Гончаров подозревается в убийстве

Михаил ПЕТРОВ

ГОНЧАРОВ ПОДОЗРЕВАЕТСЯ В УБИЙСТВЕ

В повести "Гончаров подозревается в убийстве", приехав на курорт отдохнуть, сыщик вынужден работать с удвоенной силой, чтобы снять с себя подозрения в тяжком преступлении.

* * *

Температура окружающей среды поднялась явно выше допустимо нормальной. С ослиным упрямством столбик термометра крался к цифре сорок. Это в тени, а о том, что творилось на солнце, и думать не хотелось. Казалось, остатки расплавленных мозгов лениво стекают в желудок, чтобы далее естественным путем и вовсе покинуть разгоряченное тело.

- "С агрономом не гуляй. Ноги выдерну!" - предупредил я стоящую на перроне, изнемогающую от жары Милку.

- "Ты уж, Костя, там не пей, погоди до дому..." - в тон мне ответила она, тихо и беззвучно отплывая назад в прошлое или оставаясь в настоящем, в знойном большом городе с его уродливыми заводскими трубами, исторгающими вонючие промышленные экскременты.

Я же от этих прелестей цивилизации бессовестно удирал на юг к морю. Что бы там ни говорили, я это заслужил и потому сейчас со спокойной совестью входил в пятое купе поезда "Иркутск - Новороссийск", надеясь начать отдых уже через десять минут, как того требовали негласные правила отпускников. Все необходимые для этого атрибуты я вез в спортивной сумке, которую любовно упаковал накануне. Я просто был уверен, что среди моих соседей-попутчиков непременно найдется приятный сердцу собеседник и мы, разодрав дорожную курицу, серьезно вглядимся в бутылочные донышки. Но истинно сказано, что мы только предполагаем...

Этот визг я услышал еще издали, но и в мыслях не мог допустить, что он адресован мне, что судьба уготовила мне такую подлянку.

Первым делом я наступил на горшок, который, извернувшись, украсил мои новые босоножки и носки жидким детским калом, разумеется, вместе с ногой. Чисто рефлекторно я выматерился.

- А ты смотри, куда наступаешь, свинья безглазая! - осадила меня с виду утонченная блондинка, очевидно мамаша ревущего засранца.

- Но это же купе... - несколько опешив, возразил я, - туалет чуть подальше...

- Не твоего ума дело, бандюга самарская! - вступилась за блондинку полная астматичная старуха в фривольном халатике. - Сам ходи в тот сортир, а дитя будет здесь, в горшочек.

- Что-то на грудничка он мало похож, - смерив взглядом упитанного шестилетнего оболтуса, несмело возразил я.

- А это не твоя забота! - продолжала белениться мамаша. - Ходить он будет на горшочек!

- Да ради бога, - вежливо улыбнулся я. - Рекомендую и вам не утруждать себя, а испражняться тут же, не поднимаясь с полки... Счастливого пути!

В служебном купе двое молоденьких студентов, подрабатывающих летом проводниками, резались в карты и были столь поглощены увлекательным делом, что не сразу поняли суть проблемы.

- А-а-а, - наконец протянул один, - так ведь свободных мест нет, все к морю едут, ничем вам помочь не могу.

- Как же я сорок часов проведу в их вони? И вообще, почему не работает кондиционер?

- Скажите спасибо, что хоть колеса крутятся. Платите пятнадцать рублей за белье и не портите себе нервы, скоро должно освободиться одно место, тогда я вас и переселю.

Я подумал, что парень мудр, аки змий, заплатил деньги и отправился в ресторан. Здесь, в отличие от нашего вагона, стояла приятная прохлада. Запах подгоревшей и киснувшей пищи казался просто божественным по сравнению с ароматами моего купе. Заказав ординарный обед, сдобренный ста граммами, я принялся изучать посетителей. Ничего примечательного, обычные наши отпускники, весь год копившие несчастные крохи, чтобы летом в одночасье их промотать. На их фоне резко выделялись два наглых, пьяных парня, сидевшие за соседним столиком. Держались они вызывающе, свысока поглядывая на окружающих, ожидая, когда найдется тот смельчак, что сделает им замечание. Портить себе отпуск не входило в мои планы и потому, закрывшись газетой, я самоустранился.

Я уже доедал прогорклое жаркое, когда появилось это чудо в перьях.

Худенький, но высокий парень в потрепанных джинсовых шортах вышел из-за моей спины и протопал прямиком к буфету. Огромные, зеркальные очки закрывали половину сухощавого лица, но самыми запоминающимися в его облике были волосы. Каштановый "конский хвост", перехваченный на затылке, почти доставал до поясницы и, на зависть слабой человеческой половине, по всей длине перекатывался живой волной. Предчувствуя добычу, пьяные парни притихли и насторожились. Прикупив брикет мороженого, волосатик вознамерился идти восвояси.

- Чё, на сладенькое потянуло? - гаденько ухмыляясь, спросил один из наглецов. - По какому месяцу ходишь, педрило?

Пропуская оскорбление мимо ушей, не желая связываться, обладатель "хвоста" молча шел между столиками. Это еще больше разозлило моих соседей и заставило от слов перейти к делу. Подножка была подставлена неожиданно и потому сработала безупречно. Нелепо взмахнув руками, под гомерический гогот обидчиков, парень рухнул в проходе. Под тупое молчание обедающих и жизнерадостный хохот дебилов волосатик поднялся и раздавленным брикетом мороженого плотно закупорил раскрытую пасть весельчака. Второй же, наоборот, заревел бегемотом, когда на его лысоватый череп пришлась тарелка горячего борща. Желая взять реванш, он ухватил парня за волосы, и сделал это совершенно напрасно, потому что уже через секунду, откинувшись на стуле, выловленным судаком ловил воздух. Его товарищ, беспомощно барахтаясь, оказался на полу, а сам любитель мороженого, извинившись перед жующей публикой, с достоинством неспешно удалился.

Безо всякого удовольствия закончив свою трапезу, я покинул ресторан, чтобы весь оставшийся путь (студенты обещания не сдержали) наслаждаться обществом двух сварливых баб и их капризного и злого отпрыска.

В Анапу, конечный пункт моего следования, поезд приходил в полдень. Однако уже часов за шесть до прибытия предприимчивые квартирные хозяйки начали шастать по вагонам, предлагая свои пятизвездочные хоромы. Мне же на их услуги было наплевать, потому как я ехал целенаправленно, строго по конкретному адресу, к моей доброй знакомой Зое Федоровне Климовой.

Когда-то давным-давно ей выпала несказанная честь обучать Константина Ивановича Гончарова премудростям иностранного языка. И должен сказать прямо, что удалось это ей блестяще. Уже к десятому классу я в совершенстве владел некоторыми словами некогда вражеского нам языка. Я даже постиг фразу: "Видерхолен, зи битте, нох айн маль", что в переводе означает: "Повторите, пожалуйста, еще один раз". Этой фразой я ее сводил с ума совершенно. Бедная "немка" покрывалась пятнами, когда на ее вопрос, заданный на чуждом мне языке, я, подобно попугаю, твердил: "Видерхолен..."

Однако, как это ни парадоксально, если дело не касалось языка, отношения у нас были отличными, такими, что после окончания института я стал вхож к ней в дом и даже подружился с ее мужем, председателем крупной горнодобывающей артели. По тем временам он был официальным и законопослушным миллионером, имел огромную зарплату, красивую жену и шикарную черную "Волгу". Шофером на том автомобиле он держал здоровенного черного казака Валеру Климова по кличке Шмара. Надо сказать, это прозвище шло ему бесподобно.

С виду рубаха-парень, простой и открытый, на деле он оказался существом хитрым и расчетливым. Не знаю досконально, в деталях, но только он мою "немку" трахнул и даже сумел ее к себе привязать. Рано утром, доставив мужа на работу и убедившись, что тот приступил к выполнению служебных обязанностей, Валера возвращался к его жене и выполнял обязанности уже не служебные. Так продолжалось больше года, пока, наконец, обманутый супруг не застал их на месте преступления. После соответствующей бурной сцены он покинул родной дом со всем нажитым добром и подался в глухую сибирскую тайгу, где через несколько лет приказал долго жить.

Немного погодя, выйдя на пенсию, Зоя Федоровна, отписав квартиру приемной дочери и прихватив ненаглядного Валеру, укатила в Анапу, где у ее маменьки был собственный дом, построенный на деньги ее недавнего незабвенного муженька.

Через общих знакомых "немка" несколько раз приглашала меня провести лето у моря, а мне все было недосуг. Но в этом году я твердо решил навестить свою старую знакомую и, невзирая на протестующий лепет Милки, отправился в путь.

Нужный мне дом под номером 40 я нашел сразу и, возбужденный предстоящей встречей, нетерпеливо задергал калиткой. Ответом мне был глухой и раздраженный лай рыжей, изможденной суки. Ей вторил радостный визг замечательно жирного щенка. Но только и всего, никого больше мой приезд абсолютно не заинтересовал. Добрых пять минут я беспредметно пытался привлечь внимание к собственной персоне, и все, увы, попусту. Совершенно разочарованный, я уже собрался идти восвояси, когда слева из пристроя выполз пузатый, белый от муки мужичок.

- Вам кого треба? - с характерным южнорусским говорком, но не очень любезно спросил он.

- Да уж не тебя, чучело мучное, - в тон ему ответил я, - хозяйку мне треба, Зою Федоровну Климову. Знаешь такую?

- Да уж знаю, а кем ты ей будешь?

- Сыночком незаконнорожденным, только что откинулся, десять лет зону топтал. Тебя устраивает?

- Устраивает, я так и думал, что у нее кто-то есть.

- Ну вот и отлично, а теперь ответствуй, на каком основании ты поганишь мое родовое гнездо своим присутствием? Быстро, пока я тебя не пописал.

- Но-но, ты не очень тут... Квартирант я, отдыхающий, значит.

- Ты мне дуру-то не гони. Отдыхающий! Отдыхающие ходят в шортах и соломенных шляпах. На них здоровый и радостный загар, а не мучная пыль, как на тебе. Небось втайне от налоговой службы занимаешься подпольным пирожковым бизнесом, захребетник! Но ничего, недолго осталось, я тебя на чистую воду выведу. Убери собак, пончиковая душа, и колись, где Зоя Федоровна?

- На чердаке, - неохотно отгоня собак, поведал мельник, - где ж ей еще быть.

- То есть как на чердаке? Пардон, а что она там делает?

- Известно что! Спит она там.

- Оригинально! Она что, в голубку превратилась или другого места не нашла? Кажется, дом не маленький. Неужто все до последней койки сдала отдыхающим?

- Как же, держи карман шире, из-за ее Валеры кто к ней пойдет.

- Не понял. Поясни.

- А чего тут объяснять: буйный он, как напьется, а лакает он каждодневно. Она его сама боится, потому и спит на чердаке. С утра-то вместе напьются, а потом ругаться начинают, сперва только на словах, а к обеду дело до рук доходит. Вот тогда Зоя Федоровна и убегает на чердак. Заберется наверх и лестницу следом затаскивает. Валера походит вокруг, поматерится и идет спать в дом. К вечеру проспятся и айда по новой.

- А он что же, не работает? На пенсию ему вроде рановато.

- А кто его, пьянчугу, держать будет? Как в прошлом году выгнали, так и сидит на ее шее, кровопивец.

- А ты-то что здесь делаешь? Почему другую хату не снимешь?

- Удобно тут, да и подешевле. А меня он побаивается. Как однажды скалкой по лбу получил, больше не лезет. Это он с бабами смелый... Да что там говорить, если даже родная дочь - сестра, значит, твоя - с ними жить не стала, в вагончик ушла. Это с двумя-то детьми!

- Что-о? - всерьез удивился я. - Ирина здесь?

- А то нет. В доме отдыха в вагончике живет, сто метров отсюда. А ты, я вижу, с дороги. Хочешь чебурек?

- Давай!

- Три рубля.

Откушав два чебурека, я отправился на разведку, проклиная себя за этот приезд. Подворье бывшей светской львицы мадам Климовой занимало соток пятнадцать и простиралось аж до крутого обрыва. В двадцати метрах под ним шумели камышом воды лимана. Надо полагать, стоило это хозяйство прилично. Кроме полувысохшего огорода с тоскующими перцами и помидорами, здесь вольготно разгуливали пять вороватых, жирных куриц и десяток наглых цыплят. Животный мир довершала пятнистая кошка с лупоглазым черным котенком. Вполне оценив трудолюбие хозяйки на сельскохозяйственной ниве, я вошел в ее жилище. Помимо просторной веранды, дом состоял из шести довольно больших комнат, причем в одной из них я обнаружил храпящего узурпатора. Над его потным телом трудились жирные, надоедливые мухи.

Обилие дорогих ковров, хрусталя, книг и аппаратуры говорило о том, что некогда этот дом был процветающим, но без заботливой хозяйской руки он постепенно и неуклонно умирал. Ковры совершенно беспардонно жрала моль, хрусталь был засижен мухами, а на книжных стеллажах прочно обосновались мохнатые, хлопотливые пауки. Что и говорить, зрелище довольно удручающее, наверное, не о таком итоге мечтала некогда самая богатая женщина микрорайона. Прогнав с веранды любопытную курицу, я со вздохом прикрыл дверь и пошел здороваться с морем.

Песчаный берег, в отличие от центрального пляжа, здесь населен был негусто, что само по себе было отрадно. Отдав должное морской стихии, я поплелся назад, потому как твердо знал, что солнечной ванны больше пятнадцати минут даже моя дубленая шкура попросту не выдержит.

Два небольших серебристых вагончика за забором дома отдыха я заметил сразу и не задумываясь повернул к ним. Возле одного из них над натянутым транспарантом колдовал парень с кистью в руке и на мой вопрос, как найти Панаеву Ирину, ответил желчным вопросом:

- А вы кто такой?

- Братишка ее, только что откинулся, - не желая менять легенду, ответил я и впоследствии об этом горько пожалел, потому что неожиданно ударился мордой об асфальт.

- Говори, кто такой? - сидя на моей спине, вопрошал художник. - Зачем тебе нужна Ирина? Говори!

- Какая тебе разница, помазок акварельный.

- Большая разница, я ее муж, говори, старый козел.

- Очень приятно, а я Гончаров Константин Иваныч, старый знакомый их семьи, приехал к вам в гости, но, как вижу, совершенно напрасно, у вас тут не курортный городок, а какое-то логово бандитов.

- Умолкни, рожа уголовная, сейчас мы выясним, какой ты знакомый. Ирина, ходи сюда! - крикнул парень в направлении второго вагончика. - Да где ты там?

- Здесь я, - послышался знакомый, чуть хрипловатый голос. - Что случилось? Господи, кого ты там опять придушил?

- Меня, Ирка, - жалостливо простонал я. - Стоило ли ехать за тридевять земель, чтобы быть убиенным твоим мужем-разбойником?

- Господи, дядя Костя, неужели это вы? - возликовала экзальтированная особа. - Я так рада, вы себе не представляете, как я рада.

- Я тоже, но, может быть, твой суженый наконец слезет с меня?

- Ну конечно же, о чем разговор. Серега, немедленно слезь с дяди Кости! Ну и олух же ты, прости господи, вечно делаешь не то, что надо. Иди накрывай стол, а мы пока поболтаем.

- Он сам виноват, нечего было мне лапшу на уши вешать, братан, говорит, твой. - Недовольно ворча, художник освободил мои хрупкие лопатки и упрыгал в вагончик.

Отряхнувшись, помятой курицей я доковылял до скамейки.

- Где ты нашла этого душителя?

- С собой привезла.

- Добра-то, а еще художник называется.

- А вот и неправда, дядя Костя, - фыркнула Ирина, - он художник, и даже очень неплохой, таких симпатяшек рисует, обалдеть!

- Подобные шедевры тебе любой кустарь сотворит за шесть секунд. Ты давно сюда перебралась?

- Да как только бабушка померла. Продала квартиру - и к маменьке.

- А как же работа? Насколько я помню, ты актриса, а здесь театров вроде нет.

- К сожалению, работаю посудомойкой, и на том спасибо, хоть холодильник полный, а искусство подождет до лучших времен, дом в Анапе важнее. На мать надежды нет, эта ее сволочь, которую она называет мужем, вертит ею как хочет. Вы же знаете, дом построен на деньги отца, но представляете? - он уже возомнил себя полным и единовластным хозяином, только от него и слышишь: "Мой дом, мой огород". Свинья, хоть бы пальцем шевельнул для этого огорода, пьет беспробудно, и мать с ним за компанию.

- А кто инициатор? Насколько я знаю Зою Федоровну, она всегда была не прочь промочить горло.

- Вы у них уже были?

- Да, и не скрою - весьма огорчен.

- Ясно, значит, опять в полном ауте. Я не знаю, кто у них инициатор, но взялись они друг за друга крепко, того и гляди, до смертоубийства дело дойдет.

- И кто кого?

- Не знаю, мать-то смирная, если ее не трогать. Напьется и спать или в телевизор таращится. Выступать первым начинает он, материт почем свет... Все каких-то несуществующих любовников ей инкриминирует, подумать только, он даже моего Сережку к ней приревновал...

- Вы ушли от них по этой причине?

- Отчасти, я боялась, что Серега однажды не выдержит и вышибет из него дух.

- Или наоборот.

- Да что вы, Сережка три года по контракту в Афганистане пробыл, для него эта пьяная пакость проблемы не составит, его здешние хулиганы очень уважают.

- Возможно. - Я невольно передернул помятым хребтом и болевшей шеей. Ирина, но, оставив их на произвол, ты тем самым подвергаешь мать опасности.

- А что же делать? Я не могу допустить, чтобы девчонки слышали весь их мат-перемат.

- Ясно. И какой же тебе видится перспектива?

- Мрачной, и самое главное, что я не вижу света в конце туннеля. Понимаете, он ведь стал законным совладельцем дома, то есть имеет на него такие же права, как и я, и маманя. Бог с ним, я согласна отдать его долю, только пусть бы после этого катился к чертовой матери, оставил бы нас в покое. Так ведь нет. Мать по пьянке, после того как он ей хорошенько подпадает, кричит: "Развод! Чтоб завтра же твоего духу не было!" А наутро все по-другому: он извинится, поплачется, и опять она его в задницу целует. Он ведь с виду такой простачок - рабочий мужичок, а на самом деле хитрая и продувная гнида. Самое интересное - и это удивительно, - он помнит все до мелочей, что было накануне во время пьянки. А пьянки, причем прогрессирующие, происходят ежедневно.

- Так и волноваться тебе особо не стоит, при таком образе жизни он долго не протянет. Через годик, глядишь, окочурится.

- Я тоже на это надеялась, - невесело усмехнулась Ирина, - только он что, подонок, затеял... Есть у него сын, который раньше ему был абсолютно до фени, впрочем, как и наоборот, а недавно у него вдруг проснулись отцовские чувства, писать друг дружке стали. Одно письмо маманя тайком прочитала. Вы представляете, он зовет своего сыночка на постоянное местожительство. И где вы думаете? В нашем доме, причем обещая ему прописку! Ну не сволочь ли? Хочет на чужом горбу в рай попасть. А что отсюда следует?

- То, что и сынку достанется кусочек вашего дома, если, конечно, согласится мать.

- А она согласится, я не сомневаюсь, эта шкура убалтывать может. Теперь вы понимаете, в какое безвыходное положение он нас поставил? От отчаяния я думала пойти на последний шаг, даже киллера хотела нанять. Меня остановило только одно обстоятельство - мать. Она первая меня заложит и будет мстить за своего мучителя. Вот такая наша безрадостная судьба. Да что это я все о себе да о себе. Как у вас-то дела?

- А, спасибо, хорошо, положите на комод, как говорится. В гости вот приехал, да, кажется, не вовремя, у вас и без меня забот полон рот.

- Ну, это вы оставьте, для нас вы всегда гость желанный, если там не уживетесь, что-нибудь придумаем здесь. Пойдемте, Сережка уже приготовил стол.

Приготовить стол Сергею труда не составило, для этого он просто с кастрюлями сходил в столовую, выставил банку рубинового вина да открыл бутылку водки. Назвать еду изысканной можно было только с большой натяжкой, зато местное вино оказалось просто восхитительным. Терпкое, пахучее и тягучее, оно само просилось вовнутрь моей изможденной души. Сам того не замечая, я удегустировал добрый литр. Видя, что благодарный зритель созрел, Сергей принялся демонстрировать творения своих рук. Сначала меня представили двум милым девчушкам, а уж потом хозяин показал многочисленные иконы, писанные им в часы особых откровений. Мне понравилось и то и другое.

Близилось время ужина. Ирина ушла на работу мыть тарелки и скоблить столы, а я, распрощавшись с иконописцем, забрел в магазин, где накупил массу вкусных вещей, дабы мое появление в доме "немки" прошло празднично и торжественно. Хотелось надеяться, что обеденный хмель уже покинул ее голову.

Я оказался прав, в сумерках одно из окошек дома мерцало, кто-то смотрел телевизор. Изможденная сука, узнав меня, впустила молча и без эксцессов. Пирожник, теперь уже вместе с женой, замешивал тесто на утро. Кивнув мне как старому знакомому, он показал на дверь хозяев:

- Вроде проснулись, молчат, наверное, с похмелья маются.

- Ты говорил обо мне?

- Нет, чем меньше болтаешь, тем дольше проживешь. Старая истина.

- И мудрая, все бы ее придерживались.

- Хм, интересно, а как бы вы тогда работали?

- Кто?

- Ну вы, менты?

- Ас чего ты решил, что я мент?

- Я милого узнаю по походке.

- Много говоришь, куль мучной.

В состоянии крайнего раздражения я зашел на веранду. Ну почему так? Уже больше пяти лет я не работаю в органах, а какой-то мельник меня учуял сразу.

На веранде никого не оказалось, и я двинулся к комнате с работающим телевизором. Две фигуры сидели в креслах и были настолько увлечены киношной стрельбой и большущей винной бутылкой, что меня и не заметили. Протянув руку, я повернул выключатель. Пыльная хрустальная люстра осветила немую сцену. Мужчина и женщина с глубоким недоумением, приоткрыв рты и вытаращив глаза, взирали на меня как на инопланетянина.

- Гутен абенд, майн либен Зоя Федоровна! Их хабен заген... Заген... Э-э-э...

На этом мой языковый багаж был исчерпан, и я стоял полнейшим истуканом, явственно вспомнив былые мучительные уроки иностранного.

- Господи, Коська! Коська! Валерка, ты посмотри, это же Костя Гончаров! - завопила моя "немка" и, выпрыгнув из кресла, повисла на моей несчастной шее.

Только теперь я заметил, какая она маленькая - от силы полтора метра. Почему-то в школе она казалось куда как выше.

- Здорово, Константин, - сбоку на меня навалился Климов. - Вот уж не ждали. Какими судьбами? Проходи, милок, будь у меня в доме, как у себя.

С трудом стряхнув с себя экзальтированных супругов, я повалился в кресло.

- Ну, рассказывайте, как вы тут без меня живете.

- Хорошо, но об этом после, - деловито захлопотал Шмара. - Зайчик, подсуетись, собери на стол, видишь, Костя с дороги.

- Сейчас я, Лерик, дай только на него посмотрю, сто лет ведь не видела.

- Ты покушать сначала приготовь, а потом и смотри на здоровье.

- Да не беспокойтесь вы, не хлопочите, я у Ирины поужинал, а закуска в пакетах, ничего готовить не нужно.

- Как? - немного смутился Шмара. - Ты уже у нее успел побывать? Нехорошо, надо было сначала к нам, мы с зайчиком обижаемся. Нехорошо.

- Пардон, конечно же я первым делом явился сюда, но у вас был сонный час. Я оставил вещи на веранде и пошел к морю.

- Оставил вещи? - удивилась Федоровна. - Интересно. Лерик, ты видел вещи?

- Раз оставил, значит, они там, - глубокомысленно заключил Шмара, никуда они не денутся, садимся за стол.

После первой рюмки помолчали, после второй начались воспоминания и слезы о былых прошедших днях, на третьей Лерик сломался, и мы остались одни.

- Ну как вы? - задал я обязательный вопрос.

- Плохо, лиман поднялся, подвал вот затопило, воду надо откачивать, а что толку - откачаешь, а его опять зальет.

- Ну а в житейском смысле?

- Плохо, Костик, если бы ты знал, как мне плохо, - заревела наша железная леди, державшая когда-то в страхе всю школу. - Он же настоящий изверг. Как он меня мучает, как мучает, если бы ты только знал. Уже двенадцать лет...

- Не мамка велела, сама захотела, вам все ведь говорили, каков он есть.

- А я не верила, не верила, дура. Это Бог меня карает за все мои грехи.

- Какие там, к черту, грехи, мало ли баб от мужей гуляют, и ничего, живут...

- Ты не знаешь, Костик, ты ведь ничего не знаешь... Налей мне еще... Размазав под очками слезы, моя "немка" решительно выпила рюмку и повторила: - Ты ведь ничегошеньки не знаешь. Да этого и никто не знает... А Бог меня карает на старости-то лет. И поделом мне, стерве беспросветной, заслужила я... Заслужила и теперь расплачиваюсь... Не могу, налей чуть-чуть...

- Да полно вам, Зоя Федоровна, все давно прошло, и незачем сокрушаться о долгах наших. У каждого есть свой грех, о котором и самому-то вспоминать тошно, все мы люди, все человеки, успокойтесь.

- Нет, Костик, ты не знаешь... не знаешь, что я наделала... Я должна кому-нибудь об этом рассказать... И лучше тебе... Ты ведь уедешь... Так легче... Я помню, все помню, как сейчас... Зимний Томск. Я студентка второго курса... Я вот-вот должна родить... От кого? Какая разница. Он бросил меня, как только узнал, что я беременна. Куда было деваться, поехала к маме, а она... она... она меня взашей, ты понимаешь, взашей! Хотела на себя руки наложить, да только не смогла. Ночью у бабки-повитухи родила девочку, назвала Надей... Неделю я у нее прожила, все дитя свое нянчила, а потом... Потом, под утро, снесла я ее в дом ребенка... положила под дверь, позвонила и спряталась в кустах... Вот и все...

Она выдохнула, словно свалила непомерную ношу, и вновь потянулась к рюмке.

- А почему вы ее не оставили?

- Как я смогла бы ее поставить на ноги на копеечную стипендию, а если бы узнали, то, вполне вероятно, вообще бы выперли из института. Господи, да черт бы с ним, с институтом, - это я теперь так думаю. Теперь-то я понимаю, какая я дрянь. А поезд-то ушел. Я потому и Ирку удочерила, чтобы как-то очиститься, только ничего не помогает. Извини, Коська, что вылила на тебя ушат своей грязной воды. Тяжело мне, одна я осталась. Никому не верю, даже Ирке своей не верю. Трудно. Давай выпьем.

Удивительно, пила она наравне со мной, но была гораздо трезвее. Все-таки странно устроен женский организм. Меня уже клонило ко сну, я с трудом сдерживал зевоту. Видимо, она это поняла.

- Господи, совсем я заболталась, иди спать, постель я тебе приготовила, вся правая сторона с тремя комнатами в твоем распоряжении. Если проснешься ночью, вино и вода в холодильнике, ауфидерзейн, двоечник.

* * .*

Проснулся я с первыми лучами в полной уверенности, что дом еще спит, но глубоко заблуждался. Моя "немка" безо всяких признаков похмелья уже потчевала куриц зерном и арбузными корками.

- А, проснулся, великий сыщик Пуаро, как головка? Бо-бо?

- У меня голова никогда не болит, я же дятел.

- Вот и у меня тоже, а то в холодильнике есть, можно полечиться.

- Потом, сперва я совершу утренний променад на море.

- Смотри, только долго не загорай, а то обгоришь и весь отпуск испортишь.

- Вас понял, к обеду буду.

- Что приготовить? Отбивные любишь?

- Конечно, если с кровью.

Когда я уже уходил, то на веранде столкнулся с дрожащим похмельным синдромом по кличке Шмара. Когда он наливал вино в пиалу, рука его дрожала, как сердце девственницы перед первым абортом.

- Здорово, Костя, - прохрипел он немыслимым профундо. - Отличное вино, холодненькое, будешь?

- Обязательно, только после того, как вернусь с моря, ждите и не ругайтесь.

- Ну, ты что, у нас такого нет.

До пляжа было не более километра, и пока я неспешной походкой курортника туда добрался, солнце уже полностью овладело землей. Минеральная вода, лимонад и вино продавались практически в каждом дворе. Надо ли удивляться, что мое брюхо очень скоро стало смахивать на бурдюк. В нем что-то булькало, урчало и даже попискивало. Искупавшись, я в полном изнеможении свалился на песок. Наверное, я уснул, потому что вкрадчивый незнакомый голос заставил меня вздрогнуть.

- Дядя, эй, дядя, не спи, а то обгоришь, давай лучше в картишки перекинемся, - ласково предлагал мне стройный горбоносый парень с веселыми, бесноватыми глазами. В руках он мусолил новенькую, хрустящую колоду.

- Ступай отсюда, малыш, - также ласково, в тон ему ответил я. Понимаешь, я сюда приехал тратить деньги постепенно, в свое удовольствие, и это не значит, что я должен отдать их тебе сразу, за один присест.

- Да что ты, дядя, у нас все по-честному, можем один кон сыграть без денег, сам убедишься.

- Мальчик, твои хохмы мне были известны еще семьдесят лет назад, я работал тогда в ГубЧК. Дергай отсюда, малыш, пока у тебя не возникли серьезные неприятности, и по возможности не попадайся мне по утрам, когда небо голубое, солнце золотое, а в моей душе поют скрипки.

- Я тебя понял, дядя, останемся друзьями.

Шулер испарился так же незаметно, как и возник, но только я перевернулся на живот и закрыл глаза, готовясь вновь прослушать увертюру к "Севильскому цирюльнику", как мое публичное одиночество вновь было прервано. Поджарая, дочерна загоревшая девица бесцеремонно расстилала свою простыню в пяти сантиметрах от моей царственной персоны. Какая дерзость! Я не выдержал:

- Эфиебка, ты что, другого места себе не нашла? Пляж-то пустой.

- А я с тобой хочу, - категорично укладываясь на живот, заявила хищница.

- С какой это радости? - немного озадаченный ее нахальством, спросил я.

- А ты беленький, новенький, вкусненький. Зовут меня Марина, расстегни мне лифчик, белая полоска на спине тоже должна загореть.

- Это мы могем, - весело ответил я, перерезая ножом тесемки купальника.

- Ты что, ненормальный или садист? - лениво, не поднимая головы, спросила она.

- Не, я импотент.

- Врешь, подлец, меня не проведешь. Прежде чем к тебе подмоститься, я прошла и просмотрела половину пляжа. И совершенно обоснованно остановила выбор на тебе. Ты тогда лежал на спине и, наверное, смотрел эротическое кино. В общем, на импотента ты не тянешь.

- Допустим, но что тебе-то? Ты что, проститутка? Тогда не по адресу, у меня нет денег даже на кусок хлеба.

- И опять ты врешь, но дело не в этом. Никакая я не проститутка, а честная и порядочная женщина, жена обнищавшего профессора и мать семилетнего ребенка.

- Уже проходили, ври дальше.

- Я все сказала, кроме того, что моему профессору шестьдесят лет.

- Соболезную, но ничем помочь не могу.

- А я и не прошу, просто хочется полежать с мужиком.

- Это пожалуйста, за это я денег не возьму.

- А за что возьмешь?

- Не цепляйся к словам, лежи спокойно и отдыхай, если уж я тебе это позволил.

Мы замолчали, думая каждый о своем и вместе слушая волну.

- Горячие пирожочки, горячие чебуреки, обалденные сосиски в тесте! гнусаво и громко кричали пляжные доморощенные предприниматели. - Холодные напитки, мороженое, берите, налетайте, все по высшему классу.

- Профессорша, чебурек хочешь? Который по высшему классу?

- А ты что же, угощаешь?

- Сделай милость, составь компанию, я не завтракал.

- Я тоже, придется твою просьбу уважить, но как я поднимусь, ты же, подлец, мне лифчик разрезал.

- Ничего страшного, тут полно голосисьтых девок, не робей.

- Нет, я так не могу, наверное, я еще не вполне приобщилась к цивилизации.

- Врешь ты все, ну да ладно, я тебе твой купальничек завяжу веревочкой.

Терзая горячие чебуреки, мы запивали их холодным сухим вином, и постепенно я проникался симпатией к моей приблудной овце. Более того, я уже с нескрываемым интересом разглядывал ее тоненькую фигурку и симпатичную, скуластую рожицу. Заметив это, она придвинулась ближе, почти прикасаясь ко мне своим жарким телом. Стащив с меня очки, посмотрела в глаза.

- Тебя как зовут?

- Костя.

- Ты один приехал?

- Нет, - чувствуя, как поплыла моя дурная голова, неуверенно ответил я.

- Ас кем?

- Со мною Бог и двенадцать апостолов.

- Ты где остановился? В доме отдыха?

- Нет, у своей знакомой.

- А я здесь неподалеку снимаю комнату с отдельным входом. Пойдем ко мне?

Я молча натянул шорты и послушным щенком потрусил за ней, заранее проклиная себя за очередной опрометчивый шаг. Только триппера мне и не хватало. Хорошо, если дело ограничится триппером, а если... Милка будет очень недовольна. Вечно ты, Гончаров, попадешь в какое-нибудь дерьмо. Еще не поздно повернуть. Хотя никто же меня не неволит, просто зайду и посмотрю, как она живет, потом галантно раскланяюсь и поблагодарю за чудесно проведенное утро.

Комнатку моя профессорша снимала два на три. Здесь едва размещались железная кровать, телевизор и холодильник. Впрочем, все это я рассмотрел только потом, после того как, совершенно измученный и опустошенный, легкий, как пушинка, бездумно лежал под все еще неугомонной креолкой. Судя по дорожным сумкам, она если и была проституткой, то приезжей. Господи, что она опять со мной делает? Сейчас я сойду на нет и попросту улетучусь... Кажется, она решила отправить меня к праотцам... мамочки... Все, теперь хоть бей меня, хоть режь - я труп!

- Ну вот, врун, а говорил - импотент, - пропела, наконец, удовлетворенная профессорша и растянулась рядом. - Креста на тебе нет. Такую радость хотел у меня отнять. Кофе хочешь? У меня и коньяк есть.

- Кофе не пью, - слабо дрыгнув ногой, пропищал я, - а коньяк в постель обязательно, иначе не встану.

- А после коньяка встанет? - хищно ощерившись, осведомилась профессорша.

- Нет, нет, и думать забудь! - истошно заорал я, натягивая шорты.

- Все, все, больше не буду, - подвигая мне бутылку, успокоила она.

Через десять минут, вполне придя в себя, я откланялся, протянул ей пятидесятирублевую купюру и... получил пощечину.

- Хорошо же ты обо мне подумал...

- Что, неужели мало?

- Скотина ты, Костя. Я действительно та, за кого себя выдаю, и твое поведение оскорбительно. Убирайся.

Она обиделась на самом деле, вероятно, я ошибся в своей оценке, ей просто нужен был первозданный мужик с его энергичной, естественной функциональностью. Нехорошо получилось, господин, Гончаров, но еще есть возможность исправиться.

- Обижаете, госпожа профессорша, в душу плюете, это вам за причиненную порчу вашего купального костюма.

- Господи, да ничего не надо, у меня еще один есть, ты только приходи. Завтра будешь на пляже?

- Конечно, если не помру по дороге.

Удивительно, но на сей раз собаки на меня не кинулись, их вообще не было. Наверное, высунув от жары языки, лежат где-нибудь в огороде, спрятавшись в картофельную ботву. Хороши стражники, неплохо устроились. Так-то и я бы не отказался - дневальный спит, а служба идет. Как и вчера, кроме пирожника, во дворе никого не было. Занятый своим нелегким делом, меня он даже не заметил.

- Привет работникам плиты, почему в чебуреках завышен процент мясной начинки? - подходя сзади, грозно и громко спросил я.

От испуга он дернулся и уронил почти готовый пирог с горячей картошкой себе на ногу. Видимо, ему было очень больно, потому что, пытаясь его отбросить, он отчаянно задергал конечностью и перевернул ведро с уже готовой продукцией.

- ... Мать твою душу... - выплеснул он на меня полный ушат матерного гнева.

- А вот это нехорошо.

Строго посмотрев ему в глаза, я удалился в душ. Смыв морскую соль и грех прелюбодеяния, я в наилучшем расположении вошел в дом. Как и вчера, здесь царила полная тишина. Должно быть, после моего ухода действия развивались по давно известному сценарию. Похоже, они неисправимы. А еще обещали отбивную с кровью, с горечью подумал я, заглядывая в комнаты.

Нет, слово они сдержали, мясо с кровью приготовили. В дальней, изолированной комнате на кровати брюхом вверх лежал Шмара. Солнечный луч, протиснувшись через пыльное стекло, бил ему точно в глаза, но, несмотря на это, зрачки его на свет не реагировали. Они были черны и открыты, потому что Валерий Павлович Климов был безнадежно мертв. Из его обнаженной смуглой груди торчала массивная рукоять самодельного ножа, и если судить по ней, то острие клинка сейчас упиралось в лопатку. Убили его не спеша, расчетливо и со знанием дела. Должно быть, он спал, потому как никаких следов сопротивления я не замечал. Скорее всего, убийца не просто ударил, он хладнокровно выбрал точку и нужный угол, потом наставил нож и, навалившись всем телом, вогнал его по самую рукоять. Что и говорить, мясник работал знающий. Мясник? Интересно. Выйдя во двор, я подошел к пирожнику:

- Тебя как зовут, земеля?

- Да пошел бы ты...

- Похоже, идти придется тебе, причем по этапу.

Я задумчиво смотрел на его сильные волосатые руки, прикидывая, мог ли он убить. Перехватив мой взгляд, он отряхнул и проверил ладони. Забеспокоившись, спросил:

- Чего ты такое несешь? Ты что на меня так смотришь?... Ну, Валентином меня зовут, что дальше?

- Скажи, Валентин, кем ты раньше работал?

- А тебе -то какое дело? Чокнулся, что ли? Ну, шофером работал, потом механиком, и что из этого?

- Ты зачем Валеру грохнул?

- Тю-ю-ю, обалдел, что ли? Никак, молочка из-под бешеной коровки перебрал? Или головку с непривычки напекло?

- Пойдем со мной. - Болевым приемом я решительно взял его за руку и, подведя к открытой двери страшной комнаты, предупредил: - Внутрь не заходи.

- Ой, мамочка, да кто ж его угробил? Мамочка родненькая, та шо ж делать-то?

Мужик то ли притворялся, то ли действительно готовился грохнуться в обморок, не знаю, но на всякий случай я вывел его на улицу и налил полстакана водки.

- Так я ж не пью. - Слабо сопротивляясь, он выпил зелье и сполз на ступеньку. - Кто ж его так, а? Может, ты сам? А что, пришел, зарезал и ко мне. Небось хочешь все на меня списать, рожа уркаганская? Не выйдет!

- Не говори глупости, ты же видел, что кровь на груди уже запеклась, значит, убили его самое позднее полчаса назад, а то и раньше.

- Верно, но кто же тогда?

- А вот это ты мне и расскажи. Кто к нему приходил, кто уходил, с кем он ругался, в общем, расскажи все.

- В том-то и дело, что никто не приходил и никто не уходил, я с утра у плиты, мне же все видно; кроме моей Людки, никто не заявлялся. А она к ним вообще не заходит. Выходит... выходит, что... его убила Федоровна, так? А больше некому.

- Спокойно. Расскажи, что они сегодня делали после того, как я ушел?

- Что делали? Да то же, что и всегда. Сначала напились, а потом ругаться начали нецензурно, то есть матом.

- Долго ругались?

- Нет, не очень, минут двадцать. Ну а потом подрались и угомонились. Минут через десять Федоровна залезла на чердак и все вообще стихло.

- Когда это было?

- Часа два назад. Да что тут думать, это она его замочила, козе понятно.

- Козе и тебе это может быть и понятно, а вот мне нет. Скажи-ка, может ли женщина весом в сорок килограммов и с воробьиной силенкой завалить стокилограммового мужика?

- Так он, наверное, спал.

- Но ты же сам говоришь, что видел, как она поднялась на чердак.

- Так что из того, она могла спуститься и залезть в дом через окно. Да что мы гадаем, давай разбудим ее и спросим, от неожиданности она сразу расколется.

- Нет, не надо, пусть спит.

- Почему это?

- Потому. Ладно, иди зови милицию.

- А почему сразу я, у меня пирожки сгорят. Иди и зови.

- Изволь, только я подумал, что лучше это сделать тебе, и знаешь почему?

- Почему?

- В момент убийства в доме было трое. Убитый, его жена и ты. Как думаешь, кого заподозрят в первую очередь? Правильно, в первую очередь заподозрят тебя, но ты выиграешь несколько баллов, если первый заявишь об убийстве.

- Логично, будь по-твоему, я побежал, присмотри за пирожками, а то собаки сожрут.

Нелепо подкидывая задницу, он ушел, а я, тихонько поднявшись по лестнице, заглянул на чердак. Распластавшись на старом диване, моя "немка" безмятежно и счастливо посапывала, улыбаясь во сне. Примерно это я и ожидал увидеть. Нет, хоть вы меня режьте, но к убийству она не имела ровно никакого отношения. Я вполне допускаю, что в принципе убить она могла, но только не так. Доведенная до крайности, в припадке ярости, она, скорее всего, стукнула бы своего ненаглядного чугунной сковородой по головушке, но так расчетливо и хладнокровно - нет. Да и спит она как младенец. Это хорошо, пусть спит. Будить я ее не собираюсь. Мне очень важно, чтобы менты сами видели ее реакцию. Особа она экспансивная, и когда узнает, что ее ненаглядный Лерочка зарезан, как заурядный хряк, то наверняка и непритворно устроит грандиозную истерику, что в итоге сработает на нее. А пока еще не прибыла наша бравая милиция, мне неплохо бы потолковать и с живущим напротив греком. Вполне возможно, что Валентин, увлеченный своими постряпушками, не обратил внимания, когда кто-то незаметно проскользнул в дом, сделал свое грязное дело и так же незримо исчез.

Георгий Какоянис держал мелкую торговлю прямо во дворе дома; на мой вопрос, не приходил ли кто-нибудь в дом напротив в мое отсутствие, он ответил:

- Нет, кроме квартирантки Люды, я никого не заметил, а она заскочила буквально на секунду, бросила пустые корзины и, подхватив полные, тут же убежала назад. Можете мне верить, сижу я неотлучно с самого утра и прекрасно видел, когда вы уходили на пляж, но в чем дело? У вас что-нибудь украли?

- К сожалению, да, и очень много.

- Извините за нескромный вопрос, а что именно?

- Целый отпуск.

- Слава богу, а я уж думал, деньги.

Чертовщина какая-то, не могли два трезвых человека не заметить убийцу, проскользнувшего в трех метрах от их носа. Но может быть, он зашел, минуя калитку? И в этом случае его бы засек Валентин, так как дверь, ведущая в дом, у него на расстоянии плевка. Ничего не понимаю. Пардон, господин Гончаров, а почему вы думаете, что убийца вошел в дверь? Это вполне можно сделать со стороны огорода, через окно комнаты, где сегодняшней ночью вы изволили почивать. Возможно, но тогда скажите, каким образом он попал в огород? С правой и с левой стороны соседи возвели трехметровые крепостные стены, а сзади страшенный обрыв, падающий до самого лимана. Что же получается? А получается, что убийца либо Валентин, либо Зоя Федоровна больше некому. Или... или кто-то другой, кто проник в дом заранее, например сегодняшней ночью, когда мы беспробудно пьянствовали? Чепуха. Если он пришел, то как-то должен был уйти, но этого тоже никто не видел. Хотя... почему вы, господин Гончаров, думаете, что он ушел? Почему бы ему не обождать следующей ночи, например сегодняшней, когда в доме никого не будет? Он ведь наверняка рассчитал, что нас всех повяжут и никого не отпустят, пока идет следствие. Вот только меня в расчет он не принял. Почему? А потому, что, скорее всего, не знал о моем приезде.

Противно взвизгнув тормозами, у ворот резко осадил "уазик". Вслед за двумя крутыми сержантами из салона выполз чебуречный предприниматель.

- Давай, Прокопчук, кажи свой товар, - жизнерадостно приказал старший и шагнул во двор. Увидев меня, рявкнул: - Предъявите документы.

- Извольте, господин унтер, - подавая паспорт, съязвил я.

- Попрошу без оскорблений.

- Ни боже мой, у меня и в мыслях ничего такого не было, простите великодушно.

- Так. С Волги, значит, пожаловали. Цель приезда?

- В Анапу я приехал с научной целью, пишу диссертацию о влиянии Черного моря на потенцию белых медведей.

- Ученый, значит? Хорошо, в изоляторе годик посидишь - готовым доктором выйдешь. Если, конечно, докажешь, что не ты Валерку оформил. Где он, показывай.

- А что, более компетентных людей в вашем околотке не нашлось?

- Заткнись, доктор. Марсель, накинь на него наручники, чтоб не квакал. Прокопчук, показывай.

Конвоируемый Марселем, я со всеми вместе протопал в дом. Прямым ходом старший бестолково попер в комнату убитого. Несколько минут он глубокомысленно разглядывал убиенного, потом потрогал ногу покойного и глубокомысленно изрек:

- Теплая еще, совсем недавно замочили.

- Идиот, - не выдержал я, - сегодня в тени тридцать семь, его могли убить неделю тому назад, температура была бы та же.

- Попрошу без оскорблений, если бы его убили неделю тому назад, то сейчас бы он очень сильно вонял, а от него пахнет потом и кровью.

Для вящей убедительности старший нагнулся, понюхал шмаровский живот и удовлетворенно отметил:

- Свежий труп, недавно приготовленный. Ну что, брат, отгарцевал, значит, говорил я тебе: Шмара, не помрешь ты своей смертью, а ты мне не верил, ругался. Давай, Марсель, вызывай бригаду, Прокопчук не шутил.

- "Искра", "Искра", я "Восьмой", - забубнил в рацию мой конвоир, - как слышите? Как слышите, прием.

- Слышу нормально, ну что там у вас?

- Прокопчук не шутил, посылайте бригаду, ждем здесь.

- Ну что, доктор, - уже на веранде спросил старший, - ты зачем Шмару завалил?

- Да так, чтобы квалификацию не потерять. При моей профессии нужны постоянные тренировки, а кроме него, под рукой никого не оказалось.

- Шутишь, значит, ну шути, шути. А где хозяйка, кажется, ее зовут Зоя... Зоя...

- Федоровна, - вылепился Валентин, - она на чердаке отдыхает, пьяная.

- Марсель, притащи ее сюда.

- Не делайте этого, - решительно возразил я.

- Это еще почему?

- Потому, что сделать это должен следователь, я хочу, чтобы он видел ее реакцию. Для него это будет очень важно.

- Умный сильно? Иди, Марсель, буди.

- Как знаете, но на следствии я обязательно скажу, что советовал вам этого не делать.

- Ладно, садись, Марсель, может, он и прав. А откуда ты такой умный?

- Да нет, не умный я, просто кажусь таким на вашем фоне.

- Марсель, отведи его в огород, подальше, и поучи хорошим манерам.

От самосуда меня спас белый "жигуленок", остановившийся возле калитки. Из него не торопясь вышли четыре мужика в штатском. Заметив их, старший отменил наказание и поспешил навстречу.

Оставив нас на веранде под присмотром исполнительного Марселя, они прошли в дом. Через закрытую дверь, как я ни прислушивался, было не разобрать, о чем они бубнят. Наверное, совещаются, как бы половчее привязать к этой мокрухе непорочную, детскую душу господина Гончарова. Только не на того нарвались! Так просто я им не дамся, есть судмедэкспертиза, на которую я вполне полагаюсь.

Господи, что сейчас будет! В дверях, чуть пошатываясь, стояла хозяйка. Она недоуменно смотрела то на меня, на мои закованные руки, то на сержанта. Было видно, как в ее голове со скрежетом проворачиваются похмельные шестеренки, чтобы дать логичное толкование увиденному. Видимо, ничего путного не придумав, она простодушно спросила:

- Господи, что здесь происходит? Коська, ты почему в наручниках?

- Зоя Федоровна, пройдите в комнату Валеры, - ответил я и отвернулся, чтобы скрыть радость; я был прав, она к этой истории не имеет никакого отношения.

- Туда нельзя, - попытался остановить ее сержант, но опоздал, она успела прошмыгнуть, уже предчувствуя недоброе.

Крик сумасшедшей бабы раздался через секунду. Прекратился он внезапно, как будто его обрубили. Я напрягся, готовый прийти к ней на помощь, но... этого я ожидал меньше всего и потому к такому повороту дела не был готов.

Она выскочила, как черт из табакерки, и с воплем "Убью гада!" всадила в меня кухонный нож. Если бы не Марсель, который в самый последний момент стушевал удар, лежать бы мне во сырой земле рядом с казаком Шмарой. Он отвел лезвие, направленное в грудь, и нож насквозь прошил мне бицепс правого плеча. Пока они всей толпой вязали невменяемую хозяйку, я сидел и соображал, стоит мне вытаскивать торчащий из руки нож или нет. Мои сомнения разрешил так кстати прибывший медэксперт. Он туго перетянул руку, вытащил нож и занялся своим основным пациентом, а меня под конвоем моего спасителя отправили в больничку.

Через два с лишним часа, бледный и перевязанный, я был доставлен в мрачноватое здание городской милиции, где мою персону, щелкая от нетерпения зубами, уже поджидал следователь - толстый черный мужик по имени Автол Абрамович Окунь. Дружески взяв под локоть здоровой руки, он усадил меня в кресло:

- Как самочувствие?

- Прекрасно, я только для того и ехал к морю, чтобы меня здесь дырявили, зашивали и подозревали в убийстве.

- Константин Иванович, дырявили не мы, зашивали тоже, а подозревать такова специфика нашей работы, и вам это хорошо известно.

- Это почему? Что, уже успели позвонить на родину?

- Да, только что, В общем, о вас у меня заочно сложилось хорошее впечатление, но убийство есть убийство, никуда от этого не денешься. Будем работать?

- Будем, можно подумать, я могу сказать что-то иное.

- Ну вот и отлично. Кофе хотите?

- Хочу, если с коньяком. "... А штабной имел к допросу странную привычку, предлагает папиросу, зажигает спичку..."

- А, Эдуард Багрицкий, любимый поэт, вам сколько коньяку?

- Коньяку больше, чем кофе. Антон Абрамович, чтобы облегчить вашу задачу, хочу вас сразу же поставить в известность - у меня стопроцентное алиби. Дома меня не было с половины седьмого до двенадцати часов, и это могут подтвердить по крайней мере пять человек. Вам остается только подождать заключение экспертизы. Когда время его смерти вам будет известно, все вопросы отпадут сами собой.

- Алиби, алиби, - поморщился следователь. - Если я кого-то захочу убить, то запасусь кучей этих алиби, разве не так?

- Так, но только через знакомых людей. Моими же гарантами будут выступать свидетели случайные и совершенно нейтральные. Как вы отнесетесь к этому замечанию?

- Со всей серьезностью, но как, по-вашему, мы должны искать этих случайных свидетелей? Не ходить же по улице с вами на поводке?

- Хоть это и ваша прямая обязанность, но я помогу. Во-первых, нужно опросить карточного шулера, что хрустит картами на песчаном пляже. Наверняка он вам знаком - молодой симпатичный парень с горбатым носом.

- Я знаю, о ком вы говорите, дальше.

- Седой, пожилой грек, что продает чебуреки там же.

- Понятно, записал, кто еще?

- Женщина по имени Марина, с ней я пробыл на пляже до десяти часов.

- Куда же вы отправились потом?

- Хм, э-э-э, видите ли... Как вам сказать... Мы ушли вместе с ней...

- И куда же вы ушли вместе с ней?

- К ней домой, она снимает комнату рядом с пляжем.

- И конечно, уединились до двенадцати часов?

- Можно сказать и так.

- Этого я и ожидал, здесь и вылезло гнилое звено в цепи разработанной вами версии. С той женщиной вы переспали, и она таким образом из беспристрастного свидетеля превратилась в заинтересованное лицо. Ушли вы от нее не в двенадцать, а в одиннадцать, но при этом вы договорились, и теперь она будет нам односложно отвечать: "Двенадцать, двенадцать, двенадцать". Я прав?

- Вы были бы правы, если бы меня на выходе не видела ее хозяйка.

- С хозяйкой тоже можно столковаться, если уговор подкрепить некоторой суммой.

- А кроме нее, мое возвращение наблюдал Георгий Какоянис, что продает вино напротив дома. - Упорно я продолжал приводить доводы.

- Я с ним беседовал и знаю, что до приезда сержанта вы имели с ним разговор. Согласитесь, что очко не в вашу пользу.

- Господи, ну а показаниям Прокопчука вы верите?

- Я не девушка, чтобы верить или не верить. Он показывает, что не заметил, когда вы пришли, он только помнит, когда вы выбежали из дому и начали приставать к нему с дурацкими вопросами, а потом повели к трупу.

Такой подлянки я не ожидал, на мгновение у меня даже перехватило дух.

- Что? Что вы сказали? Вы не ошиблись? Этот чебурек с говном действительно так сказал? Но ведь я прошел перед его носом дважды... Вы не лжете?

- Подумайте сами, какой смысл мне лгать. На пушку я вас брать не собираюсь, вам эти хохмы известны давно...

- Я требую очной ставки. И еще, пока не поздно, проверьте, пожалуйста, такой факт. Перед тем как войти в дом, я принял душ. Когда я туда вошел, там было сухо. Мое полотенце тоже сухое. Оно розовое в красную полоску, теперь, после того как я им вытерся, оно должно быть мокрым. Пока не поздно, проверьте.

- Нет в этом нужды, вы меня убедили, хотя я с самого начала предполагал, что вы к этому делу непричастны.

- Какого же черта...

- Успокойтесь, ваших случайных свидетелей проверить все равно придется, но такова работа. Сейчас покажете мне дом вашей любовницы, а потом я вас отпущу, как только напишете подписку. И паспорт пока побудет у меня.

- Спасибо вам. Если не секрет, кого вы подозреваете?

- Пока мне ответить нечего.

- А Зою Федоровну Климову вы отпустили?

- Нет, ей, как и Прокопчуку, придется задержаться.

- Они так же виновны, как и я.

- Вы в этом уверены?

- По крайней мере в ней, а знаю я ее уже больше тридцати лет.

- Да, она что-то такое кричала. У нее алкогольный психоз.

- Возможно, но тогда она тем более не способна на столь продуманное убийство. Возьмите у нее кровь на анализ, и сразу станет ясно, что с такой степенью опьянения она не смогла бы раздавить даже таракана.

- Наверное, но отпускать ее я просто не имею права. Тем более она пыталась вас убить, и естественно, я обязан по этому факту завести уголовное дело.

- Она пыталась меня убить? Какая чушь! Первый раз об этом слышу. Кто вам сказал? Плюньте тому в глаза. Я поскользнулся и упал на нож в саду, когда пытался срезать ореховую ветку. Истину вам говорю. Я и в травмпункте сказал то же самое. А чего там кто напридумывал, я и знать не знаю.

- Я вас понял. Наверное, Марсель ошибся. Надо будет завтра еще раз его расспросить. Он был очень перепуган видом крови.

- Конечно, оно и понятно, совсем еще молодой.

- Ну да, щенок, что с него взять. Кстати о щенках, есть у меня одна задумка, о которой я не имею права вам говорить. Подумайте о ней на досуге.

Возле дома Марины я больше получаса просидел в машине, ожидая, пока Окунь закончит опрашивать ее и хозяйку. Конечно, с моей стороны было довольно-таки большим свинством ее подставлять, но другого выхода я не видел. Домой я возвратился в полном изнеможении, с противно ноющей болью в руке. Мне было нехорошо, и не только физически. Почти осязаемая тревога темной, душной волной накрыла меня, когда я вошел во двор. Несмотря на солнечную улицу и гоготанье отдыхающих, мне казалось, что вокруг стоит мертвая гнетущая тишина, которая вот-вот должна взорваться.

Я стоял столбом посреди двора, пытаясь найти объяснение этому дискомфортному состоянию. Свет и газ в пирожковом цехе пристроя были погашены, это понятно, перед отъездом Валентин все выключил, но что же еще? Что не дает мне покоя? Собаки! Конечно же собаки, точнее, их отсутствие. А ведь и впрямь, нет ни Лаймы, ни ее Бутуза. Когда я вернулся с пляжа, их тоже не было, но тогда я не очень-то обратил внимание на их отлучку, просто не придал этому никакого значения. А жаль, я уже тогда начал бы думать иначе, не выстраивая ненужных, заведомо ложных версий.

Безуспешно я обошел весь огород, заглядывая под каждый куст в надежде найти четвероногих тварей. Все было напрасно, собаки исчезли. Вконец обессиленный, я вошел в дом и, откинувшись в кресле, закрыл глаза.

Что получается? Убит Валера Климов, и вместе с этим печальным фактом исчезают две дворовые собаки. Кто мог его убить, если, по заверениям Георгия Какояниса, в дом никто не заходил? То есть посторонних можно исключить. Отбросив эмоции и личные симпатии, скажем прямо, что легче всего это было сделать двум товарищам: его жене и квартиранту. Теперь спросим, зачем это им было нужно? Зачем было пирожнику резать Шмару? Ровно никакой выгоды от этой смерти он не получит. На маньяка тоже не похож. Может быть, они поругались? Нет, не клеится. В этом случае Валентин попросту бы стукнул его скалкой по кумполу, как уже делал ранее. К тому же Шмара зарезан спящим у себя в кровати, что исключает сиюминутную вспышку злобы. Хочешь не хочешь, а от Прокопчука, увы, придется отступиться, тем более что его первоначальные показания не дают повода подозревать его в преступлении. Он абсолютно четко заявил, что никого, кто бы входил в дом, он не видел. Будь он виновен - не говорил бы так категорично. Сказал бы, например, что мылся в душе, сидел в сортире, смотрел телевизор. В общем, Валентина из числа подозреваемых вычеркиваем. Тогда кто остается? Остается его жена Люда и сама хозяйка. Люду со счетов можно сбросить сразу. Во-первых, ей, как и ее мужу, Шмарина смерть никаких благ не сулила, а во-вторых, по заверению того же Какояниса, во дворе она не провела и минуты. Значит...

Теперь мы, господин Гончаров, вернулись к тому вопросу, от которого ты так старательно уходишь уже несколько часов. Но на сей раз, к сожалению, мы подошли к нему вплотную и увильнуть от него тебе не удастся. Осталась у нас только одна подозреваемая, твоя несравненная Зоя Федоровна, чуть было тебя не угробившая. Кому, как не ей, была выгодна смерть Шмары? Хочешь знать почему? Изволь. Во-первых, она устала от ежедневных побоев. Во-вторых, ей надоело содержать своего мучителя на свою нищенскую пенсию. В-третьих, и это самое главное, она наконец-то осталась хозяйкой в собственном доме, куда он уже намылился прописать своего сыночка. И последнее: теперь ей нечего опасаться, что в любое утро из-за этого треклятого дома она может не проснуться, если Шмара захочет стать единственным владельцем недвижимости. Удовлетворен? Даже одного из перечисленных пунктов достаточно для того, чтобы она решилась на преступление. Мотивы мы выяснили, теперь перейдем к технической части.

Кто, как не она, знал распорядок и привычки Шмары? Кто, кроме нее, мог незаметно пробраться в дом мимо Прокопчука? Дождавшись, пока ты и чебуречная торговка уйдут на пляж, она организовала обильное похмелье и в очередной раз получила таску. Но наверное, сегодня ей это понравилось. Зареванная, она поднялась на чердак и дождалась, пока ее мучитель угомонится. Потом через противоположную сторону чердака спустилась в огород и влезла в окно твоей комнаты. Пройдя в коридор, она несколько минут стояла у его двери, прислушиваясь к раскатистому храпу своего изверга. Наконец, решив, что время ее настало, она тихо вошла в комнату. Солнечные лучи тогда еще не били ему в глаза. Пьяный сон крепок и безмятежен. Она долго смотрела на ненавистные черты своего деспота, на его мерно вздымающуюся грудь, на гулкие, ритмичные толчки сердца, с каждым ударом которого его жизнь становилась короче. Отсчитав сто ударов, она вытащила огромный нож, спрятанный во внутреннем кармане халата, и мысленно определила место, куда он должен войти, и угол, под которым он должен войти. Затем осторожно приблизила острие к цели и на секунду замерла, вспоминая прожитое. Всего лишь на секунду, а потом с тихим осатанелым рычанием косо всадила клинок, помогая ему всем телом, наблюдая, как широко распахнулись его глаза, ладонями чувствуя, как останавливается его сердце.

Ты можешь возразить: мол, такая маленькая женщина и такой удар несовместимы. Отвечу: доведенная до крайности кошка сильнее, чем спящий медведь.

Ты скажешь, она любила его, из-за него чуть было не порешила тебя. Отвечу: конечно любила, но сколько можно терпеть издевательства?

Картинку вы, господин Гончаров, нарисовали - просто пальчики оближешь, хоть сейчас в кино сымай, только вот по части мотивировки хоть и убедительно, но не совсем. Почему вы решили, что только "немке" хотелось Шмариной погибели? Вы что, забыли о том, что вам вчера говорила Ирина, заинтересованная в его смерти отнюдь не меньше мамани, как она разглагольствовала насчет киллера. А? Неплохое заявление! По части мотивов у нее их тоже предостаточно, как и по части злости. Четыре человека, в том числе и маленькие девочки, ютятся в железном вагончике, где зимой мороз, а летом зной, и это при том, что Валерий Павлович вкупе с маманей барствуют в шестикомнатном, шикарном доме. Как тут, братья славяне, не взяться за топоры? Сообщение о том, что отчим вознамерился прописать своего родного сынишку, тоже восхищения у нее не вызвало. Ты согласен со мной? Отлично. Значит, у нас появилась вторая подозреваемая. Но кроме нее, у меня есть еще один сюрприз, козырный, на закуску. Это ее муж, Сергей Александрович Грачев, художник-оформитель и бывший воин-контрактник. Три года Афганистана тебе о чем-нибудь говорят? Сколько душманов он отправил к шайтану? Наверное, точно не знает он сам и потому простодушно отвечает: "Много". Для него всадить нож - что тебе выпить стакан водки. Мотивы у него те же самые, что и у Ирины: очистить дом для подрастающего поколения. Вот и получается, что Шмара мешал уже троим. И каждый из них мог пойти на преступление. Но в таком случае, почему накануне преступления все трое в один голос вопили о своей ненависти к нему? И даже более того, обещали его убить. Как-то нескладно получается. Обычно вещи подобного рода не афишируются. Нет, опять что-то не клеится. Не говоря уже о том, как в этом случае быть с собаками? Зачем понадобилось их устранять, если они и без того тебя слушаются?

Нет, кажется, мне придется всерьез заниматься этим делом, то есть, пока светло, идти в огород и внимательно все просмотреть, наверняка там можно отыскать что-нибудь интересное. Чертовски болит рука. Доктор воткнул в рану кусок какой-то тряпки и велел прийти утром. Кажется, до утра я не доживу. Хорошо бы как следует обнюхать чердак, но вряд ли я туда поднимусь. Да и нужно ли? Нет, первым делом необходимо заняться Ириной и ее супругом, аккуратно выяснить, где они пребывали сегодняшним утром между девятью и двенадцатью часами, и, если того потребуют обстоятельства, начать раскрутку с них. Странно, почему они до сих пор не появились здесь. Ведь наверняка об убийстве говорит весь город. Кстати, и отсутствие пирожницы необъяснимо. Скоро зайдет солнце, а там недалеко и до темноты. Оставаться одному в большом доме, где только что произошло убийство, не очень-то и приятно, тем более с одной действующей рукой.

Неясный шорох со стороны моей комнаты заставил меня вздрогнуть. Если такая незапланированная возня начинается засветло, то что будет ночью? Великий Боже, я ведь помру со страха.

Неслышно соскользнув с кресла, я спрятался за плотной гобеленовой портьерой, сожалея, что в моих руках нет даже элементарной палки. Что за гость и с какой целью пожаловал? То, что он не вошел через калитку, я был уверен, поскольку она находилась в поле моего зрения. Возможно, сейчас мне удастся выяснить, каким образом преступник проник в дом. А он, кстати, не очень-то и таился, шуршал бумагой, что-то рвал, в общем, вел себя бесцеремонно и вызывающе.

Неожиданно громко хлопнула калитка, и кто-то, мне невидимый, протопал в дом. Не хоронясь, он прошел через веранду и, войдя в комнату, остановился в пяти шагах от меня. Сквозь плотную штору мне не было его видно. Послышался звук отодвигаемых ящиков серванта, и знакомый голос Ирины озадаченно протянул: "Странно".

Уже бесстрашно я выглянул из-за шторы и, показав на подозрительную комнату, приложил палец к губам. В сумраке комнаты было видно, как она побледнела. Понимающе кивнула и, подойдя ближе, заикаясь, прошептала:

- А кто там? Вы его видели?

- Нет, не знаю, в дверь никто не заходил, наверное, забрались через окно.

- Что будем делать? Может быть, убежим отсюда?

- Нет, пока подождем, слышишь?

- Да, что-то упало, вроде книжка. Я позову на помощь?

- Подожди, найди мне какую-нибудь палку.

- Палки нет, топорик подойдет? Сейчас принесу.

- Давай, только побыстрее.

Эта идиотка выскользнула в коридор, туда, откуда доносились непонятные звуки. Я уже собрался ринуться к ней на помощь, когда до меня донеслось ее громкое неподражаемое ржание.

- Дядя Костя, гы-гы-гы, выходите, подлый трус, я сама поймала этого ужасного злодея. Выходите, вам нечего больше бояться.

А я уже и сам вышел, вышел и без сил упал в кресло. Ирина держала за шкирку ушастого черного котенка.

- Что ж вы так, дядя Костя, а еще в милиции работали.

- Работал, только давно. Принеси из холодильника выпить, поговорить мне с тобой надо. Ты ведь все знаешь?

- Нет, только по сплетням, я для того и пришла. Подождите, я сейчас.

Почему она врет? - сразу же задал я себе вопрос. Не для того она пришла, чтобы поговорить со мной. Ей что-то срочно понадобилось в ящиках серванта. Она даже не думала меня здесь увидеть.

- Ой, дядя Костя, вы даже не представляете, что со мной было, когда я услышала, что здесь произошло, - поставив поднос с выпивкой, затараторила она. - Я конечно же первым делом бросилась сюда, но здесь никого. Я в милицию, спрашиваю у них, что да как, а они только разводят руками, козлы. Ничего, говорят, не знаем, зайдите завтра, все жильцы дома задержаны. Как же вам удалось от них удрать?

- Через подземный ход. Ирина, положение очень серьезное, твою мать могут обвинить в убийстве. Как ты думаешь, она могла на это решиться?

- Запросто, я бы всадила ему нож не задумываясь, если бы знала, что за него меня не посадят в тюрьму.

- Ты сейчас об этом не очень-то распространяйся, могут неправильно понять.

- А что тут такого, я всем своим знакомым говорю об этом давно.

- Ну а теперь не говори, хотя бы некоторое время. Как ты провела сегодняшнее утро? Чем занималась?

- Проверочка, что ли? Ну, как хотите. Сегодняшнее утро и до обеда я провела следующим образом. Проснулась я в пять часов тридцать минут местного времени и вплоть до шести занималась утренними процедурами, после чего явилась на свое рабочее место к кастрюлям и сковородкам. Каюсь, но завтракала я прямо во время работы. После окончания завтрака, в девять часов, я помыла посуду, а в десять на секундочку забежала к мамане, зарезала ее палача и вернулась в столовую, где помогала девчонкам чистить картошку. Что-нибудь еще?

- Да нет, - вздохнул я, - достаточно. Вот и сбылась твоя мечта, Валеры нет. Как теперь будете жить?

- Легко и радостно. "Долго ждал я этого часа и дождался, кажется, асса!"

- Так чего же не переселяетесь? Шмара на том свете, мать в ментовке, и неизвестно, когда выйдет, дом твой, переселяйтесь.

- Да уж нет, подождем, пока его схоронят. Поставлю за упокой его души свечку, а вторую во здравие тому человеку, кто это сделал.

- На Руси, Ирина, убийство всегда считалось страшным грехом, и не стоит устраивать из него шоу.

- Да, конечно, извините, я забылась. Вы приходите вечером к нам, нечего тут одному сидеть.

- Не знаю, может быть, загляну, если рука позволит.

- Ой, а что с ней, давно хочу спросить: неужели говорят правду, будто мать и вас пырнула?

- Что за чушь, это я сам виноват, неосторожно обращался с ножом. Но почему ты говоришь так, словно уверена в том, что Шмару убила мать?

- А кто же еще? - уже в дверях спросила она и, подумав, добавила: Больше некому. Все так говорят. А вы что, сомневаетесь?

- Я очень сомневаюсь и тебе советую того же держаться.

- Да, конечно, ну, я побегу, у меня забот полон рот, а завтра еще гость к нам приезжает, черт бы его побрал, не вовремя.

- Что еще за гость? Кто такой?

- Ленка Раковский, сводный брат Сергея. Как лето, он тут как тут. Можно подумать, мне нечего больше делать, как за ним ухаживать.

Она ушла, а у меня осталось какое-то неудовлетворение от всего нашего разговора, словно изъяснялись мы на разных языках и каждый о своем. Я пытался ей внушить одно, а она упорно старалась навязать мне свою линию. И еще мне были непонятны некоторые странности в ее поведении. Например, почему она до ужаса испугалась, когда я сообщил ей, что в доме кто-то есть, но в то же самое время первая поперлась в коридор? Или почему не спросила в подробностях, каким именно образом убит ее отчим? Как он лежал, куда был воткнут нож, где в это время находилась ее маманя. Обычно бабы очень охочи до этих маленьких щекочущих подробностей. И наконец, ее совершенно не тронуло отсутствие собак. Может быть, ей уже все рассказали, но кто? Прокопчук? Полный абсурд, он этого сделать не мог по той простой причине, что посейчас томится в остроге. Тогда кто? Любопытная актриска, ничего не скажешь. Интересно, что она искала, но не нашла в серванте? Господи, опять тебя, Гончаров, угораздило угодить в дерьмо, а ведь отдыхать приехал. А с кошкой она тебя ловко поддела, как я сам не догадался. Никогда бы не подумал, что котенок может наделать столько шуму. Да и нервы были натянуты. Огромный пустой дом, где недавно произошло убийство, и вдруг какие-то звуки. Неприятно. Тут бы сам Арнольд Шварценеггер штаны обмочил. Кстати, пока светло, совсем нелишне как следует осмотреть дом.

Крадучись, я осторожно обошел все комнаты, боязливо заглядывая в самые затаенные уголки, всякий раз готовясь получить по носу. На мое счастье, я никого и нигде не обнаружил. С ощущением честно выполненной работы я уже готовился вернуться в большую комнату, включить телевизор и допить остатки "Столичной", когда, проходя через коридор, заметил люк, ведущий в подполье. Секунду поколебавшись, я откинул тяжелую, обитую полосовым железом крышку с массивными коваными кольцами по обеим ее сторонам и заглянул вниз.

В нос тут же шибанула вонь затхлой воды и разлагающейся картошки. Абсолютная темнота не позволяла что-либо разглядеть. Наверное, где-то был выключатель, но его конкретного местонахождения я не знал. Свет от тусклой коридорной лампочки с трудом проецировал квадрат лаза на поверхность гниющей воды. Больше, кроме уходящих вниз сходней, я ничего не видел. С грехом пополам опустившись на карачки, я попытался заглянуть поглубже и тут с ужасом почувствовал, что надо мною стоит кто-то безмолвный и страшный. На мгновение я замер, соображая, как вести себя дальше. Если бы не проклятая рука, то все было бы куда как проще, но нападать первым в таком состоянии, с бездействующей правой рукой было равно самоубийству. На раздумье мне были отпущены секунды. В любой момент убийца мог всадить в меня нож, столкнуть в подполье и захлопнуть крышку. Слава богу, сейчас на нее опиралась моя здоровая рука. Подворовывая по сантиметру, я ухватился за кольцо и, резко дернув его на себя, прыгнул вниз, в смердящую жижу подполья, надежно захлопывая за собою люк. Каким образом я не потерял сознание, известно только одному Богу. В плече резануло так, что от боли меня вырвало, но левой, здоровой рукой я цепко держался за кольцо, повиснув на нем всем своим многогрешным телом.

Стрелять он не посмеет, побоится всполошить соседей, а выцарапать меня отсюда при помощи ножа ему не удастся, по крайней мере в ближайшие полчаса. А за это время может многое измениться.

- Ну и как там, Гончаров? - вступил в переговоры мерзавец. Достаточно ли вам удобно? Не замочили ли ноги?

Не дождавшись ответа, он потянул за кольцо и обеспокоенно спросил:

- Эй, отзовитесь, что вы там делаете?

- Живу я здесь, отстань, ублюдок. Убирайся. Меня тебе замочить не удастся. Я тебе не Шмара, меня так просто не завалишь.

- Так вот оно в чем дело.

Кажется, пол надо мною затрясся от неудержимого хохота. Смеялись долго, от души, навзрыд. Поневоле я насторожился, озадаченный столь неординарным поведением душегуба.

- Константин Иванович, вылезайте, все в порядке, это я, майор Окунь.

Господи, наверное, было бы лучше, чтобы наверху стоял настоящий преступник. Обкакаться так жидко, причем дважды в течение неполного часа, это многовато даже для Гончарова. Откинув люк, я нашкодившим щенком посмотрел наверх. Обтянутое легкомысленной майкой, обширное пузо следователя тряслось до сих пор.

- А я, если хотите знать, даже испугался, когда вы вдруг очумевшей лягушкой сиганули в это болото. Что вас всполошило?

- Я бы посмотрел на вас, на ваше поведение в незнакомом городе, в незнакомом пустом доме, где только что произошло убийство. Могли бы хоть постучать в дверь, просто ради приличия.

- Я почему-то был уверен, что вы подались допрашивать Ирину и ее мужа.

- Нет, она сама сюда приползла. Водки хотите?

- Водки нет, а стаканчик винца выпил бы с удовольствием. Как вам наше вино?

- Хорошее, жаловаться грех, проходите в комнату, сейчас я все устрою.

- Вот и пили бы вино, чем этот денатурат, от него только вред.

- Антон Абрамович, извините за нескромный вопрос, - вернувшись с полным подносом, спросил я следователя, - вы с Ириной уже разговаривали?

- Хм, вопрос и в самом деле нескромный, а что вы им преследуете?

- В конечном итоге познание истины.

- И кому конкретно должна помочь ваша истина?

- Истина не может помочь какому-то одному индивидууму, она нужна всем, и вам в том числе. Вы ведь, господин следователь, знаете не хуже меня, что Зоя Федоровна, как и Прокопчук, к убийству непричастны. Кстати, а где его супруга?

- Супруга его отправилась в Ростов, где их сынишка трудится на юридической ниве не то прокурором, не то адвокатом. Сильно шибко ругалась и обещала сослать меня к белым медведям. А в отношении торжества истины могу сказать, что Ирину, как и ее мужа, я еще не вызывал, причем сознательно. Оставил их на десерт, и вы знаете почему? - Он отставил стакан и пытливо посмотрел на меня. Потом, откинувшись в кресле, прикурил и, выпустив клуб дыма, заговорил о другом: - Константин Иванович, все это рассказывать вам я не должен, но я это делаю сознательно, сугубо между нами, во-первых, надеясь на вашу порядочность, а во-вторых, преследуя определенную цель. Надеюсь, вам она понятна?

- Наверное, вы хотите, чтобы я в меру своих скромных возможностей вам помог?

- Совершенно верно, и что вы на это скажете?

- Это в моих интересах, помочь "немке" я просто обязан.

- Какой еще немке, о чем вы говорите?

- Зоя Федоровна в школе учила меня немецкому языку.

- Понятно, я рад, что мы преследуем одну цель.

- Я тоже, господин следователь, и уж коль мы заключили некий альянс, то позвольте несколько вопросов?

- Задавайте, попробую ответить, если они не несут откровенно провокационного характера. Я вас слушаю.

- Уже известно, в какое время произошла смерть Валерия Климова?

- От девяти до десяти часов утра. Точнее будем знать завтра.

- Что известно об орудии убийства?

- Хороший вопрос. Он и мне не давал покоя с самого начала. По заявлению подозреваемой Климовой, нож всегда хранился в ящике кухонного стола. Когда-то, когда они держали свиней, он использовался строго по назначению, то есть им резали чушек. Ну а потом он долгое время лежал без дела, никем не востребованный. Месяц назад соседка, решившая порешить своего кабанчика, попросила его у Клиновой. Зоя Федоровна, как вы знаете, человек не жадный, открыла ящик, но ножа там не обнаружила. Вот такой получился фокус, причем говорю я это со слов той самой соседки. Пропал нож, и все тут. Возможно, его припрятал сам Климов, был у него такой бзик, частенько прятал ножи под подушку. После того как унесли тело, наш опер нашел в его постели еще один тесак и два кухонных ножа. Как предчувствовал он свою смерть, готовился дать отпор.

- Или зарезать сам, - не сдержавшись, ляпнул я.

- Кого? Что вы такое говорите?

- А то вы не знаете, у них весь сыр-бор из-за дома идет.

- Да, конечно. Вы думаете, ради этого он пошел бы на все?

- Антон Абрамович, я не видел его десять лет. Должно быть, вам лучше известны его дела и настроение в последнее время. Скажите, а как обстоят дела с отпечатками на рукоятке ножа?

- Ничего утешительного. Я бы даже сказал - отвратительно. Преступник орудовал в перчатках, так что никаких следов на карболитовой ручке ножа обнаружить не удалось.

- Вот и отлично, спасибо, вы меня порадовали.

- Не понимаю.

- Преступник работал в перчатках, убил заранее приготовленным ножом, значит, преступление планировалось давно.

- Конечно, но что нам это дает?

- По крайней мере, из списка подозреваемых мы можем исключить пирожника уже не по отсутствию мотивов, а на основании фактов: насколько я знаю, они поселились здесь сравнительно недавно. Меньше месяца тому назад.

- Это так, - согласился следователь, - но факты - вещь упрямая, и пренебрегать ими мы не имеем права. А они говорят, что посторонних в доме не было. Скажите, если исключить хозяйку и Прокопчука, то кто убийца? Хорошо бы знать.

- Неплохо, - поддержал я его. - А вы обратили внимание на отсутствие собак?

- Исчезли собаки? Но я не знал, что они были. Это же в корне меняет дело. Если собак отравили, это может означать то, что в дом забрался совершенно незнакомый человек, свой бы этого не сделал. На кой черт ему усыплять собак, если они не причиняют ему беспокойства.

- Я того же мнения, нам только остается узнать, каким способом он проник во двор и прокрался в дом, при этом сумев ликвидировать песиков. Что вы думаете на сей счет, господин следователь? Ведь если верить Прокопчуку и Какоянису, через калитку никто не входил.

- Да, это так, первым делом я подумал, что он проник в огород со стороны лимана. Я пришел сюда, чтобы проверить свое предположение, но, взглянув на крутизну и глубину обрыва, сразу от него отказался. Не может нормальный человек по нему забраться. А кроме того, я внимательно осмотрел землю по всей длине задней изгороди. Ничего, кроме следов галош, в которых разгуливала чета Климовых.

- Скверно, майор, но я это предполагал, потому и сунул нос в подполье, думал, что он там, затаившись с ночи, ждет благоприятной минуты.

- Удивительно, но ваши предположения схожи с подозрениями оперативника Петра Захарова, его тоже потянуло под землю. Он еще днем проверил подполье, но, к сожалению, ничего, кроме гнилой картошки, там не обнаружил. Ни там, ни на чердаке. Я мыслю по-другому: нужно хорошенько потрясти соседей - как хозяев, так и их квартирантов. Сегодня уже поздно, но завтра я это сделаю непременно. А теперь давайте еще по стаканчику, и я пошел в лоно своей семьи. Да, кстати, а почему вы интересовались, имел ли я разговор с Ириной? Что вас заставило об этом спросить?

- Видите ли, ее не заинтересовали некоторые моменты произошедших сегодня перемен. Как будто она все знала заранее.

- Вот оно что, интересно. А конкретно?

- Например, ее не удивила моя изувеченная рука.

- Ну, это объясняется просто. Наверняка у нее имеется несколько знакомых, работающих в нашей конторе. Что еще?

- Она не спросила, куда подевались барбосы.

- Да пропади они пропадом, сто лет они ей были не нужны, дались они вам, эти барбосы, вы, наверное, когда-то работали кинологом. Чепуха! Я тоже не придал этому никакого значения. Ну ладно, я, пожалуй, потихоньку пойду, а завтра утречком часиков в шесть мы с вами еще помозгуем. Вот мой домашний телефон, если возникнет какая-то экстраординарная ситуация - звоните. А все-таки я недаром Ирину оставил на десерт? Как вам кажется?

Он ушел, оставив меня один на один с не решенными им проблемами. Не верил я тому, что бандюга перебрался сюда с соседской территории. В курортном городе, где все друг друга знают и стараются жить в добре, мире и согласии, никто не пойдет на укрывательство, а тем более на пособничество преступнику. Вряд ли господин Окунь чего-то добьется, работая в этом направлении. Нужно искать какой-то иной ключ, иной угол зрения для решения этой задачи. В том, что преступление спланировано и досконально разработано, я уже не сомневался, но только кем? Кроме "немки", в нем заинтересованы Ирина с мужем, но у Ирины алиби, и я не сомневаюсь, что оно не поддельное. Причастна она к этому делу или нет, но алиби у нее будет железным в любом случае. Если она не причастна, оно будет естественным, если причастна, то она все расписала заранее и разыграла так, что не подкопается даже сам Порфирий Петрович классика Достоевского.

Но почему я зациклился на Ирине и ее муже? Если опираться на факты, она здесь действительно ни при чем. По крайней мере, не убивала лично, хотя с ее физданными могла бы это сделать. Кто исполнитель? Если заморский киллер, то шансы установить истину равны нулю, но вряд ли она располагает суммой, достаточной для оплаты такого заказа. Тогда кто? Неужели она эту миссию возложила на собственного мужа?

Опять и опять я перебирал возможных убийц, но все безрезультатно. Казалось, словно зашоренная лошадь я слепо топчусь по кругу, пытаясь отыскать выход там, где его нет и быть не может. От напряжения мои слабые мозги запросили пощады, и я, плюнув на варварскую головоломку, вышел во двор. Прогнав дневную, звенящую жару, южная, чернильная ночь почти полностью завладела городом. Лелея и оберегая руку, я осторожно примостился на лежаке под раскидистым орехом. Полное очарование и умиротворение! Если бы не сегодняшнее кровопролитие, я был бы вполне счастлив.

Неожиданный переполох и квохтанье со стороны курятника буквально подбросили меня на месте. Что это могло быть? Порядочные птицы, в моем понимании, уже давно угомонились и спят. Подкравшись поближе, я чиркнул зажигалкой, совершенно наплевав на свою безопасность.

Черт бы их всех побрал, так недолго стать заикой. Рыжая разгневанная наседка бесстрашно и самоотверженно атаковала злющую и наглую крысу. Цыплята, по чьи души явилась мерзавка, сбившись в кучу, орали громко и возмущенно. Перебив визитерше хребет, я вернулся в темный, пустой дом.

Нет, кажется, этому не будет конца! Хоть убейте, но я явственно расслышал, как в глубине дома кто-то хлопнул дверью. В конце концов, мне это начинало надоедать. Что может быть хуже неопределенности и невидимого врага, даже если он всего лишь крыса. Запалив все возможное освещение, с топориком в руках, я обследовал дом по второму кругу. Результат оказался прежним. Ну и отлично, значит, тревога была ложная и я понапрасну треплю себе нервы. Пора ложиться спать, только на всякий случай не вредно еще разок заглянуть в подполье.

Готовый к любой пакости, я резко рванул крышку. Взведенной пружиной мне навстречу взметнулось белое, искаженное страхом лицо. Чисто рефлекторно, но со всей силушки я долбанул по нему ногой и поспешно захлопнул лаз, добивая его уже крышкой. С глухим стоном он слетел со сходней в гниющую жижу подполья. Для меня эта секундная драчка тоже не прошла даром. От боли перед глазами заплясали оранжевые чертики и белые пятна искаженных лиц. В полном изнеможении, как Александр Матросов, я всем телом навалился на закрытый люк, не оставляя врагу ни единого шанса на спасение.

Итак, одна из моих версий подтвердилась. Прошлой ночью, когда мы, убаюканные местным вином, безмятежно спали, преступник проник в подполье и там затаился, дожидаясь благоприятного момента. Дождавшись его, он совершает преступление и вновь спускается в подполье, потому как уйти сразу ему мешает пирожник. Очевидно, он предположил дальнейшее развитие событий, а именно, что всех нас непременно заметет милиция и в доме останется он один. Тогда-то он сможет спокойно, не торопясь покинуть место преступления. Кроме того, он одним выстрелом убивал двух зайцев. Он гениально рассчитал так, что все подозрения падут на мою "немку". Задумано неплохо, Шмара на том свете, а она в тюрьме. Одного он не учел, не предусмотрел того, что майору Окуню взбредет в голову отпустить меня досрочно. Или же... или вообще присутствие моей персоны во внимание не принималось, и я оказался досадной и непредвиденной для него помехой. Да, скорее всего так. В этом случае ему не оставалось ничего иного, как ждать наступления ночи, ждать, пока господин Гончаров соизволит погрузиться в сон.

Допустим, все именно так, как я расписал, но что же мы с этого имеем? Во-первых, то, что душегуб был прекрасно осведомлен о жизни и порядках обитателей дома. Во-вторых, он знал расположение комнат. О чем это говорит? Правильно! О том, что он неоднократно здесь бывал и, возможно, был добрым приятелем убитого.

Кто он? За то короткое мгновение, что я его видел, удалось рассмотреть немногое. С гарантией можно было сказать только то, что это коротко стриженный парень, одетый в темный спортивный костюм и ранее мне не встречавшийся. Оно и немудрено, живущих здесь знакомых мне аборигенов можно пересчитать по пальцам. Зато пузатому майору сия личность наверняка знакома. Отличного тетерева я приготовил ему на завтрак. Сейчас он стонет внизу, мастерски подбитый моей рукой. Посмотреть бы на него поближе, но нет. Возможно, он хитер и коварен. Нет никакой гарантии, что он не притворяется. Ждет не дождется, когда я открою крышку, чтобы вновь вероломно на меня напасть. Будет разумно потерпеть до утра, до прихода следователя, и только потом удовлетворить свое любопытство. А пока, сидя на крышке подполья, можно немного покемарить, не опасаясь за бегство пленника.

Проспал я недолго, не больше часа, и проснулся оттого, что бормотание и стоны подо мной внезапно прекратились. Озадаченный и встревоженный, я постучал в пол и громко позвал:

- Эй, мокрушник, чего затих?

- Да пошел бы ты... - неясно и глухо пробухал мне в ответ незнакомый голос.

- Материшься? - удовлетворенно спросил я. - Значит, живой. Значит, вскорости предстанешь ты перед судом за невинно убиенного раба Божьего Шмару. Скажи-ка мне по секрету, ты за что его завалил? Чего замолчал? Или, осознав великий грех свой, смиренно каешься и уповаешь на милость Божью? Напрасно, зело велико твое злодеяние. Какую ты корысть от того имел? Ответствуй.

- Заткнись! - посоветовал мне убийца и после продолжительной паузы добавил: - Нам не о чем с тобой говорить.

- Напрасно, батенька, а мне до утра, до прихода милиции, так хочется с кем-нибудь поболтать, пообщаться. Сам понимаешь, как скучно молча сидеть на крышке твоего склепа, даже не зная твоей биографии. Будь так любезен, расскажи о себе хоть что-нибудь.

Ответом мне было полное молчание. И дальше, как я ни старался, мне больше не удалось вытянуть из него даже слова. Вконец устав от бесполезного красноречия, сидя на крышке западни, сам того не замечая, я глубоко уснул.

Под покровом черной ночи огромная рыжая крыса неслышно кралась в Шмарину спальню. Я стоял в проеме окна за плотной портьерой и боялся шевельнуться. Я прекрасно знал, что крыса явилась с единственной и конкретной целью. Сейчас она его убьет. Но предотвратить это я не мог. Как и многие другие, я молча наблюдал за происходящим, страшась даже жестом выдать свое присутствие. Крыса вошла в его комнату, и каким-то чудесным образом мы очутились там же. Нам было хорошо видно, как осторожно она его обнюхивает, прислушивается к биению его сердца. Вдруг, заметив нас и на секунду замерев, крыса с пронзительным визгом впилась ему в горло, а в моей голове разорвалась граната.

* * *

- Да ты пей, пей, только не говори мне, что ты трезвенник!

Сквозь вату забвения до меня донесся знакомый голос, и прохладно-обжигающая жидкость клокочущим потоком забурлила в моей глотке.

- Ну вот и отлично, - заурчал тот же довольный голос, - если пьешь, значит, жить будешь. Эко тебя разделали, прямо как на мясокомбинате. Удивительно, как только тыкву не раскололи, видно, в рубахе ты родился.

- Что со мной? - с трудом раздирая спекшиеся веки, спросил я у толстого мужика, легкомысленно одетого в шорты и майку. - Что со мной случилось?

- Это я у вас хотел спросить, Константин Иванович, что здесь произошло?

- Кажется, меня кто-то чем-то ударил, - неуверенно предположил я.

- Я тоже так думаю, - согласился со мной майор, - причем ударили не ранее чем час тому назад, потому что кровь уже запеклась. Сейчас пять, значит, нападение было совершено не ранее четырех... Занятно. Вы посидите спокойно, а я попробую оттереть вашу физиономию водкой, будет немного больно. Тем временем вы постарайтесь вспомнить, что тут случилось. Похоже, отпуск у вас получился и впрямь насыщенным и интересным. Кто же это вас так...

- Вай-яй! - заорал я не то от боли, не то от вспыхнувшей вдруг картинки. - Да отстаньте вы от меня, майор, честное слово, вы идиот! Подо мной, в подполье, сидит не кто иной, как убийца, а вы занимаетесь глупостями.

- Успокойтесь, если он и был, то сейчас его там нет.

- Что за чушь вы несете?

- Это не чушь, кто-то, предварительно оглушив вас, помог ему скрыться.

- Если бы он оттуда вылез, то я бы сейчас не лежал на крышке подполья, - резонно возразил я, заставляя следователя задуматься. - Меня как шибанули, так я и завалился, даже в бессознательном состоянии охраняя преступника.

- Похоже, что вы правы, кровавых следов волочения вокруг вас нет. Изумленно глядя на меня, он перешел на шепот: - Неужели вы думаете, что он и сейчас там?

- Я в этом уверен, вентиляционные окошки слишком малы, через них может пролезть только мышь, если она не беременна.

- Ясненько, сидите здесь, а я из машины вызову наряд. Не беспокойтесь, я скоро вернусь, машина у ворот.

Со зверским видом, сжимая в руках фонарик, он вернулся через пять минут. Под мышкой, поверх полосатой матросской майки, майор прицепил кобуру. Единственное, чего ему не хватало, так это кривого турецкого ятагана, зажатого в крепких, прокуренных зубах.

- Ну, как он там?

- Не знаю, молчит пока, да куда он от нас денется.

- Это точно, если только лаз не подкопает, и то не успеет, сейчас ребята подскочат, мы его быстро оформим.

Ребята подъехали минут через десять и, оттеснив меня, занялись подпольем. Как будто это не я, а дядя Степа поймал убийцу. Обидевшись на них за такое бесцеремонное обращение, я уполз в комнату, издали наблюдая за их суматохой.

Чем-то они напоминали мне героев чеховского "Налима". Проведя над лазом небольшую, но содержательную планерку, трое, играя дубинками, разошлись по углам, а четвертый, выпростав пушку, заорал громким фальцетом, заранее всего страшась:

- Вы окружены! Бросайте оружие и выходите! В случае сопротивления будем стрелять без предупреждения. Выходите немедленно, даем вам три минуты!

Словно по команде, как в микроскоп, все четверо уставились на часы. По истечении отпущенных трех минут они вопросительно вылупились на безмолвствующий, равнодушный люк, в нетерпении поглаживая резиновые палки. Однако их ожидание успехом не увенчалось. Преступник упорно не желал не только покидать своего убежища, но и вообще вступать с ними в переговоры. И тогда господин Окунь, на правах старшего, подал знак - начинать!

Приоткрыв люк, тонкоголосый сержант закинул в подвал какую-то шипящую гадость, не иначе, как слезоточивую гранату или дымовую шашку. Все замерли в ожидании крика о помощи, но его не последовало. Опять, подобно гробнице, подполье молчало. Недоуменно переглянувшись, парни развели руками, а бесстрашный сержант, откинув крышку, легкомысленно включил фонарик и заглянул внутрь. Через минуту, глядя на его слезящуюся, растерянную физиономию, я понял, что он, кроме порции слезоточивого газа, получил и большое эмоциональное потрясение.

- А это... Мужики, там ведь никого нет!

- То есть как это "никого нет"? - оборвал его возмущенный Окунь. - Что ты такое болтаешь? Смотри внимательней!

- Да нет же никого! - добросовестно окунув голову в дырку, стоял на своем сержант. - Точно никого. Сами посмотрите.

Кряхтя, майор встал на карачки и, боязливо понюхав газ, смешанный со смрадом подземелья, робко посмотрел вниз. По мере того как он опускал голову, на его заднице читалось растущее недоумение, а потом и недовольство.

- Действительно никого, только ящики и пустые винные бочки, поднимаясь с колен, подтвердил он слова сержанта. - Ребята, детальный осмотр проведем через пятнадцать минут, когда немного проветрится, а теперь ступайте на воздух, покурите. Я сам вас позову.

- Ну-с, что вы на это скажете? - едва мы остались одни, ехидно спросил майор. - Может быть, вам все приснилось или вы ба-а-аль-шой шутник?

- Конечно, с детства обожаю юмор, - зло ответил я. - И только для того, чтобы вас насмешить, я собственноручно разбил себе башку шкворнем.

- Не шкворнем, а лопатой, - автоматически возразил майор, показывая мне не замеченную ранее лопату с черным коротким черенком.

- Хорошо, значит, лопатой я крою себе череп, дабы доставить господину Окуню райское наслаждение? Так по-вашему?

- Нет, конечно, но где обещанный вами мокрушник?

- Может, он затаился где-нибудь среди ящиков и бочек?

- Сейчас ребята посмотрят, но только я почти уверен, что ничего путного они там не найдут. Разве что затонувший в грязи труп. Он ведь не реагировал на газ. Расскажите подробно, как все произошло?

- С удовольствием, и думаю, что это сделать надо было давно. После того как мы с вами расстались, я около часа пробыл в комнате, в сотый раз обдумывая произошедшее.

- И что же надумали?

- Ничего путного, только заработал головную боль. Плюнув на это неблагодарное занятие, я вышел во двор подышать. Пробыл я там не очень долго, не больше получаса, а когда вернулся в дом, то мне послышался стук, как если бы кто-то резко прикрыл дверь. Нервы мои были на пределе, но, несмотря на это, я включил весь имеющийся свет и занялся осмотром комнат. Не найдя ничего подозрительного, я подумал, что звук мне померещился, и, успокоенный, хотел ложиться спать. Наверное, я так бы и сделал, если бы черт меня не дернул заглянуть в подполье. Едва только я открыл крышку, как мне навстречу прыгнул какой-то человек.

- Как он выглядел? Опишите.

- Это был парень с короткой стрижкой, одетый в темный спортивный костюм. За тот короткий миг это все, что мне удалось заметить.

- Вы сказали, короткий миг. Он что же, сразу вас ударил?

- Не он меня, а я его. Ногой по морде, а потом крышкой по башке. Он полетел вниз, а я сверху прилег отдохнуть. Вот, собственно, и все, если не считать короткого, но емкого диалога, состоявшегося между нами.

- И о чем же вы говорили?

- Я спросил, с какой целью он завалил Шмару, а он отправил меня на три буквы.

- Значит, вы слышали его голос?

- Большое счастье! - сварливо пробурчал я. - Лучше бы мне его не слышать. Из-за него меня чуть было не укокошили, и нет никакой гарантии, что они не повторят свои опыты.

- Вы думаете, преступник не одинок?

- Я теперь в этом не сомневаюсь. У него есть подельник, кто, как не он, оставил нам свое мерзкое орудие - лопату? Кто, как не он, помог преступнику бежать? Ведь по вашим данным, в подполье никого нет. Хотя на вашем месте я бы осмотрел его еще раз и более внимательно, есть у меня некоторые сомнения. А тем более вы их подтвердили, заметив, что следов волочения на полу нет!

- Это действительно так. Расскажите, как вы сидели на полу в момент удара.

- Лицом в эту комнату, а спиной в спальню, там, где я сплю.

- Значит, левым боком ко входу?

- Так точно, и я бы непременно заметил человека, входящего через дверь.

- Если принять ваши слова за истину, то я ничего не понимаю, получается какая-то немыслимая чепуха.

- Вот-вот, и я о том же. Одна версия исключает другую и при этом рассыпается сама. Посмотрим, что даст детальный осмотр.

Повторный осмотр подполья ничего нового не дал, кроме того, что на сходнях была обнаружена свежая кровь и грязные следы от галош. Это говорило о недавнем пребывании здесь человека и подтверждало мой рассказ. Отослав парней, майор вызвал кинолога и эксперта-криминалиста, хотя, на мой взгляд, решение это было несколько запоздалым.

Я оказался прав, доставленная через полчаса псина добросовестно обнюхала лопату, коридорный пол и, покрутившись на месте, уставилась на нас с немым вопросом. В ее глазах я явственно прочел: "И какого хрена вы меня сюда позвали?"

Приезд женщины-криминалиста оказался более результативным. Засняв следы галош на сходнях и счистив кровавые пятна, она вплотную занялась лопатой. После некоторых манипуляций с порошком она громко выматерилась:

- ... Козел, жирный боров, опять вещдок лапал... чтоб у тебя твои... руки отсохли... ты, баран. Ты что, специально это делаешь?

- Что ты, Танечка, что ты, - засуетился, затряс брюхом следователь, не может такого быть, с чего ты это взяла?

- Да тут невооруженным глазом видно, а я твои поганые, жирные папилляры уже наизусть знаю, скоро они мне сниться будут. Ну чего ты, как любопытная баба, все хватаешь и в рот тянешь? Дождешься ты у меня, Окунь, накатаю на тебя рапорт.

- Прости, Танечка, бес попутал, больше такого не повторится.

- Не повторится, который раз слышу, - проворчала криминалистка, внимательно обнюхивая, просматривая и облизывая грязную лопату. - Твое счастье, жирный сазан, преступник работал в перчатках, предположительно в шерстяных, предположительно бирюзового цвета. Судя по ржавчине на штыковой части лопаты, ею давно не пользовались, а судя по въевшейся черной пыли, можно предположительно сказать, что ранее она использовалась для погрузки угля. Еще на ней обнаружено четыре седых волоса и бурые пятна, похожие на кровь. Подробнее я смогу сказать о них после анализа.

- Не надо, - мрачно вмешался я. - Это мои волосы и кровушка моя.

- Отлично, это значительно облегчит мою задачу, всего хорошего.

Выдрав из моей головы еще несколько волосинок и упаковав лопату, матерщинница уехала, оставляя меня наедине со смущенным следователем.

- Интересная манера разговора у этой дамы, - поделился я своими впечатлениями. - Наверное, у нее было трудное детство и отец не вылезал из тюрем.

- Ага, труднее некуда, - со вздохом согласился Окунь. - Папаша ее был вторым секретарем горкома, тяжело жилось, так тяжело, что я из жалости на ней женился.

- Сочувствую. У самого жена - дочь бывшего начальника милиции. Однако ваша супруга подала дельную мысль относительно лопаты. Удивляюсь, как мы сами до этого не додумались.

- За всем не уследишь, я понимаю, о чем вы говорите. Вы имеете в виду угольную пыль, въевшуюся в черенок?

- Именно так. Насколько я понимаю, господин майор, дома здесь давно отапливаются газом. Или мои наблюдения ошибочны?

- Нет, это действительно так, газовое отопление у нас уже лет десять, и мне непонятно, откуда могла выплыть лопата.

- Очевидно, ее принесли с собой.

- Не думаю. Представьте себе, Константин Иванович, вы собрались на мокруху и через весь город тащите с собой метровый шанцевый инструмент. Мне кажется это неправдоподобным.

- Полностью с вами согласен, но тогда где он мог ее взять?

- Скорее всего, здесь, правда, я не заметил ни одного угольного сарайчика.

- Может быть, раньше уголь держали в подполье? - поделился я своими соображениями, но тут же сам их отбросил: - Нет, не получается. Во-первых, вход в него перекрывал я сам, во-вторых, там болото, и в этом случае лопата была бы мокрой, и, наконец, третий аргумент: он никак не мог прежде ударить меня лопатой, за которой ему только предстояло спуститься.

- Константин Иванович, - задумчиво глядя мне в глаза, проговорил Окунь, - а ведь вы, наверное сами того не подозревая, подали мне замечательную идею! Если мы ее проработаем и она принесет нам ожидаемые результаты, то нам многое станет понятно. Вы ходить можете?

- Смотря куда - если по бабам, то с удовольствием.

- Нет, гораздо ближе, вокруг дома.

- Странный у вас маршрут для утреннего променада, но я к вашим услугам.

Начиная с фасада, мы не торопясь шли по периметру метрового фундамента. Теперь и я понимал цель нашего путешествия - майор искал сарайчик для хранения угля. И мы его нашли в задней части дома на территории курятника. Вход в него издали был незаметен, его скрывал бурно разросшийся кустарник, и, только подойдя вплотную, мы заметили небольшую, дряхлую дверцу. Возле нее виднелись четкие и свежие следы галош. Сомневаться не приходилось - недавно здесь кто-то побывал.

- Может быть, опять пригласить кинолога? - разумно предложил я.

- Не стоит, в лучшем случае собака приведет нас в дом, да и только, а это я и без нее теперь прекрасно знаю.

Осторожно, не касаясь ручки, майор открыл дверцу. Удивительно, несмотря на то что ею давно никто не пользовался, она открылась мягко и без скрипа. Это лишний раз подтверждало - убийство готовилось заранее. Сарайчик за домом оказался довольно большим, но каким-то несуразным. При десятиметровой длине он имел не больше двух метров в ширину. При свете фонарика первое, что бросилось в глаза, была куча спрессованного угля столетней давности. У ее основания лежало два собачьих трупа - недаром исчезновение барбосов не давало мне покоя целую ночь.

Странно, но ни одного окурка, ни одной конфетной обертки обнаружить нам не удалось. Зато умный следователь нашел нечто более существенное. У длинной стенки, граничащей с основным подпольем, почти вровень с полом он наткнулся на дно большого бочонка. Это обстоятельство нас крайне заинтересовало.

- Константин Иванович, вам не кажется это немного неестественным?

- Кажется, прямо как в детской загадке: "Утка в море, а хвост на заборе". Если мы видим хвост, то где же сама утка?

- Думаю, мы ее найдем, и тогда загадочка разгадается сама собой. Вы как думаете, куда это донышко открывается?

- Думаю, наружу.

- А вот и не угадали.

От майорского пинка бочоночный кругляш провернулся на вертикальной оси, открывая нам путь в подполье. Громко заржав, весьма довольные друг другом, мы покинули коварное подземелье, чтобы по стаканчику выпить за наш ум и прозорливость.

- Ну вот, теперь все встает на свои места, - кромсая персик, изрек Окунь. - Можно нарисовать подробную схему-картинку его действий. Может быть, как непосредственный участник, это сделаете вы? Тем более отныне я почти полностью вам доверяю. Вы теперь почти вне подозрений.

- Не понимаю вас, а что же, до сего момента вы меня...

- Да-да, именно так, вы были одним из основных подозреваемых, и знаете почему? Во-первых, человек вы приезжий, вполне подходите на роль наемного убийцы. Второе, вы уволены из органов за неблаговидное поведение, значит, опять-таки могли пойти на преступление. И третье, работали вы следователем, а значит, могли обстряпать дело таким образом, что у любого сыскаря были бы только битые карты. Ну и еще, на гарнир, ваша пляжная дама полностью отрицает знакомство с вами. И наконец, последнее: пирожник Прокопчук вчера вечером уже вспомнил, что видел, как вы вернулись домой в десять часов утра. Согласитесь, букет достаточный для самых серьезных подозрений.

- Ваши подозрения, уважаемый господин Окунь, я бы мог отмести за полчаса, но не хочется попусту тратить время, мы отвлеклись, а мне бы действительно хотелось воссоздать схему, по которой действовал преступник. Если вы не возражаете, я начну.

Итак, вчерашней ночью, пользуясь нашим пьяным сном, преступник травит собак и проникает в сарай, где смирно сидит всю ночь, вплоть до того, как опохмеленные хозяева, предварительно поругавшись, расползаются по своим спальным местам. Тогда он проникает в дом, вероятнее всего, через окно моей комнаты. Убедившись, что его потенциальная жертва беззаботно дрыхнет, он делает свое грязное дело и, чтобы не рисоваться, тем же путем уходит в сарай, где ему предстоит отсидеться до темноты.

- Нет, тут я могу вам возразить, уважаемый Константин Иванович, до темноты сидеть ему было никак нельзя. Он прекрасно знал, что труп Шмары будет обнаружен в самое ближайшее время и тогда начнется большой переполох, который может для него плохо кончиться. Тут что-то другое, скорее всего, ему помешало какое-то непредвиденное обстоятельство. Может быть, Прокопчук? Нет, о его постоянном присутствии он наверняка был осведомлен. А если так, то через калитку он уходить не собирался. Тогда как? Ему оставался единственный путь - через огород, через лиман.

- Простите, но вы совсем недавно говорили, что пути через тот обрыв нет.

- Говорил и говорить буду. Подняться по нему невозможно, все осыпается, но вот спуск вполне допустим. Итак, его отступлению через огород кто-то (пока это не важно) мешает, причем мешает довольно продолжительное время, вплоть до вашего прихода. Вы согласны со мной? Отлично, потом очередной помехой для него становится прибытие патруля, а в дальнейшем и оперативной группы. После их отъезда он по каким-то причинам снова не может выбраться, хотя, казалось бы, теперь это сделать проще простого, ведь Прокопчука увезли и у него открыто два пути отхода.

- Он не мог выскочить, потому что к моменту их отъезда я вернулся домой. Да, я вернулся в дом, и мне почудилось, что в нем кто-то есть. Спрятавшись за портьеру, я застыл в ожидании, потому как с одной рукой ничего другого мне не оставалось. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не появилась Ирина. Громко стукнув калиткой и входной дверью, она протопала именно в эту комнату и остановилась у моей портьеры. Выглянув, я подал ей знак молчания и шепотом объяснил причину. Она испугалась до чертиков и кинулась в коридор за топориком. Я уже хотел бежать следом, но она, безумно хохоча, явилась сама. За шиворот она держала котенка, виновника таинственных звуков, исходивших из моей комнаты. Ну а после ее ухода у меня вновь возникло неприятное ощущение.

- Какое конкретно?

- То же самое, мне показалось, что в доме я не один. Я досконально проверил каждый уголок, но ничего не обнаружил. Оставалось подполье. Когда я его открыл, появились вы, причем неожиданно и тихо, со спины, как опытный вор.

- Да, я немного вас напугал, но к делу это не относится, эпизод со мной вы можете опустить, и так понятно, что в это время он вынужден был затаиться и дышать в тряпочку. А вот после моего ухода он, очевидно, решил предпринять какие-то активные действия.

- После вашего ухода я вышел в огород и расположился на лежаке неподалеку от него. Наверное, это опять помешало ему выбраться на свободу через сарай, и тогда он предпринимает рискованный ход. Перебравшись в подполье, он пытается уйти через коридор, и опять неудача. В дом вхожу я, причем открываю крышку подполья и, более того, нокаутирую его и запираю в каменном мешке. Парень в панике, его засекли. Он понимает, что в любой момент я смогу его опознать. И тогда он решается на крайнюю меру. Выбравшись через сарай, с лопатой наготове он неслышно пролазит в окно моей комнаты, подходит ко мне со спины и, улучив момент, убирает свидетеля, то бишь плющит мой затылок. Только непонятно, почему он ударил плашмя? Ребром было бы куда как эффективней.

- Это уже детали. Мне интересно другое: если он так свободно ориентировался в доме, о чем это говорит?

- Да все о том же: убил кто-то из своих, а мы вернулись к тому, с чего начинали. Получается сказка про белого бычка. Мы тупо топчемся на месте. И ничего не знаем о делах действительно творящихся.

- Ладно, Гончаров, отдыхайте, а после обеда я к вам еще зайду, может быть, что-то прояснится.

* * *

Часов до одиннадцати я проспал как убитый, а когда проснулся, бодрый и посвежевший, уже вовсю палило солнце, обещая очередной злой и знойный день. Первым моим позывом было пойти на пляж, но, потрогав свою разбитую рожу и распухшую руку, я сразу же отказался от этой привлекательной мысли.

Я умывался, когда во дворе появился страдающий Прокопчук в окружении охающей супруги и влиятельного сыночка. Несправедливо репрессированный пирожник был несчастен и злобен. Торжествующе посмотрев на меня, он гневно изрек:

- Правда восторжествовала, и вам не удастся засудить безвинного человека, не на того нарвались, а вот вы ответите по всей строгости закона. Володенька, перед тобой сообщник следователя Окуня, это с его помощью твоему отцу хотели пришить дело. Думаю, тебе нужно заняться им всерьез. Тот еще гусь, вполне возможно, что он был в сговоре с хозяйкой, а может быть, и лично, своими руками завалил Валеру. Смотри, какая у него уголовная рожа, для него человека угробить - что тебе чебурек скушать. Недаром хозяйка заорала, что это он убил. Чего лыбишься?

- Здравствуйте, Валентин Иванович, - вежливо ответил я, - со счастливым возвращеньицем. А это кто с вами? Я так понимаю, сынишка будет. Здравствуйте, Володя, с приездом. Папашины слова не принимайте буквально. То не он - обида в нем говорит. Проходите, будьте как дома, я теперь на правах хозяина. Располагайтесь, а мне, прошу прощения, идти нужно.

- Куда, если не секрет? - подозрительно спросило юное, высокомерное создание.

- А вы кто будете, если не секрет? - в тон ему осведомился я.

- Юрист, - помявшись, неопределенно ответил он.

- Я сражен! А где практикуете?

- Частная нотариальная контора.

- Мое почтение, я пошел, ведите себя хорошо и не шмонайте по чужим буфетам.

Скука курортного городка, помноженная на полуденный зной, действовала удручающе. Полуголые отдыхающие, высунув до асфальта языки, тупо тащились с пляжа. Протиснув сквозь штакетник черную пипку носа, на них равнодушно взирал изможденный волкодав. На территории дома отдыха стояло звенящее безмолвие. Измученные курортники расползлись по палатам, надеясь в их относительной прохладе обрести покой. И только четверо парней лениво тащили лист шифера на крышу беседки. Ими вяло руководил седой толстый директор. В одном из зодчих я признал Сергея Грачева. Он тоже заметил меня и, спустившись вниз, отвел в сторону. Огляделся по сторонам, откашлялся и нерешительно начал:

- Вы это, Константин Иванович, ну, в общем, позавчера мы здесь вам наговорили черт знает что...

- Не помню. А что вы мне говорили?

- Ну, про Шмару всякие глупости. Ирина плела о том, что киллера хотела бы нанять. Еще всякую чепуху. Это она просто от отчаяния... Мы бы на такое никогда не пошли. Просто так получилось... Совпадение... Говорят, язык мой - враг мой. Понимаете меня?

- Не совсем, говори конкретней, не жуй сопли, афганец.

- А куда уж конкретней? Позавчера мы вам весь вечер талдычили, что хотим его смерти, а на следующий день в десять часов его убивают тесаком в грудь. Тут любой скажет, что это наших рук дело.

- А чьих же? Посуди сам, кому его смерть была нужнее всех? Только вам! К тому же убийца хорошо знал расположение дома.

- Но теща тоже знала планировку дома и тоже хотела его смерти.

- Неужели ты думаешь, я поверю, чтобы хрупкая женщина насквозь проткнула его тушу? Нет, Сергей, там орудовал опытный мастер своего дела. Подобное ему приходилось совершать не раз. Ты, кажется, служил в Афганистане?

- Да, по контракту, но какое это имеет значение? На что вы намекаете?

- Я не намекаю, я просто спрашиваю. Почему это тебя так взволновало?

- Потому что вижу, куда вы гнете.

- Я никуда не гну, гнуть тебя будет товарищ майор. Я просто хотел спросить, откуда тебе известно, что Шмару убили в десять часов и именно тесаком? Насколько я понимаю, тебя еще не опрашивали.

- Господи, да об этом уже вся улица трещит. О том, что вас ударили ножом, я тоже знаю. Я к вам еще вчера хотел заглянуть, да только все некогда было.

- Да что ты говоришь, а мне казалось, что мы вчера встречались, что именно со мной ты вел легкий, непринужденный диалог из подполья. Сознавайся, шалун, это ты дроболызнул меня лопатой по головке?

- Вы ненормальный, похоже, что вас стукнули на совесть. Только запомните: ни вчера, ни сегодня я не отлучался с территории дома отдыха ни на секунду. И это могут подтвердить многочисленные свидетели. Весь день, до позднего вечера, я работал на крыше, у всех на виду. А после того, как стемнело, примерно с десяти часов до трех ночи я крутил дискотеку. Вас устраивает мое объяснение?

- Может быть, меня оно и устраивает, но есть еще следователь Окунь. Как будет настроен он? Мужик неглупый, веди себя с ним поосторожнее.

- Понятно, и как мне следует понимать ваше предупреждение?

- Понимай как хочешь. Мне еще нужно поговорить с Ириной, приведи ее.

- Это невозможно, час тому назад она уехала на вокзал.

- Еще лучше! - тихо, но внятно выматерился я. - Да откуда же такие дуры берутся, она что - совсем не соображает, что сейчас ей нельзя уезжать ни при каких обстоятельствах? Она и так на карандаше, а ее отъезд только усугубит дело.

- Но... Подождите, она никуда не собирается уезжать. Она поехала встречать моего брата. Уже скоро должны прибыть. Кстати, хорошо, что напомнили, нужно его как следует принять. Вы идите к вагончику, а я отпрошусь у шефа.

Подходя к знакомому вагончику, я размышлял о том, имел ли я право своими вопросами заранее настраивать Сергея на предстоящую встречу со следователем. Вполне возможно, что я только что помог преступнику обозначить основные болевые точки, по которым будет бить Окунь. Но почему преступнику? Он заявляет, что весь вчерашний день проторчал на крыше, на глазах у всей публики. Это обстоятельство нельзя сбрасывать со счетов. Нет, я вполне допускаю, что можно незаметно ускользнуть на полчаса, даже на час, но на весь день? Тут можно не сомневаться - в подполье Сергея не было. Ирины тоже, потому что лупил-то я по морде мужика. Из этого следует, что они не виновны? И кто же виновен? Случайный прохожий? Полная чушь, господин Гончаров. Тогда объясните мне странную, заранее совершенную кражу ножа. Объясняю: он был выкраден Ириной и Сергеем. Выкраден и вложен в руку наемного убийцы с тем, чтобы подозрение пало на Зою Федоровну. Кажется, к такому выводу мы уже приходили, но что-то нам в нем не понравилось. А что? Стоп, дорогой Константин Иванович, почему мы зациклились на Шмариных родственниках и совершенно забыли о его дружках? Наверняка при его характере найдется несколько обиженных им парней. А в друзьях он не очень разборчив, и среди них вполне мог найтись один, способный взяться за нож. Хорошая идея, надо будет поделиться ею с Окунем.