Анджей Мищак ПОРЫВ ^{(пер. Сергея Легезы)}

— Командор Ларсен.

Он летел над солнечным океаном, свекольно-зеленым от истово трудящихся водорослей, чьей задачей было насытить атмосферу кислородом. Еще минуту назад он шел над континентом, покрытым ковром зачаточной растительности, летел прямо к маленькому желтому солнцу новооткрытого класса GVII. Солнцу нестабильному, а возможно, и с неустойчивым излучением. Солнцу, что делает невозможной колонизацию.

— Командор Ларсен, вы нужны нам в рубке управления.

Голос Валлаверди прыгал внутри черепа Ларсена как шарик для пинг-понга. Мигающие над койкой огоньки отпечатались в распахнувшихся глазах. В наносекунду он вспомнил, кто он и где находится. С большим сожалением распрощался с планетой со сложным и непоэтическим названием Йота/116/47, о которой он читал в последнем номере «Космологического альманаха»: там были отчеты об исследовании — планеты и ее солнца.

— Иду, — пробормотал он сонными губами. Слова еще не были на них желанными гостями.

Влажной салфеткой он отер лицо. Нежная материя прорвалась, соприкоснувшись с жесткой щетиной. Он кинул в рот мятный леденец и вышел из каюты.

Они шли на высокой тяге; ускорение выросло сравнительно с тем, при котором он ложился спать несколько часов назад. Поэтому он уверенно шагал по слегка затемненной палубе, окутанной туманным отсветом висящих каждый десяток метров ламп дневного света. Лини невесомости, тянувшиеся вдоль стен и покрытые самосветящейся краской, тоже давали матовые отблески. Он мог отдать приказ зажечь главное освещение, но не хотел нарушать упорядоченности бортовой ночи на «Порыве». Быстрым шагом добрался до лестницы и взбежал наверх, лишь единожды прикоснувшись к холодным поручням.

«Вход только для звездного персонала», — прочел он надпись на табличке и не сдержал улыбки. Знал, что табличка должна производить впечатление на пассажиров «Порыва», которые — едва он и его люди обкатают корабль — наполнят здешние каюты, апартаменты и коридоры. Звездный персонал — это должно производить впечатление на детей и дамочек, бродящих закоулками палуб, приди они сюда.

Двери раздвинулись, едва он перед ними встал: даже не успел вынуть ключ. Спинки трех из семи кресел венчали головы. Там сидели Саннэ, Омут и Бланко; Валлаверди стоял перед оптическим экраном. Трое отстегнули рукава мундиров «Трансгалактики», и в глаза бросался карибский загар. Только Валлаверди оставил длинные рукава. Ну и он, Ларсен. Его заместитель кивнул и махнул в сторону кабины радиосвязи, прилегавшей к рубке. Там они застали Янссена, склонившегося над Марвайком, вернее, над его спиной. Тот же, с наушниками на голове, что-то писал на карточках. Кто-то передавал кодом Морзе? Ларсен взглянул на Валлаверди.

— «Альбатрос» просит о помощи. Мы достаточно близко…

— Понимаю.

Ларсен посмотрел на листок, заполненный аккуратным почерком Марвайка. Тот писал быстро, но разборчиво, что и требовалось от радиотелеграфиста. Рядом с его локтем лежал разноцветный журнал, раскрытый на статье о «Копернике» — первом фотоннике, достроенном на орбите Луны. «Его конструкторы стали героями массмедиа, инженеры — почти героями, а будущий экипаж наверняка получит статус богов», — с уколом зависти подумал Ларсен.

— Когда они отозвались?

— Пять минут назад, — ответил Валлаверди. — Указали свое место и передали SOS, потом замолчали. Мы пытаемся с ними связаться.

— «Луна Главная»?

— В курсе. Будут все координировать. Расчищают коридоры в секторе. Поблизости несколько кораблей.

Заскрипела авторучка Марвайка, и листок снова покрылся частоколом букв.

«„Альбатрос-четыре“ ко всем. Столкнулся с камнем. Целостность под угрозой. Авария реактора. Жду рапорта ремонтных автоматов. Может быть опасно. SOS».

— Получил метеоритом? — Валлаверди даже причмокнул.

Такое происходило очень редко: со времен несчастного случая с Райманом на «Неру» прошли годы. Ларсен подошел к стене и взял с полки толстую книгу. Долго листать не пришлось.

«„Альбатрос“, двадцать три тысячи тонн. „Западная компания“. Командир — Игорь Макадзе. На службе с…» Он закрыл «Реестр Ллойда», сперва взглянув на схему корабля.

— Тут «Титан Арестерра», меняем курс. Буду ждать развития событии, — услышали из динамиков.

«Титан» тоже здесь? Ларсен, не пойми отчего, обрадовался, что старший брат «Порыва» с несколькими полетами между Марсом и Землей на счету находится поблизости.

Пока ставил книгу обратно на полку, Ларсену показалось, будто что-то не в порядке. Том оттягивал руки, словно в нем внезапно прибавилось страниц. И значительно. Он бросил быстрый взгляд на своего заместителя, но Валлаверди, склоненный над радиотелеграфистом, казалось, ничего не заметил. Только через миг их взгляды встретились. Двигатели заработали сильнее. Янссен прошел мимо них двоих и вернулся на мостик.

— Поворот по большой оси, — пробормотал немало удивленный Второй. — Ты отдал приказ?

— Что?.. — прошептал Ларсен, покачав головой на вопрос заместителя.

Двинулся вслед за Янссеном. Преодолеть эту дистанцию не составляло труда, однако он чувствовал, что каждый следующий шаг дается сложнее.

Войдя в рубку, он заглянул прямо в черный зрачок парализатора. Саннэ крепко стоял на ногах и равнодушно смотрел на капитана. Точно так же бесстрастно мимо прошел Янссен, наверняка возвращаясь ко Второму и радиотелеграфисту.

— В чем дело? — спросил Ларсен с некоторым трудом, не зная, растущая это перегрузка или удивление перехватывало слова в горле.

— Сядь, — сказал Саннэ и стволом указал Первому, какое кресло тот должен занять. Миг спустя в рубке появились Марвайк и Валлаверди. За ними с парализатором шел Янссен. Валлаверди был по-настоящему напуган. Когда в последний раз они слышали о теракте в космосе? Наверняка такого не помнил ни один из них.

Они сели в кресла, и те приняли их в объятия поясов. Пряжки затянулись. Омут тем временем пересел в кресло у пульпита резервного места радиотелеграфиста. Будь рубка радистов уничтожена или случись в ней авария, данные принимались бы отсюда. К тому же все, что принимал или передавал радиотелеграфист, появлялось здесь в виде текстов на одном из экранов — чтобы весь экипаж был в курсе происходящего. Конечно, с согласия командира. Ларсен такового не выражал, но, похоже, из-за этого никто не переживал.

«„Луна Главная“ — „Альбатросу-четыре Ареслуна“. Есть ли облучение на борту стоп отвечайте Морзе стоп фоно не доходит стоп сколько часов можете удержать аварийный режим стоп пеленгуем дрейф ноль шесть запятая двадцать один градус прием».

— Что мне передавать? — Омут повернулся к рубке.

— Что тут, черт побери, происходит? Вы предстанете перед Космическим судом, — Ларсену и самому показалось, что угроза прозвучала не слишком серьезно, хоть он старался совладать с голосом.

— Мы идем к «Альбатросу», — процедил Бланко.

— Перегреешь реактор… — просопел в тишине Ларсен. — Другие корабли в более выгодном положении.

Передавали они морзянкой: существовала вероятность, что кто-то поймет, что у микрофона — не капитан. Бланко был ловок, а ситуация ему способствовала. Морзянка была обязательным способом связи в кризисных ситуациях.

— Ты уже проиграл, — лишил капитана иллюзий Саннэ.

Ларсен, Второй и Марвайк сидели, спеленатые поясами кресел. Саннэ крепко стоял на ногах, а Бланко занял кресло командира, откуда был не только лучший обзор экранов, но и доступ к панели управления.

На боковом экране поползли буковки: в них превращались импульсы, передаваемые Омутом.

«„Порыв-два Ареслуна“ к „Луне Главной“. Иду полным ходом к „Альбатросу“ сектор 64 стоп реактор на перегреве иду дальше стоп я в шести миллипарсеках от точки пеленга SOS конец».

— Чего ты хочешь? — обратился Ларсен к Бланко. — Славы? Убьешь нас… — Остальные слова задавила тяжесть ускорения.

«Где-то двенадцать G», — подумал Первый. Но из-под смеженных век он хорошо видел, что Саннэ, Янссен и Бланко не испытывают из-за этого неудобств. Они чувствовали себя нормально, как и Омут, который все время писал: текст появлялся на экране с едва миллисекундным запаздыванием. Валлаверди и Марвайк молчали, что могло свидетельствовать о потере сознания.

И Ларсен понял.

Среди командоров и старших офицеров давно ходил слух о работах над андроидами — так называемыми нестроевиками, — которые якобы должны были обслуживать пассажирские корабли в Системе. Хотя говорили лишь о проектах, хватало и технических подробностей, словно речь шла о контролируемых утечках. Порой что-то просачивалось и в медиа. Скажем, Ларсен слышал об окруженном секретностью случае в лаборатории COSNAV где-то в средних Штатах: обезумевший техник убил нескольких ученых, взятых в заложники, и не оставалось другого выхода, как уничтожить дом, где случился этот кошмар.

Некоторые порталы настаивали, что это был не техник, а взбунтовавшийся автомат-нестроевик. Было много разных сплетен. Ларсен тоже об этом думал. Возможно ли, что именно ему они и попались… Отчего бы нет? «Трансгалактик» подписал контракт на тестовый полет поспешно, согласившись на его довольно высокие требования оплаты. Теперь, спустя время, это казалось подозрительным. Но командор сразу успокоился, вспомнив, что нестроевикам монтируют якобы специальные ингибиторы — системы регрессивного отключения, амортизирующие потенциальную агрессию. Он был в безопасности, вернее, надеялся, что и эти экземпляры, похоже тестируемые сейчас в космическом пространстве, снабжены ими.

Ларсен порылся в памяти, но не нашел и следа указаний на то, что за последние десять с лишним дней имел дело не с людьми, а с ангелами, как их шутя называли. Они даже потели и кровоточили… Наверняка внутренняя поверхность их кожи спроектирована как губка, насыщенная в лаборатории искусственной кровью. Совершенная иллюзия, ибо он много раз видел их грудные клетки, поднимающиеся в ритме ненужного, как оказалось, дыхания. Если бы он знал… Если бы хотя бы подозревал, что подобное случится, мог бы добавить в еду немного апоморфина. Люди бы заболели, андроиды — нет, а он был бы уверен. Но он и понятия не имел…

Что подтолкнуло их к теракту? Почему именно «Порыв» должен спасать «Альбатрос» с риском перегрева реактора, вероятных ожогов и повреждения корабля? Этого Ларсен не мог себе представить.

«„Альбатрос-четыре“ всем. Лежу на дрейфе эллипс Т341 сектор 65 стоп разгерметизация корпуса увеличивается стоп кормовые переборки не выдерживают стоп аварийная тяга реактора 0,3 G стоп реактор выходит из-под контроля стоп главная изоляционная переборка повреждена во многих местах стоп заражение на борту третьего уровня стоп пытаюсь цементировать стоп перевожу экипаж на нос конец», — прочитали они с экрана сообщение, записанное Омутом.

Координаторы отозвались почти сразу.

«„Луна Главная“ к „Альбатросу-четыре Ареслуна“. Идут к вам „Порыв“ сектор 64 „Титан“ из сектора 67 „Баллистический-восемь“ из сектора 44 „Кобольд семь ноль два“ из сектора 94 стоп цементируйте утечку защиты в скафандрах со щитами при повышенном давлении стоп дайте текущий аварийный дрейф стоп».

— Мммы нне должны… Идут другие, — прохрипел Ларсен.

— Повторяешься, — рявкнул Бланко.

В его глазах, когда он впервые с начала этого… бунта… взглянул на капитана, не было жизни. Теперь Ларсен это заметил. Глаза Бланко были матовыми, словно их никогда не увлажняли слезы и не раздражало яркое солнце. В них не было… никакой истории. Или они были такими всегда, а он, командир, просто не замечал этого? Или раньше они просто не смотрели друг другу в глаза?

— Нам понадобится каждый. В нашем мире, — сказал наконец Бланко.

«О чем он, черт возьми, говорит?» — только и сумел подумать Ларсен. Краем глаза заметил, что головы Валлаверди и Марвайка бессильно свешиваются на левое плечо. «Может, это распознавательный знак человечества, — по-глупому задумался Ларсен. — То, что головы всегда свешиваются влево?» Одновременно в его нейронах шел и другой мыслительный процесс.

— На «Альбатросе» тоже есть такие, как вы? — спросил он. — Нестроевики? Это их вы хотите спасти?

Слова с трудом срывались с губ Ларсена, но на учениях он был лучшим за год. Это обязывало. Когда ленты с записью произошедшего на «Порыве» попадут в руки коллег, ему нужно держать фасон и при 12 G.

— И что значит «в вашем мире»?

— «Нестроевики». Что за дурацкое название, — Бланко встал спиною к Ларсену и лицом к экрану. — Типа вы — строевики? — продолжал. — И что бы это могло значить?

Капитан молчал. Янссен смотрел на него в упор, словно ожидая ответа от человека. Но не дождался.

— Наш мир?.. — снова отозвался Бланко. — Это просто. Мир, в котором мы будем не хуже вас. Мир, в котором мы не будем… другими. Потому что там не будет и вас. Теперь мы знаем, что такой мир существует и ждет. Нас, а не вас.

— О чем… — Ларсен дернулся в кресле. И в тот же миг, почувствовав еще глубже врезающиеся в тело пояса, вспомнил о лежащем в его каюте «Альманахе». И о статье о Йоте/116/47. О новом мире, который, увы, не предназначен, если верить астрофизикам, для людей. Но если не для людей — значит…

Мир, удаленный на десяток световых лет. При нынешней технике на корабле класса «Порыв» они летели бы туда очень долго. Уже не говоря о топливе. Им понадобился бы другой борт, например «Коперник». На нем туда добрались бы за несколько лет. И что для них время? Для них, стоящих вне биологических ритмов, ведомых мечтами о собственном мире, мире без людей…

Ларсену вспомнились отчеты о демонстрациях против введения нестроевиков: пару лет назад те прокатились миром, после того как один из ученых брякнул перед камерами, что такое время близко. Потом исследования и эксперименты уже таились, но общественное мнение было настороже. А под черепом у андроидов мозг или в животе, мало кого интересовало. С другой стороны, если их призвали к жизни, что удивляться, если они захотели жить там, где им не угрожали бы никакие опасности с нашей стороны? Ни этические, ни юридические.

Потому и зародилось в их мозгах — возникших, как говорят, в процессе медленного выращивания монокристаллов, — в их кристаллическом мультистазисе шестнадцати миллиардов двоичных элементов желание… свободы?

А может, этот кристаллический мозг давал им экстраспособности, непредвиденные инженерами? Иначе как бы они договаривались? В следующий миг в мозгу Ларсена — настоящем, из нейронов, а не из кристаллов — осел туман констатации: концепция, в которую вверг его Бланко, такая… человеческая. Сбежать и создать утопию вдали от остального мира. Ведь не они первые. Бланко, если все это придумал он, теперь стал для Ларсена куда больше похож на своих конструкторов, чем те смогли бы признать.

— Отошли ремонтные автоматы в реактор, — вырвал его из задумчивости голос нового командира «Порыва», отдающего поручение Янссену.

— Ты не ответил на вопрос: есть ли на «Альбатросе» такие, как вы? И сколько? — продолжил расспросы Ларсен.

— Да. Мы есть на «Альбатросе». И на других транспортах. Мы есть на «Титане», «Геркулесе», «Атласе», «Урагане», «Оркане» и на паре других «пассажирах». Нас достаточно много, чтобы…

— У COSNAV в последнее время — одни секреты. — Первому пришло в голову, что инцидент в лаборатории в Штатах был как-то связан с происшествием здесь, на «Порыве».

— Наша задача была — увеличить экономичность туристических компаний сокращением времени полета, — спокойно закончил нестроевик. — Приумножить выгоду добывающих концернов более быстрой и безопасной транспортировкой руды с астероидов. Мы лучше людей и автоматических навигационно-управленческих систем.

Ларсену показалось, что андроид просто цитирует фрагмент проспекта COSNAV.

— Пассажиры не выдержат…

— Может, поэтому перепроектировать нужно именно вас, — Бланко не сводил глаз с монитора. — Или помещать в гибернацию на время рейсов. Впрочем, это уже не наше дело, — отрезал он, поскольку на экране появились слова, стекающие из-под авторучки Омута.

«„Альбатрос-четыре“ ко всем. Аварийный дрейф не взят под контроль стоп шпангоуты корпуса не выдерживают стоп теряю воздух стоп экипаж в скафандрах стоп машинное отделение под раствором щиты пробиты температура в рубке управления 63 стоп первая пробоина в рубке зацементирована стоп раствор кипит стоп заливает главный передатчик стоп теперь буду держать связь только фоном ждем вас конец».

«Порыв» увеличил скорость. Ларсену казалось, что его кости вот-вот сломаются, как шпангоуты корпуса «Альбатроса».

— «Титан Арестерра» к «Альбатросу-четыре», — услышали в рубке управления. — Идем к вам полным ходом. Находимся на границе вашего сектора. Будем через час. Пытайтесь выйти через аварийный люк. Будем около вас через час. Идем полным ходом. Держитесь. Держитесь. Конец.

— Мы будем раньше «Титана», если удержим скорость, — это был Янссен.

— Вам самим понадобится помощь. Вы — безумцы. После такого можете забыть…

— Пасть заткни, — рявкнул кто-то из нестроевиков.

«„Альбатрос-четыре“ к „Титану“, — „Альбатрос“ между тем снова отозвался морзянкой: — Не продержусь час на борту стоп аварийный люк зажат лопающимися шпангоутами стоп температура в рубке управления 81 стоп пар наполняет рубку стоп попытаюсь разрезать носовую броню и выйти конец».

— Через минуту входим в сектор «Альбатроса».

Ларсену казалось, что Бланко произносил эти слова тяжело. Может, и он приближался к своему пределу под ускорением?

— «Титан Арестерра» к «Альбатросу-четыре», — голос кого-то с «Титана» снова раздался в рубке управления «Порыва». — Будем около вас через пятьдесят минут. Подходим курсом восемьдесят четыре запятая пятнадцать стоп восемьдесят один запятая два стоп покидайте корабль. Покидайте корабль. Мы вас точно найдем. Держитесь. Конец.

«Снова заклинание реальности», — горько подумал Ларсен. Внезапно его прошил отчаянный крик из динамика; смешанный с шумами и тресками, он словно отражался от стен.

— «Альбатрос»… ко всем… раствор… рулевой рубки… температура… невозможно… экипаж до конца… проводка…

Голос внезапно прервался, и Ларсону показалось, что из этой пустоты его ушей достиг горловой вскрик, что-то вроде: «Идут!» или «Здесь!». Но уже через миг он был уверен, что ему послышалось. Никто другой, похоже, ничего не слышал. Динамики разразились какофонией звуков. Все корабли просили, чтобы «Альбатрос» отозвался еще раз. Но в ответ — тишина.

Омут с некоторым сожалением взглянул на Бланко, словно извиняясь за оборванное сообщение с «Альбатроса».

— Не хватит времени, — отозвался Ларсен, хотя очень хотел, чтобы это не оказалось правдой.

— Чушь! — выкрикнул Саннэ. — Ты ведь слышал, экипаж добрался. Наверняка сейчас начнут резать нос…

Ларсену показалось, что они слышали обрывки двух разных сообщений. Похоже, они тоже умели подсознательно обманывать себя.

— Вижу «Альбатрос», — спокойно произнес Янссен и дал картинку на главный экран.

Ларсен повернул голову к боковому креслу, где тот сидел. Любой человек в такой ситуации наверняка вскрикнул бы от избытка чувств, но нестроевик говорил спокойно, словно о чем-то обычном. На экране горела красная точка, венчающая корму попавшего в аварию корабля, что не предвещало ничего хорошего. Тем более, огни на «Альбатросе» не горели. В углу экрана виднелась приближающаяся точка. «Титан» или «Баллистический» немного опаздывали.

— Мы в секторе «Альбатроса». Вызывай их, — приказал Омуту Бланко и сел в кресло.

Прежде чем нестроевик-радиотелеграфист выполнил приказание, они услышали сообщение от «Луны Главной», которая присматривала за всей спасательной операцией.

— «Луна Главная» ко всем в секторах 66, 67, 68, 46, 47, 48 и 96. Объявляю сектора закрытыми. Все корабли, которые не идут полным ходом к «Альбатросу-четыре», должны немедленно остановить и поставить реакторы на холостой ход и зажечь позиционные огни. Внимание, «Порыв»! Внимание, «Титан Арестерра»! Внимание, «Баллистический-восемь»! Внимание, «Кобольд семь ноль два»! К вам обращается «Луна Главная». Открываю вам свободный путь к «Альбатросу-четыре».

— Автоматы зацементировали мелкую протечку, — сказал замолчавший было Саннэ: он следил на одном из мониторов за работами у реактора.

Ларсен вслушался. Показалось, что в его голосе термин «автомат» приобрел презрительный оттенок. Заметив это, он почувствовал себя странно: такое означало бы, что нестроевики не слишком отличаются от людей. Реактор «Порыва» начинал сбоить. «Скоро цементирование придется повторять», — подумал он, но с удивлением отметил, что принял это без особых переживаний.

— Есть связь с «Альбатросом»? — спросил новый командир.

Омут покачал головой. В этом жесте тоже было нечто человеческое: смесь печали, отчаяния и надежды, что скоро связь восстановится. Совершенно по-другому, чем у Янссена, объявляющего, что он видит «Альбатрос».

Ларсен почувствовал смущение. Они настолько же отличаются один от другого, насколько отличны люди?

— «Порыв Арестерра» ко всем, идущим на помощь «Альбатросу-четыре», — отозвался по фоно Бланко. — Я на оптической с «Альбатросом». «Альбатрос» дрейфует примерно по эллипсу Т348. Корма раскалена до вишневого цвета. Сигнальные огни отсутствуют. «Альбатрос» не отвечает на вызов. Останавливаюсь и начинаю спасательную операцию. Конец.

— Пээр, это ты? Что с вашим реактором? Идете знатно…

Бланко, смутившись, выключил фоно. Ларсен узнал этот голос — Климаш. Они были немного знакомы. Ну да, его «Кобольд» тоже в секторе.

— Будь у нас на борту пассажиры, не будь это тестовый полет… Ты бы тоже?.. — спросил он.

Бланко встал с кресла. С Янссеном и Саннэ они, должно быть, общались без слов или как-то так; те двое встали одновременно с ним. Бланко еще раз взглянул на Ларсена, и в этом мимолетном взгляде было столько презрения, что человек, сам того не желая, отвел глаза. Презрение на лице, презрение, когда он говорил об автоматах… Они не отличаются от нас, они — наши приемные дети, хотя сильно желают от этого отречься.

Омут снял наушники и покинул место радиотелеграфиста.

— Останешься с ними. Следи, если они очнутся, — приказал Бланко.

Омут принял приказание без гримасы. У них и раньше была иерархия, или она создается ad hoc?

— А вы куда? — Ларсен принялся дергать пояс, но защелки держали крепко.

Вопрос был глупым: он ведь знал, что они отправятся на помощь «Альбатросу». Или только на помощь нестроевикам «Альбатроса»? Может, и нет. В конце концов, чем больше живых людей-заложников, тем больше шансов вырвать что-то для себя. Он старался прочувствовать ситуацию с ангелами. Именно поэтому они хотели быть у «Альбатроса» первыми — чтобы спасти своих и перехватить людей. А затем потребовать… Чего? Он вспомнил журнал в радиорубке. «Коперник». Теперь все фрагменты в голове Первого встали на свои места, образовав логическое целое.

— Я хочу пойти с вами.

Бланко остановился у выхода из рубки. Посмотрел на Омута и бесчувственных Валлаверди и Марвайка, потом — на Ларсена.

— Это опасно. Ты можешь погибнуть, а ты ведь хочешь жить. У тебя есть шанс выжить. Очень советую, превозмоги свой порыв и действуй сообразно логике. К тому же ты нам еще понадобишься.

— Знаю. Но там есть люди. Некоторые меня знают, и им будет легче говорить со мной, с человеком. Они вам тоже пригодятся, вы это знаете. Может, вы хороши в расчетах и знании небесной механики, но и понятия не имеете о психической механике человека. Ни малейшего…

Он замолчал.

Пряжки поясов разошлись внезапно с тихим чавканьем. Ларсен мимолетно взглянул на Омута, но тот сосредоточился на других членах экипажа. Радиотелеграфист и Второй еще оставались вне всего, что происходило на корабле.

Приближаясь к дрейфующему обелиску, которым сейчас был «Альбатрос», они постепенно ослабляли спуски пистолетиков. Саннэ держал тубу лазера, но не оставался в тылу. Ларсен присматривался к ним: ко всем и каждому по отдельности. Было что-то странное в их абрисах. Внезапно он почувствовал сильное желание хлопнуть себя раскрытой ладонью в шлем. Да так, чтобы пангласит задрожал от удара. У них не было баллонов с кислородом. Только он, единственный из всей четверки, нес на себе их горб.

Следующие несколько минут Ларсену казалось, что он парит в окружении ангелов. Ангелов. Мысль о том, что это не ангелы и не люди, пришла в следующий момент.

— Они должны были попытаться прорезать носовую броню и выйти наружу, — напомнил в наушниках Омут.

Бланко, плывший рядом с Ларсеном, кивнул шаром шлема.

Газом из пистолетиков они откорректировали направление полета. Раскаленная докрасна корма начала исчезать из поля зрения. Когда они увидели нос, не смогли скрыть разочарования: там никого не было, а поверхность осталась целой и невредимой. Похоже, прорезать броню не удалось, как и выбраться наружу. Увенчайся такая попытка успехом, Ларсен и остальные отбуксировали бы их на борт «Порыва». Увы, надежды оказались тщетны. На «Альбатросе» был экипаж из девяти человек, а перевозил он, кажется, руду; на борту имелось тяжелое оборудование. Казалось, они должны были справиться. Это ведь не пассажирский корабль, где в кризисной ситуации приходится думать о нескольких десятках — а то и больше — человек, которым неизвестны процедуры и которых непросто контролировать. Но экипажу «Альбатроса», похоже, не повезло.

— Температура растет, — услышали они лишенный эмоций голос Омута.

После его слов воцарилась тишина. Ждали решения Бланко.

— Попытаемся проникнуть внутрь в носовой части, — сказал тот наконец. — Они должны быть внутри, где-то поблизости.

«Похоже, Бланко не теряет надежды, что кто-то из экипажа „Альбатроса“ жив», — подумал Ларсен. Он немного завидовал этой его вере. Вспомнил, что до сих пор не узнал у самозваного командора, сколько их — нестроевых — было на потерпевшем аварию корабле. Но спрашивать не стал.

— Температура растет с каждой минутой, как и вероятность взрыва, — снова прозвучало в наушниках.

Они висели рядом с трупом «Альбатроса», Саннэ начал резать броню. Шар шлема Бланко отражал фрагмент мертвого корпуса, заслонявшего звезды.

— Становится опасно. Ты хочешь сражаться до конца, я это понимаю. Я тоже хотел, — снова начал Ларсен. Он задумывал куда более длинную импровизированную тираду, но замолчал, слова повисли в пустоте. — Но… — попытался он снова. И снова не смог закончить.

Движением головы он указал на «Альбатрос» — лишь это сумел сделать. Чувствовал на себе их взгляды: как они сверлят его глазами сквозь шар шлема. Почти видел трещины на поверхности пангласита.

— Мы не чувствуем страха, поэтому будем пытаться, пока есть шансы. Впрочем, сейчас не время для дискуссий, — повысил Бланко голос в наушнике Ларсена. — Но, может, ты потом опубликуешь свои соображения в «Кибернетическом обозрении». Как знать?

— Возвращаемся, — это был Янссен.

«Разногласия среди бунтовщиков?» — задумался Ларсен. И вспомнил, что рядом, тоже в носовой части, есть транспортный люк, открываемый снаружи. Эдакий вариант «на всякий случай».

Несколько конструкционных особенностей кораблей класса «Альбатрос» он помнил из реестра, который листал несколько часов назад, когда Второй его разбудил. Несколько часов — а казалось, что прошло много дней. Он рассказал о люке остальным, и они тотчас поплыли в нужном направлении. Ларсен отцепил влипшую в корпус корабля магнитную подошву, и минутой позже Бланко мог проинформировать Омута, что они входят в «Альбатрос» и что связь прервется.

— Здесь никого нет.

Внутри «Альбатроса» их никто не встретил. Экипаж не сумел прорезать броню — это они знали, но он должен был находиться где-то поблизости, пробиваясь к носу. Так, по крайней мере, думали люди Бланко. «Люди Бланко»… Ларсену захотелось смеяться. Интересно, у нестроевиков вообще есть чувство юмора? Он не мог вспомнить, видел ли когда-нибудь смеющихся ангелов.

Ларсен взглянул на панель промеров на запястье: цифры показывали, что здесь нет и следа радиации. Он осмотрелся. Обездвиженные в клещах грейферов, стояли два небольших шахтных вездехода. Здесь должны были стоять и роботы, однако он не видел ни одной машины. Наверное, Макадзе бросил их на борьбу с утечками. Словно ныряльщики, они — вместе — проплыли сквозь зал, освещая дорогу фонарями. Добрались до люка, за которым должен находиться шлюз, а где-то за ним — главный коридор. Счетчики Гейгера застрекотали одновременно, будто по приказу: за люком простиралось царство радиации. «Я не смогу быть здесь слишком долго», — подумал командор.

— Я найду лифт и съеду в рубку управления, — отозвался он через мгновение.

— Это безрассудно. Мы знаем, что они убегали из рубки на нос, — сказал Саннэ.

— Хорошо бы забрать записи, — возразил ему Ларсен.

Он не знал, как они поведут себя, начни он настаивать. И стоит ли проверять? Он хотел жить. Даже если не удастся никому здесь помочь, нужно позаботиться о себе. Это казалось логичным. Логичным… Логика прежде всего. Ларсен снова отметил свое сходство с ангелами. «Но нет! — успокоился он. — Логическая машина не может иметь сразу несколько взаимоисключающих программ действия. А мозг может, у него такие есть всегда. Как сейчас». Ему, например, хочется жить, но нужно и убедиться, что на «Альбатросе» уже некого спасать.

«Я не похож на них, — констатировал Ларсен с облегчением. — Не похож!»

— Какие записи? Ты ведь слышал, температура в рубке росла очень быстро. Кипящий раствор, пробитые щиты. Была утечка, и наверняка не одна. Главный компьютер, скорее всего, был уничтожен еще до того, как они сбежали из рубки. Нет никаких записей, — Бланко говорил очень спокойно, словно объясняя очевидные вещи неразумному ребенку. — Ты подозреваешь, что нестроевые…

— Я ничего не подозреваю — я уверен, — на этот раз Ларсен резко прервал его, словно это должно было напомнить, кто тут по уставу командует. — Лаборатория COSNAV, «Альбатрос», «Порыв», та планета, «Коперник»…

Он заметил, как они обменялись быстрыми взглядами, но сделал вид, что не заметил этого. Подплыл еще ближе. Что-то привлекло его внимание. Направил свет фонаря в ту сторону. Кучки цемента, как собачьи отходы, усеивали пол возле люка. Он громко выругался, а все шары шлемов развернулись в его сторону.

— Люк зацементирован, — Ларсен снова выругался. — С той стороны, то есть изнутри главного коридора. Как это, черт побери, мож…

Не закончил. Теперь сценарий произошедшего на «Альбатросе» показался капитану очевидным. Экипаж добрался до носа, по крайней мере в соседний с ним склад роботов. Зацементировали люк, оставив радиацию по другую сторону. Но где, черт побери, они находятся, если их нет ни здесь, ни снаружи? Даже если только часть экипажа сумела… Вспомнил вскрик, который, как ему почудилось, он слышал из динамиков на «Порыве». «Идут». «Здесь». Вырванные из памяти слова звучали в его ушах. Голос невозможно узнать, если это вообще был голос, а не случайные шумы, треск и помехи. И что же, те слова, если они и правда прозвучали, были свидетельством попытки захватить корабль — вроде той, что случилась на «Порыве»? С той лишь разницей, что здесь люди сопротивлялись. Этот день должен был стать днем бунта, днем начала утопического нового мира нестроевых. После фальстарта в Штатах несколько десятков дней назад теперь они взялись за дело снова, зная, что ждать нечего.

«Достаточно ли оставаться послушным, чтобы выжить?» — отозвался инстинкт самосохранения. Он надеялся, что именно так все и закончится. Что, самое большее, все останутся заложниками, обмененными на «Коперник».

Огни фонарей — сперва хаотично, потом более целенаправленно — принялись обметать склад.

— Что-то здесь не в порядке, — снова выразил командор свои сомнения.

Сноп света наконец выхватил из тьмы некую форму, потом еще одну. Ларсен подтянулся туда, за ним остальные. Подле стены, принайтовленный к ней скобами из титанита, стоял обожженный ремонтный аппарат. Его манипуляторы были измазаны комочками засохшего цемента, а у ног плавало тело с кислородным баллоном. Преодолевая атавистический страх, Ларсен дотронулся до останков. Осветил нашивку на скафандре: иконка технического персонала, измазанная машинным маслом.

— Урнаут, — прочел он. — Это… ваш? Знаете его? — спросил.

Ему ответила затянувшаяся тишина.

— Ну, знаете его или нет? Трусливая гнида, которая оставила товарищей по другую сторону люка во власти облучения, успев забрать из шлюза скафандр с ненужным ему кислородным баллоном, была нестроевиком? — крикнул Ларсен. — Наверняка! А кислород, шлем и скафандр служили для того, чтобы обманывать людей. Давай лазер, разрежем его и убедимся, что внутри — провода, а не кишки…

Остальные сбились в тесную группку, как перепуганные хищником газели. Газели в невесомости.

— Зацементировал люк… Глазом не моргнув, обрек и людей, и своих. Ведь их здесь было несколько, правда?! То же самое вы хотите сделать со мной и моими людьми? — Ларсен посветил фонарем в стекло шлема Бланко. — На «Альбатросе», однако, что-то пошло не по плану, верно?

— Почему ты думаешь, что это был нестроевик? — прервал его вопросом Бланко.

Теперь молчал Ларсен. У него в голове не укладывалось, как можно зацементировать люк и оставить товарищей по другую сторону, обрекая их на смерть, но подобное мог сделать не только андроид. Пусть Ларсен и верил, что человек не стал бы так поступать. Шлем, баллон и скафандр могли быть элементами игры, которую они вели с экипажем. Он ведь тоже сперва понятия не имел о нелюдях на борту «Порыва». С другой стороны, если он хорошо понял их стратегию, андроиды заинтересованы получить как можно больше человеческих заложников. Тогда зачем им убивать людей, оставляя их радиации? В голову приходила только идея собственной защиты, но и при таком сценарии могло оказаться, что Урнаут — человек, убегающий от андроидов. Нужно было хорошенько все проверить и выяснить.

Его уверенность относительно сценария происшествий на «Альбатросе», которую он чувствовал минуту назад, была поколеблена.

— Возвращаемся? — Это был Янссен.

— Мы можем попытаться разрезать люк, — предложил кто-то из нелюдей.

— У нас не слишком много времени. Если оно вообще осталось, — сказал Саннэ, а потом проверил лазер.

Ларсен почти ощущал тяжелые взгляды, которые на него бросали. Нечеловеческие взгляды.

— И что дальше? Обменяв нас, вы получите «Коперник». А дальше? Полетите к звездам? Создадите там колонию? Может, до обмена и не дойдет? Вы принимали это во внимание? Будь у вас несколько десятков заложников, тогда возможно, но так… — Вопросы Первого, испугавшие и его самого, повисли в пустоте вакуума. — Вы ведь не боитесь смерти, верно?

— Ты ошибаешься. Никто из нас не желает… уйти. Всякое существование лучше небытия. Урнаут тоже хотел… жить, — Бланко сделал ударение на последнем слове. — Там, по другую сторону люка, он мог оставить и мертвых. Мог быть последним из живых. А может, он убегал от кого-то? От людей, которые поняли, что он — не человек?

Он перевернул труп — это вообще правильное для него название? — Урнаута так, чтобы они увидели его спину. Дыра от лазерного удара пугающе зияла, обнажая металлический стержень, притворявшийся хребтом. Бланко взглянул на Ларсена. Командор не мог расшифровать, что значит мина ангела. Была это печаль, отвращение или обвинение? Наверное, всего понемногу. Но был ли Бланко прав? Урнаут пытался спастись не столько от излучения, сколько от людей?

— Собственно, затем и стоило раздобыть записи, — перебил его Ларсен. — Они могут очистить нестроевиков, если все было не так, как кажется МНЕ.

Он понимал: в том, что говорит Бланко, смысла больше, чем в его гипотезе — Урнаут, нестроевик, хотел спастись и обрек остальных на смерть.

— Он был единственным нестроевиком в этом экипаже и обладал достаточной рассудительностью, чтобы не бунтовать… В одиночку против восьми человек? — Бланко не спускал глаз с останков Урнаута, словно ожидал, что тот встанет и подтвердит его слова. — А рубка, главный компьютер и проклятущие ленты уже не существуют, я тебе говорил.

Ларсен хотел присмотреться к телу андроида, но нестроевики сомкнули ряды, заслонив ему вид.

— Понадобится дознание. Речь о том, подвела система, предупреждающая о метеоритах, или ее специально повредили. Это важно для безопасности звездоплавания.

Он замолчал, встретившись глазами с дырой лазерного ствола в руках Саннэ.

— Ты этого не сделаешь, — проговорил неуверенно Первый нестроевику. — У тебя есть встроенный ингибитор…

— …который не определяет наше поведение, — прервал его Бланко. — Он только увеличивает его правдоподобие. Не все можно взять в узду программирования. Ты бы должен это знать.

Нестроевик дотронулся перчаткой до стекла шлема Урнаута, словно хотел закрыть ему веки.

В глазах Саннэ, которые Первый видел теперь сквозь пангласитовое стекло, не было никаких чувств, не было… жизни. Их расцветил блеск, но это просто шлем отразил вспышку лазерного выстрела. Ларсен умер бесконечно удивленный тем, что не станет предметом торга за «Коперник». И что ингибиторы вправду не дают гарантий, когда речь идет об элиминировании агрессивного поведения нестроевиков.

Позволь они ему жить еще с минуту, услышал бы в наушниках обеспокоенный голос Омута:

— «Баллистический-восемь» уже близко. У них на борту спасательная группа. Возвращайтесь.

И, скорее всего, испугался бы ответа Бланко:

— Возвращаемся. Нужно прибраться.

Омут на борту «Порыва» оглянулся. Марвайк начинал приходить в себя. Их взгляды встретились.

Марвайк прикидывал, как освободиться из объятий ремней. Валлаверди наверняка думал о том же. Радиотелеграфист вспомнил все, что случилось в рубке перед тем, как они потеряли сознание. Корабль отправился на помощь «Альбатросу», передававшему SOS. Вопреки приказам капитана Ларсена, который, опасаясь за реактор «Порыва», воспротивился такому действию. И он, конечно, был прав: в ближайших секторах находились корабли, лучше приспособленные к ведению спасательных работ. Но теперь они рядом с «Альбатросом». Зачем Бланко, Саннэ, Янссен и Омут это сделали?

— Йосип, — спросил он у Омута. — Что тут происходит?

— Почему мы обездвижены? — добавил Второй.

Омут, с одним наушником у уха, тоже сцепленный в объятия со своим креслом, смотрел на них пустыми глазами.

— Исусе сладчайший… — прошептал Марвайк. — Они пошли на «Альбатрос»… — кивнул, осмотревшись в рубке.

Хотел вытянуть хоть что-нибудь из коллеги, да что там — друга по «Трансгалактике», но слова замерли у него на губах, когда он взглянул на главный экран.

— Выходят, — крикнул Валленверди. — Один, второй, третий…

Три фигуры плыли от корпуса «Альбатроса». Кого-то не хватало, но Марвайк верил, что через миг и четвертая фигура присоединится к остальным. Валлаверди же при виде белых комбинезонов на фоне тьмы ощутил иррациональный страх. Испуг огладил его внутренности ледяным языком. Марвайк внимательно вглядывался в висящие в пустоте фигуры. С каждой секундой он понимал, что с ними что-то не так. Наконец понял, что его беспокоило. Взглянул на Второго, но тот на экран не смотрел.

Связь снова вернулась, и Омут ухватил микрофон. Открыл рот, но тут Вселенная вздрогнула. Тушу «Альбатроса» разорвал взрыв реактора. Они долго сидели, окруженные небывалой тишиной. Троица, покинувшая корабль, не имела ни единого шанса выжить. Омут вручную запустил реактор «Порыва». Тяжесть вернулась, корабль начал медленно покидать район катастрофы. Минутой позже Омут бросил наушник на пульт, взглянул на Марвайка и Валлаверди теми же пустыми глазами, затем покинул мостик.

Радиотелеграфист и Второй не сразу заметили, что пояса в креслах ослабли. Когда Марвайк сообразил, бросился к передатчику, но задеревеневшие ноги не держали тело. Когда встал, заметил, что лицо Второго бледно, а взгляд устремлен на один из боковых мониторов. Омут в мундире «Трансгалактики», в каком он выскочил мигом ранее из рубки, теперь стоял перед люком третьей, предпоследней изоляционной переборки двигательного отсека и методично вбивал код доступа на стенной панели. Следующий люк, ведший непосредственно к реактору, был — согласно тому, что показывал главный компьютер, — зацементирован. Как видно, пока они со Вторым оставались без сознания, дело дошло до какой-то неопасной протечки, с которой управились автоматы. Но даже вход в помещение рядом с реакторным залом было сродни самоубийству! Только автоматы могли туда входить, а после и они часто заканчивали свою службу.

Омут развернулся к глазу камеры, но его взгляд был наполнен пустотой.

Марвайк уже не глядел ни на монитор, ни на Валлаверди. Едва восстановилось кровообращение в ногах, он добрался до передатчика. Отложил на потом просмотр лент с записями происходившего в рубке — сейчас есть более важные вещи. Компьютер давал знать, что протекание реактора снова угрожает безопасности, а еще у них могла быть повреждена антенна. И все же Марвайк натянул наушники и сел в кресло, сохранявшее тепло Омута. Стал передавать сообщение ко всем в секторе и к «Луне Главной».

«В реакторе «Альбатроса» произошла неуправляемая цепная реакция стоп у меня потери в людях стоп облученные стоп прошу врачей стоп передатчик поврежден взрывом стоп течь в реакторе стоп готов к отстрелу реактора если не остановлю течь стоп».

Он колебался, набирая «облученные», поскольку Омут наверняка был мертв, но сообщение ушло в пространство. Хотя он не желал пока об этом думать, прикидывал, как будет выглядеть полный рапорт происшествий на «Порыве». Потом вместе со Вторым они снова глядели в янтарно-бело-коричневое радиоактивное облако с температурой в 1200 градусов Цельсия, висевшее на экране в том месте, где минуты назад был «Альбатрос». Они размышляли над смыслом порыва, из-за которого Ларсен, Бланко, Янссен и Саннэ отправились спасать тамошний экипаж. Ведь можно было подождать «Баллистического», приспособленного для спасательных акций. «И все же, — подумал Марвайк, — их вело некое чувство человеческой солидарности…»

Где-то в гривастых наростах радиоактивного облака висели оставшиеся после них молекулы. «Возможно, спектрометр сумел бы отделить атомы, оставшиеся от отдельных персон?» — подумал он. Но тотчас понял, что не хотел бы знать, какой из фрагментов является Ларсеном, а какой — Бланко и остальными. Сразу решил, что предпочел бы запомнить их такими, какими они были и какими он их знал.

Людьми из плоти и крови.