Голый человек

4

Тем временем у театра в сквере, где по местному обычаю по дорожкам плотной стеной гуляла публика, — больше всего заслуживали доверия и имели несомненный успех два мнения.

Одно, высказанное девицей Дуниной, что вся эта история не что иное, как удачно выполненная Прикотой спортивная задача, причем она тут же предлагала установить рекорд: первый — на силу — переплыть Десну, держа в руках ее самое; второй — на смелость — пройтись по улицам голым.

Тотчас же выбрано было жюри и делегация к Иллариону Михайловичу с приветствиями.

Другое мнение, под шумок пущенное Диапазоном, имело то преимущество, что оно интриговало своей таинственностью. По этому мнению, передаваемому шепотком, в то время, как первое объявлялось нарочито громко, даже с некоторым вызовом к буржуазным предрассудкам, выходило так, что Прикота Илларион Михайлович, безусловно, глава некоей значительной тайной организации, подрывающей основы существующего порядка, рядом тонко обдуманных скандалов, долженствующих внести смуту и волнение в умы малосознательного элемента, произвести панику, направить власть по ложному пути, заставив ее преследовать незначительных правонарушителей (пример тому — поимка голого крестьянина с ворованной лошадью) и упустить из виду настоящих преступников, — наконец, крайними и нелепыми эксцессами (пример тому — разговор двух полов в голом виде) колебать с таким трудом налаживающийся быт.

Но, помимо этих двух мнений, было много еще и других, если не мнений, то догадок, предположений, попросту праздных разговоров, особенно среди барышень, лузгающих семечки или считающих это занятие безобразным, пудрящих себе только нос, но не красящих губ, или делающих и то и другое. Все они сходились на одном: Прикота, конечно, герой бесподобчик, и что бы он ни делал, все равно такого сложения ни у кого нет, причем передавались еще кое-какие подробности.

В уборной Левкоева толпились актеры, актрисы, сотрудники «Известий», в десятый раз слушая его повествование о том, как он, не щадя себя, нырнул в воду, спасая Кока.

Эти и тому подобные разговоры продолжались добрую половину ночи, постепенно теряя ясность и логику своих построений, смешиваясь с фантасмагорией сна, а на утро все узнали:

1) Анна Сергеевна Кок сбежала от мужа к отцу.

2) Прикота, несмотря на розыски, по сию пору не разыскан.

3) Поймано два человека и еще не опознаны — один, правда, не совсем голый, а в белье, — на заборе у дома, где жила девица Дунина, другой и вовсе одетый, но без шапки и с золотыми часами, шел, по его заявлению, купаться.

4) Подмалину Касьяна Терентьевича из ревности к Анне Сергеевне за их разговор на пляже при известных уже обстоятельствах — жена отхлестала по щекам и оставила спать на крыльце.

5) Голого человека видели сразу в трех местах: барышня из упродкома, возвращавшаяся с именин, — на площади Розы Люксембург, актриса Ларина, перебегая из дому в укромное место, в кустах смородины, и еще одна особа почтенных лет, показания которой оказались весьма сбивчивы.

На утро же в местных «Известиях» заметка в хронике глухо гласила:

Но всего более поразило граждан, смутило их покой, сбило укоренившиеся привычки, когда они, в меньшем, чем обыкновенно числе, но все же в достаточном, отправились в три часа пополудни на пляж купаться. В том месте, куда обычно приставали лодки, они увидели кол, крепко загнанный в песок, а на колу дикт, на котором было написано:

Все поняли, что с этой минуты начались репрессии, и местная власть вплотную взялась за дело.