Глава 34 Аннигиляция

Сущность рассеялась мгновенно. Будто ветер в пустыне, она пронеслась по локусу с нечеловеческим воплем ужаса и боли, а затем резко стихла. И на этот раз насовсем.

— А нельзя было чуть менее кровожадно? — спросил я, с трудом подавляя рвотные позывы.

Аргус по обыкновению ничего не ответил, лишь преломил бровь и, привычным для себя жестом сложил серпы за спиной. Спокойно переступив кровавое месиво, которое язык не поворачивался назвать двумя половинками некогда вполне себе целого Измы, он направился ко мне.

Останки мекта внушали неподдельное отвращение, но все равно каким-то магическим образом притягивали к себе взгляд. Кем он все-таки был? Виновником или жертвой? Тень сама говорила, что действовала уговорами и хитростью, значит намеренно искала наиболее податливый разум. Тот разум, который откликнется на ее призыв изменить устоявшийся порядок вещей. И если бы Изма не был таким изначально, то, быть может, все по итогу сложилось бы иначе? Кто теперь сможет на это ответить?

Я вздохнул, сокрушенно покачав головой. Этими вопросами можно было задаваться вечность.

Тем временем Аргус, со все той же молчаливой сосредоточенностью мрачно оглядывал мои конечности, насмерть увязшие в поручнях центра управления. Забавно, но облик дивного пепельного голема, который я на себя невольно примерил, его, кажется, совершенно не волновал.

— Я могу их разрубить, — уверенно сказал он после тщательного осмотра. — Потом что-нибудь придумаем.

«Что например?» — хотел спросить я, но передумал. На самом деле то, вот что я теперь превратился волновало меня меньше всего. Пускай от Измы и его во всех смыслах навязчивого хозяина мы избавились, осталась еще целая прорва кораблей где в эту самую минуту уютно обживались полчища других и ничуть не менее зловредных Теней. Поэтому лишь отрицательно качнул головой:

— Работа еще не окончена.

Аргус слегка нахмурился.

— Ну так заканчивай. К чему тянуть?

Я снова вздохнул. Он не понимал. Ну, ничего страшного. Поймет, когда придет момент. А пока…

— Тебе лучше уйти, — сказал я уверенно. — «Шепот» улетел, но корабль гончих должно быть еще в ангаре. Если поторопишься, сможешь убраться отсюда до того, как все по-настоящему закрутится.

Лицо стража потемнело и он выпрямился, спросив очень-очень холодно:

— Что это значит?

В третий раз вздохнув, я зажмурился. Как объяснить, что собираешься разнести здесь все к чертовой матери, включая самого себя, и не выглядеть при этом нелепой жертвой и мучеником? Мне было плевать, что скажут другие, но вот о том, что так может решить Аргус, думать почему-то оказалось сильно неприятно.

— После всего, что натворил, я не могу уйти, не попытавшись это исправить, — проговорил я наконец. — Способ я, кажется придумал, но вот только не знаю, насколько разрушительным он может оказаться… Да и вообще хватит ли сил, не знаю. Высока вероятность, что все, что окажется в радиусе нескольких десятков световых лет будет уничтожено. Включая эту самую Обсерваторию.

— И тебя, — понимающе закончил Аргус. Забавно, но при этом выражение его лица сделалось каким-то умиротворенным. Как если бы он ждал и боялся услышать в моих словах нечто крайне для себя неприятное, но не услышал. — Я понял. Хорошо. Делай, что должен. — И просто встал со мной рядом, скрестив руки на груди, а серебристый взгляд устремив на полчища звездолетов, видневшихся за иллюминатором. Единицы из них уже запускали двигатели.

Я моргнул. Потом еще несколько раз, а после с легким изумлением спросил:

— Что это ты делаешь?

Аргус повернул голову и глянул на меня так, что я моментально почуял себя конченым идиотом.

— Жду, — ответил он невозмутимо.

Я подскочил на месте (фигурально выражаясь, потому что в моем нынешнем положении сделать это было крайне непросто) и завопил:

— Чего ты ждешь? Убирайся отсюда! Или ты не понял, что я собираюсь здесь все разнести?! Пока еще есть время беги и скройся где-нибудь в гипере…

— А потом?

Его резкий вопрос застал меня врасплох. Я раззявил рот:

— Чего?

Лицо стража оставалось по-прежнему невозмутимым, но голос вновь засквозил космическим холодом:

— Что я буду делать потом, когда все исчезнет? Куда должен буду податься?

Я чуть призадумался. По привычке. Даже успел представить себе Аргуса вдохновенно пинавшего белый песок на берегу сапфирового океана где-нибудь в Оке Манат и тут же отмахнулся от видения. Такая безмятежная жизнь точно не по нему.

— Ну-у… не знаю. Сам как-нибудь решишь, — промямлил я. — Отыщешь Гию, с ней что-нибудь придумаешь. Вряд ли она вернется обратно на Саул, но мало ли…

Аргус, снова отвернув взгляд, возразил:

— Гие есть на кого тратить свое время.

Я собирался было уточнить, о ком речь, но потом быстро вспомнил Затворника… Мысль о лейре напомнила мне, что с исчезновением Теней уйдет и вся его сила… и сила шаманов с Оджия-Прайм и прочих… Вся магия этого мира исчезнет. Но зато останутся те, кому будет что о ней порассказать…

Я вгляделся в Аргусов профиль. На самом деле я давно успел изучить это надменное, несколько грубое, временами чересчур чувственное, но при этом в чем-то даже красивое лицо, и никогда прежде не замечал на нем столь твердой убежденности. Даже когда страж жаждал смерти Мекета, он не выглядел таким… удовлетворенным, что ли, таким уверенным в собственной правоте. Более того, этот сумасшедший, кажется, был рад тому, что скоро умрет! Вместе со мной. Как самый настоящий благородный мученик.

А еще я вдруг предположил, что может он?.. Но даже закончить мысль себе не позволил, потому что уж слишком нелепой и фантастичной она казалась.

— Как хочешь, — сказал я и, быстренько встряхнув головой, чтобы разогнать дурацкие мысли, наконец занялся тем, чем и должен.

Отыскать мужество, чтобы совершить последний отчаянный шаг оказалось в разы проще, чем собрать в кучу внутренние резервы, откуда можно было зачерпнуть сил. Теневой выброс, случившийся после того, как я позволил Двери распахнуться в наш мир, породил несколько аномалий, по большей части нацеленных на мой ихор. Вселенные не любят, когда их смешивают, и потому всегда защищали себя на фундаментальном уровне. Самим Теням пришлось искать выход, чтобы обойти этот постулат. Он отыскался в оболочках из плоти и крови, которыми они могли бы управлять. Я же, грубо говоря, будучи творением двух миров, оставался беззащитным и перед тем, и перед этим.

С нашим-то ладно. Созданное вместо утраченной оболочки тело ограждало от очевидных проблем, вроде превращения в бесполезное и безвольное теневое желе. А вот с чужим… Я уже превратился в чудовище, место которому в Риоммском музее вселенских кошмаров, однако дальнейшее взаимодействие с машиной Обсерватории неминуемо должно привести к окончательному и бесповоротному уничтожению. И вот, похоже, именно этому и противился ихор. Будто ожив, он ускользал от ментальных попыток захватить его. Растворялся, как истинный дым. И не желал возвращаться.

После, наверное, сотой попытки подчинить черно-красные сгустки собственной воле, я застонал.

— Не получается! У меня ничего не получается!!!

Аргус, молча приблизившись, точь-в-точь как я в Преддверии, опустил ладонь на мое плечо и убежденно сказал:

— Получится. — И, внимательно заглянув мне прямо в глаза, мягко добавил: — Я знаю.

Я всегда считал такую поддержку банальностью, избитым до смерти клише, которым рассказчики выжимают слезы из слишком впечатлительных слушателей. Но я ошибался (и не впервые), и теплые слова друга, плечом к плечу с тобой готового встретить смерть, окрылили.

То, чем я стал, по идее, должно было лишиться способности пускать слезу, и тем не менее предательски защипавшие глаза не оставили сомнений в том, что человек во мне еще жил. И именно он, после всех совершенных ошибок, дал мне уверенности, чтобы снова вернуть себе власть над ихором. И чтобы вновь ухватиться за поводья и направить ситуацию туда, куда мне было нужно.

Я чувствовал, как снова ожили механизмы Обсерватории. Очередной волной энергии, слегка всколыхнувшей настил у нас под ногами, она заставила механизмы громыхнуть и протестующе, словно они понимали, что им предстояло совершить, заскрипеть.

— Поторопись, — вдруг сказал Аргус.

Его взгляд, вернувшийся к иллюминатору, оказался прикован к одному из риоммских акашей, на всех парах мчащегося в сторону локуса. То ли из-за гибели сущности, захватившей тело Измы, то ли причина была иной, но Тени явно почуяли, что им грозит и решили предпринять отчаянный ход. Силовое поле, окутывавшее саму Обсерваторию непроницаемым барьером, не позволяло им просто расстрелять ее издали, а вот протаранить на всей скорости — запросто.

И поэтому пришлось удвоить усилия.

Будем считать, что у меня открылось второе дыхание. Когда стоишь за чертой, а в твоих руках без малого судьба Галактики (а то, чего скромничать, и целой Вселенной) волей-неволей почувствуешь себя непобедимым. Страх, боль и усталость? Я позабыл, что это такое в тот миг, когда ихор вновь напитал каждую гайку и каждый шов Обсерватории темной энергией.

Всю конструкцию уже колотило в предсмертных судорогах. Перенасытившись ихором, она не выдерживала его силового напора и начинала потихонечку перегружаться. Крейсер Риомма от нас отделяли считанные километры. Учитывая его среднюю скорость, до конца оставались секунды. И я решил использовать их с толком.

Я позвал:

— Ди?

— Что?

— Тебя же, вроде как, ничего не берет, верно? Так вот, на случай, если вдруг выживешь, пожалуйста, передай от меня Диане привет.

Лицо стража в тот миг нужно было видеть! Дичайшая смесь изумления, возмущения и раздражения — во всех смыслах изумительный портрет!

— Да что ты за человек?!

Но я лишь подмигнул ему, а после запрокинул голову и засмеялся. По телу распространилась незамутненная легкость, какой не ощущалось даже в призрачном Преддверии. Я был на подъеме. И я посмотрел на него так, чтобы он наконец-то все понял. И сказал:

— Я тот, кто…

И я конечно же не успел договорить.

Критическое перенасыщение Обсерватории энергией и столкновение с акашем случилось как по заказу — синхронно. Я успел увидеть, как острый нос крейсера вгибает внутрь прозрачную стенку иллюминатора, а потом отпустил вожжи и вместе со всем, что находилось ближе, чем на световой год, исчез во вскипевшим черно-красным облаком взрыве.

Загрузка...