Голубая ива

Глава 19

Второе января. Прошел целый день нового года.

Артемас бросил папку с записями на стол и повернулся к окну. Неприглядная картина автостоянки и нагромождение обычных офисных зданий из стекла и бетона напомнили ему, что это арендуемое фирмой здание было лишь жалким подобием неоготической грациозности Коулбрук-билдинг с его зелеными насаждениями, напоминающими величественные парки и сады.

Он уполномочил адвокатов продать Коулбрук-билдинг инвесторам, желающим сделать вложения в недвижимость. Пусть обновят вестибюль и отремонтируют здание. Конечно, ни о каком мосте и величественном саде с возвышающейся голубой ивой и речи быть не может.

Артемас начал взволнованно расхаживать по комнате. Он мог бы не продавать это здание, а доделать, как планировалось. Не важно, что окружающие воспримут это смелым предприятием, главное, это стало бы дурным поступком по отношению к своей семье и семьям погибших служащих.

Он остановился, равнодушно уставившись на огромную рождественскую елку; рабочий развернул ее поперек улицы. Все Рождество прошло как во сне. Они собрались у Элис и Джеймса в их новом каменном доме над рекой Чатахучи. Это место располагало Джеймса к думам о средневековье, которым брат всегда интересовался. Пожалуй, судя по настроению каждого из них, этот праздник казался Коулбрукам таким же приятным, как пребывание в темной, роскошной тюремной камере.

Ему хотелось знать, как отмечает Рождество Лили, каковы ее дальнейшие планы, хотелось знать все, что она делала в течение последних месяцев. Он не спешил встречаться с ней только потому, что хотел дать ей возможность восстановить силы. Тамберлайн звонил ей регулярно, но разговаривал недолго.

— Артемас? Мне очень нужно с тобой поговорить.

Артемас увидел в дверях Тамберлайна. Надо же — легок на помине!

— Проходи. Я тебя и не заметил. Извини.

— Ты витал в каких-то заоблачных высях.

— Гораздо ближе.

«До Голубой Ивы пятьдесят миль».

Он мог бы переехать туда, но дело в том, что Лили жила в городе у тети. Значит, надо наладить отношения со всеми остальными, причем очень деликатно, без каких-либо конфронтации и агрессий.

— Что? — Он недоумевающе посмотрел на хмурое лицо Тамберлайна.

Тамберлайн закрыл дверь.

— Среди рабочих в поместье ходят слухи, — Тамберлайн секунду колебался, — что кто-то расчистил место Маккензи. Будто собираются там жить. Думаю, это Лили.

Хопвел кипел от злости, заставляя качаться рождественские гирлянды на парадной двери Мод и красные ягоды на веточках нандинии [20]. В холле раздались легкие торопливые шаги, за обледенелыми окнами показалось какое-то красно-белое пятно. На пороге появилась Маленькая Сис.

— О, Хопвел, с Новым годом!

В глазах ее угадывалась лукавинка и злость, а также немного кокетства. Хопвел, смутившись, отвернулся.

Ужасная женщина! У нее есть внуки, и ей не следовало бы так смотреть на него.

На голове у нее он увидел большой венок из ветвей остролиста, перевязанный красной лентой, распутно вплетенной в седые волосы, заколотые на макушке. В вызывающе красном свитере и голубых джинсах, она, скрестив ноги, словно застыла у двери. Маленькие красные кристаллики кварца покачивались под мочками ушей.

— Чем обязана вашему посещению? Если признаетесь, я угощу вас вином и имбирным печеньем.

Он сжал кулаки и сунул руки в карманы ветхого пальто с такой силой, что швы, казалось, вот-вот совсем разойдутся.

— Лили, конечно, здесь нет? Клянусь, я знаю, где она. Вы что, принимаете меня за дурака? Думаете, я не в курсе, что она делает все эти месяцы? Полагаете, она безнаказанно может творить все прямо у меня под носом?

Радушное выражение постепенно сошло с лица Маленькой Сис.

— Если бы ты не был неряшливым старым отшельником, который только и делает, что смотрит телевизор, ты бы уже давно заметил это.

— Мои дела тебя не касаются, слабонервная старая пьяница!

— Неплохо бы призадуматься! За несколько лет ты совсем запустил магазин, дом и теперь выглядишь как оборванец! Со смертью твоей жены, с очередной отсидкой Джо твоя жизнь еще не кончилась!

— Я хочу поговорить с Лили!

Он топнул обшарпанным ковбойским ботинком. Одна ягода нандинии упала на венок Сис. Выпятив трясущуюся челюсть, он грозно наклонился к Маленькой Сис.

— Она действительно ошивается на ферме с тех самых пор, как переехала сюда? Херберт Бетти в садоводческом центре в Виктории сказал мне, что весной она покупала семена и удобрения. Но ведь здесь она ничего не выращивала…

Маленькая Сис пальцем ткнула в его грудь.

— Однажды она съездила на свою старую ферму и вернулась, одержимая одной-единственной идеей — работать там. Тогда ей станет лучше. Понятно, что ты бы этого не одобрил, поэтому мы молчали. Но ведь она всего лишь уезжает с нашими садовыми инструментами и проводит там кое-какие опыты!

— Чего она хочет? Я не продам ей это место!

— Она теперь не сможет выкупить ферму, даже если бы ты и предложил. У нее остались лишь старенький грузовичок и безобразная собака.

— Коулбрук хотел, чтобы она приобрела это место! Я никогда не доставлю удовольствие этому ублюдку! А из-за Джо особенно!

Маленькая Сис беспокойно посмотрела на него:

— Если ты запретишь ей появляться там, то, клянусь, я наведу на тебя порчу и ты будешь чувствовать себя как расстроенное пианино.

— Не говори чепухи. Я, гм, может, мне и все равно, раз уж она не собирается снова завладеть своей фермой.

Сис повеселела. И, посмотрев на него, сказала:

— А знаешь, Хопвел, может, у нас с тобой что и получилось бы. Ведь мы не такие уж старые…

— Мне не нравятся женщины, которые носят кусочки кварцевых камней словно магические тотемы, которые говорят как какие-то хиппи и бегают в магазин, заваленный книгами Шерли Мак-Лейн [21]. Ты наконец скажешь, где мне найти Лили?

Маленькая Сис тотчас подобралась.

— Ты — узколобый старый козел. Она только что уехала отсюда на свою ферму.

— Спасибо, мадам, — вежливо сказал он.

Повернувшись на своих сношенных каблуках, он спустился с крыльца и широким шагом направился к захудалому грузовику. Хопвел не нуждался в ее навязчивых симпатиях или возмутительных намеках. Ему просто-напросто хотелось отомстить Артемасу Коулбруку. Может, Лили поможет ему добиться этой цели?

Лили только что нарядила рождественскими украшениями маленький кедр во дворе. Бросила картонную коробку в кузов, села на задний откидной борт и слегка обняла золотистую шею Люпы. Веял слабый холодный ветерок, напоминающий легкое дуновение дымка, который, казалось, струился между холмами. Раскачивались ветви кедра, бумажные гирлянды, смутно напоминающие ангелов — Стивен делал их в детском саду, — ударялись о хрустальные украшения, выгравированные в честь их с Ричардом бракосочетания. Чопорные, вышитые десятилетия назад бабкой Маккензи звезды плавали подобно привязанным снежинкам. Иголки цеплялись за крохотные, ярко раскрашенные деревянные сани и человечка, колющего орехи, которых сделал Ричард.

Теперь она особенно остро почувствовала свое одиночество; надо бы разобраться в самой себе. Подняв воротник своей куртки и вытерев потные руки о джинсы, она вдруг увидела мистера Эстеса. Заглушив мотор, он направился по дороге, удивленно разглядывая украшения на дереве.

Лили поспешила оправдаться:

— Я украсила дерево только на время. Я все сниму, когда буду уезжать.

К горлу Лили подступила горечь.

— Думаю, вам не составило бы труда заблокировать дорогу так, чтобы здесь не сваливали мусор. — Она мотнула головой в сторону заросшего поля за ручьем и ивами и семейного кладбища у основания холмов. — И еще: на нашем кладбище весной я нашла пивные банки и дилдо. Если вы не знаете, что такое дилдо, сэр, я объясню.

Мистер Эстес переминался с ноги на ногу, то приходя в ярость, то вновь остывая:

— Закрой свой рот. Я приехал сюда, чтобы завоевать твое расположение.

Она спрыгнула с борта и, сжав кулаки, подступила к нему. Люпа кружила подле, скалясь и рыча.

— Вы никогда никому не сочувствовали. У меня тоже был сын, мистер Эстес. Я тоже заботилась о нем, точно так же, как и вы о Джо. Но теперь его уже не вернуть, а Джо когда-нибудь выйдет из тюрьмы. У вас есть все, чтобы терпеливо ждать его возвращения. Не могли бы вы оставить меня? Даже если я никогда не выкуплю свою ферму, мне просто жизненно необходимо расчистить землю, посидеть под ивами, послушать журчание ручья. — Яростно взмахнув рукой, она закончила. — Работа здесь успокаивает меня, жизнь не кажется такой бессмысленной.

— Хорошо. Хорошо! — прокричал мистер Эстес. — Оставайся, и пусть Коулбрук чувствует здесь себя как в аду.

Она недоумевающе посмотрела на него. Сердце бешено колотилось, кружилась голова, в глазах у нее потемнело.

— Чем вызвана такая перемена?

— Не важно! — Он быстро наклонил голову и забормотал: — Хочешь остаться, оставайся. Я скажу, что, гм, сдал это место тебе в аренду.

Она нетерпеливо шагнула вперед.

— У меня не хватит денег платить за аренду. Но я могу работать на вас, чтобы рассчитаться.

Он пошатнулся и в изумлении уставился на нее. Лили вмиг рассказала ему об оранжерее, о рассаднике, о многолетних растениях — приятном уильямсе, тысячелистнике, водосборе и многих других старомодных растениях, к которым люди относятся благосклонно.

Мистер Эстес замахал руками:

— Меня не интересует…

— Должен же кто-то присматривать за фермой. Пусть это буду я. Мы наведем здесь порядок и докажем всем в округе, что ни один из нас не собирается сдаваться.

— Мне наплевать на то, что думают другие. Ты считаешь, я стыжусь Джо?

— Да, сэр, и мне кажется, что это может совсем вас уничтожить.

Он нахохлился, как рассерженный петух.

— Ты хочешь работать или командовать мной? У меня нет ни времени, ни терпения. Ты одна из тех, кто получает ответы на вопросы, которые никто не просит задавать. Точно так же, как и Маленькая Сис.

— Мы могли бы назвать это место: «Питомник „Голубая Ива“«.

Его рот скривился в протестующей ухмылке, глаза сузились; он снял шляпу и провел рукой в кожаной перчатке по густой копне белых волос:

— Ему ведь это придется не по нраву? Вся его семья оскорбится.

— У Коулбруков нет единого мнения на этот счет. Это название произошло от моего рода, от ивы моего прадеда, который подарил дерево Коулбрукам во время строительства их поместья. Это название скорее принадлежит мне, чем им.

— Ты и впрямь хочешь привлечь к себе внимание?

— Я хочу уважения и честной договоренности.

Она задрожала и отошла к грузовику.

— Я не собираюсь бегать от них. Я не позволю им распространять слухи, что мой муж вынудил меня скрываться от людей. Сделать это значит, что я стыжусь Ричарда. Нет. Я останусь здесь.

Лили ударила по капоту и откинула волосы со лба. Мистер Эстес, покрутив в руках шляпу, нерешительно спросил:

— А кто будет покупать все эти старомодные растения, которые ты хочешь разводить?

Она улыбнулась:

— Ностальгия по большому бизнесу, мистер Эстес. Люди приедут сюда из Атланты по той же самой причине, из-за чего они ходят в горы. Не беспокойтесь. Я постараюсь добиться известности.

Мистер Эстес кивнул:

— Ладно, по рукам. Живи и делай свое дело. Составь план. Позже я скажу тебе, сколько смогу вложить в дело. Может, даже тысяч десять.

— Хорошо, но предупреждаю, что вы не сразу вернете свои деньги. Чтобы все устроить, понадобится год и еще немного, чтобы завоевать признание.

Он кивнул на старый дом.

— Я восстановлю электричество, но денег на ремонт не дам.

— У меня есть кое-какие накопления, что-нибудь продам, чтобы получить еще. Думаю, хватит.

Она вспомнила о чайнике Коулбрука, душа ее наполнилась надеждой.

— Я достану все, что нужно. Спасибо.

На двух крепких железнодорожных шпалах в конце дороги висели новые блестящие металлические ворота. Артемас дотронулся до висячего замка и с отчаянием оглядел окрестности. Лес, шепчущий и хрупкий от зимы, казалось, обступил его со всех сторон. Он словно перенесся в прошлое.

Но время не останавливалось и здесь.

Упавшие проволочные изгороди для свиней все еще отмечали старые границы пастбища, дом и амбар находились поодаль и выглядели заброшенными и покинутыми. Сбросившие листву ивы качались под холодным голубым небом. Во дворе виднелся большой красный грузовик Лили.

Он перешагнул через изгородь. На дворе, где прежде находились клумбы с цветами миссис Маккензи, валялся хлам, ржавый инструмент и какие-то обода. Белая краска на доме облупилась. Амбар был пустой оболочкой; на крыше зияли дыры. Боже, как ужасно, должно быть, она переживала!

Только растущие ивы оставались по-прежнему красивыми и величественными. За ручьем она расчистила небольшой участок среди сосен — там валялись небольшие обрубки, кучка сгоревшего мусора.

Он пошел к дому, толкнул перекосившуюся дверь и поморщился от затхлого запаха темных, пустых комнат. Даже в тусклом свете было видно, как Джо Эстес испортил интерьер. Дешевые панели покрывали стены гостиной. Красивый сосновый пол был скрыт расстеленным лохматым ковром. Он со злостью позвал Лили — злостью от того, что он не мог воспрепятствовать дальнейшему хозяйничанью здесь Эстеса, от того, что не мог потворствовать своей сердечной симпатии, заставлявшей его так неустанно стремиться к рыжеволосой принцессе. Гулкое эхо неприятно отдалось в пустых комнатах. Он хлопнул дверью и прошел через двор, стараясь отыскать хозяйку.

Она, должно быть, где-нибудь в лесу, гуляет, занимается своим любимым делом. Или спряталась? Спряталась от него, как когда-то много лет назад. А если крикнуть, что он любит ее? Это ничего не изменит, как ничего не изменило в тот раз.

Ну уж на сей раз он ее найдет! Артемас широким шагом направился к ручью, перешел его на мелководье по тропе из камней, проложенной давно умершим Маккензи, и двинулся дальше. Вид с фермерской долины открывался величественный — гора Виктория по-прежнему упиралась вершиной в небо. Бросив взгляд под ноги, на бурелом поломанных стволов, он оторопел от неожиданности.

Лили! Она сидела по-турецки и смотрела на гору, рыжие волосы разметались по плечам, одежда почему-то валялась рядом.

Память услужливо предоставила ему незабываемый образ. Полная высокая грудь, темно-красные маковки, длинная, изящная черная полоска, округлые бедра… Он не видел ее с весны, с того самого дня, когда она покинула их с Ричардом дом. Она тяжело переживала весь этот кошмар и все еще была в отчаянии.

Он неосторожно подался вперед, хрустнула ветка. Она очнулась и встала на колени. Ее заплаканное лицо исказилось гневом, одной рукой она прикрыла грудь, другой пыталась прикрыть бедра:

— Мое! Это мое! Ты больше не сможешь ничего разрушить. И нечего за мной следить. Убирайся!

Его внимание привлекла полупустая бутылка виски на пригорке. Какой-то животный звук вырвался из его груди. Печаль и расстройство не оставили места для доброты. Он подскочил к ней, опустился на колени, выхватил фланелевую рубашку из кучи одежды и бросил ей:

— Сейчас нет даже пятнадцати градусов. И кроме того, неровен час, кто-нибудь набредет на тебя.

Она отшвырнула рубашку в сторону.

— Кроме тебя, некому здесь бродить.

Она нагнулась, безвольно уронила руки, потом бросила на него взгляд, полный муки:

— Оставь меня! Оставь немедленно!

— Если ты не можешь встать при мне, то какого же черта ты здесь делаешь?

— Это мой дом. Мой. Ты думал, я убегу? Позволю тебе измываться надо мной? Думал, я не стану бороться, чтобы вернуться назад? — Она уперлась рукой в землю, затем бросила ком сырой земли и задела его щеку.

Он тотчас налетел на нее, обернул рубашку вокруг ее плеч:

— Одевайся!

Она зло зашипела и вырвала руку, но потеряла равновесие. Он уселся на нее верхом, коленями сжал ее бедра и попытался одеть ее. Свободной рукой она ударила его по лицу. Он ловко перехватил ее руку и пристально посмотрел ей в глаза. Гнев отступил, прежний страх прошел, он наконец застегнул на ней рубашку.

— Привет, соседка, — бросил он с сарказмом и сел рядом.

Рубашка прикрывала ее только наполовину. Артемас покосился на длинные ноги Лили, запачканные красной высохшей грязью.

Она тяжело и часто дышала, наконец поднялась.

— Я думаю, Тамберлайн уже сказал тебе, что мы с мистером Эстесом…

— Черт, да, он сказал мне!

— Тут уж ты ничего не сможешь сделать.

Она потянулась за бутылкой. Артемас опередил ее и отшвырнул бутылку на мягкую землю, покрытую высохшими сосновыми иголками.

— Хуже нет захудалой попойки!

Он вскочил на ноги и потащил ее к ручью. Она, сопротивляясь, упиралась голыми пятками, но он не обращал на нее никакого внимания.

Подтащив ее к мелководью, он усадил ее на песчаное дно, а сам тут же опустился рядом. Вода обжигала!

У Лили перехватило дыхание, холод пробрал до костей. Взяв себя в руки, она попыталась отстраниться, но ничего не вышло: одной рукой он крепко держал Лили за волосы, другой — омывал лицо.

— Прекрати, — приказала она слабым голосом и, закрыв глаза, жалко сгорбилась. Послышалось его прерывистое дыхание.

— Бог проклянет тебя, Лили, — прохрипел он как можно ласковее. — Это убьет меня.

Она заплакала — беспомощными, унизительными, пьяными слезами.

— Лучше бы ты никогда меня больше не видел, но отсюда я не уеду!

— О Боже! — Он застонал от отчаяния. — Не хочу, чтобы ты уезжала, но не могу ничем помочь тебе.

Он обхватил ее за талию и вытащил на берег. Голова ее бессильно упала ему на плечо, оба дрожали.

— Завтра будет год. — Она с трудом выговаривала слова. — Иногда мне кажется, что прошла вечность, а порой — что случилось вчера Я так сильно скучаю по ним Одиночество — Боже, одиночество! Я совершаю какие-то безумные вещи! На прошлой неделе приезжали друзья из Атланты: Хэй и другие… Я хотела, чтобы они остались со мной… но ни один не остался. Кузины Ричарда приезжали из Южной Каролины на Рождество. Они так мне сочувствовали… даже предложили переехать к ним. — Она ударила кулаком по колену, так была противна сама себе. — Ричард хотел, чтобы я жила вместе с ними, но я не могу. Здесь мой дом, здесь я должна остаться… и бороться за себя.

Артемас шепнул ей на ухо:

— Твоя честь никогда не была под вопросом. — Потом он обнял ее и с горячностью спросил: — Но ведь должно же быть что-то, чем ты живешь?

— Работа. Созидание и время. Я чувствую, как Ричард со Стивеном понемногу уходят. Это больно. Это очень больно! Не хочу, чтобы они уходили!

— Надо отпустить их.

— Я не могу. Не могу из-за всего того, что мы никогда не узнаем. Разве тебя не гложет сомнение?

— Ежедневно. А еще я каждый день думаю о тебе. Когда я нашел тебя одну, мне стало так же больно, как…

Его голос оборвался. Он обнял ее и неловко поцеловал в лоб.

Она застонала и подняла голову, неосознанно стремясь к нему, чтобы хотя бы немного заглушить свою горечь. Он поцеловал ее глаза, пылким, горячим поцелуем, его губы напоминали приятный огонь.

«Прикоснись. Выживи. Прости».

Заплакав снова, она прижала свои губы к его губам, и он ответил. И вдруг накатило раскаяние. Она посмотрела вперед и закрыла глаза, сквозь стиснутые зубы со стоном выдохнула имя Ричарда.

У Артемаса перехватило дыхание. Он с трудом сделал глубокий вдох.

— Я отвезу тебя к тете, — произнес он ровным, бесстрастным голосом.

— Нет. — Она вдруг задрала голову, пытаясь подавить воспоминания о Стивене, Ричарде, самой себе… — Не приезжай сюда больше. Мистер Эстес не хочет, чтобы ты появлялся здесь, а я никогда не выкуплю ферму.

Артемас резко повернул ее к себе:

— Опять обвиняешь.

Он поднялся и зашагал прочь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он услышал плеск ручья. Она, стоя на коленях, уже в джинсах и теплой куртке поверх мокрой рубашки, завязывала шнурки на своих ботинках.

— Это место уже никогда не станет тем, чем было, — медленно сказал он. — В данной ситуации ничто не будет таким же прекрасным, как раньше. Пора смириться с этим.

— А как же Голубая Ива?

— Не отрицаю, есть места и воспоминания, которые достойны памяти.

— Вот философия человека, которому улыбнулась фортуна благодаря женитьбе на дочери сенатора и продаже технологии керамики военным.

— Да, дабы изгнать дьявола и не стать жертвой.

Она сверкнула глазами:

— Дьявола вроде меня?

— Ты — жертва, раз руководствуешься слепой верой и страдаешь от благородства.

— Ты думаешь, что, посидев обнаженной в холодной воде, я не заслужила места в Галерее славы?

Его передернуло от ее сарказма.

— Пожалуй, так оно и было бы, если бы тебя изнасиловал какой-нибудь бродячий охотник.

— О, вот бы был праздник для всей твоей семьи!

— Ты злишься, стоит ли говорить о подобном.

— Да уж, твои братья и сестры, вероятно, думают, что я вернулась сюда, чтобы снова завоевать твою благосклонность… а может, и твою постель.

— Всей этой грязи тебя научил тот недобросовестный ублюдок, за которого ты вышла замуж?

— Мой муж… — Она пыталась казаться спокойной, но не выдержала и утратила самообладание. — Мой муж меньше прочих походил на циника. И умер с ребенком на руках.

Артемас вздрогнул, будто она ударила его по лицу.

— Лили, — отчаянно сказал он. — Лили. Позволь мне помочь тебе. Я дам тебе денег, ты выкупишь ферму. Я могу…

— О Боже! — Она вздрогнула. — Ты думаешь, я всегда буду принимать от тебя помощь? Ты все еще думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью и получать все, что хочешь?

Артемас опустил руки.

— Да.

Она резко вздохнула:

— Бог проклянет тебя.

Он повернулся и зашагал прочь. Отныне у них не было будущего.

— Она отравилась, — сказал Джеймс. — И Артемас, по-видимому, не желает признавать этого.

Тамберлайн откинулся на спинку плюшевого кресла. Он боялся их скрытого волнения, озабоченности. В семье наступил разлад — такого раньше никогда не случалось.

— А что ему делать? — спросил Тамберлайн. — Бросать родовое поместье только потому, что миссис Портер захотела жить в доме, который столь же важен для нее?

— Мог бы заставить ее уехать! — воскликнула Касс. — Вместо того чтобы объяснять нам, что он принимает такое положение дел.

Тамберлайн чуть пожал плечами:

— Разве он намерен расстелить перед ней ковер?

Элизабет нахмурилась.

— Тамми, эта дружба… дает ли основания полагать, чт-о это было больше чем обычная дружба?

— Нет. Как я уже раньше говорил, он проводил время в ее семье, когда был ребенком. Они долгое время переписывались. Переписка была совершенно невинной и сентиментальной. — Тамберлайн, солгав, осторожно прикрыл Артемаса. Тот открылся ему год назад, но этот секрет он никогда бы не выдал.

Элизабет вздохнула:

— А может, она теперь намеренно пытается как-нибудь навредить нам?

— Нет. Я считаю, что миссис Портер очень честная женщина, которая думает, что имеет гораздо больше оснований для мести, чем Артемас.

Майкл подался вперед:

— Но должна же она понять, что ситуация обострилась именно благодаря ей.

Тамберлайн нахмурился.

— Широко публиковалось, что архитекторы и подрядчики несут ответственность за обвал моста и что твой брат полностью исполнил свой долг. Никто не смеет утверждать, что из-за дружбы с миссис Портер он уклонился от своих обязанностей перед «Коулбрук Интернэшнл»… или перед семьей.

Джеймс выругался.

— В семье никогда больше не будет мира, пока она живет рядом с поместьем. Теперь ясно: Лили живет там, чтобы доказать нам, что она вольна делать все, что захочет.

Тамберлайн уже не сердился на Джеймса. Джеймс, по-видимому, стремился разрушить будущее, а не восстановить его. Менеджер с тоской посмотрел на собравшихся.

Джеймс в приталенном черном костюме в полоску, прямой и настороженный, облокотился о мраморный камин, словно спасаясь от холода, одной рукой он сжимал металлическую банку — один из своих тренажеров для физической нагрузки. Элис сидела в кресле рядом, модное черное платье делало ее более подавленной, чем обычно.

Кассандра, вышагивая по комнате в удобном красном шелковом платье, платок с бриллиантами на плече, казалось, готова заживо сожрать Лили. Элизабет в скромном сером костюме забилась в маленькое кресло, плотно сжав колени. Ребенок ее уже начал ходить, а сейчас пускал слюни на рукав пиджака.

Рядом с сестрой расположился Майкл, добрый, приятный Майкл, в джинсах, в пиджаке в мелкую клетку поверх спортивной рубашки; песочно-каштановые волосы спадали на его бледный лоб и большие карие глаза.

Все Коулбруки были уважаемыми и любимыми людьми, и от сознания того, что сейчас они упали до мщения и подозрительности, Тамберлайну стало не по себе. Он медленно покачал головой.

— Джеймс, ты, по-видимому, забыл — да думаю, вы все забыли, — что миссис Портер не удалось сделать ничего ужаснее, как любить и верить своему мужу.

— Она сказала, что Джулия знала насчет моста, — парировал Джеймс. — Она сказала, что Джулия запугала ее мужа, который вынужден был отклониться от стандартов. Нет никакого оправдания обвинениям подобного рода, и никогда не будет!

Элис слабо запротестовала:

— Послушайте, а может, нам следовало бы попытаться понять Лили, даже если мы не согласны с ней.

Элис посмотрела на Джеймса. Его свирепый взгляд заставил ее замолчать.

Он резко показал на свою больную ногу:

— Да, я знаю, как много надежд ты на меня возлагаешь в легкоатлетических соревнованиях этой весной.

Элис вздрогнула и отвернулась. Наступила неловкая тишина. Кассандра нахмурилась, Элизабет с Майклом, казалось, одинаково оцепенели.

Тамберлайн поднялся на ноги.

— Джеймс, — зарокотал менеджер подобно несильному грому. — Сейчас Элис более терпима к тебе, чем я.

Он покинул офис, хлопнув дверью.

Атмосфера совсем накалилась. Джеймс прихрамывая подошел к Элис и, поколебавшись, положил руку ей на плечо. Она одобрительно похлопала его руку своей ладошкой, но выражение ее лица осталось прежним. Наконец Кассандра подвела итог:

— Надо быть с Лили настороже. Это что касается поместья. Артемас считает его родовым. Таким образом, мы можем, конечно, осмотрительно, помешать ей вползти в его жизнь.

Все согласно кивнули. Джеймс, нахмурясь, отвернулся. Он не изменил своего мнения и руководствовался своими планами.

Майкл мысленно бродил по большой квартире, которую он когда-то разделял с Кэти. Книги, картины, скульптура, приятная удобная мебель. Даже если бы он не проводил большую часть своего времени в этом городском доме в Атланте, он все равно ни за что не продал бы его. Он дотронулся до одежды Кэти, все еще висящей в больших стенных шкафах в спальне, понюхал ее духи и долго-долго изучал ее фотографии на стене спальни.

Он боролся с приступом астмы столько, сколько мог, затем достал из глубокого кармана один из своих ингаляторов. Но как разрешить другую проблему? Майкл попросил привратника вызвать такси.

Он хотел, чтобы водитель такси высадил его за квартал от места назначения, предпочитая не вызывать праздной болтовни. Темные, тихие склады и маленькие магазины не давали ключа к разгадке, они стояли здесь столетия назад, за ними появился трехрядный бульвар, разбитый перед очень богатыми особняками в центре города. Каменная стена в конце квартала скрывала остальное великолепие: огороженный акр земли, приличный кусок по ценам Нью-Йорка.

Майкл вынул ключ из кармана джинсов и открыл высокие узкие ворота. Рассеянные среди старых деревьев, словно какие-то детские домики на игровой площадке, стояли склепы Коулбруков.

Серп луны выглянул из-за высоких летящих облаков, но Майклу не раз приходилось пробираться к ее могиле в кромешной темноте. Он двинулся к самому новому мавзолею, широкому, с величавым монументом из белого мрамора, с дверью в виде стальных ворот с витиеватым изображением буквы «К».

Оказавшись внутри, Майкл сел на холодный пол рядом с ней и трепеща дотронулся до выгравированного имени на стене. Прошло два года; она снова ожила. Майкл приложил свою щеку к ее имени.

Он пытался никогда не думать о Кэти у гроба, точно так же как боролся каждый день.

— Привет, — прошептал он. — Я знаю, ты не хочешь, чтобы я приходил к тебе так. Но я вынужден прийти.

Он прижался как можно ближе и закрыл глаза. Они разделяли взгляды друг друга с первого года их обучения в колледже, оба специализировались в психологии: она происходила из еврейской семьи академиков, он был, вообще-то говоря, великодушным циником в религии, а фамилия его наводила на мысли о богатстве и упадке Они никогда не проводили ночи порознь, пока она не умерла. У него никогда не было никого другого.

Он признал причины Джеймса для ненависти и отвращения к Лили Портер. Джеймс искал жертву, чтобы отыграться за каждый болезненный шаг, с которым он должен мириться до конца своих дней. Вряд ли брат или кто-нибудь другой из его семьи — даже Элизабет, с которой Майкла сближали интуитивные узы близнеца, — одобрили, если бы узнали, что он всегда восхищался и симпатизировал Лили.

Она любила своего мужа, и он никогда не мог бы наказать ее за это, ибо ничто другое для Лили не имело значения. Он понимал эту боль так же хорошо. Снова прикоснувшись к имени Кэти, он заплакал, прислонившись к холодному камню.

Глава 20

Эдвард Тамберлайн наклонился погладить Люпу. Если он и носил когда-нибудь что-нибудь менее официальное, чем элегантный двубортный костюм, то Лили никогда не видела этого. Короткие волосы кое-где уложены грациозными волнами, чернильно-черные веснушки высыпали у него на носу. Мрачно улыбаясь, он подошел к ней, оставив машину во дворе.

Лили с волнением смотрела на то, что когда-то было главным пастбищем. Теперь все поросло бурьяном, и приходилось использовать бульдозер мистера Эстеса, чтобы расчистить его. Она поставила на землю ведро с семенами и поспешила навстречу мистеру Тамберлайну. Легкий ветерок колыхал нарциссы в неглубоких канавах. Темно-оранжевые краснодневы уже спешили им на смену. Если бы у нее было время и чуть больше средств, она купила бы мульчу и удобрения.

Кожа на руках потрескалась, все ладони в царапинах, ногти обломались. От каждодневного труда в течение последних двух месяцев мышцы ломило. Она составила длинный перечень задач. Ее рабочий день начинался с восходом солнца, начинался борьбой с тяжелым горем и подавленностью, которые никогда не оставляли ее полностью, как какая-то тень, лежащая за пределами разума.

— Как ты, Лили? — спросил Тамберлайн.

— Прекрасно, — солгала она.

Чувствуя некоторую неловкость, она продела нарцисс в петлицу на лацкане его пиджака и отступила.

— Теперь ты готов встретить весну.

— Я приехал в поместье, чтобы посмотреть за ходом работ. Я ненадолго, надеюсь, ты не возражаешь?

— Нет, конечно.

Он приехал сюда по поручению Артемаса, она не сомневалась в этом.

Она следила за его любопытным взглядом. Гора мусора исчезла, хотя ворс отвергнутого ею лохматого ковра и оторванные панели все еще валялись перед домом. Она хотела, чтобы в доме не осталось ничего, что напоминало бы о Джо Эстесе. Лицо мистера Эстеса вмиг посуровело, когда он догадался об этом.

Лили кивнула на расчищенное пастбище:

— Здесь мы разместим офис и магазин, в другом месте — оранжерею. Остальная территория будет полностью отведена под рассаду.

Тамберлайн кивнул:

— А ты, как я видел, уже расширила немного дорогу к дому и уложила гравий.

— Да, дождь все время размывал ее, и кое-где мешали деревья.

— Теперь стало хорошо!

Его восторженная оценка вынудила ее с равнодушным видом засунуть руки в карманы брюк-хаки.

— Так что нового, мистер Тамберлайн? Он еще не переехал?

— Переехал в комнаты своей бабушки. Дом уже функционирует, но плохо обустроен.

— Я как-то пробиралась через лес к озеру и увидела, как идут работы. Ему надо нанять хорошего специалиста по садово-парковому делу, чтобы восстановить сады. Я могла бы порекомендовать некоторых, если ты не расскажешь ему.

— Он не планирует восстанавливать сады в ближайшее время.

Она нахмурилась:

— Но он же уже расчистил все вокруг особняка и на холме над озером.

Тамберлайн вполголоса заметил:

— Я думаю, что сады для него куда важнее, чем сам дом. Возможно, ему не понравится мысль о вмешательстве посторонних.

Невидимая рука сдавила грудь Лили. Она посмотрела на Тамберлайна и почти забыла, что он редко связывался с ней просто так, в основном по какой-либо причине.

— Я позвоню вашему Макиавелли [22], если ты поддержишь этот план.

Задумчивая улыбка появилась на губах Тамберлайна.

— Боюсь, что я стал слишком стар для своей роли, исполняемой в течение этих лет. Я был бы рад, если бы ваши сердечные муки наконец разрешились.

— Вряд ли это возможно. — Они вместе спустились к ручью. — Для тебя они стали чем-то вроде твоей семьи?

— Да. А потом в нее вошла ты.

Они остановились под огромной ивой. Он вздохнул, поймал одну веточку и стал разглядывать крохотные молодые листочки.

— Темные, голубовато-зеленые уж с самого начала, — пробормотал он. — Что за диво!

— Я могла бы выкопать какой-нибудь побег для тебя. — Она кивнула на маленькие деревья на краю рощи. — Все эти ивы неприхотливее большинства других видов и разрастаются очень быстро.

Он кашлянул.

— Хорошо бы иметь голубую иву рядом с домом.

— Я пошлю тебе одну.

— Поверишь ли, я приобрел двадцатикомнатную итальянскую виллу рядом с особняком хозяина. Перед своими соседями я стал первым черным, который не носил униформы дворецкого.

— Ах, просто невероятно! — Она потянула его за рукав пиджака. — Позвольте представиться, белый дворецкий Билли Боб!

Тамберлайн засмеялся, его задумчивый взгляд сменился улыбкой.

— Он никогда не уполномочивал меня объяснять свои поступки. Они зачастую говорят сами за себя. Прости, поскольку в данном случае я перешагнул границы дозволенного и высказываю свое личное мнение.

— Спасибо.

— Он может стать агрессивным и даже своекорыстным по отношению к тебе, но он не тот, кого следует рассматривать в качестве твоего врага.

Она вздрогнула, сунула руки в карманы.

— Я знаю. Но он пытается решить мои проблемы за меня и рассматривает верность памяти Ричарда как нечто такое, с чем стоит разобраться.

— Отчаянное состояние его семьи никогда не позволяло ему выбирать между заботой и руководством. Для него это не просто невозделанная земля.

— Мы вместе разведали эти земли. Возможно, это одна из причин, почему я вернулась сюда. Пусть не думает, что может заботиться, руководить и игнорировать меня.

— А может, ты хочешь доказать себе, что не согласна ему подчиняться?

Лили замолчала, поражаясь его проницательности.

— Да, — выдавила она наконец.

Тамберлайн ушел, она вернулась к своей рассаде, но работать уже не могла. Через дорогу темнел лес, ограничивая пастбище. Артемас вернулся таким же непреклонным, как нарциссы и краснодневы вдоль дороги. Но и она была такой же. Она закрыла глаза на печаль и на смерть.

С другой стороны пастбища лес подходил так близко, что когда ветер дул оттуда, она могла бы услышать звуки тяжелых грузовиков и бульдозеров, пил и отбойных молотков. Артемас каждый день просыпался и засыпал в мечтах о Голубой Иве.

Он поставил фарфоровый чайник на грубый стол на верхнем этаже галереи, зажег сигарету и принялся изучать маленький, деликатный сосуд.

На прошлой неделе она продала его в магазине фарфора и хрусталя Свенсона — одного из элитных дилеров Атланты, за пять тысяч долларов. Артемас подозревал, что так оно и будет. Согласно сведениям, осмотрительно получаемым о ней в течение многих лет, выходило, что она уже продала весь свой фарфор и хрусталь. Но фарфор Коулбрука она не продавала никогда.

Чайник он выкупил.

Артемас понимал, как сильно она нуждается. Тяжко было осознавать, что она скорее продаст такую сентиментальную ценность чужим, чем попросит его о помощи. Он хотел быть частью ее жизни, и это желание постоянно мучило его.

Он прошел по большой, пустынной галерее с ее высокими потолками и книжными шкафами красного дерева и открыл стеклянную дверь на балкон. Плотно запахнув махровый халат, он вышел на гладкие каменные плиты, холодные и мокрые от росы. Под усеянным бриллиантовыми звездами небом он вдруг показался себе жалким и смешным среди этого обшарпанного интерьера, беспорядка, пыли, обломков материалов, рассеянных по этажам комнат и коридоров.

Он облокотился о балюстраду и посмотрел на расчищенную террасу далеко внизу. Сады спускались к большой, зеркальной поверхности озера. Когда-то там цвели розы, поддерживаемые деревянными решетками. Несколько оставшихся розовых и красных цветов в чащах, как писала ему юная Лили, наводили ее на мысли о леди в элегантных платьях.

Теперь террасы ожидали ее внимания. Он знал, что этого никогда не случится и что ему не следует медлить с наймом ландшафтных дизайнеров. Каждый день он только и делал, что думал о несбыточности своих желаний. Это безрассудство было сродни покупке чайника.

Он снова закурил. Красная точка вскоре растаяла, и ее невидимое тепло рассеялось в темноте.

Этого человека Хопвел не знал. Незнакомцы обычно приходили к его двери, чтобы продавать, просить или проповедовать все то, что он ненавидел. Хорошо одетые незнакомцы с кожаными портфелями, подъезжавшие на иномарках последней модели, были вдвойне подозрительны.

Хопвел соскользнул с крутящегося кресла перед телевизором. Злость — единственное, что заставляло его еще что-то делать. Он поспешно прошел через захламленную гостиную и открыл входную дверь.

Он не боялся ни призраков, ни чертей и тотчас поинтересовался причиной посещения.

— Мистер Эстес? — полувопросительно ответил мужчина. Привлекали его гладкие, блестящие волосы и ногти.

— Мне не нужно никакой страховки, — парировал Хопвел.

— Я не продаю. Я покупаю. — Человек шагнул ближе и улыбнулся, не открывая рта. — Покупаю ваше сотрудничество. В свою очередь, я гарантирую будущее вашему сыну.

Хопвел застыл как вкопанный:

— Кто вы?

— Я представляю одного из тех, кто действует из лучших побуждений. Одного из тех, кто может заверить, что он досрочно выйдет из тюрьмы в следующем году. Одного из тех, кто, позаботившись о его освобождении, даст ему шанс начать новую жизнь, такую, чтобы вы могли им гордиться.

— Конкретнее, пожалуйста. Чьи интересы вы представляете?

— Не имеет значения, мистер Эстес.

Человек вытащил кремовую визитную карточку и протянул ее Хопвелу. Тот прочел название юридической фирмы, которое ему ни о чем не говорило.

— Могу ли я войти? Всего на минуту. Не сомневаюсь, вы захотите выслушать меня ради вашего сына.

Ради Джо! О, Джо всегда был мерой его жизни и умерших желаний Дусии.

— Проходите.

Адвокат прошел в дом и присел на диван, пропахший сигарным дымом и потом. Хопвел выжидающе глядел на него. Открыв кожаный портфель, мужчина вытащил какие-то бумаги.

— Клиент, которого я представляю, сделает все возможное, чтобы обеспечить освобождение Джо в следующем году, ибо он стал примерным заключенным. Мой клиент все устроит с деньгами, работой, домом и значительными вложениями, если у Джо возникнут какие-нибудь, гм, будем говорить, трудности.

— Джо потребуются гоночные машины. На них он тратил эти ужасные деньги, заработанные на наркотиках. Марио Андретти [23] — вот кем он хотел бы быть.

— В таком случае мой клиент станет его спонсором, вложит необходимые средства и поможет ему достичь цели. Хопвел раскрыл рот и плюхнулся в кресло.

— Зачем? Клиенту-то вашему какая выгода?

Адвокат положил руки на стол и стал похож на евангелиста, выступающего по телевизору.

— Все, что мой клиент, в свою очередь, просит, состоит в том, чтобы вы выселили Лили Портер из дома, который принадлежит вам.

Хопвел почувствовал удушье. Словно эти бледные, исцеляющие руки обвились вокруг его шеи и сжали горло так сильно, что даже собственное достоинство и отвращение куда-то подевались.

— Я… я не могу, — выдавил он.

— Вы заключили с ней формальный контракт?

— Да. Годовая аренда. С февраля по февраль. Я не могу нарушить его. И не просите.

«Все это — проявление добропорядочности».

— Гм. — Адвокат нахмурился. — Значит, время окончания аренды примерно совпадет со временем освобождения вашего сына. Полагаю, вас это должно устраивать. Не соглашайтесь продлевать аренду миссис Портер и под каким-нибудь предлогом запретите ей оставаться в вашем доме.

Хопвел подался вперед. В ушах звенело. Он полез в карман за лекарством, затем проглотил таблетку. Адвокат терпеливо наблюдал за ним.

— Это его предложение, да? — просвистел Хопвел тонким голосом. — Артемас Коулбрук! Он стоит за этим.

— Я не уполномочен раскрыть вам имя моего клиента, но вы ошибаетесь.

— Лжец.

Хопвел схватился руками за голову. Будущее Джо или месть?! Будущее Джо или собственное достоинство?! Будущее Джо. Джо был слабовольным. Хопвел уже думал о новых неприятностях, которые, вероятно, неизбежны, раз уж он выйдет из тюрьмы. Здесь кое-что светило: дать Джо шанс все сделать правильно, и, может быть, этого хватит, если Коулбрук готов потратиться на Джо.

Лили примет удар Коулбрука на себя. Вдруг она согласится выйти замуж за уголовника?

«Нет, это ошибка, ты виноват перед ней».

Все это делалось ради Джо.

Адвокат вытащил ручку с золотым пером, не сомневаясь в результате.

Хопвел нерешительно поднялся:

— Уноси свою задницу из моего дома, и чтоб я тебя больше здесь не видел!

Адвокат выложил на кофейный столик какие-то визитные карточки.

— У вас будет почти год, чтобы принять решение. Мое предложение в силе. До свидания, сэр.

Незваный гость ушел, а Хопвел заметался по комнате словно пойманный в ловушку зверь. Он плотно закрыл входную дверь и долгое время, как под гипнозом, смотрел на карточки, боясь прикоснуться. Наконец медленно, словно на спиритическом сеансе, он взял их и сунул в ящик стола.

— Джеймс? — крикнула Элис, двигаясь через темные комнаты особняка и пытаясь отыскать его. Накинутый поверх ночной рубашки халат не спасал от дрожи. Это повторялось почти каждую ночь — она просыпалась, а его не было рядом. Она, волнуясь, искала его и находила сидящим где-нибудь в темноте: либо в доме, либо на лужайке на берегу Чатахучи.

Она увидела полоску света из библиотеки внизу и направилась туда вдоль стены с гобеленами. Сцены насилия в средневековой Англии — бойцы с резкими чертами лица, сидящие на скачущих конях с копьями наперевес, — резко контрастировали с мягкими акварелями и абстракциями — ее пристрастием. И это как-то разделяло особняк, а кроме того, порождало тревогу и некую обособленность от Джеймса.

Он сидел, погрузившись в раздумья, за тяжелым черным столом при свете маленькой лампы, подперев подбородок кулаком. Лицо его почему-то казалось таким же резким и свирепым, как и лица рыцарей на гобеленах. Халат, красный, как бургундское вино, распахнулся на груди, обнажив густую растительность. Вместе с ежедневными процедурами для ноги он вернулся к своим прежним тренировкам. Первое время, наблюдая за его упорной борьбой, она мучилась. Слова сочувствия приводили его в ярость. Он не хотел ни помощи, ни симпатии.

Мягко ступая по ковру, Элис вошла в библиотеку. Она чуть не плакала от отчаяния. Джеймс, прищурившись, посмотрел на нее, потом откинулся в кресле, как на троне. Набросил халат на свою искалеченную ногу. Она хотела закричать, обидеться на него, но вместо этого подошла и забралась в кресло. Подняла свой халат и рубашку, выдерживая его задумчивый взгляд. Все эти дни он никак не реагировал на проявление ласки с ее стороны, сейчас же в этой звенящей тишине она заметила, как что-то зажглось в глазах мужа. Он поймал ее губы и направил руку.

Она обвила его за шею руками, зарылась лицом в волосы на груди и принялась раскачиваться на нем. Как не хватало ей этой нежности! А когда он конвульсивно прижался к ней и застонал у нее на плече, счастливые слезы выступили у нее на глазах. Он ласкал ее спину, заглушая боль соприкосновения.

Он не остановится до тех пор, пока не накажет кого-нибудь за то, что с ним случилось. Но наказывать было некого, за исключением Лили Портер, которая не заслуживала этого, и Джеймс упал до разрушения невинной человеческой жизни?! Элис никогда не думала, что он способен на это.

Глава 21

На заброшенной ферме у горы Виктория, которая превратилась в небольшой туристический городок с достаточным количеством мест для жилья, еды и антикварных магазинчиков, Лили купила трактор. Он уже отработал свое, прошел более тысячи миль, но все равно это была удачная покупка, несмотря на то, что передачу тут же заклинило на второй скорости (если не произойдет чуда, то до дома придется тащиться несколько дней со скоростью пять миль в час), а лопнувшие колеса мешали использованию бороны или плуга.

К трактору прилагался полный набор инструментов и специальное приспособление для расклинивания педали сцепления, когда требовалось подтолкнуть трактор. Вероятно, продавец в свое время очень пожалел кого-то, купив такую развалюху. Теперь же он сочувствовал Лили и старался по возможности помочь.

Проезжая по мощеной дороге мимо Голубой Ивы, она заметила у ворот охранника, который, увидев ее, тут же покатился со смеху. Лили кивнула ему и остановилась в высокой траве. Опустив опоры трактора, она быстро вырыла длинной металлической рукой яму и, установив сосновый столб, забетонировала его. К столбу был прикручен почтовый ящик с надписью: «„Голубая Ива“. Оранжерея и питомник». Пусть сие послужит своеобразной рекламой для проезжающих мимо трактористов!

Закончив работу, она залезла в кабину и, ухватив Люпу за ошейник, выжала сцепление. Трактор рванул с места и, громыхая, двинулся дальше. Охранник с интересом наблюдал за происходящим.

Лили не сомневалась, что об этом немедленно известят заинтересованных.

На следующий день в новом ящике лежал факсимильный ответ Артемаса: «Все еще фросаешь моченые яблоки?»

— Что случилось с моим газонным автомобилем? — требовательно спросил Хопвел, указывая рукой на пустое место.

Из новой оранжереи вышла Маленькая Сис, заложив руки за спину. Он и не думал, что найдет ее здесь. Лили хотела сохранить вход в оранжерею и питомник подальше от дороги, и Хопвел старался помочь ей всем необходимым. Совесть беспрестанно напоминала о себе, но при взгляде на Маленькую Сис ему стало еще хуже.

— Ваш черный никудышный газонный автомобиль? — отозвалась она, склонив голову набок. — Он попал в катастрофу.

— Что?!

Она вздохнула:

— К несчастью, я купила «ягуар», он оказался слишком резвым для меня. Я нажала на газ и полетела.

Хопвел бросил шляпу на землю, раскалившись добела:

— Этот автомобиль никак не мог помешать!

— Мне он не нравится. Более того, он не нравится и Лили. А ты так беспокоишься о нем, что она, просто ради того, чтобы сохранить мир, решила перекрасить его в белый цвет. — Сис улыбнулась и легкой походкой подошла к нему. — Я знаю, что ты не деревенщина, ты просто старый медведь настроения, которого прямо-таки необходимо обнять.

Она лукаво посмотрела на него. Он смущенно кашлянул.

— Лили ненавидит мой газонный автомобиль?

— Да. Она старалась щадить твои чувства, а ты тупее, чем утес. Я просто пытаюсь расколоть тебя, но пока не нашла трещину. — Маленькая Сис подошла ближе. Она вдруг принялась теребить ворот его тонкой хлопчатой рубашки. — Но как только обнаружу, я просто туда скользну.

От нее пахло корицей, во всяком случае, приятно. Она нравилась ему. Почему, он не знал, но, видимо, в следующую зиму, когда он скажет Лили, чтобы она оставила ферму, Сис ему перестанет нравиться.

— Да, — ласково мурлыкала она, — я просто скользну прямо в твою щель, старый большой утес.

— Подобно ужасной пуэрарии [24], — парировал он, чувствуя себя мальчишкой.

Она приложила ладонь к губам — Боже, эта женщина слишком стара, чтобы пользоваться такой яркой помадой! — и потом коснулась окрашенным кончиком пальца его щеки:

— Прошу, не говори ей ничего об этом автомобиле.

Он наконец пришел в себя:

— Если он не нравится Лили, то мне больше нечего сказать, но у меня там был неплохой керамический двигатель…

— Думаю, что я случайно переехала и твоих лошадок.

Хопвел поднял свою шляпу с земли и махнул ей, словно пытаясь отвязаться:

— Существует ли у меня что-нибудь такое, что ты не пыталась бы искоренить?

Она медленно обняла его и взглянула из-под длинных накрашенных ресниц.

— Лили мне как дочь. Я хочу помочь ей. — Она сделала паузу и беззастенчиво сказала: — Но, Хопвел, мне бы также хотелось дружить и с тобой.

Ему хотелось возразить, но, увидев тоскливое выражение ее лица, он осекся. Друзья… Может быть, может быть; если он попытается быть с ней помягче, она, вероятно, простит ему, когда придет время пожертвовать Лили ради Джо. Он мельком посмотрел на ее руки в родинках. Ее длинные красные ногти были чертовски сексуальны.

— Вопреки моему желанию я думаю, мы сможем стать друзьями.

Отводя ее руку, он на секунду нежно пожал ее. Сис вспыхнула. Хопвел, сверкнув глазами, поспешно направился к грузовику. Пожалуй, потеря безумного внимания Маленькой Сис принесет значительно больше вреда, чем он думал.

Тимор Парке, маленький суровый человечек средних лет, когда-то учился с отцом Лили в одной школе. По своему характеру Парке был очень робок и в разговоре с ней и двух слов связать не мог. Его сыновья, ровесники Лили, тоже были молчунами. Она и семья тихого Паркса прекрасно обходились друг без друга и использовали при встрече всего два слова: «Привет» и «Пока».

Правда, они помогли ей убрать пастбища, спилили деревья в лесу и прекрасно отремонтировали дом с небольшим трубопроводом и бетонным перекрытием.

Лили в одиночестве распахивала заново расчищенные земли, борясь с накренившимся старым трактором и натирая огромные волдыри на ладонях.

Люпа целыми днями бегала рядом, гоняя с возделанных пастбищ оленей или зайцев.

На дешевых сандвичах и чистой ключевой воде Лили похудела. Ее рабочий день начинался с восходом солнца и оканчивался с закатом. Огромный садовый участок с решетками для фасоли и аккуратно размеченными рядами для семян принял ухоженный вид. Парни Паркса поправили запущенную ограду дома и установили купленные ею подержанные холодильник и плиту. Джо, уехав отсюда, забрал все стоявшие здесь бытовые приборы.

Она удобрила яблоневый сад за задним двором дома в надежде, что осенью он принесет урожай. Но восстановить амбар ей было не под силу.

Однажды утром Тимор увидел ее в огороде.

— Ты работаешь упорнее, чем любая женщина, какую я когда-либо встречал.

Она в изумлении подняла голову:

— Мистер Парке, вы просто не видели, как работала моя мать.

— Видел. Я очень благодарен тебе за предоставленную нам работу и, кроме того, в знак восхищения прошу принять от меня подарок. Ты хотела бы иметь несколько рыжих родосцев [25]?

Он раскрыл большую картонную коробку. Сыновья молча стояли за ним, переминаясь с ноги на ногу.

Она вскочила и заглянула внутрь. Два десятка пушистых цыплят, розовых, рыжих, пестрых, теснились на дне коробки.

— Пасхальные остатки из магазина моего кузена в Атланте, — брезгливо морщась, объяснил Тимор. — Но они вырастут.

— Замечательные цыплятки! Спасибо.

Этой ночью она, поставив коробку в теплое место, легла спать под их приятное попискивание. Сквозь раскрытые окна проникали ночные звуки — совы с ухающими свистами, лаяние лис, жужжание насекомых. Рядом с ней повизгивала Люпа. Ночь была спокойной, и сразу же нахлынули воспоминания о Стивене и Ричарде, а затем почему-то тревога за Артемаса.

Стараясь отделаться от неприятных ощущений, она выскочила в сад, чтобы при лунном свете высадить циннию.

Мистер Парке и еще человек двадцать из общины, включая тетю Мод и сестер, однажды без предупреждения нагрянули к ней в грузовике, доверху наполненном прекрасным полупрозрачным полиэтиленом. Они приехали восстанавливать амбар, поскольку знали, что Лили мечтала о второй оранжерее. Тетя Мод и ее сестры заплатили за материал.

— Это подарок к дню рождения, — пояснила тетя Мод. Мистер Парке, с трудом подавив свою застенчивость, добавил:

— Хопвел Эстес вряд ли позволит тебе долго находиться здесь, да и Коулбрукам не нравится твое присутствие, но мы всегда тебе рады.

Лили растроганно опустилась на крыльцо, онемев от восторга. Большая Сис отдавала распоряжения приехавшим, а Маленькая Сис, в рабочей одежде с искусственными бриллиантами и вышивкой, задумчиво подсела к Лили:

— У тебя друзья, дом — даже если он твой лишь на срок аренды — и работа. И не надо делать вид, что тебя только что отругали.

Лили обняла ее.

— У тебя будет в жизни гораздо больше, чем ожидание каких-то извинений от Коулбруков.

— Я хочу справедливости по отношению к Ричарду, хочу понять, кто я и честна ли сама с собой. Я хочу получить удовлетворение, отстаивая то, во что верю и чего хочу. — Она опустила руку и посмотрела на Маленькую Сис. — Я хочу осознать, что за рок унес моего сына. — Она покачала головой. — Я знаю, что спрашивать об этом бесполезно. Может, мы с Артемасом как раз и виноваты.

Маленькая Сис раскрыла рот:

— Что?!

— Если бы мы никогда не заботились друг о друге, если бы я не заставила его почувствовать ответственность за то, что мне пришлось продать эту ферму, если бы он не пытался помочь мне в течение нескольких лет, заключив контракт с фирмой Ричарда…

— Послушай меня, Лили Аманда. — Маленькая Сис сильно сжала ее руку. — Ты слишком мнрго на себя берешь! Ричард, Джулия Коулбрук и другие — все они совершили свои собственные ошибки. Вы с Артемасом должны смириться с последствиями, а не думать о причинах их возникновения.

Лили задумчиво наморщила лоб:

— Мы просто не смогли преодолеть чьи-то ошибки, включая и свои собственные. — Она решительно поднялась. — Но нет, я не стану сидеть здесь, раздумывая над тем, что уже невозможно изменить.

— Подожди! — Маленькая Сис взглянула на ладонь Лили. — Все еще есть надежда, что вы с ним будете вместе, как я и предсказывала.

От этих слов Лили вздрогнула:

— При этом ты никогда не говорила, что это — счастье.

Наступила зловещая тишина. По-видимому, Маленькая Сис пожалела, что затронула эту тему. Поджав губы, она поколебалась и вздохнула:

— И все-таки ты его любишь. И всегда любила.

— Нет. — Лили покачала головой. — Нет…

— И он любит тебя. Этим все и объясняется.

— Ты ошибаешься!

Вытащив из кармана рабочие рукавицы, Лили пошла помогать разгружать грузовик. Маленькая Сис как загипнотизированная пошла следом.

— Мне неизвестно, принесет ли взаимная любовь счастье, — сказала она. — Я знаю только одно: ты действительно его любишь.

Лили сидела в тесном маленьком офисе. За стеклянной дверью в лучах мягкого света блестел фарфор и хрусталь. Глаза ее слипались, сегодня она спала хуже, чем обычно: как всегда после смерти Ричарда и Стивена ей снились кошмары. Иногда она видела их, выбирающихся из завала; покалеченные и неуклюжие, они просили ее не верить, что они умерли. Иногда она видела их очень красивыми и спокойными, но остающимися за невидимой стеной. Иногда она слышала их голоса из какого-то темного, бездонного места. В последнюю ночь она отчетливо услышала крик Стивена и в страхе проснулась.

Уже перед восходом, сидя за старым кухонным столом, она задремала, уронив голову на руки, Ей приснился Арте-мас, молчаливый и сильный, затмевающий все вокруг: в то время как Ричард и Стивен пытались подойти к ней, она повернулась к Коулбруку.

Большую часть дня она старалась забыть этот сон. Наконец она приехала в Атланту в надежде разрешить некую неопределенность ради своего собственного спокойствия. Она хотела убедиться, что чайник продан.

Ассистент мистера Свенсона закрыл за собой дверь офиса.

— Миссис Портер! — радостно сказал он, блеснув глазами. — Чем могу быть полезен? Простите, но мистера Свенсона сегодня не будет.

— Я продала ему чайник из коллекции Коулбрука «Голубая Ива» и хотела узнать, кто его купил.

— О да, помню. Такая редкая вещь! Коулбрук перестал производить «Голубую Иву» после тысяча девятисотого года. А мы датировали ваш чайник пятидесятыми — семидесятыми годами девятнадцатого века. Мистер Свенсон был в восторге.

— Не могли бы вы сказать мне, кто купил этот чайник? — Она попыталась говорить бесстрастным голосом. — Может быть, это покажется вам странным, но я просто хотела бы знать, в хороших ли он руках.

— О, конечно, конечно. Одну минуточку.

Он повернулся к компьютеру на столе.

Лили с трудом удерживалась от того, чтобы не теребить беспрестанно сумку. Как обычно, там были сандвичи и корневища растений, которые она собрала у дороги: обычные полевые цветы — тысячелистник и вязель, маргаритки и рудбекия.

Конечно, ей придется покупать большинство саженцев у садоводов, но неплохо бы иметь и дары земли.

Она тщательно смахнула пылинки с одежды. Лишь в самые мрачные моменты жизни, такие как, например, последняя ночь, она признавалась себе, что постоянно мечется от риска к делам, которые заполняют пустоту.

— Вот, — произнес ассистент, указав на экран монитора. — Слава Богу! В тот же день чайник купил мистер Ламье. — Он с сожалением вздохнул. — Я лишь могу сообщить вам, что он оплатил личным чеком и, как следует из почтового адреса, находится здесь, в Атланте.

Другого Ламье, кроме того, которого она знала, который кружил в этом магазине и купил чайник Коулбрука, как только она продала его, быть не могло! Мистера Ламье, конечно же, послал сюда Артемас. Она поблагодарила ассистента мистера Свенсона и со всех ног помчалась к грузовику, в то время как охранник магазина вежливо закрыл за ней дверь.

Глава 22

Пейзаж за окном грузовика слился в одно красочное пятно. Она неслась мимо пастбищ, птичьих ферм, яблоневых садов и пустых полей, подготовленных к севу. Каждый дом имел садовый участок; в основном выращивались одни и те же культуры.

Биение сердца участилось, когда она достигла поворота к Голубой Иве. Все здесь было до того ей знакомо, что она чуть не заплакала. Если она поедет по узкой мощеной дороге, а потом свернет на другую, то приедет прямо к поместью. Если он будет там, она скажет… что? Она еще не решила, но она должна знать, какое право он имеет распоряжаться ее жизнью.

Дорога к Голубой Иве… Там, где она пересекалась со скоростной магистралью и по-прежнему стояли башенные часы.

Она остановила машину и со слезами на глазах задумчиво взглянула наверх.

Голубая Ива… Она бродила по ее пустынным лесам, удила рыбу с отцом, мечтала на красивом, забытом бельведере, играла в принцессу на продуваемой ветром лоджии особняка, пролезала в щели заколоченных окон, собирала цветы в заросших садах. Интересно, думал ли об этом Артемас так же часто, как она. Хорошо бы он не нанял посторонних восстанавливать сады. Ее сады.

Низкий мелодичный звук раздался на башне: часы снова преданно служили ему, показывая его время.

Выжав педаль акселератора, она направила громыхающий грузовик к Голубой Иве. Промчавшись по мосту через тенистую реку Току, она въехала в другой мир и почувствовала, что в горле у нее пересохло. По духу и некоторым общим представлениям эта земля принадлежала ей, хотя и не была ее собственностью. Узкая дорога завернула направо и исчезла в лесу.

Неожиданно слева вырос темный лес, но у поместья он постепенно отступил. Дорога к Голубой Иве проходила по южной границе поместья до пересечения с дорогой к Виктории, проходящей в семи милях отсюда.

Коулбруки подарили ее округу, чтобы люди кратчайшим путем могли попасть в соседний город. В тысяча девятисотом году, как рассказывала Лили бабушка, эта короткая дорога очень много значила для живущих здесь.

Лили свернула к воротам поместья. Лавровые деревья, росшие по сторонам как украшения, остались позади, а старый сучковатый кизил был заботливо подстрижен. Земля была обработана и кое-где среди прошлогодней листвы уже показалась трава.

Стоящая у ворот сторожевая башенка с пуэрарией, вьющейся по стенам, была полностью восстановлена. Теперь темно-синие ставни украшали новые окна, каменные стены были очищены от грязи, величественные железные ворота покрашены и открыты.

Коренастый мужчина с проседью в форме сотрудника безопасности быстро выскочил на дорогу и даже схватился за тяжелый пистолет, сунув руку в кобуру на поясе.

Лили подняла руку в приветствии, не собираясь спрашивать разрешения, как это делали чужие.

По каменному мосту, расчищенному и заново отремонтированному, она пересекла ручей Маккензи, затем остановилась, вышла из машины и пошла через лес. Поместье она могла бы найти с закрытыми глазами.

Земля еще не проснулась от десятилетий запущенности. Через милю дорога ветвилась и образовывала круг. Она посмотрела на величественную, сучковатую иву в середине, одиноко стоящую там, где раньше был небольшой парк. Лили отвернулась от нее, вспоминая, как она считала ее своей в тот самый день, когда карманы ее комбинезона были забиты мягкими коричневыми яблоками, и как Артемас шагнул под иву, не ожидая подвоха, и как вначале испугал, а потом очаровал ее.

Заросли вокруг ивы были удалены, а земля под ней расчищена. Мемориальный камень исчез.

Она пошла быстрее. Земля уходила у нее из-под ног, а дорога с каждой секундой уводила ее все дальше в мир Коулбрука. Обновленные гравиевые тропинки выходили из леса, пересекаясь с главной дорогой. Они вели к озеру, гостевым домам и через реку к амбарам поместья, полям и конюшням.

Ладони вспотели, грудь теснило от избытка чувств. Сказывалось напряжение последних месяцев.

Дорога пошла в гору и свернула в сторону большого холма в самом сердце поместья. На пятнадцатифутовых гранитных валунах, подобно стражам, охраняющим вход во владение, были выгравированы ивы. Их нельзя было уничтожить; лишь ветры и дожди, омывающие их в течение десятилетий, смягчили контуры рисунка.

Неожиданно лес оборвался, и у нее защемило сердце. Лучи солнца падали на необработанную красную землю — старые луга. Она помнила их заросшими сосновым лесом, но теперь они, расчищенные и обновленные, ожидали обработки.

Вдалеке показался дом с новыми двухскатными крышами прочного голубого шифера. Длинные тени падали на землю.

Лили широким шагом прошла мимо фундаментов, где раньше стояли оранжереи, разрушенные до основания, и лежали кучи строительного хлама. Рабочие уже ушли. Искривленная стеклянная крыша пальмовой комнаты в южной части особняка теперь была покрыта черным пластиком.

Тяжелые электрические кабели тянулись с опорных столбов прямо в открытые окна на первом этаже. Опутанный проводами и оборудованием особняк напоминал пациента на операции.

Она остановилась перед главным входом — огромных парадных дверей. Их великолепие, достигнутое сочетанием стекла, дерева и черного кованого железа, контрастировало с царящим вокруг беспорядком. Интересно, а есть ли здесь дворецкий? Она взбежала по ступеням и нажала звонок. Ничего не слышно. Может, не работает? Она дернула тяжелое медное кольцо и вконец разозлилась.

Двери оставались закрытыми. Она стучала по ним кулаками, выкрикивая ненавистное имя.

Наконец раздался глухой звук быстрых шагов. Дверь, дрогнув, заскрипела. На пороге перед пустым парадным холлом, широко расставив ноги, стоял Артемас, одетый в светло-коричневые брюки и свободную рубашку. В больших мрачных глазах сначала промелькнуло изумление, а затем она разглядела не то беспокойство гостеприимного хозяина, не то торжество победы. Он многозначительно изогнул бровь и с издевкой спросил:

— Свидетели Иеговы [26] или сбор пожертвований для дочерей нацистских преступников?

Его небрежность стала последней каплей. Лили бросилась на него, схватила за грудки и резко дернула, да так сильно, что он отлетел на несколько шагов.

— Ты выкупил этот проклятый чайник! Ты никак не можешь обойтись без того, чтобы не вмешиваться в то немногое, что осталось в моей жизни?

— Ты не имела права продавать его, — отрезал он. — Этот дурацкий чайник — символ чего-то такого, что я не мог позволить себе забыть.

— Но ты не волен запретить это мне!

Она ударила Артемаса по колену, нога его подогнулась, и они упали на холодный каменный пол.

Он выругался и зажал ее руки своими ногами. Она тотчас пнула его крепким кожаным ботинком. С неожиданно возникшей яростью он перевернулся, схватил ее за волосы и встал на колени, удерживая ее на расстоянии вытянутой руки. Вместе с его дыханием до нее доносились ругательства и проклятия:

— Сумасшедшая… совершенно определенно… Я никогда… Боже!

Она пронзительно вскрикнула и ткнула его в живот поломанными ногтями.

— Если мне потребуется стать шлюхой, чтобы ты оставил меня в покое, я стану ею!

— Слава Богу. — Он сделал еще один глубокий вдох. — Ты бьешься как львица, которую я помню.

Она мотнула головой, стараясь освободиться от него, и больно ударилась о каменный пол.

— Ты хочешь, чтобы все осталось по-прежнему! Но это равносильно тому, что Ричард никогда не существовал!

— Я молил бы Бога, чтобы его никогда не было. Моя сестра осталась бы жива, и не было бы никаких обвинений, которые теперь мешают нам.

Он отпустил ее. Она, выпрямившись, села, а потом как-то сразу обмякла, обхватила руками колени. Сквозь туман бешенства и огорчения она увидела все еще рассерженного Артемаса, стоявшего перед ней на коленях.

Лили в ярости мотнула головой.

— Джулия поплатилась за то, что она безжалостно запугивала людей. — Она скрестила руки на груди и закричала: — Ты всегда будешь защищать свою семью, даже если это причиняет мне боль!

Он схватил ее за плечи и с горечью глухо проговорил:

— Я отвернулся от тебя только тогда, когда узнал, что Ричард виновен в происшедшем. Всякий раз, пытаясь помочь, я рисковал потерять уважение своей семьи, но это не останавливало меня. Проклятие, Лили, когда же ты поймешь это!

Она поднялась на ноги.

— В девятнадцать мне хотелось верить, что ты любишь меня больше всего на свете. Я ошиблась и этот урок теперь уже никогда не забуду.

Она резко повернулась и зашагала к двери.

— Давай разберемся во всем спокойно, и в моих мотивах, и в твоем отношении, — вполголоса сказал он, схватив ее сзади за рубашку.

Лили, вскрикнув, повернулась, но к тому времени он уже оторвал ее от пола и крепко прижал к себе.

— Пойдем, я покажу тебе дом, — сказал он голосом, выдававшим его напряжение.

Он чуть ли не волоком потащил ее через тусклый, пещерообразный холл в комнату с маленьким фонтаном в центре. С другой стороны холл выходил на большую мраморную лестницу и к широкой арке просторной галереи первого этажа — совершенно пустой за исключением старого детского пианино у высоких стеклянных дверей в палладинском стиле, которые открывались на лоджию. На стенах висели ободранные обои, краска на деревянном полу совсем сошла.

Взгляд Лили упал на пианино. Там стоял голубовато-белый чайник! Она рванулась, но попытка не увенчалась успехом. Он вновь схватил ее за волосы; сердце готово было вырваться у нее из груди.

Он подтолкнул ее к пианино.

— Возьми, — кивнул он на чайник.

— Похоже, мне придется носить его на цепочке вокруг шеи, как какого-то фарфорового альбатроса.

Он подсадил ее на клавиатуру пианино. Несогласованные звуки диссонансом отдались в комнате.

— Возьми этот проклятый чайник, — повторил он. — Или, ей-богу, мы останемся здесь, пока фа-диез не станет фа-бемолем.

Лили наконец взяла изящный маленький сосуд за ручку. Наклонив к ней голову, он мрачно выдохнул:

— Давай посидим на лоджии с нашим альбатросом и полюбуемся на закат.

Они в обнимку вышли на продуваемую лоджию, освещенную мягкими лучами заката, которые где-то вдали касались горных хребтов.

— Сядь, — приказал он, когда они подошли к мраморным ступеням лоджии.

Она упрямствовала, расставив ноги в сторону, он подставил ей подножку. Оба тяжело плюхнулись на широкие ступени, она соскользнула на ступеньку ниже и с чайником в руках очутилась у него между ногами.

Он дотронулся до ее груди, а когда она попыталась подняться, снова схватил ее за волосы… Они обменялись испытующими, изумленными взглядами. Он покраснел; крохотная родинка под правым глазом налилась кровью, волосы в беспорядке упали на лоб. Он отпустил ее.

— Помиримся, — вдруг выдохнул он. — Пожалуйста.

В душе ее что-то всколыхнулось, кровь заиграла в жилах. Она испуганно отвернулась от него и посмотрела на фонтаны перед собой, на темный соснячок, поросший глицинией. Воздух, холодный и бодрящий, приятно обдувал ее разгоряченное тело.

— Тебе здесь нравится? — спросил он мрачным тоном. — Без тебя не обойтись.

— Ноги моей здесь не будет. Ни в качестве одного из твоих дизайнеров, ни в качестве гостя…

Крепко обхватив старый чайник, она, чуть вздохнув, поднялась и, прижимая чайник к животу, спустилась со ступеней к фонтанам. Он последовал за ней.

Тело ее ожило, она уже не была той беспомощной тенью, как час назад. Пожалуй, ради того, чтобы осознать, что источником этой энергии был он, стоило затевать драку.

— Неужели восстановление этого особняка все еще для тебя так много значит? — вдруг спросила она. — А главное — какой ценой?

— Теперь этот особняк мне еще дороже, чем прежде. Он стал символом выживания моей семьи. — Он сделал паузу. — И твоей. Что бы ни случилось, ты все равно возвращаешься сюда.

Артемас обнял ее за плечи и привлек к себе, затем указал на заросший сад. Толстые плети винограда, покрытые зелеными листьями, спадали вниз на коврик травы тенистыми зонтиками. Это выглядело очень интимно.

— Я помню деревянную беседку в саду. Раньше, в бытность мою ребенком, когда кончались каникулы, я прятался в глицинии, стараясь остаться здесь навсегда. Конечно, моя бабушка и слуги точно знали, где я, но мне казалось, что я был невидим. — Он добавил грубовато: — Понимаешь, если бы я был невидим, то мог бы остаться здесь навечно и делать все, что захочу.

— А на самом деле… Ты несешь ответственность за всех и каждого, кто зависит от тебя, доверяет тебе, и исходишь из наиболее целесообразного для своей семьи и бизнеса.

— Возможно, я еще смогу кое-что сделать как для себя, так и для тебя. Можно было бы попробовать прямо сейчас — сегодня, — если бы мы договорились и перестали рвать друг друга на части.

— Все, что я хочу от тебя, это уважать мое прошлое с Ричардом, уважать сына, которого я очень любила, и уважать мою веру в честность Ричарда. Без этого ничего не будет.

— То же самое я требую по отношению к себе. Я не обязан поддерживать твою веру в их честность.

Он осторожно коснулся ее лица.

— Не надо, — попросила она.

Совсем уж беспомощно он прошептал:

— Я не прошу тебя забыть его. Я лишь прошу, чтобы ты помнила обо мне.

— Это одно и то же.

— Лили. — Его голос был тише шепота. — Не имеет значения, что ты еще чувствуешь, вряд ли ты можешь сказать, что разлюбила меня, да?ке после того, как вы поженились.

Горе и вина — все смешалось. Она отшатнулась. Чайник выскользнул у нее из рук и с ужасным, ошеломляющим звуком, упав на каменную балюстраду, разбился вдребезги.

Ее горестный возглас эхом отозвался в душе Артемаса. Оба страдальчески смотрели на осколки. Лили опустилась на колени. Подняв кусочек фарфора, она сжала его в руке и опустила голову.

— Я не хотела этого, клянусь.

Он опустился на колени рядом и осторожно разжал ее пальцы. На ладони темнело крохотное пятнышко крови. Он взял осколок с глубокомысленным, изучающим видом и крепко сжал в кулаке. Она негромко вскрикнула. Когда он разжал пальцы, на его ладони образовалось такое же красное пятнышко. Уронив осколок, он приложил ее руку к своей.

Лили в отчаянии пробормотала его имя. Он нежно привлек ее к себе, их губы соприкоснулись. От него пахнуло жаром, страсть захлестнула ее, она не в силах была противостоять нахлынувшим чувствам. Что-то подсказывало ей, что она заходит слишком далеко, но ей не хотелось возвращаться.

Он поднял ее и перенес в темный туннель из глицинии. Там, скрытые от посторонних взглядов, они прильнули друг к другу в неистовом порыве. Он проник в ее рот языком, и она окунулась в опаляющую лавину безрассудства, которое испытывала только вместе с ним. Цепляясь за него, она впилась в его губы в беспечной благодарности за то, что он смог дать ей то, чего не мог дать никто другой.

Неожиданно она ощутила животную страсть, а он откликнулся с обезоруживающей точностью, их руки двигались в унисон, глаза его горели неосознанной жаждой обладания. Стянув с нее джинсы и нижнее белье, он сдернул их прямо через ботинки, она же вцепилась в его густые черные волосы. Оба прерывисто дышали, издавая какие-то гортанные звуки.

Лили подалась вперед, впилась зубами в его плоть над соском, потом стремительно переместилась вниз. Он вздрогнул, рванул ее вверх, но она, оттолкнув его, скользнула рукой к нему в брюки и неистово дернула. Брюки затрещали по швам под аккомпанемент ее победного крика.

Он мягко отстранил ее и, перевернув на спину, стал покрывать неистовыми поцелуями мягкий живот и ниже… Она вздрогнула и изогнулась. Запах мускуса и глицинии ударил ему в нос. Она беспомощно застонала, он приподнялся, теперь уже чувство быть потерянной и одновременно разоблаченной удерживало ее так же крепко, как и его руки.

В следующую секунду, стянув рубашку и лифчик, он коснулся ее груди резким, обжигающим поцелуем. Она неловко шарила рукой между их телами. Он покрывал ее жгучими, сосущими поцелуями, в безумии сметая все на своем пути. Она чувствовала полную и первичную любовь.

«Нельзя. Это ничего не изменит», — пыталась вымолвить она, но слова сливались в непрерывный стон.

Скользнув руками по ее обнаженной спине, он подтянул ее ягодицы к своему животу и, искусно работая пальцами, почти довел Лили до оргазма.

Затем вошел в нее быстро и уверенно, она уже изогнулась и конвульсивно подняла бедра. Слезы навернулись у нее на глаза от его невероятной нежности. Лили обвила его руками и вздрогнула от печали и освобождения. Они вновь столкнулись в неистовстве страсти, жаждая завершения совместной борьбы, и забились в экстатическом исступлении.

Они так и не расслабились до конца. Просто, замерзнув, крепко прижались друг к другу. Его руки все еще метались, лаская ее, так что она лишь плечами касалась земли. Она отрывисто вдыхала запах его мягких, влажных волос. Минуты полной, хрупкой тишины тянулись словно вечность. Ни один из них не стремился прерывать это мгновение.

Вина без стыда, любовь без благодарности. Он медленно поднял голову. Ожили противоречивые чувства, на лице его блуждал взгляд, полный триумфа. Победа! Она прочла в его глазах завоевание, и было совсем не важно, как много оно значило.

Лили отвернулась и закрыла глаза. Не допускай его!

— Нет, — вдруг вырвалось у него. — Мы только все осложняем.

Отодвинувшись, он лег рядом, но, когда она шевельнулась, удержал ее своим телом. Лили, вздрогнув, попыталась лечь к нему спиной; он, оказывается, держал ее за рубашку.

— Может, войдем в дом, — буркнул он каким-то потусторонним голосом. — Давай попытаемся пережить все сначала.

— Мне пора домой, — в отчаянии прошептала она.

Артемас поднялся вместе с ней, взял за руку:

— У тебя есть дом.

Слезы неудержимым потоком катились по ее щекам. Она нагнулась, натягивая одежду на голое тело.

— У тебя есть дом, — повторил он.

Лили обернулась. В расстегнутой рубашке он казался таким же уязвимым и беззащитным, как и она. Мучение и признательность заставили ее коснуться его груди; потом она быстро отдернула руку и отвернулась.

На лице его застыла боль, но они не могли позволить себе большего. Он хотел было погладить ее по голове, но она нахмурилась, и он молча опустил руку. Нервы ее были на пределе. Одевшись, они одновременно вскочили, но неловко столкнулись друг с другом.

— Да, теперь мы отнюдь не грациозные романтики. — Ей так и не удалось совладать с голосом.

Он порывисто схватил ее руки, болезненно поморщившись:

— Это лишь вопрос времени. Я не желаю больше поступаться нашим счастьем.

— Может, мы упустили свой шанс. Ты уже сделал свой выбор, пренебрег мною однажды.

— В той ситуации я находился в плену обстоятельств. Тебе трудно понять, почему я так поступил, но теперь это никогда уже не повторится.

— Да, сейчас ты между двух огней: я и твоя семья, твое мнение о Ричарде и о Джулии. Рассчитывая на твой выбор, я только потеряю время.

— Нет. Не уходи, борись за нас. Надо использовать этот шанс, и все на свете будет нам по плечу.

— Теперь у меня нет такой веры, такой силы. Вряд ли я еще раз переживу потерю того, кого я… — Лили осеклась.

— Люблю, — закончил он за нее. — Можешь ты наконец признаться, что любишь меня?

Лили вздрогнула.

«Я не могу предать Ричарда».

— Я любила тебя в восемнадцать. Я люблю память о тебе. Но по множеству причин мы теперь стали чужими.

— Чужими?

Он бросил выразительный взгляд по направлению темной пещеры под глицинией:

— Можешь сколько угодно лгать мне, но не обманывай себя.

Лили коснулась его руки. Как ей хотелось простить ему все, верить и любить! Но их совместное будущее разрушит его семью, лишит ее чувства собственного достоинства. Его братья и сестры никогда не поймут ее неприязни к Джулии, потому что не видели, как мстительность их сестры вымотала Ричарда и остальных.

— Несколько мгновений мы были невидимы. — Она покачала головой. Слова прозвучали тихо и грустно.

Она прошла мимо фонтанов, мимо разбитого чайника, спустилась по каменным ступеням с косогора. В лесу, уверившись, что теперь он ее не видит, она опустилась на землю и обхватила голову руками.

Глава 23

Вспомнив о консоме, Кассандра почувствовала голод. Вот бы найти такое место, где можно поглощать горы булочек с маслом, нисколько не заботясь о полноте! Тогда пластические хирурги и диетологи оказались бы в дантовом аду вместе с Дженни Крейг, Ричардом Симмонсом и Джейн Фондой, непрестанно тянущихся к еде, но удерживаемых толстыми, усмехающимися демонами.

Она подумала о хрупкой Элизабет, которая не боялась располнеть, и с глубокой тоской вспомнила о Джулии, чья безумная энергия позволяла ей без труда сохранять вес. Джулия. Как Касс тосковала по ней!

Размышляя, она растирала лосьоном для загара обнаженное тело, сбросив с живота свою собачонку, Принцессу Ди.

Йоркширский терьер, рыжий комочек меха с глазами, тяжело дыша, вытянулся в тени под шезлонгом. Безобидное существо! Кассандра, мурлыча, прикрыв глаза, легла на спину. Она доверяла только животным и своей семье, больше — никому. Озеро мягко плескалось о каменный настил павильона, с деревьев пронзительно кричали птицы.

В одном Артемас прав — это уединенное старое поместье давало человеку возможность почувствовать себя оторванным от всего мира. Здесь не было мужчин с жадным взором, которые стремились прибрать к рукам ее деньги и вещи. Не было самодовольных, честолюбивых художников, докучающих своими предложениями по дизайну фарфора, не было бесконечных переговоров по делам «Коулбрук Интернэшнл».

Она опустила руку на горячее мужское тело в шезлонге рядом, потянула за бороду, а когда это повлекло за собой лишь невнятное мычание, положила руку на мягкую выпуклость в черных эластичных плавках.

— Арман!

Ей хотелось забыть на время о Джулии, о раздорах в семье, участившихся за последнее время главным образом из-за Лили Портер.

Арман засмеялся осторожным, приятным смехом, но тут же сел.

— Вас понял.

Зевнув, он встал на колени перед ее шезлонгом и начал поглаживать ее соблазнительное тело. Улыбаясь, она приподняла бедра. Арман зубами вцепился в бикини.

Стянув купальник, он отшвырнул его и нежно развел ноги женщины, а затем, целуя, проделал путь назад, от кончиков пальцев до привлекательного черного треугольничка Касс. Она от удовольствия расслабилась, подложив руки под голову.

Она познакомилась с Арманом два года назад на одной из вечеринок, когда приехала в Атланту выбрать дом. Его темные глаза мгновенно вспыхнули при взгляде на девушку. Поражали иссиня-черные волосы мужчины, зачесанные назад, бриллиант в ухе, узкие джинсы и слишком густая поросль на груди, проглядывавшая в ворот его шелковой рубашки. Он занимался изготовлением записей — всяких глупых исполнителей джаза нового века, но она простила ему это. Он подходил ей, а она нуждалась в человеке, который согрел бы ее постель в этом новом городе, который, с точки зрения Артемаса, весьма подходил для семьи.

Ах, Арман стал более чем подходящим! Любезен, вежлив, всегда готов к развлечениям. В конечном счете она сделала кое-какие инвестиции в его бизнес: девушка не доверяла Арману, но он был ей необходим.

Она привлекла его к себе и поцеловала. Он глубоко вздохнул, потом очень нежно поцеловал плечи. Касс повалила его на другой шезлонг и стянула плавки. Его фаллос, величественно восставший из рыжеватых густых волос, смахивающих на медвежью шерсть, казался таким же надежным, как и все в нем. Кассандра коснулась его кончиками пальцев. Теперь это принадлежит ей!

— Арман?

— Хм, мой ангел, что такое?

— Тебе нравится бывать в поместье моего брата?

— Да, это старое любовное гнездышко.

— Если Артемас узнает, что ты женат, он запретит тебе бывать здесь.

— Надо было сказать ему об этом раньше.

— Он немного старомоден на этот счет. Впрочем, остальные думают так же. — Приобняв, она искусно его ласкала. — Я полагаю, на сей раз ты оставишь свою жену. Мне не нужны сплетни вокруг моей семьи.

Арман раскрыл рот от удивления.

— Оставить жену? А зачем? Она просто возненавидит меня. — Он пожал плечами с европейской галантностью. — У меня очень хорошая жена.

Она тотчас села в шезлонге и пристально посмотрела на него, вспыхнув от унижения, словно лучи горячего солнца опалили ей лицо. Почему их отношения всегда кончались такими разговорами?

— Арман, я не сомневаюсь, что ты меня любишь, но тем не менее требую уважения.

— У тебя странное настроение, дорогая. Иногда, анализируя твой очередной софизм, я прихожу к выводу, что ты наивна. Я очень уважаю тебя. Я сделаю все, что ты попросишь. В свою очередь, ты получишь удовольствие от моего… внимания.

— По-видимому, ты думаешь, что этого достаточно.

— Это прекрасно — общаться с женщиной, которая желает, чтобы мужчины служили только украшениями.

— Но прикинь, что ты приобретешь при этом.

Он засмеялся:

— Тебе за тридцать, ты худа, некрасива и по характеру напоминаешь одну из тех горячих скаковых лошадей, которыми владеешь в Кентукки. Мне хорошо с тобой, мой ангел, но я никогда не променяю свою прекрасную, нормальную жену на тебя.

Она зло ударила его в живот, неожиданно и сильно. Он, кашляя, вскочил. Кассандра поднялась, завернулась в длинный ситцевый саронг и резко сунула ноги в черные сандалии.

Арман покачал головой, усмехаясь.

— Не расстраивайся! Иди ко мне, давай займемся сексом. Это все, что тебе необходимо. Остальное просто нервы.

Принцесса Ди взвизгнула и, скользнув шерстью по на-маникюренным ногтям Касс, прыгнула на голубую перекладину. Касс в смятении обернулась и увидела, что маленькая собачка побежала в лес.

— Ди! Ди, вернись!

«Вероятно, наивная собачонка устремилась за белкой».

— Я позвоню тебе, — бросила она Арману и поспешно направилась за Принцессой Ди. Иорки от возбуждения залаял, устремившись вниз по косогору, а затем исчез в роще лавровых деревьев. Кассандра, ругаясь и раздвигая ветви, вышла на узкую оленью тропу среди огромных кустарников.

— Я спущу с тебя три шкуры за непослушание, упрямая маленькая… О Боже!

Прямо перед ней стоял маленький и толстый черный медведь.

Принцесса Ди кружила вокруг и заливалась неистовым лаем. Медведь, рыча, повернулся, толкнул Принцессу Ди лапой такой же величины, как и сам йорки, и помчался прочь. Собачонка рванула за ним.

— Ди! — прокричала Кассандра и побежала назад к павильону, где у мощеной дороги стоял «лендровер». Быстро вскочив в машину и захлопнув дверь, она крикнула Арману, чтобы он добирался до дома сам.

Черт с ним! Она выросла, унижаемая матерью и игнорируемая отцом, и больше никогда никому не позволит понукать собой.

Хруст ветвей и собачий лай вдали вынудили Лили оторваться от своего занятия в оранжерее, вдоль которой она посадила хосты. Скинув шляпу, она всматривалась в лес и вслушивалась в приближающееся громыхание машины. Автомобиль двигался наперерез бегущим животным.

Лили, взяв лопату, ринулась к дороге. Поднимая облако красной пыли, из леса показался коричневый «лендровер» — один из тех, которыми пользовались в поместье. В тот же момент из подлеска выскочил запыхавшийся черный медведь и, совсем обезумев, побежал прямо на нее.

Лили в изумлении сбежала в ров и, раздвигая руками золотистые головки высоких маргариток, погнала прочь маленького напуганного медвежонка.

Вслед за ним мчался тявкающий рыжий шарик, но «лендровер» уже обошел собачонку. Толстая и большая Люпа безрассудно устремилась навстречу собрату.

У Лили перехватило дыхание. Водитель «лендровера» нажал на тормоза, но тяжелую машину занесло, и передним бампером она задела Люпу. Лили в страхе уже неслась на собачий визг ужаса и боли.

«Нет, только не так, как с Сасси! Боже, пожалуйста, не надо!»

Лили раздвинула маргаритки и опустилась на колени, не отреагировав на жгучий ожог крапивы.

Люпа жалобно скулила, одна лапа безжизненно волочилась по земле. Лили дрожащими руками погладила собаку и со свирепым видом повернулась на скрип гравия под ногами.

— Ты глупая…

На нее, раскрыв рот от потрясения, смотрела Кассандра Коулбрук. Длинные загорелые ноги мелькнули из-под ярко раскрашенного газового саронга.

Лили, вздрогнув, уколола ее взглядом так, будто та стояла на острове с ананасовым соком в руке.

— Это ты, развратная идиотка?!

Кассандра опустилась на колени рядом и положила трясущуюся руку на голову Люпы:

— Клянусь, я не хотела… моя собака, Принцесса Ди… мне надо было… прости.

— Она единственное, что у меня есть, — с досадой сказала Лили. — Она была любимицей моего сына. Она была, она есть… Боже, неужели ты позволишь, чтобы я осталась совсем одна? Неужели нет никакой надежды?

— Я обожаю животных! Я не хотела…

— Вон отсюда! Убирайся с глаз долой.

— Пойдем. Отвезем ее к врачу.

Лили оттолкнула ее:

— Мне не нужна твоя чертова помощь!

— Не упрямься. Сейчас довезем на «лендровере». Если у нее внутреннее кровотечение, то у нас не так много времени.

Лили мгновенно взяла Люпу на руки, Кассандра поддерживала ее голову и передние лапы. Люпа скулила и вырывалась.

— Где здесь ветеринар? — поинтересовалась Касс.

— Развернись и поезжай вперед, я покажу, когда выедем на главную дорогу.

Подбежала грязная Принцесса Ди. Кассандра бросила ее на переднее сиденье.

— Ты плохая девочка! Плохая!

Ее голос, несмотря на дурацкий упрек, дрожал.

«Вот уж никогда бы не подумала!» — Лили гладила Люпу и слушала, как Кассандра Коулбрук причитает над собачкой. Это казалось самым невероятным из всего происшедшего!

— Я не хотела сбивать твою собаку, — оправдывалась Кассандра, стараясь ехать как можно быстрее. Саронг женщины спал, но она не обращала на это внимания, вела машину, обнаженная до пояса. — Понимаешь, медведь…

— Не надо мне ничего говорить!

Лили решительно стянула через голову тенниску и бросила на сиденье.

— Надевай! Даже Коулбрук не имеет права бегать по городу с неприкрытыми сиськами.

Доктор Джон Ли Сайке приехал в Маккензи респектабельным сорокалетним холостяком с прибыльной ветеринарной практикой. Имея всего лишь двух младших помощников, он смог приобрести неплохой участок земли с обширными пастбищами, амбарами, большим каменным домом, а также чистокровных лошадей, которых любил до безумия. По ночам ему все еще снился Вьетнам, хотя воспоминания двадцатилетней давности со временем притупились. На руке у него в память об одной неудачной морской кампании осталась татуировка, которой он очень гордился. Еще учась в ветеринарной школе, он стал страстным поклонником велоспорта.

Короче говоря, за свою жизнь он многое повидал, даже женщину, из ноздрей которой торчали золотые запонки. В большинстве случаев он старался получать от увиденного как можно больше наслаждения.

Но сейчас в приемной перед ним стояла женщина, затмившая всех и вся. Он уже был знаком с Лили Портер, она не раз приводила к нему на уколы свою безобразную собаку. Он никогда не упускал случая отпустить при этом какую-нибудь пошлую шуточку, считая, однако, что она выгодно отличается от женщин, пришивающих всякие пустячные эмблемы к трусикам.

Она, как всегда, твердо говорила: «Спасибо, нет». Приятная манера!

Итак, она предстала перед ним в рабочей одежде и в белом лифчике, который выглядывал из-под лямок. На лице ее застыла боль, курчавые рыжие волосы разметались по плечам, сквозь румянец волнения проступили веснушки.

Но не она была объектом внимания Сайкса. Другая женщина, без лифчика, в одной лишь тенниске и наискось повязанном куске материи, призывно свисающей с бедра, заставила его открыть рот от изумления. Она гордо откинула голову, тряхнув черными блестящими волосами, словно его лоснящаяся кобылица гневно взмахнула хвостом, закусив удила. Из-под белой тенниски маленькими красивыми точками выдавались соски.

Женщину вроде этой не стыдно было бы привести в дом своей дорогой матушки, которая давно уже умерла от алкогольного отравления в одном из пивных баров Техаса и о которой у него тем не менее остались приятные воспоминания.

— Ты ожидаешь пинка, чтобы оторвать свою задницу? — неожиданно спросила она.

— Не отвлекай, пусть работает, — оборвала ее Лили, поскольку ветеринар давно уже пальпировал сломанную лапу Люпы.

Джон Ли поднял бровь, хмуро уставился на незнакомку:

— А как насчет того, чтобы поведать мне о своем образовании в ветеринарии и самой заняться этим?

Собака для Лили была важнее всего, и лексика врача ее абсолютно не интересовала. Он же, помолчав, добавил:

— Впрочем, тебе лучше заниматься своим делом.

Ее глаза расширились.

— Ах ты вшивый, пузатый, татуированный мерзавец!

— Ты заметила? Я польщен.

Джон Ли повернулся к Лили и сказал:

— Сейчас сделаем парочку рентгеновских снимков, чтобы исключить возможность внутреннего кровоизлияния. Похоже, лапа не сильно повреждена. Возвращайтесь домой, а завтра утром мне позвоните.

Прежде, чем Лили успела открыть рот, ее напарница резко выпалила:

— Я позвоню своему ветеринару в НьюгИорк, и если собака не выздоровеет, то тебя просто-напросто лишат лицензии!

Джон Ли не растерялся:

— Проваливай куда подальше. Звони своему лизоблюду, я плевать хотел!

— Я — Кассандра Коулбрук. Не смей так со мной разговаривать.

— Коулбрук, гм? Ну тогда успокойся, пока я не разделал толстую задницу богатой девочки и не оставил у себя на двери в качестве трофея.

Она открыла рот, пытаясь возразить, но тут уж встряла Лили:

— Хватит, Кассандра!

Она наклонилась над собакой и погладила ее, кончик хвоста тотчас дернулся.

— Я вернусь, — удрученно прошептала Лили. — Я люблю тебя, старушка. — Выпрямившись, она в упор посмотрела на Джона Ли: — Кроме вас, никто не поможет. Я вас очень прошу.

— Постараюсь.

— Не ты, так другой, — не преминула выступить Кассандра.

Джон Ли, зло сверкнув глазами, уже взял Люпу на руки.

— Уйди, Кассандра, прозванная самой отъявленной сучкой Коулбруков. Мы еще поговорим!

Лили чуть ли не силой вытащила ее за дверь.

Артемас проверил старые часы на кожаном ремешке. Раньше вся семья собиралась на обед ровно в шесть. Он требовал соблюдения этой традиции на протяжении многих лет. На минуту покинув остальных, он прошел в маленькую гостиную. Кремовые с лепниной стены и старая мебель розового дерева были такими же, как в детстве, когда обедал здесь вместе с бабушкой. Втайне он сгорал от желания показать интерьер Лили, посидеть здесь вместе с ней, глядя сквозь высокие стрельчатые окна на землю, которую они оба так любили.

Он снял трубку внутреннего телефона и позвонил вниз, в офис Ламье.

— Нет, — сказал Ламье, — Кассандра не звонила.

Артемас нахмурился и взглянул в окно на лоджию, где остальные Коулбруки наблюдали за мальчиками Элизабет, играющими с черным Лабрадором. С фермы в Коннектикуте он привез собак, кошек, кроликов и птиц для пальмовой комнаты — своеобразного зверинца для живности; впрочем, она по-прежнему оставалась неотремонтированной.

Джеймс здорово разволновался. Оглядываясь назад на огромные стеклянные двери лоджии, он, вероятно, что-то объяснял остальным. За столом обсуждался неожиданный отъезд Армана: этого человека здесь всего лишь терпели из вежливости, каждый догадывался, что сегодня они с Касс, по-видимому, поругались.

Неожиданно появился мистер Аптон, дворецкий из Коннектикута.

— Приехала мисс Кассандра, — торжественно произнес он и смущенно добавил: — Сэр, ее привезла ваша соседка. Миссис Портер просит вас спуститься к парадному и, ну, «позаботиться о своей сестре».

Артемас тотчас подскочил к нему:

— Позаботиться?!

Мистер Аптон прошептал:

— Она, вероятно, пьяна, сэр.

Лили, поддерживая Кассандру под руку, чтобы та не качалась, задрав голову, любовалась верхним светом Тиффани [27] в холле. Сердце ее сжалось от волнения. Мать с отцом так часто описывали этот восхитительный купол из мозаики. Услышав чьи-то торопливые шаги, она опустила глаза.

Артемас! У нее защемило сердце — суровый привлекательный мужчина в серых брюках, кожаных ботинках в тон, серой модной сорочке без воротника с крохотными перламутровыми пуговицами. Такая характерная для него утонченность в одежде придавала ему еще большую солидность.

Кассандра едва стояла на ногах.

— Черт, это Артемас, — печально выдохнула она и прикрыла глаза рукой.

Грязный йорки преданно лежал у нее в ногах. Артемас недоуменно переводил взгляд с одной женщины на другую.

— Она выпила у меня целую бутылку персиковой наливки тети Мод.

— Как это?

Он, казалось, сгорает от любопытства: сестра в старой тенниске, с перекошенным саронгом и неожиданный визит Лили?!

Она ничуть не смущалась, но выглядела очень смешно в огромной рабочей робе, мешковатых отрезанных штанах, грубых рабочих ботинках. Открытые части ног были испачканы и поцарапаны.

Ее внешний вид умилил Артемаса, он готов был оправдать ее перед каждым, кто пренебрежительно отозвался бы о ней. Интересно, что случилось?

Лили рассказала о Люпе, выражение его лица сменилось от испуга до живого участия и наконец до полнейшего изумления. Непонятно было, почему Касс напилась персиковой наливки, и говорить об этом посреди большого фойе с шатающейся рядом Кассандрой и внимательным дворецким не хотелось.

— Хорошо бы лечь, — заявила Кассандра. — Или… Что они говорят по телевизору? Я попала в переделку.

Ее тупой юмор не вызвал у Артемаса даже намека на улыбку. Он подозвал стоящего рядом дворецкого:

— Помоги, пожалуйста, моей сестре добраться до дивана.

Тот церемонно взял Кассандру под руку, она все-таки обернулась через плечо и бросила:

— Не думай, что таким образом тебе удастся втереться в нашу семью. Не забывай то, что я сказала. — Она глубоко вздохнула и мрачно добавила: — Но Люпу я давить не хотела.

Лили скрестила руки на груди и бросила на Кассандру презрительный взгляд.

Артемас провел ее в маленькую роскошную гостиную и прикрыл дверь. Она вздохнула:

— Кассандра оскорбила ветеринара, тот, в свою очередь, в долгу не остался. Вот уж не думала, что твоя сестра столь чувствительна, вероятно, я ее плохо знала. Видимо, он задел ее за живое. У меня дома она чуть не плакала и все время что-то бормотала о плохом обращении мужчин, о сломанной лапе Люпы, и… — Лили неопределенно пожала плечами, — и я в конце концов дала ей бутылку вина.

Артемас тотчас вспомнил об Армане.

— А потом? — Он приблизился к Лили так, чтобы видеть морщинки вокруг глаз, стараясь по-прежнему удержать разговор о сестре.

— Она сказала, что я вношу разлад в вашу семью и якобы из мести хочу всех вас перессорить.

На какое-то время он закрыл глаза, а когда открыл, они окрасились в мягкий серый цвет, который она так давно не видела. Лили взяла его за руку и смогла лишь прошептать:

— Даже несмотря на свое безутешное горе и свою собственную точку зрения, я никогда не хотела бы видеть твою семью распавшейся. Месть счастья не принесет.

Он накрыл ее руки своей рукой. Они приблизились к опасной черте.

— На этот раз они поймут. Только помоги мне доказать им.

Прежде чем она успела ответить, дверь с шумом распахнулась, и, опираясь на свою трость, вошел Джеймс. Элис, словно пытаясь остановить, держала его за руку. Майкл и Элизабет, войдя следом, похоже, сожалели о вторжении. Лицо Джеймса прямо-таки почернело от ярости, когда он увидел их вместе. Лили тотчас отдернула руки.

— Я никогда раньше не видел, чтобы моя сестра напивалась до умопомрачения. Что ты с ней сделала? — резко бросил Джеймс.

Артемас сделал шаг к нему навстречу и жестко произнес:

— Лили отнеслась к ней куда добрее, чем она того заслуживала. И я напрасно терплю твои выходки — ты ворвался, прервав наш конфиденциальный разговор.

— Ну что, Лили? Получила то, что хотела? — Джеймс проигнорировал гнев и удивление в глазах Артемаса. — Когда это кончится? Когда ты сыграешь этот затянувшийся акт так хорошо, что мой брат позабудет, почему погибла наша сестра и почему я должен ходить с этой клюшкой? Попробуй, если хочешь заставить людей жалеть тебя, походи с этим остаток жизни!

Он бросил трость на пол прямо перед ней, отчего потерял равновесие, покачнулся и упал в кресло. Элис, Элизабет и Майкл подскочили и поддержали брата — его изувеченная нога страшным образом изогнулась.

Пятилетний сын Элизабет, увидев, что дядя упал, подбежал к матери и, схватившись за подол платья, от испуга заплакал.

Сердце Лили дрогнуло, пропасть внутри разверзлась. Неизбывная печаль! Артемас осторожно тронул ее плечо. Лили отстранилась.

Она быстро пересекла холл, огромную галерею с фасада и выбежала на улицу. Артемас догнал ее уже внизу.

— Пожалуйста, оставь меня, — она в отчаянии смотрела на него. — Ты никогда не простишь себе, если потеряешь уважение своей семьи. Возвращайся к Джеймсу, поступай как надо.

— Тебя всегда будут рады видеть в этом доме. — Он пытался удержать ее. — Возвращайся.

— О, Артемас, — Лили со стоном выдохнула его имя, поднесла его руки к губам и поцеловала. — Не заставляй Джеймса ненавидеть меня еще больше. Если ты сейчас позаботишься обо мне, то больше никогда не обнимешь своего брата.

Она повернулась и двинулась вниз по склону холма. Артемас поднялся на балюстраду и долго-долго смотрел ей вслед, пока она совсем не скрылась из виду.

Глава 24

Пузатый, лысый ублюдок нарывался на неприятности, он получит сполна и еще пожалеет об этом. Кассандра свернула с дороги у красивой деревянной вывески «Ветеринарный госпиталь Маккензи». Остановив машину, она словно генерал, выживший в сражении, изучала обстановку.

Два дня назад она была слишком занята Лили. Узкая мощеная дорога шла между пастбищами, огороженными деревянной изгородью. Холеные, крепкие кобылы и жеребята паслись в высокой густой траве. Поросшие лесом холмы начинались сразу за пастбищами. Дорога обрывалась у отдельно стоящих деревьев орешника-пекана у ветеринарной клиники. Позади был большой сельский дом из камня и дерева с широкой верандой, длинной современной конюшней и прочими строениями. Рядом с черным грузовиком, переоборудованным под передвижную ветеринарную лабораторию, стоял блестящий трайлер для перевозки лошадей. Неподалеку притулился старый красный «корвет».

Красивое, спокойное и чарующее место являло полную противоположность его владельцу.

Она сжала руль черного «ягуара». Ей-богу, раз уж Артемас пожелал, чтобы семья регулярно посещала старое поместье, она не намерена повсюду разъезжать в каком-нибудь домашнем «лендровере». И если доктор Джон Ли Сайке думает, что он смог запугать ее, она оставит следы «ягуара» на его жирном, чрезмерно разбалованном теле.

Если бы не оскорбляющее поведение Армана и не эта собака Лили, она никогда бы не позволила этому ветерина-ришке так унизить ее, не взяла бы у Лили бутылку вина, никогда бы не выболтала ей семейных разговоров и не напилась бы так, что Лили вынуждена была отвезти ее домой, где произошла эта ужасная ссора между Артемасом и Джеймсом. После ухода Лили братья разговаривали наедине в течение часа, придя лишь к временному перемирию, а не к взаимному пониманию.

Артемас теперь презирал Касс за словесные оскорбления Лили. Однако в душе у нее что-то изменилось по отношению к Лили: мрачное уважение вместо прежней злости. Конечно, Касс ее не простила, но… О, черт, кто знает, что теперь думать? По-видимому, Лили все еще не отказалась от своего плана сблизиться с семьей и Артемас вовсе не препятствует этому примирению.

По мнению Касс, примирение с кем-либо было последним делом. Она вырулила на дорогу, ведущую к дому доктора Сайкса. Горячий летний ветер продувал тонкую блузку и колыхал длинную юбку. Маникюр на руках и ногах гармонировал с ее внешним видом. Пусть-ка он взглянет на нее сегодня и попробует сделать свои развратные замечания. Она плюнет ему прямо в маленькую, волосатую татуировку. У веранды понуро стояла лошадь. На дорожке, выложенной камнем, бездельничал коричневый боксер.

Неплохо бы и его кастрировать, подумала Кассандра, выскочив из машины и хмуро глядя на дом ветеринара.

В воскресенье, по-видимому, не стоит искать его в здании клиники — Касс взбежала по каменным ступеням на веранду жилого дома. На звонок никто не вышел, и она направилась к амбару. Боксер пошел следом, обнюхивая ее голые лодыжки и облизывая подол юбки.

Она вошла в низкий, длинный коридор между стойлами и отыскала объект своего возмездия. Опершись на дверь, он наблюдал за чем-то происходящим на полу. У Касс перехватило дыхание: внести его в каталог? Что… Просить? Угрожать? Старые ботинки сваливаются с пяток, обтягивающие джинсы на худых ногах. Какая-то белая майка, обнажившая мускулистые руки и слишком волосатую грудь. Большой живот торчит из-под спортивной рубашки из шотландки. Резкое интеллигентное лицо, на редкие, гладко причесанные каштановые волосы падали лучи солнца.

— Молчи и иди сюда, Кассандра, — бросил он.

Кассандра вздрогнула от удивления. Он ни разу не посмотрел в ее сторону.

— Ты что, экстрасенс?

— Я видел, как ты подъехала, и только что уловил запах духов. — Он продолжал изучать таинство, происходившее в стойле. — Я хорошо запомнил твои духи. — Он лениво махнул ей рукой. — Иди сюда.

Она как загипнотизированная заглянула в стойло. На горе деревянных опилок свернулась толстая кошка и прилежно вылизывала только что родившихся котят.

— Как ее зовут? — прошептала Касс. — Когда появились твои киски?

Его глаза сверкнули в непристойной усмешке. Лукавая улыбка сошла с его губ, но он все еще не смотрел на нее:

— Не важно, как ее зовут. Мои киски появились тогда, когда я позвал их. Точно так же, как и ты.

Кассандра отпрянула и вцепилась в белую сумку, висящую на ее плече. Открыв ее, она вытащила пачку денег:

— Я приехала оплатить счет за собаку Лили Портер.

— Вы, Коулбруки, всегда проявляли особый интерес к жизни Лили. Вчера здесь был твой брат Артемас, также предлагая плату.

Лицо Кассандры исказилось гримасой брезгливости.

— Наши отношения с Лили Портер тебя не касаются.

— Ходят слухи, что вы хотите выселить ее отсюда, что она будто бы хочет разбить вашу семью. Поэтому мне кажется странным, что вы с братом проявляете такую трогательную заботу о ее собаке.

— Я сшибла эту проклятую собаку, поэтому хочу искупить свою вину.

— Забудь. У нас с Лили давно сложился бартер.

— Но я настаиваю!

Он, медленно повернувшись, пожирал ее изумленным и восхищенным взглядом.

— Лили посадит вокруг моего дома новые кустарники и цветы. Боже, ты ревнива, но в пределах приличия! Здорово, если не заходит слишком далеко! Тебе совсем не стоит беспокоиться об этом.

— Думаешь, ты меня сильно интересуешь?

Он сделал шаг вперед и неожиданно оказался так близко, что от него пахнуло потом и лошадьми. Он был не выше, чем она, но казался неотразимым. Непристойное и богохульное выражение его лица вызвало в ней бурю эмоций. Сердце ее возбужденно колотилось. Он наклонился к ней, полузакрыв глаза:

— Я спрашивал о тебе у Лили. Странная вещь, она не сказала ни единого плохого слова о тебе или твоей семье. Она уважает вас гораздо больше, чем вы думаете. А из того, что она рассказала о твоих родителях, я понял, откуда эти дурацкие речи, присущие толстой маленькой девочке, которая любым способом пытается выжить. Полагаю, ты все еще ею осталась.

Она вздрогнула.

— Да пошел ты… — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Ну, маленькая толстушка, по-моему, ты лжешь. Я вырос на попойках матери и отца, который при всяком удобном случае выбивал из меня черта, и я прекрасно понимаю, что ты гораздо лучше, чем кажешься.

Дрожащими пальцами она швырнула ему пачку банкнот. Они упали на пол, покрытый грязной соломой.

— Не желаешь брать за свои услуги, так пожертвуй местному обществу взаимопомощи. Ей-богу, лучше так и сделай. Я проверю, и, если узнаю, что ты растранжирил деньги на каких-нибудь голливудских сучек, я прицеплю твои яйца к тягачу.

— Потрясающе! Ты непредсказуема.

— Мужчины обычно жаждут денег, когда пытаются проглотить меня.

Вытащив из заднего кармана фонарь, он наклонился и подобрал банкноты, а затем грациозным движением, картинно поджег. Кассандра раскрыла рот, когда пламя, скрючив бумажки, подобралось к его руке. Его глубокий, дразнящий взгляд выдержал ее изумление. Пламя уже лизало его кожу, он спокойно опустил горящие деньги на пол и наступил носком ботинка. Она бросила в него еще одну пачку, потолще.

— Оберни этим свой маленький член и подожги.

Он рванул сумку с ее плеча и отшвырнул в сторону.

— Не надо платить! Ты — первая дама, и все это — твое. Стало твоим с той самой минуты, как только я тебя увидел.

Она пыталась отвернуться от него, но он схватил ее за руку. Огрызнувшись, Касс толкнула его локтем в живот. Борясь, они оказались на соломе. Она рванулась за сумкой, он сзади дернул ее к себе.

Она ощутила на щеке его горячее дыхание. Они прильнули друг к другу. Неистово ругаясь, она случайно наткнулась на алчущий пенис, и необузданное желание, словно ртуть, тотчас охватило ее.

— Извини, — прохрипел он на ухо.

— Возьми меня!

Обняв ее одной рукой, другой он медленно проник ей под юбку.

— Извини, — шептал он.

— Возьми! — повторяла она.

Пальцы его скользили все выше и выше.

— Подвязки! Замечательно.

Он запустил пальцы под ее тонкие шелковые трусики и начал ласкать ее.

— Возьми меня!

Она уже задыхалась, в душе не сомневаясь, что получит от этого мужчины все, что захочет. По крайней мере она всегда так с ними поступала.

Неожиданно интимное прикосновение его рук породило в ней новую волну чувств, заставило вздрогнуть. Беспомощная и ослепленная от его умелых ласк, она, казалось, потеряла разум.

Он поднял юбку до пояса, продолжая ласкать и целовать ее, шепча и нежно мурлыча. Приятное возбуждение быстро нарастало. Она владела им, владела им по-настоящему, владела тем, чего хотела больше всего!

От его заботливых рук внутри, казалось, что-то взорвалось, и, когда он отнял руки, потрясенная и рассерженная, она в исступлении застонала. Оба стояли на коленях, он нежно покусывал ей шею. Послышался резкий звук разрываемых трусиков, вжиканье молнии на джинсах… Он вошел в нее короткими сильными толчками, и хриплый вздох восторга вызвал в ее сознании обжигающую победу. Это обладание теперь приводило ее в замешательство. Отвечая ему, она изогнулась в неистовой, грациозной признательности.

Он полностью вошел в нее, одной рукой ероша ее волосы, другой нежно подталкивая бедра так, чтобы они с Касс действовали в унисон.

О эта медленная восхитительная непристойность! Он осторожно раздвинул ее ягодицы, погружаясь все глубже и глубже. У нее захватило дух от восторга. Она подалась вперед и осталась лежать на соломе. Он отпрянул, и девушка с сожалением вздохнула.

Он поцеловал ее в макушку и слегка шлепнул по голому заду, затем заиграл пальцами в ее нежной, чувствительной расщелине. Кассандра томно перекатилась на бок. Она никогда еще так не желала ни одного мужчину!

Неожиданно он наткнулся на что-то мягкое и объемное в ее руке.

— Убери. Оставь деньги для следующего раза. — Он язвительно усмехнулся.

Она поднялась, одергивая юбку. Улыбаясь, она указательным пальцем подманила его. Врач протянул ей сумку и наклонился вперед, чтобы поцеловать. Касс ловко увернулась и вцепилась зубами в мочку уха. Он вскрикнул от боли и отшатнулся.

Они не отрывали глаз друг от друга, ухо его покраснело. Трогательная улыбка заиграла у него на губах, отозвавшись удивительной волной признательности в ее душе.

— Ты — моя женщина, — выдохнул он.

Он не был похож на Армана. Он не был похож ни на какого другого мужчину, впервые в своей жизни ей не хотелось задеть его чем-нибудь циничным, не хотелось держать его под контролем. Взяв ее сандалии, он с абсурдной галантностью поцеловал их, чем привел ее в жуткое замешательство. Кажется, теперь она попала в переделку!

Горячий воздух жужжащих вентиляторов, установленных на стропилах аттика, проникал под низкий, открытый навес, принося запах лета, лосьона для загара и сладковатый дымок жареного мяса. Лили откинулась на спинку складного стула, изучая сквозь стекла темных очков переполненный людьми островок.

Все воскресенья она терпеливо проводила на грязном рынке, за арендуемой за пятнадцать долларов стойкой, продавая почти все: овощи, клумбовые цветы, побеги ивы. Возвращаясь домой с парой сотен долларов в кармане, она поровну делила их с мистером Эстесом.

Эти деньги были для нее пока единственным доходом. Она прониклась спокойствием продавцов, восхищаясь их детьми, беседуя с остальными торговцами, среди которых встречались молодые артисты, продающие драгоценности и деревянные флейты, гончары с испачканными грязью руками и неизменным скрипящим гончарным кругом.

Она пыталась окунуться в окружающую ее жизнь, улыбаясь какому-то рыжеволосому мальчугану, когда ей хотелось плакать, и притворяясь, что при виде целующихся парочек ее минует горечь одиночества.

Она надвинула на глаза шляпу с широкими полями и поднялась, чтобы ответить покупателю на вопрос о побегах ивы. Люпа вытянулась у нее под ногами на грязном полу рынка, покрытом толстым слоем сосновых опилок. Временами Лили почесывала собаку носком кроссовок, от удовольствия лохматый хвост Люпы вздрагивал.

Она продала черенок и протянула покупателю инструкцию по разведению и уходу за растением.

Сунув двадцатидолларовую бумажку в карман шорт, она вытащила блокнот и ручку. Делая пометки о продаже, она краем глаза заметила высокого мужчину из состоятельных. Светло-коричневые брюки, белая футболка навыпуск для игры в гольф. Окинув рассеянным взглядом его худое, красивое лицо, она узнала молодого человека.

У стола, слегка наклонив голову, задумчиво стоял Майкл Коулбрук.

— Привет, Лили.

Она отложила блокнот в сторону, пытаясь понять его намерения. И он, и Элизабет всегда казались безобидными и мягкими людьми в отличие от Джеймса, Касс и Джулии. Она вспомнила, как он при виде Лили галантно поднялся в прошлом году в офисе Маркуса де Лана и что ни он, ни Элизабет никогда не бросали никаких обвинений в ее адрес и никогда не мучили ее.

Майкл и теперь держался почтительно.

— Надеюсь, у тебя все в порядке.

— Ты? — вырвалось у нее.

Неужели кто-то из Коулбруков не питает к ней ненависти?!

— Да.

Наступила неловкая тишина. Ее бросило в жар, почему-то стали мешать очки.

— Мы все тут собрались на несколько дней. — Майкл выжидающе взглянул на нее. — Ты, должно быть, переживаешь, что опять породила подозрения и вражду Коулбруков.

— К этому всегда имелись предпосылки.

Сунув руку в карман, он вытащил лоснящийся кожаный бумажник, а оттуда — ее визитную карточку: на бледно-голубом фоне выгравирована ива, рядом надпись: «„Голубая Ива“. Оранжерея и питомник». Ниже стояло: «Лили Маккензи-Портер — специалист по декоративному садоводству».

— Я встретил одного болтливого старикашку, который пригвоздил карточку к доске объявлений.

— Это мистер Эстес. — Она чуть улыбнулась. — Он ответственный за рекламу.

— Уверен, знай твой хозяин, что я один из ненавистных ему Коулбруков, он попытался бы пригвоздить визитку к моему лбу.

— Не исключено.

— Правда, он сказал, что оранжерея пока еще закрыта.

— Да, пока еще так. — Она поколебалась. — Мы впервые публично использовали название «Голубая Ива». Если ты хочешь спросить меня об этом…

— Нет.

Он, нахмурившись, вертел в руках свой бумажник. Оттуда вдруг выпала ламинированная фотография. Люпа тут же лизнула ее. Не успел Майкл нагнуться, как Лили подняла фотографию и вздрогнула: на нее как живая смотрела приятная девушка в очках. Его жена? Тамберлайн упоминал однажды о постигшем Майкла горе.

Лили быстро поднялась.

— Прости. — Она протянула ему фотографию.

— Ничего.

Он вытер карточку о свою футболку и низко опустил голову; Лили с жалостью наблюдала.

— Сочувствую, — добавила она. — Я понимаю.

Он убрал фотографию в бумажник и печально посмотрел на нее.

— Да, ты понимаешь. Ты прошла через ад за прошедшие полтора года. Мы все знаем.

— Но все вы были бы счастливы, если бы я переехала в Тимбукту или в какое-нибудь другое место, в равной степени удаленное от общественной жизни Коулбруков.

— Может быть. Но ведь ты не собираешься уезжать отсюда?

— Нет.

— Лично я не считаю тебя врагом и желаю, чтобы вы с моим братом ладили. — Похоже, он и не собирался ее обвинять. — Лили, не воспринимай любовь к сестре как личное оскорбление.

— Ты обсуждал это с Джеймсом и Кассандрой?

Похоже, ему расхотелось говорить. Лили колебалась: сердечность и уважение с его стороны значили для нее гораздо больше, чем она хотела. Ее сжигало изнутри, она мягко продолжила:

— Я хочу вашей дружбы! Не хочу, чтобы Артемас оставался на перепутье.

Он почтительно склонил голову.

— Ваша дружба с братом… — осторожно начал он.

— Да, знаю, я сожалею, — закончила она.

— Не сомневаюсь, Артемас хочет тебе помочь. Я полностью поддерживаю его. Наша семья наверняка переживет любую сплетню, которую могла бы вызвать дружба с тобой. — Он изогнул бровь. — Поверь, репутация Коулбруков восстанавливалась в гораздо худших обстоятельствах.

— Романтик, — вполголоса прошептала она.

— Да, романтик. Я потерял ту, которую любил, ту, без которой почти не живу, и думаю, что брат потерял…

— Не продолжай! Ни к чему позволять своему воображению заводить себя слишком далеко.

У Лили перехватило дыхание. Она боялась сказать лишнее слово.

— Извини, меня ждет покупатель.

Приятный молодой человек с круглым лицом давно уже беспокойно переминался с ноги на ногу и теперь, по-видимому, пытался спрятаться за макраме у соседа Лили.

— Как дела, мистер Кантон? Я обещала оставить для вас огурцы.

— Я, я, о, мне… — выдавил мистер Кантон, почему-то красный как рак.

Майкл поднял голову и пристально посмотрел на мистера Кантона. Тот таинственно замахал руками и скрылся в толпе. Лили раскрыла рот от удивления и почувствовала на себе взгляд Майкла.

— Он приходит сюда каждую неделю?

— Видимо, он снабжает какой-то ресторан в Виктории. Он покупает по меньшей мере половину всех моих овощей. — Изумленная странным поведением мистера Кантона, она добавила: — Либо у него приступ застенчивости, либо у него темное прошлое, вроде контрабандиста по продаже оружия, и он посчитал тебя агентом ФБР.

Майкл все еще внимательно заглядывал ей в глаза. Убедившись, что она искренна, он выпалил:

— Он не снабжает никакой ресторан, он снабжает кухню в поместье.

Лили стояла белая как мел, безмолвно и взволнованно. Она была обескуражена услышанным, и только одна мысль вертелась у нее в голове. Ее выставили напоказ! Она оцепенело покачала головой:

— Ты ошибся. Он сказал мне…

— Я понял, что ты была в неведении.

Глубокомысленно нахмурившись, Майкл взял ведерко помидоров.

— Я скажу шеф-повару, — он бесстрастно посмотрел на девушку, — что он не зря гордится своим титулом. У меня нет претензий к выбору продуктов. Он всегда покупает самое свежее.

Лили безвольно опустилась на стул. Майкл улыбнулся и тотчас поспешил прочь.

Артемас, опершись одной рукой на разорванное виниловое сиденье машины с откидным верхом, другой управлял этой развалюхой. Почему он купил этот «шевроле» пятьдесят седьмого года с ржавыми задними крыльями и без глушителя? Да просто увидел его во дворе автосервиса с надписью «Продается» и подумал, что авто почти такое же старое, как и он сам, и, кроме того, выглядело таким же побитым.

Свернув к воротам поместья, он неожиданно увидел впереди на тропинке Лили.

Она напоминала рыжеголовое пугало с конским хвостом на голове и в длинных, мешковатых шортах из грубой ткани, а также в полощущейся на ветру тенниске.

Лили вела огромную свинью.

Он переключил передачу и на самой малой скорости потихоньку приближался к ней. Лили, услышав сзади урчание мотора, обернулась и остановилась. Свинья в упряжи из черной кожи с клеймами на боку последовала ее примеру.

Впрочем, стоило только Артемасу заглушить двигатель, как животное, игнорируя команду хозяйки, принялось настойчиво тыкать рылом в дверь, нюхая и хрюкая.

Артемас переставил бумажную сумку с яблочными пирогами. Пожалуй, весьма подходящий случай для решительного разговора с Лили.

— Славный поросеночек.

За стеклами солнцезащитных очков глаза Лили оставались непроницаемыми. Наконец она сказала:

— Это свинья. Поросята значительно меньше.

Слава Богу, теперь они научились притворяться, что они могут просто болтать друг с другом ни о чем.

— Она твоя? — спросил он.

Она вздохнула, словно решив поддержать непринужденную беседу.

— Как раз с сегодняшнего дня. Хозяин Гарлетт вынужден переезжать в Мичиган, чтобы вместе с кузеном основать там цветочный магазин. Я — единственный человек, который пообещал не продавать и не есть ее, — обменяла Гарлетт за пару фунтов корней женьшеня.

— Женьшеня?! Видать, в лесу его целые заросли?

— Старожилы называют его человеческим корнем, — холодно пояснила она. — В магазинах экологически чистой пищи в Атланте фунт женьшеня стоит примерно сто долларов. И если ты знаешь места, то наверняка найдешь его здесь.

— Пожалуй, рискну. А почему он называется человеческим корнем?

— Корень напоминает крючковатую человеческую руку с пальцами, расставленными в стороны. — Она сняла свои темные очки и внимательно осмотрела машину. — Славный поросеночек.

— «Шевроле» пятьдесят седьмого года, купил за пять сотен.

— Наверное, у вас, Коулбруков, врожденная способность к заключению удачных сделок.

— Я признанный знаток потенциальных возможностей.

Существовала какая-то неуловимая причастность его ко всему, и неважен был характер разговора и его содержание. Она бросила на Артемаса задумчивый, спокойный взгляд:

— Мне нравится эта развалюха. Недостающая игрушка. Что ж, восстановишь этого монстра под аккомпанемент акустической системы, громко орущей какое-нибудь попурри Элвиса, а потом будешь присматривать за детьми.

— Что касается акустики, то она уже работает. — Он кивнул на хрюкающую Гарлетт, которая ковыряла рылом задравшуюся обивку заднего сиденья. — Уверен, дети ни за что не устоят!

Лили оттащила свинью в сторону.

— Извини.

— Как Люпа?

— Нормально. Правда, еще прихрамывает, но почти незаметно. — Она замолчала, глаза подернулись поволокой. — Как семья?

— Мы по-прежнему уважаем друг друга.

Она заметно вздрогнула:

— Звучит не слишком.

— Давай не будем это обсуждать, потому что я не в силах ничего изменить, за исключением… — Он не стал продолжать, не желая ее расстраивать, а просто кивнул на сиденье пассажира. — Слушай, давай прокатимся?

— Я со свиньей, она не скороход.

— Я поеду медленно, всего лишь сотня ярдов.

— Артемас, а если кто-нибудь нас увидит…

— Их, вероятно, настолько поразит свинья с клеймом на боку, что они не станут о нас сплетничать. Садись. Я хочу поговорить с тобой о Касс и докторе Сайксе.

Подумав, она согласно кивнула. Глаза его заблестели.

— Придется тебе перелезть: замок на пассажирской двери сломан.

Он подал ей руку, она кое-как устроилась рядом. Прежде чем отнять руку, он быстро сжал ее ладонь.

Сердце ее глухо стучало. Артемас медленно тронулся вперед. Гарлетт, дергая хвостом, пошла рядом.

— Джон Ли — респектабельный озорник, — начала Лили.

— Ты знаешь, что Касс в последнее время проводит с ним много времени?

— Я видела их вместе, когда работала во дворе его клиники.

— Она разговаривала с тобой?

— Так, перебросились парой слов. — Затем Лили передала беседу с Джоном Ли. — Он хотел знать о ней как можно больше, к тому же я, видимо, старалась зажечь его.

— Миссия выполнена?

Выдержав удар, Лили протянула:

— Ну, последнее время он учил ее определять беременность кобылы. Если уж это не роман, то я вообще ничего не понимаю в жизни.

Артемасу стало очень весело. Ему захотелось вытянуть руку вдоль грязной спинки сиденья и по-компанейски обнять Лили за плечи, будто они вольны свободно наслаждаться друг другом, знойным летним днем и старым автомобилем с откидным верхом. Вместо этого он лишь печально произнес:

— Тебе придется заручиться поддержкой десятков свидетелей, прежде чем я поверю, что моя сестра играет в конского гинеколога.

— Не знаю, хорошо ли я сделала, но вся ответственность за ее встречу с доктором Сайксом лежит на мне.

— Может быть, Кассандра наконец встретила того единственного, кого не сможет оскорбить и отвергнуть. Дай Бог, чтобы тебе удалось то, что не удавалось ни одному из нас.

Артемас повернул к ферме и остановился. Лес, наполненный тихой музыкой насекомых и птиц, сдерживая палящий зной, отбрасывал огромные тени. Выключив двигатель, он предложил проводить Лили до фермы.

Большие серые глаза не отрывались от ее лица.

— Давай хотя бы раз побудем вместе без всякого сожаления.

— Но сейчас на ферме Эстес. Он строит столы для оранжерей и может нас заметить, — бросила она. — Прости.

Артемас откинулся на сиденье:

— Как он там?

— Стал немного помягче. Я много раз готовила Эстесу обед, а Маленькая Сис продолжает строить ему глазки. Вот недавно она купила булки из отрубей. Он утверждает, что ей не дает покоя мысль узнать, здоров ли у него желудок.

Артемас рассмеялся.

Лили покачала головой, улыбнулась.

— С сегодняшнего дня мы начали строить склад, покупаем растения для оптовой продажи, решаем проблемы торговли по почтовым заказам и рекламы в садовых журналах. — Она снова пристально посмотрела на Артемаса. — А на прошлой неделе одна пожилая пара принесла доктору Сайксу кошку и почему-то заинтересовалась моей работой. Хотят преобразить двор вокруг дачи, взяли мою визитную карточку.

Он заметно повеселел:

— Значит, тебе светит работа дизайнера?

— Не знаю. — Взвешивая каждое слово, она добавила: — А вдруг я их обидела, так как долго обо всем расспрашивала. Вдруг они подумали, что я тайный кредитный агент, проверяющий неоплаченные долги. — Она секунду помолчала и неожиданно выпалила: — Боюсь, это кто-то из твоих секретных агентов.

— Ничего подобного! Просто я знаю, что ты живешь, только на то, что заработаешь, и потому чувствую себя отвратительно.

— У меня есть огромный сад. Мистер Эстес дал мне старый морозильник. Я никогда не голодала, и денег мне хватает. Короче говоря, я счастлива. Откуда-то появились силы заниматься делом, а это отвлекает меня от горестных дум о Стивене… и Ричарде.

Имя Ричарда прозвучало после паузы, словно мысль о нем пришла с запозданием, и она расстроилась. Она повторила еще раз, уже гораздо тверже. Артемас вздрогнул и с мукой на лице устремил взгляд на лес — прозрачный воздух, скрытое место.

Ей сейчас нисколько не хотелось овладеть им, в этом старом автомобиле не хотелось походить на обольстительную пару, утопающую в глубоких, широких креслах в один из прекрасных летних дней, таких как сегодняшний.

Ошибкой было бы подозревать его в каких-нибудь дурных мыслях или считать его потворствующим безрассудному эгоизму. Он думал о том же, что и она.

Лили хотелось пригладить его черные всклокоченные волосы, почувствовать его руки в своих, медленно поцеловать в губы. Ни одно из желаний осуществить было невозможно, они вихрем пронеслись в голове и вылились в печальную действительность.

Реальность состояла из ржавого каркаса машины с разорванными, выцветшими сиденьями, негромко хрюкающей свиньи и охранника поместья, который проворно появился на посту. Реальность была стеной проблем в их жизнях.

Машина, рыча от напряжения, приближалась к трассе. Лили оглянулась и перепугалась до смерти. Сзади к ним приближался грузовик мистера Эстеса. Подъехав, он, казалось, совсем оторопел от увиденного, потом лицо его исказилось от гнева, он распахнул дверцу машины.

Артемас вышел из автомобиля раньше и спокойно ждал его приближения.

— Добрый день!

— Здорово, дьявол. — Мистер Эстес осуждающе взглянул на Лили. — Я ездил в город за строевым лесом. И что я вижу по возвращении?! Ты расселась с ним как на пикнике!

Выбравшись из машины, она храбро встретила злой взгляд арендодателя.

— Мистер Эстес, разве мы договаривались, что я не могу даже слово сказать Коулбруку? Это несправедливо и не приведет ни к чему хорошему. — Гарлетт громко хрюкнула. Легкомысленный смешок вырвался из горла Лили, все казалось нелепым, глупым и горьким, — Ты прекрасно помнишь, как я предупреждал тебя, что не хочу иметь никаких дел с ними и что ты будешь работать только на меня. А он… — мистер Эстес мотнул головой в сторону Артемаса, — он ведет себя так, будто хочет стать твоим другом, а на самом деле — змея подколодная! Именно так он поступил с Джо! Поверь мне, Лили!

Девушка понуро опустила плечи:

— Я не в силах бороться ни с вами, ни с кем-либо другим, но как только вы перестанете мне доверять — скажите, и я уеду.

Мистер Эстес от злости брызгал слюной, ее изумили переживания старика.

— Как ты не понимаешь, что это за человек!

— Очень даже хорошо понимаю, — ответила она. — Он был бы куда счастливее, если бы вновь не имел дела ни с вами, ни со мной.

Она встретила взгляд Артемаса, тот неопределенно пожал плечами.

— Вот именно, — поддакнул он. — Я найду способ и получше провести время!

Он сел в машину, проехал мимо мистера Эстеса и скрылся из виду. Внутри Лили все оборвалось. Мистер Эстес миролюбиво протянул ей руку, но ощущение тревоги не пропадало.

— Он творит все, что захочет, и его абсолютно не волнует, что чувствуют другие. Он уничтожит тебя, если ты не будешь сопротивляться, и только ты будешь в этом виновата, слышишь? Не я, а ты.

От этого странного разговора у нее закружилась голова.

— Поезжайте на ферму. Я с Гарлетт еще побуду здесь.

Мистер Эстес, запинаясь и кашляя, наконец выдавил:

— Ты слишком хорошо ко мне относишься. Я бы хотел отплатить тебе тем же, но не могу, слышишь? Просто не могу… за исключением того, что попытаюсь отвадить Артемаса Коулбрука. И ты убедишься, что я прав.

Он взобрался в свой грузовик и скрылся в облаке пыли.

Глава 25

Уик-энд перед Днем труда [28] проходил в усыпляющей жаре позднего лета при еле заметном дыхании осени. На лоджии особняка и в террасном саду у фонтанов собралось немало народу. Лили напряженно наблюдала из своего привычного убежища в деревьях за озером, стараясь увидеть Артемаса. Гости вальяжно расхаживали между стойками и буфетом под балдахином, а также маленькими столиками вокруг фонтанов.

Оркестр играл блуграс [29], которая периодически доносилась до нее ветром. В ярком послеполуденном солнце искрились брызги трех работающих теперь фонтанов.

Стоя здесь в мятых шортах цвета хаки, грубых башмаках и футболке, она чувствовала себя очень одиноко. Тяжко быть изгнанником и невольным свидетелем удовольствия других в доме, который она с детства любила и защищала.

Она вздрогнула, увидев детей Элизабет с тучной молодой женщиной в белой юбке и блузке: очевидно, они с няней спешили к пляжу у озера.

Лили спряталась в кустах черники; няня расстелила цветной плед в тенистом месте под отдельно стоящими лавровыми деревьями, затем сняла со старшего мальчика шорты и кроссовки. Он тут же рванулся к воде. Потом, сняв сандалии, она раздела малыша и села на мелководье, опустив его между ногами. Дети плескались и визжали от удовольствия.

Лили, подперев рукой подбородок, застыла от нахлынувшего вдруг воспоминания о Стивене. Раньше она никогда не томилась по детям и не относилась к женщинам, которые любили командовать детьми или старались завести ребенка, чтобы избавиться от комплекса неполноценности. Сейчас же она бы многое отдала за то, чтобы Стивен оказался рядом.

В раздумьях время летело незаметно. На зов няни мальчики выскочили из воды; обернув полотенцем, она насухо вытерла каждого. Малыш утомленно прикорнул рядом, а со старшего она вдруг сняла плавки и дотронулась полотенцем до его паха.

Обвив одной рукой ноги мальчика, она, улыбаясь, принялась за стимуляцию. Лили похолодела от увиденного. Мальчик наморщился, попытался вырваться. Няня уложила его на спину, привлекла к себе и сладострастно поцеловала в губы, прижимая его извивающееся тельце к себе. Наконец она отпустила его, вытащила из сумки сухие шорты и помогла ему одеться.

Лили не поверила своим глазам.

«Может, я что-то не так поняла?»

Люпа ткнулась ей в лицо влажным, любопытным носом, мгновенно приведя ее в чувство.

«Я не сумасшедшая. Так оно и было».

Лили поднялась на ноги. Няня тем временем, взяв маленького мальчика на руки, протянула руку старшему, и они тем же путем направились домой.

Лили пребывала в полном отчаянии. А что, если Элизабет ей не поверит? Что, если, за исключением Артемаса и, возможно, Майкла, ей не поверит никто? А Джеймс вообще может обвинить ее в том, что она вмешивается в их дела и лжет, пытаясь спровоцировать разлад! Она же обещала держаться от них подальше.

И тут ее словно молнией ударило:

«А если бы кто-нибудь так дотронулся до Стивена? Ничто не смогло бы меня удержать».

Она торопливо двинулась вдоль озера.

Артемас вышел в галерею. Он не мог больше находиться на террасе, то и дело глядя в сторону озера. Ему хотелось поскорее закончить прием, чтобы стереть притворную улыбку наслаждения. Одним из самых заветных его желаний было увидеть поместье именно таким — вновь ожившим от музыки и фонтанов; он хотел смеяться и восхищаться всем, но по иронии судьбы в отсутствие Лили это не принесло ему должной радости. Дом с каждым днем все больше и больше напоминал какую-то скорлупу.

Он уже ждал подходящего момента, чтобы выскользнуть в коридор никем не замеченным и подняться наверх в свои покои. Там, с балкона спальни, можно было бы спокойно смотреть на озеро.

Гости останавливали его никчемными разговорами; обычно Кассандра с неисчерпаемой энергией поддерживала все вечеринки и подобные события, связанные с бизнесом семьи, но она как назло куда-то исчезла с доктором Сайксом! Артемас чуть заметно улыбнулся: ему был симпатичен этот грубоватый ветеринар, который, находясь в неизменно веселом расположении духа, мог удовлетворить претензии любого и каждого, а в особенности Касс.

Артемас был уже почти у цели, как вдруг в одной из огромных стеклянных дверей показался Майкл и широкими шагами направился прямо к нему. Напряженное лицо брата заставило Артемаса остановиться.

— Пришла Лили, — тихо прошептал Майкл. — По-видимому, что-то произошло.

Лили стояла у каменных ступеней террасы, вовлеченная, очевидно, в горячий спор с Джеймсом. Охранник держал ее за руку, гости с любопытством взирали сверху. Артемас встретил ее взгляд, полный решимости и тревоги, быстро, почти незаметно кивнул охраннику. Тот немедленно отпустил ее и отошел.

— Мне надо срочно поговорить с Элизабет, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Какого черта ты здесь? — вмешался Джеймс. — Ворваться к нам в разгар вечеринки и устроить здесь смехотворную сцену.

— Джеймс. — Артемас обратился к брату ласково, но тем не менее в голосе его чувствовалось строгое предупреждение. Джеймс повернулся к нему, до боли сжав ручку трости. — Ради Бога, не мешай. Мы и сами разберемся.

— Я дал слово не тешить свой характер, ты тоже. По-видимому, ты уже нарушил наше соглашение.

Лили нетерпеливо хмыкнула.

— Позовите, пожалуйста, Элизабет.

Артемас нахмурился:

— Что случилось?

— Пусть это останется между мной и Элизабет. Она, если захочет, расскажет тебе позже.

— Если это так уж необходимо, встречайся с ней в моем присутствии.

— Нет.

Злость и расстройство послышались в его голосе.

— Ты ставишь меня в неловкое положение. Жаловаться на нашу сестру сейчас не время и не место.

Она посмотрела на него так, словно он предал ее. В глазах ее мерцал голубой лед.

— Не беспокойся о своем чертовом вечере, — язвительно заявила она. — Я не омрачу его, но не уйду, пока не поговорю с Элизабет. Наедине.

К ней наклонился Джеймс:

— Ты все время врываешься в нашу семью независимо от того, стоишь ли ты перед нами или находишься в тысячах милях отсюда, но мы не позволим выставлять себя на посмешище перед другими.

— Не обольщайся. Если хочешь увидеть, как я буду драться, что ж, можешь сказать своему лизоблюду-охраннику, что это один из местных обычаев.

Артемас жестом прервал ее, ощутив себя в западне, упав духом из-за ее непонятного поведения:

— Расскажи мне, или, ей-богу, я сам спущу тебя с холма.

Его слова произвели на нее ошеломляющее действие, но она не отступала:

— Хорошо, я уйду, но буду появляться здесь до тех пор, пока не добьюсь своего.

— Ага, значит, и впрямь у тебя есть план! — злорадно заявил Джеймс.

Артемас с ледяным спокойствием бросил:

— Сейчас же замолчи! Мне стыдно за тебя.

Джеймс опешил, как от увесистой затрещины. Никогда еще Артемас не говорил с ним подобным образом. Лицо его побелело, он еле слышно произнес:

— Видишь, до чего она нас довела?

Артемас и без него прекрасно видел: все, что он любил, холил, лелеял, рушилось! Это читалось в уязвленных глазах Лили, проявлялось в неуважении Джеймса и в возникновении чувства внутреннего отвращения к нетерпеливой толпе сплетников, наблюдающих с террасы. Он взял Лили под руку.

— Давай пройдемся.

— И не подумаю!

Он остановился, сжал руку и почувствовал ее напрягшиеся мускулы. Еще секунда — и первый грандиозный скандал займет свое место в тридцатилетней истории Голубой Ивы.

Элизабет, Элис и Майкл уже спешили к ним по ступеням.

— Прекратите! Пожалуйста, прекратите! — умоляла Элизабет. — Что случилось?

— Нам надо поговорить, — быстро ответила Лили. — Это личное.

— Нам с тобой? — Элизабет выглядела изумленной и испуганной.

Лили пыталась высвободиться из рук Артемаса, игнорируя ехидную ухмылку Джеймса:

— Пожалуйста!

— Но… я тебе ничего не сделала.

— Речь не о тебе, а о твоих детях.

Элизабет от удивления раскрыла рот:

— С детьми все нормально. Няня повела их наверх.

— Нет, не все!

Артемас ослабил хватку, чувствуя, что недооценил ее и она теперь никогда не простит ему этого. Элизабет тотчас оттолкнула его:

— Дай ей пройти!

Она взяла Лили за руку. Лили, горько взглянув на Артемаса, последовала за Элизабет.

Семья в напряжении ожидала за закрытыми дверями кладовой дворецкого. Казалось, нервы вот-вот не выдержат. Появилась Кассандра с доктором Сайксом.

— Какого черта? — Кассандра указала рукой на дверь. — Разве им есть о чем разговаривать?

Вслед за пронзительным криком тяжелая белая дверь распахнулась, и из комнаты, дико вращая глазами и угрожая кулаками, выскочила Элизабет. Майкл с Артемасом бросились к ней.

— Элен приставала к нему! Джонатану! Она дотрагивалась до моего сына! Я убью ее! Убью!

Все переполошились, обступили Элизабет.

— Я задушу эту сучку! Никому не позволю! О Боже!

— Пойдем вместе, — сказал Артемас.

Лили, какая-то опустошенная, застыла в дверях кладовой. В этот момент он любил ее больше, чем смог бы выразить словами, даже если бы представился случай.

— Поможешь? Пожалуйста.

Она кивнула.

Няня, окруженная возбужденными от злости Коулбру-ками, призналась в содеянном.

Элизабет была слишком возбуждена, чтобы расспрашивать своего сына. Надеясь, что няня лишь напугала его, Артемас нежно перенес мальчугана в детскую, заполненную самыми разнообразными игрушками, начал шутить с ним, щекотать его голые пятки. Такая забота со стороны взрослого мужчины к ребенку произвела на Лили неизгладимое впечатление. Ричарда таким она видела лишь однажды.

Артемас поговорил с Джонатаном; выяснилось, что и раньше няня неоднократно задабривала его, чтобы поиграть в свою странную игру.

Элизабет качала головой, закрыв лицо ладонями, все еще находясь под впечатлением услышанного. Джеймс покровительственно поглаживал ее по плечу, Касс сочувственно — по голове.

Слезы брызнули из глаз Лили от такого дружного участия всей семьи в страданиях одного из близких. Артемас подхватил ее под руку, и они вышли в коридор. Он ласково смотрел на нее, Лили же с негодованием вспомнила его обвинения на ступенях террасы.

— Могла бы сказать, зачем тебе Элизабет, — упрекнул он.

— Мог бы поверить мне на слово. Ты ведь думал, что Джеймс прав.

— Я думал о тебе весь день, желая видеть рядом. Ты появилась как раз тогда… — Он осекся. — Пусть все летит к черту. — Он говорил как-то невыразительно и вяло. — Ни один из нас не может отринуть свою гордость.

— По крайней мере хоть какая-то польза есть. Элизабет мне поверила, и ее дети теперь в безопасности.

— Никто и не усомнился, даже Джеймс. Спасибо, прости, что тебе пришлось столько вынести.

Он погладил ее по голове, а затем заключил ее в глубокие, удобные объятия, и она с благодарностью положила голову ему на грудь. Как хорошо — никаких фейерверков, никаких угроз, никаких вопросов.

Она обвила его руками и в течение этого короткого перемирия предавалась любви и нежности.

— Извините, — вполголоса сказал Майкл.

Лили резко подняла голову. Артемас же высвобождать ее ничуть не торопился. Майкл благоразумно отвернулся:

— Ты поговоришь с Элизабет? Нам никак не удается ее успокоить.

— Конечно, я сейчас.

Майкл кивнул и пошел обратно в детскую.

— Возвращайся, — высвободилась Лили из объятий Артемаса. — Они нуждаются в тебе, особенно Элизабет.

— А ты никогда не признаешь, что нуждаешься во мне, — бросил он с вялым смирением. — Тут наша взаимная честность кончается.

Она ничего не ответила. Он молча отвернулся. Очарование исчезло.

На следующий день Лили в тревоге выбежала из дома на лай Люпы. У крыльца стояла Элизабет. Ее белокурые волосы растрепались, а лицо раскраснелось от полуденной жары. В помятом платье спортивного покроя и белых кроссовках, она выглядела так, будто прибежала с вечеринки.

— Я предупредила дома, что прогуляюсь, — объяснила она, по-видимому, еще не совсем придя в себя от горя. — Они смотрят на меня как курицы-несушки. Думают, что у меня нервный стресс. Может быть. Может, не стоило появляться здесь без предупреждения?

— Вряд ли ты пришла, чтобы спросить разрешение, — задумчиво ответила Лили.

— Я не поблагодарила тебя за твой смелый поступок. Если бы ты действительно ненавидела нас, ты бы просто наплевала на все происшедшее.

Лили вздрогнула:

— Во-первых, я вас не ненавижу, впрочем, и в противном случае я бы не стала вымещать свою ненависть на детях. — Ее голос дрожал, подняв подбородок, она добавила: — Мне было бы приятно думать, что любой из вас сделал бы то же самое для моего сына.

— О да, конечно. — Плечи Элизабет опустились, глаза блестели от внутреннего смятения, по-видимому, она была на грани срыва.

Лили жестом пригласила ее:

— Входи. Обещаю не искушать тебя, как Кассандру, персиковой настойкой.

Элизабет колебалась.

— У меня в душе столько всего накопилось… Может, я зря пришла к тебе… посоветоваться.

— Ты наверняка можешь рассказать все своим братьям и сестрам. Ведь вы такие дружные!

— Именно поэтому я и не могу им открыться… — Она осеклась и испытующе посмотрела на Лили. — Если у тебя нет времени, я уйду.

— Нет, заходи, не стесняйся. — Элизабет, похоже, успокоилась. — Не волнуйся, все останется между нами.

Элизабет заплакала. Пройдя в дом, она присела на край дивана.

— Я считала, что нахожусь в полной безопасности, но теперь знаю, что ее у меня никогда не было. Я всегда обманывалась. Все эти годы. Я такая трусливая.

— Что ты имеешь в виду?

Ее вопрос вызвал мучительный стон у Элизабет.

— Из-за этого я прогнала своего мужа. Теперь я поняла. Я не подпускала его снова и снова, пока он не пришел в такое замешательство, что вынужден был уехать. — Она всхлипнула. — Я не позволяла ему близости. Я любила его и не хотела отталкивать, но ничего не могла с собой поделать.

Ее непонятная исповедь вызвала у Лили страх. Она обняла Элизабет за плечи:

— Но если ты все еще любишь своего мужа…

— Люблю. Но в том, как я с ним обращалась, было что-то неподвластное мне… неподвластное до сих пор. — Она вдруг схватила руки Лили. — Поклянись, что никому не расскажешь! Я умру, если об этом узнают в моей семье.

— Даю тебе слово.

Элизабет закрыла глаза. Затем со стоном прошептала:

— Вчерашний день снова поверг меня в ужас, который теперь довлеет надо мной.

— Какой ужас, Элизабет?

Ее глаза открылись — темные и бездонные.

— Мой отец. Он использовал меня. Изнасиловал, когда я была ребенком.

В смятении она приникла к Лили и вздрогнула:

— Правда! Только не говори никому. Наконец-то я решилась рассказать об этом.

Элизабет трясло, по спине Лили пробежали мурашки.

— Когда это началось?

— Мне было около семи.

— Элизабет, прости, прости.

— Бедный Артемас… я забиралась к нему в кровать, чтобы спокойно спать по ночам. Он не знал; он смущался, заставлял меня прекратить это, но если бы он узнал, что творит со мной отец…

Элизабет сникла. Лили принялась баюкать девушку, словно она все еще была убитым горем ребенком. По многим причинам так оно и было.

Да, Артемас посвятил себя тому, чтобы защитить своих братьев и сестер от беспечной жестокости родителей. Пожалуй, Артемасу действительно лучше не знать о том, что случилось с его сестрой.

Лили глубоко вздохнула:

— Сколько времени это продолжалось?

— Долго. Пока мой отец не у-умер. — Ее тело судорожно вздрагивало. — Я думала, что навсегда избавилась от этого кошмара. Я хотела забыть, что он проделывал то же самое с другими девочками. В колледже я почти забыла обо всем, поскольку была убеждена, что это не имеет никакого значения. Но, впервые переспав с мужчиной, я поняла, что никогда не стану нормальной. Секс мне казался ужасным и отвратительным. Я притворялась, что получаю наслаждение, но от этого мне становилось еще хуже. Решив, что никогда уже не избавлюсь от этого чувства, я приняла горсть пилюль, пытаясь умереть.

Лили все еще баюкала ее.

— И даже тогда ты страдала одна и никому ничего не рассказала?

— Да.

— Ты самая храбрая девушка, которую я когда-либо встречала!

Элизабет удивленно посмотрела на Лили:

— Ты в самом деле так считаешь?

— Все эти годы ты жила с ужасной тайной и выжила. Ты прекрасный человек, приятная девушка. Все твои усилия направлены на то, чтобы помочь остальным пострадавшим от проекта Коулбрука. Ты преданно заботишься о своих детях и к тому же пытаешься не нагружать семью своим личным горем. Все это — редкое мужество.

— Но… ведь мне следовало каким-то образом остановить своего отца, а я позволяла использовать себя. Такая глупая… Единственным способом борьбы, который я придумала, была еда. Я стремилась растолстеть, чтобы он оставил меня в покое. Я желала походить на Касс, поскольку он считал ее отвратительной, — Ненависть и ярость послышались в ее голосе. — Я была у него специальной дочерью, говорил он.

Лили похолодела от этих слов.

— А Джулия?

Элизабет вздрогнула и закрыла лицо руками.

— Однажды, когда мы повзрослели, Джулия меня спросила о ночных посещениях отца. Я поняла, что он, вероятно, делал то же самое и с ней, но я ответила отрицательно. — Элизабет застонала. — Я позволила ей думать, что это происходило лишь с ней, потому что мне было слишком стыдно.

Лили вся похолодела. Какие эмоциональные потрясения носила Джулия? Теперь отношения Джулии с Фрэнком предстали в новом свете. Что Джулия ожидала от мужчин? Подобно Элизабет, она шла узкой тропой между страхом и отчаянным желанием доверять им? Лили не сомневалась, что она любила Фрэнка и надеялась на взаимность.

Его охлаждение неминуемо должно было привести к срыву. Злобная, безрассудная, мстительная реакция со стороны Джулии, по-видимому, была порождена отчаянной самозащитой.

Лили почувствовала на себе взгляд Элизабет. Пытаясь отвлечься от мучительных раздумий, она спросила как можно спокойнее:

— А где теперь твой бывший муж?

— В Орегоне. Снимает документальные фильмы. У него собственная киностудия. — Элизабет вздрогнула. — Он через несколько недель возвратится в Атланту повидать мальчиков. Он никогда о них не забывал… он так сильно их любит. Боже, что я скажу ему?

— Ты думаешь, он все еще надеется?

— Я не знаю. Он всегда был добр ко мне.

— Тогда дай ему шанс. Не жди. Возьми детей и поезжай к нему. Расскажи про Джонатана и про свое детство. Если он по-настоящему тебя любит, он все поймет и станет еще больше уважать тебя. Это повод начать новую жизнь.

Элизабет непроизвольно расслабилась, с удивлением глядя на Лили.

Они проговорили два часа, перебрали все на свете. Уходя, Элизабет обняла Лили.

— Мне пора. Так легко и свободно я себя еще никогда не чувствовала. Спасибо! Спасибо тебе огромное! Не знаю, почему ты так добра ко мне, но я не чувствую себя неловко.

Они вышли из дома. Лили осталась на крыльце и долго смотрела Элизабет вслед. На прощание та остановилась и сказала:

— Дай Бог, чтобы все у тебя устроилось. Я приложу все свои силы к этому.

Лили благодарно кивнула головой. Похоже, перед ней открываются кое-какие возможности, но надо еще суметь осуществить их.

Глава 26

Мистер Эстес оказался хитрым как лис. Сидя рядом с Лили на маленьком стуле в стиле королевы Анны, он склонился над прайс-листами оптовых продаж, планируемых предложений и дизайнерскими проектами Лили. Она сидела немного поодаль и старалась ничем не выдать своей нервозности. Человек, сидящий напротив, пытался сохранить каждый пенни своих вложений, восстанавливая при этом одну из самых больших гостиниц в Виктории, и это обстоятельство лишь усиливало в ней жажду принять вызов. Ее жизнь снова могла наладиться, и таким образом удалось бы преодолеть уныние, которое наводили на нее раздумья об Артемасе.

— Мы с партнером должны подумать, мистер Маллой, — вздохнув, сказал мистер Эстес. — А вдруг это палка о двух концах.

Маллой посмотрел на свои часы.

— Мы уже торгуемся тридцать минут. У меня, помимо садоводства, есть и другие дела. Все цены в вашем прейскуранте здорово завышены.

Лили печально покачала головой.

Мистер Эстес кивнул на их возможного клиента:

— Лили, он собирается возделывать целых два акра. Надо немного скостить.

— Нет. В таком случае нам придется работать с неполным штатом, значит, мы наверняка не уложимся до зимы. Нам надо снова пересчитать стоимость работ, а не то набегаемся в холода, прежде чем высадим все кустарники и луковицы.

Мистер Эстес краем глаза взглянул на клиента:

— Видимо, нам следует составить график работ и предоставить мистеру Маллою взаимовыгодную смету pacходов. Мне бы хотелось пойти ему навстречу и опустить цену до четырех тысяч долларов.

Она снова покачала головой.

— Значит, высаживать в заморозки? — Она с сожалением посмотрела на мистера Маллоя. — Нет, никак нельзя. Нам надо заботиться о своей репутации.

Клиент замахал руками:

— Ладно, ладно, а как насчет скидки в две тысячи?

— Ну, я не знаю…

— Ах, Лили, не будь такой упрямой! — воскликнул мистер Эстес.

Она притворилась, что обдумывает предложение, затем откинула волосы со лба, пошевелила губами и наконец расстроенно вздохнула:

— Наверное. Я справлюсь.

Мистер Эстес ударил по столу:

— Слава Богу!

Маллой, беспокойно поглядывая на Лили, читал составленный ими контракт.

— Ну что ж, подпишем и скрепим соглашение печатью, пока не возникло каких-либо разногласий.

Лили сконфуженно уткнулась в бумагу.

Они с мистером Эстесом уже сидели в грузовике, когда он довольно хлопнул себя по коленям:

— Он и не догадывается, как ему повезло!

Лили уверенно села за руль. Наконец-то с сегодняшнего дня она не похожа на эти летящие по воле ветра осенние листья за окном. Теперь у нее есть цель! Она удовлетворенно усмехнулась:

— Мы обеспечим ему честную работу при наименьших затратах.

Мистер Эстес никак не мог успокоиться:

— Большому кораблю большое плавание. Ты была права, мисс Тигр-Лили. Нас ждет успех! А также развлечения. Вот уж не думал, что у меня вновь появится интерес к ним.

Он вдруг схватился за желудок:

— Похоже, от всех этих треволнений у меня что-то не то с кишечником…

Лицо его вмиг стало бледным как полотно, и, откинувшись на сиденье, он сдавленно произнес:

— Что-то давит в груди. — Он вздрогнул и закрыл глаза.

Лили быстро завела мотор. Пытаясь не выказать своего беспокойства, она спокойно сказала:

— Поедем в больницу.

— Ладно.

Видя, что он безропотно согласился, Лили не на шутку испугалась.

Маленькая Сис как вихрь влетела в приемную и, отчаянно вскрикнув, замерла у кушетки мистера Эстеса, лежащего с электрокардиографическими электродами на седой груди. Лили не успела даже слова сказать, лишь попыталась остановить ее жестом. Мистер Эстес в тревоге открыл глаза и посмотрел на Сис.

— Думаешь, я умираю. — Он обронил эту фразу, обращаясь к Лили. — Раз позвала этого стервятника.

— Тс-с, — прошипела Маленькая Сис и, скользнув мимо племянницы, склонилась над ним: — Твои мечты не сбудутся, если ты начнешь суетиться.

Она протянула дрожащую руку и откинула седые волосы у него со лба.

— Ты, старый перечник, — нежно сказала она. — Нет у тебя никакого сердечного приступа. Ты еще не назначил мне свидания.

— Низкое давление, — пояснила Лили. — Он принял таблетку нитроглицерина. Должно пройти.

Мистер Эстес лежал и торжественно смотрел на Маленькую Сис.

— Я чувствую, что выполнил все свои обязательства, — произнес он каким-то загробным голосом.

Маленькая Сис печально хныкнула и с упреком погладила его по голове:

— Старый перечник.

Больной почему-то сразу погрустнел и, кашлянув, сказал слабым голосом:

— Лили, подойди сюда. Дай лист бумаги и ручку. Запиши изменение в моем завещании.

Маленькая Сис слезливо наморщилась;

— Не нравится мне все это, не думай о смерти. Закрой глаза и сосредоточься…

— Ради Бога, женщина, когда я умру, можешь сколь угодно долго изгонять из меня нечистую силу. Но не сейчас. Лили!

Дабы не усиливать приступ, Лили вытащила из кармана нейлоновой куртки блокнот и ручку.

— Пиши только то, что я скажу. Я завещаю старое поместье Маккензи со всем, что там есть, тебе. Я не смогу спокойно умереть, не передав его тебе только из-за мести Коулбруку.

Она опустила блокнот:

— Нет, сэр, не надо.

Он приподнял голову от удивления:

— Почему?

— Маленькая Сис права. Это неудачная затея.

— О чем ты? Это же большая удача для тебя!

— Добиться желаемого таким путем?! Не для меня!

— Почему?

Маленькая Сис в отчаянии застонала:

— Мы любим тебя! Неужели ты никак не уразумеешь это своей тупой головой?

В глазах мистера Эстеса блеснули слезы.

— Чертовски неудачное время, чтобы узнать об этом.

— Мне следовало бы выдрать тебя, чтобы ты выжил и перестал быть таким дураком, — всхлипывала Маленькая Сис, схватившись за его уши. Лили пыталась оттащить тетушку.

В палате незаметно появилась загорелая женщина средних лет в белом халате.

— Участие сейчас не помешает моему пациенту, — сказала она, увидев Маленькую Сис, кружащей вокруг больного подобно рассерженной пчеле.

— Как он? — безнадежно спросила Маленькая Сис.

Изучив электрокардиограмму, врач, усмехнувшись, буркнула:

— Что вы ели на ленч, мистер Эстес?

— Зелень репы, горох, пшеничный хлеб. Мне хотелось жареного цыпленка, но Лили отговорила меня, сказав, что это засорит мои артерии. — Его нижняя губа дрожала. — Я уже засорился. И теперь никакой надежды. Даже если бы я съел цыпленка, было бы то же самое.

Лили нахмурилась:

— Он также съедает около галлона горячей луковой приправы.

Врач в изумлении фыркнула:

— Мистер Эстес, с сегодняшнего дня вам следует регулярно принимать лекарства от давления. У вас обычная грудная жаба. — Врач протянула Эстесу пакетик с лекарством, — Это должно вам сейчас помочь.

Эстес повернул голову.

— Что это?

— Таблетки, нейтрализующие кислоту. У вас не было сердечного приступа, у вас была изжога.

Наступила мертвая тишина. Маленькая Сис, скорчив свирепую мину, подскочила к нему и больно ущипнула.

— Ты смертельно напугал меня из-за своей луковой приправы!

— Я, я…

— И теперь опять примешься за старое и станешь таким же сукиным сыном, как и всегда!

Она повернулась на каблуках и вышла. Он молча сел на кровати. Лили дипломатично тихо протянула ему рубашку, встретив его тревожный взгляд, полный горького сожаления.

— Я как-нибудь все улажу, — пробормотал он.

Он посмотрел на Лили, словно она тоже была причиной его страдания, и резко выхватил свою рубашку.

Мяч Стивена наверняка упадет на пол, несмотря на то, что весной он пошел играть в «детскую лигу» [30]. Впрочем, заглянув в спальню, Лили его не нашла. Вместо этого послышался его тихий голос:

«Мам, почему ты все еще такая печальная?»

От страха Лили проснулась вся в поту. За окном шел дождь. Где-то в горах рокотал гром. Тревожно шумели деревья.

Боже, эта ставшая уже привычной боль не давала ей покоя. Был ли он до последнего момента в сознании под всеми этими кусками бетона? Звал ли он ее, задыхавшийся и переломанный на окровавленной груди отца?

Она вскочила с кровати и побежала в гостиную. Люпа тотчас поднялась с коврика и жалобно заскулила. Лили включила лампу, все еще дрожа и стараясь взять себя в руки. Неужели эти ночные кошмары никогда не прекратятся?

Что-то подтолкнуло ее к коробкам в углу полупустой комнаты. Она принялась неистово рыться в них, пока не наткнулась на небольшую тряпичную сумку, перевязанную веревкой. Лили безвольно опустилась на диван. После смерти Ричарда и Стивена она, зная о содержимом, не могла заставить себя взять ее в руки.

Теперь же она осторожно раскрыла ее, отклеила белый овальный пластырь и провела пальчиком по крохотным отпечаткам ног Стивена, сделанным в день выхода из родильного дома. Затем она вытащила его первый детский зуб внутри изящной эмалированной коробочки для пилюль матери Ричарда. Локон первых волос мальчика — ярко-рыжий пучок, перевязанный белой лентой.

Ее трепещущие пальцы наткнулись на подаренную Ричардом заколку. Он подарил ее во время их первой ночи. В сумке также была брошь, которую отец подарил матери, — в виде букета. Мать носила ее даже после того, как из лепестков цветов выпало несколько мелких кусочков граната.

Зная, что в сумке больше ничего не должно быть, она, нахмурившись, тем не менее продолжала шарить по дну. Она с изумлением нащупала какой-то прямоугольный предмет, не больше записной книжки, завернутый в лист бумаги и стянутый резинкой. Она несколько секунд ощупывала его, изучая твердую поверхность. Что это? Она больше ничего сюда не клала!

Сердце ее вдруг забилось непривычно глухо. Упрекая себя за болезненную и неразумную реакцию, она быстро развернула сверток.

На ее ладони лежала миниатюрная магнитофонная кассета, она недоуменно смотрела на нее. И внезапно ее осенило. Сердце на мгновение замерло, перед глазами поплыл туман.

Конечно, это та самая кассета из автоответчика в их офисе, про которую Ричард сказал, что выбросил, ссылаясь на неисправность аппарата.

Но он не выбросил ее, а положил к самым сокровенным воспоминаниям. Чтобы спрятать, сохранить?!

Лили бросилась к коробкам и стала отчаянно рыться в них, желая поскорее найти автоответчик. Сев на пол, она воткнула вилку в розетку, нажала клавишу воспроизведения и услышала сильный шум, после которого кто-то, вероятно Ричард, начал записывать разговор.

Лили замерла над ответчиком, вслушиваясь в каждое слово. Красивый протяжный голос Фрэнка стал сдавленным и злым:

«Ты, глупый ублюдок, зачем рассказал Джулии о мосте?»

Мистер Тамберлайн в мягком спортивном костюме и домашних тапочках выглядел весьма непривычно. Она разбудила его посреди ночи и сбивчиво поведала потрясающую новость. Он оглядел ее с головы до пят: растрепанные волосы, ввалившиеся глаза, небрежно заправленная в джинсы рубашка.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот сорвешься. Давай-ка я напою тебя чаем.

Она покачала головой и выпалила:

— Сначала прослушай эту пленку! Мне нужен твой совет.

Он проводил ее в гостиную, заполненную бело-золотым французским антиквариатом вперемешку с африканскими скульптурами, и усадил на плюшевый диван.

Наконец уселся сам с блокнотом и маленькой золотой ручкой.

— Здесь разные записи, — сказала она. — Фрэнк и Ричард, Ричард и Джулия, Ричард и Оливер Гранд и разговор всех четверых на конференции. Всего минут тридцать.

Лили подперла голову руками. Вначале Тамберлайн делал пометки, но потом блокнот упал с его колен, и он, подавшись вперед, уже внимал каждому слову.

Спину ломило от напряжения. Она заложила руки за голову. По голосу чувствовалось, что Ричард огорченный и злой.

Пленка кончилась, она выключила ответчик и откинулась на спинку дивана. Тамберлайн тяжело вздохнул:

— Какой жуткий парадокс!

Она разглядывала картину на кремовой лепнине потолка, пытаясь сосредоточиться.

— Ричард предупреждал Джулию, что безопасность моста не гарантирована, поскольку бетон, вероятно, был некачественный. Он предлагал сделать образцы основания для определения прочности и при необходимости срочно отремонтировать мост. А так как Джулия была слишком обеспокоена необходимостью открыть сооружение по графику, то Оливеру и Фрэнку не составило труда убедить ее, что Ричард просто перестраховывается.

Тамберлайн стал нервно расхаживать по комнате.

— Ах, Джулия, Джулия! — Разочарование и печаль слышались в его голосе. — Почему она позволила возобладать гордости над здравым смыслом? Риск наверняка был понятен даже ей.

— Ричард должен был убедить ее.

— Остальные почти не оставили ему выбора, — напомнил ей Тамберлайн и мрачно добавил: — Да и Джулия своими угрозами подталкивала его покончить наконец с этими предосторожностями. По ее мнению, все это не стоило того, чтобы вести судебное разбирательство за отклонение от сроков сдачи сооружения и за превышение расходов.

Лили взъерошила волосы.

— Он взял на мост Стивена. Очевидно, он не имел понятия, что предполагаемые структурные трещины приведут к таким немедленным и катастрофическим последствиям. Очевидно, он ожидал чего-нибудь подобного через много лет, иначе бы не позволил Стивену подняться туда.

Тамберлайн перемотал ленту и снова включил магнитофон.

«Послушай меня, Портер. Раз Фрэнк сказал, что мост безопасен, значит, он безопасен».

«Джулия, он не может сказать наверняка. Он просто боится, что ты попытаешься уничтожить нас в отместку за его недостойное поведение по отношению к тебе. Именно поэтому он искажает истину. Поверь, Оливер также нервничает».

«Боже! Даже если Фрэнк хочет одолеть меня, он все равно не посмеет обмануть, что мост достаточно надежен».

«Проклятие, ты уже столько времени крутила Фрэнком! Разве этого недостаточно?»

«Я не позволю ему выставлять меня на посмешище перед моей семьей!»

«Ради Бога, Джулия, это не твой личный крестовый поход. Все, что от тебя требуется, это информировать Коулбруков о переносе сдачи моста».

«Этот мост безопасен. Моя семья ни в коем случае не должна этого знать. Ты понял? Иначе я буду чувствовать себя полной дурой всю оставшуюся жизнь».

«Дурой?»

«И все от того, что я доверилась Фрэнку Стокмену».

«Джулия, это бессмысленно. Твоя семья смотрит на это не так. Это безумие!»

«Уважение моей семьи для меня гораздо важнее, чем твое дурацкое мнение о моем здравомыслии. Сооружение будет открыто в срок. В противном случае я раздавлю тебя и Фрэнка. Ты будешь прыгать от счастья, если кто-нибудь потом попросит тебя спроектировать собачью будку».

Тамберлайн остановил пленку. Лили задумалась.

«Я буду чувствовать себя полной дурой всю оставшуюся жизнь», — вертелось у нее в голове.

Эти слова напоминали обиженного ребенка. Лили захотелось рассказать мистеру Тамберлайну обо всем, но тогда ей придется открыть, кто сообщил ей о детстве Джулии и почему.

«О, Джулия, теперь я понимаю!»

Джулия не знала, у кого просить помощи. Она привыкла страдать в одиночестве. Чувствуя за собой вину, она не могла никому довериться.

— У нее не было другого выхода, — наконец произнесла Лили. — По существу, она одна несла ответственность за это сооружение.

— Ты очень мужественная, куда мужественнее, чем кажешься. — Тамберлайн, казалось, чувствовал себя неловко. — Коулбруки должны признать отсутствие чести у Джулии, раз уж она была способна из-за необъяснимого тщеславия и мелочности поставить под удар общее дело. Этакая личная вендетта против Стокмена.

«Нет, неправда!» — хотелось крикнуть Лили. Она мучилась неразрешимой дилеммой. Коулбруки осудят Джулию, несмотря на то, что Элизабет поможет им понять, через что прошли они с сестрой в детстве. Лили, правда, сомневалась, сможет ли Элизабет сделать правильный вывод. А вдруг она просто все переосмыслит, оградит своих братьев и сестер от всего того, что ей известно?

Она больше не собиралась нападать на Джулию. Ричард оставил эту пленку ей на случай, если что-нибудь произойдет. Впервые печаль сменилась спокойствием. Она по-прежнему вольна любить все прекрасное и порядочное в Ричарде. Нет, смерть Стивена и остальных она ему не простит, но теперь она может продолжать жить своей жизнью.

Тамберлайн продолжил:

— Твой муж испугался угроз Джулии, и ты должна найти в себе силы смириться с этим. — Он сделал паузу. — Точно так же, как и Артемас должен признать ошибки Джулии.

«Артемас».

Помочь себе означало помочь ему. Защитить себя означало защитить его. А рассказ о найденной пленке ничего не изменит.

Лили выпрямилась и гордо посмотрела на Тамберлайна. Его глаза расширились, он потряс головой:

— Ты не скроешь пленку от Артемаса!

— Знание истины не изменит того, что сделал Ричард. Если бы эта пленка доказывала, что он невиновен, я захотела бы заявить об этом на весь мир…

— Но Коулбрукам нелишне будет знать, что на Джулии также лежит ответственность. Лили, им надо рассказать, возможно, исчезнут все проблемы.

— Но мы же не знаем наверняка, как они отреагируют. Не думаю, что Коулбрукам приятно будет узнать, что она боялась обратиться к ним за помощью. В каком-то смысле она чувствовала свою ответственность и хотела, чтобы они также признали ее, если что-нибудь случится. Скорее всего так и будет, и Артемас просто сгорит от стыда.

Тамберлайн задумчиво протянул:

— Ты хочешь, чтобы я ничего не говорил о пленке?

— Да.

Он вздохнул:

— Даю тебе слово. Но почему ты так жестока к себе и Артемасу?

— Потому что люблю его.

— Знаю. — Тамберлайн выглядел огорченным. — Но на сей раз ты не успокоишься.

Лили не могла это опровергнуть. Она так много хранила в себе. Отыщется место и еще для одной души.

Артемас, пройдя по лабиринту светлых просторных комнат на первом этаже, широким шагом вышел в холл. Холодный, яркий солнечный свет проникал через большие окна. На лужайке за домом его ждал вертолет до Атланты.

Он вошел в комнату, забитую столами и полками, срезанными цветами в ведрах с водой.

— Доброе утро, Мария!

Маленькая темноволосая женщина за столом улыбнулась.

— Доброе утро, мистер Коулбрук. Вы выглядите таким счастливым!

— Правда? Тебя это удивляет… так же, как и меня.

Ее четырехлетняя Анита вылезла из-под стола, и Артемас подхватил девочку на руки:

— Мария, на уик-энд я собираю всю семью. И пусть этот дом будет полон цветов.

— Хорошо. — Глаза Марии загорелись. — Я тотчас позвоню в офис поставщика.

Артемас улыбнулся маленькой девочке. Отсутствие своих детей порождало все большее сожаление в его душе. Он пытался не думать о рыжеволосых чертенятах, которых могли бы иметь они с Лили.

— Шеф-повар готовит на завтрак великолепные блюда! — торжественно воскликнула Анита. — Прямо как скалы.

Мария шикнула на нее.

— Он наварил полные кастрюли устриц с морским салатом, — объяснила она Артемасу и с укором посмотрела на дочь. — Твое любопытство до добра не доведет.

Артемас опустил девочку, взъерошив ее темные волосы.

— Пойди и скажи шеф-повару, чтобы дал тебе несколько блинов.

Девочка, довольная, убежала, и Артемас тихо произнес:

— Мария, позвоните миссис Портер. Спросите, не могла бы она продать тебе некоторые из тех цветов, которые выращивает у себя.

— Но, мистер Коулбрук, я уже пыталась и…

— Скажите ей, что это для Элизабет… Элизабет и Лео. Не думаю, что она откажет. Скажите ей, что без ее участия этого праздника не было бы, и если она не пожелает присоединиться, то пусть хотя бы пришлет немного цветов.

— А она поймет?

— Не беспокойтесь.

Он поблагодарил женщину и вышел в холл, задумчиво наклонив голову. Элизабет и Лео попытаются снова жить вместе. Элизабет сказала, что это благодаря Лили. О, как он горд и благодарен ей! Если бы только Лили приехала на праздник! Если бы только…

На кухне никого не было, за исключением Аниты, которая взобралась на стул у одной из газовых плит.

Пар со свистом вырывался из огромной железной кастрюли на передней комфорке. Анита встала на цыпочки. Объемная рукавица казалась до смешного большой на ее руке. Любопытство уже вошло у нее в привычку. Артемас успел лишь заметить, как она взялась за ручку, пытаясь заглянуть через край, и кастрюля соскочила с плиты.

— Нет!..

Артемас бросился к ней. Она в испуге отшатнулась, покачнулась на стуле и стала падать, таща за собой огромный котел.

Он поймал ее и, опустившись на колено, закрыл собой. Кипятком обварило его правое плечо и руку.

Артемас, лежа на смятом покрывале, пытался одной рукой разобрать кипу деловых бумаг, ослабленный обезболивающим, с перебинтованной рукой.

Мистер Ламье, маленький, худой и по-прежнему элегантный в своих серых брюках, нательной сорочке, превосходной, как всегда, белой рубашке и аккуратно завязанном галстуке, вошел в комнату и остановился у кровати:

— К тебе посетитель.

Он удалился, прежде чем Артемас смог уточнить, кто это. Нахмурившись, Артемас приподнялся на подушки и отложил бумаги в сторону. Дверной замок щелкнул снова.

Своей здоровой рукой Артемас осторожно сбросил простыню, накинутую поверх черного спортивного костюма. Каждое движение отдавалось мучительной болью в руке и плече. Откинув голову на подушку, он услышал топот тяжелых ботинок по деревянному полу. Вряд ли это кто-нибудь из семьи: он предупредил, чтобы они не беспокоились.

Прямо как Джеймс. Неудобно выглядеть беспомощным.

Приблизилась Лили. Закрыв голубые глаза, бледная как полотно, с разметавшимися роскошными рыжими волосами, в свитере и длинной тенниске, с картонной коробкой в руках, она спросила тихим, хриплым голосом:

— Как ты?

Он вздрогнул: ему словно явилась Мона Лиза в грубой одежде и башмаках с просьбой прокомментировать ее превращение в живую, дышащую плоть. Молчание противоречило эмоциям, и ему следовало немедленно благодарить ту силу, которая вынудила ее снова появиться.

— Немного отварен, — наконец выдавил он.

Она вздрогнула:

— Мне позвонил мистер Тамберлайн, сказал, что все в порядке, но мне стало как-то не по себе.

В глазах ее читалось неподдельное участие, и Артемас никак не мог отвести свой взгляд.

— Насколько серьезно? — спросила она.

— Так, ерунда, но я мог бы попасть в Книгу рекордов Гиннесса по величине пузырей. Очередной медицинский осмотр на следующей неделе.

— Ребенок, которого ты оттолкнул… совсем не обжегся?

— Слава Богу, нет.

Она кивнула, взгляд ее был теплым и восхищенным.

Слишком опасно: обезболивающее притупило чувствительность, но отнюдь не чувства, и от возбуждения у Арте-маса взыграла кровь. Он указал на коробку:

— Маленький медвежонок?

Она улыбнулась:

— Нет, два диких котенка. — Осторожно подошла к нему и положила коробку на край кровати. — Их нашли под домом тети Мод. Вначале я хотела приручить их, но подумала, что сейчас они могли бы развеселить тебя.

Артемас по-прежнему не сводил с нее глаз, когда она открывала коробку. Котята из ее рук перекочевали на кровать. Осматриваясь вокруг с наивным любопытством и высокомерием, как могут лишь котята, они заметили слабое подрагивание пальцев его поврежденной руки и, играя, прыгнули!..

Выдохнув, он резко оттолкнул эти пылкие шарики, которых только раззадорило его движение, а не остановило: котята начали карабкаться вверх.

— О Боже! — вскричала Лили.

Поспешно наклонилась к кровати, пытаясь помочь Ар-темасу. Один котенок вскарабкался по бинтам и теперь повис на них, вцепившись зубами. Лили опалила Коулбрука своим дыханием, отцепляя одно животное и прогоняя с перебинтованного плеча другого:

— Прости.

Артемас, тяжело дыша, вжался в подушки.

— Я не преминул бы посмеяться над этим, если бы не боялся лишиться руки.

Она безвольно опустилась на пол:

— Тамберлайн сказал, что тебе необходимо отвлечься. Думаю, тем самым он желал лишь смягчить твою боль.

Ее лицо покраснело, а глаза от переживания сузились. Она начала собираться.

— Не уходи! — поспешно выкрикнул он.

Он наморщился и переместил руку на подушку. Она огорченно глядела на него, и он невольно выпрямился, разбросав бумаги по кровати. Она легко вздохнула, он посмотрел на ее натруженные, потрескавшиеся руки.

— Ты, видимо, работаешь так же упорно, как и всегда. Позволь посмотреть, Он подозвал ее поближе и не нашел в лице никакого осуждения, никакой скованности.

Ее близость возбуждала его. Ему хотелось, не отрывая глаз, смотреть на ее большие, пухлые губы, на ее голубые глаза, на раскрасневшиеся щеки.

— У леди наверняка хватает своих забот, — бросил он.

— На полу твои подопечные напоминают два потускневших десятицентовика. Дома кто-нибудь есть?

— Не знаю. Я выпил половину того, что мне выписали, и от этого здорово поглупел.

Нежно взяв руку Лили, он поднес ее к своим глазам, провел большим пальцем по твердой ладони, пытаясь сосредоточиться. Ее пальцы затрепетали. Этот трепет передался ему. Осторожность и самоконтроль заставили резко отстраниться.

Она, казалось, смягчилась или по крайней мере смирилась с его требованиями и села на стул поблизости. Он вяло повернул голову. Лили знала, как тяжело давалась ему эта сдержанность; она была единственным человеком, которому он позволял знать такое.

Котята неистово бегали по комнате. Лили, пользуясь случаем, осматривала комнату. Высокий деревянный потолок с сетью искусно выгравированных лучей. Большие стеклянные двери на каменный балкон, высокие внутренние двери в разные комнаты, одна из которых, по-видимому, сообщалась с кухней.

Кровать темного, дорогого дерева, но, пожалуй, простовата, с прямыми ножками и без грядушки. На ночном столике рядом находились медная лампа, черный телефонный аппарат и пластиковый одноразовый стакан, заполненный ручками с золотыми перьями и карандашами с изжеванными концами. Стереоприемник и проигрыватель компакт-дисков стояли на полу; огромные колонки бесцеремонно расположились на деревянных комодах. В углу на половике лежали гантели. Набитые новеллами картонные коробки были разбросаны по полу; здесь же находились последние выпуски «Уолл-стрит джорнэл» [31] и либерального «Атне-Ридер» — странный контраст.

— Не только гедонист, да? — Артемас, кажется, пытался шутить.

— Какой интересный беспорядок, — отозвалась она. — А что слушают магнаты?

— Занимаясь гимнастикой — Джими Хендрикса [32] или «Грейтфул Дэд» [33]. Размышляя о чем-либо, я включаю оперу или что-то в этом роде.

— Боже мой, ты хочешь сказать, что не слушаешь Барри Манилова [34] или Мадонну?! Нет, нет, не могу поверить!

Он засмеялся и вздрогнул.

Она внимательно смотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти. Словно успокаивала его великолепной затяжной наглостью: «Я не стану использовать тебя, богатый мальчик».

Он мог представить ее пьющей виски и выкладывающей тузы в покере, или мешающей кашу в чаду на кухне в старом халате, или похлопывающей с добрым юмором любовника по голому заду, а затем в следующее мгновение полностью отдавшейся порывам страсти в его объятиях.

Махнув здоровой рукой, он объявил:

— Наша проблема, Лили, в том, что мы слишком похожи друг на друга. И все время боремся с неприятелями, защищаем свои кланы.

— Неплохо было бы пометить границу фермы, как это обычно делают животные, но лично мне трудно орошать дерево.

— Прими нужное положение.

— Но надо же еще удерживать равновесие.

— Видимо, именно это останавливает мужчин, чтобы не совать нос в твою жизнь.

— Надеюсь.

Артемас нахмурился:

— Когда-нибудь, Маккензи, ты наконец поймешь, что не можешь жить как отшельница.

Веселое настроение вмиг улетучилось. Она скуксилась:

— А я-то мечтала сделать начес и развалиться в шезлонге у мотеля, пока какой-нибудь мужчина не подберет и не затащит меня к себе для маленьких развлечений.

— А мистер Эстес знает?

— Насчет того, что я хочу стать проституткой? Нет.

— Ты поняла, о чем я. Ему известно, что ты здесь?

— Нет. Маленькая Сис упросила его поехать с ней, чтобы привезти Большую Сис в Атланту на прием к ревматологу. У той снова обострение артрита в коленях.

— И несмотря ни на что, ты приехала сюда повидать меня?

Лили взглянула на него исподлобья:

— Да.

— Здорово.

Он вздохнул полной грудью, она тотчас убрала руку, чтобы невзначай не коснуться его. Впрочем, она страстно желала такого касания.

— Тамберлайн сказал, что ты слишком упрям, чтобы лежать спокойно. — Она взглянула на кипу бумаг рядом. — Еще он сказал, что ты запретил родным присматривать за тобой. Почему?

— Мне неприятно чувствовать себя беспомощным.

— Ах, да ты, оказывается, второй Джеймс!

— Гм. — Очевидно, он был слишком удручен, чтобы воспринимать эти слова за оскорбление. — Все работают, у всех свои дела. Касс, правда, куда-то уехала с Джоном Ли. Кажется, в Лас-Вегас. Пусть каждый живет своей жизнью.

— Тогда что за несчастная душа присматривает за тобой? Кто меняет повязки, сопровождает в ванную?

— Вообще-то Мэри Попинс, но сейчас она занята. — Он нахмурился. — Я мог бы нанять сиделку, но чужой человек меня стесняет.

— Ну кто-то же должен. Ты сегодня ел что-нибудь?

— Я не голоден.

— Какой ты, право, глупый, упрямый и скрытный, если даже есть не хочешь!

— Я могу спуститься в кухню в любое время.

Она кивнула по направлению его личной кухни.

— Все это для показухи? Продукты есть? Плита работает?

— Я и сам могу приготовить. Кухня прямо-таки забита продуктами.

— Тогда я приготовлю тебе что-нибудь на ленч.

Он чуть не задохнулся от удивления и облегчения одновременно. Изучив склянки с мазью антибиотика и спиртом на столе у кровати, она поинтересовалась:

— Как часто тебе меняют повязки?

— Раз в день.

— Я перевяжу тебя после еды. — Она вдруг смешалась. — Если, конечно, ты не против.

Он поднял здоровую руку и, коснувшись ее, грубовато спросил:

— А потом очередное бегство в связи с эмоциональным потрясением?

Лили даже глазом не моргнула.

— Нет, просто давние друзья всегда рады помочь друг другу в экстренной ситуации. Можно было бы притвориться, что мне все равно, но мысль о том, что ты, мучаясь от боли, лежишь здесь один из-за своего упрямства, отвергаешь чью-либо помощь, вызывает во мне бурю эмоций.

Он легонько погладил ее по руке. Голос ее зазвучал сильнее:

— Я хотела бы забыться с тобой в спокойствии и уединении, чтобы никто нас не осуждал Я хотела бы заботиться о тебе так, как ты всегда пытался заботиться обо мне. Вот и все.

Артемас заглянул ей в глаза. Какая-то новая таинственная смесь безмятежности и печали!

— Я рад, что ты останешься, — прошептал он. — Живи здесь столько, сколько захочешь.

— Проклятие, она там! С Артемасом.

Джеймс повесил трубку телефона и откинулся на спинку стула. Из ванной вышла Элис в белом махровом халате, с тюрбаном из полотенца на голове. Он отрешенно посмотрел на нее, в нерешительности замершую на другом конце тускло освещенной комнаты. Задумчивый амур на барельефе рядом придавал ее фигуре некое очарование и деликатность, делая ее более земной и волнующей.

— Что ты сказал? — нахмурясь, спросила она.

Джеймс ударил кулаком по ноге:

— В личных покоях Артемаса поселилась Лили. Последние два дня она готовила ему еду, меняла повязки. Вчера вечером новая горничная по ошибке вошла в спальню и нашла их спящими в одной постели.

— Как ты узнал?

Он был слишком зол, чтобы беспокоиться о какой-то нравственности. Резко поднявшись — слава Богу, он уже не нуждался в трости, — Джеймс, прихрамывая, подошел к большому гардеробу и рванул одну из дверок.

— Я договорился с одним из слуг оповестить меня, если Лили появится в поместье.

Элис раскрыла рот от изумления.

— Ты хочешь сказать, что подкупил кого-то? Ты подкупил слугу шпионить за своим родным братом?

— Если то, о чем ты говоришь, способствует сохранению семейной репутации, то я скажу: «Да».

Он вытащил изящную книгу в кожаном переплете, закрыл дверцу гардероба и вернулся к телефону. Она тотчас рванулась к нему и схватила за руку. Джеймс досадливо поморщился: ее глаза сверкнули отвращением и яростью.

— Ты совсем утратил чувство собственного достоинства! И даже не желаешь этого понять.

— Думаешь, мне самому не противно? — Джеймс заиграл желваками. — Я ненавижу делать что-либо за спиной Артемаса, но он пренебрегает семейными интересами! Проклятие, я не позволю ему позорить наше доброе имя, не допущу сплетен и слухов о его связи с вдовой одного из тех, кто ответствен за смерть Джулии.

Элис оттолкнула его и воскликнула:

— То, что ты творишь, куда ужаснее для семьи, чем какая-то страсть и верность Артемаса Лили!

— Значит, пусть Артемас увлекается Лили, несмотря на то что Ричард Портер убил Джулию своими собственными руками?!

— О, Джеймс, — расстроенно простонала она, — ты не можешь знать наверняка. Существует масса оттенков серого. То, что случилось, было совокупностью ошибок…

— Нет. Мне довольно неприятно слышать подобное от Элизабет и Майкла. Кассандра также склоняется к этому. Они не желают признавать, что Артемас поддался наваждению, — Да, ему нужен человек, который бы что-то значил для него. Он очень одинок с тех пор, как умерла Гленда. Неужели он не достоин счастья? Он не дурак и, думаю, разберется в том, что Лили не хочет ему ничего плохого.

Он снова взялся за телефон.

— Я звоню Вильяму де Витту. Возможно, он единственный, кто может заставить Артемаса увидеть жестокую правду.

Элис отшатнулась, всплеснув руками:

— Отныне я знать тебя не желаю! Не ожидала, что ты способен на такое!

Она выскочила из комнаты. Джеймс, отшвырнув телефонный справочник, бросился за ней, но входная дверь уже хлопнула за Элис, затем раздался слабый щелчок замка — жуткий, непристойный звук недоверия и отдаления.

Лоб его вмиг покрылся испариной, он в изнеможении оперся на дверь. Надо вернуть ее! Она еще убедится, что он прав.

Лили проснулась от царапанья крохотных коготков о кончик ее носа. Артемас, улыбаясь, сидел рядом, откинув длинную прядь ее волос и играя ею. Видимо, котят он только что сбросил.

Он нежным взором заглядывал ей в глаза. В тени лампы его черные волосы сливались с фоном, выявлялся серебристо-серый цвет его глаз. В комнате было тихо от полуночного спокойствия. Она чувствовала себя загипнотизированной.

— Снова болит рука? — Она приподнялась на локте. Под весом мягкого, пухового одеяла она, одетая в большую фланелевую рубашку и старые серые тренировочные штаны, чувствовала приятное расслабление.

— Я в порядке. Пойдем вниз. Теперь самое подходящее время. Никто не увидит нас вместе, никакой неловкости.

Она задумчиво уставилась на него, на узкий, белый ремень, удерживающий неподвижно поврежденную руку. Накинув на плечи темно-голубой халат, он кое-как справился со старыми джинсами и белыми носками и предупредил ее вопрос:

— Если кто-то из слуг проснется и захочет узнать, где мы, то наверняка подумает, что мы спим вместе, несмотря на нашу одежду.

Она взглянула на большую кровать с откинутым покрывалом и белыми простынями на его стороне. Она лежала поверх них, на расстоянии вытянутой руки от его больших подушек.

— Пуритане гордились бы нами.

Артемас мрачно взглянул на свою руку.

— Мне кажется, что волдыри и прием обезболивающих — верный способ заманить тебя в постель. — Он осторожно взял ее за руку. — Но это всего лишь начало, вставай. Внизу у меня кое-что для тебя приготовлено.

Они остановились в темноте перед двойной тяжелой дверью.

— Я запуталась, — прошептала она. — Где мы?

Артемас вынул из кармана причудливый ключ и сунул его в блестящий медный замок:

— Это сюрприз. Закрой глаза! Не подглядывай.

Она тупо подчинилась. Чувствовался холод полированного деревянного пола. Наконец раздался ровный, тяжелый звук открывающейся двери. Взяв Лили под руку, он провел ее вперед. Сразу же пахнуло нежными, земными цветами и растениями, холодом. Где-то громко журчала вода.

Ей показалось, что она находится в каком-то большом помещении, под ногами вроде бы каменная поверхность. Чуть дальше она, похоже, ступила на гладкую поверхность кафельных плиток.

— Один момент.

Артемас сказал эти слова таким голосом, словно предвкушал что-то очень приятное. Послышался отчетливый щелчок замка. Он взял ее за руку.

— Полюбуйся на свою пальмовую комнату, Лили!

Вздох благодарности и удивления вырвался из ее груди. Огромная разрушенная стеклянная комната предстала перед ней райской роскошью, которую она всегда безуспешно пыталась представить.

После десятилетий одиночества маленькая каменная девочка ожила и теперь исправно лила воду. Нежный пальмовый лес служил фоном для папоротников и великолепного разнообразия цветущих растений. Между ними вилась дорожка, выложенная плиткой. Красивые керамические урны заменили разбитые сосуды, которые она помнила.

— Замечательно, — прошептала она. — Даже лучше, чем я представляла!

Она услышала мелодичное щебетание сонных, рассерженных длиннохвостых попугаев, спящих на ветвях деревьев. Артемас поднял ее руку, и какая-то ярко-желтая птица тотчас села на их переплетенные пальцы. Она была такой же изящной и гордой, как и воспоминание.

Глава 27

Старый безжалостный торг висел в воздухе подобно запаху сосновых чурбачков в камине музыкальной комнаты. Мягкое освещение комнаты, величественные диваны и кресла в стиле барокко зачаровывали и успокаивали.

Артемас откинулся на спинку стула, игнорируя стакан виски на столе. Его ноющая рука покоилась на подушке, лежащей на коленях. Он не принимал никаких обезболивающих с тех пор, как приехал сенатор. Это неблагоразумие было следствием его настороженности к этому человеку.

Сенатор поглаживал причудливую трубку и искоса поглядывал на пламя. Вытянув ноги на пуфик перед стулом, он выглядел обманчиво великодушным. Наконец он снова собрался с мыслями:

— С тех пор как я ушел в отставку, у меня появилось довольно много времени для размышлений. И теперь я частенько задумываюсь о твоем продолжающемся детстве и уважении, поскольку смерть моей дочери я воспринял гораздо страшнее, чем думал, Артемас взвешивал каждое его слово:

— Мы оплатили долги друг другу.

— Не обижайся, мой мальчик. Уж не отвратительный ли это намек ужасному старому ублюдку, который манипулировал твоей жизнью?

— Я по собственному желанию принял ваше предложение, а мог бы и не делать этого.

— Насколько я помню, с моей стороны это была угроза, а отнюдь не предложение. Я был в отчаянии, не мог быть благочестивым и не мог обещать, что простил бы, если бы ты отверг меня. Уверяю, я сделал бы все, чтобы тебя уничтожить. И вряд ли ты сомневался в этом. — Сенатор улыбнулся. — Это оскорбило бы мое эго.

— Попался я в ловушку или нет, но я сдержал свое слово, а вы — свое.

— Но теперь я старый слабый человек, жаждущий искупления грехов. — Он усмехнулся. — В действительности я здесь, чтобы снова вмешаться в твою жизнь.

При этих словах Артемас выпрямился на стуле, вперившись в него холодным взглядом на мертвенно-бледном лице. Сенатор покачал головой:

— Теперь ты слишком влиятелен, чтобы меня бояться. Расслабься, мой мальчик. Я приехал выслушать тебя и дать совет, а не угрожать, поговорить о тебе и этой самой женщине — Лили Портер.

Артемас стиснул зубы, но тем не менее вежливо произнес:

— Я не обязан обсуждать с вами свою личную жизнь.

Сенатор устроился на стуле поудобнее.

— Я понимаю, что ты знал эту женщину с детства, и, возможно, дружба с ней стоит отчуждения всей семьи.

— Она не создавала проблем. Наоборот, делала все от нее зависящее, чтобы не причинять вреда мне или моей семье, которая, к сожалению, обращалась с ней значительно хуже.

Сенатор в тишине обдумывал сказанное.

— Я никогда не сомневался в твоей верности моей дочери. Не сомневаюсь и теперь, но хотел бы услышать ответ на свой вопрос. Ты был увлечен миссис Портер — в ту пору мисс Маккензи, — любил ли ты ее, когда женился на Гленде?

— Да.

— И честно выполнил наше соглашение?

— Да. Мы с Лили не видели друг друга, пока не умерла Гленда. За это время она вышла замуж и родила сына.

Артемас выдержал пристальный взгляд сенатора.

— Лили относится к тем людям, которые не изменяют своей клятве, и я никогда не просил ее так поступить.

— А теперь эти клятвы не имеют значения?

— Я втяну ее в свою семью и постараюсь убедить, что прошлое не имеет значения, и, если понадобится, я буду доказывать ей это всю оставшуюся жизнь.

— А что, если твои надежды никогда не сбудутся? Ты предпочтешь ее вместо всего того, ради чего работал, и вместо всех тех, кто любит тебя?

— Да.

— Боже мой! — Сенатор вздохнул. — Я приехал напомнить тебе обо всем, чем ты пожертвовал, чтобы твоя семья приобрела устойчивость и добилась успеха, испугавшись, что твои чувства к миссис Портер сделают все эти благородные усилия незначащими. По-видимому, я ошибся.

— Полностью, — ответил Артемас. Он не стал больше ничего объяснять. Теперь он ни с кем не хотел делиться своей любовью. Лили была его самой большой жертвой, и в том, чтобы видеть ее снова рядом с собой, сосредоточилась для него вся жизнь.

Мистер Эстес бочком подошел к Лили. Она развешивала высушенные цветы на крючки в оранжерее, желая любоваться ими даже зимой.

— Надо же, никак ты не уймешься, — посетовал он.

— Я всегда найду себе работу в отличие от некоторых. Стоит ли хандрить, если настроение и без того плохое.

Он нахмурился, в задумчивости оперся на стол. Но глаза его живо сверкнули, как только он бросил взгляд куда-то в сторону. Его настроение заметно улучшилось с того самого дня в больнице.

— Эта голая бетонная стена начинает действовать мне на нервы, — вдруг выпалила она. — Неплохо бы большую часть дохода от заказа Маллоя направить на строительство магазина. Мистер Парке говорит, что мы могли бы возвести внешнюю часть дома за пять тысяч долларов.

— В этом году уже слишком поздно, — как-то отрешенно ответил мистер Эстес. Он скользнул рассеянным взглядом по столам и полкам с растениями и вышел пройтись вдоль длинных рядов кустарников и саженцев ивы. Их хозяйство простиралось почти на акр, образовывая аккуратную мозаику. Глядя на нее, ей вспоминались старые одеяла на ее кровати, сшитые руками матери и бабушки.

Эстес не спеша прогуливался вокруг, засунув руки в карманы, смахивая на толстого красного петуха, стоящего на куче навоза в лучах солнца и подзывающего несушек. Наконец он снова подошел к оранжерее и забормотал:

— Пришла зима. Это чувствует каждая кость в моем теле.

— Джо будет условно освобожден из тюрьмы в январе. Вы, должно быть, ожидаете этого с нетерпением.

Он остановился и поднял на нее глаза с непонятным огорчением; впрочем, так уже бывало не раз, когда произносилось имя Джо.

— Уверен, что ты не испытываешь подобного.

Она обернула веревку вокруг лаванды, подвязывая растение.

— Да, не могу сказать, что люблю его.

— Он — моя плоть и кровь, ты должна понять это. И не ненавидеть меня за то, что я принимаю его сторону.

— И речи об этом не было. — Она бросила на него недоуменный взгляд. — Так как мы решили с постройкой магазина?

— Я же сказал, в этом году уже слишком поздно. Ты… тебе не нужно вкладывать свою прибыль от заказа мистера Маллоя в это место. Копи деньги.

— Нет. Я получила это место, чтобы жить и есть, а новый электрообогреватель спасет меня от мороза. Поэтому я решила вложить деньги в магазин.

— Поговорим об этом позже.

— Ладно. Подождем до января, когда я снова подпишу аренду. Я хочу продлить ее на два года.

Он вдруг рассердился:

— Ты не могла бы перестать болтать о будущем, а? Не хочу я сейчас говорить об этом!

— Ладно. Давайте поговорим о Маленькой Сис.

Он ссутулился.

— Я не знаю, что делать. Не знаю, ни что сказать, ни как сказать.

Лили опустилась на колени рядом с ведром и притворилась, что занята подвязыванием цветов.

— Вы искренне хотите попробовать? В этом причина вашего несчастья? Именно это вы хотите изменить, но застенчивость мешает вам?

Он небрежно махнул рукой:

— Это одна из причин. Я захвачен врасплох. Ты просто не понимаешь. Все кончится тем, что она меня возненавидит.

Лили плохо понимала его мрачное, долгое бормотание. Пытаясь разобраться, она поднялась и уверенно заявила:

— Поезжайте домой, примите ванну, оденьте приличную рубашку, слаксы и фирменные ботинки. Потом зайдите в цветочный магазин и купите полдюжины роз, упакуйте и перевяжите красивой лентой. Затем поезжайте и подарите розы Маленькой Сис, спросив ее, не хочет ли она пообедать с вами в приятном ресторанчике, где-нибудь в Виктории. Она ответит, что хочет.

Он фыркнул:

— Ты просто хочешь увидеть, какого я сваляю дурака.

— Должен же кто-нибудь присматривать за вами.

— Я тебе не дедушка!

Она уперла руки в бока.

— Я не настаиваю, чтобы ты вообще удочерял меня.

— Ты повсюду суешь свой нос.

— Недавно, якобы находясь при смерти, ты хотел получить шанс.

Он покачнулся, выдохнул и потом нехотя согласился:

— Ладно, я сделаю так, как ты хочешь.

— Тогда не ждите, не бойтесь дальнейшего развития событий. Сушите сено, пока светит солнце. Дареному коню в зубы не смотрят.

Она выжидала. Он не уходил. Наконец, пересилив себя, сказал:

— А что я скажу за обедом?

Когда изумление Лили прошло, она одобрительно кивнула:

— Ничего не говори. Она наговорит за вас обоих. Просто слушай так, словно вся твоя жизнь зависит от этого, и отвечай на вопросы. Потом у тебя появится потребность высказаться самому.

— Допустим, все пройдет удачно; я все равно не знаю, что делать дальше.

— Пошлете цветы на следующее утро, затем позвоните и спросите, не хочет ли она пойти поиграть в боулинг.

— Она согласится?

— Конечно.

— О Боже! Эти горячие развлечения для молодых. Я видел их на страницах одного журнала для мужчин.

— Ну, раз уж вы относитесь к себе как к старику, позвольте мне приобрести для вас инвалидную коляску и накрыть вас пледом, прежде чем обострится ваш артрит.

Он направился к двери оранжереи, напоминая неопрятного и распутного постаревшего Вилли Нелсона [35]. У самой двери он оглянулся:

— Ладно, хуже уже не будет.

Сдерживая дыхание, она крикнула:

— Полдюжины роз! Не забудьте!

— Я не старик. — Он засопел как паровоз. — Не забуду.

Он вышел, хлопнув дверью. Опустившись на бетонный пол, Лили рассмеялась. Мистер Эстес и Маленькая Сис. Касс и Джон Ли. Элизабет и ее бывший муж. По-видимому, ей на роду написано быть катализатором человеческого счастья.

На ее темнеющий двор въехал черный лимузин из поместья. Выглянув из окна, она подбросила в огонь дров и выпустила на крыльцо Люпу.

Водитель открыл заднюю дверцу и помог какому-то седому мужчине выйти из машины. Его изысканный старый костюм и пальто были такими же величавыми, как и его лицо. Он удивительно легко приблизился к ней и заглянул ей в глаза с мрачным уважением.

— Миссис Портер? Простите за мое необъявленное вторжение. Я, Вильям де Витт, хотел бы поговорить с вами. Могу я войти?

Ей и в голову не приходило когда-либо увидеть в своем доме тестя Артемаса. Похоже, сенатор де Витт решил лично заняться проблемой Коулбрука. Она смотрела на него осторожным, испытующим взглядом.

— Я приехал не затем, чтобы объявить вам приговор, миссис Портер. Вы не дождетесь от меня так называемого справедливого гнева, и уверяю вас, Артемас не имеет ни малейшего представления о том, что я к вам приехал.

Подняв белую бровь, он через плечо обратился к коренастому маленькому водителю:

— Правда, Джордж? Мы заехали просто по пути в аэропорт.

— Да, сэр. Иначе не стали бы делать такой крюк.

Вновь посмотрев на Лили, сенатор чуть заметно поклонился:

— Узнает ли Артемас об этом визите, зависит от вас.

Она кивнула сконфуженно, но вежливо и распахнула перед ним дверь. Он опустился на диван, отказавшись раздеться, она села у камина. Сенатор любопытным взглядом окинул суровую, тускло освещенную комнату, затем перевел взгляд на нее. Лили вспомнила, что несколько месяцев спустя после женитьбы Артемаса пошла в библиотеку в колледже Агнес Скотт и отыскала фотографию Гленды в светской хронике одной из нью-йоркских газет. Гленда де Витт была элегантной, довольно хорошенькой женщиной, такой же хрупкой, как и предметы прекрасного фарфора Коулбрука. Гленда де Витт — Коулбрук. Женщина, которой посвятил себя Артемас. Женщина, которую он так любил, что женился на ней.

Она ненавидела самобичевание, и все же… По-видимому, она была слишком высокой, длинноногой и бестактной в джинсах и рабочей рубашке, с волосами, спутавшимися за спиной. Ничего похожего на Гленду де Витт, никакой фарфоровой хрупкости, а добротная прочность гончарных изделий, правда, не бьющихся.

— Зачем вы здесь? — спросила она сенатора.

Он достал причудливую трубку из кармана пальто, повертел в руках, нахмурился, потом снова сунул в карман и подался вперед. Его прищуренные глаза блестели с задумчивой сдержанностью человека, который долго и серьезно раздумывал, прежде чем сказать.

— Я слишком много взял у вас с Артемасом, — медленно ответил он, сверля ее взглядом. — Я приехал сюда, чтобы возвратить будущее вам обоим.

Артемас в белой пижаме, наклонив голову, стоял у открытых дверей балкона. Отсюда он любовался панорамой осенних гор, в этот ранний час красновато-золотистых на слегка подсвеченном синем небосклоне. Он был в замешательстве, сам не зная от чего.

Его крепкий сон был наполнен присутствием Лили, сильнее, чем обычно, меланхолией, обещанием и полуосознанной тоской, поднимающейся подобно утреннему пробуждению. Воздух холодил его разгоряченное тело.

Мимо пробежали котята. Их ночные проказы всегда будили его, его воспоминания.

Он вышел на балкон, распрямил обожженную руку и с удовольствием отметил, что, пожалуй, сможет одеться и пойти в офис. Ему необходимы размеренная жизнь и работа. То непродолжительное время, пока Лили была рядом, сделало его нынешнее одиночество невыносимым. Вчера после отъезда сенатора Артемас собирался позвонить ей, но не решился, зная, что она все равно не возвратится.

Пригладив рукой растрепанные волосы, он подтащил на балкон тяжелый железный стул. Ему страшно хотелось курить, правда, уже вчера вечером пепельница была полна окурков. Он открыл новую пачку и, едва закурив, бросил сигарету.

Он хотел сесть на стул, но, бросив взгляд вниз, застыл как вкопанный, глазам своим не веря. Его апартаменты окнами выходили на небольшой участок, окруженный с трех сторон стенами особняка. В детстве — он помнил — там скрывался маленький цветочный садик.

За ночь он был восстановлен.

Большие кусты азалии, зелень которой еще не тронули осенние заморозки, находились прямо у стены. Другие кустарники, которые он не мог распознать, обозначали границы этого участка. Земля перед ними была усыпана стружками, создающими искривляющиеся пустые пространства, помеченные деревянными колышками. На колышках болтались какие-то бумажки. Артемас поспешно спустился по каменным ступеням и присел, чтобы прочесть, что там написано. Оказывается, весной здесь появятся ирисы, нарциссы, тюльпаны и лилии.

Он узнал ее руку! Ему нестерпимо захотелось тут же спросить у нее, был ли в этом какой-нибудь особенный, новый смысл, но… В этом, конечно же, есть резон, и она обязательно объяснит — всему свое время. Он представил ее идущей через темный лес от фермы до поместья и обратно, работающей под балконом его спальни при лунном свете. Таким простым и понятным способом она давала знать, что снова рядом.

Лили проснулась от голоса мистера Эстеса. Она испуганно открыла глаза, дико озираясь спросонья. Осмотрела себя: остатки сосновой стружки пристали к джинсам и рубашке, носки в грязи, на голове жуткий беспорядок — она уснула, так и не заплетя косу на ночь.

Припомнился визит де Витта и причина, по которой Артемас вынужден был жениться на его дочери. Кажется, ничего не изменилось, но одной печалью стало меньше.

— Лили! Где ты? Выходи скорей, девочка!

Она вышла в гостиную. Мистер Эстес глядел на нее блестящими, озорными глазами:

— Десять часов, девочка! Что с тобой — ты дремлешь в такое прекрасное утро?!

Лили, не веря своим глазам, застыла перед ним.

— Вы не мистер Эстес. Его, должно быть, подменили каким-то весельчаком.

— Ну, спрашивай, — потребовал он, гордо распахнув свою куртку. — Спрашивай, как все прошло.

— Да, да, ваше свидание с Маленькой Сис! Расскажите.

— Прошло хорошо. — Он неожиданно застеснялся и стал теребить в руках шляпу.

— Вы позаботились о том, чтобы послать ей утром цветы?

Он переминался с ноги на ногу.

— Я подарил их сам утром, прежде чем она ушла.

— Ушла?

Он густо покраснел и бросил на нее раздраженный взгляд:

— Все и правда очень хорошо.

Поняв, в чем дело, Лили закусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться, подошла и обняла его.

— Я рада за вас обоих.

— Я знаю и, более того, уверен, если бы не ты, этого бы никогда не случилось.

— О, сомневаюсь. Маленькая Сис никогда бы не сдалась.

— Но мне… мне необходима головомойка. Ты вернула меня к жизни. — Он замолчал, беззвучно шевеля губами. — Тебе больше хочется затащить меня в свою семью, чем видеть моего сына.

Неожиданно огорчившись, он направился прочь, переводя свой рассеянный и хмурый взгляд с Лили на семейные фотографии на камине.

— Я скорее сгорю в аду, — пробормотал он.

— Что? — откликнулась Лили.

— Мне пора. Надо, гм, кое-что успеть. В полдень я забегу посмотреть, как ты справилась с работой мистера Маллоя, но…

— Передай мои поздравления Маленькой Сис.

Он вздохнул:

— Хорошо, конечно. Когда я уезжал, она чистила морозильник. Если я стану медлить, она выкинет весь мой обед. Пожалуй, поеду, гм, и заставлю ее забыть о том, чтобы изменить мою диету.

Лили порывисто поцеловала его в щеку:

— Смотри у меня! Если ты кончишь женитьбой на Маленькой Сис, мы будем связаны родственными узами, что вынудит меня обращаться к тебе как к деду, и нечего тут сердиться.

Мистер Эстес торжественно посмотрел на нее:

— Может, новая семья для Джо — это самое лучшее?!

Она подавила тревогу. Вот уж чего ей вовсе не хотелось!

— Если у тебя есть какой-либо способ ускорить освобождение Джо, мы поможем.

— Я свяжусь с ним, — бросил он на прощание.

Глава 28

Стол ломился от разнообразных кушаний, поданных в хрустале, серебре и прекрасном фарфоре Коулбрука по случаю Дня благодарения [36]. В двух вычурных каминах в разных концах комнаты трещали дубовые поленья. Во главе массивного стола в восстановленной величественной столовой поместья в окружении близких сидел Артемас. Замечательно было снова видеть вместе Элизабет и Лео, Касс и Джона Ли. Впрочем, Джеймс и Элис держались отчужденно и подавленно. Майкл, пожалуй, выглядел более приветливым, чем обычно, и Тамберлайн, который частенько присоединялся к ним по праздникам, был на редкость добродушен.

Но, как всегда, Артемасу не хватало одной-единственной, в которой он нуждался больше всего и которую его семья никогда не примет.

— Мы впервые отмечаем День благодарения здесь, в Голубой Иве. — Он поднял бокал шампанского, стараясь произнести эти слова спокойно и торжественно.

Кассандра, пригубив, поставила бокал на стол. Она, казалось, побледнела, черные волосы контрастируют с пунцовыми щечками. Она почему-то нервничала. Джон Ли отпил ровно столько же.

— Я… мы хотим сделать одно заявление, — неожиданно произнесла она, взглянув на Джона.

Все замерли, затаив дыхание. Касс поднялась, Джон Ли встал рядом. Легонько ударив кулаком по столу, она вдруг выпалила:

— Мы поженились, и я беременна.

Она тотчас села. Джон Ли остался стоять, сдерживая хмурую волну негодования. В тревоге он взглянул на Касс и сухо произнес:

— Это весьма недипломатично, дорогая.

Она же уставилась на жареную индейку посреди стола, как будто сочувствовала ей.

— Независимо от того, как им это преподнести, они будут ошеломлены.

Артемас поднялся и ровным голосом спросил:

— Когда это произошло?

Касс взволнованно изогнула черные брови.

— Беременность? Примерно два месяца назад. Женитьба? Месяц назад в Лас-Вегасе.

Элизабет, бросив салфетку на стол, схватилась за сердце с видимым отчаянием.

— Почему ты скрыла, Касс? Почему не захотела, чтобы мы присутствовали на свадьбе?

— Действительно, очень интересно! — воскликнул Джеймс холодным, злым голосом. — Неужели наша семья полностью развалится из-за личных секретов каждого?

Элис почему-то вскочила, неожиданно задев бокал рукой. Он перевернулся, шампанское разлилось по столу.

— Как ты смеешь, — сказала она сдавленным тихим голосом, — обвинять свою сестру в ее собственных ошибках?!

— Сядь, — приказал он, опаляя ее взглядом, полным ярости и огорчения.

— Мы же еще не услышали объяснения, — вмешался Майкл. — Джеймс, твои дурацкие комментарии сейчас неуместны.

Расстроенный и встревоженный Артемас резко взмахнул рукой, призывая к тишине.

— Я не допущу никакой драки. — Он посмотрел на Касс. — Почему ты не захотела поставить нас в известность?

Она безвольно опустила руки.

— Боялась, что вы не поймете меня. А просто-напросто обвините в безрассудстве.

— Это очевидно, — заключил Джеймс. — Ты знаешь этого мужчину немногим больше, чем длится твоя беременность.

Это замечание прозвучало как хлесткая пощечина, так, будто Джеймс назвал Касс шлюхой. Артемас гневно повернулся к брату, но не успел он слова произнести, Джон Ли воскликнул убийственным тоном:

— Ты можешь поносить меня, как тебе угодно, но если ты еще раз скажешь что-либо нелицеприятное своей сестре, я сверну тебе шею.

Джеймс ехидно прищурился:

— Конкретно, что ты хочешь получить от этой семьи своей женитьбой?

Джон Ли выдержал его укоряющий взгляд и хлестко ответил:

— Если ты имеешь в виду деньги, то глубоко заблуждаешься. Все, что я хочу, это быть с Касс, даже если бы она стала разорившимся ничтожеством. И я буду самым счастливым стариком на свете, если у нас будут дети.

Касс что-то нежно промурлыкала и взяла его за руку.

— Разве можно не любить этого милого идиота? — спросила она. — Я намереваюсь остаться с ним навсегда, и мне все равно, что вы воспримете это моим очередным развлечением. Ничего подобного. На следующей неделе я собираюсь переехать к нему.

Артемас слабо вздохнул:

— Мы бы все поняли и с радостью поприсутствовали бы на твоей свадьбе.

— Как я могла ожидать вашего одобрения? Особенно принимая во внимание, что мы с Джоном обязаны своей встрече именно Лили, к которой у вас столько претензий.

— Она всеми возможными средствами хочет втереться в нашу семью, причиняя бесконечное горе. — Джеймс опять зло прищурился. — По-видимому, это ее очередной удар.

Тряхнув головой, Элис выбежала из комнаты. Джеймс вздрогнул, неловко поднялся и пошел следом. Артемас с ужасом смотрел на кавардак во время семейного обеда — пустые места за столом, кашляющий Майкл, роющийся в кармане в поисках ингалятора, печальная Касс, свирепый Джон Ли. Элизабет склонила голову на плечо Лео, в то время как он сочувственно поглаживал ее по голове. Сдвинул брови Тамберлайн, за личиной горькой задумчивости скрывая глубокое беспокойство.

Стиснув зубы и сжав кулаки, Артемас поднялся.

— Наша семья всегда будет рада вам, — вежливо, с расстановкой обратился он к Джону Ли. — Если можете, простите за причиненные неприятности.

Через несколько часов Элис попросила мистера Ламье немедленно прислать машину. Артемас и раздосадованный Тамберлайн, услышав от встревоженного Ламье о требовании Элис, спустились вниз, в то время как Элис поспешно вышла в парадное со своим чемоданом. Похоже, что после обеда она все время плакала. Джеймс без пиджака и галстука уныло плелся следом за ней. Его рубашка была расстегнута. Артемаса передернуло. Боже, что им пришлось пережить?

Элис подалась к Артемасу и произнесла прерывающимся голосом:

— Я сделала все, что могла. Он не остановится, пока не уничтожит себя, меня и всех, кого ты любишь. Я ухожу от него и буду жить в нашей лондонской квартире. Я не вернусь.

— Нет, — хрипло выдавил Джеймс, дотрагиваясь до нее. Она брезгливо отстранилась.

Артемас преградил ей путь:

— Элис, присядь, давай поговорим спокойно.

— Бесполезно. — Она посмотрела на него с невыразимой тоской. — Я уже пыталась. Упорно пыталась поверить в то, что он изменится. Я не могу больше смотреть, как его все глубже и глубже засасывает собственная жалость.

Она пошатнулась. Тамберлайн с Артемасом подхватили ее под руки. Отстраняя их, она горько сказала Джеймсу:

— Думаешь, я расстроилась, услышав о беременности Касс, и теперь завидую ей? Да, я ревную. Я тоже хочу ребенка, а ты ни в какую. И мне очень больно, ибо твое сегодняшнее поведение сводилось к тому, чтобы разрушить этот праздник. Ты прикладываешь все усилия, чтобы никто не был счастлив. Обвиняешь во всем Лили, в том, что она манипулирует нашими жизнями. Так вот — не она, а ты манипулируешь ими. Но с сегодняшнего дня я тебе не подвластна.

На скулах Джеймса выступили желваки, он решительно схватил ее за плечи:

— Если хочешь ребенка, ради Бога, не уезжай. У нас будет один, если ты действительно хочешь.

— Утешительный приз? — хохотнула она. — Думаешь, причина, по которой следует зачать ребенка, — это сделать меня рассеяннее и мягче, чтобы не обращать внимания на то, что тебя ничуть не беспокоит наше будущее, что ты не можешь избавиться от того, что случилось почти два года назад. Да какой ты отец? Я не хочу, чтобы наш ребенок впитывал твой эгоизм!

Тут они неожиданно вместе покачнулись.

— Попытка сохранить семейную репутацию не есть слепой эгоизм, — проговорил он сквозь стиснутые зубы.

Элис расстроенно застонала. Ее взгляд устремился на Артемаса:

— Джеймс звонил мистеру де Витту. И просил поговорить относительно твоей связи с Лили.

У Артемаса вырвался возглас негодования. Мысль о том, что его чувства к Лили обсуждались за его спиной, привела его в ярость. Джеймс, свирепо улыбаясь, подошел к Элис.

Элис задрожала как осиновый лист.

— Да, я раскрыла твой секрет. Тебе не понять, что я сделала это, потому что люблю тебя.

— Надеюсь, ты будешь счастлива в Лондоне, — холодно произнес он и повернулся к Артемасу: — Я не стыжусь своего поступка.

Артемас схватил его за грудки и, дико сверкнув глазами, посмотрел на него:

— Жена уходит от тебя! Неужели ты позволишь ей уехать?!

— Мы с тобой не похожи. Я не умею добиваться компромиссов и вымаливать прощение за счет всего, во что верю.

Элис прервала их стычку, направившись к дверям. Дворецкий, мистер Аптон, неохотно открыв дверь, взял ее чемодан.

Джеймс, мучительно глядя ей вслед, следил за каждым ее шагом. Артемас отпустил его, втайне моля брата кинуться следом. Но — увы… Тогда Артемас с горечью бросил:

— Ничто из того, что я скажу или сделаю тебе, не может сравниться с тем, что ты только что сам натворил.

Джеймс, расправив плечи, вышел из холла.

Тамберлайн нашел Артемаса, одиноко стоящего в темноте на лоджии. В холодном ноябрьском небе мерцали звезды.

— Лили вряд ли меня простит, — неохотно начал Тамберлайн. — Но в противном случае это сумасшествие никогда не кончится. Я понимаю теперь, что Джеймс никогда не остановится в праведном гневе.

— Что ты имеешь в виду?

Глубоко вздохнув, Тамберлайн поведал Артемасу о записанных на пленку разговорах.

Руки Лили на руле дрогнули, когда охранник махнул ей «Проезжай!» у огромных ворот Голубой Ивы. Солнце слепило глаза. Лили на своем грузовичке поехала по мощеной дороге через лес. Она описала дугу и въехала в большой очищенный парк с велосипедными дорожками вокруг огромной ивы в центре.

Артемас стоял под раскидистой старой ивой, там же, где они встретились воюющими подростками. Теперь все листья опали, за спиной мужчины вырисовывалась изящная паутинка из ветвей. Вид его действовал на нее как некое пьянящее снадобье.

Лили хлопнула дверцей грузовика. Неужели их тайные встречи — все, на что они могут надеяться?

Она сердито протянула руку:

— Я работала у Маллоя, рассаживая луковицы тюльпанов. И тут с видом генерала Паттона [37], идущего на фронт, явилась тетя Мод. Мальчишкам Паркса не помешало бы отдать ей честь, что они наверняка и сделали. Тетя велела мне сию же минуту ехать на встречу с тобой и говорила так, будто небо упадет, если я этого не сделаю. Можешь объяснить, как тебе удалось убедить тетушку сыграть роль посланника?

Он лукаво выгнул черную бровь:

— Пообещал пожертвовать деньги библиотеке. Полагаю, что именно это смягчило ее мэрское сердце.

— Убедительно!

— Давай пройдемся, и послушай, что я тебе скажу.

Лили посмотрела на него с изумлением, ее сердце переключилось на высшую скорость, когда она увидела решимость на его лице.

Она прямо-таки вся истомилась от молчания, и вдруг взгляд ее упал на новый бронзовый трафарет на каменном пьедестале у дерева. «Голубая Ива. Подарена Коулбрукам Маккензи в 1900 году. Дерево всегда охраняет и вдохновляет тех, кто любит его».

Обняв Лили за плечи, он отрывисто вздохнул:

— Теперь тебе не надо защищать меня или мою семью. Боже, я так люблю тебя за то, что ты пыталась сделать, но на этот раз, Лили, посмотрим правде в глаза.

— Что?..

— Я знаю о Джулии. Знаю, что ты пыталась сделать ради меня.

У Лили вырвался сдавленный крик отчаяния:

— Но почему? Я думала, он понял…

— Джулия действительно виновна. Ты думала, я не захочу признать этого? Возненавижу тебя, если ты откроешь мне глаза?

Она чуть сникла.

— Да. Это одна из причин. Тебе, вероятно, очень больно.

— Да, больно. Хотелось бы верить, что сестре ничего не было известно, но теперь я не позволю тебе защищать ее, оберегая мои чувства.

— Что хорошего в том, что ты узнал правду? Это не принесло мне никакого удовлетворения. Я молилась, чтобы Ричард был невиновен, но он несет не меньшую ответственность за происшедшее. Кроме душевной боли, твоей и твоих родных, теперь ничего не изменится.

— Ты хотела жить с тем, что узнала о Джулии, позволяя моим братьям и сестрам отвергать тебя из-за того, что ты якобы несправедливо обвинила ее; позволяя мне считать, что ты ошиблась, защищая Ричарда?

— Я примирилась с ошибкой Ричарда. Я понимаю почему, и несмотря на то, что он виноват, жить с тем, что мне известно, теперь можно. Но не могу же я просить тебя простить его.

Артемас молчал. Видимо, он пытался сохранить самообладание. Наконец тихим и полным печали голосом он произнес:

— Точно так же и я не прошу тебя простить Джулию. Но ведь это не мешает нам любить друг друга?

Его слова опалили ее подобно очищающему пламени. Подняв голову, она отчаянно искала его глаза и, встретившись взглядом, тотчас расстроилась. Надо немедленно сломать барьеры, сжечь прошлое!

— Я любила тебя всю мою жизнь. — Голос Лили мучительно дрожал. — И независимо от того, что случилось и случится, буду любить тебя всю оставшуюся жизнь.

Он впился в нее губами. Лили застонала от радости и печали одновременно. Он гладил ее голову, дотрагивался до всех черточек ее лица, наркотик его губ пьянил.

Он крепко прижимал ее к груди, она пылко ерошила его волосы, издавая едва слышные, призывные звуки.

— Я знаю, почему ты оставил меня, — помимо воли вырвалось у нее. — Почему женился на Гленде де Витт.

— Как? Кто… — Догадка постепенно отразилась в серой глубине его глаз. — Сенатор! Он рассказал?

— Да. Заезжал ко мне, прежде чем уехать в Нью-Йорк. Сказал, что возвращает нам наше будущее. И все, что я смогла сделать, чтобы показать, как много для меня ты значишь… это посадить немного загадочных цветов и кустарников у твоей спальни — своеобразный патетический рассказ обо всем, что я узнала…

Он снова поцеловал ее. Она повисла на нем, обвив руками его шею, погружаясь в него с желанием и прощением, принимая его безрассудство и отдавая всю свою любовь ему.

— Мы будем вместе, — наконец выдохнул он. — Никаких секретов, никакой скрытности, никаких сожалений. Теперь будем вместе, как могло бы быть уже несколько лет назад.

Его слова отозвались в ее душе трепетом, и она подарила ему спокойную улыбку благодарности. Здесь, на этом месте, подводился сейчас итог всему, что подарило ей детство, и всему, что представляла эта старая ива.

Они находились в мире чувств — она ощущала прикосновение его горячего тела, вес мягких пледов и одеял, она с наслаждением мотала головой, принимая медленные, интимные ласки его губ. Его трепет вызывал в ней томное возбуждение, а каждое движение выдавало ошеломляющую нежность и желание.

Лили коснулась его груди и пробежалась пальцами до самого низа. Она с гордостью приподнялась и с плачем опустилась на него. Теперь он полностью предан ей!

Артемас в экстазе и гипнотическом трансе что-то бормотал своим тихим, душевным голосом. Возможно, это были всего лишь его мысли, которые ей удалось подслушать.

Под конец, неистово терзая друг друга, они достигли кульминации и, трепеща от избытка чувств, слились друг с другом в единое целое. Когда их взгляды снова встретились, она увидела исполнение старых обещаний: они готовы разделить будущее, и ни он, ни она ничего уже не изменят.

Особняк жил своей обособленной жизнью, и вот теперь в глубокой тиши ночи она проснулась в каком-то смутном беспокойстве. Лили приподнялась на локте среди беспорядка огромной кровати Артемаса и поняла, что она одна. Высоко в ночном небе светила луна, бросая серебряный свет сквозь высокие окна и ряд стеклянных дверей на каменный балкон, покрывая серебром простыни и черный плед на кровати.

Котята уже подросли, сейчас они подобно мягкой подушке лежали у нее в ногах. Люпа растянулась на полу у камина.

Все, кроме них с Артемасом, пребывали в безмятежном сне. Она прислушивалась к водяным духам, журчащим где-то в лабиринтах трубопровода особняка; слабо скрипнул пол, а может, прочная, инкрустированная дверь? Окончательно проснувшись, она поняла, что именно щелчок замка был причиной ее пробуждения.

Выбравшись из кровати и накинув на себя его длинный шелковый халат, она подошла к балконным дверям. Отодвинув край белой занавески, она увидела его на каменной балюстраде балкона.

Одиночество болью отозвалось в душе Лили. Она не сомневалась — сейчас он думает о своих братьях и сестрах: как смягчить то новое, что он узнал о Джулии. Он жил как большие, гордые часы Коулбрука, стоящие на перекрестке, показывая время его семьи, а теперь и ее. Он рассказал ей о поразившем всех заявлении Касс, о том, что Элис ушла от Джеймса.

Лили вышла на балкон, обняла его за плечи.

— Санта-Клаус придет лишь через несколько недель, — сказала она с притворной веселостью. — Сейчас ждать его слишком рано.

— Я хочу послать его в правый дымоход.

Он обнял ее за талию и привлек к себе с неистовством страсти, а может, несколько грубовато. Лаская ее по спине, прошептал:

— Тебе необходимо отдохнуть. Бог свидетель, мы мало спали в последние две ночи.

— Сон не даст нам ничего хорошего.

Она поцеловала мрачные складки его рта, и как и вчера не обнаружила знакомого запаха сигарет, — У тебя много маленьких перемен, о которых я еще не знаю, — с сожалением шепнула она. — Ты бросил курить?

Он помолчал.

— Когда-то я пытался, но безуспешно, но как только у меня появилось безумное желание жить до ста лет, бросить курить оказалось проще простого. А о моих ночных блужданиях не беспокойся. Я просто размышляю.

— Чем больше я на тебя смотрю, тем больше замечаю тревогу, а не раздумья. Если ты запускаешь свой двигатель на сверхурочную работу по какому-нибудь сигналу, то я останусь с тобой, чтобы быть уверенной, что сальник не дал течь и твой поршень не замерзнет.

Он поцеловал ее сначала в лоб, а затем долгим поцелуем в губы.

— Ты вся дрожишь.

Он обнял ее под халатом.

— Держи руки там, и я согреюсь. — Лили уткнулась лицом в широкую грудь. — Ну и что ты надумал — говорить своим родным о пленке?

— Если я не скажу, они никогда не узнают правды о Джулии. Они считают, что ты, выгораживая Ричарда, выискивала всяческие улики, чтобы обвинить кого-то другого.

— На этот раз мы могли бы прийти к взаимному перемирию. Элизабет и Майкл не прочь со мной помириться, и даже Касс…

— И ты позволишь им продолжать поносить Ричарда? Ты не обязана так жертвовать. — Он сделал паузу и печально добавил: — Из-за моей семьи и, конечно, из-за Джулии. Моя слепая любовь к сестре ослепила меня. Знай я раньше, как она давила на Ричарда и остальных, я, безусловно, остановил бы ее.

Лили подумала о детстве Джулии и ужасном секрете Элизабет. Конечно, злоупотребления отразились на отношении Джулии к мужчинам, но в какой степени? Желание Элизабет сохранить это в тайне от Артемаса и остальных было решением, которому Лили не имела права не подчиниться.

Она скользнула рукой по его груди. Этот мужчина боролся, чтобы защитить и взрастить своих братьев и сестер с того самого времени, когда сам еще был ребенком. Мужчина, который спасал их жизни, преодолевая наследие прошлого. Он стал тем, чего достиг, и не заслужил новых мук той ужасной тайны, о которой никогда не подозревал.

Сквозь легкую пелену огорчения Лили наконец услышала свое имя.

— Ты дрожишь все сильнее, — сказал он. — Пойдем в дом.

Тихий стон смущения и горя заставил Артемаса крепче обнять ее. Он наклонился к ней:

— Что? Стивен?

— Ричард стоял на мосту с сыном на руках.

— Он поплатился за свою ошибку.

— Но мой сын умер вместе с ним. Погибло так много других людей!

Она задрала голову. Он поддерживал ее сзади, успокаивая взглядом.

— Стивена не вернуть. Боже, как бы я хотел этого! Твой сын — и вместе с нами.

Слезы покатились по ее щекам.

— Я знаю, что ты относился бы к нему как к родному. Я знаю и за это тебя люблю.

— Да, Стивена никем не заменишь. — Он говорил низким, немного грубоватым от волнения голосом. — Но это место может стать счастливым для остальных детей. Наших детей. Ты хочешь?

— Да.

Прижавшись друг к другу, они пошли в дом. Он усадил ее в кресло у камина, включил маленькую лампу Тиффани, потом встал перед ней, заглядывая ей в глаза.

— Подожди, — прошептал он. — Я принесу сейчас кое-что из сейфа.

Удивлению ее не было границ. Встав На колени, он поставил перед ней старый чайник Коулбрука.

— Я ожидал подходящего случая, чтобы вернуть его. — Он напряженно вглядывался в ее лицо, беспокоясь, что она посчитает этот жест надоевшим. — У меня есть замечательные мастера по фарфору.

Она легко прикоснулась к изящной бело-синей картинке:

— Трещины почти неощутимы.

— Я пообещал себе, что восстановлю чайник.

Лили заботливо поставила чайник на маленький столик у кресла, потом переставила на колени и обняла.

— Он снова цел, — прошептала она.

«Por Dios» [38], — отчаянно думала Мария, открывая дверь в офис, находящийся среди лабиринта комнат для слуг в цоколе особняка.

Она была обеспокоена тем, что увидела этим утром в пальмовой комнате. Собираясь сменить цветы на столике перед завтраком, она услышала смех, льющийся откуда-то изнутри обширного, пронизанного солнцем помещения, заполненного высокими кустарниками и растениями. Странно, ведь никому не позволялось бывать здесь, кроме ее хозяина. Мистер Коулбрук и миссис Портер неожиданно вышли на узкую тропинку, не подозревая того, что их видят. Они шли обнявшись. Он раздвигал ветви перед лицом миссис Портер, она манипулировала с его брюками, лукаво улыбаясь Артемасу.

Марии не удалось уйти незамеченной.

— Извините, — чуть не задохнувшись, прошелестела она. — Я не знала, что помешаю…

— Ничего, ничего, — заверил ее мистер Коулбрук, правда, немного посуровел.

Миссис Портер выглядела такой же испуганной, как и Мария. Служанка поспешила прочь из пальмовой комнаты.

Теперь, открыв дверь, она копалась среди свежих лилий — лилий всех видов, экзотических, обычных, заполнивших морозильник и разбросанных по всем столам. Мистер Коулбрук сказал, что хочет видеть эти цветы в своих комнатах ежедневно. Она отодвинула в сторону уже отстоявшие и наконец добралась до телефона.

Это отвратительно — шпионить за мистером Коулбруком, который был так добр к ней и к ее маленькой дочке, но брат его, Джеймс Коулбрук, оказался сущим дьяволом. Он навел справки о кузенах, живших с ней и ее мужем в Виктории, узнал, что они в розыске, и пригрозил лишить их зеленых карточек [39], если она не поможет ему.

Она боролась со своим малодушием, решив признаться, но потом все же позвонила ему, дьяволу, и рассказала все, что видела.

Глава 29

Джеймс выплеснул содержимое бокала в камин. От бренди там колыхнулось голубое пламя.

— Возможно, вам придутся не по нраву мои методы, но никак не результаты, — мрачно сказал он. — Да, кое-кто из поместья сообщает мне обо всем. Да, это последнее дело — так обращаться с Артемасом, но теперь вы понимаете почему.

Элизабет и Майкл, нахмурившись, напряженно следили за выражением его лица. Касс развалилась на диване и, бросив косой, испытующий взгляд, обхватила руками выпуклый живот.

— Теперь понятно, почему Элис ушла от тебя, — произнесла она. — Ты — подлец.

Джеймс оцепенел. Тамберлайн быстро встал со стула, взял у Джеймса стакан и поставил его в бар.

— Полагаю, тебе не стоит больше ни поглощать, ни подливать в огонь, — бросил он Джеймсу. — И каковы бы ни были твои мотивы, нет оправдания твоему шпионству за братом.

Джеймс оперся на камин, такой же печальный и элегантный, как эта комната в его большом, пустом доме с обманчивой тишиной.

«Прямо как раненая пантера», — подумал Тамберлайн. Ослепленный отчаянием, Джеймс произнес:

— Неужели я единственный человек, который не может оставаться равнодушным в этой ситуации?

— Думаю, так оно и есть, — откликнулся Майкл.

Он шагнул вперед. Касс с гордостью и удивлением проводила его взглядом. Какая-то особенная смелость исходила от добродушного, созерцательного Майкла в течение последних месяцев, словно он наконец постиг причину смерти своей жены. Он всегда старался сохранить мир, но как-то отвлеченно, будто святой. Теперь он, по-видимому, был готов и желал бороться с каждым, кто встанет у него на пути.

— Если Артемас любит Лили и просит принять этот факт, то я пойду ему навстречу с распростертыми объятиями.

Джеймс раздраженно произнес:

— И вы смиритесь с тем, что она всегда обвиняла Джулию?

— Она говорила только то, в чем была уверена! — воскликнула Элизабет, печально глядя на Джеймса. — Она могла бы, со своей стороны, возненавидеть нас за то, что мы защищаем Джулию, но этого никогда не было.

Джеймс перевел мрачный взгляд с Майкла и Элизабет на Касс. Та, поглаживая свой живот, неодобрительно косилась на него. Несмотря на то что Джеймс извинился за свое безобразное поведение по отношению к Джону Ли, Касс с тех пор очень к нему переменилась.

— Ты должен признать, что она относилась к нам гораздо добрее, чем мы к ней, — заявила Касс. — Это довольно странный способ возмездия. Желание Лили помириться с нами в действительности никогда не находило отклика, поскольку ты считал невозможной ее любовь к Артемасу.

— А вы никогда не задумывались, что между ними было нечто большее, чем просто дружба, еще до того, как не стало Ричарда? — отозвался Джеймс.

Касс нахмурилась. Элизабет осуждающе покачала головой, а Майкл окинул старшего брата взглядом, полным отвращения.

— Страшно поверить, что ты дошел до таких грязных обвинений Артемаса и Лили.

Джеймс вздрогнул, но выдержал свирепый взгляд Майкла:

— Я всегда считал малоправдоподобной историю об их странной детской дружбе.

— Довольно! — зло оборвал его Тамберлайн.

Все разом повернулись на гневный голос менеджера.

— Довольно! Я не могу больше выносить ваши мерзкие подозрения.

Касс подалась вперед, изумленно распахнув глаза:

— Ты знаешь о них гораздо больше, чем говорил нам?

Тамберлайн выдержал паузу, окидывая мысленным взором прошлое, подбирая нужные слова и отправную точку. Наконец, усталый и встревоженный, он опустился на стул у камина и начал:

— Ей было около восемнадцати, а Артемасу только двадцать шесть, когда она приехала к нему в Нью-Йорк…

На диване лежала сверкающая рождественская гирлянда. Хопвел достал из картонной коробки последнюю, воткнул вилку в удлинитель и, когда она загорелась, что-то довольно проворчал. Он не использовал их уже несколько лет и сомневался в их работоспособности, но все опасения оказались напрасными.

Ей-богу, он провел гирлянды по всему дому, установил дерево и повесил маленьких криолиновых ангелочков Дусии на камин, а каждую дверь украсил белой омелой. Нельзя сказать, что ни ему, ни Маленькой Сис не хотелось романтической обстановки. Эта женщина иногда совершенно его изматывала.

Посмеиваясь, он гордо обошел вокруг чистого и уютного теперь дома. Они частенько проводили время с глупыми палочками ладана, лежа в спальне на взбитых подушках.

При мысли о Джо, который должен был через два месяца выйти из тюрьмы, дрожь пробежала по телу Хопвела. Он знал, что надо сделать. Он, конечно, поможет сыну, но не за счет Лили. Пока она держалась в стороне от Коул-брука, Хопвел не смел просить ее оставить старую ферму.

На дороге зашелестел гравий, скрипнули тормоза. Хопвел заторопился к двери, ожидая Маленькую Сис. Вместо этого он увидел старый ржавый фургон с изоляционной лентой на ветровом стекле со стороны пассажира. Атлетического сложения водитель, небритый, с грязными волосами, щелчком выбросил в окно сигарету. Хлопнула дверца, кто-то вышел из машины, но фургон мешал Хопвелу разглядеть человека.

— Спасибо, что подбросил, мужик, — раздался вдруг очень знакомый голос.

Фургон тут же рванул с места.

Перед Хопвелом, ухмыляясь, предстал Джо с парусиновой сумкой на плече, в грубых брюках, плотной ветровке, подчеркивающей его крепкое худощавое тело.

— Привет, старик, — бросил он. — Черт, похоже, ты не очень-то рад.

— Как… как ты вышел?

— Они отпустили меня раньше срока, не хватало места для никудышных и негров. Не бойся… я не обманываю. У меня с собой бумаги об условном освобождении.

Невидимая рука сжала горло Хопвела. Ужасные образы пронеслись в его голове — Лили и Маленькая Сис возненавидят его за сделку с адвокатом Артемаса Коулбрука, жизнь закончится жалким одиночеством. Нет. Нет! Он обязательно переговорит с адвокатом — скажет, что передумал. Поможет Джо как-нибудь по-другому. Джо даже не почувствует разницы.

Хопвел оцепенело вышел во двор и крепко обнял его:

— Добро пожаловать домой, мой мальчик.

Джо обнял мускулистой рукой его плечи и улыбнулся:

— Проклятие, ты прокручиваешь клевые делишки! Взял да оттяпал кусок кишок Коулбрука!

Хопвел отшатнулся и ошалело посмотрел на сына. Джо понимающе засмеялся:

— Этот адвокат приходил меня проведать. Все мне объяснил и сказал, что при желании очень просто освободит меня.

Хопвел почти задыхался:

— Тебе не кажется гадким принимать подачки от человека, который натравил на тебя полицию и упрятал за решетку?

Джо непонимающе покосился на него.

— Это несправедливо! Я обязан Коулбруку за то, что он сделал.

— Значит, пусть прогоняет Лили Маккензи с фермы, которая принадлежит ей?

— Принадлежит ей! Старик, эта сучка потеряла ее много лет назад. Она принадлежит тебе, а я — твоя плоть и кровь, и уж лучше ты сделаешь полезное дело для меня: дашь ей пинка под зад и предложишь Коулбруку купить чту землю.

— Срок ее аренды кончается в феврале. Я не имею права вышвырнуть ее раньше.

— Да ты просто-напросто нарушишь условия аренды. Я не собираюсь сидеть здесь два месяца!

— Джо, это твой дом. Я помогу тебе получить работу. Дьявол, буду платить тебе за работу на меня и Лили…

— Думаешь, я захочу гнуть спину из-за цыплячьего дерьма, когда Коулбрук обещал дать мне все, что я захочу? Ты заключил эту сделку ради меня. Почему же теперь отказываешься что-либо делать?

— Я не могу! Я ошибся, пошел неправедным путем, чтобы освободить тебя. Ты стал хуже, чем был прежде.

Джо оттолкнул его, схватил за ворот рубашки и угрожающе посмотрел ему в глаза.

— Я стану богатым, старик, — вежливо произнес он. — А если ты будешь мне мешать, пожалеешь.

Хопвел резко высвободился:

— Ты уже не сможешь навредить мне больше, чем есть. Я сказал, что вопрос решен, и ты либо принимаешь мои условия и остаешься здесь, либо убираешься отсюда, и чтобы глаза мои больше тебя не видели.

— Значит, не хочешь меня благословить. Я пробуду у тебя всего несколько дней и доведу все до ума.

Джо широким шагом направился в дом. Хопвел пошел следом. В гостиной Джо подошел к столу и, выдвинув нижний ящик, довольно улыбнулся:

— Все еще держишь маленький тайник для денег, а?

Он схватил пачку двадцаток и сунул их в карман. Хопвел взял каминную кочергу и замахнулся. Джо тотчас вытащил из ящика пистолет и, улыбаясь, направил на Хопвела. Предохранитель щелкнул мягким, мертвенным звуком.

— Положи обратно! Проклятие, живо положи на место.

— Я нажму, отец. — Джо, похоже, надсмехался над стариком. — Я всего лишь не хочу терять деньги Коулбрука, и я их не потеряю.

— А я скорее умру, чем допущу такое.

Шум подъезжающей машины заставил Хопвела опустить руку и выглянуть в окно. К дому ехал красный «ягуар» Маленькой Сис. Джо, проследив за его взглядом, убрал пистолет в карман и ногой закрыл ящик.

— К тебе посетитель. Думаю, ты не захочешь, чтобы кто-то узнал о нашей стычке? Мы все же заключим эту сделку с Коулбруком, но тайно. Потому что, если мы не сделаем этого, если не сделаем, старик… — Джо многозначительно улыбнулся. Подойдя к полочке у двери, он звякнул связкой ключей от грузовика: — Отец, я переберусь в городской мотель.

Молчание Хопвела стало единственным ответом, который устраивал Джо. Засмеявшись, он вышел из дома.

— Я встретила Джо, — проговорила Маленькая Сис, указывая на входную дверь, как будто он не знал об этом. — Джо! Он разве вышел из тюрьмы? Я его окликнула, но он лишь засмеялся в ответ. Почему ты сидишь на кровати да еще в темноте?

— Помолчи, женщина.

Голос его дрожал, он усадил ее рядом с собой, взял за руку. Она, должно быть, распознала отчаяние на его лице.

— Что случилось? — вскрикнула она, поглаживая его по щеке.

Она никогда не замолчит. Ему пора бы уже привыкнуть. Он уже полюбил ее болтовню и ее вопросы. О Боже, не может же он рассказать ей, что случилось.

— Он рано вышел, приехал домой. Сис, мой мальчик вернулся домой.

— Боже, ты выглядишь так, будто это самая большая неприятность на свете.

— Он стал плохим, Сис. Он совсем испортился, и я его потерял.

Она что-то печально пробормотала и положила его голову к себе на плечо:

— Не говори так.

Он не мог раскрыть ей причину. Он мог лишь подождать и подумать, а потом принять самое трудное решение в своей жизни.

Снег валил крупными хлопьями. В этом году он выпал рано. Даже в горах, где зимы были мягкими и кратковременными, белые покрывала января и февраля на один-два дня загоняли в спячку всех обитателей. Лили праздновала победу в новом зимнем саду Маллоя с пластиковым стаканом шампанского в руках. Снежинки щекотали ее лицо подобно мягким, влажным поцелуям и покрывали белой патиной голые кустарники и цветочные клумбы. Тетя Мод с сестрами стояли тут вместе с мистером Маллоем, мистером Эстесом, мистером Парксом и сыновьями, которые залпом выпили шампанское с обычной молчаливой признательностью.

Мистер Маллой принял работу и одобрительно кивнул:

— Скорее бы наступила весна, чтобы посмотреть.

— Вам понравится, — заверил его мистер Эстес и одной рукой обнял Лили, а другой — махнул бутылкой с шампанским. — Эта леди знает толк. У вас в Виктории будет чертовски чудный сад.

Лили вяло улыбнулась, перехватив беспокойный взгляд тети Мод. Она рассказала всем тетушкам о них с Артемасом. Маленькая Сис была уверена, что мистер Эстес достаточно проникся к ним, даже если и не сможет никогда простить Артемаса. Известие о том, что Джо вернулся в город, вывело Лили из равновесия, и теперь она места себе не находила.

Шампанское оставило кислый привкус во рту. В поместье ее ждал Артемас. Скоро подъедут его братья и сестры. Они не имели представления о том, зачем их собирают, но вечером они узнают обо всем. В животе у нее урчало. Она вылила остатки шампанского на землю.

— Я хочу поговорить с вами о продлении контракта. — Мистер Маллой обратился к ней и мистеру Эстесу. — Я позвоню вам на следующей неделе, обсудим детали. Вы замечательно отработали, и было бы здорово, чтобы вы сделали еще кое-что весной.

— Да, весной, — отрешенно отозвался мистер Эстес. Он переминался с ноги на ногу, хмурился, потом передал шампанское удивленному мистеру Парксу и неожиданно резко сказал: — Ну, пора в дорогу, пока нас всех не занесло снегом.

Маллой вынул чек из кармана пальто и протянул Лили.

— Ваша последняя зарплата. Веселого вам Рождества и спасибо за хорошую работу! До встречи.

Лили сунула чек в руку мистера Эстеса.

— Вы не могли бы уделить мне несколько дней, после того как заплатите мистеру Парксу и его мальчикам?

— Конечно, поговорим. — Мистер Эстес всмотрелся в ее лицо. — Я думал, ты поедешь вместе с нами к Мод, и мы устроим небольшой праздник. Нам есть что отметить, — добавил он мрачным тоном.

Он неловко взял за руку Маленькую Сис и тотчас повеселел, когда она задумчиво посмотрела на него.

— Не можете же вы оставить меня одного, когда я весь день украшал рождественскую елку с этой развязной, болтливой женщиной.

Большая Сис сплюнула табак на землю:

— Лили найдет себе дела поважнее, чем быть судьей вашей социальной жизни.

— То есть? — насторожившись, почти свирепо потребовал мистер Эстес.

— Тс-с. Она не хочет иметь дело со старыми родственниками! — воскликнула Маленькая Сис, оттаскивая его за руку.

Лили невольно улыбнулась:

— Увидимся позже.

Эстес окончательно рассердился:

— Что-то здесь не так. Я хочу знать, что именно. Почему ты не едешь к Мод?

Тетя Мод сделала шаг вперед:

— Замолчи, старый лесной сурок. Лили, поезжай. Сейчас не время и не место обсуждать что-либо.

— Откуда такая проклятая уверенность, что сейчас не место и не время? — поинтересовался мистер Эстес.

Лили почувствовала свою беспомощность перед нарастающей конфронтацией. Она бросила на него беспокойный взгляд:

— Я думаю, теперь вы можете узнать. Я еду в Голубую Иву, к Артемасу.

Мистер Эстес от удивления раскрыл рот.

— Ты встречалась с ним за моей спиной?

Прежде чем Лили смогла что-либо ответить, Большая Сис фыркнула:

— А как иначе она смогла бы видеться с ним? Ты все время враждовал с ним, заставляя ее думать, что прогонишь, как только она попытается сказать пару слов этому человеку. Артемас Коулбрук тебе не враг, тупоголовый ты простак. Проблемы Джо — собственные ошибки твоего сына, и, думаю, ты наконец поймешь это. С тех пор как он переехал в дом, он угрожает тебе не больше мухи.

Маленькая Сис решительно взглянула в глаза мистеру Эстесу:

— Хопвел, Лили была добра к тебе. Они с Артемасом полюбили друг друга с тех самых пор, когда еще были детьми. Уже тогда они поклялись быть вместе. И вот круг пройден. Это просто было делом времени.

— Он не любит ее, — возразил мистер Эстес, оживившись. — Лили, ты ждала конца работы, чтобы открыть правду?

— Просто раньше мне было не о чем говорить, ничего не складывалось. — Лили махнула рукой. — Пожалуйста, попробуйте понять. Мы многое сделали, чтобы всем было хорошо. Теперь надо подумать и о себе.

— Послушайте! Он просто хочет вас снова уничтожить.

Лили не мигая выдержала его неистовый взгляд:

— Вы ошибаетесь. Выбросьте из головы ваши навязчивые мысли об этом и тогда убедитесь сами. Я никогда ни о чем вас не просила, дадите ли вы возможность мне выбрать самой?

— Я пытаюсь предостеречь тебя.

— Я по-прежнему хочу работать вместе с вами.

Мистер Эстес поспешно заговорил, брызгая слюной:

— Так же как и раньше? Сообщить мне такое и думать, что ничего не изменится?!

Из груди Маленькой Сис вырвался возглас тревоги и разочарования:

— Хопвел, ты не посмеешь разрушить то, что вы достигли вместе с Лили. Я верю в тебя.

— Я не знаю, чего добивается Коулбрук, но собираюсь раскрыть вам глаза. Поверьте, здесь не все чисто.

— Я уже сделала свой выбор. Вы хотите, чтобы я съехала из своего дома?

— И ты еще беспокоишься о своем доме? При том, что собираешься жить у него в особняке, распоряжаться собой! Запомни, ты еще пожалеешь об этом.

— Что ты такое говоришь? — Тетя Мод всплеснула руками. — За эти годы я стала свидетелем того, как Артемас Коулбрук пожертвовал собой, лишь бы не причинить боли Лили! Все эти разговоры о каких-то планах против нее просто лишены всякого смысла.

Маленькая Сис, наклонившись к нему, заглянула ему в глаза:

— Что заставляет тебя говорить такие гадости? Не потому ли, что Джо вернулся куда испорченнее, чем много лет назад? О, Хопвел, не теряй разум из-за сына!

Мистер Эстес с трудом перевел дух и посмотрел на Маленькую Сис так, будто видел самый красивый закат в своей жизни.

— Сис, Артемас Коулбрук — самый расчетливый из всех самолюбивых ублюдков…

— Прекратите, — приказала Лили. У нее перехватило дыхание. — Я еще раз спрашиваю, мистер Эстес… В феврале у меня истекает срок аренды, но если вы не в состоянии признать мои отношения с Артемасом, то скажите об этом сейчас, чтобы я могла что-нибудь планировать.

Гробовое молчание повисло в холодном, снежном воздухе. Мистер Эстес выпрямился.

— С Коулбруками что-то непонятное, а ты нарушила наш договор… — с мукой в голосе произнес он. — Сама, это не моя ошибка.

— Хопвел, — умоляла Маленькая Сис, — я никогда тебе не прощу, если ты сделаешь эту глупость. — Она поспешно направилась к фургону Мод и, забравшись внутрь, хлопнула дверцей.

Эстес дрожащей рукой вытащил чек Маллоя и протянул Лили:

— Возьми. Это покроет твои расходы на восстановление дома.

— Оставьте. Заплатите мистеру Парксу и его сыновьям, — ответила Лили тихим голосом. — Остальное можете выбросить, если вам от этого лучше. Не надо мне от вас никаких денег, раз нет уважения и понимания.

Она пошла прочь. Вслед ей раздался его хриплый голос:

— Ты возненавидишь не меня! Ты возненавидишь Коулбрука!

Глава 30

Артемас ожидал у черного входа в свои апартаменты и распахнул двери, как только Лили вышла из грузовика. Она была без пальто, в простом сером платье и лакированных туфлях на низком каблуке. Снежинки тотчас облепили ярко-рыжую копну на голове. Увидев на бесконечно дорогом лице утомленные, печальные глаза, Артемас нежно обнял ее и бережно повел по ступеням наверх.

— Еще есть время. Выпьешь чего-нибудь? — Он нежно поцеловал Лили.

— Нет. Я хочу просто немного посидеть.

Они прошли в библиотеку и сели на диван перед камином. Устроившись рядом, он гладил длинные, изящные ру-кава ее платья, стараясь через них согреть ее холодные руки.

— Не волнуйся… все будет хорошо.

Лили уткнулась ему в грудь.

— Я не чувствую подъема.

Печаль в голосе заставила его пристально посмотреть ей в глаза.

— У тебя какие-то неприятности с мистером Эстесом.

Она кивнула и поведала о происшедшем. Он молча выслушал и под конец, помрачнев, сказал:

— Я этого так не оставлю. Попытаюсь его уговорить: предложить денег, в общем, все, что он пожелает для себя и для сына…

— Мои старания, мой дом, мои планы, — причитала она, качая головой и гладя его по голове. — Остаться без всего!

— Я не допущу, чтобы ты снова потеряла все из-за меня!

Лили схватила его за плечи и взглянула в упор:

— Да это же просто проклятый кусок земли! Просто грязь, эти деревья, эти сентиментальные истории, — ее голос сорвался, — мне надо разделаться с этим раз и навсегда! Разделаться! Все это никогда не станет для меня важнее, чем ты.

Артемас быстро поднялся и привлек ее к себе.

— Ты знаешь, есть нечто такое, чего мне хочется больше всего на свете. — Он вперился в нее колючими, но любящими глазами. — После того как умер дед, бабушка осталась здесь одна, со своими мечтами и верой в то, что в один прекрасный день кто-нибудь полюбит это место и заполнит его тем счастьем, которое она потеряла.

Лили нежно прильнула к нему.

— Теперь, я думаю, все сложилось. Кто-то — это ты!

— Нет. Ты и я.

Он полез во внутренний карман пиджака и вытащил кольцо необычного розоватого оттенка старого золота. Филигранные золотые усики, такие же изящные, как и ветви ивы, держали гроздь маленьких бриллиантов и сапфиров.

— Это — кольцо моей бабушки, подаренное ей при помолвке.

Лили с умилением изумленно вздохнула. В молчаливой ласке он приложил палец к ее губам.

— Ничего не говори, еще слишком рано… не говори… мы шли к этому с самого первого дня, как только ты подняла на меня свои голубые глаза.

Напряженно вглядываясь в нее влюбленными глазами, он наконец решился, взял ее левую руку и надел кольцо:

— Добро пожаловать домой!

Джеймс и остальные Коулбруки с комфортом расположились в комнате, которая излучала шарм старого мира, воскрешая в памяти былую роскошь. Стены, облицованные редкими породами деревьев, возносились к высокому потолку, мягкие старинные обюссонские ковры покрывали полированный пол и глубокие плюшевые кресла. Сквозь высокие арочные окна сюда проникал серебряный отсвет снега.

Тяжелые двери с медленным, мелодичным звоном хорошо смазанных петель растворились, и Артемас с Лили вошли в комнату. Джеймс ревностно исподтишка наблюдал за ними — они шли рядом, не касаясь друг друга, близость и сила связывали их невидимыми узами. Они с Элис когда-то шли точно так же.

Лили пожала протянутую руку Элизабет, потом Майкла и Тамберлайна.

Тамберлайн радостно подался к ней навстречу:

— Об одном молюсь, чтобы ты простила меня! Я сделал это исключительно из добрых побуждений.

Лили задумчиво, но дружески посмотрела на него. Озабоченное лицо менеджера стало чуть мягче.

— Я годами старался искупить свою вину перед тобой! — прошептал он.

У Лили перехватило дыхание. Переведя дух, она кивнула:

— Спасибо.

— Не стоит. Я уже все прочел в твоих глазах. Пожалуйста, доверяй мне и впредь!

С дивана поднялась Касс и дружелюбно воскликнула:

— Надеюсь, Артемас рассказал, что произошло между доктором Сайксом и мной?

— Да.

— После нашей ужасной стычки ты открыла меня Джону Ли, тем самым очень его вооружила.

— И он попал в цель.

Глаза Касс одобрительно сверкнули. Она была очень признательна Джону Ли за ребенка.

Лишь Джеймс смотрел на нее испытующе, не скрывая своей запальчивости.

— Я хочу, чтобы ты знал до того, как все откроется, — Лили сделала паузу, — мой муж был хорошим человеком, и у него были добрые намерения, и он мог бы предотвратить то, что случилось в Коулбрук-билдинг, но он не сделал этого. Поэтому ты не обязан прощать его.

— Лили, не надо. — Артемас взял ее за руку, бросив тревожный взгляд. — По крайней мере не так.

Джеймса словно ударили кулаком в живот.

— К чему эта исповедь? — резко спросил он. Он уже зашел слишком далеко и не собирался отступать. — Задние мысли? — почти выкрикнул он. — Или для того, чтобы продемонстрировать перемену в сердце?

Она шумно вздохнула, нарушая тишину. Артемас встал между ними.

— Ты уже очень долго ходишь по острию ножа, — произнес он низким и с трудом контролируемым голосом. — Я разбаловал тебя из-за твоей ноги. Но не из жалости, — добавил он, видя, как Джеймс напрягся. — Пытаясь помочь, я позволил тебе излить свою горечь.

— Не нуждаюсь я в вашей снисходительности, — парировал Джеймс сквозь стиснутые зубы. — Презираю.

— Тогда измени свое поведение и не думай, что твоя травма оправдывает ужасные, гнусные слова в адрес остальных.

Джеймс холодным взглядом зацепился за полную покорность в глазах Лили, почувствовал правоту брата. Но непреклонная гордость, воспитанная для самозащиты на протяжении всей его жизни, не позволяла ему что-либо ответить. Его молчание просто означало перемирие. В блестящих глазах Артемаса, этаких светящихся твердых бриллиантах, он уловил отвращение.

Артемас, поддерживая Лили под руку, проводил ее к креслу, они обменялись быстрыми, влюбленными взглядами. Все сомнения Джеймса о природе их отношений сразу испарились. Тамберлайн говорил правду: они с детства любили друг друга.

— Пожалуйста, начинай, — кивнул Артемас Тамберлайну.

Тамберлайн подошел к письменному столу, достал автоответчик и сунул вилку в розетку на стене.

Лили вцепилась руками в подлокотники кресла. Ее нервы были на пределе. Артемас тотчас встал рядом, положив руку ей на плечо.

Тамберлайн перевел взгляд с Джеймса на остальных Коулбруков. Затем его повелительный голос поплыл с соизмеримой каденцией. Он рассказал им историю про автоответчик.

Майкл с изумлением спросил:

— Неужели на пленке голос Джулии? С какой стати?

Тамберлайн колебался.

Артемас ответил за него:

— Обсуждались возможные неувязки, в том числе и риск, связанный с мостом.

Лили заставила себя взглянуть на Коулбруков: ужас, отрицание, боль читались на их лицах. Джулия, казалось, снова умирала у них на глазах. Джеймс решительно шагнул вперед, потом остановился.

— Ты говоришь… говоришь, что Джулия знала насчет моста?

Рука Артемаса сжала плечо Лили.

— Да. Знала, но настаивала на продолжении строительства.

Вскрикнула Элизабет, покачнулась Касс, глаза Майкла умоляли. Джеймс бросился к Лили:

— Думаешь, мы поверим? Каким-то там откровениям Джулии, наиболее понравившимся тебе!

— Лили не хотела ни вам… ни мне… говорить об этой пленке, — вмешался Артемас.

Тамберлайн кашлянул.

— Это правда. Лили отказывалась передать эту пленку Артемасу. В конце концов я посчитал нужным посвятить Артемаса.

Касс подалась вперед, обращаясь к Лили:

— Почему ты хотела скрыть?

Лили многозначительно взглянула на Элизабет:

— Когда прослушаете, надеюсь, поймете. Джулия была сложной женщиной и слишком эмоциональной, чтобы рассуждать объективно. Она не чувствовала опасности; презирая Фрэнка, все же доверяла ему. А он убеждал ее игнорировать опасения Ричарда.

Смущение отразилось на пепельном лице Элизабет. Та мука, которую перенесли они с Джулией в детстве, выразилась в ее взгляде. Теперь понятно, почему Лили защищает Джулию!

Джеймс разочарованно присвистнул:

— По-видимому, у тебя развита таинственная интуиция относительно нашей сестры.

— Замолчи! — приказала Элизабет, глаза ее наполнились слезами. — Включайте! Я хочу услышать, что говорила Джулия.

Майкл сжал плечо Джеймса:

— Прикуси язык, пока мы не прослушаем пленку.

По-видимому, Джеймс впервые дрогнул. Отстранив Майкла, он подошел к Тамберлайну и облокотился на стол у автоответчика.

Раздался рокот магнитофона. Лили закрыла глаза. Из динамика вырвался злобный, решительный голос Фрэнка:

«Ты, глупый ублюдок, зачем рассказал Джулии о мосте?»

Лили оглядела лица окружающих. Разыгравшаяся трагедия полностью опустошила их. Жуткие голоса смолкли, в комнате воцарилась неестественная тишина. Тамберлайн выключил автоответчик и погрузился в глубокое раздумье.

Ни один из них не мог вымолвить ни слова. Наконец Касс обхватила голову руками и глухо спросила:

— Что же теперь делать?

Артемас печально оглядел лица родных:

— Мы поговорим. Поплачем. Простим.

Майкл, вздохнув, откинулся на спинку кресла:

— Хорошо, что мы узнали.

— И что теперь? — воспротивился Джеймс. Он гневно посмотрел на Лили. — Твой муж и остальные убедили ее в том, что мост безопасен!

Артемас прищурился:

— Теперь ясно, что она игнорировала предупреждения Ричарда и вынудила его согласиться со Стокменом и Грандом.

Джеймс выругался:

— Неужели ты осуждаешь ее за то, что она приняла рекомендации по техническим вопросам?! Ведь даже ни один адвокат не взялся обсуждать их.

— Я не осуждаю Джулию. Она совершила ошибку… Трагическую ошибку. Видимо, руководствуясь безрассудной гордостью. Она не останавливалась ни перед чем ради того, чтобы открыть сооружение в срок. Почему бы ей просто было не прийти к нам и не объяснить ситуацию? Не понимаю. Никто не обвинил бы ее в том, что она плохо справляется с заданием. — Он неожиданно ссутулился, словно от тяжкого груза. — Вот на этот вопрос мы никогда не получим ответа…

Джеймс ударил кулаком по автоответчику. Пластиковый корпус зловеще хрустнул. Лицо мужчины исказилось от гнева и горя. Затем он, хромая, подошел к окну и отвернулся.

Элизабет вдруг издала протяжный стон.

— Это трудно… вам, вероятно, и в голову не приходило, что кто-то может не понять вас. Вы никогда ни в чем не сомневались. На самом деле она была такой хрупкой и такой ранимой… Думаете, легко мне было, оберегая чувства каждого, скрывать от вас весь тот ужас из-за того, что не к кому обратиться за помощью?

Ее бессвязная речь очень встревожила остальных. Джеймс резко повернулся, Майкл пытался успокоить, обнял.

— Я не потеряла рассудок, — продолжила она тупо. — Я пыталась рассказать вам… Боже, я пыталась… — Взгляд ее остановился на Лили. — Я знаю, почему Джулия не могла никому довериться в критический момент. Лили, ты знаешь, о чем я. Именно поэтому, вероятно, ты не испытываешь к ней ненависти.

Лили тотчас похолодела.

«Нет, не надо, они уже и так расстроились».

Но она не могла, не имела права просить Элизабет скрыть заключительную часть головоломки.

— Лизбет, о чем ты? — потребовала Касс срывающимся голосом.

Элизабет поднялась, чуть ли не задыхаясь. В ней словно что-то переломилось, и раздался тихий, прерывистый голос. Мощная разрушительная сила слов обрушилась на Коулбруков.

«Отец. Ночью. Джулия и я. Мать позволила, чтобы это произошло».

Даже для Лили весь этот рассказ был словно нож по сердцу. А каково же Артемасу? Она нежно дотронулась до него.

Потрясенный вконец, растерянный Артемас впервые не знал, как поступить, и взглядом искал поддержки у Лили.

— Подойди, обними ее, — шепнула та. — Ничего не говори, просто подойди и обними.

Элизабет, закрыв лицо руками, расплакалась у него на груди:

— Ты мне веришь?

— Боже, ну конечно, Лизбет.

— О, Лиз, — сочувственно прошептала Касс.

Майкл неловко прикоснулся к сестре-близняшке и тоже заплакал.

— Как же так? — вдруг всхлипнул он. — Я должен был почувствовать, я всегда знал, что ты несчастна.

Джеймс застыл с каменным лицом безумца, как будто совсем потерялся в этом мире. Артемас приблизился к Лили:

— Элизабет просила тебя не рассказывать мне об этом?

Лили на мгновение закрыла глаза.

— Прости.

— Все в порядке. Я понимаю.

— Я умерла бы со стыда, — продолжила Элизабет. — Но Лили убедила меня поведать обо всем хотя бы мужу. Лео, мой замечательный Лео помог мне почувствовать все по-новому. Посоветовал продолжить лечение. Вот почему я осмелилась рассказать вам об этом.

— И правда, Майкл, — вдруг произнес Артемас. — Почему мы ничего не заподозрили? И о Джулии… — Он замолчал, смешавшись.

Элизабет быстро коснулась его руки.

— Я уверена, Джулия не хотела, чтобы ты знал. Разве кто-нибудь из вас понял, что произошло, когда я сама тогда еще не понимала, что отец использовал Джулию так же, как и меня? — Задыхаясь от рыданий, она горько добавила: — Мать пригрозила мне, что, если я когда-нибудь расскажу об этом, от меня все откажутся. Вероятно, она так же угрожала Джулии.

У Тамберлайна на глазах блестели слезы.

— Да и кто бы из вас мог чем-нибудь помочь? — Элизабет, опершись на Майкла, взяла Касс за руку. — Я всегда боялась… что никто не поверит или произойдет что-то страшное. — Она с любовью посмотрела на Артемаса. — Ты, например, убьешь отца и попадешь в тюрьму. Поэтому я и не думала о том, чтобы рассказать.

Неожиданно уныло и протяжно взвыл Джеймс. Он вытянулся в кресле, откинулся на спинку и закрыл глаза:

— Я знал о том, что случилось с Джулией.

— О Боже! — простонала Элизабет.

— И я ничего не сделал.

Казалось, все вокруг потеряли дар речи. Лили поймала себя на мысли, что гладит руку Артемаса, ища хотя бы незначительного успокаивающего соприкосновения. Он же, не веря своим ушам, уточнил:

— Ты знал, что творит отец, и все время молчал?!

Джеймс выглядел побитым.

— А как бы ты поступил на моем месте, если бы, войдя в комнату, нашел свою младшую сестренку на кровати, полураздетой и плачущей, и отца в такой позе, что… Мне не оставалось ничего другого, кроме как притвориться, что ничего не случилось.

— Сколько тебе тогда было?

— Около четырнадцати.

— Значит, Джулии только шесть.

Джеймс сник, будто придавленный каким-то грузом.

— Только повзрослев, я понял, что у меня на глазах насиловали сестру, а я даже не пытался бороться с отцом, рассказав кому-нибудь. — Он замолчал, потом продолжил: — Понял, что до сих пор все еще боюсь помочь ей, и тогда я себя возненавидел. Эта ненависть сказывается на всей моей жизни. — Его опустошенный взгляд скользнул по Лили. — Я фанатично начинаю защищать свою сестру всеми способами, какими только возможно, чтобы искупить измену, которой нет оправдания.

Элизабет бросилась к нему и обняла за плечи.

— Не вини себя, Джимми. Я тоже не смогла помочь ни Джулии, ни самой себе. Я притворялась, желая забыть. Как все дети, впрочем.

Джеймс с сожалением поднял глаза на Артемаса:

— Мне очень хотелось походить на тебя. Мы все этого хотели. Ты бы не позволил Джулии и Элизабет страдать.

Артемас поднял руку, но тут же безвольно опустил.

— Я думал, мы непобедимы… что никто не причинит нам боль, потому что мы держимся вместе. Какой же я был наивный! — Он повернулся к Майклу и Касс.

— У меня нет секретов, — отозвался Майкл. — Я страдал из-за своей астмы и никогда не думал, что это своего рода психосоматическая защита.

Касс подхватила:

— А для меня защитой явилась моя полнота. Отец игнорировал меня в детстве, я-то ревновала, видя, как много внимания он уделял Элизабет и Джулии. Я завидовала им, считая счастливицами.

Джеймс встретился взглядом с Лили и задумчиво произнес:

— Возможно, я вымещал ненависть к себе самому на ком-то, кто, как я считал, угрожал моим родным. Особенно Джулии.

Что это — извинение, шаг к взаимопониманию или предупреждение, что злоба на нее слишком глубока, чтобы одним махом искоренить ее? Но теперь это не имело значения. Главное — семья, которая была просто в шоке после эмоционального потрясения.

— Джеймс, — мягко сказала Элизабет. — Ты делал все, что мог.

Она попыталась заключить его в объятия. Джеймс отшатнулся.

— Не надо никакого сочувствия! Только прости, Лиз, тебе столько пришлось вынести. И не жалейте меня! — Его блуждающий взгляд наконец остановился на Артемасе и Лили. — Никто.

Он выбежал из комнаты.

Снегопад уже кончился, над головой показался просвет. Легкий туман повис среди гор, подобно курящемуся облаку, и лучи заходящего солнца придавали ему красноватый оттенок.

Лили сидела на перевернутом ведре рядом с загоном для Гарлетт. Свинья счастливо хрюкала и своим широким розовым рылом через проволочное заграждение пыталась дотянуться до корма. Лили сменила платье на джинсы и свитер и набросила на плечи старый плед. Так гораздо удобнее.

У ног ее лежала Люпа, тут же взад-вперед бегали цыплята в поисках крошек.

На холме показался Артемас. Он заметно осунулся от пережитого. Сердце Лили прямо-таки разрывалось от жалости к нему.

— Почему ты не предупредила меня, что уедешь? Я думал, ты поднялась ко мне наверх. Ламье потом известил меня.

— Надо же мне было покормить друзей. — Она наполнила миски Гарлетт и Люпы, потом, обняв его, поцеловала. — К тому же ты должен побыть со своей семьей.

— И с тобой.

Она набросила на него плед, положила голову к нему на плечо.

— Как хорошо! — прошептала она. Он в знак согласия что-то пробормотал, поглаживая ее по спине. — Джеймс говорил еще что-нибудь?

— Нет. Он, как всегда, сдерживается.

— Остальные, наверное, все еще не могут прийти в себя.

В его голосе слышалась усталость:

— Мы поговорили о том, что рассказали Джеймс и Элизабет, о том, что услышали на пленке.

Она подняла один конец пледа.

— Да, понадобится время, чтобы склеить все кусочки, но по крайней мере теперь все на месте.

— Хорошая аналогия. Надеюсь, ты права.

Она немного помолчала, потом бросила:

— Я почему-то подумала о Хафмене. Помнишь эту легенду?

— О да. — Он крепче обнял ее. — Коробейник, который подарил Элспет первую голубую иву.

— А потом предсказал ее смерть. Хафмен исчез в горах после ее смерти, но бабушка всегда предупреждала, что этот дьявольский дух наблюдает за нами, чтобы под каким-нибудь предлогом вернуться и вызвать еще больше горя.

Артемас поднял голову. Она молча следила за его взглядом. Он посмотрел на покрытый снегом амбар, на ивы, окутанные белым кружевом, на красивую старую ферму. Заиграл желваками:

— Думаешь, что Хафмен снова заставит тебя оставить это место?

— Может, это самая страшная мысль, пришедшая мне в голову. Я чувствую… О, меня просто бесит! Сегодня твоя семья, возможно, еще не осознав этого, наведет прочные мосты. Вот только Джеймс…

— И он тоже. Брат уже сделал первые шаги.

Они обнялись, погрузившись в печаль.

— Хафмен всего лишь легенда из нашего детства, — прошептал Артемас. — Он не может навредить нам.

Лили подалась вперед. Не говоря ни слова, они пошли вниз.

Ее кровать показалась просто раем: теплое, безопасное место, удобное и такое знакомое. Они касались друг друга снова и снова, растворяясь в рабском, изящном обладании, со всеми похотливыми и притворными нюансами, но во время спокойных интерлюдий говорили обо всем на свете, открывая свои сердца и наполняя спокойствием душу.

Она, конечно же, потом уснула, но во сне ей привиделся какой-то темный призрак.

Джо, озлобленный и замерший, глядя на дом, выжидал.

Он шел сюда, презрительно улыбаясь. Охотился в этих лесах в течение многих лет, выращивал наркотики в оврагах — ему было не впервой добираться до фермы Лили. Если бы не Артемас Коулбрук, он бы все еще был здесь и делал деньги.

О да, завтра он вернется сюда, когда никого не будет, и оставит некое послание. Лили, конечно, догадается, что это его работа, но ничего не сможет доказать. Старик же поймет, что он имеет в виду. А это очень важное дело, потому что он не позволит ему сорвать сделку, заключенную с Артемасом Коулбруком. Пусть Коулбрук заплатит. Так или иначе, но этот ублюдок должен заплатить.

Джеймс, сидя на столе в библиотеке на первом этаже дома, окруженный тенями, отбрасываемыми настольной лампой, по-прежнему ненавидел всякую таинственность. Но, кажется, все уже позади. Он преодолел свое безумие, еще не поздно. Этого нельзя допустить. Он снял телефонную трубку, позвонил Бейтнеру. Адвокат получал слишком хорошие гонорары, чтобы досадовать из-за позднего звонка самого престижного клиента.

— Мне надо срочно встретиться с Хопвелом Эстесом и его сыном. Скажите им, что готовы заключить сделку, и дайте все, что предлагали. Только побыстрее.

После затянувшейся паузы Бейтнер уточнил:

— И вы настаиваете на тех же самых условиях… Миссис Портер должна оставить ферму мистера Эстеса по истечении срока ее аренды?

— Нет, она остается. Окончательно. При желании она может выкупить это место.

— Значит, вы больше не хотите препятствовать связи миссис Портер с вашим братом?

— Да. Позаботьтесь об этом немедленно.

— Хорошо.

Джеймс повесил трубку. Дрожащими руками вновь набрал номер и позвонил в Лондон на квартиру Элис. К телефону подошла домоправительница. Она сказала, что посмотрит, может ли миссис Коулбрук подойти к телефону. Это означало, что Элис все еще скрывается от него.

— Алло, — донесся до него стальной голос жены.

Каждый раз, когда он говорил с ней, ему казалось, что она презирает его еще больше. Со своей стороны, он не давал ей повода ожидать от него чего-то иного, кроме высокомерия, доказательств и требований.

Он заготовил убедительную, логичную речь, но не сумел изложить, а опершись лбом на руку, согнутую в локте, рассказал ей о сегодняшнем дне. Это напоминало свободное падение в каком-то кошмаре, внизу — либо ад, либо мирное, безмятежное утро. Он боялся остановиться, боялся, что она прервет его раньше, чем он закончит, и он попадет в чистилище.

Он рассказал ей о Джулии, о своей трусости, рассказал об ужасном плане против Лили и о том, что уже предпринял необходимые меры, чтобы предотвратить его осуществление.

Когда он закончил исповедь, в ответ он услышал плач, который показался ему огорченным шепотом ангелов, решающих его судьбу. Вся его надменность разом сгорела в нем, он стал нищим.

— Элис. — Ее имя было произнесено с невыразимой мольбой. — Я люблю тебя, Я знаю, что одних слов мало, что у тебя нет оснований верить в то, что я могу измениться, но… — Он все-таки надеялся. — Я вылетаю в Лондон. Сегодня вечером. Подумай, пожалуйста, о том, что я тебе наговорил. Мы встретимся, и, может быть, однажды я докажу…

— Нет! — прокричала она.

На другом конце провода раздался глубокий вздох словно перед прыжком в воду.

— Элис, не делай…

— Я приеду домой. Успокойся и поверь мне.

Он в изнеможении откинулся на спинку стула, закрыл глаза, чтобы унять брызнувшие слезы. Теперь все позади, наступил самый прочный мир.

— Теперь я спокоен, — выдохнул он.

Глава 31

За столом ей оставили место рядом с Артемасом, сидевшим во главе. Она нерешительно смотрела на остальных, стоящих каждый за своим стулом и ожидающих, когда сядет Артемас. Но он все еще переводил взгляд с одного из присутствующих на другого. Касс и Джон Ли, Элизабет и Лео, Майкл, Джеймс и Тамберлайн. Ни у кого не было аппетита, но этот ритуал необходимо было соблюдать.

— Вы, наверное, чувствуете, что вчера мы открыли ящик Пандоры, — начал Артемас. — Но теперь можно двигаться вперед. Не нужно притворяться, нет необходимости предъявлять друг другу какие-то претензии. Я думаю, что это — благословение.

Он отодвинул стул, собираясь сесть.

— Подождите! — воскликнула Касс. — Надо еще кое-что сделать.

Она поспешно подошла к Лили и, заметив ее волнение, покачала головой.

— Добро пожаловать, — сказала она, протягивая руки.

Такое проявление симпатии растрогало Лили, на глазах у нее выступили слезы. Она обняла Касс, подошли Элизабет и Майкл, а затем и Тамберлайн. Она прошептала ему на ухо:

— Спасибо!

В ответ он что-то невнятно пробормотал.

Один Джеймс не двигался, но потом все же решился, подошел к ней. Он, вероятно, подбирал подходящие слова, и в этот момент в дверях гостиной появился мистер Аптон.

— Простите, — возбужденно сказал дворецкий. — Она приехала, сэр.

Лили взяла Джеймса за руку:

— Что ж ты, встречай Элис!

Пораженный этим, он, чуть помешкав, вышел из комнаты.

Их тела переплелись, его зарубцевавшееся бедро впервые за много дней ощущало нежную кожу женщины.

Они лежали на плюшевом диване в гостевой комнате на втором этаже, самом уединенном месте особняка, и мистер Аптон, не зная, куда отнести багаж Элис, оставил его при входе.

Элис приподнялась на локте, коснулась его лица:

— Я должна тебе что-то сказать.

Джеймс почувствовал трепет пальцев на щеке.

— Я оставляла тебя с чувством горького разочарования и очень опасалась за наше будущее.

— Я понимаю, — выдохнул он, — весьма сожалею.

— Ты не знаешь, почему я так отчаянно старалась изменить наши отношения, — продолжала она, печально глядя на него. — Мы часто ругались, иногда не касались друг друга неделями. Я злилась и переживала. Незадолго до нашей ссоры я перестала принимать свои таблетки. — Сделав глубокий вдох, она наконец решилась: — У нас будет ребенок.

Радость и боль одновременно охватили его. Элис огорченно вздохнула:

— Прости.

— Тебе незачем извиняться. Ребенок… — Он с изумлением произнес это слово, лаская ее. — Я хотел бы быть хорошим отцом… самым хорошим в мире. Очень жаль, что мне не удастся.

— Ну что ты! Ты обязательно им будешь!

Джеймс перевернул ее на спину и заглянул в ее глаза.

— Я очень счастлив.

Они снова занялись любовью, но уже отдавая себя друг другу без остатка. И когда все было кончено, он прижался к ее животу, словно старался услышать биение сердца их малыша.

Лили любила это одиночество. Дом, оранжерея, амбар все еще были покрыты снегом. Земля казалась гладкой как фарфоровая тарелка. Голые ветви ивы, покрытые инеем, отсвечивали в лучах заката.

Она поставила грузовик во дворе, и навстречу ей с радостным лаем кинулась Люпа.

— Ты самый дорогой старый друг, — приговаривала Лили. — Я приехала переодеться, покормить животных и посидеть немного перед камином.

Люпа почему-то рванулась в сторону и стала бегать кругами, беспокойно нюхая следы на снегу.

— Это, вероятно, олень, — бросила Лили.

Она вошла в дом, включила лампу, переоделась в плотный свитер и рабочие брюки. Потом, включив освещение, снова вышла на улицу. Люпа все еще бегала кругами, затем, принюхиваясь, бросилась к двери амбара и вдруг с лаем отскочила назад. Лили остановилась в нескольких футах от двери амбара и насторожилась. Вряд ли здесь появился олень. Может, лиса, голодный опоссум, или… или кто? Она не на шутку испугалась. Убеждая себя, что все это только нервы, Лили вернулась домой за пистолетом.

Прихватив крюк, она поспешно вернулась к амбару. Люпа скулила и царапалась у дверей. Лили ударила крюком по защелке, чуть выждала, пропустила вперед Люпу, которая осторожно прокралась внутрь.

В тусклом свете лампочки Лили увидела лишь пустой коридор с земляным полом, заполненный различным садовым инструментом, пластиковыми горшками и другим инвентарем. Насесты находились у стен большого стойла в дальнем конце, невозможно было разглядеть ни одного цыпленка.

Лили сделала шаг вперед, осветив помещение, и тут же увидела, что все насесты пусты. Стойло Гарлетт выходило в другой загон. Он также пустовал, сено было смято. Через открытую дверь в загон ничего не было видно, кроме снежной земли и проблесков изгороди.

Лили охватил ужас, от волнения руки ее стали холодными и влажными.

Запах! Она тотчас узнала его и скривилась, к горлу подступила тошнота. Запах бойни! Едкий. Естественный и одновременно противоестественный запах крови.

Она рванулась вперед и заглянула через проволочную ограду. Все цыплята лежали порубленной кучкой темно-рыжих перьев со свернутыми шеями. Лили повернулась и выбежала на улицу, борясь с приступом тошноты. Обогнув амбар, она остановилась за большим загоном для Гарлетт.

Преодолев себя, открыла ворота и вошла в загон. Гарлетт лежала на боку, кровь запеклась у нее под ухом. Лили опустилась на колени, в ужасе вглядываясь в глубокую рану на горле свиньи.

«Джеймс! — мелькнуло у нее в голове. — Нет, пожалуй, не он».

Но кто мог это сделать? Кто? У нее перехватило дыхание. «Джо?»

Почему? Неужели ненависть с Артемаса перекинулась на нее? Надо срочно разобраться в этом, причем сегодня же. Сжимая пистолет, она в ярости вскочила на ноги, быстро спустилась с холма, похлопывая рукой по оттопыренным карманам с патронами. Если бы сейчас появился этот живодер, она, не задумываясь ни на секунду, выстрелила бы в него. Люпа бежала рядом: Лили крепко держала ее за ошейник.

— Хафмен нас не достанет! — прокричала она.

Она потащила Люпу в кабину грузовика.

Спустя несколько минут они уже ехали по дороге к воротам поместья, где высокие, красивые лампы отбрасывали яркий свет. Лили остановила грузовик и вышла, взяв Люпу за ошейник. Престарелый охранник покосился на фары грузовика и, узнав ее, улыбнулся.

Скрывая свое потрясение, она вежливо попросила позвонить в дом и передать, что поедет навестить тетю Мод. Мелкая ложь удержит Артемаса от беспокойства, в то время как она сама сделает свое дело. Она оставила Люпу на охранника и, спрятав пистолет под сиденье машины, двинулась дальше.

Хопвел, открыв дверь, окинул Лили приветливым, сочувственным взглядом и сразу же заметил ее посеревшее лицо, спутанные волосы:

— Что случилось?

Она в упор посмотрела на него:

— Я только что нашла своих цыплят со свернутыми шеями, а Гарлетт — с перерезанным горлом.

Он отшатнулся, неловко взмахнув рукой.

«Джо!»

— Это Джо, да? — спросила она. — Ты тоже так думаешь. Зачем?

Опасность! Хопвел всем телом почувствовал ее. Джо убьет его! Он любил своего сына, но этот монстр уже не был его сыном. Он обессиленно опустился на стул.

— Джо. Джо, — бормотал он. — Я пытался выручить его, причиняя боль невинным людям, потерял всю свою гордость. Бог простит меня.

— Что вы имеете в виду? — в отчаянии вскрикнула она.

— Он пытался испугать тебя, чтобы добиться своего. Но теперь довольно, я на сей раз не отступлю.

Она схватила его за плечи, сверкнув глазами.

— Он снова хочет жить на ферме? Значит, Джо заставляет меня уехать?

Хопвел помрачнел.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала. — Его руки безвольно опустились. — Этого хочет Коулбрук, и Джо знает это.

— Что?! Какой абсурд!

— Джо нужны деньги. Деньги, которые Коулбрук обещал ему сразу же после твоего отъезда с фермы.

— О чем это вы?

Изумленное выражение его лица сменилось хмуростью. Хопвел пытался объяснить, но слова застревали у него в горле.

Лили смотрела на его муки в какой-то жуткой растерянности. Она вспомнила сентябрь, инцидент с детьми Элизабет, когда Артемас настаивал, чтобы она, используя его деньги, помогла Джо и поддержала мистера Эстеса с тем, чтобы он позволил ей остаться на ферме и даже выкупить ее. Ей припомнились и другие попытки, которые он предпринимал без ее ведома. Даже перед тем как подарить ей кольцо своей бабушки, он сказал, что не допустит, чтобы она снова потеряла из-за него свой старый дом.

Сердце Лили екнуло. А может, он совершал что-нибудь за ее спиной, после того как она поделилась с ним своими мечтами? Может быть, Джо оказался жертвой некой безумной сделки?

«О нет, пожалуйста, — умоляла она. — Иногда самые лучшие побуждения сводят на нет многие желания».

Мистер Эстес все еще не мог успокоиться, его красно-желтые щеки напряженно вздувались. У Лили подкосились ноги.

— Все, что Артемас делал, было мне не во вред, — кивнула она мистеру Эстесу.

Хопвел лишился дара речи. Чуть не плача, он воинственно выставил вперед челюсть:

— О, ему удалось убедить тебя, но прошлой весной он прислал ко мне адвоката. Этот адвокат просил меня прогнать тебя с фермы, когда истечет срок аренды, и тогда Джо будет обеспечен на всю жизнь. О нем позаботятся. — Он ткнул пальцем себя в грудь. — Я не могу пойти на это. Джо пытался запугать меня, а теперь вот тебя.

Мурашки пробежали по спине Лили. Может, Артемас хотел одним махом смести ее?!

«Нет!»

Последние несколько дней, проведенные вместе, стали абсолютным доказательством того, что этот мужчина, которого она с детства любила, был не способен на то, о чем сейчас рассказал мистер Эстес.

Лили от слабости оперлась о дверную раму:

— Адвокат сказал вам, кто его послал?

— Нет, черт побери. Слишком хитрый. Но я узнал. Думаю, это дело рук Артемаса.

Смутное подозрение зародилось у нее в голове:

«Джеймс?»

После того что она услышала о нем вчера — к сожалению, только вчера, когда, казалось, прошла целая вечность, — она поняла его боль, расстройство, этот стыд, который заставлял его упорно бороться за репутацию Джулии.

Нет, вчера в его жизни произошел поворотный момент. Его откровенность, уязвимость и заверения Артемаса и остальных придали ему сил преодолеть наследие прошлого. Он не выказывал ей всю свою горечь, но она была уверена, что он уже не рассматривал ее как своего врага.

Что он намеревается делать теперь? Покончить со своим ужасным планом или позволить всему развиться по-прежнему? Боже, если она скажет Артемасу, это окончательно разрушит семью. Артемас никогда его не простит.

Она уловила слова мистера Эстеса.

— Я знаю, ты любишь Коулбрука, могу понять, сколько боли принес тебе этот ублюдок, — в бешенстве проговорил он. — Лили, я хотел предостеречь тебя…

— Это не Артемас. — Она выпрямилась. — Он никогда не сделает этого. Я догадываюсь, кто это. — Он нахмурился, но Лили покачала головой: — Все это останется между нами.

Мистер Эстес раскрыл рот от изумления.

— Ты думаешь, это его покалеченный брат? Нет способа узнать наверняка, Лили.

Она посмотрела на него невидящим взглядом:

— Если вы действительно беспокоитесь о том, чтобы поступить правильно, то не рассказывайте ни одной душе о нашем разговоре. Позвольте мне справиться с этим самой.

Он посмотрел на нее, как будто она просила чего-то совершенно невозможного:

— Это единственное, что я могу пообещать наверняка.

— Хорошо. Скажите мне, пожалуйста, в каком мотеле остановился Джо.

Его глаза расширились от удивления.

— Я знаю тебя, Лили Маккензи, знаю, какой у тебя твердый характер, и не позволю тебе никаких безрассудств по отношению к Джо. Все кончится тем, что он тебя ранит, или убьет, или ты попадешь в тюрьму. Нет, мадам.

— Если вы не скажете мне, где он остановился, то я объеду все мотели в городе и в конце концов найду его. Пусть признается в содеянном.

— Послушай, сейчас ты поедешь к тете Мод и расскажешь все ей и ее сестрам. Хотя бы ради меня, потому что я люблю Сис и хочу, чтобы эта маленькая седая лиса знала об этом. — Он пошевелил губами: — Я в это время позвоню шерифу и скажу ему, что Джо украл деньги и мой пистолет. — Слезы брызнули из глаз мистера Эстеса. — Я верну его обратно в тюрьму.

Она обняла его и крепко прижала к себе:

— Делай то, что считаешь нужным, но я сама должна посмотреть в глаза Джо.

Он взял ее руки:

— Если ты действительно веришь в будущее с Артема-сом Коулбруком, то будешь бороться именно за него, а отнюдь не тешить свой характер. Разве ты ничему не научилась у меня, Лили?

Видно, он смирился с тем, что она любит Артемаса. После всего пережитого, после всех ошибок и утраченных надежд рисковать всем из-за мелочной, лютой вражды с кем-нибудь вроде Джо? Он не стоил того. Она не сможет разрешить все свои сомнения насчет Джеймса, не поставив под угрозу их любовь с Артемасом.

Мистер Эстес печально улыбнулся:

— Теперь, будучи так уверена в Артемасе, ты наверняка поможешь мне разобраться с Джо.

В глазах ее стояли слезы.

Артемас застыл у окна галереи с фотографией в руках. Впрочем, мысли его блуждали где-то в темноте за окном. Белое великолепие безмятежных далеких гор контрастировало с сумятицей в его душе.

Когда охранник позвонил и передал сообщение Лили, Артемас едва справился с искушением последовать за ней в дом ее тети, но, подумав, что тем самым лишит ее личного времени, заставил себя остаться.

В комнату осторожно вошел Джеймс. Его хромота осталась мрачным напоминанием о трагедии, которую они все пережили. Артемас с бесстрастным лицом тотчас повернулся к нему.

Услышав о беременности Элис, Артемас на радостях обнял брата за плечи.

— Элизабет с Майклом уехали вместе с Касс. Ей очень хотелось показать им детскую. — Он сделал паузу. — Лео забрал детей обратно в Атланту. Перед этим они пылко дискутировали с Лиз за закрытыми дверьми.

Джеймса передернуло.

— Одна большая счастливая семья. И все время — жестокая правда.

Артемас нахмурился, но ничего не сказал. Правда — единственное, что у них оставалось, и Джеймс должен это признать. Джеймс медленно скользнул взглядом по фотографии:

— Сколько нам было?

— Мне что-то около четырнадцати. Прошло года двадцать четыре.

Джеймс страдальчески протянул обе руки. Артемас передал ему фотографию, тот бросил быстрый взгляд на маленькое личико Джулии.

— Однажды я не удержал ее, — сказал Джеймс. — Я не должен был допустить этого снова. Чтобы кто-нибудь угрожал ей.

— Слава Богу, мы наконец все поняли.

Джеймс осторожно спросил:

— А Лили?

Артемас многозначительно взглянул на него: сколько подозрений, унижения выпало на ее долю в течение последних двух лет по вине Джеймса!

— Она, конечно, пыталась ради меня.

— Она вытерпела много от нас… от меня… ради тебя.

— Если ты все еще сомневаешься в нас, скажи, прежде чем сегодня вечером она вернется сюда. Ей-богу, я могу понять, почему ты считаешь ее своим врагом, но я не позволю тебе больше наказывать ее.

Джеймс расправил плечи:

— Тогда позволь внести ясность. Я поеду к ней… прямо сейчас. Я должен сказать ей, что я ошибался.

Артемас признательно вскинул на него глаза:

— Я никогда так не гордился тобой!

В наступившей тишине преобладали эмоции.

— Подожди, она сейчас приедет от тети. Ей, видимо, нужно немного побыть одной. Представляешь, Хопвел Эстес намерен прогнать ее со старой фермы Маккензи, потому что она увлеклась мной! Представь, она решилась на это… потому, что любит меня!

— Надо найти путь образумить Эстеса. — Джеймс мрачно улыбнулся. — Я специалист по безрассудным нападкам.

— Лили говорила, что Эстес не очень-то обрадовался досрочному освобождению Джо. Видимо, он не собирается защищать честь Джо.

Джеймс смотрел перед собой, как будто был готов к экзекуции.

— Люди могут сказать то же самое обо мне. Что я счастлив, поскольку в семье меня любят.

— Я никогда не сомневался, что ты достоин уважения и любви. И очень хорошо, что ты — мой брат.

Джеймс положил фотографию на стол, обхватил голову руками. Артемас сжал его руку:

— Что с тобой? Что еще тебя гложет?

— Прошлой весной я заключил сделку с мистером Эстесом. — Джеймс стиснул зубы. — Мы договорились, что, когда его сын выйдет из тюрьмы, он получит деньги в качестве материальной помощи. В свою очередь, Эстес не согласится продлить срок аренды Лили.

Артемас не хотел этому верить.

— Это правда. Но, пожалуйста, поверь, я уже сделал все, чтобы изменить это. — Джеймс готов был умереть от стыда.

— Так, значит, из-за тебя Эстес просил Лили отказаться от фермы? Значит, из-за тебя она должна потерять оранжерею и питомник? Ты заставил страдать человека, которого я люблю больше всего на свете! Ты пренебрег моим доверием и единством семьи!

Он замахнулся и сильно ударил Джеймса кулаком по лицу.

Джеймс пошатнулся, сделал шаг назад:

— Я лишь прошу тебя позволить мне исправить ситуацию.

— И что ты собираешься предпринять? — Артемас чуть ли не хрипел от злости.

— Мой адвокат, вероятно, говорит сейчас с Эстесом. Я хочу оставить договор в силе с условием, что Лили продолжит аренду, как и прежде…

— А как же Лили? Как она поступит в этом случае? Черт бы тебя побрал!

— Я немедленно переговорю с ней в доме ее тети. — Пожав плечами и потупив глаза, он затем произнес: — Теперь, я думаю, ты предпочитаешь, чтобы мы с Элис сегодня же вернулись в Атланту?

— Элис здесь всегда рады. Но тебя… — Артемас опустил голову, — я не знаю, будешь ли ты снова принят здесь.

Джеймс понуро поплелся из комнаты.

После ухода Лили Хопвел надел пальто, прошел в спальню и просмотрел памятные подарки, лежащие в выдвижном ящике стола. Положил в карман фотографию сына в юном возрасте и небольшой золотой крестик своей жены. Затем взял со столика кварцевый кристалл, на котором гадала Маленькая Сис, и также сунул в карман.

Выдвинув другой ящик, долго рылся в носовых платках и носках, пока не нашел наконец маленький револьвер. Теперь, кажется, все.

По пути он встретил машину адвоката Джеймса Коулбрука. Очередные неприятности?! Ну уж нет! Тот неистово махал рукой, но Хопвел его проигнорировал.

Маленькая Сис, упав духом, неподвижно сидела на диване словно эксцентричная, бабушкина кукла, одетая в красные стременные штаны и длинный красный свитер с остролистом на рукавах и серебряными колокольчиками на груди. На нее было жалко смотреть. Только взгляд беспрестанно перескакивал с Лили к Большой Сис и тете Мод, как амортизатор в пинболе [40].

Лили перестала ходить взад-вперед, подошла к Сис, опустилась на колени и взяла ее руки в свои.

— Он просил передать, что любит тебя, — ласково сказала Лили. — В этом он никого не обманывал.

Но Большая Сис, выудив из-за щеки остатки табака и сплюнув в плевательницу, спокойно посмотрела на Маленькую Сис:

— Ты, старая секс-бомба, таскалась за мерзавцем, который намеревался лишить Лили всего, ради чего она работала.

Мод пододвинулась на край тахты и укоризненно посмотрела на Большую Сис.

— Скорее всего Хопвел теперь поставит шерифа у двери Джо. Вернет своего сына в тюрьму. Самая большая проблема теперь в том, как Лили поступить, зная о гадком плане Джеймса Коулбрука. Мы, трое… — Мод показала рукой на себя и своих сестер, — не станем стоять в стороне, но если ты не хочешь выносить сор из избы, то так оно и будет.

Лили кивнула.

Большая Сис фыркнула:

— Если ты пытаешься сохранить больное дерево, нечего жалеть гнилые ветки. Если Джеймс прогнил, то надо дать Артемасу пилу.

— Приятная свадебная церемония! — воскликнула тетя Мод. — Артемас возненавидит собственного брата. Выгонит его вон.

— Мне кажется, отношение Джеймса ко мне теперь изменилось. — Лили оперлась на камин. — Я поговорю с ним, но Артемас не должен узнать об этом. Даже если Джеймс намерен бороться со мной всю оставшуюся жизнь.

— Лили! — разом вскричали тетя Мод и Большая Сис.

— Это все равно что игнорировать гремучую змею, — взывала к разуму тетя Мод.

Лили глухо рассмеялась:

— Я буду просто держаться подальше.

— Да, и, когда ты отвернешься, Джеймс ужалит тебя.

Наконец пошевелилась Маленькая Сис. Слезы потекли по ее щекам.

— Ты не будешь жить с этой змеей, поскольку ты кое-что забыла. О да, Хопвел может отправить Джо обратно за решетку, но тот наймет нескольких алчных адвокатов, чтобы подороже продать, и перед Новым годом все узнают, как один Коулбрук интриговал против другого из-за какой-то подружки.

Лили некогда было анализировать, она знала лишь одно — это ударит по дому подобно молоту.

Хопвел стоял у дверей номера. На морозном воздухе из горла его вырывались быстрые клубы пара. Сверху отсвечивало неоном. Дешевый и грязный мотель, один из тех, где обделывались разные темные делишки.

Хопвел услышал за дверью звук телевизора, постучался.

— Кого еще черт принес? — рявкнул Джо.

Он наконец открыл дверь. Красное опухшее лицо, глаза блестят. Старый черный свитер обтрепался, на джинсах наполовину спущена молния. От него исходил смешанный запах ликера и секса.

— У тебя женщина? — спросил Хопвел.

Джо улыбнулся и непристойно махнул рукой:

— Пытался, старик. Пью дешевое виски и попусту трачу время. Ожидаю богатства.

Хопвел втолкнул его в комнату, хлопнул дверью, сунул руку в карман и крепко сжал револьвер:

— Сейчас ты расскажешь мне правду, мальчик. И не надо лгать. Ты сегодня был на ферме Лили, не так ли?

— Проклятие, почему ты всегда говоришь так, будто она принадлежит ей? Она твоя. Твоя и моя.

— Это место мое. Твоего имени в документах нет и никогда не будет. — Он подошел к Джо. — Ты перерезал всю ее скотину?

Джо, опустив глаза, пожал плечами:

— Об этом никому не стоит рассказывать.

— Сейчас ты пойдешь со мной. Я отведу тебя к шерифу.

Джо дико посмотрел на отца:

— Слишком поздно, старик. Хочешь, чтобы я посещал что-то вроде воскресной школы из-за того, что придушил цыплят и свинью?! Черт, я получу то, что мне причитается!

— Я ошибался насчет договора с Артемасом, это был его брат Джеймс. Артемас не станет мараться. Он приедет завтра утром… разжует и выплюнет, мальчик.

Ошеломленный Джо пришел в неописуемую ярость:

— Ты рассказал?! Рассказал ей, Лили?! И она пошла с этим к нему, и он собрался разделаться со мной! Но запомни, он доберется также и до тебя, старый дурак, и никому не будет до тебя дела.

— Ошибаешься. Даже если бы ты оказался прав, я поступил бы с тобой точно так же. А теперь будь мужчиной. Собери свои вещи, пойдем. Ты пьешь, ты ограбил меня, ты нагадил Лили. Ты никогда не сможешь сдержать слова, даже и не пытайся.

Джо резко оттолкнул его:

— Не приближайся! Я сделаю это, чтобы защититься! Получить деньги! Как только ты получишь их для меня, можешь проваливать!

— Ты никогда ничего не заработал честно за всю свою жизнь. Поэтому тебе ничего и не принадлежит.

Джо замахнулся. Хопвел отпрянул назад, вытащил из кармана пистолет.

— Собирай вещи. Я выстрелю, если ты попытаешься что-либо предпринять.

Джо от изумления раскрыл рот и моментально сник. Он безвольно опустился на кровать.

— Пожалуйста, не отсылай меня в тюрьму, отец.

От этих слов сердце старика прямо-таки разрывалось на части. Рука его дрогнула. Сжимая рукоять револьвера, он сквозь стиснутые зубы произнес:

— Не называй меня отцом, не разжалобишь.

— Ты не представляешь, что это такое. — У Джо задрожали губы. — Если бы ты узнал, почему я в таком отчаянии… почему… О, я не хотел, чтобы ты узнал когда-нибудь об этом, отец.

— Что?

— Не отсылай меня обратно. Меня… меня там изнасиловали, отец. Набросились на меня… И так много раз.

Хопвел медленно опустил пистолет, казалось, он оцепенел.

— Сын. О сын!

— У меня не осталось теперь ничего, отец. Ничего, кроме ужасных воспоминаний. Пожалуйста, не отворачивайся от меня.

Хопвел убрал пистолет в карман пальто.

— Ты уедешь из этого города, мальчик. Уедешь и не вернешься. Это самое лучшее, что я смогу для тебя сделать.

Джо вздохнул и тяжело поднялся. Еле двигаясь, он собрал одежду, засунул в тряпичный мешок. Застегнул молнию на джинсах и надел пиджак. Потом выдвинул ящик шкафа и вынул пистолет, который взял у Хопвела.

— Тебе не нужен этот пистолет, — произнес Хопвел. — Отдай его мне. Он сулит одни лишь неприятности, мальчик.

Джо посмотрел на пистолет, оставаясь вне предела досягаемости. Жестокая ухмылка снова промелькнула в его глазах. Он засунул пистолет за пояс:

— Ты самый большой дурак, какого я вообще встречал, старик.

Он рванулся вперед и ударил Хопвела кулаком в челюсть. Хопвел рухнул на пол. Взор его помутился. Неожиданно прямо над ухом он уловил дыхание Джо и его шепот:

— Коулбрук не позволит мне просто исчезнуть, и ты это знаешь. Я много пережил в своей жизни ради всего того, что могу получить теперь. Я мог бы прославиться. Ты смог бы гордиться своим сыном, слышишь? А сейчас я поеду, чтобы убить этого важного человека.

Хопвел тяжело застонал, пытаясь подняться. Джо ударил его в висок. Мистер Эстес провалился в темноту.

Глава 32

Плечи Лили гудели от напряжения. Она видела портативный телефон в руках Маленькой Сис и безотчетный страх в ее глазах. Тетя Мод от нетерпения ссутулилась. Большая Сис подалась вперед.

— Хочешь, чтобы я позвонила? — спросила Мод.

Маленькая Сис покачала головой, в раздумье набрала номер:

— Берти? Это Сисси. Берти, Хопвел Эстес звонил сегодня вечером шерифу?

От страха между бровями Маленькой Сис залегли складки.

— Спасибо, Берти. — Она повесила трубку. — Хопвел не звонил шерифу.

Лили глубоко вздохнула: тревога закралась в ее душу.

— Поеду отыщу Джо.

Тетя Мод и Маленькая Сис двинулись следом. Большая Сис, прихрамывая, тоже вышла на крыльцо.

— Я не останусь! — кричала она.

Лили распахнула дверцу грузовика. Маленькая Сис взяла ее за руку:

— Давай подождем. Может, Хопвел не решился. О, этот дурак, этот милый старый дурак…

— Ты никуда не поедешь, — приказала тетя Мод, помещая свой солидный стан между Лили и кабиной. — Мы еще раз позвоним шерифу и попросим его позаботиться об этом. Не надо делать того, чего не следует. Лучше поезжай-ка к Артемасу и расскажи ему обо всем. Лили, рано или поздно он все равно узнает, так пусть уж от тебя.

Лили зло скрипнула зубами:

— Я не могу. Я не стану разрушать все, что он любит, из-за того, что Джо Эстес не может держать язык за зубами.

Маленькая Сис свирепо одернула ее:

— Ты не переубедишь Джо! Неужели ты его подкупишь?

Лили выпрямила пальцы левой руки. В свете уличного фонаря блеснули бриллианты и сапфиры на величественном кольце бабушки Коулбрук. Лили задыхалась от страшного горя, но все это стало бы лишь пустым символом, если семья разрушится.

Она стиснула зубы:

— Если этого достаточно, чтобы держать его рот на замке и выпроводить из города, тогда я спокойно отдам ему кольцо.

Мод мрачно спросила:

— А если недостаточно?

Лили встретила ее взгляд.

— Так или иначе, но я остановлю Джо.

На улице вдруг вспыхнули фары, все они разом похолодели. Маленькая Сис, прикрыв ладонью глаза, радостно закричала:

— Это старый грузовик Хопвела! Это он! Слава Богу!

И, сорвавшись с места, побежала к машине. Но стоило ей только взяться за ручку, как дверь распахнулась.

Из кабины выскочил Джо, скрутил ей руки за спину. Лили под прикрытием тети Мод пробралась в кабину своего грузовика и плюхнулась на переднее сиденье. Она уже вытащила свой пистолет, когда услышала окрик бандита:

— Я убью ее! Если не вылезешь из грузовика, я вышибу ей мозги!

Лили замерла, дрожащими пальцами сжимая ствол пистолета. Рядом тихо ругалась Мод, держась за дверь двумя руками.

Джо приставил дуло пистолета к виску Маленькой Сис и, взглянув на Большую, крикнул:

— Ты еще жива, старая леди!

Он снова обратился к Лили и Мод:

— Мне понадобится ваша помощь. Вы выглядите куда подозрительнее, чем я ожидал. Я не оставлю здесь ни одной сучки, чтобы не было никаких звонков и предупреждений. — Он мотнул головой в сторону грузовика. — Ступайте. Все. Предупреждаю: если что-нибудь произойдет, я спущу курок.

Маленькая Сис на какое-то время вырвалась из его рук.

— Беги! — прокричала Большая Сис. — Позвони шерифу!

Джо схватил ее и грубо рассмеялся.

— Почему ты не крикнешь ей, чтобы она побежала, подобно кролику, бросив свою палку? — Он саркастически скривился. — Старая леди, — прокричал он Большой Сис, — ковыляй сюда, да побыстрее, в противном случае я пристрелю сначала их, а потом тебя!

— Смерть смерти, — заключила Большая Сис дрожащим голосом. — Если ты собираешься стрелять, то какая разница где?

— Я не хочу никого убивать. Делайте лучше, что я говорю. Мы совершим небольшое путешествие.

Лили медленно обошла тетю Мод, приблизилась к Джо.

— Поехали. Остальные тебе не нужны.

— Черт! И не подумаю! Ты всегда была сумасшедшей. Как сядешь за руль, так и врежешься в дерево, если в машине будем только мы. — Он потащил Маленькую Сис к грузовику своего отца, по-прежнему наставив на нее пистолет. — Залезай. Давай, Лили. Проклятие! Вы, двое, полезете в кузов.

Большая Сис, держась за перила, спускалась по ступеням поспешным шагом. Тетя Мод беспомощно подалась вперед. Лили перебирала в уме свои возможности, лихорадочно ища выход.

— Где твой отец? — спросила она Джо.

Джо сверкнул глазами:

— Не говори мне о старике, хитрая воровка. Это ты заставила его относиться ко мне по-другому. Он получил по заслугам. Сегодня ночью все получат по заслугам.

Хопвел остановил старый «шевроле» у обочины перед домом Мод. Пошатываясь, он прошелся по пустым комнатам. Голова гудела, на губах привкус крови, в глазах все плывет. Он пытался вспомнить слова Джо перед уходом. Куда он пошел?

Увидев на полу телефон, он опустился на колено, стараясь не потерять сознания от головокружения. Общей картины не складывалось. Дверца грузовика Лили осталась открытой. Дом Мод также не заперт. Пустые комнаты.

Он попытался сосредоточиться на телефоне. Позвонить шерифу! Но темнота, все время маячившая перед глазами, снова надвинулась на него.

— Есть кто-нибудь? — раздался в холле чей-то голос — низкий, суровый, незнакомый.

— Сюда! Сюда, — задыхался Хопвел. — Помогите.

Он осел на пол, инстинктивно повернулся к двери. Появился высокий темноволосый человек — ангел или дьявол, в такой одежде, в которой, согласно журналам для мужчин, отдыхают богатые люди. Он приблизился, немного прихрамывая. Длинное пальто распахнулось, когда он наклонился над Хопвелом, взял за подбородок.

«Джеймс Коулбрук!»

— Что случилось? Я приехал к Лили. — Коулбрук вгляделся в старика. — Вы — Хопвел Эстес? Кто это вас?

Хопвел, пошатываясь, отстранился:

— Навредил. Ты навредил ей. Навредил мне. Сожалею…

Коулбрук торопливо поставил его на ноги.

— В чем дело? Где Лили и остальные?

Это враг. Хопвел не мог ему довериться. А что, если… что, если Джо был здесь?

«Я поеду, чтобы убить этого важного человека».

Хопвел застонал:

— Это Джо забрал их! Я знаю! Он поехал убивать твоего брата!

— Останови грузовик.

Лили вздрогнула, услышав требовательный голос Джо, нажала на тормоза. Рядом с ней, трясясь от страха, сидела Маленькая Сис. Джо упирался пистолетом ей в бок.

Они ехали по дороге к поместью. Кругом только укутанный снегом лес. Джо опустил окно и крикнул через плечо:

— Вылезайте!

Лили обернулась: тетя Мод помогала Большой Сис спуститься на землю.

— Здесь они никому не помешают, — равнодушно бросил Джо. — Можешь сказать мне «спасибо» за заботу.

— Они замерзнут. Я оставлю им свою куртку, — откликнулась Лили.

Ее решительный тон поколебал уверенность Джо. Она мгновенно скинула теплую куртку, открыла дверцу и протянула тете Мод. Та, тяжело дыша, помогала Большой Сис пройти вдоль борта.

— Не беспокойся за нас. — Она взяла пиджак. — Ради Бога, Лили, делай все, что он скажет!

— Пока преимущество на его стороне, — вставила Большая Сис, вытягивая шею, чтобы заглянуть в темную кабину. — Потом убей его. Убей и плюнь ему в лицо. — Голос ее сорвался. — Сисси, Сисси, я тебя люблю!

— Когда все закончится, мы еще посмеемся над этим приключением, сидя у огня, — ответила Маленькая Сис, в страхе глядя прямо перед собой.

— Закрой эту проклятую дверь и поезжай, — проворчал Джо.

Мод похлопала ее по руке:

— Поезжай. У тебя нет выбора.

Лили закрыла дверцу и медленно тронулась с места, стараясь выиграть время:

— Почему мы едем по этой дороге?

— У меня здесь дела.

— Такие же, как на моей ферме?

Он гадко хмыкнул, и от этого звука дрожь пробежала у нее по телу.

— Ты знаешь, они пришли прямо ко мне. Такие ручные! Она до боли вцепилась в руль грузовика:

— Ты, конечно же, знаешь, как убраться из леса, чтобы охранник поместья тебя не увидел.

— Черт, я охотился в этих лесах в течение многих лет. — Он снова противно засмеялся. — Однажды даже подстрелил одну маленькую крикливую девчонку. Выращивал здесь в оврагах дурман. Хорошо! — Его смех перешел в тихое шипение. — Пока Артемас Коулбрук не обнаружил! Ну ничего, я с ним расправлюсь! Обману, как обманул своего старика, потому что он предпочел мне тебя. И тебя. — Джо наклонился к Маленькой Сис и прошипел ей прямо в лицо.

— Где Хопвел? — спросила Маленькая Сис тихим, напряженным голосом.

— Он собирался передать меня шерифу. Даже пистолет наставил, но у него кишка тонка применить оружие!

— Что ты с ним сделал?

— Выбил из него дерьмо.

Маленькая Сис застонала. Вдали показался свет из окон сторожевого поста. Джо откинулся назад:

— Теперь, Лили, слушай. Провезешь нас так, чтобы охранник ничего не заподозрил.

Лили в порыве ярости нажала на тормоза.

— Нет!

Послышался глухой щелчок предохранителя, — Я сделаю это, — пригрозил Джо. — Не вынуждай меня.

— Скажи, зачем тебе в Голубую Иву?

— Если ты не перестанешь спрашивать или попытаешь» ся удрать, то я пристрелю вас обеих и все равно найду способ проникнуть туда. Если он поймет все правильно, то тем самым избежит неприятностей. Другой вариант: я пробираюсь лесом, просто жду, когда он выйдет из дома, и угощаю его пулей.

Лили снова тронулась с места. Грузовик пополз вдоль дороги, а она лихорадочно соображала, старалась что-нибудь придумать. Ее душа кричала. Она обдумывала различные варианты сражения.

Маленькая Сис не выдержала:

— Это не Артемас, а его брат Джеймс обнадежил тебя!

Лили закусила губу. Повернуть месть Джо на Джеймса? Но ведь именно он создал эту жуткую ситуацию! Поэтому не Артемас, а Джеймс должен расплачиваться. Кроме того, у нее нет выбора: надо уберечь Ар-темаса любым способом.

— Да, это был Джеймс, брат Артемаса. Он, сукин сын, планировал все за нас без нашего согласия. Давал тебе всевозможные фантастические обещания, зная, что все пойдет прахом, как только вскроется истина. Он не побеспокоился о твоей безопасности. Для него не имело значения, что твои желания и надежды могут рухнуть из-за перемен в жизни твоего отца. А причин ненавидеть Артемаса у тебя нет. Джеймс — вот кто тебе нужен. А Джеймса здесь нет. Он… в Нью-Йорке. Уехал сегодня вечером.

От такого вранья Маленькая Сис раскрыла было рот, но тут же с готовностью поддержала:

— Правда, правда! Поехал бы в Нью-Йорк, нашел этого ублюдка…

— Леди, леди… — Джо произнес это отвратным тоном. — Коулбруки очень дружны. Навредив одному, я наврежу им всем. Пусть им будет больно!

Подъехав к воротам, Лили с отчаянием посмотрела на опрятный каменный домик и высокие железные ворота с изображением ивы. Джо решительно скомандовал:

— Или ты сейчас провезешь нас, или повсюду будет кровь!

— Положено называть охраннику имена проезжающих. Он заподозрит, если я промолчу.

Это была еще одна ложь. Она пользовалась теми же привилегиями, что и Артемас, и члены его семьи. Охранник никогда не задавал ей вопросов. Но он по обыкновению звонил в дом и предупреждал мистера Аптона, чтобы тот открыл парадный вход. А уж мистер Аптон сообщал о ее приезде Артемасу.

— Придумай что-нибудь, — отозвался Джо.

Вышел охранник, и Лили высунулась в окно. Люпа начала радостно царапать когтями по дверце машины, неистово махая хвостом. Охранник удивился, увидев Лили за рулем чужой машины, но ничего не спросил.

— Здравствуйте, миссис Портер. — А Маленькой Сис, повеселев, бросил: — Привет вам, Сисси. Я уже прочел ваши книги по психокинезу, однако не могу поднять даже ложку с их помощью.

— Власть разума над материей — трудное дело, — мрачно ответила Маленькая Сис. — Это принимается на веру.

Он засмеялся:

— Но вот эти ворота я могу для вас открыть.

Он нащупал на поясе пульт.

Лили чуть не задохнулась от паники. Одно неверное слово, и Джо тотчас догадается о ее намерениях. Люпа скулила и царапала дверцу грузовика, по привычке прыгая сразу к ней. У Лили перехватило дыхание.

— Люпа! Перестань царапать машину мистера Хафмена.

«Хафмен!»

Это таинственное имя призрака из прошлого ее семьи, имя предвестника гибели. Он явился как дьявол, всегда поджидающий на периферии сознания, чтобы разрушить ее мечты, как когда-то разрушил жизнь Элспет Маккензи. Все вернулось на круги своя, и Хафмен тоже.

— Мистер Хафмен, простите эту ужасную собаку! — продолжала Лили.

Затем высунула руку и оттолкнула Люпу. Люпа непонимающе поджала хвост. Лили посмотрела на охранника:

— По-моему, я просила тебя держать ее дома. Как только эта собака вырывается, вечно у меня появляются какие-то проблемы. Я же предупреждала тебя раньше! А ты никогда не слушал!

Парень изумленно захлопал глазами, никогда ничего подобного, кроме вежливых слов или просьбы присмотреть за Люпой, он не слышал.

— Мадам?

— Видишь, теперь она царапает грузовик мистера Хафмена. Так что пошевеливайся — открывай ворота и убери ее с дороги!

Охранник оттащил Люпу за ошейник. Ворота медленно отворились.

— Простите, миссис Портер! — Он взглянул на Джо. — Простите, мистер Хафмен.

Лили нахмурилась:

— Извиняться за свое разгильдяйство будешь перед мистером Коулбруком!

— Миссис Портер, вы ошибаетесь. Простите!

— Такое не прощают.

Она завела двигатель, поехала по мощеной дороге к лесу. В висках у нее стучало: «Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы он рассказал обо всем подробно мистеру Аптону, а мистер Аптон — Артемасу».

Они въехали в лес.

Артемас, приложив к уху трубку телефона, нервно вышагивал взад-вперед.

— Оператор, почему не соединяете?

— Сэр, линия не работает или телефон удален от приемника. Не могу связаться.

Он успокаивал себя, что это еще ничего не значит, но у него возникло какое-то нехорошее предчувствие, от которого он никак не мог отделаться. Сейчас Джеймс должен быть в доме Мод. Артемас нутром чуял опасность. Сегодняшний вечер убедил его, что именно этого чувства ему недоставало по отношению к Элизабет, Джулии и Джеймсу, и теперь он стал куда решительнее.

Нельзя рисковать, обманывая надежды Лили. Он сейчас же поедет к Мод и все разузнает. Нет, Лили не глупа, она все поймет как надо.

Нахмурившись, он поблагодарил оператора и повесил трубку, намереваясь сказать мистеру Аптону, чтобы готовили машину.

— Артемас?

Он повернулся на голос Элис. Она умиротворенно плыла по центральной лестнице в палевом шелковом халате, в котором отражался верхний свет Тиффани под куполом. Она словно скользила по радуге, и это чудо лишь усилило его злость на Джеймса.

Элис озадаченно посмотрела на Артемаса:

— Я позвонила вниз в поисках Джеймса. Мистер Ламье сказал, что он поехал в город.

— Извини, я думал, ты знаешь. Ему надо поговорить с Лили, он поехал в дом ее тети.

Элис почему-то насторожилась:

— Что-то случилось?

— Думаю, он рассказал тебе о своих планах насчет Лили.

Она закрыла глаза, сдерживая слезы:

— Да. Еще вчера, когда звонил в Лондон. — Она подалась вперед, протянув в мольбе руки. — Представляю, каково тебе это слышать, но он так сильно изменился! Если бы ты жил с ним бок о бок с его путаницей и болью, как я в течение почти двух лет, а затем услышал перемену в его голосе, и потом сегодня, сегодня, после моего приезда, когда мы… — Она осеклась, не желая раскрывать их личную жизнь. — О, Артемас, он очень сильно изменился.

— Он поехал извиняться перед Лили. Его план поставил под угрозу ее деловые отношения с мистером Эстесом и, хуже всего, лишал ее шансов когда-либо вернуть имущество своей семьи. Не знаю, как Лили отнесется к этому.

— Я понимаю, но, пожалуйста, дай ему шанс.

— Ему теперь нет места в поместье! Сегодня вечером он уедет в Атланту.

— О, Артемас, нет!

— Ты — часть нашей семьи. И мы тебя очень любим. Ты можешь жить здесь сколько угодно.

— Я никогда не останусь здесь без Джеймса. — Она вцепилась в вычурную балюстраду, бросила на Артемаса умоляющий взгляд. — Все эти годы — все годы с тех пор, когда я еще маленькой девчонкой таскалась за Джеймсом, — я была свидетелем вашей дружбы. Я не верю, что она просто так порушится.

Артемас уныло посмотрел на нее:

— Теперь вряд ли.

Она заплакала. Мрачная, гнетущая тишина повисла в доме.

Вдруг маленькая дверь приемной распахнулась, и оттуда выскочил взволнованный мистер Аптон:

— Сэр, меня встревожил странный звонок Льюиса.

Артемас равнодушно бросил:

— Что?

— Несколько минут назад проехала миссис Портер. Она говорила Льюису что-то странное. Сэр, миссис Портер всегда очень вежливо обращалась к нам, даже последней весной, когда она во всех сомневалась.

Видимо, разговор с Джеймсом привел к ужасному результату, и она расстроилась, но она никогда не тешила свой характер на персонале.

— Что она сказала?

— Она обвинила Льюиса в том, что он не присмотрел за ее собакой. Назвала его разгильдяем.

— Что он сделал?

— Ничего, сэр. Она высказалась так, будто он раньше небрежно обращался с ее собакой, но он никогда раньше не присматривал за ней.

Изумившись, Артемас нахмурился и подошел к массивным парадным дверям, снимая задвижку. Он подождет ее на ступенях.

— Я во всем разберусь. Перезвони Льюису и скажи, чтобы он не беспокоился. Вряд ли она хотела довести его до инсульта, Артемас закрыл за собой деревянную дверь. В холодном воздухе кружил снег. Каменные ступени тускло отсвечивали от уличных фонарей. От заснеженной лужайки перед домом дорога уходила в лес. Там, за темной стеной деревьев, послышался приближающийся звук.

Мистер Аптон беспокойно семенил за хозяином:

— Да, кое-что еще, сэр.

Артемас резко повернулся:

— Да?

— Она приехала не на своем грузовике. Льюис сказал, что это старый грузовой пикап, принадлежащий одному из пассажиров.

— Пассажиров? Каких пассажиров? Он узнал их?

— Одного из них, сэр. Сестру ее тети. Эту леди все называют, гм, Маленькой Сис.

— А другой? Владелец грузовика?

— Э, гм, мистер Хоффман, вроде бы так. Она была очень рассержена, поскольку Льюис позволил собаке царапнуть дверцу машины этого джентльмена. Хотя мистера Хоффмана, по-видимому, это не очень волновало. По правде сказать, сэр, Льюис был очень озабочен появлением мистера Хоффмана.

— Льюис описал его?

Мистер Аптон от смущения отвел глаза.

— Льюис сказал так: «Если бы я дежурил поздно ночью и появился бы этот парень, я бы постарался побыстрее унести свою задницу, пока меня не обобрали».

Артемас даже глазом не моргнул. Тем не менее лучше быть настороже. Этот Хоффман, видимо, кто-то из местных, кто-нибудь вроде неуклюжего Тимора Паркса с добродушными сыновьями. Появление парней Паркса тоже вызывало беспокойство у обывателей.

— Хоффман? — повторил Артемас. — Я никогда не слышал этого имени.

Он покачал головой, как бы отгоняя эти мысли, и спустился по ступеням. Свет фар ударил из-за деревьев.

— Не стоит ждать их на холоде, — обратился он к мистеру Аптону. — Я сам встречу гостей.

Мистер Аптон чуть заметно кивнул и хотел было уже удалиться, но вдруг остановился, хлопнул себя по лбу и произнес:

— Ах! Простите, сэр. Не мистер Хоффман. Она сказала, что его зовут Хафмен. Мистер Хафмен.

Тревога усилилась на подъезде к дому. На ступенях никого. Неясные очертания стен и окон со стороны парадного в глубокой тени.

Лишь ступени и широкая каменная лестница купались в свету, вызывая жуткое сходство со специально возведенной освещенной сценой. Больше всего она боялась увидеть на ней ничего не подозревавшего Артемаса. Удался ли ее план? Правильно ли он все понял? Или она напрасно старалась? Возможно, Элизабет с Майклом и Касс уже вернулись. И теперь в кругу семьи он увлеченно вспоминает свое детство.

В любую секунду может распахнуться дверь и опрятный мистер Аптон выйдет ей навстречу. Лили притормозила. Маленькая Сис от страха прижалась к ней и дрожа ждала развязки. Джо зло смотрел на дом.

— Ты проведешь меня в дом, — бросил он Лили. — Войдем все трое, я буду позади Маленькой Сис, а ты, Лили, скажешь все, как надо.

Лили остановилась у ступеней, заглушила мотор. От жуткой тишины ее пульс напоминал тиканье часового механизма. Она никак не могла оторваться от руля. Сопровождать этого дьявола в дом Артемаса?!

В зеркале заднего обзора что-то мелькнуло. Из тени за грузовиком выскользнул Артемас и подбежал со стороны Джо. Он пригнулся, держась рукой за холодный металл кузова, и тихо двигался к дверце.

— Лили, выходи! — Джо, угрожая, прикрикнул.

Она не пошевелилась:

— Ты убьешь его.

— Если ты сделаешь все как нужно, то только его. Чертовски неприятно, да? Может, ты станешь бороться со мной, Лили? Может, постараешься удержать меня, чтобы я не нашел его, но маленькая бабуся не допустит этого. Ты сама этого не захочешь. Каждый, кто встанет у меня на пути, поплатится за это. Подумай, Лили. Разве стоит один человек жизней всех остальных?

«Да!» — пронеслось у нее в голове. Лили знала, что в этом единственном слове проявлялась жестокость, любовь и безысходность.

«Он посвятил всю свою жизнь другим. Я не позволю ему еще и умереть за нас».

Но надо ведь и о Маленькой Сис подумать!

Сисси подняла голову. Значит, она тоже смотрела в зеркало заднего обзора.

— Ты знаешь, Лили, — начала она тонким, печальным голосом, — я уверена, что пройду реинкарнацию. — Она посмотрела на Джо. — Я вернусь, — повысила она голос.

Она вдруг крепко прижалась к Джо и дернула его руки с пистолетом вверх. Сильный шок на его лице сменился удивлением. Он рванулся в сторону и выстрелил. Ветровое стекло рассыпалось.

Лили, перегнувшись через Маленькую Сис, вцепилась обеими руками в Джо, отводя пистолет в сторону. Он снова нажал на курок. Куски пластика и тряпья сыпались сверху. Она зажала его кисть, но дуло пистолета неожиданно ткнулось ей в лицо.

— Сука!

В этот момент дверца с его стороны распахнулась, и Артемас двумя руками рванул его на себя. Еще выстрел. Разбилось стекло на ее дверце.

Джо пытался вывернуться, размахивая пистолетом. Лили вытолкнула Маленькую Сис из кабины.

— Беги! Я в порядке! — закричала Маленькая Сис, упав на землю.

Лили обежала вокруг грузовика.

Джо снова выстрелил.

Голова Артемаса запрокинулась назад, и он полетел на землю.

Она завизжала от злости и отчаяния. Джо уже выбрался из кабины и замер, расставив ноги и поводя пистолетом из стороны в сторону. Лили набросилась на него и сшибла с ног, они покатились по земле. Пистолет неожиданно дернулся в его руке. Пуля отрекошетила от булыжной мостовой.

Послышался рокот какой-то машины. Она в это время просунула руку между ног Джо и рванула что было сил. Он, корчась от боли, все-таки ударил ее по голове. Теперь у него прибавилось ярости и стремления убить ее. А потом Артемаса.

Пиная и пиная Джо, Лили выбралась из-под скрючившегося бандита и кинулась к Артемасу.

Он лежал на спине. Она опустилась на колени и прикрыла его собой.

— Не уходи, — всхлипывая, умоляла она. — Не дай Хафмену победить тебя и на этот раз.

Он слабо шевельнулся, ресницы дрогнули. Кровь струилась по волосам, стекала по шее. На мостовой послышались звуки шагов.

— Стоять! — прокричал Джо. — Или я всех перестреляю!

Приехавшие из осторожности остановились. Лили оглянулась.

«Джеймс!»

Он застыл как вкопанный, сжав кулаки и глядя на нее и Артемаса с мукой на лице. За ним, поддерживая друг друга, стояли тетя Мод и сестры. Мистер Эстес слабо цеплялся за крыло грузовика. Он осунулся, на губах запеклась кровь. Он опустошенно смотрел на сына. Тот нагнулся, направил пистолет на Лили.

Неожиданно распахнулась тяжелая дверь особняка, мистер Аптон высунул голову:

— Сейчас подъедут люди из службы безопасности! Я позвонил шерифу!

— Джеймс! — Из-за мистера Антона выскочила Элис.

— Возвращайся в дом! — в ответ прокричал ей муж.

— Нет!

— Я люблю тебя. Пожалуйста, возвращайся!

На Лили и Артемаса упала тень. Она повернула голову и краем глаза заметила Джеймса. Он замер между ними и Джо.

Джо, покачиваясь от боли в паху, по-прежнему целился в Лили. С искаженным от злости лицом он тяжело выдохнул:

— У меня остался один патрон.

Зашевелился Артемас. Лили привлекла его ближе, прижав голову к своей груди.

— Уйди, сука!

— Лили, — пробормотал Артемас, пытаясь оттолкнуть ее. Он понимал, что она, защищая его, не отойдет ни на шаг.

— Я сказал — отойди! — заорал Джо. — Вы оба!

Прочь с дороги!

Лили еще крепче прижала к себе любимого. Его кровь текла по ее щеке, она целовала его ужасную рану.

— Ты искал меня, — решительно произнес Джеймс. Лили вздрогнула от низкого твердого голоса. Казалось, башенные часы Коулбрука пробили полночь.

— Стреляй, — продолжал Джеймс. — Имей мужество не ошибиться хотя бы раз в своей жалкой жизни.

— Так его же не было здесь, а, Лили? — усмехнулся Джо. — Так, значит, я должен был поехать в Нью-Йорк? Ну, здорово, я могу наконец посмотреть на этого калеку.

— Джо! Ты что, не слышишь звук сирены? Я люблю тебя, мальчик. Положи пистолет, — со стоном произнес Хопвел.

— Я слышу, старик, — ответил Джо. — Ты хочешь умереть героем, а, калека? Это ничего не изменит.

Джеймс мягко возразил:

— Ты можешь лишь убить меня, но ничего не добьешься.

Артемас открыл глаза и слабо махнул рукой:

— Нет, Джеймс!

— Я люблю тебя, брат, — откликнулся Джеймс. — И… Лили, прости за все. Я пытался остановить это, но уже слишком поздно.

Она всхлипнула:

— Я знаю.

Джо ехидно усмехнулся:

— Хочешь прославиться, калека? Ну, иди поближе!

Он наставил пистолет на Джеймса. Артемас вцепился в свитер Лили. Яростные крики Мод и ее сестер заглушили выстрел пистолета.

Джо широко распахнул глаза, изумившись увиденному за спиной Джеймса. Затем лицо его судорожно дернулось, ноги подкосились, и, качнувшись назад, он распластался на дороге. Кровавая пена, пузырясь у него на губах, стекала на булыжники.

Мистер Эстес зашатался и застонал, как загнанное животное, маленький пистолет выпал из его рук.

Глава 33

Как плохо, что рядом все время посторонние! Сиделки прикладывали антисептик к его голове. Доктор в приемной отделения неотложной помощи негромко что-то приговаривал, изучая рентгеновский снимок Артемаса.

Безусловно, ему повезло, потому что рядом сидела Лили, взяв его руки в свои. Ее свитер и рабочие брюки были перепачканы его кровью, волосы растрепались, она осунулась, но смотрела на него с такой отчаянной благодарностью, которая делала уже неважным все остальное на свете.

Их нежные, понятные только им одним узы поддерживали его. Его сестры и братья вместе с Тамберлайном ожидали в холле за дверями палаты. Теперь им ничего не угрожало. Артемас с облегчением вздохнул.

Джо Эстес лежал на операционном столе, хотя врачи «скорой помощи» предупредили, что он вряд ли выживет. Артемас поймал себя на мысли, что не хотел бы смерти Джо на ступенях Голубой Ивы. Величественное старое поместье избежало этого позора.

— Перестань думать об этом, — прошептала Лили.

Странно, но медицинские сестры уже покинули палату.

— Перестань, — настаивала она. — А то лопнешь по шву и придется снова зашивать тебя. — Изумление в ее глазах сменилось глубокой голубизной. — Я чуть не потеряла тебя. Мне все кажется, что это сон и ты не выживешь.

Он сжал ее руку:

— Хафмен больше не вернется, Лили.

Она вздрогнула, наклонилась к нему и положила голову ему на грудь. Он нежно погладил ее, закрыв глаза.

Неожиданно за дверью раздались шаги. С печалью и гордостью он узнал их неровный ритм. Мучаясь и испытывая страшную неловкость, на пороге появился Джеймс.

— Я помешал? — буркнул он.

— Ничуть, — отозвалась Лили.

Она кивнула, лишь после этого он подошел ближе и, ссутулившись, остановился у кушетки. Джеймс перевел взгляд с Лили на Артемаса:

— Я один виноват во всем.

— Нет, — ответил Артемас, вздрагивая от боли. — Ты не можешь отвечать за намерения Хафмена.

Недоумевая, Джеймс нахмурился и взглянул на Лили:

— Он все еще слаб?

Она еле заметно улыбнулась:

— Немного, но с ним все в порядке. Как-нибудь я расскажу тебе о Хафмене. — Она выпрямилась. — Послушай, ты попал в некую длинную историю. Джо сам множил свои неприятности, насколько я могу припомнить. Он всегда винил всех, кроме самого себя. Ты, наверное, знаешь, что, охотясь в поместье, он подстрелил меня, тогда еще маленькую девчонку.

Джеймс кивнул:

— Я слышал эту историю от Тамберлайна.

Лили продолжала:

— Так вот, Джо обвинил во всем меня и не забыл этого. Потом обвинил Артемаса за то, что попался, выращивая марихуану в поместье. — Она вздохнула. — А когда вышел из тюрьмы, не мог смириться с тем, что я снова живу на ферме. Только он совершил ужасную ошибку, решив, что волен поступать так… так, как с моими животными. Мистер Эстес поехал к шерифу. Не за мой скот, так за кражу у отца ему все равно пришлось бы отвечать очередной отсидкой в тюрьме.

Она закончила, многозначительно взглянула на Джеймса:

— Существует лишь одна правда, Джеймс. Погрязнув в мелочах, не добьешься ничего хорошего.

Джеймс провел рукой по волосам, на глазах его навернулись слезы:

— Я не сомневаюсь в твоей правоте.

— Я вспоминаю только о твоем поступке сегодня ночью. Остальное быльем поросло.

Взглянув на Артемаса, Джеймс опустился на стул рядом с кушеткой. Артемас медленно поднял руку, потрепал брата по щеке.

— Ты — самый лучший на свете брат, — прошептал Артемас. — Ты оказался там, где был нужнее всего.

— Меня не было рядом, когда Джулия нуждалась во мне. Клянусь, что никогда больше не позволю снова кому-нибудь упасть. — В голосе Джеймса слышались горечь и раскаяние, радость и боль.

— Потом ты сдержал свое обещание. — Джеймс поднял голову. Артемас мягко повторил: — Сдержал!

Сквозь двойные двери палаты протиснулись Касс, Элис, Майкл и Элизабет.

— Мы не в состоянии больше ждать в неведении, — объяснил Майкл.

— Я никогда не чувствовал себя лучше, — ответил Артемас.

По гордому выражению его лица стало ясно, что он имел в виду.

Лили поднялась наверх и, выйдя из лифта, столкнулась с тетей Мод.

— Лили, как Артемас?

— Все в порядке. И Джеймс тоже.

Тетя Мод вздохнула и напустила на себя суровость:

— Хирурги только что сообщили, что Джо умер.

Хопвел порылся в карманах своего пиджака и нашел маленькую, смятую фотографию.

— Мой бедный маленький мальчик, — прошептал он.

Лицо Джо на ней было запачкано кровью.

Хопвел принялся стирать это пятнышко, но трясущиеся пальцы не слушались. Тогда Маленькая Сис, лизнув палец, удалила грязь и вложила фотографию в руку Эстеса.

— Вот. Теперь на нем никаких пятен, — вполголоса заключила она.

Хопвел тихо заплакал:

— Он лишил радости меня и мать, она умерла от горя, а потом он выжег всю мою душу и… почти разлучил нас. Он не принял тебя, поэтому между нами никогда бы не восстановились прежние отношения.

Маленькая Сис огорченно вздохнула:

— Не отчаивайся из-за этого, Хопвел Эстес!

Тот повертел в руках фотографию и аккуратно убрал ее в боковой карман.

Подошли Мод и Лили. Маленькая Сис благодарно посмотрела на них, но осталась по-прежнему сидеть рядом с Хопвелом. Потом она заметила Джеймса Коулбрука и разом похолодела.

Правда, теперь он не казался таким непоколебимым и хитрым. Нет, вокруг него чувствовалась печальная, темно-голубая аура, может быть, что-то мелькнуло в его глазах — больших серых глазах, таких же, как глаза его брата; теперь они стали мрачными, как вечернее небо.

В углу зашевелилась Большая Сис. Из-за этих треволнений она потеряла палку и теперь топала ногой, привлекая внимание.

— Мод, помоги мне спуститься в холл и найти санитара с палкой краснокожего. Я собираюсь побаловаться табачком вместе с ним.

Маленькая Сис раскрыла рот от изумления, когда Мод выводила прихрамывающую Большую Сис из комнаты.

— Ты хочешь поговорить с Лили с глазу на глаз?

— Нет, ты останься. Пожалуйста. — Он выпрямился и посмотрел на Джеймса. — И ты тоже.

Джеймс закрыл дверь и, сунув руки в карманы, напряженно ждал. Лили сочувственно посмотрела на Хопвела и взяла его за руки:

— Как было бы хорошо, если бы можно было поступить с Джо по-другому!

— Я не мог поступить иначе. И никогда бы не смог. Прости его, Лили.

— Но позволили бы ему убить меня, — вмешался Джеймс.

Он не обвинял Хопвела, он, казалось, просто не мог понять, почему тот воспрепятствовал.

Хопвел потер распухшие глаза.

— Вы плохо меня знаете, если так думаете.

— Я не винил бы вас за это. — Джеймс удивленно поднял глаза. — Вся вина за ошибки, которые привели к смерти вашего сына, лежит на мне.

— Не стоит исповедоваться перед душой, если она не принесла людям ничего, кроме вреда. — Хопвел посмотрел на Маленькую Сис. — Теперь я как никогда хочу сохранить в тайне все то, что я замышлял… вначале… прогнать Лили ради Джо. Потом я пытался что-то изменить, скрыть правду. — Он снова повернулся к Джеймсу. — Но вы захотели, чтобы об этом узнал весь мир.

Джеймс мрачно откликнулся:

— Вчера я попросил Бейтнера составить новый договор, по которому Джо следовало заплатить, если вы позволите Лили остаться на ее земле. Сделай я это раньше, Джо, возможно, сейчас был бы жив.

Казалось, окружающие лишились дара речи.

— Так вот почему он повстречался мне по дороге!

— Вчера вечером? — уточнил Джеймс.

— Я проигнорировал его. Я ехал за Джо, чтобы отвезти его к шерифу. — Хопвел с сожалением посмотрел на Лили. — Это должен был сделать его отец.

Она молча обняла его.

Неожиданно дверь распахнулась. В дверях стоял Арте-мас, тяжело опираясь на дверную раму, с толстой повязкой на голове, которая резко оттеняла его черные волосы. Остальные — Касс, Майкл, Элизабет, Элис и даже Тамбер-лайн — выглядывали из-за его широкой спины.

— Такие вещи положено делать в семейном кругу. — Артемас бросил на Джеймса тяжелый взгляд.

— Ты же знаешь, его невозможно остановить, — пытался успокоить Лили Тамберлайн.

Лили подошла к Артемасу, и он, опершись на нее, вошел в комнату. Остальные потянулись следом. Элис взяла протянутую руку Джеймса.

Тишина была гнетущей. Лили многозначительно взглянула на мистера Эстеса:

— Если бы Джеймс не повлиял на жизнь Джо, если бы Джо вернулся из тюрьмы без всяких фантастических надежд, как бы развернулись события?

Хопвелу хотелось крикнуть, что Джо был бы примерным сыном, образцовым гражданином, но вся его вера уже сгорела дотла.

— У него снова бы начались неприятности. — Хопвел как-то сразу сгорбился. Он закрыл глаза и откинулся на спинку дивана. — Не понравилось бы, что я позволил Лили переехать на ферму, он бы точно так же ненавидел Артемаса. Вряд ли что-нибудь изменилось.

— Пусть эта история надолго запомнится. Рождаются такие люди, их невозможно исправить, — быстро проговорила Маленькая Сис и нежно взяла Эстеса за руку. — Вот и Джо тоже…

Джеймс от волнения чуть не задохнулся. Сначала к нему приблизилась Лили, затем Артемас. Он жестом указал на всех присутствующих, включая Хопвела и Маленькую Сис:

— Мы все — твоя семья. Ты рисковал своей жизнью, чтобы защитить нас. — И заключил брата в объятия.

Маленькая Сис подняла Хопвела с дивана, и тот, к своему изумлению, оказался в кругу дружных Коулбруков.

Лили закрыла глаза и с облегчением вздохнула. Старая печаль и страхи прошли.

Артемас проснулся и поморщился от головной боли. Все события вчерашнего дня и ночи казались неприятным сном.

Рядом с ним в постели, осторожно прижавшись к нему, лежала Лили. Это была их постель в Голубой Иве. Увидев, что он проснулся, она, приподнявшись на локте, поцеловала его и внимательно обследовала его повязку.

Золотой утренний свет проникал сквозь занавеси балконных дверей. Она была такой же теплой и мягкой, как этот свет.

Лили что-то шептала словно в гипнотическом трансе тихим, сокровенным голосом, выражающим любовь так, словно читала его мысли. Артемас с изумлением посмотрел на нее. Отбросив одеяло в сторону, она прильнула к нему так нежно, что он мгновенно забыл о боли и плохих снах.

Незабываемый рассказ о том, как их предшественники начинали свою жизнь.

Утреннее солнце смягчало нелепую пестроту. Хопвел открыл тяжелые шторы: невозможно вынести этот тусклый свет бра над гробом Джо. С карниза мело, и снежинки блестели подобно падающим бриллиантам за окном, украшенным инеем.

Он посмотрелся в зеркало в золоченой раме. В черном ладном костюме он выглядел крепким и сильным, тогда как чувствовал себя старым и ни на что не способным. Он остался один.

Хопвел устало опустился на софу. Запах цветов, стоящих в комнате, приводил его в трепет. Сколько друзей перебывало за это время, чтобы поставить подпись в книге регистрации и помолчать вместе несколько минут, лишь потому, что жалели его! Они свидетельствовали ему свое почтение, оставляли соболезнования и поспешно уходили.

Ни один не остался.

— Хопвел?

Маленькая Сис легко вошла в комнату с черной сумкой в руках. Ее опрятное, щеголеватое коричневое пальто и платье выглядели бы почти строгими, если бы не ярко-красная вышивка внизу на подоле и красный рождественский бант на седой голове.

Она бросила на него самый нежный взгляд, но он не знал, как выразить ей свою признательность. Не знал, как искупить все то, что ей пришлось пережить из-за Джо.

Она устроилась рядом, глядя прямо вперед.

— Прошлой ночью я совсем не могла уснуть, — начала она. — Не могла, потому что ты ушел из больницы, ни слова не сказав, где тебя искать.

— Я не мог и не могу ничего сказать до сих пор. Нет никаких слов, чтобы выразить мои чувства. — Слова застревали у него в горле, перед глазами поплыло.

— Понимаю. — Она тяжело вздохнула. — Но нельзя ли было пойти домой, или позвонить мне, или сделать что-нибудь, чтобы я не волновалась?

— Я не могу вернуться в свой дом. Мне мерещатся Джо и Дусия в каждой комнате. Надо куда-нибудь переехать, может, в Викторию…

— Никуда ты не уедешь! Просто переедешь в дом Мод. У нас есть лишняя комната. Никто ничего не скажет, если ты никому не сообщишь, где спишь.

Отшатнувшись, он дико посмотрел на нее.

— Я не стану жить с тобой в грехе!

— Тогда женись на мне. Женись!

Он бросил взгляд на закрытый гроб Джо. Разговаривать о таких вещах в комнате рядом с телом его сына?! Но Маленькая Сис ведь никогда не делает как положено, а всегда делает так, чтобы стало лучше. Он наконец понял это.

Он поднялся на ноги, испытывая стыд, огорчение и счастье, взял ее за руку и потянул прочь из этой комнаты, от этого маленького здания, в метущий снег и яркое солнце.

— Я люблю тебя! — произнес он.

Она завизжала и обняла его за шею:

— Я тоже тебя люблю.

Они целовались и кричали вместе, а когда он, оглянувшись, увидел в дверях хмурого распорядителя похоронной процессии, то нагнулся и бросил в него снежком. Он, слава Богу, не попал, но понурый ублюдок убрался восвояси.

Они с Маленькой Сис сели на скамейку и обнялись. Не в силах горевать о Джо, Хопвел не мог вымолвить ни слова, зато Снеси говорила без умолку:

— Феникс ты мой, воскресший из пепла!

Именно так он себя и чувствовал.

Артемас с Лили молча смотрели на амбар. Коулбрук приказал рабочим убрать туши, но не так-то просто стереть ужасные воспоминания. Ее печаль находила в нем отклик.

— Надо снести амбар и выбросить всю эту рухлядь, — сказала она. — Не хочу даже ступать туда.

Слава Богу, показалась машина; это хоть как-то отвлекло ее от мрачных мыслей. Лили в недоумении обернулась и увидела ярко-красный «ягуар» Маленькой Сис.

— Что? — Она нахмурилась. — Что это?

— Сюрприз, — буркнул он.

Маленькая Сис остановила машину под деревом. Мистер Эстес открыл дверцу, и, взявшись за руки, они поспешили навстречу Лили и Артемасу.

— Спасибо, что вы пришли на похороны Джо. — Хопвел обратился к ним обоим, затем чуть заметно склонил голову перед Артемасом. — Спасибо, что пришла вся ваша семья.

— Они сами. Я не настаивал.

Мистер Эстес сунул руку в карман пальто и, вытащив оттуда какой-то свернутый документ, протянул его дрожащей рукой:

— Лили! Теперь все переписано на твое имя. Это свадебный подарок. Пусть Артемас заверит, что ты не исчезнешь, тогда я смогу подарить это тебе.

Она осторожно взяла бумагу, словно счастье могло рассыпаться от ее прикосновения:

— Спасибо!

— Мы с тобой продолжим нашу работу, если тебе, конечно, не надоел раздражительный старик.

Она обняла его, он от смущения засопел, но не отстранился:

— Ты не станешь больше здесь жить…

— Я буду жить в Голубой Иве. — Она посмотрела на Артемаса. — Но эти два дома теперь неразделимы.

— Коулбруки и Маккензи соседствовали на протяжении ста пятидесяти лет. Если верить легенде, семьи Коулбруков не было бы в Америке, если бы Элспет Маккензи не позаботилась о раненом старшем Артемасе. Мы вернулись туда, где они вместе начинали. Теперь никому не удастся разлучить нас.

Маленькая Сис кашлянула.

— А если мы с Хопвелом распишемся и будем присматривать за этой фермой?

— Жить здесь?! — изумилась Лили. — Вам так хочется?

Мистер Эстес печально глядел на нее.

— Ну конечно, пожалуйста! Живите вместе с Маленькой Сис!

— Тогда… тогда все в порядке. — Она снова кинулась к нему, но он замахал рукой. — Ступай! Ступай!

— Застенчивый, — объяснила за него Сисси.

Они уехали так же быстро, как и приехали. Лили положила документ в нагрудный карман пальто Артемаса.

— Это мой свадебный подарок тебе, — вполголоса сказала она.