Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония

Глава II

Несмотря на то, что об Амазонии в Европе знают уже более четырехсот лет, исследования практически не выходили за пределы главной реки и ее больших притоков. За три века с момента смерти сэра Уолтера Рэли[31] мы узнали немногим больше, чем смог выяснить он. Реки, безусловно, изучены и нанесены на карту, однако удаленные от берега территории остаются столь же неизведанными в двадцатом веке, как и во времена Елизаветы I. Можно всю жизнь плавать по Амазонке[32] и при этом не знать ничего о ее бассейне площадью более чем 2 722 000 квадратных миль, кроме того, что можно разглядеть сквозь густую завесу растительности, обрамляющую русло. А ведь именно в этих дебрях и таится волшебство путешествий по амазонской сельве[33].

В данной книге я не буду рассматривать скудные исторические записи об этом обширном регионе и не ставлю себе задачу изучить климатические условия и особенности амазонского бассейна в целом, за исключением случаев, когда они отличаются или, напротив, схожи с теми, которые типичны для области моего исследования – земель между центральной частью рек Исса и Жапура и их окрестностей. Грубо говоря, это спорная территория, где Бразилия граничит с Перу, Колумбией[34] и Эквадором. Все три последние страны претендуют на эти земли, но ни одна из них ими не управляет. Здесь монотонно равнинный рельеф низовий Амазонки постепенно приобретает более заметный уклон, характерный для ландшафта главного водораздела в Андах[35] на западе и северо-западе, который находится к юго-востоку от могучей реки на юге. Следовательно, северо-западные притоки Амазонки текут более или менее параллельно с северо-запада на юго-восток. Здесь господствуют именно реки. А горы, эти первичные детерминанты, оказывают лишь слабое влияние. Загадочные исполины, увенчанные снежными шапками, их едва можно различить на горизонте, стоя на возвышенности в саванне, откуда ненадолго открывается вид на то, что находится по ту сторону бесконечного леса[36].

К югу от тех мест, о которых здесь идет речь, Амазонка[37] медленно несёт свои мутные жёлтые воды, сбрасывая в океан до 500 000 кубических футов в секунду. На севере река Ваупес впадает в Риу-Негру. Между рекой Ваупес и Амазонкой в юго-восточном, восточном и южном направлении от основного русла течет Риу-Какета, также известная как Жапура. Почти параллельно ей Путумайо, иначе называемая Исса, вбирает в себя воды притоков Кара Парана и Игара Парана, которые расположены на северном, иными словами, левом берегу, и впадает в Амазонку в том месте, где главное русло резко поворачивает на юг в 471 миле ниже по течению от города Икитос. На западе Напо течет вниз и впадает в великий водный путь в 2300 милях от Атлантического океана. О Напо было немало написано с тех пор, как Франсиско де Орельяна[38] проплыл вниз по ней, возвращаясь в 1521 году на родину в Испанию из Перу, так что эта река останется за рамками нашего исследования.

Притоки Исса и Жапура мы изучим подробно, тогда как про Ваупес и Риу-Негру достаточно будет сказать пару слов.

Фотопластинка III. Типичный вид на реку ниже устья Негру. Берег главного русла Амазонки близ устья Жапуры

Пороги и водопады настолько мешают судоходству по Ваупесу, главному притоку, а по мнению некоторых, даже основному руслу реки Негру, что, по словам Уоллеса, это «не имеющий себе равных по сложности и опасности навигации»[39] водный путь.

По оценкам Уоллеса, регион находится на высоте не более 1000 футов над уровнем моря. Я бы сказал, что это значение гораздо меньше, судя по его южной части. Впрочем, я могу ошибаться, поскольку мой анероид[40] по непонятным причинам вышел из строя, и этот вывод основан на скорости течения рек, количестве и высоте порогов, а также удаленности от главной реки и океана. Высота над уровнем моря не может быть большой, поскольку приливы ощущаются в городе Обидуш[41], который расположен более чем на полпути от океана до устья Риу-Негру, и нет резкого подъема ландшафта относительно уровня Обидуша. Действительно, уклон поверхности настолько мал, что в среднем течении главной реки в сезон дождей половодье простирается на двадцать миль, а течение не просматривается.

Ваупес, хотя он и меньше большинства южных притоков Негру, известен как «черная река», при том что большая часть притоков северного берега – это реки с белой водой. Разница столь же очевидна, как между чернилами и молоком. Эту особенность можно объяснить различием почв в землях, через которые текут эти реки. Главные притоки Ваупеса – Ития и Уния – оба белые. Ричард Спрус отмечает, что в черных реках рыбы меньше, чем в белых[42], что объясняется отсутствием водной растительности. Возможно, это отчасти верно в отношении Негру, но не других рек. В них точно водится рыба, я видел, как она поднимается к поверхности. Например, есть вид, питающийся плодами лавра, который в изобилии произрастает по берегам некоторых рек.

Сама Риу-Негру, воды которой иссиня-черные[43], судоходна более чем на треть своей протяженности. По ней могут свободно ходить корабли с осадкой в 4 фута даже в сухой сезон. В крупную северную водную артерию Ориноко[44] можно попасть из верховья Риу-Негру через ее левый приток Касикьяре[45], самый важный из естественных каналов, которыми богат бассейн реки Амазонки.

Река Исса (перуанское название которой «Путумайо», пожалуй, даже более известно, чем подлинно географическое бразильское) – самый важный приток Амазонки на территории Бразилии. Согласно Бразильскому ежегоднику[46], из 1028 миль ее протяженности только 93 непригодны для судоходства, что не соответствует действительности, поскольку, вопреки данному утверждению, по этому маршруту практически невозможно добраться до Колумбии или Эквадора. В верховье Иссы встречаются скалы и галька, в то время как в 300 милях вниз по течению камней практически нет. Вода очень мутная, а течение и глубина – переменчивы. То это неистовый подпитываемый штормами грязный поток, выносящий обломки деревьев и обрывки растений на мягкие илистые берега и порой поднимающийся над ними на 25 футов, то, наоборот, вялое маслянистое течение, и даже мелкая рябь не тревожит покоящиеся на дне реки аллювиальные отложения. Самый низкий уровень воды в реке наблюдается в феврале и марте. В месте слияния с Амазонкой, вверх по течению от главного русла, Исса выглядит более внушительно, поскольку на этом участке она широка и полноводна, а Амазонка резко изгибается, и создается впечатление, что это она приток, а не наоборот. Робюшон подсчитал, что ширина Иссы здесь составляет 600 метров, глубина – 8, а скорость течения – 2½ мили в час. Он верно подметил, что на берегах этих рек часто случаются оползни, и подобное разрушение берега в сочетании с быстрым подъемом и спадом воды может всего за несколько часов до неузнаваемости изменить местный ландшафт. Особое внимание он уделяет реке Папунья, которая впадает в Иссу слева. В сорока милях от Папуньи находится Парана Мири[47], река с очень черной водой и большой группой островов в устье. Многие острова в этих реках подвижны, это плавучие массы почвы и растительности, оторванные от берегов во время половодья. Их размер может достигать сотен ярдов, и они становятся местом гнездования птиц.

Фотопластинка IV. 1. Вид на главное русло Амазонки неподалеку от Иссы. 2. Пейзаж в верховье главного русла Амазонки

В том месте, где Исса делает изгиб в форме подковы[48], в нее с внутренней стороны этого изгиба впадает Игара Парана. Ширина притока в устье составляет 161 метр, вода в нем прозрачнее, чем в Иссе, а течение медленнее – не более трех миль в час. Приблизительно в 220 милях вверх по течению есть большой водопад, известный как Ла Чоррера или Биг-Фолс. По мере приближения к нему Игара Парана становится узкой и извилистой, а при выходе из Биг-Фолс Бэй ее ширина составляет всего 30 метров. Бассейн у подножия Ла Чоррера, ширина которого практически равна длине, имеет узкий выход с одной стороны и череду каскадов с другой. Эти водопады невозможно преодолеть на лодках, и продолжить движение вверх по течению реки можно только по суше. Обломки скал и принесенные рекой стволы деревьев блокируют узкий проход за водопадами, длину которого Робюшон оценивает в 120 метров, а ширину в 18. Мощный поток несется вниз по широким скальным ступеням, которые стали плоскими и гладкими под воздействием воды. Множество камней устилают правый берег, перпендикулярно поднимаясь из воды. Это вообще единственное место, где мне довелось увидеть камни.

Верховье реки гораздо более живописно, чем низовье. Практически ровные однообразные берега, поросшие джунглями, постепенно становятся круче, пока скалы из песчаника, словно фортификационные сооружения, не поднимаются над лесом, к самой границе которого в половодье подходит река, чье русло извивается между пологими, покрытыми лесом холмами. Земли между Игара Парана и Кара Парана – это американские горки из холмов и хребтов, с ручьем в каждом овраге. Крутизна склонов в этих долинах достигает 25–30°, что не позволяет поверхностным водам задерживаться и образовывать болота или топи, в отличие от заболоченных равнин нижних рек. Непосредственно на левом берегу Игара Парана и в окрестностях Биг-Фолс местность остается холмистой, однако к северо-востоку она становится более открытой, а заросли – менее густыми, хотя их плотность сильно варьируется. Похожий разнообразный пейзаж можно увидеть также в верхнем течении Жапуры.

Кахуинари, большой приток на южном берегу Жапуры, течет по территории, находящейся между этой рекой и Игара Парана. Река часто и внезапно разливается, ее воды несут большое количество лесного сора. Я видел, как Кахуинари всего за день поднимается на 20 футов, а затем вода так же быстро отступает.

В наводнениях нет ничего удивительного, учитывая, какое колоссальное количество осадков здесь выпадает. Вопрос не в том, пойдет ли дождь, а в том, когда это случится и долго ли продержится хорошая погода. Дождь – неотъемлемая часть жизни в регионе, где бывает всего несколько ясных дней в год. От 5 до 14 дней сухой погоды – вот и все, на что вы можете рассчитывать. Сухой сезон такой лишь на словах. Он сухой только по сравнению с более влажными месяцами с марта по август. Говорят, что в верхней части долины Амазонки есть трехдневная зима в середине лета (24, 25, 26 июня), и я действительно отметил весьма существенное падение температуры в эти дни в 1908 году. Снега здесь не бывает никогда, а град – крайне редкое явление. Несмотря на ежедневные дожди, небо остается бирюзово-голубым, и только с марта по июнь его затягивают свинцовые тучи, предрекающие дождь, и надо сказать, их пророчество почти всегда сбывается. Во время сухого сезона дождь идет часто, но недолго. Почти каждый день с трех до четырех часов дня и с двух часов ночи до пяти утра небо заволакивает тяжелыми тучами, а ветер начинает шелестеть листьями и раскачивать ветви деревьев, а затем на землю вдруг обрушивается поток больших капель. Такие бури длятся не более получаса, но дождь заливает все вокруг, и путник часами не может обсохнуть из-за мокрых растений. Ничто никогда не бывает по-настоящему сухим, вещи постоянно влажные, и из них в любой момент можно выжать воду. Процесс испарения настолько интенсивный и непрестанный, что за ночь образуется так много росы, словно прошел дождь, а болотистые низины и реки окутаны туманом как утром, так и вечером. В столь влажном климате лишайники и гепатика[49] покрывают все стволы деревьев, однако я никогда не видел, чтобы они росли на листьях[50], как пишет Спрус. Очень часто возникают молнии, а около трех часов после полудня или ночью нередко идет проливной дождь с грозой, хотя по ночам дождь бывает и без грозы. Эти бури наиболее характерны для сухого сезона, а самые сильные случаются в его заключительном месяце – феврале. Иногда электрическая буря – это бесконечная череда молний почти при полном отсутствии грома. Из-за вспышек света пейзаж напоминает мелькающие кадры кинофильма. Однажды такая буря длилась всю ночь, и, судя по живому интересу индейцев, это достаточно редкое явление.

Всегда можно определить, когда пойдет дождь, по едва ощутимому под кронами деревьев ветру, а затем лес погружается в мертвое безмолвие, предшествующее ливню. В течение 9 месяцев преобладает южный и юго-восточный ветер, с июня по август – северный и северо-западный. В январе ветер в основном дует с Атлантики, северо-востока, с отклонением на юго-запад; в июле – с Тихого океана, юго-запада, с циркуляцией на северо-восток. Неистовые и непредсказуемые местные вихри без предупреждения налетают на дома, стоящие на расчищенных участках джунглей, наносят ущерб лесам и плантациям, выкорчевывают деревья и разрушают жилища. Тем не менее, несмотря на постоянные дожди и неизменную влажность воздуха, климат нельзя назвать вредным для здоровья. Жара, хотя и влажная, никогда не бывает чрезмерной, огромное испарение приносит череду свежих бризов, понижающих температуру[51]. Условия действительно сложные, но климат не представляет опасности для человека. Небольшие водосборы[52] между крупными реками кажутся вполне безопасными, а степень распространенности лихорадки сильно варьируется в зависимости от местности. Было замечено, что за первой вспашкой земли нередко следует внезапная вспышка лихорадки. Этот явление характерно не только для Амазонии, но и отмечается в других частях света.

Почва обширного бассейна Амазонки – это главным образом аллювиальные отложения[53], состоящие из разлагающейся на протяжении веков растительности. Море красноватого ила[54] простирается от океанских болот до подножия гор, которые, словно аванпост, ограждают южный континент от Тихого океана. Черная и плодородная почва лежит слоями по 20, 30, 40 футов под густым покровом буйной растительности, которая, отмирая, опадает вниз, чтобы стать удобрением для новых поколений деревьев. И на всей этой обширной территории нет ни одного камня. Сплошная растительная плесень и речной ил, но ни единого камня на тысячи километров. Только в верхней части амазонской сельвы появляются горные породы, в рассматриваемом мной регионе нет ничего прочнее мягкого и рыхлого песчаника. В некоторых частях Иссы, например, на высоких берегах ее притока Напо, видны пласты галечника[55], иногда с включениями красной или белой глины, которые перемежаются темным гумусом и гниющей древесиной.

Именно непрерывный цикл растительной жизни делает эти регионы пригодными для жизни человека. В Амазонии нет периода, как у нас, когда вы видите голые ветви над головой и гниющие листья под ногами. Разложение здесь тоже присутствует, но стоит мертвому листу коснуться земли, как его зеленый преемник тут же готов поглотить образующиеся в результате распада газы. Почва действительно заболочена, но испарение, постоянные дожди, частые наводнения и неустанная деятельность мира насекомых не позволяют воде застаиваться.

Климат сырой, но на болотах нет радужной пленки[56] и зловония, которые предупреждают о том, что вода ядовита. Эти природные сигналы опасности не нужны, поскольку яды сами разрушаются. Процессы разложения сопровождаются процессами очищения. Так что я всегда без колебаний пил воду из любого водоема, и, насколько я могу судить, это ничуть не повредило моему здоровью.

В бесконечной борьбе слабые погибают, становясь опорой для сильных, что верно в отношении как растительного, так и животного мира, да и среди людей беспомощным нет места. Тот, кто не может заниматься тяжелым трудом и потерял практическую ценность, должен уступить место более приспособленному. Альтруизм – добродетель, рожденная в городах, а не в лесу, где это было бы равносильно самоубийству. Растущий лист должен вытеснить увядающий, иначе последний будет препятствовать его собственному развитию. Благодаря тому, что все происходит именно так, обеспечивается непрерывный процесс роста. Здесь нет времени года, которое соответствовало бы нашей весне или осени с ее листопадами. От лабиринта водных путей в дельте Амазонки до предгорий Анд на западе царит вечное лето. Зеленая завеса джунглей скрывает тайны огромного царства вечно умирающей и возрождающейся жизни.

Однако по мере продвижения вперед, ближе к тому месту, где над горными исполинами запада в верховье Амазонки собираются огромные облака, пейзаж имеет ряд существенных отличий. И дело не только в том, что огромное русло, которое изначально простиралось далеко за горизонт с обеих сторон[57], становится все уже и глубже, превращаясь в тонкую черную линию. Помимо сужения реки, существуют и другие особенности. Величественные деревья уступают место экземплярам пониже. Растительная жизнь столь же изобильна, но в меньшем масштабе. Джунгли кажутся более молодыми. Росту деревьев мешают постоянные наводнения. Задержка роста коснулась не только растительного мира, животные тоже стали меньше своих сородичей с восточных равнин, будто сама природа позаботилась о том, чтобы все было гармонично. В верхних водах не таятся огромные аллигаторы, даже рыбы и черепахи здесь мельче, словно их длина пропорциональна размеру реки.

Сложно описать словами впечатление, которое производят пейзажи долины Монтанья – обширного лесного массива, раскинувшегося на востоке в предгорье Анд. То здесь, то там густой лес уступает место открытому пространству саванны или скалистому выступу с неглубоким слоем почвы. Здесь земля не укрыта толстым ковром гниющих растений, как в низинных лесах, а более бедная и бесплодная почва дает жизнь совершенно другой флоре. Часто большие веерообразные листья пальмы аэта переплетаются, образуя плотный навес над темными болотистыми долинами. Иногда эти влаголюбивые пальмы растут по берегам рек, вторгаясь в заросли папоротника и бамбука. Их также можно встретить там, где мало или совсем нет другой растительности.

Жизнь на реке более очевидна, чем в лесу. В водах Амазонки обитает около 1800 видов рыб. Птицы, которых в джунглях обычно не видно, слетаются на песчаные отмели и болотистые берега. Здесь особенно много цапель и уток. Большие белые цапли[58] облюбовали песчаные отмели и болота, где можно наблюдать за тем, как эти прекрасные птицы охотятся на мелких рыб, живность и насекомых. Другой враг мелких обитателей рек и болот – зимородок[59]. В притоках Амазонки обитает несколько видов, но ни один из них не может сравниться с английской птицей по яркости оперения. Быть может, это пример защитной окраски, одного из способов маскировки, ведь на этих темных водах великолепная синева Alcedo ispida[60] была бы гораздо заметнее, чем на наших более прозрачных реках.

Думая об Амазонии, человек представляет себе тропический сад, рай для натуралиста, буйство великолепных красок и изобилие изысканных форм. Но, вопреки ожиданиям, я никогда не видел более однообразной и монотонной дикой природы, чем в местных джунглях. Однако цветы здесь все же есть, причем очень яркие: розовые и желтые бегонии, бело-малиновые цветы шоколадного дерева[61], красный гибискус, огненно-алая пассифлора[62], белоснежная инга́[63] – все эти и тысячи других цветов, в том числе бесчисленные орхидеи редчайшего синего цвета и мириад оттенков лилового, оранжевого, желтого, розового, коричневого и фиолетового. Но орхидеи, хотя их и много, растут на верхних ветвях и не видны, если их специально не искать, за исключением тех видов, которые встречаются в саваннах.

Все вокруг настолько грандиозное – бесконечный лес, великие реки, что детали теряются на необъятных просторах, и общее впечатление – абсолютное однообразие. Однако на самом деле индивидуальные отличия колоссальны. Несмотря на однородность в массе, были дифференцированы 22 000 видов растений, и еще тысячи остаются неописанными. Только ботаник может попытаться взяться за это дело даже поверхностно. А такие дилетанты, как я, могут лишь смотреть и удивляться.

Многие отдельные представители этого могучего целого обладают изумительным очарованием: цветы неземной красоты, птицы и насекомые – живые драгоценные камни, сияющие ярче настоящих. Пальмы и папоротники, которые считались бы редчайшими сокровищами в теплицах Королевских ботанических садов Кью[64], буйно растут, оставаясь незамеченными, на темной болотистой почве над пластом из ползучих растений и эпифитов[65]. Вы никогда не найдете на равнине Монтанья исполинских деревьев, тех огромных монархов леса, которые изображены на калифорнийских рекламных буклетах для просвещения населения. Нет и лесного сумрака, упомянутого исследователями более восточных районов, вероятно, потому, что лес здесь растет медленнее. Мои ожидания, что, посмотрев наверх, я не увижу неба, не оправдались. Листва действительно настолько густая, что солнечный свет не достигает влажной почвы и мелкой поросли под ногами, однако небо все равно всегда можно увидеть в промежутках между ветвями. Света и воздуха много только в кронах деревьев, и именно там, вдали от человеческих глаз, благоденствуют птицы, насекомые и цветы. Даже животные умеют залезать на деревья, где большинство из них проводят более половины своей жизни.

Под пологом древесных крон нет длинных темных аллей, скрывающих всю жизнь и цвета лесного мира от путешественника, который с трудом прокладывает себе путь сквозь густые заросли корней и лиан. Существует множество видов лиан самой разной толщины – от тонкой нити до гигантского кабеля, они уходят корнями глубоко в темную почву, переплетаются между собой, словно дикие гирлянды, прочно обвивают стволы деревьев и решительно ползут вверх к кронам, попутно завязываясь в узлы и перекручиваясь. Я видел даже, как они растут друг на друге. Лианы перекидываются с дерева на дерево, превращая подлесок в непроходимые дебри, и обвивают тропу, грозя задушить или сбить с ног неосторожного путника. Впрочем, тропа – не совсем правильное название. Единственные магистрали, где воды так же много, как и суши, – это водные пути. Не существует иных троп, кроме русел рек, только эти пути сообщения понятны индейцу. Даже в непосредственной близости от цивилизации, за сотни миль от этого оплота дикой природы буйная растительность стремительно стирает любые следы дорог. Троп в лесу нет, вы просто идете по линии наименьшего сопротивления. Если на пути встречается препятствие, упавшее дерево или внезапное наводнение, его невозможно убрать или преодолеть. Не остается иного выбора, кроме как перебраться через преграду или обойти ее. Индеец, как правило, предпочитает последнее. Так что дорога все больше петляет, становясь невообразимо извилистой, и выходит, что фактически пройденная дистанция несравнимо больше расстояния от точки до точки на карте.

Фотопластинка V. Голокоренная пальма с утолщением на стволе (Iriartea Venticosa), ее листья и плоды

Там, где необходимо перейти ручей, едва ли найдется более устойчивый мост, чем наскоро срубленное и переброшенное в нужном месте небольшое дерево. Часто такие импровизированные мосты находятся под водой, причем они непременно крайне ненадежны. Индеец пересекает глубокую пропасть по тонкой ветви толщиной с руку с бо́льшим спокойствием, чем англичанин идет по Лондонскому мосту. Худшее наказание при путешествии по джунглям – перебираться по такой хлипкой переправе через реку или глубокий овраг, полный огромных поваленных деревьев. Представьте, каково это, идти по бревну без каких-либо перил на высоте 40–50 футов, причем опереться на плечо индейца вы тоже не можете, потому что тогда вы раз и навсегда потеряете авторитет в его глазах. Человек, неспособный переправиться через реку без посторонней помощи и которого приходится нести в гамаке – жалкое существо в глазах южноамериканского индейца. Это больше, чем просто испытание для нервов. На середине такого моста вы начинаете терять равновесие, и только призвав на помощь всю силу воли и прикусив губу, вам удается благополучно перебраться на другую сторону, перепрыгнув последние три фута. В первый месяц путешествия по лесу я искусал себе все губы. Пугает не бурный поток внизу, а гнилые деревья в овраге. Упав, вы можете сломать шею или, что более вероятно, ногу. Из этих двух вариантов шея – более предпочтительный.

Если река слишком глубока, чтобы пересечь ее таким примитивным способом, можно запросто построить плот или временное каноэ. Для этого достаточно найти голокоренную пальму Iriartea Ventricosa. Она легко узнаваема по своеобразному утолщению в верхней части ствола и достигает высоты 100 футов, а само утолщение достаточно велико, чтобы использовать его в качестве импровизированного каноэ.

Лесные мосты – не единственное, чего стоит бояться путешественнику, скрытых опасностей много, да и воображение подстегивает страх. Главная опасность исходит не от диких зверей, хотя ягуар и свирепый хищник. Опытный путешественник никогда не ложится спать, не имея под рукой оружия, на случай если одно из этих дерзких существ решится напасть. Но о животных я расскажу чуть позже. Есть опасность, которую точно нельзя назвать надуманной, – падение деревьев. Внезапный треск, пугающе громкий в мертвой тишине, предупреждает об опасности, но не помогает от нее уберечься. Падать может как ближайшее дерево, так и находящееся на некотором расстоянии, по звуку невозможно определить, какое именно, ясно только, что с громким треском падает пальма. Услышав этот звук, индейцы жутко пугаются и разбегаются в разные стороны, пытаясь понять, где источник опасности.

Также есть растения, которые наносят повреждения при непосредственном контакте. Одна пальма, Астрокариум колючий[66], имеет шипы длиной шесть дюймов[67] в верхней части ствола. Эти черные, твердые и прочные шипы падают вниз и впиваются в стопу того, кому не посчастливится на них наступить. Находясь на стволе, они ранят случайно попавшую в заросли руку. У многих вьющихся растений тоже есть шипы или крючковидные колючки, но хуже всего – многочисленные виды вьющихся пальм, растущих по берегам рек. Их покрытые шипами листья разрывают одежду и плоть[68][69]. Но какие бы мучения ни доставляли эти растения – это ничто с точки зрения новичка по сравнению с угрозой, исходящей от змей и насекомых. Поначалу пробираться сквозь густые заросли – чистая агония. Повсюду скрываются ядовитые рептилии и вьются мириады насекомых, переносчиков опасных тропических болезней. Если ваша фантазия нарисовала цветочный рай, то она также поработала над созданием образа кишащего смертоносными змеями, ползучими тварями и крылатыми паразитами чистилища, перед которым блекнет нашествие мух в Древнем Египте[70]. Масла в огонь разыгравшегося воображения подливают байки путешественников. Если бы все действительно было так, как говорят, жить в этих краях было бы невозможно. На самом деле страх перед змеями проходит недели через две и никогда больше не возвращается, а самые опасные существа обитают только в отдельных областях, причем редко или никогда в одних и тех же. Там, где есть жалящие мухи пиум[71], ночью нет москитов, и наоборот, в местах, где много москитов, нет мух, они не могут сосуществовать. Пиум – мерзкая маленькая мошка, появляющаяся на рассвете. Этот невыносимый паразит атакует любую незащищенную часть тела и каждый раз сосет кровь. Находясь в ареале обитания мухи пиум, путешественник вынужден надевать высокие ботинки, краги и шляпу с защитной сеткой. Невозможно ни есть, ни пить, ни курить, пока вместе с заходом солнца не наступит временная передышка. К счастью, пиум водится только в нескольких сотнях ярдов от рек, как в большинстве случаев и москиты.

На граничащем с Бразилией участке Иссы есть область, которая буквально кишит этими мухами. Пароходу требуется два дня, чтобы преодолеть этот отрезок пути, и на сорок восемь часов ваша жизнь превращается в медленную пытку. Зато потом пиум не встречается. Робюшон отметил, что комар Culex[72] исчезает при входе в эту реку, но здесь есть другие кровососущие насекомые, например, москит Maringunios, похожий на слепня Tabano в миниатюре. Я встречал мух пиум в низовье Кахуинари, но легкого бриза было вполне достаточно, чтобы их отогнать, так что москитов и мух практически нет в средней части течения рек Исса и Жапура. Хотя комары и водятся в более равнинных областях, они не настолько назойливы, чтобы нельзя было обойтись без защитной сетки. Еще один вредитель – крошечная песчаная муха[73], которая иногда появляется на закате, когда уровень воды в реке низкий, и, несмотря на небольшой размер насекомого, в результате укуса возникает очень болезненная рана. В Бразилии эту муху называют Maruim.

Весьма назойливое и распространенное в джунглях маленькое и практически незаметное насекомое – краснотелковый клещ[74]. Его не следует путать с другим паразитом, которым можно заразиться только при контакте с индейцами. Лесной клещ живет на листьях растений и кустарников, и, если его оттуда стряхнуть, он заползает куда угодно, даже под кожу, вызывая невыносимый зуд.

Также немало хлопот доставляют осы и дикие пчелы, которые в этом регионе очень агрессивны. Я не раз натыкался на лесной тропе на огромное черное гнездо, свисающее с дерева. Оно выглядит, как наполненная смолой верша[75] для ловли омаров, и нужно как можно скорее проскочить мимо, чтобы не быть покусанным его крайне легко возбудимыми обитателями. Среди ос встречаются необычайно красивые экземпляры, заметные даже среди амазонских крылатых красавиц, которым нет равных в мире по великолепию окраски. Среди других прекрасных насекомых Монтаньи – огромные морфо[76], ослепительно-синие бабочки намного крупнее колибри, стрекозы с радужными крыльями и переливчатыми телами, светлячки, чьи мерцающие огни настолько яркие, что я не раз по ошибке принимал их за далекий свет человеческого жилья. Однако бабочки, самые роскошные создания из всех, зачастую наглядно иллюстрируют пословицу «не все то золото, что блестит».

Изумительно грациозные в полете, эти обладательницы изысканно-утонченной окраски на редкость отвратительны, когда едят. Теперь при виде одной из них меня переполняет чувство брезгливости, поскольку я сразу вспоминаю, как эти, казалось бы, изящные и воздушные существа, порхают над горой внутренностей, фактически питаясь навозом[77]