Глава 5

Губы у него действительно оказались мягкими, как она и предполагала. И он был нежным. Он не пытался оглушить ее внезапной вспышкой страсти, просто поцеловал не спеша, пробуя ее губы на вкус. Его неспешность разожгла ее еще

Больше.

Лайла вздохнула и с радостью расслабилась в его объятиях. Приподняв, он крепко прижал ее к себе. Уже знакомый жар вновь охватил ее тело. Она обвила руками его шею, прижавшись теснее и задрожав, когда его язык медленно раздвинул ее губы, давая время отодвинуться, если она против такого глубокого поцелуя. Она не возражала. Она хотела целоваться с этим мужчиной больше всего на свете.

Сердце бешено стучало. Сирена-искусительница толкала ее дальше, изведать все, что он мог ей дать. Она чувствовала напряжение в его брюках. Ей хотелось дотронуться до него и открыться ему навстречу.

Зная себя и понимая, что сейчас потеряет над собой контроль, она немного отстранилась от этого медленного, дурманящего поцелуя и уткнулась лицом ему в шею.

Он тоже не остался бесстрастным. Она чувствовала, как бьется его пульс, вот здесь, где остановились ее губы. Кожа стала горячей и влажной. Он беспокойно топтался на месте, вжимая свои бедра в ее тело.

Он ничего не говорил, она была ему за это благодарна. Врожденная осторожность подсказывала не спешить, инстинкт же толкал вперед, торопил отдаться ему. В любом случае это неотвратимо, так зачем же ждать? Что изменится, если она будет тянуть время? Но Лайла медлила, неготовая еще к такому значительному шагу в своей жизни, что бы ни предсказывала судьба.

— Ужас! — пробормотала она ему в шею.

Просто невероятно! — Он зарылся лицом в ее волосы.

Так, видимо, чувствует себя человек, которому на голову падает кирпич.

То, что он потрясен так же, как и она, не сулило ничего хорошего, поскольку в данной ситуации кто-то из них двоих должен был оставаться с холодной головой.

— Мы совсем не знаем друг друга. — Она не могла сказать, с кем спорит, с ним или с собой.

— Мы это исправим. — Его губы коснулись ее виска. — Нам некуда спешить.

Но когда он узнает ее, будет ли относиться к| ней так же? Ее беспокоила эта мысль. Она немного отодвинулась. Джексон сразу отступил. Глубоко вздохнув и откинув назад волосы, Лайла попыталась не смотреть в его сторону, но исходивший от него ясный темно-красный цвет страсти не заметить было нельзя.

— Мне нужно поставить в печку печенье, — сказала она, обходя его. — Сядьте пока где-нибудь, а я быстро приготовлю ужин.

— Я постою, спасибо, — сухо ответил он.

Ничего не поделаешь, ей пришлось-таки поднять голову и встретиться с его печальными голубыми глазами, смотревшими на нее с пониманием. Его аура оставалась такой же насыщенной, особенно в паху, однако вокруг головы появился слабый голубой цвет.

Он отошел в сторону и прислонился к стене у двери. Поставив печенье в печку, она открыла большую банку говяжьей тушенки, вывалила содержимое в кастрюлю и поставила ее на печь. Этой незамысловатой еды должно хватить, не идти же в грозу ловить на ужин курицу. Печенье успеет остыть, а тушенка прокипит, пока он не проголодается.

Он наблюдал за ней. Лайла чувствовала его внимательный взгляд. Она вдруг остро ощутила свое тело, как поднимается грудь при каждом вздохе, как она двигается. Лайла чувствовала, что соски у нее затвердели, а напряжение в его штанах не прошло.

Его неуснувшее возбуждение завело ее больше, чем если бы он шептал ей всякие глупости. Нужно что-то делать, или очень скоро она окажется на спине. Лайла откашлялась, придумывая нейтральную тему для разговора.

Каким образом хороший парень из Техаса оказался в Алабаме? — Она все знала, ей рассказала Джо, но это было единственное, что пришло в голову, и ему придется отвечать.

— Моя мать родом из Дотана. — Вот и весь ответ.

Решив, что его нужно расшевелить, Лайла снова спросила:

— Почему же она переехала в Техас?

— Она познакомилась с моим отцом. Он жил на западе Техаса. Мама с друзьями по колледжу ехала в Калифорнию, и у них по дороге случилась авария. Отец был тогда помощником шерифа, стал им помогать. Ну и мама так никогда и не доехала до Калифорнии.

Уже лучше. Он начал говорить. Она с облегчением вздохнула.

— Почему же она снова вернулась в Алабаму?

— Отец умер несколько лет назад. — Он удобнее устроился у стены. — На западе жить трудно, очень жарко и пустынно. Раньше она никогда не жаловалась, но после смерти отца ей стало одиноко. Захотелось вернуться в Алабаму, поближе к своим сестрам и друзьям по колледжу.

— И вы вернулись с ней?

— Она — моя мать, — просто ответил он. — Я могу служить в полиции и здесь. Я живу отдельно с восемнадцати лет, но она знает, что я рядом, если вдруг понадобится помощь.

— И вам не жалко было уезжать из Техаса? — Лайла не представляла, как можно покинуть свой дом. Она любила его, знала как свои пять пальцев. Любила запах реки ранним утром, резкую смену погоды, неистовые грозы, проливные дожди, жаркие, влажные дни, когда даже птицы, казалось, засыпали на лету. Ей нравились серые зимние дни с огнем в камине и миской горячего супа. Что еще нужно в этой жизни?

Он пожал плечами.

— Дом — это семья, а не место. В Техасе у меня остались тетки и куча двоюродных братьев и сестер, но никого нет ближе матери.

Лайла с трудом сглотнула. Ее мать умерла, когда ей было пять лет, но она берегла воспоминания о женщине, которая когда-то была центром жизни в этом уединенном домике.

— А вы? — спросил он. — Откуда вы родом?

— Я родилась в этом самом доме и прожила здесь всю жизнь.

Он как-то странно посмотрел на нее, и она поняла, о чем он подумал. Почти все дети рождаются в больницах, во всяком случае, последние пятьдесят лет. Она была явно моложе. Конечно, кое-где еще сохранился обычай рожать дома.

— Вашему отцу не хватило времени отвезти ее в больницу?

— Она не хотела рожать в больнице. — Может быть, сейчас подходящий момент, чтобы рассказать ему, что мать была целительницей, как теперь она? Мама наперед знала, что роды пройдут благополучно, и не видела причин тратить с трудом заработанные деньги на больницу и докторов.

— Смелая женщина, — сказал он, покачав головой и улыбнувшись. — Я сам однажды принимал роды, когда был новобранцем. До смерти боялся, да и роженица не очень радовалась. Но мы справились, ребенок родился здоровый. Боюсь, правда, мое обхождение не очень понравилось матери. Ребенка в мою честь не назвали. Помню ее слова: «Не обижайся, но глаза б мои тебя больше не видели».

Закинув назад голову, Лайла рассмеялась. Она легко представила себе молодого, неопытного полицейского, потного от страха, помогавшего при родах.

— А что случилось? Ребенок родился раньше времени?

— Выпал снег, это было нечто особенное. Дороги полностью замело. Они с мужем уже выехали, но машина застряла в миле от дома, поэтому они вернулись и вызвали помощь. Я находился поблизости, приехал, но погода совсем ухудшилась, и мы просто не рискнули везти ее в больницу. — Он потер ухо. — Уж как она меня только не обзывала. Я сроду таких слов не слышал. Хотела что-нибудь обезболивающее, а я ей ничего не давал, вот она и постаралась, чтобы и мне досталось по полной программе.

Его улыбка приглашала ее посмеяться вместе с ним над этой историей. Лайла хихикнула.

— А что муж?

— Пустое место. Каждый раз, когда он появлялся, получал свою порцию проклятий, поэтому старался лишний раз не попадаться ей на глаза. Я же говорю, что она ужасно злилась.

Сколько же времени она рожала?

Девять часов и двадцать четыре минуты, самые длинные в ее жизни, как она потом сказала. Она готова была поклясться, что рожала три дня.

Лайла почувствовала в его голосе радость. Она взглянула на него с сомнением и поняла, что права.

Вам это понравилось.

Он рассмеялся:

— Да, конечно. Было интересно и забавно, а главное, удивительно. Между прочим, родилась девочка. Мое имя ей явно не подходило.

Его аура немного изменилась, перемешалась с зеленым и веселым желтым. Лайла больше не задавалась вопросом, когда же она в него влюбится. Это случилось именно в этот момент. Что-то внутри у нее расплавилось, стало горячо. Она знала, что ее аура сейчас розовая. Она покраснела, хотя была уверена, что он ничего не видит.

Лайла почувствовала слабость и присела. Все произошло мгновенно. Она никогда не думала, что сможет полюбить, как все. Она любила многих людей, но по-другому. Всегда мешало то, что она не такая, как все, не равный партнер, а опора. Даже для своего отца. Но Джексон сам был сильным. Ему не требовалась сиделка, он сам мог позаботиться о ком угодно.

Если бы она и не видела его ауры, все равно бы влюбилась. Но она видела ее и узнала его душу. И еще она увидела, что он предназначен ей судьбой. Она забыла об осторожности. Ей хотелось броситься к нему и позволить все, что только можно. Она встала и проверила печенье.

— Отлично! — одобрил Джексон.

Она моргнула. Печенье подрумянилось и хорошо поднялось. У нее легкая рука, говаривал отец. Она глубоко вздохнула, взяла полотенце, вынула горячий противень из печки и поставила его на подставку.

— Почему Варгас думает, что вы колдунья?

Эти слова заставили ее спуститься на землю. Его голос чуть изменился, сейчас он был шерифом, которому положено знать, если кто-то в его округе занимается колдовством.

— По нескольким причинам, мне кажется. Я живу одна, в лесу, редко езжу в город, никуда не хожу. Меня прозвали колдуньей еще в четвертом классе.

— В четвертом классе? Интересно. — Он облокотился на шкаф, внимательно следя за ее лицом. — Может, он насмотрелся фильмов про ведьм?

Она вскинула брови и промолчала.

— Значит, вы не колдуете и не танцуете голой при луне?

— Я не ведьма, не колдунья, — просто ответила она. — Я никогда этим не занималась, а голой потанцевать могу, если очень захочется.

— Ну рассказывайте! — Взгляд его потеплел, он подошел поближе. — Позовите меня в партнеры, когда надумаете это делать.

— Обязательно.

Их глаза встретились, и каким-то шестым чувством она поняла, что ей не надо больше осторожничать.

— Вы проголодались? — Он коснулся пальцем ее руки.

— Нет.

— Значит, печенье и тушенка могут подождать?

— Конечно, могут.

Он взял у нее из рук полотенце и отставил кастрюлю подальше.

— Ты ляжешь со мной в постель, Лайла Джонс?

Да.

Загрузка...