Голубой пушистый котенок

Рисунки Г. Ясинского

Началось все с того, что одна приятельница Нинкиной мамы погладила в трамвае чужого пса.

За это женщина, которая пса везла, проехала с приятельницей Нинкиной мамы пять лишних остановок, а напоследок спросила ее телефон. Звали тетку, которая везла собаку, Диной Мироновной.

Произошло это года два назад, и все два года Дина Мироновна звонила по полученному телефону и предлагала собак. Приятельница Нинкиной мамы и не предполагала, что в городе столько собак, которые бы хотели у нее поселиться. Всякий раз она отвечала Дине Мироновне, что мечтает когда-нибудь с ней встретиться и как следует, по-настоящему обсудить собачьи проблемы. Возможно, она даже вступит в общество, но сейчас это невозможно, потому что у мужа срочная работа. Дина Мироновна вперемежку с собаками предлагала и кошек, упоминались даже сиамские, но та все ссылалась на мужа. И тут как-то Нинкина мама сказала своей приятельнице, что хотела бы завести пушистого голубого котенка. Голубой в том смысле, чтобы был совсем беленький.

— Ничего нет проще, — сказала приятельница и сбросила пепел сигареты, — вот тебе телефон. Эта дама достанет тебе любого. Синего. Зеленого. В горошек.

Нинина мама позвонила Дине Мироновне. Она еще не знала, что делает.

— Котенка? — сказала Дина Мироновна. — Беленького? Пушистого? Чтобы с клубочком играл? Господи, душечка, как вы мне нравитесь! Записываю ваш телефон…

Дня через два Дина Мироновна появилась у Томашевских. Глаза ее, как говорила Нина, пылали, на пальто спереди и сзади были пятна от уличной грязи в форме звериных следов. Похоже было, что Дина Мироновна нашла пальто где-то на глинистом берегу у водопоя. Нинин отец потом сказал, что когда Дина Мироновна вошла в прихожую, псиной запахла даже книга, которую он читал в другой комнате.

Дина Мироновна стояла в прихожей и озиралась.

— А потолки у вас высокие! — сказала она.

Нинина мама предложила снять пальто и проходить в комнату. Дина Мироновна пальто сняла, но на общую вешалку его не повесила, а потянулась к клемме электрического счетчика. Отец Нины увидел это из комнаты и выскочил в переднюю, чтобы предупредить, что клеммы у них голые. Но Дину Мироновну уже тряхнуло. Однако похоже было, что электрического тока она не боится. Резиновые сапоги (в тех же узорах, что и пальто) Дина Мироновна поставила у порога. Надеть на ноги что-нибудь вместо сапог она категорически отказалась.

Так они и стояли вчетвером: Дина Мироновна — в рубчатых чулках, Николай Сергеевич, который чувствовал себя виноватым за то, что гостью хватануло током, Нинина мама, которая не знала, что ей делать и украдкой смотрела на ноги Дины Мироновны, и Нинка. Нинка еще не успела ничего подумать.

— Оказывается, в квартире дети есть, — недовольно сказала Дина Мироновна. — Или, девочка, ты любишь животных?

— Больше всех нас, — ответила Нинина мама. — Стоит ей увидеть собаку…

— Превосходно, — сказала Дина Мироновна и опять зачем-то посмотрела на потолок. — А лестница у вас хорошая, — добавила она. — Прямо во двор… И кусты.

Проходить из прихожей она так и не стала, только, перегибаясь через порог, заглянула в обе комнаты и в кухню.

— Ну, что ж, — сказала она, — комнаты светлые, кухня большая…

Николай Сергеевич морщил лоб, Нинкина мама все приглашала пройти от дверей и сесть.

— Нет, нет, — заторопилась Дина Мироновна. — Меня там ждут. Но на днях мы обязательно, обязательно, обязательно…

Николай Сергеевич уже стоял у счетчика, заслоняя его спиной. Когда Дина Мироновна стала спускаться по лестнице, снизу раздался гулкий, хриплый лай.

Нина и ее родители выглянули из окон. Через некоторое время из их подъезда выпрыгнул огромный кудлатый пес на брезентовом ремне. Дверь за псом захлопнуло пружиной. Пес присел, скребанул когтями по асфальту, и из подъезда выбросилась Дина Мироновна. Она была обвита ремнем — видно, пес скакал около нее кругами. Не обращая внимания на машины, пес наискосок пересек улицу и затащил Дину Мироновну в какую-то щель между домов.

— Ты у нее при случае спроси, — задумчиво сказал Николай Сергеевич, — как она относится к водным лыжам? Специфика движения совершенно та же.

— Чем она тебе не понравилась? — спросила Нинкина мама. — Очень добрая женщина. Просто очень добрая.

— Более чем, — сказал Нинин папа. — Боюсь, что мы видим ее не в последний раз.

Дина Мироновна теперь звонила Томашевским как старая знакомая. Поиски голубого котенка шли полным ходом. Нашелся один почти совсем беленький, во всяком случае что-то у него белое было — то ли нос, то ли хвост, но он не был пушистым. Нет, она понимала, что нужен именно пушистый, но знаете, сколько от пушистого по квартире шерсти? Кроме того, пушистого всегда легче пристроить, в то время как такому бедняге грозит усыпление. Нет, она, конечно, оповестит знакомых и поднимет их на ноги, но вообще-то нелегко, потому что, не зная матери этого котенка, можно подумать, что совсем обыкновенный. Да, в общем, серо-черный… Нет, что-то белое у него есть. Но вообще-то, только это секрет лишь для Нининой мамы, — котенок не один, а их четверо. Да, и все, как назло, если не знать матери, конечно, кажутся совершенно обычными… Но белого, пушистого ищут.

Потом одно сообщение, что совсем было выследили почти ручную пушистую кошку в одном подвале, и в том подвале Дина Мироновна и еще две кошатницы уже побывали. У одной кошатницы был фонарик, так что они почти точно теперь знают, где эту кошку можно поймать. Собственно, кошка уже была у них в руках, но завязать в мешок ее не успели, она прорвала мешок и удрала.

Нинина мама хотела спросить, зачем ловить взрослую дикую кошку, но Дина Мироновна не дала вставить ни слова.

Еще через день Дина Мироновна сообщила, что теперь уже не в подвале, а на чердаке одного старого дома на Васильевском обнаружен скрывающийся пушистый котенок, и завтра вечером его поедут ловить.

— А кто поедет? — спросила Нинина мама.

— Ну, тут люди, — замялась Дина Мироновна, — которым не безразличны страдания животных…

— Может быть, я могу помочь? — спросила Нинина мама. Она чувствовала себя неловко, потому что из-за нее какие-то незнакомые люди, может быть, пожилые, собирались ехать на Васильевский и сообща носиться по чердаку.

— Нет-нет, не беспокойтесь! — сказала горячо Дина Мироновна. — Вполне достаточно того, что вы хотите облегчить судьбу хотя бы одного животного! Общество не может ничего требовать, но мы счастливы, когда находим людей с добрым сердцем!

Нинина мама страдала у телефона.

Следующий раз Дина Мироновна говорила голосом торжествующим. Того котенка поймать не удалось, он ушел от них по карнизу на другой чердак, но она нашла женщину, от кошки которой одного котенка уже отправили в Бельгию. Не хочет ли Нинина мама, чтобы у ее будущей кошки была заграничная родня?

Что отвечала мама, Нина точно не знала, разговор был без нее. Но около телефона на обоях появилось протертое до дырки место — это мама терла пальцем во время разговора. И тогда Дина Мироновна попросила Нинину маму подержать у себя в квартире одну очень милую собачку.

— Она уже фактически пристроена, — сказала Дина Мироновна. — Так что самое большее — денька на два, на три.

Так у Томашевских поселился Тарзан.

Тарзан оказался тем самым псом, которого Дина Мироновна привязывала в первый раз в подъезде.

Гулять с Тарзаном мог один Нинин отец. Пытались и другие, но пальто Нининой мамы после первого же раза пришлось отправить в чистку, а саму Нинку Тарзан таскал по окрестным кварталам, как шарик-раскидай.

Оказалось, что любимое занятие Тарзана — стоять в комнате на столе. Приходишь, а он стоит. «Может быть, такая собачья мания величия», — сказал Нинин папа. Иногда, не сходя со стола, Тарзан чесался. Если Томашевские были при этом на кухне, то они всегда узнавали, что Тарзан уже на столе и уже чешется, потому что на кухне начинало дребезжать в холодильнике. Расчесываясь, Тарзан заднюю ногу задирал свечой. Это почему-то особенно не нравилось Нининой маме.

Дина Мироновна теперь приходила к Томашевским как своя. Привязав очередную шавку в подъезде, она звонила у их дверей и, еще не входя, радостно сообщала, что пришла повидаться с Тарзиком. «Очень жалко Томашевских, — добавляла она, — потому что Тарзик скоро от них уедет». В руке Дина Мироновна обычно несла фарш, завернутый в газету. То ли мясники жалели для Дины Мироновны бумаги, то ли ей самой нравилось прохладное ощущение под ногтями, но всегда один или два пальца у нее были внутри фарша.

— Лакомство из общества, — сияя, шептала она.

— Да что вы, право, — в смятении говорила Нинина мама, — ну что же, мы, по-вашему, его не кормим?

Нинина мама училась когда-то в хореографическом училище, и там, кроме танца, им преподавали, как следует разговаривать с людьми старше себя.

— Ах, какая вы душка и как я счастлива, что вас нашла, — говорила Дина Мироновна, сцарапывая фарш с газеты в Тарзанью миску.

— Вот здесь… здесь можно вымыть руки, — открывая кран, говорила Нинина мама.

— Ах, душечка, право, ни к чему лишние хлопоты, — отвечала со счастливым выражением лица Дина Мироновна и облизывала пальцы. Нинина мама украдкой отворачивалась и закрывала глаза.

Тем временем запертый в комнате Тарзан уже окончательно догадывался, кто пришел, и начинал ломать дверь. С косяков падала известка. Сложность заключалась в том, чтобы Дина Мироновна успела положить фарш в миску до тех пор, пока Тарзан за дверью не затих. В первый раз этого еще не знали, и из-под двери комнаты в прихожую потекла дымящаяся лужа.

— Мой отзывчивый! — сказала Дина Мироновна. — Это он от счастья!

Выпускать Тарзана раньше, чем Дина Мироновна избавится от фарша, было нельзя, потому что встреча их отчасти напоминала монгольскую борьбу. Упершись лбами друг в друга, они кружили по прихожей. Дине Мироновне для этого почти не приходилось приседать. Однажды Тарзан оказался висящим у нее вокруг шеи как чернобурая лисица. Часть фарша при этом оказалась у Дины Мироновны в волосах, часть прилипла к зеркалу.

— Я понимаю, что она кажется тебе немного не того… — сказала Нинина мама, — но, с другой стороны, — энтузиастка? Да. Бессребреница? Да. Добрый человек? Несомненно.

Уходя на работу, Нинин папа ставил на свой письменный стол два перевернутых ногами вверх стула. Нинина мама ставила перевернутые стулья на кровать — Тарзан взял обыкновение закапывать под подушки вчерашние кости. Квартира напоминала кафе во время ночной уборки.

О белом котенке Дина Мироновна на время замолчала. Зато она теперь сообщала Томашевским о том, как продвигаются поиски хозяев для Тарзана.

— Помилуйте, — в первый раз услышав о поисках, сказал Нинин папа, — я, видимо, чего-то недопонял. Мне казалось, что хозяева уже есть!

— Все, все хорошо, Николай Сергеевич, — убежденно и улыбаясь, сказала Дина Мироновна. — Вы, главное, не волнуйтесь. Не волнуйтесь — и все, все будет хорошо! Тарзану у вас великолепно, пес крепнет, веселеет…

— Простите, — перебил Николай Сергеевич. — Я, если это возможно, хотел бы узнать о хозяевах. Тут проблемы чисто практические…

— Коля! — укоризненно сказала Нинина мама и добавила: — Он, знаете ли, так последнее время устает…

— Вы, главное, не волнуйтесь, Николай Сергеевич, — улыбаясь, сказала Дина Мироновна. — Мы с вашей женой все, все решим. Вы и знать не будете!

— О чем? — спросил Николай Сергеевич.

— О хозяевах. О Тарзане. Главное, не беспокойте себя… А хозяева найдутся. Не сегодня, так завтра, не завтра, — тут на Дину Мироновну прыгнул Тарзан и ее лицо скрылось в его шерсти.

— Желательно, чтобы это было не послезавтра, — сказал Николай Сергеевич.

— Собака столько перенесла, — вынимая лицо из шерсти Тарзана, сказала Дина Мироновна. — Пес в вашем доме просто душой отдыхает.

Николай Сергеевич уперся указательным пальцем в переносицу и некоторое время стоял так качаясь.

— Иди работай, — мягко сказала Нинина мама. — Мы все сами решим.

— А я и знать ничего не буду? — спросил Николай Сергеевич.

— Вот именно, — радостно сказала Дина Мироновна. — А жена ваша, скажу я вам, это клад. Золотой человек. Таких больше нет.

— Боюсь, что вы правы, — сказал Николай Сергеевич.

Первые клюнувшие на Тарзана хотели увезти его под Киев. Вообще, они там и жили, но сейчас почему-то гостили в Ленинграде и здесь искали собаку.

— Представляете?! — возмущенно говорила Дина Мироновна. — Под Киев! Как вам нравится? Увезут куда-то к черту на рога — ни навестить, ни проверить… Ах ты мой ласковый…

— Значит, на Украине совсем плохи дела? — спросил Нинин отец. Он говорил теперь с Диной Мироновной, обязательно упираясь указательным пальцем в переносицу. — Своих, так сказать, собак…

— Отчего? — выглянув из Тарзаньей шерсти, ответила Дина Мироновна. Она теперь избегала Николая Сергеевича, а если приходилось разговаривать, то Дина Мироновна садилась около Тарзана на корточки и пряталась за него, как за щит.

— Ну, если такое золото надо из Ленинграда возить, — сказал Николай Сергеевич, — то, вероятно…

— Ах, вы ничего-ничего не поняли, — нервно засмеялась Дина Мироновна. — Совсем, совсем ничего… Не они не хотят брать, а мы, мы не хотим его отдавать!

— Сознаюсь, не понял, — сказал Нинин папа. — Кто это «мы»?

— Представляете, — перебила Дина Мироновна, теперь уже глядя на Нинину маму, — там даже язык не тот. «Дюже» и «гарно». Галушки да пампушки. А собака, можно сказать, выросла в Ленинграде.

— Ваша собака случаем Достоевским не интересуется, — спросил, не отрывая пальца от переносицы, Николай Сергеевич, — или ей ближе блоковские мотивы?

— Коля! — вскрикнула Нинина мама.

— Ничего, ничего, — как больному, ласково улыбаясь Николаю Сергеевичу, сказала Дина Мироновна. — Напрасно вы так иронизируете. Ну, сами себя представьте на его месте. Вы вот с детства слышите один язык, а вас вдруг взяли да и перевезли насильно куда-нибудь… В Африку, например. Много вы там поймете?

— Хм, — сказал Николай Сергеевич. — Мне, знаете ли, как-то ни разу не приходило в голову.

— Вот видите! — ласково сказала Дина Мироновна. — Даже не приходило!

— Я, правда, не закапываю объедков в чужую постель, — сказал Николай Сергеевич, — а что касается луж, которые ваш любимец обожает пускать под дверь…

— Минуточку! — закричала Дина Мироновна. — Минуточку! Это вы зря, зря на него! Он просто от радости. Он же бывает счастлив! Тут уж у него рефлекс… Все отказывает…

— У меня, кажется, тоже. Кстати, об Африке, — сказал, поворачиваясь к жене, Николай Сергеевич. — Предлагают поехать поработать.

— Это серьезно? — спросила Нинина мама.

— И, наверно, без семьи? — живо спросила Дина Мироновна, и глаза ее, как в первый приход, скользнули по стенам.

— Кажется, другого способа нет, — нервно улыбаясь, начал Николай Сергеевич.

— Коля! — еще более нервно сказала Нинина мама.

Нинка рассказывала, что вечерами ее папа иногда вдруг поднимал голову от книги и говорил: «В мешок всех, в мешок…»

Семья была в сборе, и Тарзан вваливался в комнату.

— Послушай, — говорил Николай Сергеевич. — Оказывается, не Дина Мироновна генерирует этот запах, а он сам. Она лишь умеет как-то удивительно его сохранять. Научилась аккумулировать.

— Я понимаю, дорогой, что тебе трудно, и я вчера самым решительным образом… Но, может, мы его, правда, пока вымоем? Действительно, что-то он стал попахивать.

В операции участвовали все. Первое, что Тарзан сделал, когда его общими усилиями поставили в теплую воду, задумчиво поднял лапу и пожурчал.

— Мой отзывчивый! — тоном Дины Мироновны сказал Николай Сергеевич. — Где-то у меня есть прекрасный широкий ремень с тяжелой пряжкой…

— Ты, кажется, действительно не в себе! — вскрикнула Нинина мама. — А если у животного рефлекс? Чем оно виновато?

— ОНО, может быть, и ничем не ВИНОВАТО! — особенно произнося слова, медленно сказал Николай Сергеевич. — ОНО…

ОНО было счастливо. ОНО стало прыгать в ванне и чихать от сложно пахнущей пены.

— Иди, иди, — сказала Нинина мама. — Когда сменю воду, я позову тебя помочь…

В этот день они легли позже часа ночи — во второй воде Тарзан совсем разыгрался, а они забыли закрыться в ванной на задвижку. Тарзан носился по квартире галопом, оставляя на паркете клочья серой пены.

— Ты не хочешь сам принять ванну? — после того, как Тарзан был закрыт в кухне, спросила Нинина мама.

— Я уж лучше завтра в общую баньку, — сказал Николай Сергеевич. — Как-то надежней. Там все же перед тобой собак не моют…

Через несколько дней Дина Мироновна сообщила, что есть люди в Сиверской, которым нужна именно такая собака.

— Ну, наконец, — сказал Николай Сергеевич. — Сами приедут или отвезти? Бросаю все дела…

— Минуточку! Минуточку, Николай Сергеевич! Вы прямо договорить не даете… Они ж его хотят посадить на цепь!

Николай Сергеевич посмотрел на Дину Мироновну внимательно.

— Подробное знакомство с характером вашего любимца… — начал он.

— Минуточку! — вскрикнула Дина Мироновна, пряча лицо в шерсть Тарзана. — Вы меня в последнее время все больше удивляете, Николай Сергеевич! Интеллигентный человек, кандидат наук… Должна вам сказать, что у нас в обществе есть профессор, который много лет работает на кухне, потому что комнаты свои уступил животным! И делает это, заметьте, от души, без натуги… У меня, хоть я и не хотела вам об этом говорить, муж в параличе, правая половина отнялась, и речь нарушена, а постоянно держим четыре-пять собак. Но сажать на цепь! Для чего тогда существует общество?

Дина Мироновна сидела на корточках за Тарзаном, как за укрытием.

— Простите, — сказал Николай Сергеевич, — я, право, не был в курсе ваших семейных трудностей, и я едва ли уполномочен отвечать на общие вопросы, связанные с целями вашего общества, но…

— Тут есть еще один проект, — меняя тон на самый мирный, сказала, вставая, Дина Мироновна. — Есть еще одни желающие, и квартира у них отдельная, и пустырь рядом…

— Ну! — сказал Николай Сергеевич. — Ну, так что же?

— Не знаю, как и сказать, — и Дина Мироновна посмотрела на Нинку, которая теперь только молчала, а вечерами шла к закрытию мясного магазина за костями.

— Валяйте! — сказал Николай Сергеевич. — Выкладывайте, что есть!

— Понимаете, я подозреваю, что они ждут ребенка.

— И что же?

— Как это «что»? Сначала «Тарзик» да «Тарзик», а потом? Собаку в заброс? Может, даже кормить вовремя не будут.

— Так, — сказал Николай Сергеевич. — Так.

Он подошел к зеркалу и, улыбаясь, стал зачесывать волосы от шеи вверх на затылок. Жена его смотрела на него с испугом.

— Надо держаться! — вдруг крикнул Николай Сергеевич. — Надо держаться! Во что бы то ни стало!

Через несколько месяцев я встретил Нинку Томашевскую на улице.

— Ну, что, — спросил я у Томашевской. — Как дела? Как ваш Тарзан?

Я был уверен, что его давно уже у них нет. Просто надо же было как-то заговорить.

— Тарзан-то… — сказала она. — Да мы к нему почти привыкли. Но его скоро забирают. Теперь уже точно.