Королевство Брабанс. К югу от города Фраскарон. Двенадцатый день месяца Посоха

Солнце клонилось к закату. Здесь, где заканчивался Чудурский лес, рассыпаясь на отдельные березовые рощицы и кленово-липовые купы, в народе бытовало поверье, что светлое время суток черные-черные тени, скручиваясь в клубки, пережидают под лесными корнями. А стоит солнцу уйти на покой – и вот они, страшные, скалящие клыки, поблескивающие отполированными белыми костями…

Глупость, конечно. У теней ни клыков, ни костей нет. В этих краях вообще с нежитью не густо – живем хорошо, долго, спим сладко, грешим вмеру.

Но к Лесу крестьяне все равно по вечерам не спешили.

Крестьяне, темные люди, что с них возьмешь?

Правда, всегда есть и такие, кто считает себя умнее других.

Один не слишком добрый браконьер возвращался домой из Леса, где наставил ловушек на ничего не подозревающих зверюшек. Мешок с доказательствами своего душегубительного промысла – коротким охотничьим луком, пучком стрел, не пригодившимся волчьим капканом, мужик по старой привычке предполагал спрятать под корнями трех возвышающихся неподалеку от дороги на Филонь сосен.

К своему тайнику браконьер подобрался уже в сгущающихся сумерках. Хорошо, что давно изучил каждую веточку, каждый камешек в песчаном овражке, над которым возвышались деревья. И вот протянул господин охотник руку – и почувствовал, что наткнулся на звериную шкуру.

Самое удивительное – шкура вроде как находилась на животном. Крупном животном, - на ощупь определил браконьер… Осязательным путем отыскав большие, в добрый дюйм, клыки, мужик пришипился и нервно захихикал: тактильные ощущения недвусмысленно свидетельствовали, что рядом с ним хищник, и крупный. А зрение… зрение не различало ничего, кроме смутной тени. Так, на грани угадывания – силуэт крупной дикой кошки. Что, новая колдовская придумка? Или местная ведьма, как давно обещала, решила замстить? За что? Подумаешь, спал с ее дочерью – так за это ему награда, а не наказание полагается…

Пока браконьер пытался решить, кто ж все-таки не прав – его глаза или руки, солнце совсем скрылось из виду. И почти сразу же силуэт дикой кошки стал плотнее, будто тени, живущие в Чудурском Лесу, перетекли-перелетели сюда, в песчаный овражек, чтобы сейчас, когда мелькнет на темном небосводе первая звезда…

Звезда мелькнула, и почти сразу же пасть невидимого зверя открылась и весьма голодно облизала руку браконьера, продолжающую ощупывать ее клыки. И еще более голодно клацнула зубами – мужик заорал, подпрыгнул и бросился бежать, куда глаза глядят.

Увы, для мировой истории сей эпизод, произошедший неподалеку от Фраскарона, не имел никакого значения. А вот для обитателей опушек Чудурского Леса – так очень даже существенное. Бывший браконьер исправился и больше на охоту не ходил. И других отговаривал. Женился, остепенился, и никто, кроме местной ведьмы, она же, в соответствии с шуткой богов, тещи, не мог сказать о нем ничего плохого. А что теща не всегда была довольна… Что ж, на то она и ведьма…

Ядвига рассерженно фыркнула, презрительно смерив взглядом улепетывающего со всех ног человека. Потянулась, встряхнулась, учуяв брошенную поклажу, подошла и проверила содержимое мешка. Еще раз фыркнула – зло, обидно: еды в мешке не оказалось.

Короткими прыжками Ядвига выбралась по осыпающемуся склону овражка, окинула взглядом окрестности, принюхалась к весеннему воздуху, пытаясь определить, не почудится ли где запах ее любимого дона, и отправилась в дорогу.

Есть хотелось… очень. Ядвига уже давно толком не охотилась – жутко нервничала, не пропадет ли без ее чуткой оборотнической заботы славный дон, не голодает ли, не поцарапали ли его какие-нибудь нехорошие мохнатые-клыкатые твари, - а потому питалась, чем придется. Хватала на бегу совсем уж глупых кроликов, разоряла мышиные гнезда, а однажды, мучаясь от презрения к самой себе, забралась в чужой птичник.

Ядвига чувствовала, что голодание и тревога не пошли ей на пользу, а потому спешила – боялась, что еще немного, еще хоть два-три дня такого существования – и случится что-то плохое. Такое, что хотелось заранее пожалеть, что ты не волк и не умеешь выть на луну, такое, что лучше самой наесться серебра, чем пытаться справиться с накатывающим беспокойством и ледянящим каждую клеточку тела беспросветным отчаяньем.

Сейчас, как это ни странно, Ядвиге не хватало ее создателя. Ведь двадцать с лишним лет без него прекрасно обходилась, вспоминала только тогда, когда хотела особенно качественно «достать» пирующую в подвале Башни единороговую братию. А вот сейчас Ядвига страдала, что некому выплакаться в полу мантии, некому проскулить о том темном предчувствии, которое постоянно сжимало рысье сердце…

Ядвига бежала на юг, разыскивая город Филонь и Серую крепость, в надежде, что ей удастся отыскать дона Текило – и спасти его. Спасти? переспросила та часть Ядвиги, которая обычно засыпала глубоким сном в ночи новолуния и пробуждалась только к возвращению полной Луны. Спасти? От чего же?

Другая, бОльшая часть Ядвиги, не знала. Но чувствовала, что несчастный дон в большой беде.

А потому крупная рысь-оборотень бежала на юг.

Расходуя все заложенные Вигом ресурсы, не обращая внимания, что ей требуется все больше времени на отдых и все больше энергии на поддержание сил, Ядвига спешила – и отчаянно боялась не успеть.


Загрузка...