциальные агрессоры хорошо знали: посягательство на безопасность Советской страны и ее союзников, на мирную жизнь советских людей будет встречено сокрушающим ответным ударом. Наши славные Вооруженные Силы будут и впредь располагать для этого всем необходимым. Время требует напряженной, творческой работы всех партийных организаций сверху донизу. На всех участках, везде и повсюду коммунисты должны быть примером выполнения гражданского долга, добросовестного труда на благо общества, повсеместно утверждать ленинский стиль в работе. В первую очередь это относится к кадрам партии, к партийным и государственным руководителям. КПСС будет неуклонно проводить линию на усиление требовательности, на повышение ответственности за порученное дело. После завершения Пленума члены Центрального Комитета, первые секретари обкомов, все его участники разъедутся на места, с тем, чтобы с новой энергией взяться за дела. А дел предстоит немало. Прежде всего надо успешно завершить работу по выполнению планов экономического и социального развития нынешнего года и обеспечить тем самым уверенный старт следующей пятилетки. Сегодня Пленум Центрального Комитета возложил на меня сложные и большие обязанности Генерального секретаря ЦК КПСС. Хорошо понимаю, сколь велико оказанное мне доверие и сколь велика связанная с этим ответственность. В предстоящей работе рассчитываю на поддержку и активную помощь членов Политбюро, кандидатов в члены Политбюро и секретарей ЦК, Центрального Комитета партии в целом. Ваш многогранный опыт — сгусток исторического опыта нашего народа. Обещаю вам, товарищи, приложить все силы, чтобы верно служить нашей партии, нашему народу, великому ленинскому делу.

Бурные аплодисменты долго звучали в зале, перекатываясь могучими волнами.

А товарищ Брежнев не унимался: железо требовалось ковать, пока оно не остыло. И ведь присутствующие в зале члены ЦК и работники аппарата слушались его как дети. Или, быть может, на них с непривычки так повлиял Истинный Свет? Трудно сказать. В любом случае Просто Леня вертел Пленумом как хотел.

— Кто за то, — сказал он, — чтобы избрать Политбюро ЦК КПСС в следующем составе: Гейдар Алирза оглы Алиев, Виталий Иванович Воротников, Владимир Иванович Долгих, Василий Васильевич Кузнецов, Андрей Андреевич Громыко, Динмухаммед Минлиахмедович Кунаев, Григорий Васильевич Романов, Михаил Сергеевич Соломенцев, Николай Александрович Тихонов, Владимир Васильевич Щербицкий, Сергей Леонидович Соколов, Николай Никитович Слюньков, Александра Павловна Бирюкова, прошу поднять руки. Единогласно! На этом, товарищи, внеочередной пленум ЦК КПСС завершает свою работу. Членов Политбюро прошу проследовать с нами для конфиденциальной беседы и повышении квалификации, остальные свободны. Нет-нет, товарищ Чебриков, вы тоже идете с нами, только беседовать с вами будут совсем другие люди…

Чебриков, из-за больших круглых очков и толстых щек напоминающий наглого кота, только что нагадившего в тапки, оглянулся, моргнул глазами и… застыл на месте, как и Горбачев, которого уже уволокли в портал две рабочих остроухих.

Люди полковника Коломийцева совершили обратную амбаркацию* ровно в тот момент, когда Ильич Второй овладел вниманием аудитории, так что участникам пленума никто не мешал покинуть помещение, что они и сделали. Ушли и мы вместе с товарищем Романовым и членами Политбюро, закрыв за собой портал. Эта работа только началась.

Примечание авторов:* обратная амбаркация — возвращение десанта на корабли.

10 августа 1976 года, 13:55 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», парадный императорский ангар для приема транспортных кораблей с официальными делегациями и представителями правящих домов

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Оказавшись в парадном ангаре, Григорий Романов и его товарищи по Политбюро узрели подготовленную к их прибытию мизансцену: гигантский гербовый щит на стене, красная дорожка, рослые остроухие и бойцы обыкновенного человеческого вида в обмундировании имперских штурмовиков, составляющие почетный караул и мой старший командный состав. Справа «стоят» псевдоличности в своих темно-синих мундирах космических офицеров, слева собрались мои соратники из плоти и крови: Птица, Анастасия, мисс Зул, генерал-майор Седов, Велизарий, Багратион, генерал-лейтенантРоманов, Покрышкин, Конкордий Красс…

А дальше все было как обычно в таких случаях: динамики проиграли гимн СССР и гимн Империи (переаранжированный имперский марш из Звездных Войн*, суровый и мрачный), затем гости прошли по красной дорожке, вглядываясь в довольно приятные лица почетного караула. Остроухие, все как на подбор, ветеранши битвы у дороги, участницы кампаний против Баяна и Батыя, знаменитые богатырскими статьями и выдающимися вперед вторичными половыми признаками. Их напарники — русские и даже советские парни родом из мира сорок первого года, 1921−23 годов рождения, первое советское поколение, в Основном Потоке с размаха брошенное в топку войны и сгоревшее в ней почти без остатка. Они все, как на подбор, молодые красавцы, герои сражения за освобожденную Белостокскую зону и прорыва на Ригу. Это именно их немецкие генералы называли жутким прожорливым гомункулусом, которого я вырастил в своей реторте на погибель германских солдат. После выхода Германии из войны эти парни дружно написали рапорта о переводе в мою армию и, отряхнув с ног прах родного мира, перешли на мою службу, взяв с собой семьи.

Примечание авторов:* Запись данного музыкального произведения была найдена в фонотеке Основателей Аквилонии и переаранжирована неоримским музыкантом и композитором Корвином Теренцием.

Тут надо сказать, что уже при виде остроухих глаза у членов Политбюро округлись, а некоторые так и вовсе сбились с шага.

— У вас в армии служат женщины? — отойдя от удивления, спросил у меня маршал Соколов.

— Да, — ответил я, не столько ему, сколько остальным, — в некоторых частях их четверть от боевого состава, а в некоторых, как, например, в штурмовой пехоте, под восемьдесят процентов. Но только это не обычные женщины, а генетически приспособленный для войны подвид человека, нечувствительный к боли, бесстрашный перед лицом смерти, и к тому очень сильный ловкий и умный. Не смотрите на меня такими глазами. Вывели остроухих в незапамятные времена, причем не в одном из миров Основного Потока, а в мире-резервации, куда в стародавние времена Творец Всего Сущего сослал испорченных до полной непригодности обитателей Содома и Гоморры…

— Но это же сказки! — воскликнул председатель комиссии партийного контроля товарищ Соломинцев.

— В каждой сказке, Михаил Сергеевич, есть доля сказки, а все остальное основано на реальных событиях, — парировал я, ощущая щекотку и жжение в темечке. — Творец Всего Сущего реально существует, и злить его так же опасно, как и совать пальцы в розетку. Электричества в проводах тоже не видно, но оно незамедлительно накажет вас за непочтительное поведение. Но не ищите Бога в богато украшенных столичных соборах, его там нет. Уже много столетий церковь, выхолостив свою суть хранительницы морали, представляет собой отчасти коммерческую, отчасти политическую организацию. Однако в моем присутствии вы у Него прямо на ладони, и сейчас он рассматривает вас и решает, оказать вам покровительство или забыть, что такие существуют на свете.

Ага, точно, нимб: товарищи из советской делегации изменились в лице и сделали от меня шаг назад, того и гляди запросятся домой, будто малые дети. А ведь мужчины… уже изрядно пожившие на свете: никому нет меньше пятидесяти лет, все прошли через войну, а также видели Крым, рым и попову грушу. Но им семьдесят лет объясняли, что Бога нет, и тут стою я такой красивый и говорю, что все совсем не так.Устал я от таких коллизий, хоть и понимаю, что по-другому нельзя. Назвался специальным исполнительным агентом — исполняй положенные правила. Одно радует — в следующих мирах с реакцией на мою внутреннюю сущность должно быть уже полегче.

Разрядить ситуацию попытался Ильич-второй:

— Товарищ Серегин, помимо того, что является капитаном спецназа и носит титулы Самовластного князя Великой Артании и императора Четвертой Галактической империи, работает на Творца Всего Сущего в качестве Специального Исполнительного Агента по вопросам, решаемым путем меча, а потому наделен чином младшего архангела.

— Чтобы расставить по местам все точки, запятые и прочие восклицательные знаки, должен сказать, что мой Патрон весьма комплиментарно относится к существованию советского проекта, — сказал я, — и крайне недоволен краткостью его существования в Основном Потоке, то есть в тех мирах, что не подверглись благотворному влиянию извне. С целью исправления этого положения мною создана рабочая группа в составе товарища Карла Маркса, товарища Фридриха Энгельса, товарища Ленина из пятнадцатого года и товарища Ленина из восемнадцатого, при поддержке технических работников в лице социоинженеров светлых эйджел. Единая теория социальных последовательностей у них должна получиться такая же точная, как Закон всемирного тяготения Ньютона, так, чтобы работала она при любой общественной формации и в любых условиях, а не так, как сейчас: тут работает, там не работает, а вон там работает с точностью до наоборот. Впрочем, давайте теоретические вопросы обсудим чуть позже, а сейчас закончим официальную церемонию вашей встречи, с которой мы уже изрядно сбились. Сейчас я представлю вам своим соратникам, после чего у меня в апартаментах состоится рабочий обед с беседой по существу.

— Погодите, товарищ Серегин, — сказал, будто очнувшись от оцепенения, новопроизведенный генеральный секретарь ЦК КПСС. — Скажите нам, кто для вас эти женщины, и кто для них вы? Ведь смотрят они на вас сейчас, будто вы для них царь, Бог, воинский начальник и герой-любовник.

Я глубоко вдохнул и объяснил:

— Для старших я названный брат, для младших приемный отец; любого, кто попробует причинить им зло, я, не колеблясь, выверну наизнанку. Однажды, когда я только-только освободил их из рабства и вернул человеческое достоинство, мы дали друг другу страшную встречную клятву «Я — это ты, ты — это я, и я убью любого, кто скажет, что мы не равны друг другу, вместе мы сила, а по отдельности мы никто». Так родилось Воинское Единство, где я Патрон, приемный отец, старший брат, первый после Бога, а мои Верные — это мои названные братья-сестры или приемные дети. И такую же клятву мне приносят все желающие взять в руки оружие и войти в число гражданских руководителей верхнего уровня. Как там писал Маяковский про «миллионнопалую руку»… Но и это еще не все. Чтобы принести клятву, кандидат должен услышать Призыв, то есть испытать непреодолимое желание поступить на службу к самому лучшему командиру. Я всегда чувствую, если кандидат не испытывает нужного чувства, а пытается внедриться в ряды Воинского Единства из корыстных побуждений или для того, чтобы быть как все. Тогда следует категорический и неоспоримый отказ. В Единство входят только те, кто пришел туда не просто добровольно, но и по велению души.

— Постойте, товарищ Серегин… — сказал маршал Соколов. — Этот призыв как-то связан, с э-э-э… с вашими специальными способностями?

— Нет, товарищ Сколов — ответил я. — Помимо меня, возможностью издавать Призыв обладают и другие люди, не имеющие никаких, как у нас говорят, дополнительных способностей, которые бесполезны в немагических мирах. Это равноапостольный князь Александр Ярославич Невский, французский король Генрих Наварра, самая младшая инкарнация в прошлом Великого князя, а ныне императора Михаила Александровича Романова, все пять версий товарища Сталина, а также еще один человек из бокового мира далекого прошлого, имя которого вам ничего не скажет. И все на этом.Призыв — это скорее про лидерские качества и харизму, чем про что-то еще. Просто имейте в виду, что, пока дела идут как обычно, с голубого неба светит безмятежное солнце, каждый из нас, и я в том числе, являемся цельными самодостаточными личностями. Но стоит прозвучать сигналу тревоги, как все мы превращаемся в единое целое. По моей мысленной команде части и соединения атакуют врага, совершают маневры, переходят к обороне на намеченном рубеже или отходят на выгодные позиции. А еще я знаю, что видит и чувствует каждый мой солдат и офицер, поэтому сведения, добытые разведкой, сразу, без малейшей паузы, идут в дело. Дополнительно должен сказать, что в Единстве сильны не только вертикальные связи между мной и Верными, но и горизонтальные, друг с другом. У нас один за всех и все за одного, несмотря на то, что общая численность Единства достигает трехсот тысяч человек. Ну что, товарищи, достаточно вам таких объяснений?

— Думаю, товарищ Серегин, что на данном этапе достаточно, — сказал Григорий Романов. — Хотелось бы еще пообщаться с вашими людьми в неформальной обстановке, но по тому, что мы видим прямо сейчас, можно сказать, что метод работы с народом у вас вполне коммунистический, и даже более того. Если бы по такому же принципу комплектовалась наша партия, ни о каких проходимцах и карьеристах в ее составе не шло бы и речи.

— Да, так и есть, товарищи, — подтвердил Сталин из пятьдесят третьего года. — Сам того не подозревая, товарищ Серегин построил у себя настоящее коммунистическое общество, где людей не делят по сортам, не предают, не злословят и не бьют в спину. В самое ближайшее время мы тоже намереваемся пройти через Поиск и запечатление, чтобы вступить в клуб действующих Патронов. Мой младший брат из сорок второго года говорит, что тому, кто взялся строить настоящее коммунистическое общество, необходимо пройти через стадию Патрона, чтобы потом ощутить единство со всей своей страной.

— Спасибо за подсказку, товарищ Сталин, — кивнул Григорий Романов. — Мы это обязательно учтем.

Я вздохнул и сказал:

— Ни у кого из вас, товарищи, нет соответствующих талантов. Ваша задача — найти нужного человека с задатками лидера первого ранга, воспитать его соответствующим образом и передать ему страну, ничего не расплескав и не сломав. Человеку без образования и, самое главное, без таланта зубы людям нельзя доверить сверлить, а не то что править страной. На данный момент это все, что я могу вам сказать по этой теме.

— Ну хорошо, товарищ Серегин, данный вопрос понятен, по крайней мере, в общих чертах, — на правах самого старшего члена делегации сказал Андрей Андреевич Громыко. — А теперь давайте все же перейдем к представлению ваших соратников. Мы и так уже слишком долго говорим на разные темы, а ваши люди все это время ждут.

И тут — хлоп! — перед нами возникла… ну, конечно же, Лилия, одетая в свой любимый древнегреческий хитончик, с нимбиком христианской святой над головой, куда же мы без мелкой божественности.

— А меня, папочка, ты не хочешь представить своим новым знакомым? — уперев руки в боки, заявила она.

— Это, товарищи, — сказал я, — моя любимая приемная дочь, на самом деле античная богиня первой подростковой любви Лилия, дочь Афродиты-Венеры, родившаяся уже после того, как ее родня перестала посещать близкие к нам миры. Не смотрите, что она выглядит как школьница среднего возраста, на самом деле ей около тысячи лет. Настоящим талантом Лилии является медицина, лечит она от всего, кроме уже свершившейся смерти, быстро, качественно и абсолютно бесплатно, не различая, пастух страдает от болезни или же царь. Однако, поскольку врачевание на Истинном Олимпе является монополией Асклепия и его семейки, которые лечат кое-как и за большие деньги, моя приемная дочь отправилась по мирам с моей армией, где у нее в достатке оказалось и пациентов, и новых впечатлений, ибо скучать нам абсолютно некогда.

— Да, папочка прав, — звонко воскликнула Лилия, — лечить мы любим и умеем. И вас всех мы тоже вылечим — хоть от последствий старых ран, хоть от старости. Не смотрите на меня c таким видом, будто я сказала какую-то глупость. Товарищ Брежнев такой бодрый и активный, потому что я занималась им плотно и всерьез. И товарищ Сталин тоже. Внешне это импозантные солидные мужчины, выглядящие лишь чуть моложе своего истинного возраста, а внутри у них волчье здоровье двадцатипятилетних юнцов. И вам такое тоже можно сделать, чтобы лет сто или даже целую вечность Харон не мог подобраться к вам и на пушечный выстрел. Кыш, противный!

— Чистая правда, товарищи, — подтвердил Ильич-второй, — тот, кто сотрудничает с товарищем Серегиным, живет потом долго и счастливо, а кто не сотрудничает, сам виноват в своих несчастьях. Это я говорю вам для того, чтобы потом не было никаких обид. С той поры, как товарищ Серегин проник в ваш мир, он несет за него всю полноту ответственности перед Самим. Советский Союз должен быть как лялечка: красивый и снаружи, и изнутри, сытый, благополучный и смотрящий в будущее с оптимизмом, а Америку следует загнать под шконку, и пусть оплакивает там свою злосчастную судьбу. Вам же в первую очередь следует решить для себя раз и навсегда, с кем выбудете в этот решающий момент…

— Второй раз в похожей ситуации вам с нами лучше не встречаться, это я вам говорю как специалист, — веско произнес Сталин. — А сейчас слово товарищу Лилии, я же вижу, что она сказала далеко не все.

— В качестве общеукрепляющего средства и первой помощи от всех недугов предлагаю гостям выпить по стакану настоящей живой воды, качество гарантировано, — провозгласила Лилия, и тут же прямо перед советской делегацией в воздухе возник парящий поднос с одиннадцатью высокими стаканами, вода в которых мерцала разноцветными искрами исцеляющих заклинаний.

— Пейте-пейте, — благодушно произнес Просто Леня, — лучшего напитка в мире, чем живая вода, не существует.

Первым стакан с подноса взял Андрей Громыко. С сомнением отпил один глоток (минеральные воды на вкус бывают довольно гадкие), затем второй, третий, после чего добил остаток так, будто это была банальная водка, и расплылся в улыбке.

— И в самом деле, замечательно, — заявил он, поставив стакан обратно на поднос. — И руки больше не дрожат, и мысли сразу прояснились.

После этого заявления за своими порциями потянулись и остальные товарищи по Политбюро. Живая вода на изношенные организмы действует так же быстро, как алкоголь на голодный желудок, вот Андрея Андреевича и торкнуло. Впрочем, и остальные члены Политбюро из восемьдесят пятого года испытали на себе схожий эффект. Здоровыми они в одночасье не стали, но дело теперь с ними иметь было можно: после уже продемонстрированных чудес эти люди были готовы верить во что угодно.

Далее все прошло без особых задержек. Первым делом я представил гостям псевдоличностей «Неумолимого», объяснил, что это такое, и заявил, что для меня и моего Патрона это такие же люди, как и все прочие, и неважно, что у них нет бренных тел. Если вы интернационалисты, то будьте интернационалистами во всем.

Потом очередь дошла до соратников из плоти и крови, из которых удивление вызвала только мисс Зул, выделявшаяся на фоне Анастасии и Птицы алой кожей, рогами, хвостом и носимым напоказ массивным серебряным крестом, улегшимся меж высоких крепких грудей. Пришлось пояснять, что если демм, в данном случае деммка, ведет себя прилично, не отмачивает злых шуточек и не нарушает норм социалистического общежития, то и относиться к нему или к ней будут на общих основаниях, а не как к экзотической зверушке или нечистой силе. При этом бывший Великий князь Михаил Александрович и неоримский администратор Конкордий Красс не вызвали у гостей интереса, что могло значить только то, что пора переходить к приему пищи, а потом и к разговору по существу.

10 августа 1976 года, 14:35 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Парадный обед в императорских апартаментах — это, конечно, нечто… Поначалу я даже сам пугался обилия персон за длиннющим столом, рассчитанным примерно на роту, предпочитая семейные завтраки, обеды и ужины в Шантильи. Но — надо. Правда, на этот раз сотни человек нет; с моей стороны тут находятся дражайшая Елизавета Дмитриевна, все четыре сестренки Шарлин, Эйприл, Грейс и Линда (девочки быстро прогрессируют, и теперь им нужно обтираться в обществе), работающая лично со мной социоинженер Риоле Лан, а также начальник всей моей службы безопасности Бригитта Бергман. Также присутствует магическая пятерка в полном составе, причем рядом с Коброй сидит Мишель, а рядом с Колдуном — его любезная Линдси. Поступить иначе значило бы обидеть обоих. Дальше сидят Конкордий Красс, мисс Мэри Смитсон, мисс Зул, Энгельс (без лахудр), чета Марксов, социоинженер Каэд Фин, товарищ Ленин со своими женами Надеждой и Эсперансой, социоинженер Юнал Тан, товарищи Бережной, Ларионов, Антонова и Тамбовцев, Велизарий и Багратион, а за ними -полковник Половцев, генерал-майор Седов и признанные спецы по марксизму майор Юрченко и майор Антонов (с Артемидой), замполиты артдивизиона и разведроты танкового полка. Замыкают компанию Сосо со своей пока еще невестой Ольгой Александровной (бедная девочка все никак не может решиться), социоинженер Цюан Алм (с сего дня прикомандированная к миру 1985 года) и отец Александр, как представитель заказчика занявший позицию на противоположном от меня торце стола (своими способностями я вижу, что он сейчас не просто отец Александр, и что сам Создатель сейчас взирает на собравшихся его глазами). Ну и, конечно, за моей спиной стоят адъютанты Профессор и Матильда: их покормили заранее, и теперь их обязанность — смотреть, слушать, а после окончания мероприятия написать рапорта о том, что они видели и слышали. Иногда так всплывают вещи, которые я могу упустить, находясь в самой сердцевине переговорного процесса.

Товарищи Брежнев, Романов-первый и Сталин заняли места на стороне советской делегации, как бы подчеркивая тот факт, что они не являются членами нашей команды. Так что получилось, что на «нашей» стороне стола сидели тридцать восемь человек, а на стороне советской делегации — шестнадцать. Будь у меня время разобраться, кто есть кто в советской верхушке, я бы уравновесил этот дисбаланс, а пока сойдет и так. И вот что еще мне бросилось в глаза, когда я посмотрел на собравшихся Истинным Взглядом. На «нашей» стороне стола все были благополучны, и даже Марксов, которые у меня совсем недавно, отпустил нервный страх ожидания катастрофы в случае болезни кого-то из близких, ведь денег на врачей и лекарства у них никогда не было. А вот на советской стороне, несмотря на максимально высокое положение в советской иерархии членов Политбюро, ощущением благополучия даже не пахнет, причем проблемы, опутывающие этих людей, носят многослойный характер.

Тут и трудности в советском народном хозяйстве, ибо косыгинская система заводит экономику в тупик. Тут и нехватка продовольствия, и дефицит промышленных товаров массового потребления, и противостояние с проклятым Западом — горящая вялотекущим мятежом Польша, Чехия, не забывшая* 1968 год, занудная, как зубная боль, война в Афганистане, постоянная напряженность на линии соприкосновения стран Варшавского Договора с НАТО. Тут и внутренние проблемы в партии, верхушка которой беременна фракцией младореформаторов, что заставляет вполне уважаемых людей пытаться маневрировать, чтобы встроиться в тренд. Им пока неизвестно, что в Основном Потоке все эти потуги были бессмысленны, ибо Горбачев должен был сожрать их всех, посеять по просторам Советского Союза семена гражданской войны, продать дяде Сэму за тридцать сребреников лагерь социализма — и все только для того, чтобы его съел еще более молодой реформатор Ельцин. А откуда-то снизу, с кухонь и пьяных посиделок, доносится глухое ворчание интеллигенции, недовольной серой советской действительностью. Время для яростного рева голодных народных масс еще впереди. Однако члены Политбюро знают, что если они не справятся с Продовольственной программой, такое время непременно придет.

Примечания авторов:

* чешские братушки не забыли нам операции «Дунай» и в двадцать первом веке, а потому являются самой ярко выраженной русофобской сволочью, козлы великопоповецкие.

Вот, наконец, торжественный обед подошел к концу, и остроухие официанточки собрали последнюю перемену посуды, оставив на столе только стаканы с живой водой. Сестренки хотели было тоже уйти, но я на правах старшего брата приказал им остаться, глаза и уши держать раскрытыми, рот закрытым, и говорить только в том случае, если их спросят. Потом я непременно поинтересуюсь у них, что они видели и слышали. Только так можно развить их еще весьма слабые способности наблюдать и делать выводы.

Когда обслуживающий персонал покинул помещение, пришло время разговаривать по существу.

— Итак, товарищи, — сказал я, — теперь, когда нужды телесные удовлетворены, пришло время поговорить о возвышенном. О том, почему я вообще оказался в вашем мире, и как вы теперь будете жить дальше.

— Имейте в виду, — катая в руке металлические шарики, сказала Кобра, — в счастливые и благополучные миры Батю не посылают. Там у вас еще немного, и все полетело бы в тартарары. Есть мнение, что уже в следующем мире нам придется разгребать обломки величайшей геополитической катастрофы.

— Батя — мой армейский позывной, — пояснил я. — Такое обращение дозволено только тем товарищам, которые загремели со мной в поход из родного мира. Возвращаясь к главной теме, должен сказать, что вы сами прекрасно знаете обо всех своих проблемах, месье Горбачев лишь усугубил их до полного краха системы. Теперь вопрос на засыпку к товарищу Громыко. Вы же знали, что продовольственная безопасность является одним из наиболее уязвимых мест советской системы в вашем исполнении, и все равно выдвинули в Генеральные секретари секретаря ЦК по сельскому хозяйству, несмотря на то, что его деятельность на прежнем посту не привела ни к каким плодотворным изменениям?

Некоторое время Громыко молчал, будто собираясь с мыслями, потом произнес:

— Товарищ Горбачев был единственным членом Политбюро, которому не исполнилось шестидесяти лет. За последние два с небольшим года мы схоронили троих Генеральных секретарей, и не хотели, чтобы это вошло в традицию.

— И все? — деланно удивился я. — И вас не насторожил тот факт, что вся деятельность’товарища' Горбачева состояла из призывов к собственным гражданам «углубить» и «улучшить», а также пышных речей для иностранцев во время зарубежных поездок.

— Нет, не насторожил, — сказал Громыко, — наверное, потому, что длинные пышные речи — отличительная примета нашей эпохи.

— Пышные речи ни о чем — это плесень на лике нашей действительности и дымовая завеса, скрывающая истинные намерения, — сказал я. — Тут все оставшиеся — люди дела, один лишь Горбачев являлся артистом разговорного жанра. Продовольственный вопрос он предполагал решать расширением продажи на внешнем рынке нефти и газа, чтобы на вырученные свободно конвертируемые доллары купить пшеницы в Канаде. А это, во-первых, не решает саму продовольственную проблему, а лишь откладывает ее на потом, во-вторых, ставит Советский Союз в уязвимое положение перед западными державами. Они могут либо обрушить цену нефти, и арабские страны пойдут на это, так как злы на вас за Афганистан, либо вовсе объявить Советскому Союзу продовольственное эмбарго.

— Но у нас, товарищ Серегин, нет иного выхода, потому что свое собственное сельское хозяйство не в состоянии обеспечить продовольствием потребности Советского Союза, — проворчал предсовмина СССР Николай Тихонов.

— Да что вы говорите, Николай Александрович⁈ — удивился я, выслушав матерный комментарий энергооболочки. — Мне тут подсказывают, что при товарище Сталине Советский Союз был экспортером продовольствия. Сразу после войны, как только закончился процесс восстановления, в магазинах начали снижаться цены. Но стоило дорваться до государственного штурвала клоуну Никитке, как производство продовольствия стало стагнировать, а цены поползли вверх. На это явление Советский Союз ответил Целиной, и валовый сбор зерновых снова пошел вверх, но к началу семидесятых годов и этот эффект сошел на нет. И вот вы уже покупаете пшеницу в Канаде и включаете эти закупки в пятилетние планы. Скажу вам откровенно, в моем родном мире такое безобразие продолжалось вплоть до краха Советской власти, после чего, уже при капиталистах, положение с производством продовольствия сначала провалилось ниже плинтуса, а потом, при переходе от дикого к цивилизованному капитализму, при поддержке государства резко пошло вверх, и Россия снова стала его нетто-экспортером. И это при том, что внутри страны (в отличие от царских времен) никто не голодал. Но и это еще далеко не все. При нормальной системе хозяйствования Советскому Союзу, быть может, хватило бы и зерна собственного урожая, но у вас ведь плановая экономика, причем планируете вы не от готовой продукции, а от затрат на ее производство, а планы каждый год механически индексируются на три процента. В Америке, чья экономика находится на пике эффективности, на выращивание одного килограмма живого веса птицы расходуется два с половиной, максимум три килограмма кормов, а в Советском Союзе этот показатель составляет пять-шесть килограмм. Вот оно, ваше недостающее зерно, которое вы закупаете в Канаде, США и Аргентине. А если какой-то директор птицефабрики или председатель колхоза вздумает выпендриваться и вести свое хозяйство по науке, то его снимут с работы, посадят и, возможно, даже расстреляют за невыполнение плана. И так не только в сельском хозяйстве, но и везде в промышленности. Сначала дешевый ассортимент замещался более дорогим, а потом директора заводов и фабрик начали искать способы всеми правдами и неправдами поднять себестоимость своей продукции, а иначе у них горит план. Это и есть главная и основная причина вашей катастрофы: из-за неправильной схемы планирования экономика идет вразнос, а люди на самом верху, то есть вы, не имея желания ничего менять, лишь мажут прыщики зеленкой.

Очевидно, по ходу этого гамлетовского монолога у меня опять проявились светящиеся нимб, крылья и корзно, потому что товарищам членам Политбюро опять стало несколько нехорошо.

И тут веско и тяжело заговорил майор Юрченко:

— Ощущение от жизни при дорогом Михаил Сергеевиче было такое, что жизнь все время ухудшается, но набольшему начальству на это наплевать, оно где-то далеко, возможно, на другой планете, токует себе о демократии, гласности, социализме с человеческим лицом и мире во всем мире. Мы люди военные, и в причинах негативных явлений разбираемся не так хорошо, как товарищ Серегин и его советники, но если в боевом приказе тебе излагают одно, а на местности имеется совсем другое, то такая ситуация, товарищи члены Политбюро, в просторечии именуется задницей. Именно после таких кунштюков начинаются панические крики: «Предали!», «Окружили!», после чего слаженное воинское подразделение превращается в митингующую толпу штатских. И вас это тоже ждет, если вы как можно скорее не возьметесь за ум и не начнете приводить планы в соответствие с реальностью. Впрочем, наш командир будет исправлять все это в любом случае, с вами или без вас.

— У нас в семьдесят шестом году мы уже решили, что с Косыгиным и косыгинцами нам не по пути, — сказал Брежнев. — Если кто-то будет обещать вам реформы с чудесными результатами, стоит принять его программу и напечатать правильные указы, и больше никаких затрат не требуется, гоните этого деятеля в шею, ибо затраты необходимы при любом, даже самом малом деле. Вместо того, чтобы восстановить разгромленную волюнтаристом промышленную и закупочную кооперацию, вернуть колхозам самостоятельность, а колхозникам приусадебные участки и возможность держать домашний скот, прекратить практику переселения колхозников из неперспективных деревень в поселки городского типа, эти деятели начали изобретать машинку для обстригания… собственных причиндалов. Мол, эта шерсть пойдет в доход государства.

— Все, что вы советуете, это самый настоящий отказ от завоеваний социализма и возврат к мелкобуржуазным методам хозяйствования! — демонстрируя упрямство, произнес Михаил Соломенцев. — Ни на что такое мы пойти не можем.

— При мне, — веско сказал Сталин, — все это было, но никто на нарушение принципов социализма не жаловался. Или вы уже все забыли? Напротив, жить день ото дня становилось легче, жить становилось веселее. Это Никитка сбил страну с истинного пути своим неправильным пониманием марксизма, и именно его измышления, поставившие страну на грань катастрофы, вы принимаете за завоевания социализма.

Соломенцев хотел было возразить самому Сталину, но Григорий Романов, видимо, вспомнив, что он теперь здесь главный начальник, тихо сказал:

— Погоди, Михаил Сергеевич. Нас сюда позвали для того, чтобы говорить о деле, а не рассказывать сказки. Кроме того, социализм, он тоже разный бывает. Вспомни Пол Пота и маоистов — те тоже кичатся своим социализмом. А ведь есть еще последователи Тито в Югославии, Чаушеску в Румынии, Ким Ир Сен в Корее и Энвер Ходжа в Албании, которые тоже считают, что построили в своих странах самый правильный социализм.

— Из всех перечисленных вами стран социализм в двадцать первом веке выжил только в Китае, — сказал я. — Уж такова историческая правда, что, отстав от СССР по фазе на двадцать лет, китайские товарищи при выходе из ловушки маоизма сумели не совершить самых грубых и очевидных ошибок советского руководства. Кстати, если вы заглянете через границу прямо сейчас, то увидите, что основу китайской экономики наряду с крупными предприятиями составляют сельскохозяйственные и промышленные кооперативы самого разного назначения и размеров. Металл они сейчас, как при Мао, не плавят, зато, в числе прочего, шьют одежду, делают обувь и собирают самую разную бытовую технику, в основном в той ценовой категории, когда сломанное или порванное не жалко выкинуть и купить новое, а не заниматься ремонтом. Однако пройдет тридцать-сорок лет, и на этом фундаменте Китайская Народная Республика станет сначала второй, а потом и первой экономикой мира — роль, о которой Советский Союз даже не мечтал, поскольку сосредоточился на тяжелой индустрии, а не на товарах народного потребления.

— Так что же, товарищ Серегин, вы считаете, что тяжелая индустрия вовсе не нужна? — с обидой спросил Николай Тихонов.

— Ничего такого я не говорил, — ответил я, — тяжелая индустрия — это фундамент экономики, но одного лишь фундамента для возведения дома категорически недостаточно. Помимо него, необходимы стены, внутренние коммуникации, сантехника, отделка, мебель, а также красивая, прочная и удобная одежда для жильцов, то есть граждан Советского Союза. При этом должен сказать, что многие ваши внешние заботы я возьму на себя, в то время как внутренние проблемы вы должны решить своими силами. Если вернуться к вопросу производства продовольствия, то мне тут подсказывают, что при непрерывном росте урожайности среднее пятилетнее производство с семидесятого по девяностый год у вас колеблется на одном и том же уровне. Подобное может происходить только по той причине, что поля вокруг брошенных бесперспективных удаленных деревень выводятся из оборота и зарастают травой. В лучшем случае они становятся сенокосами, в худших через некоторое время зарастут кустарником и лесом, и никто потом не сможет сказать, что на этой земле в поте лица люди добывали свой хлеб насущный. Населения в деревни требуется вернуть как можно скорее, а для этого нужны дороги с твердым покрытием, надежное электроснабжение, газ должен идти не в Европу, чтобы ей было пусто, а на внутренние советские территории, в первую очередь РСФСР. Вторичное мышление, низкопоклонство перед Западом, желание любой ценой, в том числе продажей необработанного сырья и энергоресурсов, заработать немного валюты, чтобы купить зарубежных товаров, надменное барское отношение власть имущих к собственному народу — все это должно быть изжито из советской действительности раз и навсегда.

Григорий Романов впервые за все время улыбнулся и произнес:

— Вот такую программу, товарищ Серегин, я готов поддержать сразу двумя руками. Но некоторые у нас считают, что мы сами не справимся, не вытянем, и для того, чтобы мы могли освоить собственные богатства, нам требуется помощь развитых европейских стран…

— Значит, так, — сказал я, — прежде чем продолжать разговор, необходимо решить пару организационных вопросов. Я, со своим умением видеть людей насквозь, предлагаю вам кандидатуры на те или иные посты, а вы их либо принимаете, либо отвергаете, и тогда деятельность наша несколько осложняется. И только в тех случаях, когда на принятие решения могут повлиять голоса отсутствующих сейчас среди нас товарищей Кунаева и Щербицкого, решение вопроса откладывается до голосования в полном составе.

— Хорошо, товарищ Серегин, — сказал новоиспеченный генсек ЦК КПСС, — пусть будет так. Мы вас слушаем.

— Во-первых, — сказал я, — поскольку товарищ Чебриков навсегда покинул ряды товарищей, нужно найти ему замену в качестве председателя Комитета Государственной Безопасности…

— О да! — встрепенулся Брежнев. — Андроповские кадры из КГБ нужно гнать, безусловно! Чуть позже мы предоставим вам результаты нашего расследования деятельности этого человека — последние волосы на голове встанут дыбом.

— Андропов — это отдельная песня, — хмыкнул я, — но, поскольку в живых его уже нет, эту тему мы всуе поминать не будем, а у товарища Чебрикова и своих грехов хватит на три смертных приговора. С его приходом на должность председателя КГБ эта организация принялась не укреплять, а расшатывать межнациональный мир в СССР. Никак иначе его деятельность интерпретировать не могу. На эту должность я предлагаю… товарища Гейдара Алирза оглы Алиева, как человека безусловно честного, и к тому же имеющего опыт работы в органах государственной безопасности.

Наступила тишина; деятели Политбюро ошарашенно переглядывались, и только сам Гейдар Алиев спросил у меня:

— Почему я, товарищ Серегин?

— А потому, что, кроме вас, я не вижу никого, кто мог бы впрячься в это дело и потащить воз, — ответил я. — Дело делать нужно прямо сейчас, и искать замену на стороне некогда.

— Никто не обещал нам, большевикам, легкой и простой жизни, — сказал Сталин из пятьдесят третьего года. — Товарищ Серегин и в самом деле видит людей насквозь, и если он говорит, что вы годны для такой ответственной должности в столь непростой момент, вы должны гордиться этим, а не задавать вопросы. Вот и товарищ Брежнев, поработавший с товарищем Серегиным побольше моего, скажет вам то же самое.

— Ставлю вопрос на голосование, — сказал Григорий Романов, — кто за предложение товарища Серегина, прошу поднять руки, кто против, кто воздержался? Принято десятью голосами при двух отсутствующих и одном воздержавшемся.

— Во-вторых, — сказал я, — вместо выбывшего в аут месье Горбачева предлагаю назначить секретарем по сельскому хозяйству товарища Слюнькова, имеющего большой положительный опыт по этой части, и целиком передать продовольственный вопрос в его ведение, продолжив обсуждение, что называется, «в комитетах»…

А вот это предложение проскочило буквально влет, без раздумий, ибо Белоруссия трудами товарищей Слюнькова и его предшественника Машерова на фоне остального СССР по продовольственной части буквально цвела и пахла, и все присутствующие об этом знали.

— Да, кстати, — сказал я, — если будут проблемы с засухами или там малоснежной зимой, из-за которой могут вымерзнуть озимые, немедленно обращайтесь. Товарищ Анастасия и ее коллеги маги погоды будут рады вам помочь, немножко подправив климатические условия. Чуть позже, когда будет закончено детальное орбитальное сканирования территории Советского Союза, мы передадим товарищу Слюнькову все сведения, необходимые для принятия решений на местах.

Вопрос идеологии обсуждали уже без огонька: сам факт того, что им занимаются гении-основоположники, вводил даже высокопоставленных коммунистов середины восьмидесятых годов в состояние ступора. Вот он, Маркс, сидит напротив, так что можно дотронуться, вот Энгельс, а вот Ленин. Ни первого, ни второго, ни третьего члены Политбюро восемьдесят пятого года, в отличие от Сталина и Брежнева, живьем не видели, но нутром чуяли, что они настоящие. Вообще-то для разработки теории в помощь гениям-основоположникам нужен целый научный институт, но где же его взять: в любом из миров советского периода институты марксизма-ленинизма больше напоминают средневековые богословские факультеты, нежели настоящие научные учреждения.

В самом конце маршал Соколов поднял было вопрос об Афганистане, но я сказал, что этим я займусь после того, как заявлю о себе как о силе, отдельной от местного СССР. Только тогда нехорошим людям можно начинать ломать руки, ноги и прочие части тела, не опасаясь негативных последствий для СССР. У нас с мистером Рейганом будет отдельная война, за которой советские люди смогут наблюдать со стороны. Дело товарища Соколова на данный момент — прибыть на рабочее место и в случае необходимости, при попытке взбрыка подельников бывшего товарища Чебрикова, вооруженной силой обеспечить порядок в столице Советского Союза Москве и создать условия для выполнения решений внеочередного пленума и вступления в должность всех назначенных сегодня лиц. Все.

10 августа 1976 года, 17:05 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

Наконец члены Политбюро из восемьдесят пятого года убыли в родной мир. При расставании я снабдил каждого из них портретами для связи, а также установил за всеми наблюдение через просмотровые окна при помощи магов Разума среднего ранга. Мамочки бывшего Царства Света дали мне для этого достаточно многочисленный и вполне дееспособный контингент. Входить к людям в средоточие души, как Птица, они не могут, но сразу догадаются, если с клиентом произойдет неладное.

Не то чтобы я опасаюсь, что, оказавшись вне досягаемости моего влияния, эти люди могут взбрыкнуть и отказаться от сотрудничества — такое хоть и не исключено, но маловероятно. Скорее я подозреваю, что с ними могут начать происходить разные несчастья. Сегодня мы переехали пополам большую, ядовитую и очень злобную гадину, и она непременно постарается ужалить в ответ, если не нас самих, то тех, с кем мы заключили соглашение. Вот и приходится не спускать глаз, находясь в готовности то ли выслать штурмовую группу для обеспечения безопасности, то ли просить Лилию сходить избавить страдальца от тяжелого недуга или смертельного отравления.

Бригитта Бергман, лично проводившая допрос обоих фигурантов, говорит, что все случившееся в Основном Потоке между воцарением Горбачева и до самого распада Советского Союза, было не случайностью, и не эксцессом тупого исполнителя, а заранее спланированной операцией, результат которой перехватила еще более радикальная группа. И Пуго застрелился из-за того, что ему никак нельзя было начинать говорить, хоть на суде, хоть в кулуарах. Переиграли мы этих ребят только по нахалке, за счет неожиданности, скорости и рефлекса подчинения, который номенклатурная масса выработала по отношению к начальству, в частности, к дорогому Леониду Ильичу, за все предложения которого нужно было голосовать единогласно, а кто не голосует, тот диссидент и враг народа.

Особое внимание пришлось обратить на безопасность самого Григория Романова, Андрея Громыко и Гейдара Алиева. Первые двое были ключевыми фигурами, а новоназначенному председателю КГБ предстояло работать прямо посреди серпентария, где от андроповских выкормышей можно было ждать чего угодно. Для всех троих были изготовлены защитные амулеты по типу тех, что в свое время спасли жизни Николаю Второму и его супруге Александре Федоровне. То есть запас амулетов-болванок с наложенным, но не привязанным к защищаемой персоне заклинанием, у нас на складе имеется постоянно. Диме-Колдуну понадобилось лишь провести небольшие манипуляции, после чего амулеты опознали своих подзащитных и взвелись в боевое положение. С тех пор подзащитным могло угрожать только их собственное легкомыслие. Обычно люди не склоны полагаться на то, во что они не верят.

С ГейдаромАлиевым и другими подзащитными по этому поводу у меня даже состоялась небольшая дискуссия.

— И что, товарищ Серегин, это поможет? — с сомнением спросил он, вертя в пальцах изящную вещицу, плетеную из медной и серебряной проволоки на серебряной цепочке.

— Разумеется, товарищ Алиев, — сказал я. — Подобный случай в моей практике не первый. Однажды под вагоном с охраняемыми персонами взорвалась бомба и разнесла его вдребезги, а на тех, кого надо было защитить, не оказалось ни царапинки. Кроме того, амулет начнет вибрировать, если поблизости окажется сильнодействующий яд или источник радиации. В таком случае лучше ничего не предпринимать, а дожидаться прибытия спецгруппы, которая разберется с источником угрозы. Гарантия безопасности — триста процентов. Для каждого из вас выделены специально обученные люди, готовые противостоять хоть прямому вооруженному нападению, хоть диверсии, хоть любой другой угрозе.

Следующий, вполне ожидаемый вопрос задал товарищ Романов.

— Товарищ Серегин, — сказал он, — а почему вы даете нам эти «связные портреты» и «амулеты», а не технические устройства галактической цивилизации соответствующего назначения?

— Дело в том, Григорий Васильевич, — сказал я, — что технические средства связи и сигнализации не действуют через межмировой барьер, и это является их важнейшим недостатком. Мы работаем над этой проблемой, но быстрых результатов не ожидаем, поэтому пока вынуждены опираться именно на магическую составляющую своей мощи. Вот когда «Неумолимый» повиснет в небесах этого мира, тогда можно переходить к техническим устройствам соответствующего назначения, а советские профессора и академики усядутся за изучение принципов микроэлектроники цивилизации пятого уровня. Советскому Союзу из семьдесят шестого года я такое повышение квалификации уже устроил, и вы тоже не останетесь в стороне от этой научной пещеры Аладдина. Чай, не чужие мне люди.

Видимо, я был достаточно убедителен, и вопросов больше не последовало.

Потом, когда Григорий Романов и компания все же убыли по назначению, Бригитта Бергман сказала:

— Это почти родной мне мир, а потому чувствуют я его особенно остро… То, что мы убрали оттуда такую мразь, как Горбачев, это хорошо, но в воздухе все равно пахнет бедой. Запад оправился от поражения во Вьетнаме и набрал сил, а престарелые импотенты, которых мы только что видели, увязли в Афганистане как муха на липучке, отчего Советский Союз слабеет с каждым днем. И выводить войска тоже нельзя — именно это станет началом конца. А ведь в том мире на территории Германской Демократической Республики живет моя сестра-близнец, полковник запаса «штази», быть может, единственный родной мне человек…

— Афганский вопрос мы порешаем сразу, как только орбитальная сканирующая система соберет достаточное количество информации. При этом мне уже известно, что мы не будем гоняться по отдельности за каждым Хекматиаром, Ахмад-шахом или Черным Абдуллой, а ударим по их базам и лагерям советских военнопленных в Пакистане. Нужно только точно знать, где что лежит, чтобы со всей пролетарской ненавистью ударить врагов моей Родины по самому дорогому. Если этого окажется недостаточным, я без малейшего колебания пущу черным дымом нефтяные прииски Арабских эмиратов, Катара и Саудовской Аравии. Пусть те, кто оскалил зубы на Советский Союз, сплевывают их в ладошку и сожалеют о своих прегрешениях. И только заявив о себе таким образом, я официально заключу с Советским Союзом договор о дружбе, сотрудничестве, взаимной помощи и борьбе против общих врагов. Что касается местной Бригитты Бергман, то встречаться с ней лучше уже в официальном статусе. Я всегда буду рад видеть в своей команде еще одно ваше воплощение, и дам второй Бригитте Бергман все то, что дал вам.

— Другого ответа, товарищ Верховный Главнокомандующий, я от вас и не ожидала, — ответила начальник моей службы безопасности. — Когда-то вы пообещали отомстить моим врагам, убившим немецкое государство рабочих и крестьян, и первое, что вы сделали в этом мире — бросили в мои застенки двух самых злобных мизераблей,Горбачева и его верного клеврета Чебрикова, превратившего советское КГБ в инструмент для разрушения собственной страны. Я пока только слегка прикоснулась к этой клоаке, но уже чувствую, насколько омерзительно воняют набившиеся в нее особи.

— А мне, мой повелитель, — сказал Конкордий Красс, — представленные вами люди не понравились, ибо, являясь временщиками, они не могут сделать государству ничего хорошего.

— Не временщики они, господин мой Конкордий, а местоблюстители, — ответил я. — Гнусного временщика мы только что затолкали в ведомство Бригитты Бергман и притоптали ногами, чтобы не трепыхался. Настоящий император появится несколько позже, их дело — ничего не испортить до его возвышения и сдать ему страну в целости и сохранности.

— Более-менее нормальных деятелей, пригодных к настоящей работе, там только трое, максимум четверо, — хмыкнул товарищ Сталин, — а остальных нужно как можно скорее ротировать: с глаз долой — из сердца вон. Там, у себя, на фоне общей серой массы, они кажутся почти незаменимыми, но в мое время никто из них не поднялся бы выше начальника отдела в Секретариате ЦК или любом из министерств.

— Мне кажется, — сказал я, — что товарища Слюнькова нужно назначать министром сельского хозяйства СССР и РСФСР, с передачей ему полномочий по полному благоустройству сельских территорий, чтобы у семи нянек дитя не было без глазу. И вообще все остальные министерства реорганизовать по тому же принципу, имея в виду, что РСФСР — это сердце державы, имеющее первоочередное значение, а все остальные республики должны финансироваться в соответствии с их важностью и лояльностью. И еще следует признать, что зрелых наций, способных к самостоятельному существованию, кроме русской, в Советском Союзе нет. Остальные, за исключением белорусов, стоит отпустить их на свободу, тут же найдут себе нового хозяина и сами торжественно вручат ему кнут и намордник. Как это было, мы отчетливо видели в нашем собственном прошлом, и не хотим повторения этой истории ни в одном из известных нам миров.

— Мне говорили, что вы специалист по рубке сплеча с хирургической точностью, — хмыкнул Сталин. — Однако, наверное, так и надо, а эксперимент с неограниченным представлением нациям права на самоопределение следует признать неудавшимся. У нас там в пятьдесят третьем году уже можно начинать процесс территориального и правового усечения национальных республик, с последующим преобразованием их в национальные автономии. А в семьдесят шестом и восемьдесят пятом году подобное будет преждевременно.

— Решение об изъятии из состава Эстонии, Латвии, Украины и Казахстана областей и районов с чисто русским населением, на основе многочисленных просьб трудящихся, будет принято на следующем, двадцать шестом съезде партии, — заявил Брежнев. — Ошибки и перегибы ленинской политики следует исправлять. Глянув на мир восемьдесят пятого года, мы острее и четче видим собственные проблемы, недостатки и недоработки…

— А вот это золотые слова, — сказал Сталин. — Только боюсь, что следующий мир, который откроется товарищу Серегину, будет для нас еще более жестоко-поучительным, а потому, раз цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи.

— Мы тоже так думаем, — подтвердил Карл Маркс, — когда товарищ Серегин взял нас за шиворот и поставил в общий строй, мы узнали о предмете наших исследований столько, сколько не узнали бы дома и за сто лет. Работы много, надо ее делать.

На этой оптимистической ноте наш разговор бы завершен, после чего мы разошлись, чтобы каждый продолжил мотыжить свой огород.

Тысяча тридцать седьмой день в мире Содома, поздний вечер, Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Терпения, казематы Службы безопасности, камера для особо опасных преступников

Михаил Горбачёв, бывший член Политбюро ЦК КПСС, бывший кандидат в генеральные секретари, он же Миша Меченый, Горбач и мистер Плешивец

Горбачев, весь съежившись, сидел на краю узкой койки, застеленной грубым серым одеялом. Его била мерзкая дрожь, на лбу выступала испарина, которую он то и дело машинально утирал платком. Руки его тряслись, и сам себя он ощущал дряхлым стариком, у которого впереди — ничего, лишь холод могилы. Он чувствовал себя так, будто его только что выпотрошили, вывернули наизнанку и еще хорошенько встряхнули несколько раз, после чего швырнули в мусорное ведро и накрыли крышкой.

Мысли его беспорядочно метались, словно муравьи в разоренном муравейнике. Никакое усилие воли не помогало упорядочить их и направить хоть в какое-то русло. Он больше не властвовал даже над своим разумом — опустошенным, не хранящим больше ни сладостных намерений, ни честолюбивых замыслов, ни выверенных планов. Все это, точно гной из абсцесса, вскрытого твердой рукой опытного хирурга, выдавили из него люди Серегина, прежде чем бросить в эту камеру.

Никогда теперь не забудет Михаил Сергеевич жутких ледяных глаз той беловолосой стервы в мундире полковника МГБ сталинских времен, которая занималась его «потрошением» — это видение до конца жизни будет стоять перед его взором. Охотно можно поверить, что эта особа работала на самого кровавого тирана и лично подавала ему на утверждение расстрельные списки. И, будто специально для контраста, рядом с этой стервой находились гестаповский майор герр Курт Шмитт и жандармский штаб-ротмистр Николай фон Таубе. То, что с Горбачевым делали эти трое, было хуже всяких истязаний, хотя они не применяли ни малейшего физического воздействия. Пытка ледяной ненавистью и презрением, а также муками совести, которая у комбайнера Миши Горбачева еще имелась в достаточных количествах… А потом в камеру, где шел допрос, привели гражданина Чебрикова, и началась очная ставка. Те трое сделали что-то такое, незаметное, что у подследственных развязались языки. И не просто развязались — они, сжигаемые внутренним огнем, увлеченно начали топить друг друга, выгораживая себя. Адские муки — вот на что это было похоже…

«Адские муки, адские муки…» — Горбачев зацепился за это словосочетание и, шевеля губами, повторял его про себя тысячи раз, так что ему начало казаться, что оно дает ему некоторое просветление: мысли как будто притягивались и прилипали к этой фразе, выстраивая некую причудливую форму, совершенно несвойственную «рациональному мышлению» скептика и атеиста.

«Адские муки… — думал Меченый. — Как там говорят попы: когда грешник умирает, его душа попадает в ад. Без тела попадает. Там, в аду, мучениям подвергается именно душа. Теперь я понимаю, каким образом это происходит. Вот так и происходит, как было со мной. И эта беловолосая стерва — истинная дочь Сатаны! Она пытала мою душу, заставила ее страдать. Она обнажила ее и бросила в кипящий котел, и все мои прегрешения всплыли на поверхность… Все, все всплыло, ничего не осталось скрытым! Сами мои помыслы и оказались прегрешениями. Я узрел, насколько они отвратительны… но ведь они не казались мне такими, пока были во мне…»

Тут Горбачев почувствовал некую ошибку в своих рассуждениях. «Если Сатана причиняет грешнику страдания тем, что вываривает из того его собственные грехи, то, получается, он совсем не противник Бога, а его помощник… Ведь противник Бога, по логике, должен бы наградить грешника после смерти…»

И какая-то поразительная истина слабым спасительным огоньком мерцала в его сознании, но он никак не мог уловить ее, рассмотреть и обдумать. Она неизменно ускользала. И это тоже причиняло ему невыносимые страдания. Если бы у него получилось поймать эту истину, она могла бы утешить его, даровать покой… Но он был не склонен к философствованию. Все это было ему чуждо, и теперь он подспудно ощущал, что зря не придавал значения нематериальным аспектам бытия, утратив способность видеть незримое и слышать неслышимое.

Во рту у Горбачева пересохло, и взгляд его упал на большую кружку с водой. Рядом на столе стояла керамическая миска с ужином — каша с большими кубиками мяса. Но аппетита у Михаила Сергеевича не было, и не будет теперь уже, наверное, никогда.

Он протянул руку к кружке и жадно приложился к ней, клацая зубами по краю. Он выпил все до дна, и, откинувшись на узкой «шконке», прикрыл глаза и вытер лоб платком. Огонек истины, что грезился ему в момент, близкий к просветлению, больше не брезжил перед ним. Только пустота — холодная, равнодушная, черная пустота, в которой глохнет любой крик. «Поздно, уже ничего не исправить… Приговор окончательный, и обжалованию не подлежит…» — монотонно пела эта пустота.

Но сущность Горбачева не желала мириться с этой страшной пустотой. И ожила его сущность, подняла голову, заговорила, зашептала. Безнадежность и тоска, свившись в клубок, разродились досадой — и это было уже нечто знакомое, едва ли не уютное, такое человеческое и простое, такое естественное… Но досада одна долго не живет, и вот уже раздражение и злоба заполнили духовное пространство Миши Меченого, обжигая его разум своими огненными языками.

«Все у меня могло получиться, — думал он с горечью, одновременно и отравляющей, и обманчиво-утешающей. — Если бы не этот проклятый Серегин, свалившийся на меня из ниоткуда так неожиданно! Я все делал правильно, осторожно, учитывая каждую мелочь. Мои предшественники в силу своей умственной ограниченности довели теорию марксизма-ленинизма до маразма, а я должен был доказать ее полную несостоятельность и демонтировать обветшавшие идеалы, после чего можно было бы разоружиться перед Западом и протянуть ему руку дружбы. Я хотел переделать эту страну самым разумным образом, придать ее гражданам общечеловеческий облик, избавить ее от извечного мессианства и желания построить Царство Божие на земле! Также я намеревался отпустить на свободу национальные республики, где уже созрели собственные элиты. Я не собирался предпринимать ничего для укрепления существующих порядков, напротив, хотел их полностью разрушить, превратив серьезное недомогание в экономике в предсмертные судороги. Мои сторонники повсюду, и они знают, как этого добиться. И тогда союз независимых государств, или как там будет называться то аморфное образование, в которое превратится СССР, смог бы войти в семью цивилизованных народов. Главное было начать, и тогда никто не сумел бы остановить набирающие ход перемены. И что же теперь? Пришел этот проклятый Серегин, который называет себя специальным исполнительным агентом самого Бога, и привел с собой Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и Брежнева. Они все живы, черт побери — они чудесным образом воскресли во плоти, и теперь обливают меня, их последователя и преемника, суровым презрением! Они приближены к этому треклятому Серегину… Ну а для меня все хорошее закончилось безвозвратно, безнадежно. Я ведь даже не успел ничего совершить! Это несправедливо, несправедливо! Какого черта… Будь они все прокляты! И Маркс, и Энгельс, и Ленин, вместе со своей дурацкой теорией! Будь проклят Сталин, кровавый тиран! Его будут помнить в веках — уже за то, что он принял эту дикарскую страну с сохой, а оставил с атомной бомбой. Будут помнить даже Брежнева, что правил страной семнадцать лет! Леня был тот еще разгильдяй, но за все время нахождения у власти удостоился от народа только беззлобных анекдотов в свой адрес… А я? Здесь мне уже не суждено войти в историю ни каком виде. А в том мире будущего, где все шло своим чередом, меня будут ненавидеть в веках истово, будто Иуду — так же, как ненавидят Серегин, Кобра и эта беловолосая ледяная сатана, как ее, Бригитта Бергман… Все они смотрят на меня словно на ползучую гадину, которую хочется растоптать, чтобы потом брезгливо обтереть подошву сапога об траву… О, ничего уже не вернуть, ничего! А ведь если бы мне удалось осуществить задуманное и прорваться к высшей власти, я бы развернулся так, что мало бы не показалось никому… Я бы добился такого…»

И Горбачев погружался в безумные мечты. Теперь, когда все для него было кончено, они, будучи уже не планами, а именно МЕЧТАМИ, ничем не удерживаемыми фантазиями, приобрели невероятную яркость. КАК БЫ ВСЕ БЫЛО, ЕСЛИ БЫ… Михаилу Сергеевичу представлялось, как он выступает, окруженный толпами восторженных поклонников и поклонниц, ведь простонародное быдло так легковерно. Ему виделись «дружеские встречи» с лидерами мировых держав, уютные обеды в кругу «культурных европейцев», рукоплескания восторженной толпы зарубежных «друзей» и крики «Горби, Горби, Горби!»… Блистательная Раиса, прогуливающаяся за ручку с первыми леди сильнейших государств… Мир во всем мире, дружба между народами, всеобщее разоружение, открытые границы! Гласность, перестройка, ускорение! И разрушение всего того темного и отсталого, из-за чего русских считают белыми дикарями. Он хотел только хорошего, и как славно можно было бы жить, если бы эти мечты осуществились!

Горбачев понимал, что все эти безудержные фантазии на самом деле ведут его к умопомешательству, но удержаться было выше его сил — благостные видения влекли его как сияющий мираж. Иллюзия тепла и счастья снисходила на него в это время. Перед его взором проходили яркие картины воображаемого величия и могущества: овеянный славой и народной любовью, образ его властвует над умами, страна поет ему славословия и горячо поддерживает, в то время как материальный эквивалент его личного благополучия, обеспечиваемый «заинтересованной стороной», все возрастает, придавая уверенности и вдохновения…

Но вот в коридоре раздавались гулкие шаги, и весь воображаемый мир обрушивался осколками, погребая Михаила Сергеевича под собой. Он выныривал из-под этой кучи и принимался хватать ртом воздух, сердце его бешено колотилось, он тряс головой и отчаянно жмурился, не желая возвращаться из мира дивных грез. Но неумолимая страшная действительность вползала в его сознание, окутывала своим холодом, заставляла широко распахнуть глаза. И он встряхивался, озирался — и вновь видел себя тем, кем и являлся: жалким вместилищем мелкой души, запертым в унылой одиночной камере. И опять он испытывал страдание, и опять не мог собрать разбегающиеся мысли. И в закоулках сознания все так же мерцал, блуждая, огонек спасительной Истины, уловить которую ему было не дано… И оттого, что она казалась такой близкой, но была при этом недоступна, Михаил Сергеевич страдал еще больше.

«Будь ты проклят, Мишка Меченый!», «Подлый плешивый предатель, нет тебе прощения!», «Иуда, сволочь, продажная тварь!», «Гори в аду, Горбач!» — шептали голоса в его голове. Их становилось все больше, этих голосов. И вот уже целая толпа кричит ему проклятия…

Горбачев сжал руками виски. Голоса смолкли. Горбачев медленно огляделся. Железная дверь, койка, решетка в окне, остывшая каша на столе… Вот и все… Ничего более… Никогда… Настанет утро, и тогда, скорее всего, его жизнь оборвется. Он подумал: «Интересно, тут расстреливают или вешают? Или, быть может, рубят голову? С этого Серегина станется…».

13 августа 1976 года, 12:15 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты, ситуационная комната

Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский, император Четвертой Галактической Империи

С момента нашей инвазии в мир восемьдесят пятого года прошло три дня. За это время орбитальная сканирующая сеть тщательнейшим образом просветила каждый квадратный сантиметр территории планеты, составив нам точную карту, где что лежит и где кто живет.

В Китае, например, сейчас в разгаре эпоха Дэн Сяопина. Умеренные маоисты радостно жахаются в десны с переносчиками «демократии», еще не предполагая, что сие чревато серьезными потрясениями. С Советским Союзом у китайцев отношения прохладные, местами ледяные, и их военные инструкторы на базах в Пакистане обучают так называемых моджахедов убивать советских солдат. Это, конечно, не айс, но вряд ли получится развернуть Китай на правильный курс столь же легко, как и в семьдесят шестом году, ибо в китайском руководстве нет и не предвидится ни одной фигуры, равновеликой Чжоу Эньлаю. Там сейчас только умеренные маоисты-консерваторы и такие же умеренные «западники», чье время закончится после подавления студенческого майдана на площади Тяньаньмэнь.

Генеральный секретарь ЦК КПК Ху Яобан, третий по счету после Мао и Хуа Гофэна, как и его будущий преемник Чжао Цзыян, принадлежат как раз к этой фракции. Но до прессовки танками НОАК желающих тухлого и исчезновения «западников» из руководства КПК еще целых четыре года, а пока после эксцессов развитого маоизма китайская политика шарахнулась в другую сторону. Впрочем, либеральные китайские руководители выглядят людьми вменяемыми и вполне симпатичными, просто их контузило Культурной революцией, Большим Скачком, Войной с воробьями и прочими закидонами позднего маоизма, так что они не понимают, что студенческими протестами и беспорядками ничего хорошего достичь не удастся, можно только все разрушить и обгадить. Впрочем, Китай для меня сейчас не предмет первой необходимости, есть дела и поважнее.

На другом, противоположном конце Советского Союза находится Европа. Там обстановка такая, что в любой момент холодная война может стать горячей. Европейским буратинам и науськивающему их американскому дуремару крайне не нравится война в Афганистане, и поэтому они бьют в барабаны и дудят в дудки, не забывая при этом исправно потреблять дешевый российский, то есть советский, газ из Уренгоя. Но орбитальная сканирующая система видит, что эти проявления воинственности демонстрируются не всерьез, а только ради оказания психологического давления на престарелое советское руководство. С недавних пор в Вашингтоне уверены, что если все сделать правильно, то в силу деградации своих элит Советский Союз падет без боя. Мол, интриговать и грызться за власть кремлевские «небожители» еще могут, а вот сражаться за свои идеалы они уже не способны. Да и нет у них никаких идеалов, поскольку постоянно декларируемые лозунги не имеют никакого мотивационного наполнения.

Отдельная история — это стоящий наготове троянский конек с меткой на лбу. Правда, об этом персонаже знает только самый узкий слой в западной политической элите, возлагающий на него значительную часть своих надежд. Не на этом круге, так на следующем он должен обойти всех конкурентов и с топотом ворваться на Кремлевский Олимп. Сначала он должен разрушить Советы изнутри, под видом реформ сломать то, что еще работает, довести административную систему до маразма, окончательно заполнить ее вторичными ничтожными людьми, организовать карточную систему в мирное время, и лишь потом, на фоне полной советской ничтожности во внутренних вопросах, подписывать один акт о капитуляции за другим. А вот о том, что конька сняли со скачек и отправили на бойню вместе со всеми его последователями, заокеанский дуремар пока не подозревает. В советских газетах опубликовали только новость об избрании генеральным секретарем товарища Романова, да перечислили новоизбранных членов Политбюро, но о тех, кто был выведен за штат, забыли. Рано еще размахивать направо и налево такими новостями.

По партийной части прием полномочий товарищем Романовым прошел в основном гладко: фронда в аппарате ЦК если и будет, то тихая, никто с флагом на баррикады лезть не собирается, не такие это люди. В аппарате правительства и вовсе ничего не произошло, ибо заменять Тихонова на Громыко мы не стали. Лишнее это, да и Андрей Андреевич после стабилизации старения будет крайне хорош на посту главного начальника дипломатического ведомства. Верховный совет при руководящей и направляющей роли коммунистической парии всегда был структурой вторичной, дублирующей решения Политбюро и постановления пленумов и съездов, поэтому там товарища Романова сглотнули и не поморщились.

А вот на Лубянке товарища Алиева поначалу восприняли в штыки, и даже сгоряча попытались арестовать. Вот тут помогло наблюдение, установленное за главными действующими лицами. Сами мы вмешиваться не стали, просто сообщили о происходящем маршалу Соколову, и уже через четверть часа на Лубянку десантировался батальон московского комендантского полка, на чем мятеж немедленно затух. Не то это еще было время, чтобы гэбэшный караул в центре Москвы выполнил команду стрелять в армейцев. В результате деятели, пытавшиеся арестовать новоназначенного председателя КГБ, сами очутились под арестом в комфортных камерах для генеральского состава на гауптвахте МВО.

Огромная страна прошла через исторические стрелки, оказавшись на неизведанном пути, но никто, кроме весьма ограниченного круга лиц, об этом даже не подозревает. Впрочем, в мире семьдесят шестого года все начиналось точно также, однако потом полетели клочки по закоулочкам. Бессмысленно прятать под ковром слона, поэтому в этом мире я намеревался перейти к активным действиям, не тратя времени на предварительные ласки и не предупреждая о своих действиях никого, даже советских товарищей. Самой болезненной точкой на внешнем периметре являлся Афганистан, расшатывающий как спокойствие внутри страны (война в мирное время), так и международный авторитет Советского Союза. Кроме того, американская помощь «борцам за веру» впоследствии должна породить резкий всплеск агрессивных исламистских движений. Так что этих самых борцов лучше похоронить там, где они сейчас находятся, чем дать им потом расползтись по миру.

На совещание по этому вопросу я пригласил всех четверых Старших Братьев, да еще командира авиагруппы «Неумолимого» маршала Покрышкина. У военспецов голоса на этой встрече решающие, а у товарищей Антоновой и Тамбовцева совещательные. Но не позвать этих двоих я тоже не мог: две дополнительных умных головы лишними при обсуждении никогда не будут. Иногда на происходящее нужно смотреть не только глазами кадровых военных.

Я подвесил над столом полностью поднятую многослойную голографическую карту региона, где, помимо Афганистана, помещались соседние страны — от Персидского залива до Бомбея с запада на восток и от Туркменской ССР до вод Индийского океана, и заявил:

— Итак, товарищи, есть два варианта действий: небольшая компактная операция по освобождению советских военнопленных (при этом объекты противника, где таковых не обнаружится, атаковаться не будут) и масштабный размашистый план «День гнева», в соответствии с которым мы будем бить врагов Советского Союза всей имеющейся у нас мощью, включая главный калибр «Неумолимого». Промежуточных вариантов между этими двумя крайностями я не предусматриваю, поскольку тогда выбор объектов для поражения становится явлением субъективным, а это неправильно.

— Простое освобождение военнопленных не решит проблем Советского Союза и окажется явно недостаточным для перевода ситуации в позитивное русло, — звонким от ярости голосом сказала товарищ Антонова. — Не исключено, что после серии акций по освобождению пленных советских солдат и офицеров начнут попросту убивать, предварительно подвергнув жестоким пыткам, а это совсем не тот результат нашей политики, который хотелось бы видеть.

— У кого-нибудь есть возражение против мнения, высказанного Ниной Викторовной? — спросил я.

Ответом была тишина: ну нет среди моего старшего командного состава сверхосторожных импотентов, исходящих из принципа «как бы чего не вышло». Все они придерживаются мнения, что главное при проведении операции — максимальный конечный результат при минимальных побочных последствиях, и обсуждать можно только то, как этого добиться.

Выждав некоторое время, и не дождавшись никакого ответа, я произнес:

— Если возражений нет, тогда выкладывайте соображения.

— Интересно, а что мы сможем сделать с подземными пещерными комплексами, в частности, с Пандшерской крепостью Ахмад-шаха Масуда, считавшейся неприступной? — спросил генерал Бережной. — Наши, как ни старались, за десять лет смогли доставить упрямому таджику только некоторое беспокойство.

— Было ведь уже сказано, — сказал я, — что по особо трудным целям будем работать главным калибром. Если «Неумолимый» снизится до высоты в сто километров и зависнет прямо над Пандшерским ущельем, то уже через несколько минут между гор потечет поток расплавленной магмы, а через полчаса в ближних и дальних окрестностях ставки Ахмад-шаха не останется ничего живого.

— А как же гражданское население? — с ужасом спросила товарищ Антонова.

— Данные орбитального психосканирования говорят, что нет там гражданского населения, — с ледяным скрежетом в голосе произнес я. — В Панджшерском ущелье нас совершенно искренне и беззаветно ненавидят все, и только за то, что мы не даем им жить по любимой старине, как в каком-нибудь тринадцатом веке. Моя задача — сделать так, чтобы сопротивление советской армии тут прекратилось раз и навсегда, чтобы самые злобные умерли, а остальные сели ровно на задницы, потому что иначе я приду и за ними. И лишь потом настанет время для перевоспитания, но это будет уже не моя задача.

— Как я понимаю, к Пакистану как к стране у вас такое же отношение? — сказал товарищ Тамбовцев.

— Вы правильно понимаете, — ответил я. — Политика властей этой страны сделала ее моим врагом, а мои враги либо умирают, либо сдаются и переходят на мою сторону. Всехпрочих негативно настроенных личностей и структур это касается в полном объеме. Пакистан из той же когорты, что и Южная Корея с пиночетовской Чили, и на мою сторону не может перейти никак, ибо не пускает сущность диктаторского проамериканского режима. В данный момент с полного согласия своих американских покровителей страной правит генерал Зия-Уль-Хак, который пришел к власти путем военного переворота и, более того, казнил законно избранного главу государства, установив самую жестокую диктатуру. Как я уже говорил мистеру Форду в семьдесят шестом году, я не признаю легитимности режима, пришедшего к власти путем военного переворота и не подкрепленного народным волеизъявлением. В силу того, что пакистанский народ выбирал нормальных, более-менее вменяемых президентов и премьеров, а пакистанские военные и подконтрольные им судебные органы то и дело аннулировали их волеизъявление, я воспринимаю генерала Зия-Уль-Хака как главаря банды, захватившей целую страну, и самозванца. Я еще отматерю товарища Громыко за то, что они с Андроповым в восемьдесят втором году в Москве на похоронах Брежнева разговаривали с этим бабуином разговоры, а не приказали расстрелять его не отходя от кассы, прямо на краю летного поля. Американцы, которые и заслали к ним этого деятеля на пробу (дескать, если что, не жалко), посмотрели на эту историю и сделали вывод, что этими дурачками в Кремле можно вертеть как захочется, отсюда и все последующие события. Впрочем, это лирическое отступление. Военную инфраструктуру Пакистана — резиденцию диктатора, штабы, склады, базы подготовки боевиков, аэродромы и пункты постоянной дислокации частей сухопутной армии, а также места базирования военно-морского флота — следует разрушить дотла, а потери пакистанских военнослужащих должны быть максимальными. Не стоит забывать и о порте Карачи, через который поступает львиная доля американского оружия. Все имеет свою цену, и участие в прокси-войне против СССР тоже. Лагеря с советскими военнопленными необходимо освобождать по тем же методикам, что мы применяли в сорок первом году. Ни одна тварь из охраны не должна выжить, в то время как советских пленных следует переправить в Тридесятое царство для начала реабилитационных процедур, а также выяснения обстоятельств попадания в плен и поведения среди врагов. Первым занимаются медики, вторым — особисты.

— С Пакистаном понятно, — хмыкнул генерал Бережной, — а какие установки будут по Афганистану?

— В Афганистане, — сказал я, — помимо уничтожения особо укрепленных горных баз, необходимо наладить борьбу с караванами снабжения и бандами, расползшимися по кишлакам. Обычно по горным тропам ходят либо груженые стингерами ослики Иа, либо небольшие грузовики, пригодные для использования в горной местности. Бороться против этой напасти лучше всего при помощи «Шершней» в составе пар или даже звеньев (четверок), главное, чтобы после перехвата все караванщики и сопровождающие были мертвы, а груз уничтожен. Если же орбитальная сканирующая сеть показывает, что в каком-то населенном пункте имеют место вооруженные люди, не относящие себя к царандою, афганской или советской армии, само поселение и местность вокруг него должны быть накрыты депрессионно-парализующим излучением с «Каракурта», чтобы все лежали и не двигались. Затем Вячеслав Николаевич должен высадить ротную или батальонную тактическую группу, в задачу которой входит проверка лиц мужского пола от стариков до подростков на предмет причастности к вооруженным формированиям. Ну вы понимаете, о чем я. Специфические пятна оружейной смазки на одежде, мозоль на плече от ружейного ремня и заметные синяки, оставленные при стрельбе прикладомвинтовки и автомата. Всех уличенных в причастности к вооруженному сопротивлению кабульским властям приказываю кончать на месте. Они сами выбрали свою судьбу. Главное, чтобы не было никаких амнистированных по причине переполнения тюрем, которые снова и снова берутся за свое кровавое ремесло.

— В свое время ходили слухи, — сказала товарищ Антонова, — что КГБ в Союзе вербовало разных неприкаянных девчонок, а потом обменивало их у моджахедов на всякие ништяки: образцы поставляемого западного оружия, валюту или даже наркоту, ибо даже в нашем ведомстве не все расходы возможно провести через бухгалтерию…

— Думаю, что это либеральная болтовня, в духе «Сталин душил и ел младенцев», — ответил я. — Но если в ходе операции подобные сведения подтвердятся хоть в малейшей степени, будет обнаружена хоть одна жертва такой работорговли, травматическое отрывание мужских причиндалов всем причастным, с самого низа до самого верха, гарантировано. Самое главное, что на этом направлении никогда не работал один всем вам известный человек.

На этой оптимистической ноте совещание завершилось, а подготовка к претворению в жизнь плана «День гнева» вступила в завершающую фазу.

16 марта 1985 года, 8:15 мск, околоземное космическое пространство , линкор планетарного подавления «Неумолимый», главный командный центр

«Неумолимый» появился в небесах мира восемьдесят пятого года в полночь с пятнадцатого на шестнадцатое марта на высоте пятьсот километров над столицей Советского Союза городом Москва. Покрасовавшись там ярчайшей сияющей звездой, галактический линкор совершил круг почета над средними широтами северного полушария, пролетев над Европой, Британскими островами, Соединенными Штатами Америки (причем над Вашингтоном его сияющая звезда, видимая даже среди бела дня, была точно в зените), Гавайскими островами, Японией, Южной Кореей и Китаем. Показавшись пекинским политическим деятелям, линкор со снижением удалился на запад в сторону Пакистана. И каждый гражданин в «цивилизованных странах», у кого имелся домашний телескоп или хотя бы бинокль, мог полюбоваться на мой линкор цивилизации пятого уровня, гордо реющий над их головами и плюющий на условности границ. Профессиональные астрономы к тому же сразу установили, что скорость моего линкора значительно меньше орбитальной, и его полет не имеет никакого отношения к законам небесной механики.

Надо ли говорить, что паника в газетах и на телевидении всего «цивилизованного» человечества поднялась первостатейная. Особенно это поветрие зацепило Цитадель Демократии, переполненную радикальными протестантскими телепроповедниками. В России двадцать первого века подобные деятели наперечет, и на телеэкран их не выпускают, однако в Америке таких как тараканов за печкой. Но их истерики с призывами к пастве каяться и платить — это еще цветочки. В Белом Доме мистер Рейган, как я понимаю, и ухом не повел. Но уже завтра, когда над Афганистаном и окрестностями рассеется дым, лишь самые нелюбопытные и несообразительные будут думать, что в мире все осталось по-прежнему.

«Каракурты», «Стилеты» и «Святогоры» с «Шершнями» на борту начали покидать ангары линкора еще над западным Китаем. Поскольку атмосферные флаеры огневой поддержки десанта не в состоянии действовать прямо из околоземного космического пространства, к цели их нужно доставлять тяжелыми десантными челноками. При этом часть челноков несла в своих трюмах десантные группы штурмовой пехоты. Эти подразделения предназначались для зачистки так называемых «лагерей афганских беженцев», совмещенных с местами содержания советских военнопленных, центрами подготовки боевиков и местами складирования западного вооружения. А еще в таких лагеряхчастенько устраивают свои резиденции отборные главари бандформирований: Раббани, Хекматиар и иные.

Но никакой ловли крупной рыбы не будет: все эти люди интересуют императора Серегина только в качестве трупов, не пригодных ни к какой реанимации. Есть такая линия между добром и злом, пересечение которой превращает человека в слугу Сатаны, после чего к нему возможно прикасаться только раскаленным железом. Приказ относительно мужчин и подростков в местных национальных одеждах в войска отдан самый простой: «Там, где ты его увидел, там его ты и убей». Гражданское население, состоящее только из женщин, девочек-подростков и детей обоих полов в возрасте от младенческого до младшего школьного, надлежит через порталы переправить на остров Сан-Мигель мира Аквилонии, где вне зависимости от климатического сезона стоит весна, в силу чего именно там и оборудован полевой лагерь для работы со сложным контингентом.

Советских пленных в таких местах содержится не больше двадцати-тридцати человек, а окружавших их боевиков были тысячи. Поэтому у любого нормального человека в голове не укладывается, как могло случиться, что эта горстка успешно сопротивлялась орде боевиков, да так, что те сами не смогли ничего сделать, и позвали на помощь пакистанскую армию с крупнокалиберной артиллерией. Или у боевиков Раббани храбрости хватало только для того, чтобы стрелять в спину из засады, или восставших на самом деле было гораздо больше. Например, порыв «шурави» могли поддержать пленные бойцы афганской армии и Царандоя*. Так вот, к таким афганцам император Серегин со всей ответственностью обещал относиться как к своим.

Примечание авторов:* Царандой (пушту — защитник) — Министерство внутренних дел Демократической Республики Афганистан, существовавшее в период с 1978 по 1992 год.

И вот настал момент, когда авиагруппы и десантные формации вышли на исходные позиции. Первый удар был запланирован по пригороду Исламабада Равалпинди, где располагался штаб пакистанских сухопутных войск и в так называемом «Доме Армии» обитал сам диктатор Мухаммед Зия-Уль-Хак, совмещающий, помимо высшего «президентского» поста, должности министра обороны и министра иностранных дел. Даже сложно сказать, какой из городов там главный, а какой пригород или город-спутник: Равалпинди был основан в конце пятнадцатого века, и после британского завоевания даже сделался военно-административным центром региона, а Исламабад как пакистанскую столицу начали строить только в 1962 году. В самом дальнем северном углу Исламабада находится посольский квартал, а в нем самую большую территорию занимает посольство Соединенных Штатов Америки, по площади равное посольствам Италии, Германии, Франции и Испании вместе взятым. Сразу видно, кто в этой стране настоящий хозяин. Однако бомбардировка и захват посольств в план операции «День гнева» не входили. Рано. Пока что американское посольство в Исламабаде для императора Серегина не более чем способ официально заявить о своем существовании и немного потроллить ублюдка Рональда, чтобы тот почувствовал, как его за задницу кусают собственные фантазии.

Главную цель атаковал один «Каракурт» с бортовым номером «два» — ну не мог Серегин не отдать земляку и почти современнику роль первой скрипки в столь важном деле. Капитан Андрей Иванович Зотов за пять с лишним месяцев на имперской службе прекрасно освоился в командирском ложементе «Каракурта», приобрел квалификацию высокорангового мага Огня, а также заполучил имперский лоск и шик, так что бывшие сослуживцы, наверное, не узнали бы в этом щеголеватом красавце бывшего приятеля. Инициированные маги Огня, пока их изнутри не сожжет собственная сила, всегда ощущают упоение мощью, доходящее до самодовольства.

У Кобры ничего подобного не наблюдается только потому, что она часть плотно спаянной магической пятерки, удерживающей ее психику в уравновешенном состоянии. Взбрыки, свойственные всем магам Огня, у Грозы Драконов бывают, но потом, с исчезновением мотивирующего флюида, все возвращается в норму, а не идет вразнос. Вот и для капитана Зотова пришлось подбирать в команду сослуживиц с магическими талантами. Штурман тактического бомбардировщика неоримская лейтенантка Тавия Ливия имеет способности мага Истины шестого ранга с уклоном в Поиск Путей (Pathfinder), при этом бортовой медик, бывшая мамочка бывшего Царства Света по имени Делия является магом жизни пятой ступени, с перспективой профессионального роста. Когда этих двоих магически связали в тройку с их новым командиром (что есть дело совершенно добровольное), товарищ Зотов вновь начал вести себя как вменяемый и ответственный командир. Истина и Жизнь вполне достаточны для уравновешивания магии Огня. Ну и побочным эффектом этой процедуры стало то, что Андрей почти сразу же начал спать с обеими своими партнершами, и совсем недавно женился на них двойным браком. Магические связи сильнее всех прочих, а если между партнерами не без симпатии, то страсть обрушивается на них как лавина.

Маг Огня в командирском ложементе (за второго пилота в «Каракурте» искин) и маг Истины в ложементе штурмана — это страшно. Когда «Каракурт» первый раз плюнул плазмой из всех четырех стволов, то «Дом Армии», где, помимо пакистанского диктатора, проживало множество других старших офицеров и генералов, мгновеннообратился в яростный костер, в котором кирпичные стены текли как пластилин на жаре, а несколько десятков отборных мерзавцев прекратили свое существование. Высшее руководство пакистанской военщиной составилось из людей, проходивших службу в британской колониальной армии, а это такая школа, что даже вполне приличного человека сделает законченным негодяем. Так что в аду с толстыми волосатыми чертями этим людям самое место.

Второй заход пришелся на генеральный штаб пакистанской армии, третий — на аэропорт, где уже поднялась нездоровая суета. По счастью, бетонированные ангары находились на другом конце летного поля, в двух километрах от пассажирского терминала, да еще со стороны глухой торцевой стены, а потому вспышки плазменных разрывов не были видны отбывающим в зарубежные вояжи пассажирам. Они услышали только оглушительный гром, словно поблизости ударила исполинская молния, и в нем утонул звук обрушения фасадного остекления. А потом пришел столь неистовый жар, что на стоянках, расположенных ближе к месту удара, начали вспыхивать и взрываться военно-транспортные «Геркулесы». Еще два захода «Каракурт» с бортовым номером «2» совершил для того, чтобы, переключив плазменные пушки в режим Гатлинга, полностью разрушить обе взлетно-посадочные полосы. С того момента летать из этого аэропорта смогут только вертолеты.

Впрочем, на этом работа экипажа капитана Зотова в Исламабаде-Равалпинди не закончилась: после генерального штаба аэропорта следовало разрушить здания гражданских министерств и ведомств, избегая наносить удары только по дипломатическому кварталу. Расчерчивая небо полосами, летели яростно сияющие плазменные файерболы, землю сотрясали толчки разрывов, и там, куда приходились попадания, вздымались в небо столбы черного смоляного дыма.

И на всю эту Войну Миров из окон американского посольства с ужасом и непониманием смотрел посол Дин Рош Хинтон, верный страж интересов Соединенных Штатов Америки… Неведомый пришелец делал с пакистанской столицей что хотел, и никто был не в силах ему помешать.

Впрочем, это был еще не конец истории. Неожиданно над посольством появилось с десяток краснозвездных пузатых аппаратов, похожих на вертолеты без винтов: они бесшумно парили в воздухе при помощи силы, неизвестной местной науке. И тут же прямо во двор посольства, раздавливая в лепешку припаркованные легковушки, опустился большой клиновидный летательный транспорт. Морские пехотинцы, кинувшиеся к этому месту как муравьи по команде «фас», стали падать на землю, принимая позу эмбриона, и оставались неподвижными. Никто из них не смог даже выругаться, а не то чтобы выстрелить. Когда этот человекопад прекратился, в широкой части летающего транспорта раскрылись ворота, и оттуда появился важный и необычно одетый господин в сопровождении футуристически обмундированного и вооруженного эскорта.

Оглядевшись вокруг, пришелец на хорошем английском языке возгласил, что он, герольд императора Четвертой галактической империи монсеньор Антон де Серпенти, имеет поручение передать лично в руки послу Хинтону послание своего повелителя президенту Соединенных Штатов Рональду Рейгану. В том случае, если посол лично не выйдет для разговора, господин де Серпенти вызовет сюда батальон штурмовой пехоты из резерва, чтобы тот расковырял этот вонючий варварский гадюшник и представил американского посла пред его, императорского герольда, светлые очи.

Вот тут-то мистер Хинтон и струхнул. Даже при взгляде издалека кадровому дипломату было очевидно, что оппонент, несмотря на внешнюю молодость, человек уверенный в себе и даже властный, пользующийся полным доверием своего повелителя. Правда, со словом «империя» не очень-то вязались красные пятиконечные звезды на летательных аппаратах, однако мистер Рейган уже столько раз произносил фразу «Империя зла», имея в виду Советский Союз, что этот разрыв смыслов в американских головах был преодолен без особого напряжения. Щелк — и все встало на место.

Однако самолично выходить к герольду мистер Хинтон не захотел, послав вместо себя секретаря, и тот вполне ожидаемо, без грубостей, но решительно, был прогнан обратно с напутствием пригласить сюда шефа, а то хуже будет. Вторая попытка американского посла выставить вместо себя заместителя также с треском провалилась, при этом синьор де Серпенти довольно невежливо заявил, что если и в третий раз на встречу выйдет пустышка, то тогда он оставляет попытки решить вопрос по-хорошему и вызывает штурмовую пехоту. А там народ служит грубый, дипломатических неприкосновенностей не понимающий, так что в процессе поиска посла среди руин случиться может разное, по большей части неприятное.

И только тогда американский посол решился выйти к императорскому герольду собственнолично. Но ничего страшного не произошло: тот вручил мистеру Хинтону большой пакет, опечатанный имперской печатью с двуглавым орлом. На пакете на двух языках, латыни и английском, было написано: «Президенту Соединенных Штатов Америки Рональду Рейгану лично в руки от императора Четвертой Галактической Империи Сергия сына Сергия из рода Сергиев». После чего герольд отправил американского посла обратно.

Когда мистер Хинтон оглянулся, имперский транспорт уже взмыл ввысь, и теперь принимал на борт малые пузатенькие аппараты. Вот последний из них скользнул внутрь, кормовые ворота закрылись, и летающий монстр, стремительно сорвавшись с места, исчез за крышами домов, только его и видели. А у американского посла на руках остался пакет, который еще следовало передать в Вашингтон… Мистер Хинтон еще не ведал о том, что творится на остальной территории Пакистана и уж тем более в Афганистане, но обстоятельства вручения документа требовали от американского посла самого серьезного отношения.

Тем временем на остальной территории Пакистана план «День гнева» исполнялся с неукоснительной точностью. Огромный, веселый и очень невежливый слон плясал вприсядку камаринского на пакистанском муравейнике, приговаривая: «Так вас, суки, так, и еще раз так!». Там, где под плазменными ударами прямо в пунктах постоянной дислокации сгорели танковые, артиллерийские и пехотные полки, вздымались в небо столбы густого черного дыма, и казалось, горит сама земля. Армия Пакистана, постоянно находившегося на ножах с соседней Индией, была велика и хорошо вооружена — и всю ее целиком и полностью требовалось разжевать в ходе одной воздушной операции. Так, например, покончив с аэропортом Исламабада-Равалпинди, экипаж капитана Зотова переключился на расположенные в столице и окрестностях пункты постоянной дислокации частей десятого армейского корпуса. Там тоже было что вбивать в землю и испепелять в прах.

Там, где удары «Каракуртов» были бы явно избыточны или не требовалось сплошного уничтожения, действовали неуязвимые, беспощадные и убийственные «Шершни». А кое-где, наоборот, с запредельных высот били орудия главного калибра «Неумолимого». Таким путем вместе со всем научным и техническим персоналом был аннулирован ядерный научный центр в городе Кахута, совмещенный с предприятием по обогащению урана. Не нужны злобным детям такие опасные игрушки. По поводу комплекса Хушаб, включающего в себя реакторы на тяжелой воде и завод по выделению плутония из отработанного ядерного топлива, ничего предпринимать не потребовалось, поскольку на март тысяча девятьсот восемьдесят пятого года его строительство еще не начиналось. Быть может, у главаря пакистанской ядерной программы Абдул Кадыр Хана и были по этому поводу какие-то планы, но их аннулировало без остатка вместе с ним самим.

Но самые важные и горячие события происходили в двух главных лагерях афганских беженцев, расположенных на пакистанской территории в окрестностях Пешавара. Лагерь беженцев и одновременно база подготовки боевиков Шамшату (примерно в тридцати пяти километрах юго-восточнее Пешавара) находился под эгидой Исламской Партии Афганистана, над которой предводительствовал лидер так называемой Пешаварской пятерки Гульбеддин Хекматиар. Лагерь беженцев и одновременно база подготовки боевиков Бадабер (десять километров юго-восточнее того же Пешавара) был логовом Исламского Общества Афганистана под руководством Бурхануддина Раббани и Ахмад-шаха Масуда. Впрочем, последний обитал у себя в Панджшерском ущелье, а в лагере Бадабер всеми делами заправлял именно Раббани. А еще в лагере Бадабер располагалась резидентура ЦРУ, руководящая разведывательно-диверсионной деятельностью на направлении Афганистана и Советской Средней Азии, и именно поэтому именно сюда преимущественно везли советских военнопленных. И вообще лагерей беженцев больших и маленьких в окрестностях Пешавара разбросано более полутора сотен (вглубь Пакистана афганцев не пускали), но эти два считались столицами двух конкурирующих и люто ненавидящих друг друга движений афганской вооруженной оппозиции.

Именно в лагере Бадабер в Основном Потоке двадцать шестого апреля тысяча девятьсот восемьдесят пятого года произошло восстание советских военнопленных и примкнувших к ним пленных из числа солдат армии Демократической Республики Афганистан, которое для своего подавления потребовало участия частей регулярной пакистанской армии с тяжелой артиллерией. Вообще, как рассказала Серегину энергооболочка, примерно девяносто процентов советских военнопленных не попадают ни в какие лагеря для пленных, а бывают убиты своими пленителями с применением самых жестоких пыток. Отсюда и избранная Защитником Русских тактика тотальной войны, когда любой человек на противной стороне, взявший в руки оружие должен быть ликвидирован в ходе боя. Никаких пленных и никакой пощады при этом быть не должно. Своих соотечественников и единоверцев, выступающих на стороне законной центральной власти, душманы-моджажеды пытают до смерти с тем же садистским азартом.

Однако от идеи переправить некомбатантов из лагерей беженцев в мир Аквилонии Серегин отказался. Орбитальная сканирующая система оценила общую численность обитателей лагерей в миллион человек, а такого количества предельно враждебного контингента не выдержит никакая Аквилония. И в то же время, если просто выпустить этих людей в тундростепь или саванну, то все они умрут, кто раньше, кто позже, и никого не останется в живых. И мир тот суров, и сами беженцы к нему совсем не приспособлены. Мужчины и даже подростки у них по большей части воюют против центральной власти и советских войск или уже убиты, а женщины и дети сидят на западных подачках, именуемых гуманитарной помощью.

По оценкам ООН, общее количество беженцев в Пакистане и Иране (шесть миллионов человек) вполне было сопоставимо с половиной довоенного населения Афганистана и это притом, что по данным афганских демографов страну покинули только два миллиона человек. Как сказала Серегину энергооболочка, огромные, между прочим, деньги «отмываются» на таких делах. Разницы в четыре миллиона беженцев при выделении финансирования хватит и агентам ЦРУ на «левые» операции и ООНовским чиновникам на хлеб с шоколадным маслом и главарям боевиков на карманные расходы. Такая вот история конфликта, возникшего, с одной стороны, из-за того, что марксисты-недоучки все пытались сделать «по науке», а с другой, из-за стремления американцев расковырять Советам все ранки.

Конечный приказ, отданный в войска, гласил, что некомбатантов специально убивать не следует, но если они вдруг окажутся в числе вероятных сопутствующих потерь при уничтожении вооруженных формирований или складов с оружием и боеприпасами, не обращать внимания на их присутствие и действовать, исходя исключительно из военной целесообразности. Ну, кто доктор какому-нибудь мелкому племенному вождю, который разместил склад с ракетами посреди глинобитных лачуг и палаток битком набитых его же соплеменниками. Вот оно, радикальное влияние младшего архангела, не склонного возиться с каждым грешником в индивидуальном порядке.

Но как бы то ни было, утро в лагере Бадабер выдалось шумным и ярким. Не успели моджахеды и прочие правоверные после намаза встать, обуться и скатать свои молитвенные коврики, как вдруг, взявшись неизвестно откуда, прямо на них плотным строем фронта совершенно бесшумно мчатся аппараты, чем-то отдаленно напоминающие советские ударные вертолеты Ми-24 «Крокодил». А если оглянуться вокруг, повсюду, справа и слева, спереди и сзади, сверкают ярчайшие вспышки, после которых в небо поднимаются столбы черного дыма. Это отправляются на небеса части одиннадцатого армейского корпуса пакистанской армии и другие лагеря «беженцев», где имелось хоть что-то подлежащее уничтожению, но отсутствовали советские пленные. Больше всего подельников господина Раббани шокировал бесшумный полет незнакомых аппаратов. Те, кто уже бывал в деле, знают, что летающая шайтан-арба обычно в полете кричит так, что закладывает уши, а тут тишина почти полная, и становится жутко, будто это и в самом деле дети Азраила пришли за душами правоверных…

И тут магнитоимпульсные пушки в носовых поворотных установках со страшным режущим воем, от которого у еще живых заныли зубы, брызнули во врага струями рубинового огня. По сравнению с тем, что магнитоимпульсные пушки делают с толпой убегающих врагов, «Техасская резня бензопилой» — дешевая преснятина. Пройдясь один раз над лагерем в плотном строю, «Шершни» разбились на пары, приступив к индивидуальной охоте за всем, что шевелится и пытается сопротивляться, а в воздухе появился «Святогор» с десантом, который стремительно опустился на землю рядом с тюрьмой, где содержались советские пленные. Выстрел из ручного парализатора вырубает охрану — и вот уже разгоряченные освободители, точнее, освободительницы, перекрикиваясь чисто русскими армейскими матерными конструкциями, врываются внутрь, своими габаритами и футуристической экипировкой смущая спасаемых.

Первая фаза скоротечной операции «Бадабер» была завершена.

Теперь батальоны штурмовой пехоты, высадившиеся по периметру с двух других «Святогоров», под прикрытием «Шершней» должны зачистить лагерь от края и до края, беспощадно убивая и добивая всех участников вооруженных бандформирований, а также представителей пакистанских властей и сотрудников ЦРУ. В тот момент, когда имперские войска совершат обратную амбаркацию, на территории лагеря Бадабер должны остаться только истинные некомбатанты, с визгом разбегающиеся во все стороны, потому что когда взорвется склад с боеприпасами, всем будет нехорошо.

И в эти же минуты в Панджшерском ущелье под ударами из космоса крошились и плавились скалы, хороня под собой укрепленный пещерный комплекс. Не ищите теперь Ахмад-шаха Масуда — среди живых такого человека больше нет.