Фризы[2] с легкостью пойдут на смерть ради свободы.
«Неясно, — говорил некогда Тацит об этих низинных странах, — как следует называть их — землей или водой». Эти слова справедливы и сегодня. С борта самолета пассажиры видят луга, похожие на лоскутья мокрой зеленой промокательной бумаги, окаймленные блестящими фиолетовыми лентами — каналами. Но самолет спокойно садится на эту сочащуюся влагой землю, которая, кажется, «еще не просохла после Потопа». Человек укрепил почву. Главная отрасль промышленности в Голландии — это преобразование воды в сушу. Франция богатеет, забирая энергию у потоков, стекающих с гор, Голландия — откачивая и сбрасывая накопившуюся воду. В результате этой борьбы в стране появляются новые поля, а люди обретают неоспоримые достоинства.
Своими высокими добродетелями голландцы обязаны отчасти истории, а отчасти — почве и климату. История и наводнения вынуждали их быть мужественными. Не обладая мужеством, невозможно прожить всю жизнь ниже уровня моря и работать под постоянной угрозой с его стороны; не обладая мужеством, нельзя было бы сохранить независимость маленькой страны, когда великие державы — Испания, Франция, Англия и, наконец, Германия — делили между собой Европу. Голландцы сумели противостоять и захватчикам, и наводнениям.
Тем не менее, одного мужества было недостаточно. Некоторые народы способны проявлять отвагу и стойкость в отдельные моменты истории. Голландия же ведет сражение изо дня в день, и победу в нем приносит не стремительная кавалерийская атака, а неустанный тяжкий труд. В той же мере, что и мужество, здесь требуется терпение. Осушить озеро, построить тридцатикилометровую дамбу через морской залив — для этого не хватит только стремления и энтузиазма, необходимо упорство и уверенность в собственных силах. Голландцы знают, что добьются успеха в своем титаническом труде, потому что их прошлое наглядно показывает, какие плоды способно принести терпение. И если создается впечатление, что они никогда не торопятся, то лишь потому, что продолжительность их труда измеряется не днями, а годами и столетиями. Их легко растрогать, хотя они стараются казаться равнодушными. Ведь их счастье, точно так же как и их дамбы, может в любую минуту дать течь, а чтобы вовремя заделать пробоину, следует сохранять спокойствие.
Борьба с природой благотворно сказывается на людях. Она объединяет их перед лицом общей опасности. Те страны, которым пришлось противостоять засухе, копая оросительные каналы, как в Египте, или наводнениям, возводя дамбы и откачивая воду, как в Голландии, первыми сумели создать у себя четкую политическую структуру. Вечно враждующие друг с другом племена, какими были некогда марокканцы или американские индейцы, не могут договориться и выработать совместную систему защиты. А волны Северного моря заставили батавов[4] сплотиться.
Третьей добродетелью голландцев является братство. Оно выражается скупо, для этого не требуются ни заверения в дружеских чувствах, ни объятия, ни громкие слова. Однако как только возникает реальная проблема, братство помогает с ней справиться. Стоило подняться буре, как люди, которые всегда были начеку, собирались все вместе и готовились сражаться с ней, пустив в ход вязанки хвороста, землю, даже постельное белье. В период нацистской оккупации каждый голландец, вступивший в ряды Сопротивления, знал, что может положиться на других. Университетские профессора заявляли о своей солидарности с еврейскими коллегами, студенты — с преподавателями.
Братство предполагает терпимость. На протяжении столетий Голландия давала убежище французским гугенотам, португальским евреям, дерзким мыслителям, жертвам тоталитарных государств. Эта добродетель далась голландцам нелегко. Им пришлось усмирить бурные страсти в самих себе. Долгое время страну сотрясали войны между протестантами и католиками, и по сей день в Делфте можно увидеть следы пуль фанатика Балтазара Жерара, убийцы Вильгельма Молчаливого. Много времени потребовалось, чтобы выучить урок, но сегодня можно с уверенностью сказать, что он успешно усвоен.
Что касается религии, то католики, составляющие 35–40 процентов населения, мирно уживаются с протестантами различных направлений. Католики представляют собой крупную политическую и духовную силу, но в целом тон в стране задают кальвинисты. Проповедей, которые читает в Нидерландах католический священник, во Франции скорее можно ожидать от пастора. Голландские евреи сделались по-кальвинистски суровыми. Своей серьезностью, безразличием к внешнему блеску, крайней сдержанностью в выборе удовольствий Голландия настолько же отличается от стран Южной Европы, насколько черные «Регенты» Франса Хальса отличаются от вельмож с полотен Рафаэля или Веронезе. Даже агностики и те прониклись духом кальвинизма.
Что касается политики, то коалиционное правительство пользуется доверием всей страны. Социалисты следят, чтобы не нарушались основные интересы народа, но при этом больше верят в здоровую экономику, чем в классовую борьбу. Королевская семья отличается демократичностью. Когда перед въездом на паром в Амстердаме выстраивается бесчисленное множество машин, королева Юлиана встает в очередь, отказываясь проехать первой. Ее подданные, конечно, охотно пропустили бы ее вперед, однако все же гордятся тем, что она ведет себя именно так. Здесь живо ощущается и соблюдается равенство, как нечто само собой разумеющееся. Так повелось давным-давно. Вильгельм Молчаливый носил такое же старое поношенное платье и шерстяной жилет, как обычные лодочники. Он жил бок о бок с пивоварами и простыми горожанами. Сади де Гортер пишет: «Ни один голландец не чувствует себя ниже другого». Преисполненный чувства собственного достоинства, он спокойно курит свою сигару.
Жить, соблюдая умеренность во всем, — таково общее правило. При том же уровне достатка, что у англичанина или француза, голландец кажется менее богатым. В гостиницах и ресторанах редко встретишь признаки роскоши. Все чисто, со вкусом обставлено, удобно, но просто. Голландец любит удобство; он ненавидит показной блеск. В XVI и XVII веках дома амстердамской знати были настоящими произведениями искусства. Позже таких уже не строили. Буржуазия не склонна кичиться своим благополучием. Прислугу нанимают крайне редко. В процветающих семьях хозяйка дома сама подает еду гостям, ей помогают дети, которые с малых лет выказывают зрелость и серьезность и стараются быть полезными.
А, между тем, многие голландцы богаты или, по меньшей мере, прекрасно обеспечены. На что тратят они свои деньги? Некоторые собирают картины, старинное серебро, редких птиц, когда-то многие увлекались коллекционированием тюльпанов. Большинство же вкладывает средства в прибыльные предприятия. Иногда их упрекают в скупости. На самом деле в Голландии накопление капитала — это обязанность. Во-первых, потому что страна постоянно находится в состоянии войны с морем, а в этой войне, как и в любой другой, деньги решают все. Во-вторых, потому что бедная природными ресурсами Голландия нуждается в богатых гражданах.
Долгое время все приходилось закупать за рубежом. Народ, которому требовалось множество кораблей, нуждался в древесине, железе, пеньке для канатов. Для строительства дамб не хватало камней. Их приходилось ввозить из Швеции или Германии. Чем же расплачиваться за товары? В прежние времена расходы покрывались за счет банков, торговли, предоставления займов. Голландия стала страной моряков и коммерсантов. На трубе, что возвышается над крышей роттердамской ратуши, начертано: «Orbi ех orbe» — «Мы поставляем миру то, что поступает со всего мира». Соединенные Провинции открывали свои конторы на всех континентах, на всех широтах. Они покупали и продавали пряности, шелк, алмазы, кофе, чай. Голландия стала банкиром Запада раньше Англии. Для этой роли требовалась бережливость и умение приумножать капитал.
Сегодня страна моряков и коммерсантов превратилась также и в страну фермеров и рабочих. Экспорт приносит половину национального дохода. Это подлинный триумф, особенно если вспомнить, что природа не дала этому народу ничего, что можно было бы экспортировать. Были построены мощные промышленные предприятия; постепенно удалось создать и укрепить пригодные для возделывания участки земли; благодаря превосходным породистым коровам и сочной траве наладилось производство сыра; баснословную прибыль стали приносить цветы. Впрочем, несмотря на появление новых источников обогащения, хозяева предприятий остались, как прежде, суровыми и сдержанными. Море в любую минуту может прорвать плотину. Часовые всегда начеку.
Последствия любого бедствия в Голландии немедленно устраняются. В страну вторглись войска генерала Пишегрю, а за ним пришел Бонапарт. И что же? Голландцы ведут себя так же, как во время шторма. Если волны сносят одну дамбу, за ней сразу же возводится другая. Со временем удастся вернуть утраченную территорию. Потеряв Индонезию, они поступили точно так же. Сначала мужественно признали, что назад ничего не возвратить; принялись упорно восстанавливать то, что еще можно спасти, укреплять экономические связи. «Мы не потеряли колонию, — объяснял мне один голландец, собравшись с духом и подавив чувство горечи, — мы приобрели иностранного клиента».
Уже многое было сказано о голландской любви к чистоте. Кто-то даже описывал здешние улицы, натертые, словно паркет в старом Версальском дворце. Путешественникам свойственно преувеличивать, но нельзя отрицать, что в Голландии и города, и деревни поражают необычайной чистотой и опрятностью. Фасады домов, наличники окон, ставни с красно-белыми треугольниками, маленькие мостики, выгибающие спины над каналами, — все кажется свежевыкрашенным. И в этом случае тоже можно говорить о добродетели, порожденной климатом. Влажность воздуха здесь такова, что без краски железо быстро проржавеет, а дерево сгниет. Даже в самые ясные вечера над лугами поднимается белый пар. Имущество требует неустанных забот.
«Города безупречно чисты, и только белая чайка напоминает упавший на землю клочок бумаги». На улицах Амстердама можно увидеть грузовики с надписью «Kattenbakcentrale», то есть «Центр кошачьих туалетов». В каждом доме для отправления естественных надобностей кошке выделяют лоточек с песком. За умеренную абонентскую плату «Kattenbakcentrale» каждый вечер забирает использованный лоток, заменяя его на другой, обработанный антисептиком и заполненный свежим песком.
Климат и почва требуют от населения собранности и четкости. Жизнь целой страны зависит от того, на сколько сантиметров поднялся уровень воды. Некоторые сельскохозяйственные культуры, например, тюльпаны, можно выращивать, только постоянно поддерживая благоприятный состав почвы. Достаточно одной минуты небрежения, и можно потерять целую дамбу. Отсюда — благоговейное отношение к расписаниям и строгому распорядку. В такой-то деревне белье стирают по понедельникам. Если этот день совпадет с Вознесением или Днем Всех Святых, то католичка будет стирать утром во вторник, и вы узнаете дома католиков по белым простыням, развевающимся над окном. В кухне хозяйка вывешивает список дел на день. Если заграничный гость проявит чрезмерную фантазию, меняя планы своей поездки, хорошо воспитанный голландец ничего не скажет ему, но будет совершенно выбит из колеи.
Ведь сам голландец никогда не отступает от того, о чем договорился. Он весьма недоверчив, неохотно берет на себя какие-либо обязательства, но если дал обещание, то сдержит его, чего бы это ни стоило. И никаких торжественных клятв. Голландец скуп на слова так же, как и на деньги. «Здесь все предусмотрено, все просчитано. Все крутится, как шестеренки в хорошо отлаженной машине». Сотни велосипедистов собираются перед въездом на паром в ожидании сигнала. Потом, словно услышав хлопок стартового пистолета, стройными рядами трогаются с места. Никакой суматохи, никакого шума. Голландцы все делают бесшумно, даже передвигаются они тихо. Декарт наслаждался пребыванием в «этой пустыне деловитых людей».
«Голландцы, — пишет Сади де Гортер, — все основательно организуют, даже собственную смерть». Он оплачивает в рассрочку поездку в отпуск через агентство путешествий. Изредка беря краткосрочные кредиты, он не любит влезать в серьезные долги. Он предпочитает расплатиться за машину или холодильник сразу, при покупке. Ему необходимы безопасность и спокойствие. Он любит свои стенные и башенные часы, честно отбивающие время. Ему ненавистны преступления. Его газеты не станут «лить кровь на первой полосе», дабы не потерять читателей. Оно «счастлив в семье, и счастье его начищено до блеска».
Приведем примеры голландской организованности. На трамваях сзади укреплены почтовые ящики. Почтовые служащие забирают из них письма, когда трамвай останавливается у вокзала, так что корреспонденция уходит с первым поездом. Предположим, француз решил арендовать дом в Голландии. Мало того что он найдет дом в идеальном состоянии; в нем окажутся все продукты, необходимые для питания в первые дни. Хлеб будет лежать в буфете, мясо — в холодильнике, счет за все покупки — на столе. Разносчиков уже предупредили, и на следующее утро они придут забрать заказ. А если постоялец не вымоет окна в установленный традицией день, хозяин приедет и вымоет их сам. На карту поставлена честь его дома.
Но не думайте, что в этой тщательно распланированной жизни нет места поэзии. Поэзия присутствовала уже в отношениях между голландскими моряками и сказочным Востоком. В домах амстердамских купцов можно было увидеть китайский фарфор, индийский кашемир. Пылкая любовь к цветам, столь распространенная в этой стране, также весьма поэтична. В каждом окне прохожий увидит букет в вазе, горшки с бегониями или гиацинтами, зеленью, кактусами.
В стране сохранилось множество преданий, и почти все они связаны с морем. В одной рыбацкой деревушке вам расскажут, как однажды девушки, приведя коров на водопой к озеру, увидели, что в нем плещется обнаженная женщина. Все ее тело покрывала зеленоватая пена. Накануне на море бушевал шторм. Вероятно, эту женщину забросило в озеро приливной волной, перекатившейся через дамбу. Голландцы принесли сеть и вытащили из воды дочь моря. Она не говорила ни на одном из известных языков. Ее приютили, одели, научили прясть и читать молитвы; тем не менее, ее неодолимо влекло к морю, и, в конце концов, она уплыла. Не эта ли легенда легла в основу, «Ундины» Ламотт-Фуке или Жана Жироду?
Наконец, сама борьба с природой сродни эпической поэзии. Сколько приключений было в этой тысячелетней войне, начиная с азиатского червя, который стал уничтожать подземный лес свай, на которых стоит Амстердам, и кончая тучами комаров, налетевшими, когда на смену соленым водам Зёйдерзее пришла пресная вода Эйссела. Муза, воспой, о богиня, победу угрей над комарами и амстердамского климата над индийским червем; а главное, воспой упорство и волю, отвоевавшие эту страну у моря.