Голос и феномен

1

Edmund Husserl, Formale und transzendentale Logik (Halle: Max Niemeyer, 1929) § 35b.

2

За исключением нескольких попыток пли неизбежных предвосхищений, настоящее эссе анализирует доктрину значения так, как она сформулирована в первом из Логических Исследований. Для того чтобы лучше следовать по этому трудному и извилистому маршруту, мы должны в большинстве случаев воздерживаться от сравнений, согласований и противопоставлений между феноменологией Гуссерля и другими классическими или современными теориями значения, которые, кажется, сами себя предлагают. Каждый раз, когда мы выходим за рамки текста первого логического исследования, это указывает на основной принцип интерпретации мысли Гуссерля, и в общих чертах описывает то систематическое прочтение, которое нам бы хотелось когда-нибудь попробовать.

3

La Phénoménologie et la clôture de la métaphysique», ΕΠΟΧΕΣ (Athens), февраль, 1966.

4

Первая философия (фр.). — Прим перев.

5

Edmund Husserl, Cartesianishe Meditationen und Pariser Vortage,Husserliana I (The Hague: Martinus Nijhoff, 1950).

6

Здесь: бессмыслицей (нем.).

7

Edmund Husserl, Logische Untersuchungen,ist ed., 2 vols. (Halle: Max Niemeyer, 1900; 2d ed., 1913).

8

Наполненность жизнью (нем.). — Прим. перев.

9

Жизнь, переживание, живое, настоящее, духовность (нем.). — Прим. перев.

10

См.: Логос, 1992. № 3.— Прим. перев.

11

Секуляризирующее самовосприятие (нем.). См.: Cartesian meditations,§ 45.

12

Ibid., § 57.

13

Phänomenologische Psychologie, p.343.

14

Edmund Husserl, Ideen zu einer reinen Phänomenalegie und phänomenologische Philosophie, Husserliana III (The Hague: Martinus Nijhoff, 1913).

15

«Nachwort zu meinen "Ideen zu einer reinen Phänomenologie und phänomenologische Philosophie"». Jahrbuch für Philosophie und phanomenologische Forschung XI (Halle, 1930), 549—70.

16

Здесь: из корпуса плоть, духовную телесность (нем.). — Прим перев.

17

Значение (нем.). — Прим. перев.

18

Смысл (нем.). — Прим. перев.

19

Здесь: лишено значения, смысла (нем.). — Прим. перев.

20

Здесь: наполнено значением (нем.). — Прим. перев.

21

«Значить, означать», букв. «хотеть говорить» (нем.). — Прим. перев.

22

Всегда является переплетенным (нем.). — Прим. перев.

23

Обращать к чему-либо, указывать на что-либо (нем.). — Прим. перев.

24

Все утверждения, которые часто повторяются в Логических исследованиях (см., например, Введение, § 2) восходят до Происхождения геометрии.

25

Движение, чье отношение к классической метафизике или онтологии может быть интерпретировано по-разному. Оно является критикой, которая была бы ограничена, если бы не определенное сходство с критикой Ницше или Бергсона. В любом случае, оно принадлежит единству исторической формы. То, что эта критика в исторической форме этих превращений продолжает метафизику, является одной из наиболее устойчивых тем хайдеггеровских размышлений. Рассматривая эти проблемы (начальную точку, найденную в предпонимании смысла слова, привилегию вопроса «что есть?..», отношение между языком и бытием или истиной, принадлежность к классической онтологии и т. д.), лишь при поверхностном прочтении можно сделать заключение, что сами его тексты попадают под его собственные возражения. Мы, напротив, думаем, не имея возможности здесь в это вникать, что никому еще так хорошо не удавалось избегать их. Это, конечно, не значит, что впоследствии можно их избегать.

26

Логику своего примера и анализа Гуссерль смог бы отнести к письму вообще. Пока не подвергается сомнению то, что письмо для Гуссерля является указательным в своей собственной сфере, это ставит непреодолимую проблему, которая, возможно, как раз объясняет его осторожное молчание. Ибо в предположении, что письмо указательно в том смысле, который он придает термину, оно обладает странной привилегией, которая подвергает опасности все сущностные различия: в фонетическом письме (или, скорее, в чисто фонетической части письма, которая повсеместно и, возможно, ошибочно называется фонетикой), — то, на что бы оно указывало, было бы «выражением», тогда как в нефонетическом письме оно занимало бы место выражающего дискурса и связывалось непосредственно со «значением» (bedeuten). Мы здесь не настаиваем на этой проблеме, но она принадлежит более широкому горизонту этого эссе.

27

Бытие, наличность (нем.). — Прим. перев.

28

Ср. § 4: «Ментальные факты, в которых понятие указания имеет свое "начало", т. е. в которых оно может быть абстрактно понято, принадлежат к широкой группе фактов, подпадающих под историческую рубрику "ассоциации идей"» (ET, с. 273). Мы знаем, что Гуссерль никогда не переставал использовать понятие «ассоциации», хотя он постоянно обновлял и применял его в контексте трансцендентального опыта. Здесь то, что исключается из чистого выражения как такового, есть указание и, таким образом, ассоциация в смысле эмпирической психологии. Именно эмпирические ментальные опыты должны быть заключены в скобки для того, чтобы увидеть идеальность значения в работе, управляющей выражением. Различие между указанием и выражением проясняется, прежде всего, в необходимой и временно «объективной» фазе феноменологии, когда эмпирическая субъективность нейтрализована. Сохранит ли оно всю свою важность, когда анализ углубится трансцендентальными темами? Сохранит ли оно ее, когда мы возвратимся к конституирующей субъективности? Таков вопрос. Гуссерль никогда не поднимал его еще раз. Гуссерль продолжал использовать «сущностные различия» и после Исследований, хотя он никогда больше не заговаривал о них, не повторял их и ту работу тематизации, которая неустанно перерабатывала, проверяла и подтверждала все другие его понятия, постоянно возрождаясь среди дескрипции.

29

Ideas I, § 124; ET, p. 321. Более подробно мы исследуем проблему значения и выражения в Ideas I в работе «La Formeet le vouloirdire: No te sur la phénoménologie du langage,» Revue internationale de philosophie, LXXXI (сентябрь, 1967), 277—99.

30

Во избежание путаниц и умножения трудностей мы здесь рассмотрим только совершенные выражения, те, которыми «наполняется» «Bedeutungsintention». Мы можем это делать в той мере, в какой эта полнота является, как мы увидим, телосом и завершением того, что Гуссерль хочет выделить терминами «значение» и «выражение». Неполнота выражений порождает новые проблемы, с которыми мы столкнемся позже.

31

Ср. Идеи I, § 90 и всю IV главу III-го раздела, в частности § 99,109, 111, и особенно 112: «Эта позиция не изменится до тех пор, пока практика феноменологического анализа не распространится шире, чем это есть сейчас. До тех пор пока переживания трактуют как "содержания" или как ментальные "элементы", которые, несмотря на модные выступления против атомизирующей и гипостазирующей психологии, до сих пор рассматриваются как род вещественных моментов (Sächelchen), до тех пор пока, соответственно, преобладает вера в то, что различие между "содержанием чувственности" и "содержанием воображения" возможно установить только посредством материальных характеристик "интенсивности", "полноты" и т. п., никакой сдвиг не возможен» (ET, p. 312).

Подлинно феноменологические факты, которым Гуссерль отдает предпочтение, побуждают его постулировать абсолютную неоднородность восприятия или первичной презентации (Gegenwärtigung Präsentation) и репрезентации или репрезентативной репродукции, переводимой так же, как репрезентификация (Vergegenwärtigung). В этом смысле память, образы и знаки являются репрезентациями. Собственно говоря, не Гуссерль привел к признанию этой неоднородности, так как она является тем, что конституирует саму возможность феноменологии. Ибо феноменология имеет смысл, только если возможна чистая и изначальная презентация, данная в первоистоке. Это различие (к которому мы должны прибавить еще одно различие между полагающей (setzende) репрезентацией, которая ставит в памяти совершенное настоящее, и воображаемой репрезентацией (Phantasie-Vergegen-wärtigung), которая нейтральна в этом отношении), часть фундаментальной и сложной системы, которую мы не можем здесь непосредственно исследовать, является обязательным инструментом для критики классической психологии, и в частности классической психологии воображения и знака.

Однако можно ли допустить, что необходимость этой критики наивной психологии доходит лишь до какой-то определенной точки? Что если бы мы, в конце концов, показали, что тема или важность «чистой презентации», чистого и изначального восприятия, полного и простого присутствия и т. д. делает феноменологию соучастницей классической психологии — действительно конституирует их общие метафизические предпосылки? В подтверждение того, что восприятие не существует или что то, что называется восприятием, не является изначальным, что как-то все «начинается» «репрезентацией» (утверждение, которое возможно удержать лишь за счет упразднения этих двух последних понятий: оно означает, что здесь нет никакого «начала» и что «репрезентация», о которой мы говорим, не является модификацией «ре-», которое поражает изначальную презентацию) и повторным внесением различия, вплетенного в «знаки» в самом центре того, что является «изначальным», мы не будем отступать от уровня трансцендентальной феноменологии к «эмпиризму» или к «кантовской» критике утверждения изначальной интуиции; здесь мы хотим только указать на единственную и последнюю цель настоящего эссе.

32

Этот текст из Логических Исследований можно сравнить со следующим пассажем из Курса общей лингвистики: «Языковой знак связывает не вещь и ее название, а понятие и акустический образ. Этот последний является не материальным звучанием, вещью чисто физической, но психическим отпечатком звучания, представлением, получаемым нами о нем посредством наших органов чувств; акустический образ имеет чувственную природу, и если нам случается называть его "материальным", то только по этой причине, а также для того, чтобы противопоставить его второму члену ассоциативной пары — понятию, в общем более абстрактному. Психический характер наших акустических образов хорошо обнаруживается при наблюдении над нашей собственной речевой практикой. Не двигая ни губами, ни языком, мы можем говорить сами с собой или мысленно повторять стихотворный отрывок» (Цит. по: Соссюр Ф. Курс общей лингвистики. Екатеринбург, 1999. — Прим. пepeв.) И Соссюр добавляет следующее предостережение, которое быстро забылось: «Именно потому, что слова языка являются для нас акустическими образами, не следует говорить о "фонемах", их составляющих которые возмещают слова. Этот термин, подразумевающий акт фонации, может относиться лишь к произносимому слову, к реализации внутреннего образа речи». Это замечание не следует забывать, потому что предложенный Соссюром тезис лишь усугубляет трудность: «Говоря о звуках и слогах мы избежим этого недоразумения, если только будем помнить, что дело идет об акустическом образе». Но проще это помнить, когда говоришь в терминах фонем, а не звуков. Звуки могут восприниматься вне вокальной активности лишь постольку, поскольку, в отличие от фонем, они легче могут восприниматься как природные объекты.

Чтобы избежать других недопониманий, Соссюр заключает: «Двусмысленность исчезнет, если называть все три различных понятия именами, предполагающими друг друга, но вместе с тем взаимно противопоставленными. Мы предлагаем сохранить слово знак для обозначения целого и заменить термины понятие и звуковой образ соответственно терминами означаемым и означающим»(р. 67) (Замечание то же). Можно было бы утвердить эквивалентность означающее/выражение и означаемое/Bedeutung, если бы структура bedeuten/Bedeutung/смысл/объект не была для Гуссерля намного сложнее, чем для Соссюра.

Операцию, от которой отправляется Гуссерль в Первом Исследовании, также можно было бы систематически сравнить с определением границ «внутренней системы» языка у Соссюра.

33

О нереальности ноэмы в случае образа и знака см., в частности, Ideas I, § 102.

34

См. по этой теме примечание французского переводчика к Логическим Исследованиям (French ed., Vol. II, pt. I, p. 276) и примечание французского переводчика к Феноменологии внутреннего сознания времени (French ed., р. 26).

35

См. об этом: Происхождение геометрии и предисловие французскому переводу, р. 60–69.

36

Утверждение, предполагаемое всей феноменологией, таково, что бытие (Sein) Идеального есть нереальность, несуществование. Это предопределение является первым словом феноменологии. И хотя идеальность не существует, она есть все, что угодно, но не небытие. «Любая попытка трансформировать бытие того, что идеально (das Sein des Idealen), в возможное бытие того, что реально, очевидно должна потерпеть неудачу по той причине, что сами эти возможности являются идеальными объектами. Возможности, как минимум, могут быть обнаружены в реальном мире, как вообще могут перечисляться или измеряться» (Логические исследования, Второе исследование, Гл. 1, § 4; ET, р. 345). «Естественно, что это не просто наше желание ставит бытие того, что идеально, на уровень бытия-мысли-о, которое характеризует вымышленное и абсурдное (Widersinnigen)» (ibid., § 8; ET, p. 352).

37

Используя различия из «чисто логической грамматики» и Формальной и трансцендентальной логики, эта невозможность должна быть выражена следующим образом: это предположение, конечно, имеет смысл, оно конституирует интеллигибельную речь, оно не sinnlos, но внутри этой интеллигибельности и по указанной причине оно «абсурдно» (абсурдностью противоречия — Widersinnigkeit) и a fortiori «ложно». Но так как классическая идея истины, которая ведет эти различия, сама вышла из такого утаивания отношения к смерти, эта «ложность» есть сама истина истины. Отсюда она есть и в других, совершено различных «категориях» (если такие мысли все еще можно так классифицировать), в которых эти движения должны интерпретироваться.

38

См., в частности, Логические исследования, Второе Исследование, гл. II.

39

Но если ре- этой репрезентации не означает простого — репетитивного или рефлексивного — повторения, которое постигает простое присутствие (которое является тем, что всегда означала словесная репрезентация), тогда то, к чему мы здесь продвигаемся или подступаем, рассматривая отношения между присутствием и репрезентацией, должно достигаться в других терминах. То, что мы описываем как первичную репрезентацию, может быть временно обозначено этим термином только в закрытии, чьи границы мы здесь отыскиваем, чтобы переступить, ставя и демонстрируя различные противоречия внутри них, пытаясь, следовательно, ввести некий род ненадежности и вывести ее наружу. Это можно осуществить только изнутри.

40

Бесцельность (нем.). — Прим. Перев.

41

Например, все шестое исследование постоянно указывает на то, что между интуитивными актами и содержаниями, с одной стороны, актами значения и содержаниями — с другой, феноменологическое различие «непреодолимо» (см., главным образом, § 26). И все же возможность «смешивания» здесь допускается, что вызывает вопросы. Вся Феноменология внутреннего сознания времени основывается на радикальном разрыве между интуитивной презентацией и символической репрезентацией, «которая не только репрезентирует предмет незаполненно, но репрезентирует его "посредством" знаков или образов» (Цит. по: Феноменология внутреннего сознания времени. М., 1994. Прил. II. С. 112–113). В Идеях I мы читаем, что «между восприятием, с одной стороны, и символической репрезентацией посредством образов или знаков, с другой, существует непреодолимое эйдетическое различие». «Мы впадаем в нелепость, когда, как это обычно делается, мы смешиваем эти виды презентации с их сущностно различными конструкциями» (Ideas I, § 43 ET, p. 136—37). А то, что Гуссерль говорит относительно восприятия чувственных материальных вещей, также относится и к восприятию вообще, а именно, что через бытие данное именно в присутствии, оно является «знаком для себя» (Ideas I, § 52; ET, p. 161). В этом смысле «в то же мгновение», когда он воспринимается, опыт является знаком себя, представленным себе без указательного обхода.

42

Может быть, это открывает благоприятную возможность для нового прочтения дефиниции «принципа принципов». «Но достаточно таких, вывернутых шиворот-навыворот теорий! Никакая теория, как мы знаем, не может ввести нас в заблуждение относительно принципа всех принципов: что всякая первичная данность интуиции является источником полномочия (Rechtsquelle) для познания, который как бы ни представлялся в "интуиции" в изначальной форме (так сказать, в своей телесной реальности), просто принимается, как он себя выдает, хотя только в тех пределах, в которых он, таким образом, представляется. Надо глубоко усвоить тот факт, что сама теория в своем построении не могла извлечь свою истину не из первичных данных. Всякая формулировка, которая не делает ничего сверх того, что дает таким данным выражение, только раскрывая их значение и тщательно его выверяя, является поэтому действительно, как мы выразились во вступительной части этой главы, абсолютным началом, называемым в подлинном смысле небезосновательно principium» (Ideas I, § 24; ET, p. 92).

43

См. по этому вопросу наше эссе «Freud et la scène de l'écriture» в L'Ecriture et la différence (Paris: Seuil, 1967), p. 293–340.

44

В мигании глаза (нем.). — Прим. перев.

45

См., например, среди многих аналогичных текстов Приложение III к Феноменологии внутреннего сознания времени: «Мы имеем, таким образом, в качестве существенных модусов сознания времени: (1) "ощущение" как представление настоящего (презентация) и с ним сущностно переплетенные (verflochtene), однако также становящиеся самостоятельными ретенцию и протенцию (изначальная сфера в более широком смысле); (2) полагающее воспроизведение как чистую фантазию, в которой все те же модусы появляются в фантазии-сознании» (ФВСВ, РП, Прил. III. С. 121). Здесь опять, и это будет рассмотрено, суть проблемы принимает форму переплетающихся (Verflechtung) нитей, существо которых бережно распутывает феноменология.

Это расширение изначальной сферы есть то, что дает нам возможность различать между абсолютной конкретностью, приложимой к ретенции, и относительной конкретностью, зависимой от вторичной памяти или повторения (Wiedererinnerung) в форме репрезентации. Говоря о восприятии как первичных опытах (Urerlebnisse), Гуссерль пишет в Идеях I: «При более пристальном рассмотрении в их конкретности обнаруживается только одна, но всегда непрерывно текущая абсолютно изначальная фаза, фаза живого Теперь… Поэтому, к примеру, мы схватываем абсолютное право имманентной воспринимающей рефлексии, т. е. имманентного восприятия без каких-либо ограничений, действительно достигающего в своем потоке первичных данностей. Это касается и абсолютного права имманентной ретенции, того в ней, что мы осознаем как "все еще" живое и "только что" случившееся, но, конечно, не того содержания, которое достигается позже… Подобным же образом мы схватываем относительное право имманентного воспоминания» (Ideas I, § 78, ET, p. 221–222).

46

В частности в § 77, где ставится проблема различия и отношений между рефлексией и репрезентацией, например во вторичной памяти.

47

См., например, § 42: «Но каждому сознанию настоящего и сознанию, осуществляющему настоящее, соответствует идеальная возможность точно соответствующего воспроизведения этого сознания» (С. 93).

48

См., в частности, гл. IV, и в особенности § 114—27 в Ideas I (Section III). В другом месте мы будем исследовать их более подробно и на их собственном материале. См.: Форма и значение.

49

См. Логические исследования, Первое Исследование, гл. III, 26: «Фактически любое выражение, включающее личное местоимение, не имеет объективного смысла. Слово "я" от случая к случаю именует различных лиц… Больше того, в этих случаях указательная функция является опосредующим звеном, взывая, так сказать, к слушающему: Твое vis-a-vis имеет в виду тебя самого» (ET, р. 315—16). Не заключается ли вся проблема в одинокой речи, где, говорит Гуссерль, наполняется и доводится до конца Bedeutung "я",элемент универсальности, присущий выразительности как таковой, не запрещает эту полноту и не лишает субъекта полной интуиции Bedeutung "я".Проблемой является одинокая речь, которая либо прерывает, либо только интериоризирует диалоговую ситуацию, в которой, говорит Гуссерль, «так как каждое лицо, говоря о себе, говорит "я", слово имеет характер универсально действующего указания на этот факт».

В этом смысле мы можем лучше понять различие между манифестируемым, которое всегда субъективно, и выраженным в качестве поименованного. Я возникает каждый раз, когда мы имеем дело с утверждениями указательной манифестации. Манифестируемое и поименованное могут иногда частично совпадать («Пожалуйста, стакан воды» именует вещь и манифестирует желание), но они de jureсовершенно различны, как в примере: 2*2=4. «Это утверждение говорит не о том, о чем говорится в "я думаю, что 2*2=4". Это даже не эквивалентные утверждения, так как одно может быть истинным, а другое ложным» (Первое исследование, § 25; р. 313).

50

См., в частности, Формальную и Трансцендентальную логику, часть I, гл. 1, § 13.

51

Смысл бытия, независимо от того, каким способом — аристотелевским или хайдеггерианским — он продемонстрирован, должен предшествовать общему понятию бытия. Касаясь исключительной природы отношения между словом и смыслом бытия и проблемы индикатива в настоящем времени, мы отсылаем к Бытию и времени и к Введению в метафизику. Уже, кажется, очевидно, что, хотя мы и обращаемся в решительных местах к хайдеггерианским мотивам, мы главным образом предпочитаем поднимать вопрос, касающийся отношений между logos и phone и касающийся притворной нередуцируемости определенных словесных единств (единства слова «бытие» или других «фундаментальных слов»), утверждения, в то время как хайдеггеровская мысль не всегда поднимала те же вопросы в качестве метафизики присутствия.

52

Ideas I, § 124.

53

Странно, что, несмотря на формалистский мотив и верность Лейбницу, постоянно подтверждаемую в его работах, Гуссерль никогда не помещал проблему письма на центральное место своей рефлексии и в Происхождении геометрии не взял в расчет различие между фонетическим и нефонетическим письмом.

54

См. введение к французскому переводу Происхождения геометрии, выполненному Ж. Деррида (Paris, 1962), р. 83—100.

55

Деррида здесь вводит неологизм, от французского «différence» он производит термин «différance». Как и в латинском «differre», французский «différer» имеет два совершенно различных значения. Одно имеет отсылку к пространственности, как английский «to differ» — находиться в противоречии, быть непохожим, отдельным, разнородным, отличным от чего-то по природе или качеству. Это даже более очевидно в близкой к нему форме «to differentiate». Другое значение имеет ссылку на временность, как в английском «to defer» — откладывать действие на будущее, задерживать или отсрочивать. — Прим. перев.

56

См., например, замечательный § 36 Феноменологии внутреннего сознания времени, который показывает отсутствие подходящего существительного для этого странного «движения», которое к тому же не является движением. «Из-за всего этого, — заключает Гуссерль, — имена обманывают нас». Мы здесь все еще узнаем гуссерлевскую интенцию в ее специфическом направлении. Ибо это не случайно, что он до сих пор характеризует то, что не называемо, как «абсолютную субъективность», т. е. как бытие, понятое на основании присутствия как субстанции, ousia, hipokeimenon: самоидентичное бытие в самоприсутствии, которое формирует субстанцию Субъекта. То, что в этом параграфе называется неименуемым, как раз не есть что-то, что мы знаем как настоящее бытие в форме самоприсутствия, субстанции, превращенной в субъекта, в абсолютного субъекта, чье самоприсутствие является чистым и независимым от какого-либо внешнего отношения, от чего-либо внешнего. Все это есть настоящее, и мы можем назвать его непроницаемым бытием, так как его бытие, как абсолютная субъективность, не исследуется. Согласно Гуссерлю, все неименуемое это лишь «абсолютные свойства» субъекта, поэтому субъект на самом деле определяется в терминах классической метафизической схемы, которая различает субстанцию (настоящее бытие) и ее атрибуты. Другая схема, которая удерживает несравненную глубину анализа в затворе метафизики присутствия, это оппозиция субъект-объект. Это бытие, чьи «абсолютные свойства» неописуемы, есть настоящее как абсолютная субъективность, абсолютно настоящее и абсолютно самоприсутствующее бытие лишь в своей оппозиции объекту. Объект относителен, субъект абсолютен: «Мы не можем сказать ничего другого, как: этот поток есть нечто, что мы называем так по Конституируемому, но он не есть нечто темпоральное "Объективное". Это есть абсолютная субъективность и имеет абсолютные свойства того, что следовало бы образно назвать "потоком", что берет начало в актуальной точке, первичной точке-источнике, "Теперь" и т. д. В актуальном переживании мы имеем первичную точку-источник и непрерывность эхо-моментов (Nahhallmomenten). Для всего этого не хватает названий» (ФВСВ, РП. § 36. С. 79). Это определение абсолютной субъективности также должно быть вычеркнуто, как только мы поймем настоящее на основании различия, а не наоборот. Понятие субъективности a priori и вообще относится к уровню конституируемого. Это a fortiori охватывает и аналогичную аппрезентацию, которая конституирует интерсубъективность. Интерсубъективность неотделима от темпорализации, взятой как открытость настоящего своему внешнему, другому абсолютному настоящему. Это бытие вне себя, присущее времени, есть то, что создает в нем пространственность: это архисцена. Эта стадия, как отношение одного настоящего к другому настоящему как таковому, т. е. как к непроизводной ре-презентации (Vergegenwärtigung или Repräsentation), выявляет структуру знаков вообще как «референцию», как бытие-для-себя (für etwas sein), и в корне предотвращает их редукцию. Нет никакой конституирующей субъективности. Само понятие конституции должно быть деконструировано.

57

Больше того, в весьма существенных § 124—27 в Идеях I, за которыми в другом месте мы будем следовать шаг за шагом, Гуссерль просит нас — продолжая говорить об основополагающем слое предвыразительного опыта — не «держаться слишком упорно за метафору наслоения (Schichtung), выражение не обладает природой покрытия лаком или одеждой, это ментальная формация, которая выражает новые интенциональные влияния на интенциональный субстрат (Unterschicht)» (Ideas I, § 124; ET, p. 349).

58

То есть согласно Гуссерлю. Вне всяких сомнений, это более истинно относительно современных теорий, которые он опровергает, чем относительно неких средневековых опытов, на которые он едва ссылается. Единственным исключением является краткая аллюзия на Grammaticaspeculativa Томаса Эрфурта в Формальной и трансцендентальной логике.

59

«В осуществляемом отношении выражения к его объективному корреляту, оживленное смыслом выражение становится единым (eint sich) с актом наполнения значением. Произнесенное слово — это первое, что объединяется с (ist einst mit) интенцией значения, а она, в свою очередь, объединяется (так как интенции вообще становятся едиными со своими исполнениями) с исполнением значения» (§ 9; ET, p. 281).

60

«Мы различаем в воспринимающем утверждении, как и в любом утверждении, содержание и объект; под содержанием мы понимаем самоидентичное значение, которое слушающий может схватить, даже не являясь воспринимающим» (§ 14; ET, p. 29).

61

Правило, принцип; в другом случае — масштабная линейка (англ.). — Прим. перев.

62

«В одинокой речи значение (Bedeutung) "я" сущностно осуществляется в непосредственной идее своей собственной личности, которая также является значением (Bedeutung) слова в коммуникативной речи. Каждый человек имеет свою собственную я-презентацию (а с ней и свое индивидуальное понятие о Я), и это потому, что значение слова (Bedeutung) отличается от персоны к персоне». Нельзя не удивиться этому индивидуальному понятию и этой «Bedeutung», которая различна в каждом индивидууме. И порождают это удивление сами гуссерлевские предпосылки. Гуссерль продолжает: «но так как каждый, говоря о себе, говорит «я», то слово имеет характер индивидуально действующего указания на этот факт» (§ 27; ET. p. 316).

63

Мы пытались объяснить этот перевод в работе Голос и феномен: введение в проблему знака в феноменологии Гуссерля, ссылаясь, в частности, на Первое логическое исследование. Настоящее эссе во всем опирается на него.

64

Французского читателя мы отсылаем к переводу и обширному комментарию Идей I Поля Рикера. Для того чтобы сохранить интенцию нашего анализа, мы должны придать особое значение некоторым немецким терминам и настоять на их метафорическом значении.

65

По поводу смысла и значения Verflechtung и функционирования этого понятия в Исследованиях см. гл. "Редукция и указание" в Голосе и Феномене.

66

Эти предосторожности были сделаны и подробно объяснены в Исследованиях. Конечно, для убедительности эти объяснения сохранялись в системе традиционных метафизических оппозиций (душа/тело, физическое/ментальное, живое/неживое, интенциональность/неинтенциональность, форма/содержание, интеллигибельное/смысловое, идеальность/ эмпиричность и т. д.). Эти предосторожности, в частности, встречаются в Первом исследовании (которое фактически не является ни чем иным, как их подробным объяснением), и в Пятом (гл. XI, § 19), и в Шестом (гл. I, § 7). Они будут постоянно подтверждаться в Формальной и трансцендентальной логике и в Происхождении геометрии.

67

Логические исследования I, гл. I, § 15.

68

Идеи I, § 124; ET, р. 346. Речь идет не о том, что, благодаря «речи в строгом смысле», мы не понимаем действительно и физически произнесенную речь, но, следуя интенциям Гуссерля, оживление вербального значения выражением, «интенцией», которая таким образом не испытывает на себе сущностного влияния, может оставаться физически безмолвным.

69

С этой точки зрения мы могли бы исследовать всю эстетику, скрытую в феноменологии, всю теорию произведения искусства, которая возникает из дидактики примеров, есть ли это вопрос о постановке проблемы воображения, или статусе идеальности, или о созданном "давным-давно" произведении искусства, чья идеальная идентичность может быть бесконечно репродуцирована как то же самое. Система и классификация искусства представлена в описании отношения между оригиналом и репродукциями. Может ли гуссерлевская теория идеальности произведения искусства и ее отношения с перцепцией объяснить различия между музыкальным и пластическим произведением искусства, между литературным и нелитературным произведением искусства вообще? И достаточны ли гуссерлевские (даже революционные) предостережения, учитывая то, что является исходным в воображении, чтобы защитить произведение искусства от всей метафизики искусства как репродукции, от копирований? Можно было бы показать, что искусство, согласно Гуссерлю, всегда отсылает к восприятию как своему абсолютному источнику. И не является ли это уже эстетикой и метафизическим решением подать произведения искусства в качестве примеров в теории воображаемого?

70

Эта проблема была сформулирована уже во введении к Логическим исследованиям (§ 2).

71

Гуссерль не хотел нарушать (практическую, аффективную, аксиологическую) новизну или изначальность смысла, который вытекает из ядра смысла обнаженной вещи как таковой (Sache), и все же хотел выявить «созданный», надстроечный характер этого смысла. «Новый смысл вводит совершенно новое измерение смысла: им не конституируются новые определяющие следы простого "материала" (Sachen), а только лишь значимости материала — качества значимости (Wertheiten), или, конкретнее, объективированные значимости (Wertobjektivaten): красота и уродство, добро и зло или предмет обихода, произведение искусства, машина, книга, действие, поступок… Далее, сознание в отношении этого нового характера является опять-таки полагающим сознанием: "значимое" может теоретически полагаться как значимое бытие (als wert seiend). "Состояние бытия" (seiend), которое принадлежит "значимому" как своей характеристике, может быть помыслено так же, как модализированное, как и всякое "состояние бытия"» (§ 116; ET, p. 327, modified).

«Следовательно, мы можем также сказать: всякий акт, а также всякий акт-коррелят, явно или неявно, дает убежище "логическому" фактору (ein Logisches)… Это происходит оттого, что все акты вообще — даже акты чувства и воли — есть "объективирующиеся" ("objektivierende") акты, изначальные факторы в конституировании объектов, необходимые источники различных областей бытия и онтологии, которые находятся тут же… Здесь лежат глубочайшие источники, проливающие свет на универсальность логического, в крайнем случае — на универсальность предикативного суждения (к которому мы должны добавить слой наполненного значением выражения [des bedeutungsmassigen Ausdruckens], которое мы еще не подвергали подробному изучению)» (§ 117; ET, p. 332—33).

72

«Но здесь в крайнем случае основываются эти аналогии, которые все время ощутимо держались между всеобщей логикой, всеобщей теорией ценности и этики, которые, когда их прослеживать в самых отдаленных глубинах, ведут к конституированию общих формальных дисциплин на уровнях, параллельных вышеупомянутым формальной логике, формальной аксиологии и формальной теории практики (Praktik)» (§ 117; ET, р. 330). См. также Формальную и трансцендентальную логику, § 50.

73

«Мы имеем экспрессивные утверждения, в которых "Так это!" (So ist es!) находит выражение. Мы имеем экспрессивные предположения, вопросы, сомнения, экспрессивные желания, комманды и т. д. Лингвистически мы здесь имеем формы предложений, чья структура является частично особенной, пока они двойственно интерпретируются: наряду с предложениями, которые осуществляют утверждения; мы имеем предложения, осуществляющие вопросы, предположения, желания, команды и так далее. Первоначальная дискуссия касалась следующего: либо, игнорируя грамматическую форму выражения и ее исторические формы, мы здесь имеем дело с равными типами значения (gleichgeordnete Bedeutungsarten), либо же все эти предложения, что касается их значения, на самом деле не являются предложениями, которые утверждают. Если так, то тогда все акты-конструкции, такие, например, как акты из сферы чувств, которые сами по себе не являются актами утверждения, могут достигать "выражения" только окольным путем (Umweg) — через размышление об акте утверждения, которое в них основывается» (§ 127; ET, p. 353).

74

Хотя ответ предписывал форму вопроса или, если угодно, сам предписывался в ней, его тематическая артикуляция не простая чрезмерность. Это вовлекает новые понятия и сталкивает с новыми трудностями; так, например, к концу § 127 возникает вопрос о прямых и непрямых выражениях смысла и окольном (Umweg) статусе перифразы. Давайте наметим некоторые моменты ссылок в этом параграфе:

«Является ли посредник для выражения значения, этот уникальный медиум Логоса, специфически доксическим?… Это, конечно, не исключает возможности наличия там различных путей выражения, таких переживаний, как чувства например. Одно из них может быть прямым [schlicht; курсив наш. — С. К.], ясным выражением переживания (или его ноэмы, в случае коррелятивного значения термина "выражение"), благодаря непосредственной [курсив наш. — С. К.] пригонке артикулируемого выражения к артикулируемому переживанию чувства, посредством чего доксическое и доксическое совпадают между собой. Таким образом, существует доксическая форма, пребывающая, что касается всех ее составных аспектов, в переживании чувства, которая делает возможной пригнанность выражения, как исключительно доксотетического (doxothetischen)переживания, к переживанию чувства… Точнее говоря, это прямое выражение, если оно является истинным и полным, относится только к доксическим, немодализированным переживаниям… Всякий раз существует группа альтернативных непрямых выражений, вплетающих "окольные фразы" (mit "Umwegen")» (ET, p. 354—55).

75

Форма (присутствие, очевидность) не есть последнее прибежище, последняя инстанция, к которой отсылает всякий возможный знак — arche или telos, но, скорее, в некотором, может быть, неслыханном смысле, morphe, arche и telos все еще оборачиваются знаками. В известном смысле, — или несмысле, — в котором метафизика устранялась бы из ее поля, хотя все-таки будучи неявно и непрерывно с ней связана, форма уже и в себе есть след (ichnos) некого неприсутствия, остаток бесформенности, объявляющий и призывающий свое иное во всей метафизике, как, возможно, сказал Платон. След — это не смешивание или проход между формой и аморфным, между присутствием и отсутствием, и т. д., но то, что, избегая эту оппозицию, делает ее возможной благодаря своему непреодолимому избытку. Поэтому закрытие метафизики, на которое, кажется, указали некоторые смелые утверждения из Эннеад (но, конечно, можно было цитировать и другие тексты), трансгрессируя метафизическое мышление, не движется вокруг однородного и непрерывного поля метафизики. Закрытие метафизики раскалывает структуру и историю этого поля, органически вписывая и систематически артикулируя из пределов следов до и после и извне метафизики. Таким образом, мы предпочли бесконечное и бесконечно удивляющее чтение этой структуры и истории. Непреодолимый разрыв и избыток всегда уже может происходить внутри данной эпохи, в определенных точках ее текста (например, в «платонической» ткани «неоплатонизма») и, несомненно, уже в тексте Платона.

76

Jacques Derrida. La différance // Marges — de la philosophie. Paris: Minuit, 1972. Р. 1—30.

Доклад, сделанный во Французском философском обществе 27 января 1968 года и опубликованный одновременно в Bulletin de la société française de philosophie (juillet-septembre 1968) и в Théorie d'ensemble (coll. Tel Quel), Ed. du Seuil, 1968.

77

Греч. ο'νгκησις — дом, жилище. — Прим. перев.

78

Греч. φωνηΓ — голос, звук. — Прим. перев.

79

Греч. Αεωρει'ν — смотреть, созерцать. — Прим. перев.

80

Греч. α'ρχη' — начало. — Прим. перев.

81

Греч. διαφε 'ρειν — разносить, различать. — Прим. перев.

82

Différents (фр.) — различные; другие; différends (фр.) — разногласия; распри, споры. — Прим. перев.

83

Греч. πόλεμος — война, вражда, ссора, борьба. — Прим. перев.

84

Греч. ε' 'σχατον — крайнее, последнее. — Прим. перев.

85

Греч. παρουσία — присутствие. — Прим. перев.

86

В Бытии и времени (нем.). — Имеется в виду известная работа М. Хайдеггера. — Прим. перев.

87

Здесь и далее цит. из Ф. де Соссюра даются в переводе А. М. Сухотина (Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики. М., 1998. С. 115.). — Прим. перев.

88

Там же. С. 115–117. — Прим. перев.

89

Греч. τόπος νοειός — умопостигаемое пространство. — Прим. перев.

90

Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики. С. 24.

91

Греч. φα'ρμακον —лекарство, волшебный напиток, яд. — Прим. перев.

92

В строгом смысле (лат.). — Прим. перев.

93

Различный, разный (нем.). — Прим. перев.

94

Неодинаковый, неравный (нем.). — Прим. перев.

95

Усиленная форма фр. вопросительного местоимения, выражающая вопрос к прямому неодушевленному дополнению. — Прим. перев.

96

Усиленная форма фр. вопросительного местоимения, выражающая вопрос к неодушевленному подлежащему. — Прим. перев.

97

Усиленная форма фр. вопросительного местоимения, выражающая вопрос к одушевленному подлежащему. — Прим. перев.

98

Соссюр Ф., де. Курс общей лингвистики. С. 19.— Прим. перев.

99

Греч, υ'ποκει'μενον — подлежащее, основа. — Прим. перев.

100

Греч, τέχνη — искусство, ремесло, наука. — Прим. перев.

101

Греч. νόμος — обычай, закон. — Прим. перев.

102

Греч. 9ε'σις — постановление, назначение. — Прим. перев.

103

Греч. διάστημα — расстояние, промежуток. — Прим. перев.

104

Со времени Проекта (нем.). — Речь идет о труде 3. Фрейда, написанном в 1895 году, но опубликованном лишь спустя пятнадцать лет после его смерти. — Прим. перев.

105

Ср. с имеющимся рус. переводом этого фрагмента из Фрейда, выполненным Л. Голлербах непосредственно с немецкого: «Под влиянием инстинкта самосохранения «Я» этот принцип (принцип наслаждения. — Я. С.) сменяется принципом реальности, который, не отказываясь от конечного получения наслаждения, все же требует и проводит отсрочку удовлетворения, отказ от многих возможностей последнего, а также временное перенесение неудовольствия на долгом окольном пути к удовольствию» (Фрейд 3. По ту сторону принципа наслаждения // Фрейд 3. «Я» и «Оно»: В 2 кн. Тбилиси, 1991. Кн. 1. С. 142). — Прим. перев.

106

Фр. психоаналитический термин, обозначающий последующую реорганизацию опыта прошлого в зависимости от нового опыта. Буквальный смысл — «после свершившегося». — Прим. перев.

107

Ср. с переводом с немецкого Т. В. Васильевой: «Но предмет бытия есть быть бытием сущего. Речевая форма этого загадочно многозначного генитива называет генезис, происхождение присутствующего из присутствия. Однако существом обоих остается скрыть и существо этого происхождения. Не только оно, но даже и связь между присутствием и присутствующим остается непродуманной. От раннего времени кажется, будто присутствие и присутствующее есть как бы каждое само по себе. Непредвиденно и само присутствие становится присутствующим… Существо присутствия, а с ним и отличие присутствия от присутствующего остается забытым. Забвение бытия есть забвение различия бытия и сущего» (Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. М., 1991. С. 61–62). — Прим. перев.

108

Ср.: «Забвение бытия принадлежит к укутанному в самом этом забвении существу бытия. Оно принадлежит к судьбе бытия столь существенно, что раннее утро этой судьбы начинается как разоблачение присутствующего в его присутствии. Это значит, свершение бытия начинается с забвения бытия, с тем чтобы бытие с его существом, с его отличием от сущего, удерживать при себе. Различное выпадает. Оно остается забытым. Впервые раскрывается различие, присутствующее и присутствие, но не как различное. Скорее этот ранний след различия даже стирается через то, что присутствие самовыявляется как присутствующее и находит свое происхождение в некоем высшем присутствующем» (Там же. С. 62). — Прим. перев.

109

Подобие, видимость, иллюзия, демонстрация (фр.). — Прим. перев.

110

Фр. marge, в частности, имеет значение и поля, края листа бумаги, и запаса, резерва, возможности. — Прим. перев.

111

Ср.: «Однако различие бытия и сущего тогда лишь может прийти в постижение-опыт как нечто забытое, когда оно уже разоблачило себя перед присутствием присутствующего и таким образом запечатлело след, сохраняющийся в речи, к которой приходит бытие» (Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра. — С. 62.). — Прим. перев.

112

В отличие от перевода, которым пользуется Ж. Деррида, у Т. В. Васильевой нем. Brauch дается как употребление. Ср.: «Употребление, учиняя чин и угоду, выпускает когда-либо присутствующее в промедление и предоставляет его промедлению. При этом также уже допускается постоянная опасность, что оно закоснеет из медлительного настаивания в голое упорство. Так употребление остается в себе равно и вручением присутствия в бесчинство. Употребление чинит это «бес-» (Там же. С. 65). — Прим. перев.

113

сущности бытия (нем.). — Прим. перев.

114

Ср.: «Перевод то το χρεω 'ν через употребление происходит не из этимолого-лексического размышления. Выбор слова «употребление» происходит из предшествующего перевода мышления, пытавшегося мыслить различие в существе бытия, к роковому началу забвения бытия. Слово «употребление» диктуется мышлению в постижении забвения бытия. Всякий след того, что, собственно, подобает мыслить в слове «употребление», указывает, по-видимому, то το χρεω 'ν, указывает след, исчезающий из виду в судьбу бытия, которая развертывает себя существенно как западная метафизика» (Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра. С. 65). — Прим. перев.

115

В переводе Т. В. Васильевой: «Поэтому просветление различия не может значить также и то, что различие являет себя как различие» (Там же. С. 62). — Прим. перев.

116

Различение не является «видом» рода онтологическое различие. Если «дарение присутствия есть собственность Ereignen (Die Gabe von Anwesen ist Eigentum Eireignens)»(«Zeit und Sein», in L'endurance de la pensée, Plon, 1968. tr. fr. Fédier, p. 63) [В рус. переводе непосредственно с немецкого, сделанном В. В. Бибихиным: «вмещение присутствия есть собственность (имение) события» (Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 404.). — Прим. перев.],то различение ни в каком смысле не выступает процессом присваивания (propriation). Оно не выступает ни его положением (присвоением), ни его отрицанием (лишением собственности), оно — его другое. Следовательно, оно, по-видимому — но мы подчеркиваем здесь скорее необходимость дальнейшего хода мысли, — есть вид рода Ereignis не больше, чем бытие. Хайдеггер: «…тогда бытие имеет место в движении, которое дает случаться для себя собственному (Dann gehört das Sein in das Ereignen). От этого последнего встречают и получают их определенность давание и его дарение. В таком случае, вероятно, бытие оказывается родом Ereignis, а не Ereignis — родом бытия. Но побег в убежище такого оборачивания стоил бы крайне немногого. Он проскакивает мимо истинного осмысления дела и его, осмысления, обстоятельств (Sie denkt am Sachverhalt vorbei).Ereignis — это не высшее понятие, которое объемлет все и которому давали бы подчинить себя бытие и время. Логические отношения упорядочения здесь ни о чем не говорят. Ибо в той мере, в какой мы мыслим в поисках самого бытия и следуем тому, что оно имеет собственного (seinem Eigenen folgen), оно удостоверяется как дарение, сопровождаемое подношением (Reichen) времени, предназначивания (destinement) parousia (gewährte Gabe des Geschickes von Anwesenheit). Дарение присутствия есть собственность Ereignen (Die Gabe von Anwesen ist Eigentum Eireignens)» [Ср.: «…бытие принадлежит к событию. Из этого последнего получают свою определенность место и его вместительность. Тогда бытие оказывается определенным родом события, а не событие — родом бытия. Юркнуть в такое перевертывание было бы слишком дешевой уловкой. Перевертывание промахивается мимо положения вещей. Событие не объемлющее родовое понятие, которому можно было бы соподчинить бытие и время. Отношения логического упорядочения ничего здесь не говорят. Ибо когда мы вдумываемся в само бытие и следуем его особенности, оно являет себя как хранимое протяжением времени вмещение уместности присутствия: Вмещение присутствия есть собственность (имение) события (Там же.). — Прим. перев.].

Без новой — смещенной — записи этой цепочки (бытие, присутствие, присваивание и т. д.) мы никогда не трансформируем строгим и непреложным образом отношений между онто-логикой, общей или фундаментальной, и тем, чем она овладевает или что подчиняет себе в порядке региональной онтологии или частной науки — например, политической экономии, психоанализа, семиолингвистики, риторики, в которых ценность собственности играет как нигде более незаменимую роль, — но также и спиритуалистских или материалистических метафизик. Именно эту предварительную работу и ставят своей целью исследования, собранные в данном томе [Имеется в виду книга Marges — de la philosophie, куда помещена работа La différance. — Прим. перев.]. Само собой разумеется, что такая новая запись никогда не будет удерживаться ни в дискурсе философском или теоретическом, ни вообще в дискурсе или сочинении; только на сцене того, что в другом месте я назвал всеобщим текстом (1972).

117

От греч. kh'rugma — возвещение, проповедь. — Прим. перев.

118

Ср.: «В существе самого присутствия владычествующая связь с присутствующим есть одна-единственная. Она остается совершенно несравнимой с какой-либо другой связью. Она принадлежит к единственности самого бытия. Таким образом, чтобы назвать это сутствующее бытия, речь должна найти нечто единственное, это единственное слово. При этом легко вычислить, сколь рискованно каждое мыслящее слово, присуждаемое бытию. И все же это рискованное (слово) не невозможно, так как бытие говорит повсюду и всегда, через всякую речь» (Хайдеггер М. Изречение Анаксимандра. С. 63.) — Прим. перев.