На следующий после похорон день Юрий всё–таки решил навестить Марину. Осмотреться у неё дома: что там и как. Узнать побольше о жизни Александра. Начальство уже начало на него давить: мол, три дня прошло, а толку нет. Возможно, этот парень (в смысле, убийца) — будущий серийный маньяк, поэтому желательно изловить его как можно быстрее. Так что, парень (в смысле, Юрий), действуй, лови придурка. Шерше ля психопат…
Но почему именно ему доверили это дурацкое дало? (Стоп, почему дурацкое? Именно благодаря ему Юрий получил возможность познакомиться с такой прекрасной девушкой как Марина) Скорее всего, шеф, с которым у него недавно произошел небольшой конфликт, специально сделал это, чтобы, если следователь не сумеет выйти на преступника, несколько принизить его в глазах коллег — особенно тех, кто были свидетелями их разборки, и поручит расследование кому–нибудь другому.
История стычки заключалась вот в чём. Однажды шеф заявил Юрию, что тот попал в органы, в основном, благодаря отцу — известному и лучшему патологоанатому города. Мол, если ему и надо кем–то работать, так это помощником регулировщика: подавать тому всякие флажки и так далее. Юрий оскорбился, ведь в конце концов у него был диплом юриста, но в глубине души он всё же понимал, что процентов на восемьдесят шеф прав. Для следователя у него был слишком неуверенный характер. Да, тогда он действительно сел в лужу — провалил первое порученное ему дело. Получилось так, что следователь выложил преступнику всю имеющуюся о нём информацию, и в результате этого вор, вина которого была почти уже доказана, сумел отвертеться. Тогда–то и произошёл конфликт, разрешённый лишь с помощью отца Юрия. И теперь — как Юрий считал — его начальник подсунул ему это дело исключительно для того, чтобы он его провалил. Хотя, может быть, всё это были лишь параноидальные домыслы.
Утром он заехал к отцу в морг, так как вчера посетить его не смог — помогал своему другу Жене перевозить мебель и прочие вещи из дома родителей на новую квартиру. Потом они обмыли всё это дело шампанским, и в итоге домой Юрий пришёл лишь в полвторого ночи.
Юрий: Самое странное, что по словам Марины, брат на улицу практически не выходил. У него после больницы возникла эта… как её… забыл… агорафобия. Что могло заставить его выйти из дома и отправиться на кладбище?
Отец: (хмыкнув) От одного вылечили — другое подхватил.
Юрий: И только, главное, выписался из своей психушки, никуда не ходил, а тут первый раз вышел — и сразу на кладбище. Не могу понять…
Отец: А может, не сразу?
Юрий: Что не сразу?
Отец: Пошёл на кладбище. Может, он ещё куда–то заходил.
Юрий: Может. Но никто из соседей не видел, как он уходил и во сколько. Когда он покинул квартиру? Да хрен его знает. Марина работала в день, то есть её брат, получается, мог уйти в… любое время до восьми вечера. Убили его где–то с семи до одиннадцати, как ты сказал. Но почему сторож кладбища ничего не слышал? Лаховский же должен был сопротивляться!
Отец: Значит, всё–таки изнасилования, как такового, не было. Просто после совокупления активный партнёр зачем–то убил пассивного. Кстати, телефон–то у Лаховской есть?
Юрий: (ошарашено) Блин, я как–то не спросил…
Отец: Проверь. Может, кто–то ему позвонил, предложил встретиться на кладбище.
Юрий: Ах да, совсем забыл. На похоронах к Марине пристал какой–то мужик. По–моему, он был сдвинутый. Загонял, что Лаховский не умер и требовал его выкопать.
Отец: Кто он?
Юрий: (пожимая плечами) Он очень быстро исчез. Слушай, пап, ты думаешь…
Отец: Уточни про него у этой Марины. Может, она его и знает. И не забудь всё–таки выяснить, не был ли брат пассивным педерастом раньше. Ведь ни с того ни с сего мужчин обычно не насилуют.
Юрий: Не насилуют. Знаешь, я всё–таки считаю, что это кто–то из бывших больных. Может, он лежал вместе с Лаховским. Чёрт его знает. Слушай, звякни Назаренко, а? Они отказываются давать мне информацию о других пациентах!
Отец: Попробую. Но ничего не гарантирую. Лучше бы ты обратился непосредственно…
Юрий: К шефу? Да пошёл он!
Отец: Как хочешь. Но…
Юрий: Шефу надо, чтобы я выглядел идиотом. А я назло ему раскрою это дело!
Отец недоверчиво усмехается.
Юрий: (уверенно) Раскрою!
Отец: Есть сомнения.
Юрий: А если с твоей помощью?
Отец: Это ничего не меняет. Ты, я — какая разница? Убийца может затаиться, а с такими уликами как сейчас, ты его никогда не поймаешь. Ни ты, ни кто–то другой.
Юрий: Что же делать?!
Отец: То, что ты ещё так до сих пор и не сделал. Опроси эту Марину получше.
Юрий: Интересно, что она сейчас делает? Как ты думаешь, она дома?
Отец: А ты считаешь, что она сразу на следующий день после похорон пошла на работу? Ей надо всё убрать, навести порядок.
Юрий: Но сейчас, наверное, она ещё спит. Может, звякнешь всё–таки в психушку?
Отец вздыхает и придвигает к себе телефон. Но как выясняется, главврач психбольницы где–то отсутствует.
Одна в трёхкомнатной квартире… Такая большая площадь пустого пространства действовала на Марину угнетающе, но тем не менее она не спешила никуда идти. Куда? Да и зачем? На сегодня у неё взят отгул — причина для этого весьма уважительная. Так что на работу только завтра, в ночь. Сходить в магазин? Да нет, не стоит, продукты и без этого имеются. Поехать на кладбище и покрасить оградку с памятником? Что–то тоже желания нет…
«Саша был прав, всё время оставаясь дома. Да и куда бы он пошёл? И куда могу пойти я? К Таньке? И что у неё делать? Разыскать Олега? Пошёл он! Нет, лучше уж сидеть дома. Никого не хочу видеть. Ритка — сучка: взяла — уехала!»
Она бесцельно бродила из комнаты в комнату: из зала — в спальню брата, из спальни брата — в свою, при этом не расставаясь с сигаретой. Обычно она курила редко, но в последние несколько дней график потребления ею никотина заметно изменился. Форточки были открыты, их пасти жадно втягивали табачный дым, таким образом проветривая прокуренное помещение. Мыслей было очень много, причём, о многом, о чём девушка думала сейчас, раньше бы она думать не стала. Но обстоятельства сложились так, как сложились, а значит и ход мыслей должен был исходить из определённой точки — «брат умер/убит. И я теперь одна в трёх комнатах. В принципе, всё так же, как и было, когда он лежал в больнице — я точно так же была одна… но…»
С одной стороны, со смертью Саши умерли и определённые проблемы, с ним связанные. И опять–таки, с одной стороны это было хорошо. Но с другой… Они с Сашей ведь так сильно любили друг друга! Марине не нужны были больше никакие другие мужчины с тех пор, как он вернулся. Но теперь, когда она одна, снова одна, поневоле придётся задуматься о замужестве… Найти себе старого бизнесмена…
«Он не умер!» — всплыли в её сознании слова Терехина. Откуда он вообще узнал о смерти Саши? «Мне сказали». Кто сказал?! Но он не мог его убить, потому что его выписали после того, как Саши не стало.
Что, если он наврал?
«Я знаю имя убийцы!»
Да, точно. Этот Дмитрий Фёдорович даже говорил, как того зовут. Конечно, всё это чушь, но… Как же его звали? Астроном? Нет. Астронавт?
(«Он не умер! Если вы не выкопаете его сейчас…»)
Ну и что же тогда произойдёт?
Астронавт…
Обычный бред обычного шизофреника, решила Марина. Иначе и быть не может. Он такой же чокнутый как и Саша до больницы. Он — псих; все его слова — бред.
В дверь позвонили. Марина вздрогнула и пошла открывать, мысленно проклиная незваного гостя. Наверное, ещё какой–нибудь соболезнующий припёрся. «Ах, мне так жаль!» — уже поперёк глотки стоит это наигранное сострадание. Сколько можно?!
Девушка открыла дверь. На площадке стоял следователь Юра. Он был в штатском и больше напоминал студента, чем того, кем был в реальности. В руках он сжимал зелёную папку.
— Здравствуйте! — произнёс он. — Извините, конечно; возможно, я оторвал вас от чего–то, но мне необходимо кое–что уточнить.
— Ну, проходите, — ответила Марина равнодушно. — Если вы сможете поймать убийцу, я буду вам только благодарна.
Юрий прошёл в коридор, и девушка снова заперла дверь. «Кажется, этот парень уже положил на меня глаз, — подсказала ей женская интуиция. — Использует теперь свою работу в личных целях. Ну, для разнообразия можно и поиграть с ним немного. Ладно, посмотрим…»
— Может, я не вовремя? — поинтересовался Юрий, развязывая шнурок на ботинке. — Проклятый шнурок…
Марина усмехнулась, заметив, что у него возникла некоторая проблема со снятием обуви. Каким–то образом шнурок завязался на два узла, и Юрий теперь тщетно пытался всё это распутать. Забавный парень. Каков он в сексе, интересно? Наверное, такой же смешной и нелепый.
— Вам помочь? — спросила она, присаживаясь на корточки рядом с ним. Он вздрогнул и посмотрел на неё. Их взгляды встретились.
— Да нет, спасибо, я думаю, что и сам справлюсь, — ответил Юрий торопливо и немного смущённо, продолжая распутывать образовавшийся узел.
Наконец ему это удалось, а второй ботинок он снял уже без проблем. Марина пригласила его пройти в зал, и вскоре оба сидели на диване, повернувшись друг к другу. Колени почти соприкасались.
— Я вот по какому вопросу. Я, конечно, понимаю, что у вас траур и вы не расположены со мной беседовать, а тем более откровенничать, но всё же я надеюсь…
Марина неожиданно рассмеялась, хотя, может быть, это выглядело несколько странным в подобной обстановке. Все зеркала и телевизор были завешаны разного рода материей — этого требовали принятые издавна традиции, да и вообще, в квартире до сих пор висел запах смерти. Всё казалось мрачным и навевало пессимизм. Но, несмотря на это, Марина рассмеялась.
— Да нет, я отвечу на все ваши вопросы, — сказала она. — То есть, на те, на которые знаю ответы. Вдруг вы действительно поймаете убийцу.
— Я поймаю его, — порывисто прошептал Юрий. — Я поймаю его! — повторил он уже погромче. И хотя Марина сомневалась в этом, она всё же кивнула. Да, ты его поймаешь. Он никуда от тебя не денется.
— Как я понял, ваш брат вышел из больницы три месяца назад, — начал Юрий, но Марина его перебила.
— Хотите кофе?
— Ну, не знаю, удобно ли это…
— Не вижу ничего неудобного, — Марина встала. — Я же не водку вам предлагаю, в конце концов. Значит, будете? Тогда, знаете, пройдёмте лучше сразу на кухню. Пока я вскипячу воду, вы как раз зададите мне свои вопросы.
Ход мыслей Юрия в тот момент, когда он шёл за девушкой, в графике выглядел бы довольно странно. Одновременно он думал и о том, что должен расследовать убийство, и о возможности иметь с Мариной близкие отношения. Но дело прежде всего, не так ли? «Сделал дело — гуляй смело» — следует ли считать справедливым по отношению к настоящей ситуации это народное изречение? Ладно, посмотрим по обстоятельствам; если что, разберусь по ходу действия.
Юрий присел на табурет и начал изучать интерьер кухни. Марина, поставив на электрическую плиту чайник с водой, заняла другой табурет. Её глаза внимательно изучали следователя.
— Значит, первый вопрос, — сказал тот. — Вы говорили, Саша никуда не выходил из дома. Мне сказали, что это называется этой… агорафобией…
— Да при чём тут фобии какие–то? Он никуда не ходил потому, что ему некуда было идти. За те два года, которые он провёл в психушке, у него совсем не осталось никаких друзей, знакомых. И никакой фобии у него не было, по крайней мере, я так считаю. Он постоянно торчал у себя в комнате: смотрел телевизор (у него там маленький «Сапфир»), читал журналы, газеты, писал что–то…
Юрий отметил, что надо будет чуть позже попросить Марину позволить ему осмотреть комнату брата. Наверняка, там найдётся что–нибудь интересное. Но это чуть позже, после того, как будет выпит кофе.
— Насколько мне известно, болезнь вашего брата заключалась в том, что он… как бы это сказать… не видел смысла в своём существовании. А потом это…
— Вы говорили с психиатром? — усмехнулась Марина. — Можете не отвечать: вижу, что говорили.
Юрий вздохнул и кивнул. Он никак не мог понять, что же ему всё–таки надо от Марины: любви или секса. Да, он хотел бы переспать с нею, но вот способны ли они на большее? На Любовь с большой буквы? А, впрочем, нужна ли она?
— О чём задумались?
Юрий готов был поклясться, что она мысленно усмехнулась. Возможно, догадалась, о чём он думает. Ну и ладно. Проклятье, как бы это всё проделать? В принципе, проблем особых–то нет, но вот служебное положение… Что, если она сдуру настучит на него начальству? А, к дьяволу! Отложим это на потом.
— Да так. Размышлял.
— Ой, вода кипит! — Марина вскочила. — Вам сколько сахара, кофе?
— Кофе — одну, сахара — две с половиной.
Девушка кивнула и, распахнув дверцы шкафчика, висящего над плитой, достала оттуда две чашки. Пока она стояла к Юрию спиной, он не отрывал взгляда от её ягодиц и ног, частично скрытых халатом.
«На сколько она меня старше? Года на три–четыре, наверное. Ну почему тогда, у себя в кабинете, во время допроса я не выяснил год её рождения? Но, в общем–то, если на то пошло, это не так уж и важно, да? Мне кажется, я всё же могу на что–то надеяться. Она не груба со мной, скорее, наоборот — кофе предложила… Но дело прежде всего. А что касается… Ну, не знаю, рисковать пока не буду. Разве что, если она сама сделает первый шаг…»
Марина смотрела, как следователь отхлёбывает горячий кофе, уставившись на поверхность стола, и думала о своих возможных ответах на его возможные вопросы. Что ж, может, какая–нибудь информация и окажется для следствия полезной. Но много милиции знать не следует, потому что это личное.
«Та информация, которую я утаю — она всё равно не дала бы им ключа к разгадке. Убийцу Саши надо найти, не спорю, но ради этого я не обязана выкладывать какому–то сопливому менту всё. Мои мысли — это мои мысли, и их это не должно касаться».
Они пили кофе и молчали, думая каждый о своём. За окном чирикали воробьи и гудели машины. С каждой секундой Марина всё больше и больше убеждалась, что Юрий думает сейчас не о деле, которое должен раскрыть, а о ней, как о женщине. Это немного её возбудило, потому что она представила, как занимается с ним сексом прямо здесь, на кухне. Да и тем более, прошла уже целая неделя с тех пор, как у неё в последний раз был мужчина. Ладно, это можно будет обдумать и потом. Сейчас главное — поиграть в вопросы–ответы.
Юрий прокашлялся и сказал:
— Вкусный кофе.
— Задавайте ваши вопросы.
Он кивнул и посмотрел на её обнажённую ниже колена ногу. «Не хватает мне ещё одного воздыхателя! Гера — старик, этот — мент, да и ростом маленький. М-да, везёт мне…»
Юрий прервал её мысли вопросом:
— Что мог делать ваш брат на кладбище?
Девушка пожала плечами, потом поставила контрвопрос:
— А возле чьей могилы его обнаружили?
Юрий напряг память и наконец ответил:
— Мужчина. Котов Владимир. Умер в прошлом году.
Выражение лица Марины несколько изменилось. Казалось, она удивлена этим сообщением, но не встревожена.
— Так вы знаете… знали его?
— Это был одноклассник Саши и его… ну, друг. Раньше они вместе работали в школе: Саша преподавал информатику, Володя — физкультуру. Когда брат лежал в больнице, Володю зарезали какие–то пьяные подростки.
«Надеюсь, не стоит говорить, что мы с ним когда–то давно пару раз спали? Это ведь не повлияет на ход расследования, я считаю».
— Опять убийство! — вздохнул Юрий. — А это всё не может быть как–то связано?
Марина, хмыкнула.
— Вряд ли. Володю, как я сказала, просто пырнули ножом, а моего брата… хм… изнасиловали и стукнули по голове. По–моему, это разные вещи. Или я ошибаюсь?
— Да, пожалуй, я глупость сморозил. А, вот ещё! Правда, вопрос, может, несколько нескромный…
— Что ещё за «нескромный вопрос»?
— Может, я не прав, но возможность всегда… мне не… В общем, Марина, не был ли ваш брат, Саша, гомосексуален?
— Саша? Гомосексуален? Нет. Не знаю. По крайней мере, я ничего подобного за ним не замечала. В больнице он вряд ли занимался чем–то подобным, а после… после он был всё время у меня на виду, никуда, не ходил.
— А раньше?
— Ну, вообще–то у него тогда была девушка. Они, кажется, собирались даже расписаться, но, когда Сашу положили в больницу, она…э…вышла замуж за другого. Можете узнать о Сашиных сексопатологиях у неё, если хотите. Правда, я не в курсе, где она сейчас живёт, но у вас ведь есть свои способы узнать это. Её зовут… или звали… Нина Голикова.
— Подождите секунду, я запишу, — сказал Юрий, доставая из кармана блокнотик и ручку. — Нина Голикова? А сколько ей лет, не знаете? Где жила раньше?
— Сколько лет? Ну, она на год старше меня, хоть мы и учились вместе. С 68‑го, значит.
Юрий сделал соответствующую пометку в своём блокнотике, одновременно опять скользнув взглядом по ногам Марины. Девушка в который раз усмехнулась — мысленно, и как бы случайно сделала так, что полы халата слегка разошлись. Теперь Юрий мог видеть одну её ногу и чуть выше колена.
— А где она жила?
— Раньше в соседнем доме.
— Где училась?
— В 312-ой. Там же, где я, Саша и Володя. Чёрт возьми, что мог мой брат делать у его могилы? Блин, бред какой–то! Такого не бывает!
— Ах да, Марина, у вас есть телефон?
— Телефон? Вы хотите куда–то позвонить?
— Да нет, но, может, кто–то позвонил тогда вашему брату и предложил с ним встретиться? Да и мне он может пригодиться — вдруг мы что–то узнаем…
— Хм. Да, телефон у нас есть. Его номер 41–22–64, — «интересно, запомнит он его или запишет?» — Но кто мог ему позвонить? Он же ни с кем не общался!
— Тем не менее, убийца, похоже, как–то, связался с ним, — хмуро ответил Юрий, снова делая какие–то пометки в блокноте — очевидно, записывал номер телефона. — Простите, у вас халат разошёлся.
Ой, ну надо же! Что, скромный такой, что ли? Сделав вид, что она смущена, Марина поправила халат. Ну что, мент, так лучше?
— А вашему брату никогда никто не угрожал?
— Да нет, вроде бы. Хотя, откуда я знаю? Он же не обязан был всё мне говорить. Мы жили как брат с сестрой, а не как муж и жена. Естественно, что у него могли быть от меня секреты.
— Естественно, — Юрий кивнул и отхлебнул кофе, который уже почти остыл. — Ещё один нескромный вопрос. Когда умерли ваши родители?
— Отец в 91-ом от рака. Мать через два месяца, покон… Совершила самоубийство.
— Само… самоубийство?
— Да, она не могла жить без отца и однажды съела кучу транков.
— Ей выписывали транквилизаторы? — удивился Юрий. — Она чем–то болела?
«Вот дура! — обругала себя Марина. — Проговорилась я, получается. Можно было и умолчать об этом, если на то пошло. Но теперь уже поздно. Несомненно, Юрочка сейчас проводит параллели между ненормальностью матери и Сашки. Что ж, вполне возможно, что это и наследственное. Но ментам–то это не обязательно было знать… Будь ты проклят, убийца, из–за тебя столько нежелательных фактов приходится предавать огласке!»
— Вообще–то моя мать была больна… психически. Иногда у неё возникали достаточно серьёзные проблемы с головой.
Юрий тремя глотками прикончил кофе и начал стучать пальцами по столу. Похоже, он нервничал.
— Теперь вы предполагаете, что болезнь Саши наследственная, — сказала Марина, проклиная себя за чрезмерную болтливость. — Я, конечно, не знаю, может, это и так. У матери тоже постоянно были депрессии, разочарованность во всём. Но не все в нашей семье были сумасшедшими. Лично я считаю себя абсолютно нормальной, отец тоже был здоров.
Юрия аж задёргало, он даже покраснел немного, потом выдавил:
— Да я же и не говорю… Конечно, вы нормальная. Не все же в семье должны быть… О, чёрт! Простите, Марина, если что не так…
— Да ладно! — девушка махнула рукой. — Ну, какие у вас ещё вопросы?
— Могу ли я осмотреть комнату вашего брата?
— Осмотреть комнату? Вообще–то, как я слышала, для этого нужен ордер. У вас он есть?
— Я не хочу ничего обыскивать — просто посмотреть. Хочу понять, как он жил, чем занимался.
— Смотрел телевизор. Знаете, приходите лучше завтра. Я уже устала от всех этих ваших вопросов. Мне хочется побыть одной. Надо многое обдумать, да и вообще…
— Да–да! — Юрий вскочил, чуть не сбросив на пол свою пустую чашку из–под кофе. — Я понимаю, у вас горе, вам трудно. Пожалуй, я и правда пойду. Во сколько завтра вы будете дома?
Марина задумалась. В голове её начал зреть план. Она помолчала чуть–чуть, поражаясь непристойности своих мыслей, и наконец сказала:
— Знаете, давайте в два. Сможете?
«Конечно, сможет. Прибежит, как миленький».
— Хорошо, я буду у вас ровно в два.
Выходя из квартиры, Юрий едва не столкнулся с каким–то парнем, спускающимся сверху. Увидев следователя, он как–то странно усмехнулся и быстро убежал вниз, оставив того в недоумении. Это кто ещё такой? Убийца? Ну–ну…
Только на улице он вспомнил, что завтра суббота, и он выходной. Что ж, придётся поработать вне графика.
Сразу после Марины Юрий поехал на работу, где навёл справки через компьютер о Котове и Голиковой. Об убийстве первого там имелся довольно–таки обширный материал, но, кажется, Марина была права, и с последними событиями это вряд ли было как–то связано. Преподавателя физкультуры избили и в конечном итоге зарезали два пьяных ПТУшника, и сейчас оба отбывали заслуженное наказание. О Нине Голиковой в компьютере не было ничего. Это означало, что ни в каких преступлениях она не замешана. Тогда Юрий решил проехаться по ЗАГСам, но сперва заскочить к отцу — надо было рассказать тому о беседе с Мариной.
Но всё обломал шеф, вызвавший его к себе и интересующийся ходом расследования. Что ж, начальства не ослушаешься, надо идти.
— Итак, прошло уже целых четыре дня с того момента, как был обнаружен труп, но ты до сих пор не нашёл ничего стоящего. Вся эта твоя сегодняшняя беседа с сестрой убитого и яйца выеденного не стоит, тем более, что ты даже её не запротоколировал.
Шеф был явно не в себе, и Юрий не стал говорить ему, что он, чёрт возьми, просто–напросто забыл об этом дурацком протоколе. «Похоже, у него с утра одни неприятности, — подумал он, — если он так на меня наезжает. Кто–то уже разозлил его, и он теперь срывает зло на мне!»
— Поймите, не каждое дело можно раскрыть через четыре… за четыре дня! — попытался защитить себя Юрий. — А в этом деле нет абсолютно никаких улик! Убитый ни с кем не контактировал, из дома не выходил — я же вам уже сказал!
— А ты на меня не ори тут, — оборвал его начальник. — Если через двое суток, начиная с понедельника, не найдёшь убийцу, тебе даже отец твой не поможет.
Слова шефа возмутили Юрия до глубины души.
— При чём тут отец? На каком основании вы так говорите? Это дело веду я, а не он!
— «Я, а не он»! — передразнил его начальник. — Вот именно, что ты! Но объясни мне, пожалуйста, почему в таком случае мне звонит главврач психбольницы и говорит, что ему звонил патологоанатом Бушминкин и просил дать его сыну сведения о каких–то там пациентах?
— Твою мать, — тихо сказал Юрий, проклиная и себя, и отца, и шефа, и Назаренко, и всех остальных, кто так или иначе был связан с делом, которое он вёл. — Чёрт побери, кто–то из тех, с кем лежал Лаховский, мог тоже выйти из больницы и убить его! Его смерть ТОЧНО связана с больницей, потому что только там…
Юрий резко замолчал, внезапно забыв, что хотел сказать. Внутри у него всё кипело от желания обматерить или как–нибудь унизить начальника. Мудак! Навряд ли, конечно, он подсунул мне это дело, чтобы я его провалил — ему всё–таки выгоднее найти убийцу побыстрее, но что–то здесь всё равно нечисто. Или мне это только кажется? А Назаренко тоже мудак. Ишь ты, пожаловался. Да, теперь–то я точно хрен получу нужные сведения.
— В общем, так, Юра! — сказал шеф, неожиданно успокаиваясь. — Прокурору угодно, чтобы мы побыстрее закончили расследование, потому что каким–то образом о происшедшем стало известно широкой общественности. Люди возмущаются: мол, как так — уже и на кладбище ходить опасно. Мол, на Западном маньяк завёлся — мужиков насилует. Прокурор предполагает, что это может быть делом рук какой–нибудь секты.
— Секты?! — воскликнул Юрий ошеломлённо. У него чуть не вырвалось ругательство в адрес прокурора, но он вовремя себя сдержал. Может, это и правда секта? Сатанисты? Свидетели этого… как его… Иеговы? Белое братство? Голубое братство? — Не знаю даже. Об этом я как–то и не думал. Знаете, Валерий Андреевич, я всё–таки думаю, что это какой–то бывший пациент…
— Который вполне может быть членом секты! — уверенно заявил шеф. — Так что попробуй узнать, какие религиозные группировки практикуют противоестественные половые связи, совершают на кладбищах ритуальные убийства.
Юрий задумчиво кивнул. В принципе, если разобраться, могло быть и так. Но навряд ли.
— Ты не думай, что я тебя не уважаю, — неожиданно миролюбиво заявил шеф. — Нет, Юра, я очень даже хорошо к тебе отношусь, но пойми и ты меня. Все звонят, все приходят, все жалуются, всем чего–то от меня надо! А я что, каменный? Тьфу ты, не о том уже начал! В общем, слушай меня, сынок, и мотай, как говорится, на ус. Начальник дурного не посоветует. Впредь, если тебе понадобится получить где–то информацию, к которой нет свободного доступа, решай проблему через меня, а не через отца. Ты меня понял?
Юрий кивнул. Он начинал чувствовать себя немного виноватым за то, что обидел этого, в общем–то, вполне неплохого человека и тут же разозлился на себя за это неуместное чувство вины.
— Назаренко согласен нам помочь, — продолжал шеф. — Я с ним поговорил, и он готов дать тебе необходимые сведения. Ты получишь на нужного человека полное досье… историю болезни — это первое. Второе: квартиру убитого надо осмотреть, а для этого тебе нужен ордер на обыск. Заскочишь к прокурору и всё оформишь, я ему уже звонил насчёт этого. И третье. Пожалуйста, Юра, если ты и дальше собираешься… хочешь у нас работать, не пытайся въехать в рай на чужом горбу. Думаю, ты понимаешь, о чём я. Некоторые достаточно открыто возмущаются тем фактом, что тебе во многом помогает Анатолий Геннадьевич. Он — хороший человек, умный, но ведь у него есть и своя работа. А тебе пора становиться самостоятельным, не всю же ведь жизнь ты собираешься работать под покровительством отца.
— Понял, — сказал Юрий. — Всё, Валерий Андреевич? Я могу идти?
— Иди. И постарайся поговорить с Назаренко сегодня.
Вообще–то, жигули, на которой в настоящий момент разъезжал Юрий, принадлежала его отцу, но доверенность позволяла молодому человеку и самому управлять машиной. Отец обычно предпочитал водить служебный «УАЗик», и числящийся за ним по штату водитель в основном занимался лишь ремонтом.
К отцу Юрий решил заехать вечером, надеясь, что за всё это время тот не умрёт от недостатка информации. Сейчас путь следователя лежал в ближайший из ЗАГСов, где он намерен был поискать в архиве сведения о Нине Голиковой. Интересно, кто она такая — бывшая невеста Саши Лаховского? Могла ли она его убить? Вряд ли, конечно. (Могла ли она его изнасиловать? Ха!) Но поговорить с ней в любом случае не мешало.
Остановившись у какого–то коммерческого ларька, Юрий купил несколько разных шоколадок, надеясь, что после получения такого презента регистраторши многочисленных ЗАГСов будут более отзывчивы. Так и оказалось. Девушки и женщины, улыбаясь, говорили: «Да–да, конечно, мы вам поможем» и прятали шоколадки в стол, а их пальцы начинали быстро бегать по клавиатуре компьютера.
Нина Голикова обнаружилась в файлах ЗАГСа Калининского района, когда у Юрия оставалась всего одна шоколадка. Он уже думал, что ему, наверное, придется покупать ещё, но на удивление Фортуна с того ни с сего вдруг повернулась к нему лицом, представ в обличии полной женщины лет тридцати с большим слоем косметики на лице. Юрий предъявил ей удостоверение, вручил презент, и уже минут через десять нужная информация, распечатанная на принтере, была у него в руках. Всё, спасибо, до свидания.
Нина Голикова ныне носила фамилию Русакова и жила в новом микрорайоне на краю города вместе с мужем Юрием, который был старше её на пять лет. Брак был зарегистрирован 18 сентября 1994 года. Юрий решил, что навестит своего тёзку и его супругу, пожалуй, после пяти, ввиду того, что сейчас они могли быть на работе. Он поглядел сперва на наручные часы, потом — на вмонтированные в приборную панель. Одни из них или спешили, или, наоборот, отставали. Но, если не брать это в расчёт, то было примерно без трёх минут час. Может, прямо сейчас наведаться к семье Голи… тьфу, Русаковых? Вдруг кто–то из них пришёл на обед? Ну да, такое вполне возможно. Тогда вперёд. Не стоит терять времени.
Дверь открыла крашенная блондинка в халатике и с большим животом. Она была бы довольно симпатичной, если бы накрасилась, но сейчас косметика на её лице отсутствовала. Юрий сразу понял, что это и есть объект его поиска и что под халатом у неё явно не подушка: бывшая невеста Лаховского находилась примерно на седьмом месяце беременности.
Она смотрела на него удивлённо: мол, что это ещё за паренёк такой? Какой–то студент? Новый сосед? Серийный убийца, охотящийся на беременных женщин? Юрий поспешно полез в карман за удостоверением и заметил, как в глазах хозяйки квартиры вспыхнули искорки страха. Ему повезло — он успел извлечь документ, удостоверяющий его личность, раньше, чем женщина захлопнула дверь.
— Ой, вы из милиции?
— Прокуратура, — поправил её Юрий. — Извините за беспокойство, конечно, но мне хотелось бы поговорить с вами. Вы ведь Нина?
— Да, я Нина, — ответила женщина немного растеряно. — Но вы уверены, что хотите поговорить именно со мной?
Юрий вздохнул.
— Уверен.
Она впустила его в квартиру, что–то бормоча про мужа, который сейчас на работе. На этот раз у Юрия не возникло проблемы со шнурками, и, вполне благополучно разувшись, он проследовал за этой молодой ещё женщиной («Она с 68-ro — ей двадцать восемь, значит, Марине двадцать семь» — сделал он запоздалый вывод).
— Прошу вас, садитесь, — с культурой киногероев сказала беременная, указывая Юрию на край смятой постели, на которой она, очевидно, только что лежала, читая что–то из серии «Шарм». — Извините, что не застелено, но я вас как–то не ждала. И конечно же, понятия не имею, что вас сюда привело. Но милиция обычно, — она прокашлялась в кулак, — сама задаёт вопросы. А я только хотела зарядку… гимнастикой заняться, мне врачи рекомендовали…
Юрий подумал, что тип этой женщины — классическая «мать», если уж судить по Вейнингеру. Тупая самка, цель жизни которой заключается лишь в воспроизводстве себе подобных. Нет, лучше уж общаться и заниматься сексом с «проституткой» — они, по крайней мере, не такие глупые. Он опять вспомнил о Марине. Как можно классифицировать её, к какой категории женщин отнести? Она вроде бы не такая уж и дура, но, опять–таки по тому же Вейнингеру, это позволяет сделать вывод, что она шлюха, а вот тут у него были подсознательные сомнения. Юрию, который уже поставил на Марине своё «клеймо», трудно было смириться с тем, что её сексуальное поведение оставляет желать лучшего. Оставалось надеяться, что сумасшедший австриец (или кто он там был по национальности?), покончивший жизнь самоубийством в двадцать с чем–то, ошибался, деля женщин всего лишь на две категории.
Нина экс-Голикова продолжала говорить что–то о своей беременности, о чудо–муже и о том, что она по–прежнему понятия не имеет о причине визита к ней следователя. Юрий наконец отвлёкся от своих эротико–философских мыслей и коротко объяснил женщине суть дела, которое расследовал. Та восприняла информацию достаточно спокойно и вот что сказала:
— Поймите, женщине нужна эта… стабильность, может быть? Сашу положили в больницу, причём, похоже, надолго и без особой надежды на выздоровление. Скорое. А мне было уже почти двадцать шесть. В таком возрасте женщина просто обязана обзавестись семьёй и жить спокойно. Может, я и не права, что бросила Сашу в трудное для него время, но угрызений совести я всё же не испытывала и не испытываю.
Юрий про себя отметил, что понятие «угрызения совести» вообще нельзя отнести к женщинам. Они обычно кормятся инстинктами, а совесть — это уже из другой области. Но Голиковой он, естественно, говорить ничего не стал. Всё равно не поймёт.
— Сейчас я намерен задать вам один весьма нескромный вопрос. У вас с Лаховским были интимные отношения?
Женщина покраснела. Юрий почему–то обрадовался этому и теперь даже испытывал какое–то извращённое патологическое удовольствие от того, что вогнал её в краску. Прокручивая в голове следующие свои вопросы, он стал ждать ответа на первый.
— Да, — произнесла наконец беременная, поглаживая арбузоподобный живот. — Такие отношения у нас были. Но не понимаю, какую это имеет связь…
— Боюсь, что связь имеется, — вздохнул Юрий. — Скажите, а не было ли у Лаховского каких–либо сексуальных девиаций? — это слово он подцепил от Женьки.
Она посмотрела на него недоуменно.
— Простите, чего не было?
Ох, подумал Юрий. Женщина есть женщина и всегда останется женщиной. Разума, что у коровы.
— Отклонений от нормы, — пояснил он. — Сексопатологий, извращений, перверсий.
Теперь она поняла.
— В каком смысле?
— Дело в том, — снова вздохнул Юрий, — что Лаховского, перед тем как убить, изнасиловали в задний проход. Сделал это, естественно, мужчина. Мне нужно знать, не был ли Александр бисексуален раньше и, если да, то с кем он встречался?
Женщина вздрогнула и несколько раз моргнула. Юрий отметил, что для разнообразия было бы довольно интересно заняться сексом с беременной. Патологично такое желание или нет? Нормально ли, что он вообще об этом думает? А, чего волноваться, у каждого человека бывают подобные мысли. Не только у следователей.
— Я… я не знаю, — прошептала Русакова. — Вроде бы всё было как и положено. Не думаю, что он мог быть голубым.
— Ещё один нескромный вопрос. Не предлагал ли вам Лаховский когда–нибудь совершить половой акт анально?
Женщина покраснела сильнее.
— Я отказываюсь отвечать.
Пришлось объяснить ей, что утаивание от следствия нужной информации уголовно наказуемо. Она просто обязана ответить во избежание ненужных проблем.
— Вы злоупотребляете своим положением! — заявила наконец Русакова. — Вы не имеете права задавать мне подобные вопросы!
Ещё не хватало, чтобы ты, сука, накатала жалобу, подумал Юрий. Нет, ты должна мне ответить, и ты ответишь. Мне нравится вгонять тебя в краску.
— Убийца до сих пор на свободе! — избрал он другую линию повеления. — Поймите, Нина, мужчины теперь подвергаются огромной опасности. Что, если следующей жертвой маньяка станет ваш муж? Не думаю, чтобы вы хотели этого. Вдруг убийство как–то связано с прошлым Саши и с теми, кто был с ним когда–то близок? Вдруг опасность угрожает и вам?
Кажется, ему удалось посеять в сознании женщины зерно сомнения. Она задумчиво уставилась в пол, обдумывая сказанное Юрием.
— Я повторяю вопрос, — начал тот, но беременная не дала ему договорить.
— Я поняла вопрос, не надо мне ничего повторять. Да, Саша предлагал мне однажды заняться этим, но как порядочная девушка, я ему отказала. Вскоре после этого его положили в больницу, и… больше я его не видела. При мне он ни о каких мужчинах и о связях с ними не говорил. Он вообще говорил мало. А в последние недели перед… ну, перед тем как он лег в больницу, был таким мрачным, ничего не хотел делать.
— Так Лаховский сам лёг в больницу?
— Ну да. Он понял, что с ним происходит что–то не то, и… ну, он говорил что–то про как бы добровольную изоляцию. Не помню. Ну а с работы его уволили, и он всё время дома сидел. Не гулял со мной, ничего. А думаете, мне интересно было сидеть каждый вечер на диване и слушать, как он молчит? Я тогда ещё работала — за кассой в универсаме сидела. Это сейчас мне муж работать запретил — говорит, что женщины работать не должны, а обеспечивать их должен муж. И я с ним в общем–то согласна. В общем, я по вечерам сама к нему приходила, потому что Саше, видите ли, неохота было ко мне тащиться. Я сказала, что уйду от него, если всё будет продолжаться в таком же духе. Зачем мне это? Он попытался покончить с собой, но… сестра его спасла. А потом он лёг в больницу.
— Понятно. И последний вопрос. Тоже, если прямо сказать, не очень–то скромный. Ваш муж, Юрий Русаков, он, случайно…
— В ту ночь он был дома!
— Как он относится к гомосексуализму, я хотел спросить.
— Никак. Не знаю. Откуда я знаю?! — закричала Русакова вдруг. — Вы что, подозреваете его?!
— О, господи, нет! — воскликнул Юрий. — Я только задал вопрос. Последний. В общем, спасибо, Нина, вы нам очень помогли.
Она лишь недовольно фыркнула и ничего не сказала. Юрий вновь подумал о том, что неплохо было бы заняться с ней сексом, причём, именно анальным, но тут же эту мысль от себя отбросил. У него родилось нехорошее предположение, что это дело каким–то образом на него влияет, разлагая психику и отклоняя её от пределов нормы. С кем поведёшься, от того и наберёшься. Хотя, если рассудить, то так и должно быть. Кто–то из авторитетов криминалистики (а может и нет — Юрий не помнил) говорил, что для того, чтобы поймать преступника, следователю прежде всего нужно понять его психологию. Он должен сам научиться мыслить патологично, если хочет выиграть.
Открыв папку, Юрий начал писать, что не очень–то и любил. Упрощённый до минимума протокол допроса занял всего страницу. Затем он предложил Русаковой ознакомиться с написанным, что та и сделала. Потом — «с моих слов записано верно» и подпись. И ещё Юрий оставил ей свой рабочий телефон. Так, на всякий случай. Вдруг что вспомнит.
Когда Юрий сел в машину, он неожиданно осознал, что проголодался. Ехать домой и самому готовить ему не хотелось, в буфете на работе тоже неохота было появляться, поэтому он и остановил выбор на первом попавшемся в этом районе кафе. Чёрт, как здорово всё–таки было, когда у него была связь с Ольгой. Она и готовила, и убирала… и слишком уж многого хотела. Дети, штампик в паспорте. Нет уж, спасибо, и без этого пока обойдусь. Если надо будет, сам приготовлю или в кафе вот поем.
Поглощая картошку с холодной котлетой, Юрий пытался решить поставленный перед ним вопрос: кто же убил Александра Лаховского? Ясно было лишь одно: убийца явно ненормален психически и к тому же активный гомосексуалист. Хорошо, если он остановится, но если нет? Что ж, добро пожаловать в мир серийных убийц.
Юрий ни разу ещё не имел дела с маньяками, хотя как–то присутствовал при допросе воспитателя детского сада, подозреваемого в убийстве шести детей. Психопат выглядел вполне респектабельно, а в разговоре продемонстрировал себя как человека эрудированного и начитанного, с философским складом ума. Может, и этот убийца такой же?
Откинувшись в кресле и попивая кофе, Юрий вновь мысленно вернулся к Марине. Она почти на три года его старше! Двадцать семь и до сих пор не замужем? В наше время это практически нереально, тем более, если учитывать её внешность. Давно бы уже нашла себе какого–нибудь «нового русского». Значит, не хочет. Живёт одна…
«Мать была сумасшедшей, она отравилась транквилизаторами», — что–то подобное говорила Марина Юрию. А у брата тоже крыша съехала: попытка суицида, депрессия инициальная, депрессия эндогенная… Чёрт бы побрал всех этих психиатров со всеми этими их терминами… Как они их только запоминают? Интересно, что же всё–таки делал Лаховский вечером на кладбище? К тому же, у могилы бывшего друга? И каким образом он встретился с убийцей? Догадывался ли Саша, что его собираются убить или нет? От удара каким предметом наступила его смерть, и где он, этот самый предмет?
Ответов на эти вопросы у Юрия пока не было. Ему пришли на память слова шефа о секте — что, если это действительно секта? Нет. Вряд ли. Какая ещё, к дьяволу, секта? Сатанистов–педерастов? Глупости всё это!
Юрий вдруг вспомнил, что забыл спросить Марину о личности того толстяка, которого он вчера видел на кладбище. Он говорил, что Лаховский не умер: «Мы должны выкопать его, сейчас же! Вы похоронили живого человека!» Не мог ли он быть убийцей? Марина сказала, что он сумасшедший, и Юрий был с ней в этом согласен. Толстый маленький придурок, место которого в психушке.
Так, что же дальше? Какие планы на сегодня? Ну, сперва надо снова посетить Назаренко, потом получить у прокурора ордер на обыск. В общем, дел хватает. Можно было бы, конечно, и опять заскочить к Марине — узнать про того толстяка, но ведь девушка сказала, что устала и хочет отдохнуть. Не стоит навязываться. Завтра так завтра. А вечером можно (нужно) с Женькой связаться: помочь ему в обустройстве нового хозяйства и заодно вторично отметить переезд.
«Завтра попробую пригласить Марину к себе, — подумал Юрий, выходя из кафе и направляясь к машине. — Если согласится — куплю шампанского, а можно будет и анаши из вещдоков взять. Попьём, покурим…»
Но всё это должно было случиться завтра.
— После нашего вчерашнего разговора я кое–что обдумал, и пришёл к выводу, что убийцей навряд ли может быть кто–то из наших бывших пациентов, — седой психиатр снял очки и начал протирать толстые стёкла галстуком. Может, он и есть убийца, иронично подумал Юрий. — И даже, если вдруг я не прав, мы всё равно не можем… Истории болезней людей должны держаться в тайне. Когда позвонил твой отец, я разозлился и перезвонил Валерию. Но он сказал… попросил меня, чтобы я всё–таки оказал тебе посильную помощь. Что ж, если надо, то надо. Из того, что ты мне поведал сегодня, можно предположить, что ты подозреваешь в убийстве Лаховского кого–то из тех, кто знал его здесь и кто был выписан из клиники чуть раньше его. Или чуть позже. Так?
Юрий кивнул.
— Всё это время Лаховский находился в одной палате с Дмитрием Терехиным. Он закончил курс лечения полторы недели назад и отправился домой к жене. Это единственный человек, кроме врачей и санитаров, с кем вообще общался Лаховский.
— Можно кое–что уточнить? Когда Лаховского поместили в больницу, этот… Терехин уже лежал там?
— Да, два месяца.
— Угу, ясно. Могу ли я ознакомиться с его…
Наэаренко вздохнул, кивнул и потянулся к телефону. Скоро молоденькая блондинка в мини–юбке притащила тоненькую папку: «Вот, пожалуйста!». Назаренко поблагодарил её: «Спасибо, Людмила», и протянул папку Юрию.
Взглянув на фотографию Терехина, вклеенную в досье, Юрий напрягся и прошептал:
— Вот чёрт!
Главврач удивлённо посмотрел на него.
— Он что, вам знаком?
— Да, мы с ним встречались! — пробормотал Юрий, быстро перелистывая страницы. — Общался с духами? Пытался организовать комитет по общению? Хм…
Назаренко попытался что–то ещё спросить, но Юрий не слушал, увлечённый историей шизофрении того человека, с которым он недавно столкнулся на кладбище. Знала ли его Марина? Ну почему же он сегодня забыл спросить её об этом?
С трудом пробиваясь через медицинские термины, Юрий наконец закончил чтение и, вытащив блокнот, внёс в него домашний адрес Терехина и его телефон. Сама по себе история болезни ничего не проясняла и не давала поводов подозревать бывшего соседа Лаховского по палате в изнасиловании и убийстве, но поговорить с ним всё равно было необходимо. Если кто и мог помочь на данном этапе расследования, так только он.
— Простите, — вмешался Назаренко. — Могу ли я узнать, где вы с Терехиным встречались? В какой ситуации? Как он себя вёл? Знаете, чисто профессиональный интерес.
Юрий кратко изложил ему обстоятельства их встречи. Психиатр удивлённо повёл густыми седыми бровями, но ничего не сказал. Лицо его выражало крайнюю степень недоумения.
— Обдурил он нас, а? — спросил он наконец вслух, но, похоже, обращаясь не к Юрию, а к самому себе. — Получается, его болезнь всё ещё прогрессирует, хотя… Ну, Терехин! Надо будет…
Юрию хотелось ещё кое–что уточнить, но он боялся показать свою некомпетентность. Ведь несмотря на то, что он работал следователем, раньше ему никогда не приходилось вести дело, в котором было бы замешано столько много личностей с психопатологиями. И вообще, как известно, Юрий был ещё молод и только недавно устроился в прокуратуру. За ним числилось всего лишь три раскрытых дела (преступники, в принципе, были заранее известны, и вины не отрицали). А эта история напоминала какой–то совершенно безумный детектив в лучших традициях Конан Дойла или Агаты Кристи, практически без действия и со сложно сплетённой интригой. Подумав, Юрий всё же спросил:
— Скажите, а если я возьму показания у Терехина, суд может отнестись к ним, как к… ну, уликам, что ли? В случае, если тот действительно что–то знает.
— Нет, — убеждённо ответил Назаренко. — Психически ненормальные люди не могут считаться полноценными свидетелями.
— А не возникало ли у вас мысли, предположения, что Терехин вовсе не больной, а просто… ну, нечто вроде мощного экстрасенса, медиума? Что, если он и правда общался с какими–нибудь духами?
Психиатр посмотрел на Юрия как на ещё одного кандидата в пациенты своей клиники. Его губы искривила презрительная усмешка.
— Вы же следователь! — сказал он наконец. — Какие, к чёрту, экстрасенсы, телепаты, медиумы? У Терехина все началось с синдрома метафизической интоксикации в детстве, после смерти отца, потом он дебютировал с острой экспансивной паранойей в 77-ом, выздоровел, но попал к нам спустя несколько месяцев — уже с мегаломаническими идеями и сверхценным бредом. Потом около двадцати лет всё было нормально, он регулярно принимал лекарства… Но вот снова попал к нам, опять–таки со сверхценным бредом. А парапсихология — это сказка!
— Подождите, я вовсе не хочу сказать, что верю во все эти общения с духами! Я просто спросил, просто спросил! — Юрий почувствовал вдруг себя странно смущённым, как подросток, уличённый в онанизме. — Я тоже материалист, как и вы, но ведь есть же вещи, которые нельзя объяснить с точки зрения современной науки!
— А, все эти шаманы, наркоманы, «новые учёные»! — скривился Назаренко. — Вы, я вижу, юноша начитанный, хотя и молодой. Я знаком с вашим отцом — он тоже очень интересный собеседник…
— Да я этим и не интересуюсь вовсе! — Юрий попытался обелить себя в глазах психиатра, но вышло так, что он ещё сильнее покраснел. — Чёрт, у меня просто друг по всему этому… Мы иногда разговариваем.
— Ничего этого не существует! — уверенно заявил Назаренко и снова принялся протирать свои очки. — Реально лишь то, что мы видим — стол, лампа, допустим. Какие–то процессы. А если в эти параштучки верит ваш друг, что ж… Надеюсь, мы с ним когда–нибудь увидимся.
«Пора сваливать», — подумал Юрий.
Отца в морге не оказалось — он куда–то уехал. Ладно, если что, перенесём встречу на завтра. Юрий побеседовал немного с его ассистентом, так, о всякой ерунде, и поехал на работу оформлять бумаги для прокурора. Он надеялся сегодня получить санкцию на обыск квартиры Лаховских, чтобы завтра порыться там на законном основании в поисках каких–либо улик. Но прокурор, как и отец, тоже отсутствовал, и санкцию Юрий получил у его заместителя.
Было уже почти шесть. Юрий заскочил ещё раз к отцу, но морг вообще был закрыт. На улице становилось прохладно, и солнце всё чаще и чаще начинало прятаться за облака. Неужели дождь будет? На хрен надо.
Поставив машину в гараж, до дома Юрий добрался на автобусе. К отцу он решил смотаться завтра, сразу после того, как посетит Марину. Итак, рабочий день окончен. Можно немного отдохнуть, отвлечься. Но почему–то мысли Юрия упорно возвращались к этому делу — оно становилось всё запутанней, всё темнее, всё интересней. И ещё Марина. Знала ли она этого Терехина? Скорее всего, да — он ведь лежал в одной палате с её братом. Найду ли я убийцу? Пересплю ли с ней?
В полвосьмого он позвонил новосёлу Жене, и тот пригласил его к себе. В итоге там завязалась гулянка, перешедшая чуть ли не в оргию с участием Светы К. и двух её подружек. Мужскую сторону представляли сам новосёл, Юрий и Дима Романов, который как раз и привёл этих полушлюшек.
Домой Юрий отправился в четыре утра — ещё пьяный, но уже проспавшийся. Всю дорогу он воспроизводил в памяти фрагменты гулянки — те, которые помнил. Кажется, одну из девушек (ту, с которой он занимался сексом на кухне) он постоянно называл Мариной… Да! Она ещё всё время поправляла его — мол, меня зовут Таня. М-да, погуляли. Хорошо хоть завтра выходной.
Ага, отдохнёшь тут. В два надо быть у Марины. Придётся ещё и понятых искать… Ладно, утро вечера мудренее. Сейчас главное — быстрее дотащиться до дома и завалиться спать. Поставить будильник на часов так 11. Да, не забыть бы сделать это.