Глава 2

Утро выдалось такое же чистое, ясное и бодрое, как проснувшееся вместе с телом сознание. Память была услужлива и расторопна. Она мгновенно предоставила в мое распоряжение все мелочи вчерашнего дня. Кое-что я предпочла бы навсегда забыть. Например, кретинскую выходку с пистолетом и свое поведение в такси. Вздохнула — придется потерпеть.

Со временем детали воспоминаний потускнеют, и сами воспоминания превратятся из повода для острого раскаяния в повод для тупого сожаления, а то и смеха, особенного, с горчинкой. Часов в десять позвонил Измайлов:

— Я не стал тебя тревожить, детка.

Как самочувствие?

— Погоди, Вик… Так, я встала, присела, наклонилась… Самочувствие на удивление сносное.

— Вот что значит молодость и пристрастие к физкультуре, — притворился неспортивной развалиной полковник. — Не перенапрягайся все-таки, побездельничай до вечера.

Возражений у меня не было. А идеи кое-какие возникли. Пусть я пролетела, вернее, меня пробросили с общежитием.

Но почему бы не втиснуться в студенческую среду с помощью отзывчивой девушки, которая выбрала меня в соседки? Наверняка к ней захаживают приятели и приятельницы, где-то они тусуются.

Я всего три года назад окончила журфак.

Представлюсь иногородней аспиранткой и сойду за свою, хоть и не в доску. Аспиранты вроде на занятия ходить не должны. Так что на контакты с людьми из отделов по незаконному обороту наркотиков в МВД, особо опасных инфекций в Комитете санэпиднадзора и из Центра по профилактике и борьбе со СПИДом времени хватит с избытком.

Уже миновала пора ученичества, когда меня, восемнадцатилетнюю, пускали в тему, словно бумажный кораблик в лужу, а редактор с ответственным секретарем вокруг этого водоема бегали. Теперь я уплывала сама, куда заблагорассудится, и моего возвращения, не слишком беспокоясь, ждали в порту. Журналисты, как и все остальные трудяги, сильны связями. К любому чиновнику лучше подкатываться по предварительной договоренности с его знакомым. Иначе пошлют в пресс-центр «на общих основаниях», что хуже, чем на три буквы. Последний посыл есть характеристика человека и, следовательно, материал. На сей раз с милиционерами обо мне договорился Измайлов, с медиками — папа, с преподавателями — редактор. Я скуксилась, припомнив не слишком обязательную жрицу науки, и сразу изгнала ее из головы. Проехали.

Итак, докладываться по начальству мне нужды не было. Но как быть с Измайловым? Исчезнуть из дома недели на две без объяснений? Нереально. Из-под земли достанет, чтобы собственноручно свернуть шею. Отпроситься? Я ему не жена, и он прекрасно осведомлен об особенностях моей профессии. «Не распускай нюни, — велела я себе. — Сама захандришь без него и Севки! Тогда крапай рекламу без устали, и баста». Однако реклама мне уже стояла поперек горла.

Тянуло к чему-то стоящему. И перетянуло от мужчины и сына довольно быстро.

«Четырнадцать дней разлуки — оптимальный срок, — подхлестнула я свою решимость, но не уточнила, для кого и чего оптимальный. — В конце концов, Вик служебных планов из-за меня не меняет. Надо потолковать с девицей и поставить его перед свершившимся фактом — отправляюсь на задание».

Прежде чем приблизиться к телефону, я прогулялась до зеркала. Лоб был отвратным, нос и рот почти вернулись в естественные формы. Пожалуй, с припухшими губами я выглядела полегкомысленней и пособлазнительней, что л пообещала себе учесть на будущее.

Ну, была не была. Я извлекла записку.

В ней красовались цифры и имя — Варвара. Имя мне понравилось, я с удовольствием выговорила его в трубку. Моя собеседница обрадовалась. Это расположило к ней еще больше. Приятно же, елки, когда тебе рады. Лукавить я не стала и сразу предупредила, что угол займу на пару недель.

— О'кей, — согласилась Варвара. — Хозяйка — баба недоверчивая, требует четверть платы каждое воскресенье. Поживем, я без суеты подыщу компаньонку.

А может, у тебя изменятся обстоятельства. Жизнь-то непредсказуема, Полина.

«Девчонка умница», — подумала я.

Мы условились съехаться завтра. Бросать Вика в спешке было неразумно. Он настаивает, что даже и при пожаре надобно на минуту замереть и собраться с мыслями. Рывков и метаний, «если не горит», Измайлов категорически не одобряет.

Я сложила в баул свои тряпки, потом выдраила квартиру любимого мента, напекла пирогов, приготовилась всплакнуть, но опомнилась. Совсем чокнулась, будто в арктическую экспедицию завербовалась. Да Вику ничто не препятствовало в ежедневном назначении мне романтических свиданий. Кроме расследования убийств, конечно. Я представила, как истосковавшийся Измайлов ухаживает за мной, как провожает до подъезда, и расслабилась настолько, что не услышала его возни с ключами.

— Балдеешь? — спросил полковник.

От неожиданности я попыталась забиться в конвульсиях, но крупные теплые ладони Измайлова их предотвратили.

— Почему ты пользуешься словечками шпаны, Вик?

— Взглянул на тебя, и неизвестно как с языка сорвалось.

— Забойная же у меня видуха.

— И ты осмеливаешься делать мне замечания, детка?

Сразу ему сообщить? Или предварительно накормить и ублажить? Разумеется я выбрала второй путь. И не прогадала. Потому что, когда Измайлов узнал о моей затее, его перекосило. Он упрекнул меня в вероломстве, будто наложил табу на посещение университета, я табу нарушила, но почему-то не дохну. Пришлось выложить все свои аргументы до единого. Вик кисло смирился. Потребовал адрес и телефон снимаемой квартиры.

Причин скрытничать у меня не было.

— Немедленно откажись, — приказал Измайлов. — Сию секунду в моем присутствии.

— Нет, милый собственник, — рассердилась я. — Мне надо своими глазами увидеть, что творится с теперешними студентами.

— Найди другой способ. Лучше подцепи на дискотеке парня из университета. Только к Варваре ни ногой.

Я поперхнулась. Ревнивый Вик предлагал мне взамен соседства с девушкой «подцепить парня»? Десять минут назад исступленно шептал: «Люблю, никому никогда не отдам», и вдруг…

— Вик, или объясни толком, из-за чего ты взбеленился, или я тебя покину.

И не на две недели, имей в виду. Даруем друг другу свободу прежде всего от нелепых капризов. Признавайся, чем тебе Варвара не угодила. Ты с ней спал и боишься разоблачения? Рекомендуешь свежего мальчика, чтобы сравнять результаты блуда?

Измайлов потерянно закурил. Я не рискнула ляпнуть: «Считаю до трех», тоже взялась за сигарету. Полковник молча практиковался в самоистязании. Наконец буркнул:

— Давай оденемся. Сейчас я вызову Юрьева с Балковым, они тебе много чего расскажут.

Мне захотелось присвистнуть. Юрьев с Балковым вряд ли призывались подтверждать измену Вика. Вблизи Варвары маячил скелет в саване с косой.

Ученики, подчиненные и, наверное, учитывая вхожесть в дом, друзья полковника — лейтенанты Борис Юрьев и Сергей Балков — ввалились вместе через полчаса. До их прибытия мы с Виком мыли посуду, резали пироги, варили кофе впрок и трепались о международном терроризме и курсе доллара. В этом смысле Измайлов меня, как своего служаку, вышколил: если сказал, что ребята обеспечат какой-то информацией, надо дожидаться их. Выведывать секреты у Вика бессмысленно. Я осознавала, что побег из дома на грани срыва. Измайлов в самом деле не мог запретить мне работать. Но полагал — принесенные лейтенантами известия способны изменить журналистские планы.

Роли в нашем квартете давно распределены: два белых клоуна Измайлов и Юрьев, два рыжих — я и Балков. Иногда Виктор Николаевич дает понять, что мы все рыжие, а он полковник. Поэтому Борис задается в меру. С Юрьевым мы не очень ладим. Он, честолюбец, выдумал, будто я пытаюсь конкурировать с ним в сыске и интригую против него, пользуясь близостью с Измайловым. Я же немало бы отдала, чтобы их заботы меня не касались, но вечно оказываюсь в эпицентре гнуснейших преступлений. Дьявольщина, не подвластная ни моей шаткой, ни даже непоколебимой полковничьей воле.

Вот и сейчас Борис устроился в кресле, напружинился и донельзя звонко спросил:

— И с какого боку Полина к студентам привалилась, Виктор Николаевич?

— Не разберусь, — сокрушенно ответил Вик. — Но вынесло девушку на них точнехонько, прямехонько и с такими внешними данными, что от нее положено было шарахаться.

Оспаривать его заявления я не бралась. Повезло, он еще моей вчерашней дикцией не насладился.

— При чем тут данные? Лишь бы человек был хороший, — подал глубокий баритон Сергей Балков. — Ее вчера пожалели, а вы сразу в жуткие прогнозы ударились. Будто студенты — изверги.

Сами же по общагам мыкались.

— Сергей разумеет, — заверила я.

Все, парад-алле завершился, цирковое представление рвануло петардой.

— Серега, тебя предупреждали, — восстал Борис Юрьев.

— На предмет чего? — насторожилась я. — На предмет недопущения журналистки в некую попавшую в поле вашего ущербного милицейского зрения квартиру?

— Фу, Полина. Я не филолог, но «на предмет недопущения»…

— Хватит, критик.

— Виктор Николаевич! — воззвал прерванный Борис.

— Вынужден вторить Полине, хватит пререкаться. Обрисуй ей петлю, в которую она собирается сунуть то, что временами после сотрясений заменяет ей голову, — на максимуме врожденной и приобретенной дипломатичности вырвался из неизбежного скандала Измайлов.

— Обрисуй, Боренька, обрисуй, касатик, — осклабилась я, вспомнив, как Вик поспособствовал последнему сотрясению.

— Не ругайтесь, пожалуйста, — попросил Сергей Балков.

— Драться будем, — бросил Борис Юрьев.

Я соблюдала тишину, будто прочла соответствующую табличку в присутственном месте. Право слово, Борисово «драться» — гипербола. Как и мое мысленное «перегрызу глотку». Ринься мы в омут взаимоуничтожения, я ничего не выведаю, он на меня, живца, никого не поймает. Хоть раз на раз у нас с ментами не приходилось.

Я владела женским методом уменьшения накала стычек. Принесла пироги, чай, кофе. Постоянно голодные, не иначе растут еще, тридцати нет, сыскари Измайлова ополоснули рты слюной. Сергей сделался томным и волооким. Даже непримиримый Борис сменил тон и по-человечески поблагодарил. Пироги с мясом и капустой были такими, как любит Вик: большими, прямоугольными — на весь противень, распираемыми начинкой, блестящими лакированной коричневатой корочкой. Любо-дорого смотреть, когда Измайлов через час после ужина подкрадывается к ним с ножом и тарелкой, по-детски благоговейно откидывает полотенце и застывает в раздумье о величине куска добавки. Теперь он наблюдал, с какой скоростью поглощали еду лейтенанты, и прощался с муками выбора. Какие там куски, крошки собирать придется. Парни деликатно отстранились от стола, когда угощение кончилось.

— Выкладывай, Борис, — с плохо скрываемой досадой поторопил Измайлов.

И сытый, отяжелевший на вид Боря по команде выложил.

* * *

Пятого сентября в отдел по расследованию убийств явилась девушка и угрюмо попросила аудиенции у лейтенанта Юрьева. Видовым признаком хомо сапиенс допустимо считать боязнь проявления инициативы при контактах с представителями Бориной специальности.

Так что если девица была и «хомо», то по поводу «сапиенс» возникали сомнения.

Она усугубила их, как умела:

— Здравствуйте, господин лейтенант.

Я — Варвара Линева. И пропустила сегодня первую пару — очень уж скучная лекция.

— Убили время и пришли сдаваться? — улыбнулся Юрьев хорошенькой блондинке. — Почему не в ректорат? Деканат на худой конец?

Посетительница шутки не оценила.

— Я попала только на семинар. Там староста группы передал мне, что с моей подругой, Зиной Красновой, случилось несчастье, и дал ваши координаты. Так вот, если Зина мертва, то ее убила я.

Изумленный Юрьев набрал номер полковника Измайлова:

— Виктор Николаевич, у меня сидит девушка и утверждает, что спровадила на тот свет Зинаиду Краснову.

Дальнейшие переговоры вел Вик.

— Каким же образом вы сподобились умертвить Краснову? — хмыкнул он.

Линева выказывала сочетание заторможенности, покаяния и жажды справедливости. Поэтому повесть у нее получилась неспешной, подробной, с элементами жестокого самобичевания.

Варя и Зина учились в одной группе на четвертом курсе биологического факультета и в течение двух лет вместе снимали квартиру.

— Мы очень подружились, — настаивала Варвара. — А сначала попросту делили кров. Университетское расписание непостоянно, как дочь министра.

— С вами дочь министра обучается? — уточнил Измайлов.

— На биофаке? — удивилась Варя.

И впервые усмехнулась:

— Впрочем, она бы и по нашему гиблому профилю нашла непыльную работу. Нет, у меня личные ассоциации с наследницами высокопоставленных отцов.

«Ну хоть с власть имущими на этот раз хлопот не предвидится», — подумал полковник.

Девушкам предстояло заниматься после полудня. К девяти утра Варвара собралась в библиотеку писать реферат. Зинаида же, заказав ей учебники («Твой читательский билет выдержит, а у меня долгов полно»), решила воспользоваться ее отсутствием и пригласила своего парня, Лешу Трофимова. Леша метил в юристы, но ради Зиночки был готов пожертвовать не только курсом международного права, высшего образования как такового не пощадил бы. Тем более что его семья гарантировала восстановление в университете после любых юношеских катаклизмов. «Алешенька всего хлебнет, перебесится и преуспеет», — говаривала его маман.

Перед выходом из дома Варвара заглянула в кухню и застала Зинаиду за высыпанием в чашку какого-то белого порошка из капсулы. Дружба дает право требовать разъяснений. Зинаида наскок подруги выдержала стоически:

— Это быстродействующий яд, Варька. Если Лешка откажется на мне жениться, выпью при нем кофе, и адью. И плевать тогда на его комплексы.

Варвара с жаром стала увещевать ее, направилась к соседям за помощью. Зинаида, хохоча, схватила впечатлительную девушку за рукав куртки:

— Чувство юмора сбоит? Не позорь меня и сама не позорься. Не стоит мамсик Трофимов моего самоубийства.

Леша не был отпрыском нувориша.

Его прадед и дед послужили государству на хозяйственном поприще так, что следующим поколениям Трофимовых не приходилось тратиться на покупку дач, гаражей, квартир, мебели, утвари, картин, драгоценностей, даже книг. Делай себе карьеру со стартовой позиции заведования неважно чем, береги антиквариат, меняй машины — всего и проблем.

«Нет, потеряв Лешку, не грех и травануться, — сделала собственный вывод Варвара. — Храбрится, сказочница».

Краснова продолжала настойчиво переубеждать Линеву:

— Варька, дурочка, это противозачаточное средство. Я освободила его от оболочки, чтобы скорее проникло в кровь, подзалететь неохота. Вот те крест! Где ты видела яд в аптечных капсулах, дуреха?

Жаль, я выбросила упаковку и опорожнила ведро в мусоропровод. Прости за глупый розыгрыш…

Тут в дверь постучал условным стуком Леша Трофимов, и Зинаида поскакала отпирать.

Дальнейшее повествование далось Варваре Линевой со слезами. Она ерзала, прикуривала сигарету, затягивалась, тушила, ломала, хваталась за следующую.

Борис, как заводной, щелкал зажигалкой. Наконец полковник отобрал у девушки пачку.

— Спасибо, — сказала она. Всхлипнула и призналась:

— На меня затмение нашло, полнейшее. В каникулы не получилось подзаработать деньжат, печалей уйма. Я почему-то была убеждена, что Зинка врет насчет противозачаточного.

И то, что она жизнелюбива, у нее вряд ли хватит духу покончить с собой, тоже в голове промелькнуло. Потерзает своего Лешеньку, попугает, себя подзаведет и выльет отравленный кофе в раковину. А мне яд был кстати. Я решила: приму вечером, и ничего не надо — ни за квартиру платить, ни на дубленку копить, ни сессию сдавать, ни с мальчиком порядочным мечтать познакомиться. Покой.

Еще Варваре подумалось: «Быстрота действия смертоносных препаратов зависит не от количества, а от качества».

Словно в забытьи, девушка взяла ложкой половину порошка из чашки, завернула в салфетку и сунула в карман.

— Я была на нервах, сама не своя, — каялась Варвара под доверчивыми взглядами милиционеров. — И, представляете, в читалке, будто по заказу, познакомилась с культурным, славным парнем, Виталием Кропотовым. Если честно, мы вместо лекции кино смотрели. А в универе староста… Где сигареты? Господи, что я испытала по дороге сюда! Как себя проклинала! Надо было выкинуть порошок и вымыть чашку. Или Лешу предупредить. Скажите, Зинка долго умирала, из-за того что я дозу уменьшила? Не воспрепятствовала самоубийству лучшей подруги, да еще и обрекла ее на дополнительные страдания. Сволочь я безмозглая, эгоистка. Можете меня арестовывать, я прощения не достойна.

Варвара понуро царапала ненакрашенным ногтем стол.

— Где тот порошок, который вы в салфетку завернули? — спросил Измайлов.

— Я его на улице, в урну… Около то ли библиотеки, то ли кинотеатра… Не помню, правда. Я так стыдилась своего утреннего порыва. Мне казалось, отрава в бумажке жжет бедро через куртку, джемпер, джинсы… 0-о-ой, — взвыла Варвара и что есть сил врезала обоими кулаками себе по вискам.

— Не надо членовредительства, Линева, — предостерег полковник. — Самое смутное в вашем рассказе — это убеждение, что Краснова раздобыла яд. Откуда?

Зачем? У нее бывали попытки суицида?

Попугать Трофимова можно было и аспирином.

— Я бы аспирин и использовала, — медленно проговорила Варвара. — Но Зинка обожала острые ощущения. «Перченая житуха» — ее выражение. Она из тех, кто не отказался бы от русской рулетки… А откуда? Мало ли фигни у химиков. Охмурила лаборанта и стащила.

Да и у нас на кафедре этого добра навалом, бедные крысы и кролики в курсе.

— Стоп, Линева, — вмешался Юрьев. — Вы полагаете, что любой человек в состоянии раздобыть отраву? Но существуют нормы хранения ядовитых веществ, отчетность за их расходование.

— Не любой человек, а задавшийся целью. Наверняка для Зинки сам процесс добывания был развлечением. Она по природе экспериментаторша — над собой и остальными людьми. Прочитала что-нибудь про отравление в газете, и ей стрельнуло: «Как это осуществляется на практике?»

— Ее лечить — в самый раз, — не выдержал Борис.

— От оригинальности мировосприятия не лечат, — пробормотала Варвара. — Позвольте мне уйти в камеру, я устала, у меня мигрень.

Юрьев беспомощно уставился на Измайлова.

— Кликни Воробьева, пусть побудет с Линевой, пока она изложит на бумаге все, что устно нам поведала. Мы с тобой обсудим ситуацию, — распорядился полковник. — Балкова прихвати.

— Я в обморок свалюсь, — пискнула Варвара.

— Придется набраться мужества, коль назвалась убийцей, — жестко оборвал ее Вик. Потом смягчился:

— Тебе дадут кофе с печеньем, подкрепишься.

Девушка уткнулась лицом в ладони и зарыдала.

* * *

В комнате лейтенантов Измайлов позволил себе выругаться.

— Краснова точно была сумасшедшей. Но и Линеву у психиатра стоит проконсультировать, — подытожил Борис Юрьев.

— Что стряслось? — поинтересовался Сергей Балков. Юрьев кратко повторил откровения Варвары. Вид у него при этом был недоуменный и какой-то виноватый.

— Так ведь в горячке девушка, — заключил Сергей.

— Сейчас шестнадцать ноль-ноль, — сообщил полковник. — Разберитесь сами, парни, кто куда двинется. С хозяйкой квартиры уже беседовали, с соседями тоже. Теперь нужно разыскать Трофимова и Кропотова — нового знакомого Линевой; съездить в библиотеку, кинотеатр, университет — студенческая группа еще там. Проверьте барышню по всем статьям — и пулями назад. У нее действительно есть выбор между СИЗО, психушкой и домом. Не ошибиться бы нам.

— Аида потеть, Серега, — вскочил Борис.

Балков степенно поднялся, запер в стол протоколы и последовал за коллегой.

Через три часа полковник лицезрел взмыленных озадаченных лейтенантов.

— Фантастика, Виктор Николаевич, но Линева ничего не нафантазировала! — воскликнул эмоциональный Юрьев.

— Конечно, у нее своя точка зрения, у других свои точки зрения, — бурчал неповоротливый Балков, — а в общем, все сходится. Особенно по времени.

— Мое терпение лопается, докладывайте, — подогнал их Измайлов. Разумеется, Бориса прорвало первым.

Староста и еще несколько ребят подтвердили: на лекции Линева отсутствовала, ворвалась минут за десять до начала семинара возбужденная и румяная, спросила, где Зинка, выслушала приятелей, которые знали только, что с Красновой приключилась какая-то беда, побледнела и убежала.

Леша Трофимов коротал вечер у друга, о смерти Красновой не подозревал и на глазах у Юрьева сменил три состояния — ступор, истерика, апатия. Он явился к Зине в половине девятого, как условились. Варвара поприветствовала его и сразу испарилась. Зиночка предлагала кофе, но он принес шампанское. Потихоньку уговорили бутылку. Не ссорились, наоборот. Интим был, подруга предохранялась сама, презервативы оба ненавидели. О женитьбе речи не шло, им и так неплохо любилось. Потом Зина его выпроводила, чтобы без помех помокнуть в ванне и собраться в универ. Он предлагал просолить, но у нее в прошлом году было много пропусков, она не согласилась, дала зарок учиться без «хвостов».

— Все-таки Краснова разыграла Линеву, — сказал Юрьев.

Измайлов согласно кивнул. Настал черед Балкова. Он отчитывался с нудными подробностями — метры между книжными витринами, расположение конторки библиотекаря, минуты ходьбы до кинотеатра, количество урн на улице…

Борис извертелся, но полковник запретил перебивать Сергея, чтобы при смене формы тот не повредил содержания.

Виталий Кропотов успел известись.

Он наплел Варваре, будто заканчивает строительный институт. На самом же деле образование парня ограничилось техникумом, он вкалывал экспедитором в частном ресторане, а в библиотеку забрел из любопытства около десяти утра.

«Серьезно, двадцать четыре года стукнуло, но в таком месте никогда не был», — оправдывался он перед Балковым, словно предотвращая насмешки. Заглянул в, читалку, приметил Варвару и «влюбился, как суслик». Еще час он был нем и недвижим, сидя напротив девушки, затем отважился обратиться с классическим вопросом: «Что вы читаете?» Слово за слово, посетили курилку, отправились в кино. Виталий благоговейно выложил перед лейтенантом два билета — оставил на память. После фильма он проводил Варюшу до университета и едва не окочурился от счастья, получив номер ее телефона. «Телки у меня были — чуда не было, робости, — частил Кропотов. — Если признаюсь, что не студент, она меня поганой метлой — не того, а? Я не шалопай, с квартирой, при бабках…»

Сергей поехал в библиотеку, где его заверили: Линева готовилась к реферату часа два, а то и дольше. Потом лейтенант совершил прогулку по маршруту счастливой парочки. Вероятно, он один из всех сыскарей отдела был способен рыться в урнах голыми руками, игнорируя презрительные комментарии прохожих.

Зато в третьей по счету от библиотеки мусорке обнаружил смятую салфетку, к которой прочно прилип спрессовавшийся в пластинку порошок. В кинотеатре кассирша убедила Балкова в подлинности билетов Кропотова. Лейтенант трижды вымыл руки с мылом в туалете для сотрудников и подался в управление.

— Молодцы, оперативнички, — похвалил Измайлов, с каким-то суеверным страхом косясь на длинные сильные пальцы Сергея. — Пошли выпроваживать Линеву.

В темном кабинете полковника они застали редкое зрелище. Коля Воробьев восседал в кресле Измайлова, постукивал по широким передним зубам красным карандашом и при ненавязчивом свете настольной лампы листал письменные показания Линевой. Ни дать ни взять — учитель над тетрадями, старающийся сосредоточиться, несмотря на недомогание.

— Прирожденный педагог, — высказался Борис Юрьев.

Коля встал и зашептал:

— Ужас. Двадцать лет девице, вот-вот получит университетский диплом, а такие ошибки ляпает. «Элиминтарно», и никаких гвоздей.

— Ты простыл? — тоже невольно понизил голос Сергей Балков.

— Нет, Варвара плакала-плакала и задремала. Разморило после стресса. Я разрешил ей на диван перебраться.

— Подъем, Линева, — безжалостно пророкотал полковник.

Через минуту Варвара приблизилась, зажав зубами заколку и подбирая волосы.

Борис зажег люстру. Воробьева отпустили, полковник поерзал на своем месте, будто заново привыкал к нему. Балков с Юрьевым, не сговариваясь, плюхнулись на стулья, обойдя обжитый девушкой диван, Варвара сонно щурилась и вдруг не сдержалась, сладко зевнула.

— Не буду больше держать вас в неведении, — пожалел девушку Измайлов. — Зинаиды Красновой нет. Ее насмерть сбила машина на перекрестке возле дома, когда вы с Кропотовым смотрели фильм.

Водитель с места преступления скрылся, его белую «шестерку» обнаружить не удалось. Примите наши соболезнования, друзей терять тяжело.

Варвара издала какой-то лязгающий звук. Ей дали воды, она не сумела удержать стакан, расплескала половину.

— Мы благодарны вам за содействие.

После проведения экспертиз вы нам понадобитесь. Но есть одна деталь… В вашей квартире обнаружен труп мужчины без следов насилия…

Линева отпрянула и с трудом выдавила:

— Зина Лешу отравила, сама под колеса?

— Успокойтесь, Трофимов жив-здоров и недавно демонстрировал лейтенанту Юрьеву первоклассный шок. Он якобы ушел от Красновой за час до трагедии. Внимание, Варя. Покойный гражданин Загорский Вениамин Кузьмич, сорока пяти лет, плотный брюнет с залысинами. Что скажете?

— Куда же мне деваться, если в квартире мертвец?

— Не бойтесь, там давно убрано, и хозяйка не намерена вас гнать. Просила позвонить, — фыркнул Измайлов. — Но сначала — что вам известно о Загорском?

— Ничего, — совершенно правдоподобно опешила Линева. — Представления о нем не имею. И за Зинку ручаюсь, как за себя. Она принципиально не путалась с теми, кто старше двадцати девяти.

А я, извините, синий чулок, у меня никого не было. Может, ему на лестнице дурно стало, Зинка пустила, он умер, она обезумела от страха и понеслась куда глаза глядят?

— Это вы про мадемуазель, склонную к русской рулетке и дегустации яда? С оригинальным мировосприятием? — встрял Юрьев.

— Да, простите, скорее я свою реакцию изобразила. Но никакого Загорского среди наших знакомых нет и не было.

Чем, кем вам поклясться?

— Не клянитесь, — отмахнулся Измайлов. — Ступайте, устраивайтесь на ночлег. Увидимся еще.

Загрузка...