Голгорфа Христа-белоруса, или Судьба фильма на фоне эпохи

«ХРИСТОС…» — ПОСТСКРИПТУМ

Знаменитый литературовед Виктор Шкловский как-то высказал мысль: мол, темы — это трава, а творцы — коровы, и если на этом лугу всю травку съели, то нечего тут топтаться, а искать новый луг.

Этого постулата придерживался и я, пока не пообщался недавно с создателями фильма «Христос приземлился в Гродно», снимая «фильм о фильме». И через 45 лет открылись новые факты для истории белорусского кино, факты горькие и противоречивые, как всякая правда во все времена.

Участники моего документального фильма «Вторая Голгофа Христа» давно расстались, и нет надежды, что вообще встретятся. Но «пересеклись» на экране, воплотив своеобразный —

О «первом лице» белорусской кинематографии

За день до нашей встречи ему исполнилось 86 лет! Борис Павлёнок родился в деревне Ямполь на Гомельщине, участник Великой Отечественной войны, был тяжело ранен, после войны возглавлял редакции центральных газет республики, а с 1963-го стал председателем Госкино БССР, с 70-го по 86-й — заместителем председателя Госкино СССР.

— Я — историческая личность, — всерьёз рассуждает перед камерой Борис Владимирович. — Через мои руки прошло в СССР около двух с половиной тысяч фильмов: читал сценарии, налаживал производство, распределял финансирование, осуществлял контроль за идейнохудожественным уровнем. И без моей подписи фильм на экраны выйти не мог… Работа в Беларусии — самое счастливое время моей жизни! Тогда в Минск приехала группа молодых режиссёров, операторов, художников, актёров. Обсуждали вместе сценарии, я много времени проводил на съёмочных площадках: всё искал «тайну 25-го кадра».

— Да! — утверждает один из художников-постановщиков фильма Евгений Игнатьев. — У нас не было разделения на «начальство» и «подчинённых», существовали одной семьёй.

Но сама должность Павлёнка была сложной, полной противоречий: близко общался с творцами, ценил их, знал характеры и, скажем так, слабости каждого, но, вместе с тем, административная функция — почти что цензорская. Ведь это именно при нём происходило «распятие» фильма «Христос приземлился в Гродно».

Когда мой друг и соавтор, сценарист и режиссёр Никита Хубов, узнал о съёмке Павлёнка, вздохнул: «Попил, попил он нашей кровушки».

О сценарии

Поначалу я дал высказаться бывшему руководителю белорусского кинематографа.

— Сразу насторожило название — какой-то лингвистический парадокс: с одной стороны, нечто возвышенное — «Христос», с другой — «приземлился». Могло ведь восприниматься как богохульство, могло обидеть верующих.

Ах, Борис Владимирович, верно, забыл, что с верующими при советской власти как раз-то меньше всего и считались.

Совершенно противоположную версию утверждает оператор фильма Анатолий Заболоцкий:

— Москва желала получить антирелигиозный фильм, а картина-то получилась как раз религиозная. Великий Короткевич — самый искренний и открытый человек, которого в жизни встречал! Бывая в Минске, смотрю на его дом, на мемориальную доску в его честь — и плачу… Сценарий Володи был, может, немного недоработан и великоват — 94 страницы. Но какое наслаждение было даже просто читать его!

Действительно, удивляла уже первая страница: там, словно в пьесе, были представлены действующие лица, да с ироничными характеристиками:

«ЮРАСЬ БРАТЧИК из Пьяного Двора, он же Христос: школяр-недоучка, за доброту и сомнения в вере изгнанный из Мирского коллегиума.

ЮСИЯ БЕН РАВУНИ, он же Иуда: бывший медных дел мастер, бывший ювелир, бывший толкователь Талмуда — бывший бедняк вследствие этого. За те же, что и Юрась, качества изгнан из Слонимского кагала…»

И так — о всех персонажах. Уже актёрам было ясно, кого воплощать.

О писателе вспоминает Валерий Рубинчик, режиссёр знаменитого фильма по Короткевичу «Дикая охота короля Стаха»:

— Ходил в плаще, в берете, с папироской — такой денди! А в сущности: самобытный европейский интеллектуал с энциклопедическими знаниями.

Любовь Румянцева играла две роли: куртизанка Марина Кривец изображала апостола Иоанна. Тем самым за четыре десятилетия до «Кода да Винчи» Короткевич уже выдвинул гипотезу, что Иоанн мог быть женщиной — ай да белорус-прозорливец!

— Говорил он только по-белорусски — так красиво речь звучала, словно песня! — взволнованно рассказывает актриса. — Тем самым он заставлял уважать язык.

Снимаем, слушаем Павлёнка:

— Одно из сложнейших воспоминаний — фильм «Христос приземлился в Гродно». Сошлись два неугомонных, непредсказуемых фантазёра: Короткевич и Бычков. Обоим свойствен фантастический реализм!

Бычков — режиссёр необыкновенного таланта. Но его «занесло»: буйство выдумок, красок. И Короткевич был неуправляемый, не «ломкий». Мы тянули их в сторону приключенческого жанра — это бы прошло в инстанциях. И надеялись на актёров: Дуров, Банионис, Румянцева, Кормунин, Круглый, Смирнов, Рутберг. Художники были выдающиеся: Женя Игнатьев и Шовкат Абдусаламов.

Евгений Игнатьев уточняет:

— Старинный город построил под Ялтой Шовкат, а я делал декорации «райской» жизни в монастыре, в Беларусии: на Нарочи, в деревне Купа.

Увлечённо вспоминает Павлёнок и… потягивает виски пополам с водой:

— Просмотры первого материала — надежда на успех. По сей день помню кадр: проезд «апостолов» по осеннему лесу — и музыкальный ряд Каравайчука с некими подголосками-«хуками». Он тогда модный был композитор. И гениальный — не боюсь этого слова! — оператор Анатолий Заболоцкий.

Узнав, как его характеризует Павлёнок, Заболоцкий усмехается:

— Павлёнок — государственный человек, поддерживал фильм, сколько позволяла его должность. Но неприятности у нас пошли уже с начала работы: главную роль пригласили играть Ролана Быкова. А он… испугался сложности образа: приехал, прочитал — и отказался.

— А вид сделал, будто я не соответствую ему ростом: была немного выше «Христа», — уточняет Любовь Румянцева. — Категорически потребовал заменить меня, на что Бычков, к его чести, не согласился. И главная роль досталась Лёве Дурову — прекрасно сыграл!

— Ощущение какой-то тревоги преследовало нас с самого начала. История лже-Христа — да само имя это в стране воинствующего атеизма опасно было произносить, — волнуется Дуров. — А люди ведь начали ему, бродяге, верить! Трагедия: кому верите, люди?! Многотемный сценарный образ вырисовывался.

О режиссёре

Диплом ВГИКа Владимир Бычков защитил с блеском: на «Ленфильме» короткометражкой «Тамбу-ламбу». Уже там он проявился как сказочник — прямой последователь А. Роу и А. Птушко. Распределённый на «Беларусьфильм», он снял «Внимание! В городе волшебник!», где попытался свести сказку с современностью. Следующий фильм «Город мастеров» по Т. Габбе получился шедевром.

— После «Города мастеров» Бычков был, как говорится, «на коне», — восхищается и сегодня Павлёнок. — Чудесный фильм, который посмотрели, кажется, все дети СССР! Каждый кадр фильма, каждый эпизод, взятые даже отдельно, впечатляют: законченные живописные картины, шедевры изобразительного искусства!.. Тогда ещё не так проявлялась Володина — ещё со студенческих времён — склонность, которая сыграла позже неблагодарную роль.

— Я был режиссёром-стажёром на этом фильме, — вспоминает Рубинчик. — Туров, Рыбарев и Бычков — вот мои «беларусьфильмовские маяки». Бычков — выдающийся творец, но его часто сбивали при движении к цели, к осуществлению замысла.

Видеоряд «Христа…» виделся режиссёру в канонах религиозной иконописи. В речах Юрася-Христа, написанных Короткевичем, слышались библейские заветы, на которые, однако, зачарованные жанром исторической комедии — этакого советского «Фанфан-тюльпана» — «бдящие инстанции» внимания не обратили. Да и Библию у нас тогда никто не читал.

— Короткевич в сценарии пробовал представить: как меняет человека власть, — рассуждает историк Адам Мальдис. — Его «Христос» высказывал мысли, близкие коммунистическим поступатам. Но разве это плохо? В сговоре режиссёра со сценаристом была идея: что б случилось с нашим краем («Прыўкрасная зямля!» — любимое выражение Короткевича), если бы случилось второе явление Христа?

Это была первая, так бы сказать, «религиозная подводная мина».

О второй, каковая и предрешила горестную судьбу фильма, не догадывались, верно, и сами творцы. Эта «мина» была ещё и «замедленного действия»: возникла за три года до запуска фильма в производство, а точнее: 2 июня 1962 года.

О производстве

— Для роли апостола Иоанна мне гримёры «подтягивали» нос, ладили мужской паричок, рисовали веснушки, — смеётся Любовь Румянцева. — Время не сулило неожиданностей, бычковская команда работала, как единый организм, словно были мы все одной группы крови. Все были молоды и талантливы. Ожидался фильм — волшебная сказка! И ещё: в Ялте в перерыве съёмок наши звуковики включали музыку — и тотчас к берегу приплывали дельфины! И такой вытворяли акробатический концерт! А в дни, когда съёмок не было, они не приплывали.

Свою задачу оператор Анатолий Заболоцкий оценивает сегодня скромно.

— Старался снять, чтоб было красиво. Потратил 69 км негативной плёнки — от Минска до Борисова! Отдал «Христу» три года жизни. Отказался от предложения Юрия Ильенко снимать «Белую птицу с чёрной отметиной», от Абуладзе снимать «Змеееда» («Мольбу»)

Известный тренер женских баскетбольных команд, обожающий богему, Игорь Смушкевич сыграл в фильме одного из апостолов.

— Вот говорят: актёры некая замкнутая каста — нет! Я и сегодня благодарен нашей молодой дружной компании: работали и жили весело, душевно. Помню: массовка, изображавшая атакующих татар, неправдиво отмахивалась от пчёл, которых, разумеется, не было. И тогда Алексеи Смирнов, известный хохмач, посоветовал гримёрам обмазать «татарам» лица каким-то сиропом. И вот, неведомо откуда, действительно налетели пчёлы — и теперь «татары» отмахивались уже очень убедительно!

— Однажды в ожидании съёмки вышел я на пригорок, где цвёл голубым лён, — рассказывает Лев Дуров. — Был в гриме, в белом хитоне, в веночке. Взошёл… И вдруг меня увидали женщины, которые работали там на поле. Они попадали на колени, стали с молитвами надвигаться на меня. Я испугался, стал кричать, что я артист. Не слушают, ползут! Я был в отчаянии — и попросту сбежал. Вот тогда почувствовав что такое Мессия! Какая это ответственность — Мессия!

Очевидная параллель

Напомню: с 1 июня 1962 года в СССР резко выросли цены на мясомолочные продукты, и без того дефицитные, произошёл провал «кукурузного бума», неурожай на целинных землях, впервые в истории России страна закупала зерно за границей, систематическое невыполнение всяких планов… Это случайно совпало со снижением расценок на электровозостроительном заводе в Новочеркасске. И на следующий день рабочие вышли на демонстрацию, которая была расстреляна.

Об этом тотчас советскому народу сообщили «из-за бугра» «враждебные станции». В СССР же, как в сказочном Багдаде: всё спокойно.

Но в фильме Короткевича — Бычкова как раз и рассказывалось про голодный бунт!

И в Москве не забыли об этом. Кто-то, слишком бдительный, запоздало ознакомился со сценарием белорусов, провёл параллель — и «забил тревогу»:

— Голодный бунт! Как?! В Беларусии уже снимают?!

Процесс «распятия»

Сдавать картину возили в Москву, каждый раз в новом, перекроенном виде двенадцать раз! Но сразу было ясно: невозможно изменить главную мысль, заложенную в материал Короткевичем.

— Картину пинали все, кто хотел, — с болью вспоминает Заболоцкий.

— Судьба фильма трагична, — с горечью дополняет Дуров. — Советская власть замордовала её. Когда люди, получив хлеб, стали требовать от меня, «Христа», новых чудес — воскрешения мёртвых, — я стал им по сценарию внушать антизаповеди: не работайте, лгите, пейте, предавайте! Чтобы подорвать веру людей в несбыточные чудеса, мой персонаж «выворачивал» «Нагорную проповедь» — какой талантливый сценарный ход Короткевича!.. Заставили вырезать. Вместо этого «накрапали» какой-то революционный призыв: «Народ, я с тобой, ты со мной…» Я приехал в Минск на озвучивание, прочитал и отказался это произносить — уехал! Чей-то голос прокричал за меня эти лозунги… И у меня роль, одна из интереснейших, сложнейших, не состоялась. И сама картина исчезла…

— Короткевич очень болезненно относился к искажению его замысла, — вспоминает кинорежиссёр Юрий Цветков. — И когда понял, что защитить и сохранить текст не удастся, просто отошёл от проекта — писать роман.

Борис Павлёнок усмехается невесело:

— На очередном обсуждении автор поднялся: «Выйду на минутку…» И мы Короткевича не видели два месяца.

Конечно, борьба была неравной, автор обособлялся, чтобы писать свой великий роман. Что ему было обсуждать при уничтожении фильма!

«Неапалімыя купіны дрэў стаялі на ўзгорках. Сумавала вакол капліцы шыпшына. А сейбіты падымаліся на вяршыню круглага пагорка, як на вяршыню зямнога шара. І першым ішоў насустрач нізкаму сонцу Хрыстос, мерна размахваючы рукамі. І гатовае да новага жыцця, падала зерне ў цёплую, мяккую зямлю.

Выйшаў сейбіт сеяць на нівы свая».

И как подобные авторские «дописки», такую прозу было снимать? Вставки «не лезли» в фильм.

Сподвижники Бычкова один за другим уходили с картины.

— А Бычков дал себя сломать: подлаживался под каждое замечание, калечил своё произведение, — так воспринимает ту ситуацию Евгений Игнатьев.

— Сняли в Бахчисарае сцену моего безумия: на руках у меня пятидневный ягнёночек, сама в белом хитоне, с красным шарфом, который волочился по белому мрамору плит. Иду и пою… И ничего уже играть не нужно — такой выразительный образ! — с жалостью говорит Любовь Румянцева. — Самые эмоциональные эпизоды вырезаны.

Кроме «Сумасшествия Иоанна (Марины)», «Нагорной проповеди», «Возведения креста» из фильма выкинуто ещё множество не менее ценных эпизодов.

О том же Лев Дуров:

— Воплотили Рай: в монастыре работают апостолы, все в белом, вместе с монашками, а за нами по вспаханному полю ходят… павлины! Извечная мечта людей о рае, о чуде — такой выразительный был образ… Вырезали!

Оценка той ситуации писателем Виталием Сколобаном:

— Зайздрослівая Масква не хацела, каб падняліся беларускі фільм i аўтарытэт Караткевіча — тады ўжо ніхто нічога не зможа яму забараніць, увогуле яго утаймаваць! Ён быў раздражніцелем. Што-што, але савецкая ўлада ўмела «працаваць» з інтэлігенцыяй.

— Короткевич и Бычков не владели системой «обманных ходов», — констатирует Рубинчик, сам в те же годы подавленный при сдаче своей кинолегенды «Могила льва». — У нас, искренних идеалистов, не было тогда дара «маневрирования».

Обрезки для зрителей

Борис Павлёнок, уже работая заместителем председателя Госкино СССР, многих кинематографистов, того же Бычкова, защищал, когда тот, скажем так, неадекватно вёл себя на студии Горького. А как спас Эмиля Лотяну, которого затравили власти Молдавии после фильма «Лаутары»! Режиссёр пришёл к Павлёнку в Госкино проститься: ехал на БАМ редактором многотиражки. Ошеломлённый Павлёнок, выслушав про кишинёвские нападки, поинтересовался: что режиссёр хотел бы снять?

— Хотел бы экранизировать рассказы Горького, — ответил Лотяну.

— А сценарий написал?

— Вот.

— Ну, переночуйте, Эмиль, потерпите до завтра.

Павлёнок ночью читал сценарий, под утро настойчиво позвонил директору «Мосфильма»… Так страна получила шедевр «Табор уходит в небо», который без всякой организации зрителей посмотрели в СССР 76 миллионов только за первый год проката.

Но и мудрый «царедворец» Павлёнок, тогда ещё председатель Госкино БССР, защитить «Христа…» в Москве не сумел.

— Вечная праблема: цэнтр i рэгіёны, — резюмирует В. Сколобан. — Нацыянальныя адносіны Масквы i Мінска: хто каго перайграе? Тады перайграла Масква. Але у выйгрышы не быў ніхто: фільм знішчылі.

Лёва Дуров резюмирует саркастически:

— Уничтожение фильма — грех чиновников. Но они всегда забывают, что сидят на стуле, где одна ножка подпилена. Был такой «влиятельный» критик Сурков, так он заявил: «Мы не поклоняемся Христу, так что, теперь будем молиться на Дурова?»

— Всем ученикам и знакомым пообещал: мол, скоро выйдет фильм с моим участием!.. А фильма нет и нет. Все спрашивают: «Где же он?» — Смушкевич достаёт и показывает блестящий медяк. — Вот остался от фильма «реквизит» — талер, из тех, что тогда наштамповали.

Post skriptum

Заканчивая съёмку, спросил у Павлёнка:

— Вы, Борис Владимирович, столько лет в кинематографе — и что: нашли тайну 25-го кадра?

— Нет.

Валерий Рубинчик вспоминает встречу Короткевича с кинозрителями:

— Ему вопрос: «Что у вас всё погони, дуэли, переодевания, шифры, привидения?» А Владимир Семёнович в ответ: «А гэта я прыдурваюся».

— Никогда себе не прощу! — вскрикнул Дуров. — Звонят из столярного цеха «Мосфильма»: «Лев Константинович, тут у нас ящик с фильмом каким-то валяется. Посмотрели — там вы в веночке, похожи на Христа. Может, заберёте?» В тот вечер у меня был спектакль, следующий день также был чем-то занят, лишь на третий приехал я за фильмом. Но его уже кто-то прихватил. Что было бы мне ночью, сразу после спектакля приехать на «Мосфильм» — ребята мне бы открыли… Так я мог бы стать владельцем единственной полной копии ещё не правленого фильма.

Не хотел я разочаровывать Лёву: это тоже был один из искалеченных экземпляров. А копии полнообъёмного фильма, как его задумали и сняли авторы, никогда не существовало.

И никогда её уже не будет.